– Понятно. А как насчёт того момента, когда начинают летать боевые дротики?

– Об этом я тоже слышал. В Бардеке не используют дротики, но у них есть луки и иногда – пращи. Поэтому когда начинают прилетать снаряды, люди из второго ряда поднимают щиты и склоняют их немного вперёд так чтобы частично закрыть себя и частично парней в первом ряду, – и так далее по всему построению до конца. Таким образом стена щитов оказывается крепкой, и пока эти люди могут её удерживать, ну… её очень тяжело сломить. Они называют это – сделать черепаху.

– Ага. Однако подозреваю, эльфийские стрелки имеют против них хороший шанс.

– Сомневаюсь, мой господин. Очень сомневаюсь, даже с их большими луками.

По спине Невина пробежал предупреждающий холодок двеомера, словно туда попал снег. Это так поразило его, что он полностью пропустил следующее замечание Каллина и должен был извиниться.

– Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.

– Я говорил: если хочешь использовать пикинёров, нужно обеспечить их хорошим вооружением. Дешёвые щиты, сделанные из натянутых шкур, не отразят стальных клинков. Интересно, есть ли у Даррила из Тренрида достаточно денег и достаточно ли квалифицированные у него ремесленники, чтобы обеспечить пикинёров вооружением в бардекианском стиле?

– Не знаю. Однако у меня возникло неприятное предчувствие. Он явно намеревается приложить усилия к тому, чтобы Родри в ближайшее время не попал домой.

– Вот именно, – взгляд Каллина стал странно пустым, словно он устал от разговора, но Невин достаточно хорошо его знал, чтобы понять: Каллин скрывает какое-то глубокое чувство. – Предполагаю, никаких новостей из Бардека не поступало.

– Боюсь, нет. Даже у двеомера есть свои ограничения, друг мой, и мы не услышим вестей из Бардека до весны. Я только молюсь, чтобы с Джилл и Родри все было в порядке.

– И я. Все время, мой господин, все время.

После того, как Невин расстался с капитаном, он стал раздумывать об этом странном предупреждении, которое пришло к нему – из ниоткуда, сказал бы он, если бы не одна маленькая деталь: предупреждения двеомера никогда не приходят из ниоткуда. Поскольку они в тот момент говорили об эльфах и эльфийском способе ведения военных действий, Невин почти не сомневался, что предупреждение касалось дел этой чужой расы. Как именно это происходит, он не понимал, но с другой стороны вирд эльсион лакар лежал вне его пределов понимания.

Тем же вечером Невин через огонь связался со своим старым учеником Адерином и рассказал ему о проблеме.

– Я не уверен в значении предупреждения, – плавающий над языками пламени образ Адерина был мрачным. – Но у меня есть идея. Я еду в Элдис.

– Хорошо. Когда ты прибудешь?

– Боюсь, через несколько недель. Сейчас мы находимся далеко на западе. Я отправлюсь в путь завтра на рассвете.

Несколько недель Великий Криселло, Король Таинственного, и его Поражающая Воображение Компания Эксцентричных Варваров путешествовали по северо-восточному побережью Суртинны, давая по одному представлению в