К тому времени, как путники закрыли все жертвы одеялами, взятыми из их келий, спустилась ночь. Взмахнув рукой, Невин зажёг над алтарём мерцающую сферу золотого света, однако ни Амир, ни Прейд, казалось, не заметили этого. Оба молодых человека побледнели и тряслись от ярости.

– Что за гнусные ублюдки, эти шлюхины дети! – выпалил Амир. – Убить стариков! Скрипящих, древних… о мой господин! Бедняги могли защитить себя не больше, чем свеча растаять в третьем кругу ада!

– Это гложет мою душу! – ревел Прейд. – Мы отыщем убийц, мой господин?

– Искреннее надеюсь, что да, парни. Готов поспорить на что угодно: этих людей зарезали просто для того, чтобы они не смогли предоставить нам убежище.

И только тогда печаль хлынула в полную силу. Невин ощутил ярость и жгучее, подавляющее чувство вины: эти мудрые старцы умерли из-за него… Но ведь не только из-за него одного, напомнил он себе. Скорее, из-за мерзкого зла, которое заразило острова и разъело их, подобно тому, как гниль разъедает корабельные доски. Невин дрожал, его сердце сильно и быстро стучало, и он почувствовал, как холодеет и твердеет, словно меч, вырезанный изо льда. Духи Эфира собрались вокруг него, как летний шторм, они трещали и шипели в воздухе, они носились вверх-вниз по стенам в голубом огне молний.

– Клянусь всеми моими святыми клятвами: те, кто убил этих несчастных, заплатят цену кровавой монетой.

Когда его голос эхом отдался в тихом святилище, вспышка слепящего белого света взорвалась над алтарём с острым и едким запахом молнии. Прейд и Амир упали на колени одновременно от благоговейного трепета и ужаса.

– Боги засвидетельствовали мою клятву. Пусть будет так! Три сильнейших удара грома прогрохотали и прокатились по святилищу.

Если бы Невин приехал один, то он шёл бы пешком всю ночь в своей священной ярости, чтобы добраться до Пастедиона, однако теперь с ним были люди и животные, за которых он отвечал. Они все провели беспокойную ночь – казалось, даже лошади поняли, что случилась беда. Они разбили лагерь у скалы. Хотя остальным удалось заснуть, Невин не ложился и все расхаживал вдоль реки, когда нёс вахту более чем одним способом.

Утром никто не ворчал, когда Невин настоял, чтобы ни тронулись в путь пораньше. Торопясь, они добрались до Пастедиона задолго до заката солнца, как раз когда город просыпался после обеденного сна и горожане направлялись к рыночной площади, чтобы сделать покупки и обменяться сплетнями. Встречные оборачивались и смотрели на группу хорошо вооружённых, мрачных всадников, которые процокали по улицам к дому архонта. Все они спешились во дворе, где росли кипарисы и были установлены мраморные фонтаны. Когда пара раздражённых с виду слуг выбежала и объявила, что архонт Граффейо никого не принимает, Невин схватил ближайшего несчастного за тунику и поднял его над землёй.

– Передай ему, что лорд Галрион из Аберуина приехал сюда по очень важному и не терпящему отлагательств делу, касающемуся гвербрета упомянутого города, и что он к тому же привёз ужасные новости. Все старые жрецы, которые служили Отцу Волн на скале, убиты. Понял?

Раб завизжал и неистово закивал.

– Хорошо. А теперь приведи его сюда. Вскрикнув, раб высвободился из хватки старика и бросился во дворец, словно демоны пинали его сзади. Невин улыбнулся, скрестил руки на груди и стал ждать.

Хотя освобождение раба на островах обычно является весёлым делом – от бывшего хозяина ожидается, что он закатит хороший пир для друзей и родственников, – после короткой церемонии, в результате которой Родри стал свободным человеком, у Джилл и остальной компании не было никакого настроения праздновать. Они сидели с мрачным видом в гостевом доме, время от времени пускаясь в споры о том, что же им делать дальше, когда брат Меррано ворвался с новостью.

– Родри, во дворце архонта находится человек из Дэверри, который заявляет, что он – один из твоих приближённых. Некий лорд Галрион.

– Кто? – Родри бросил взгляд на Джилл, которая только удивлённо пожала плечами. – Я никогда раньше не слышал этого имени.

– Звучит, как имя из древней хроники, – вставил Саламандр.

– Я об этом ничего не знаю, – сказал Меррано с прежней резкостью. – Но он привёз с собой отряд вооружённых людей, и архонт боится, что он начнёт рубить головы, если ты там не появишься лично и не успокоишь его.

– Ну, это впрямь очень похоже на человека из Элдиса, – Родри встал и улыбнулся. – Хорошо. Пойдём, поприветствуем его.

Дорога от храма до дворца архонта составляла только пару сотен ярдов, но Джилл показалось, что она растянулась на века. Когда они пробирались через вечерние толпы, держась для безопасности плотной группой, с Родри в самом центре, Джилл видела наёмных убийц в любой тени и на каждой крыше. И все они, как ей представлялось, только и ждали шанса лишить Аберуин законного наследника. Её нервы стали сдавать, и она была почти в истерике, когда они добрались до дворца и обнаружили, что архонт вызвал свою вооружённую охрану. У ворот дежурили два копьеносца, ещё два стояли у двери в великолепный каменный дворец. При виде их Гвин на мгновение застыл. Саламандр дружески положил руку ему на плечо и прошептал:

– Кто-то здесь может тебя узнать?

– Не должен. Но никогда не знаешь наверняка…

– Ну, если придётся врать, предоставь это мне. Я – мастер этого дела.

Гвину удалось улыбнуться, и он позволил провести себя в зал для приёма гостей архонта, где каждый звук отдавался эхом. Зал был ярко разукрашен пурпурными и золотыми плитками. На полу у возвышения сидели десять человек из Дэверри. На подушках они явно чувствовали себя неуютно. Гости потягивали вино из непривычных для северян кубков. Джилл схватила Родри за руку и сжала её.

– Все эти люди служат тебе. Веди себя так, словно их помнишь. Блондин со шрамом над глазом – Амир. Обязательно назови его по имени.

Но стоило ей поднять глаза на возвышение, как все её мудрые советы застряли в горле.

– Невин!

Она обнаружила, что бежит по длинной комнате, как ребёнок, не думая ни о протоколе, ни о вежливости. С трескучим смехом старик встал, чтобы встретить её, и сошёл с возвышения, когда она бросилась ему в объятия.

– О, Невин, Невин, ты даже не можешь представить, как я рада увидеть тебя!

– Догадываюсь, дитя. Ну, ну, не плачь. Мы ещё поборемся и выиграем.

Потрясённая, Джилл поняла, что действительно плачет. Когда она вытерла глаза рукавом, Невин достал из штанов одну из своих обычных жутких старых тряпок, чтобы она воспользовалась ею как носовым платком. Это была такая знакомая и обычная вещь, что она сработала лучше, чем мощный талисман, который источает здравый смысл и смелость в окружении чёрной магии. Джилл очень не хотелось возвращать платок.

– А теперь нам лучше соблюсти формальности, – прошептал Невин.

Он взял её за руку и провёл на возвышение, где стоял удивлённый архонт. Люди Родри тоже поднялись на ноги, но они собирались вокруг гвербрета, они все пытались до него дотронуться и доказать себе, что он реален, он жив и находится с ними. Некоторые открыто плакали, большинство сохраняли молчание. Посреди суматохи Джилл обратила внимание на Гвина, который стоял в стороне. Она подумала, что всегда будет помнить боль, что появилась у него на лице. У Гвина был убитый вид человека, который понимает, что он здесь – посторонний, отверженный. Затем это выражение ушло – Гвин словно бы проглотил его, и на его лице опять не выражалось никаких эмоций. Но в этот миг Джилл нашла в себе силы пожалеть его.

– Простите меня, господин, – обратился Невин к архонту. – Это моя внучка и невеста гвербрета. За нею вы видите сводного брата гвербрета.

Когда Граффейо, тучный маленький человечек, довольно светлокожий, поклонился ей в стиле Дэверри, Джилл удалось изобразить реверанс. Саламандр улыбался так надменно, что она не могла винить архонта за его кислую мину.

– Я очень хорошо знаком с этим человеком, лорд Галрион, – проворчал Граффейо. – Но где же сам гвербрет?

– Здесь, – Родри широкими шагами прошёл к возвышению, пренебрёг ступеньками и одним мягким движением вспрыгнул на три фута. – Я достаточно часто слышал ваше имя, уважаемый, на протяжении последних недель.

Возбуждённые до крайности, люди гвербрета стали приветствовать его. Это был бессловесный крик чистой радости. Захваченные духом происходящего, рабы и слуги присоединились к ним, аплодируя по своим углам, пока Граффейо не поднял руки, призывая к тишине.

– Я рад приветствовать тебя в своём скромном доме, лорд Родри Аберуинский. – Улыбка на его пухлом лице на мгновение показалась волчьей. – И, надеюсь, раз твои слуги здесь, чтобы проводить тебя домой, то мы ничего больше не услышим об этом странном судебном процессе.

Остаток дня и большую часть ночи, после того как рабы зажгли сотню масляных ламп и подали яства, Джилл оставалась зрительницей на самом странном турнире, какой когда-либо видела. Раунд за раундом сражались насмешники, используя как оружие только слова, и лишь немногие из этих слов были простыми. Она была потрясена до глубины души, когда увидела, насколько дьявольским мастером намёков может быть Невин, когда хочет. Уж конечно, архонта никогда бы не выбрали на пост, если бы он не умел быть скользким, как смазанный жиром горностай. Прошло несколько часов, прежде чем она поняла: сражение ведётся не из-за принципов, а из страха. Если бы над городом не висела угроза ястребов из Братства, Граффейо бы с радостью проиграл это сражение и помог им безопасно добраться домой; он поддержал бы их желание отомстить за убитых жрецов; но ястребы присутствовали постоянно, и от них исходила угроза. Не то чтобы архонт хотя бы раз упомянул о них – по большей части он распространялся о вызывающих сожаление обстоятельствах и недовольстве горожан. Тем не менее, все знали, что он имеет в виду. Точно также все понимали, что архонт предполагает: за смертями в храме стоят ястребы.

– Конечно, следует ожидать вспышек недовольства среди горожан, когда новость об убийстве распространится – а она, несомненно, распространяется прямо в эти минуты, – заметил Невин. – Мой слуга сейчас следит за нашими лошадьми в конюшне.

– О, мой дорогой господин, несомненно, она распространилась бы достаточно быстро, независимо от наших действий или бездействия. – Граффейо аккуратно подорвал маленькую победу мастера двеомера. – Не бойтесь. Я сделаю все возможное, чтобы успокоить людей. Объясню, что вопрос находится под контролем.

– Но ведь правосудие должно свершиться, не так ли? – Невин салютовал ему кубком с вином. – Даже если пища скудна?

Граффейо покраснел.

– Правосудие будет совершено, господин. Одним способом или другим.

Невин остановился, не донеся кубок до рта, и посмотрел на архонта. Под густыми белыми бровями ледяные голубые глаза выражали странное сочувствие.

– Тем ли способом, другим ли… – Он опустил кубок. – Я, конечно, понимаю, что вы находились в очень трудном положении, когда нужно взвешивать и уравновешивать столько факторов. Как жаль, что кто-то не может просто снять с ваших плеч хотя бы эту небольшую проблему – конечно, неофициально, пока официальное расследование идёт вперёд.

– А… – Граффейо взял сушёный инжир с серебряного подноса и стал его разглядывать. – Воистину жаль. Если бы такое было возможно, то, конечно, эти неофициальные лица заслужили бы мою наивысшую благодарность.

– Конечно. – Невин сделал небольшой глоток вина и осторожно отвернулся, чтобы посмотреть на фреску, изображающую Звёздных Богинь, которые дарили какому-то герою свой талисман. – Какая красивая картина! Художник, вероятно, хорошо известен.

– О, да, да. Нам повезло, что мы его заполучили.

– А кто-нибудь помнит имена учеников, которые месили штукатурку и смешивали краски, а также помощника мастера, который брал рисунки художника и выбивал их на стене?

– Что? А зачем? – архонт улыбнулся. – В самом деле, зачем кому-то это помнить? – спросил он мягко.

– Вот именно. Помощники великих никогда не запоминаются, хотя большая часть наиболее неприятной работы, скажем так, падает на их плечи.

– В некотором роде жаль. – Архонт взял серебряный поднос. – Могу ли я предложить вам сладости или засахаренные фрукты, лорд Галрион?

– Спасибо.

Когда Невин взял пару орехов, Джилл поняла, что сделка свершилась – хотя что это за сделка, она сказать не могла.

Для вида архонт с гостем ещё несколько минут посидели рядом, но как только стало возможно, Невин сбежал, после многочисленных поклонов и заверений во взаимном восхищении. Пока они ждали лошадей на освежённом дворе, Саламандр от восторга принялся подпрыгивать на месте.

– О, какой восхитительный удар, лорд Галрион! – сказал он на дэверрийском наречии, таком же таинственном здесь, как шёпот ветра в горах. – По-настоящему хорошо сыграно!

– Попридержи язык, болтливый эльф! – голос Невина звучал устало. – Не нужно радоваться и торжествовать над теми, кто ещё вполне может убить нас всех.

– Но я не понимаю, – призналась Джилл. – Что ты от него получил?

– Разрешение выступить против ястребов. Если я провалюсь, то это его не касается, но если я добьюсь успеха, то никаких разговоров о моей виновности в юридическом плане тоже не возникнет.

– Но откуда ты знаешь? Все это было так для меня непонятно, черт побери.

– Моя дорогая дикая голубка, – вставил Саламандр. – Это не одно слово или одна фраза – истина заключается в сумме всего сказанного за вечер. Я никогда не видел, чтобы соглашения заключались более ловко! Чтобы интрига плелась так хитро! Наш Невин такой тонкий, даже скрытный, что я начинаю думать, не является ли он сам наполовину эльфом.

– Я знаю, что в твоих устах это комплимент, но перестань ухмыляться! – рявкнул Невин. – Ты не видел бойни в том храме.

– Да, совершенно верно, господин. Я в растерянности и смущён.

Послышался цокот копыт по камням, которыми был вымощен двор, и звяканье сбруи; рабы привели лошадей из-за угла большого дома. По главе табуна, в почтении и с полуоткрытым от усердия ртом, шёл Перрин. Его рыжие волосы блестели в свете ламп. При виде его Джилл зарычала, как собака, а затем её рука сжалась на рукоятке меча. Когда Перрин вскрикнул и отскочил назад, у неё в горле начало подниматься такое сильное отвращение, что она чуть не задохнулась. Это жуткое уродливое существо, этот костлявый маленький зверёк, который внешне больше походил на гнома, чем на человека, эта мерзость пугала её, терроризировала своим странным и нечистым двеомером! Без единой мысли Джилл широкими шагами направилась к Перрину, дала ему пощёчину одной рукой, а другой со всей силы врезала ему в живот. Перрин застонал и согнулся пополам.

– Достаточно! – Невин схватил Джилл за запястье.

– Но, мой господин… После всего, что он со мной сделал! Я убью его!

– Ты не станешь убивать его, потому что я тебе приказываю. Что бы я ни сказал, это не убедит тебя, но оставь его в покое, потому что я приказываю тебе.

Это Джилл могла принять – с трудом, но могла. Она скинула руку старика и направилась к Родри, который стоял во главе своего отряда – Джилл не могла называть этих людей по-другому, после того как Родри оказался с ними. Он наблюдал за ней с лёгкой одобрительной улыбкой.

– Ты помнишь этого маленького вонючего хорька?

– Очень хорошо. Знаешь, я поймал его на дороге после того, как ты оставила его. Серый гном проводил меня прямо туда, и я выбил демонов из его сердца и грязь из его тела. Это приятное воспоминание.

– Почему ты не убил его?

– Я поклялся, что не сделаю этого. – Родри нахмурился и глубоко задумался. – Теперь я не помню, почему или какому богу я клялся. Но клятва есть клятва.

– Да, это так. Ну, тогда хорошо – мне просто было интересно.

– И правильно, что поинтересовалась. Но послушай, любовь моя, я старательно подражал человеку с памятью, но это не означает, что она у меня есть. Этот старик, Галрион, тот, которого ты постоянно называешь «никто». Кто он такой, черт побери?

В этот момент Джилл почувствовала себя так, как, наверное, чувствовал себя Перрин, когда она врезала ему кулаком в живот. Отчаяние нахлынуло вновь. Станет ли Родри таким, как раньше, – хоть когда-нибудь, если он даже не помнит Невина!

– Этому человеку ты можешь доверить свою жизнь. Для начала, это – величайший колдун во всем Дэверри. – Ей удалось изобразить успокаивающую улыбку. – О других его талантах я расскажу тебе позднее.

Поскольку Невин полностью разделял мнение брата Меррано насчёт того, что жрецы Отца Волн достаточно терпели вооружённых варваров в своих стенах, Невин отправил Саламандра, Перрина и Прейда в храм собрать пожитки и лошадей, оставленных там, а затем проводил всех в гостиницу, которую рекомендовал Меррано: большую и чистую, которую содержал благочестивый человек и, что ещё лучше, окружённую высокой стеной с железными пиками, воткнутыми наверху. К счастью, в это время года все комнаты были предоставлены только им, и у Джилл, к удивлению Невина, нашлось, чем заплатить владельцу гостиницы, чтобы тот и дальше никого к ним не подселял.

– Где ты раздобыла все это серебро?

– А, ну… – на мгновение она стала уклончивой. – На самом деле, мы его заработали, но тебе лучше обо всем спросить Саламандра.

– Хорошо. Эй, Амир! Вы с ребятами будете спать в комнате наверху, которая обычно отводится простолюдинам. Пусть устраиваются, затем подождут Саламандра и других. Скажи Перрину, чтобы устроился в конюшне вместе с лошадьми. Не беспокойся, он не станет спорить – он предпочтёт спать там.

«И там он будет в большей безопасности, – подумал Невин несколько мрачновато. – …от Джилл.» Когда он брал с собой Перрина, то забыл, что Джилл будет совсем не рада увидеть человека, которого она считала своим мучителем. Невин понимал её чувства, но в то же время у него не было никакого желания видеть, как Перрина забивают до смерти прямо у него на глазах.

После того, как вернулся Саламандр, он, Джилл, Родри и Гвин собрались в крохотной гостиной Невина и сели на пол, а сам Невин беспокойно ходил взад и вперёд. Хотя старик знал, что все они ждут, когда он заговорит, ему было трудно начать.

Они ожидали, что вот сейчас он разом решит все их проблемы, в то время как он точно знал, какой запутанной стала ситуация. Наконец он решил начать с той нити паутины, распутать которую было легче всего, и показал на Гвина.

– Кто ты, парень?

Гвин нервно облизал губы и только посмотрел на Родри.

– Он был ястребом, мой господин, – сказал Родри. – Но теперь это мой человек, и я готов за него поручиться.

Невин повернулся к Гвину, поймал его взгляд, когда Гвин попытался отвернуться, и переключился на зрение двеомера, которое проникало глубоко в душу.

На мгновение перед его глазами мелькнули другие глаза – голубые, жёсткие и холодные, но несколько встревоженные – и с ухваченным видением пришёл голос плачущего мужчины, того, кто много лет не позволял себе плакать.

Затем видение пропало. Оно оставило Невина удивлённым, а Гвина – ужасающимся. Он сжался в углу маленькой комнатки, пытаясь заговорить, но губы его шевелились беззвучно, не в силах вымолвить ни слова.

– Я не стану причинять тебе боль, парень. Если Родри говорит, что ты сменил хозяина, то я верю ему.

Гвин тяжело сглотнул, вздохнул и обрёл голос:

– Я скажу все, что знаю о ястребах. Я был только надёжным рядовым, не руководителем, но все, что мне известно, с радостью расскажу.

– Хорошо. Позднее мы поговорим с тобой с глазу на глаз, ты и я. О, не надо так пугаться. Это будет гораздо проще, чем проходила твоя инициация. – Невин внезапно уселся на край табурета. – Ты же понимаешь, что перед тем, как я приму решение, мне важно знать как можно больше. Родри, начнём с тебя. После того, как завершилась глупая вражда в Кергонни, – что произошло? Почему ты направился в Керрмор?

– Не могу сказать, мой господин. Я не помню. О, конечно, вы ещё не знаете. Они забрали мою память. Я припоминаю только отдельные обрывки моей жизни – той жизни, которая была до того, как они привезли меня в Бардек. Ястреб по имени Барума…

– Он не ястреб! – рявкнул Гвин. – Член проклятого мерзкого Тёмного Братства, но не ястреб.

– Ну, хорошо, – продолжал Родри. – Это дьявольское порождение со слизью вместо кишок по имени Барума взял меня в плен и расколол мою память на куски – по крайней мере, насколько я могу судить.

Он произнёс это так спокойно, что Невину потребовалось некоторое время, чтобы понять значение сказанного. Затем Невин выругался, и вся ярость, которую он чувствовал при виде убитых жрецов, снова вскипела в его душе, свежая и горячая, как лава вулкана.

– О, в самом деле? – послышался горячий шёпот старика, заставивший всех отшатнуться. Невин сделал глубокий вдох и заставил себе говорить нормальным тоном: – Они так сделали? Ну, тогда это все меняет. Этого достаточно. Мне нужна информация от каждого из вас, прежде чем я начну планировать атаку. Я принял решение. После того, как вы все будете в безопасности на пути в Элдис, я приступлю к выполнению маленького поручения архонта и вернусь сюда, чтобы стереть эту мерзость с лица земли.

– Простите меня, мой господин, – перебил Родри, и в его голосе зазвучала сталь. – Но я никуда не собираюсь уезжать, пока не помогу вам в этом. Я поклялся убить Баруму, и я его убью, даже если мне придётся умереть, и Аберуин сгорит в пламени из-за моего отсутствия.

Невин открыл рот, чтобы поспорить, но затем начал колебался. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок двеомера, который подсказывал, что ему потребуется помощь во время выполнения задания, которое он на себя взвалил. Он также мог понять, что просто потеряет время на споры – Родри все равно не отговорить.

– Хорошо. Предполагаю, никто из остальных тоже не собирается уезжать. Нет смысла с вами препираться. Однако помни, Родри, мой мальчик… Ты можешь быть гвербретом Аберуина, но я – Мастер Эфира. Это моя война, и здесь я – военачальник. Или ты подчиняешься моим приказам, или вообще в ней не участвуешь.

– Договорились. Клянусь.

Дело близилось к рассвету, когда Невин лёг спать. Вначале он выслушал все, что могли ему рассказать Саламандр, Джилл и Родри об их приключениях в Бардеке, затем выгнал всех из комнаты и на много часов закрылся с Гвином. Хотя Гвин никогда не поднимался высоко в иерархии гильдии наёмных убийц, он провёл большую часть своей жизни как ястреб – с тех пор как оказался в поле их зрения, будучи беглым рабом десяти лет от роду. Он знал имена и места, и тайные знаки, и ритуалы. Он слышал обрывки планов и подробности вражды, мелких войн внутри Братства. Он был готов все это рассказать и порыскать по всем уголкам своей хорошо тренированной памяти, когда сидел на полу в комнате Невина. Гвин резко изменил привязанность и теперь помогал новым друзьям так же тщательно, как в прошлом стал бы выполнять заказ на убийство. Тем не менее, Невин мог видеть: перемена господина не имела никакого отношения к чести и очень малое – к моральным принципам. Гвин только знал, что вся его жизнь была сплошной сумятицей страданий, и его любовь к Родри, чувство одновременно слепое и мудрое, стало последним шансом разрубить узел и освободиться. Невин предпочитал пользоваться любым, первым попавшимся оружием, лишь бы освободить человека от зла – и при этом ему было безразлично, что за человек перед ним, – точно так же он не стал бы бранить спасительное лекарственное средство только потому, что оно не упомянуто в лучших травниках.

– А теперь самое важное, – сказал, наконец, Невин. – Ты знаешь, где живёт Старец?

– И знаю, и не знаю. Тем, кто занимал в нашей иерархии низшее положение, вроде меня, не сообщают таких деталей, но я знаю, что он получил поместье от архонтов Вардета.

– Боги! Оно не так далеко!

– Я знаю только это. Господин, я продолжаю думать, что Старец в некотором роде заманил нас сюда. Мы думали, что мы такие умные, но все это время он подманивал нас к себе, как паук притягивает прилипшую к паутине муху.

– Ты слишком много времени провёл рядом с Саламандром и его пламенным воображением.

– Может быть. Просто все эти слухи о Старце… Даже мой начальник в Валанте обычно говорил, что половина слухов не может быть правдой, однако он не умел отличать ложную часть от правдивой. Но, с другой стороны, проклятое Братство никогда не сообщало нам больше, чем требовалось для выполнения работы.

– Я до сих пор не понимал, насколько сильно ястребы ненавидят Братство. У нас дома, в Дэверри, мы всегда предполагали, что вы работаете рука об руку.

– Только когда нам платят, мой господин. Говорят, Братство положило начало иерархии ястребов – сотни лет назад, когда на островах свирепствовала чума и царил беспорядок. Архонты были слишком заняты, чтобы беспокоиться о тёмных ложах. Однако я не знаю, правда это или нет. Если даже это и правда, то очень быстро Братство и ястребы разошлись.

– Вероятно, это было неизбежно.

– Вероятно, – Гвин поднял голову, в его глазах застыла боль. – Мой господин, вы можете вылечить Родри? Можете ли вы исправить то, что с ним сделал тот ублюдок?

Невин задумался – на короткое время – не сказать парню ли какую-нибудь успокоительную ложь.

– Не знаю. И не буду знать, пока не попробую. И не смогу попробовать, пока мы не избавимся от Старца. Мне потребуется время и концентрация сознания. Мысли о том, не собираются ли наёмные убийцы или чёрные мастера посыпаться на нас с неба, разрушают способность человека концентрировать внимание на работе.

Гвин улыбнулся – его рот скривился так, что в улыбке начисто отсутствовало веселье.

– Гвин, ты, вероятно, видел, что произошло. Насколько я понимаю, Барума по большей части использовал физическую боль, чтобы сломить защиту Родри.

– Да. В качестве оружия он пытался использовать также стыд. Он начал мучить Родри, пока мы все ещё находились в Слайте, а пираты стояли вокруг и наблюдали. Они думали, что это развлечение – держать пари на то, сколько боли может вытерпеть серебряный кинжал. – Гвин говорил так спокойно и буднично, что холодок пробегал по коже от этого тона. – Видите ли, мой господин они даже заключали пари! Продержится – не продержится – сколько продержится… Очень интересно.

– А Родри это осознавал?

– Да. Он насмехался над ними – боги, мой господин!.. У него хватило мужества лежать там и шутить с ними, говорить им, чтобы делали высокие ставки, потому что он собирается сделать их богатыми, пережив все то, что изобрёл для него Барума. Думаю, именно тогда я и сломался – когда понял, что я… ну, что я не смогу вынести то, что он с ним делает. – Лицо Гвина стало мрачным. – Барума никогда не применял много пыток за раз. Он пытал его с перерывами – час тут, час там, и так на протяжении дня. Он хотел, чтобы Родри гадал, что ещё с ним произойдёт. Он намеревался растянуть удовольствие. Но тогда же я понял, что это мелкое насекомое боится меня. Поэтому я сидел там, где Барума мог меня видеть, и просто смотрел на него. Барума начинал нервничать и сокращал время пытки. После того, как мы сели на корабль и отплыли из Слайта, он даже принялся потеть. Сломав Родри, Барума желал продолжать развлекаться, но я сказал, что убью его, если он не оставит Родри в покое. Я в любом случае хотел убить его, но корабль кишел пиратами, а платил им именно он. Я хотел, чтобы вы это знали, мой господин. Я в самом деле убил бы его, если бы мог.

– Верю.

– Спасибо. Если бы они убили меня, то они убили бы и Родри, и мы бы ничего не добились. – Гвин снова отвернулся. – Как вы считаете, я сумасшедший? Джилл так считает.

– Я думаю, ты прожил жизнь, которая свела бы с ума большинство людей, но ты добрался до самых врат разума.

– Справедливо. И от меня зависит, открою ли я их, чтобы войти в мир сумасшествия?

– Именно так. Ты учишься быстро, Гвин.

– В основном это из-за того, что я нахожусь рядом с Родри. Ну и также из-за всего этого двеомера вокруг. – На этот раз, когда он улыбнулся, его глаза ожили. – Могу ли я говорить честно, мой господин? Когда я слышал, как Джилл с Саламандром говорили о вас, у меня стыло сердце, потому что я никогда не видел такой силы, как у них, а тут они говорили, что вы – истинный мастер.

– Они мне льстили. Значит, ты увидел, что Джилл сама обладает силой?

– А кто бы этого не увидел, мой господин? Я имею в виду, любой, у кого есть немного знаний, должен быть слепым, чтобы упустить это. А как она оживила двеомерный образ волка и отправила его за Барумой! Она рассказывала вам об этом? Это был очень славный трюк, но Саламандр, казалось, страшно рассердился, когда она это сделала.

Когда Невин понял, что имеет в виду Гвин, то на мгновение потерял дар речи. Он испытывал острое чувство обиды. Наконец-то Джилл изучает двеомер – и она даже не обмолвилась об этом! Гвин поморщился, неправильно истолковав молчание.

– Я никогда не сказал бы вам того, что Джилл не хотела сообщать сама, мой господин. Клянусь, я не хотел предавать её.

– Дело не в этом, – Невин сжал свою обиду в ментальный кулак и потряс её, чтобы та покорилась. – Просто она сделала по-настоящему опасную вещь. Я сказал бы, что Саламандр – не очень хороший учитель. Что не так, парень? Ты выглядишь расстроенным.

– Я просто не понимаю, и все. Вы хотите, чтобы я вам докладывал об остальных?

– Что? Нет, не хочу. Прости! Я просто забыл, как воспримет простые слова человек, который долгое время был ястребом. Послушай, я поговорю с самой Джилл, но я не сержусь ни на неё, ни на Саламандра. То, что они делают или не делают, тебя не касается.

– Спасибо. У меня болело сердце от мысли, что мне придётся говорить об этом. Я не вполне понимаю, чего от меня ждут.

– Несомненно. А теперь тебе лучше отправиться спать. Я и так долго тебя продержал, не правда ли? Если ты вспомнишь что-нибудь ещё про свою старую ложу, то всегда можешь сказать мне утром.

На самом деле Невин хотел остаться один со своей болью и обидой, которые, хотя и притупились, были живы и порыкивали в цепях. Он испытывал удивление, и даже некоторое разочарование в себе.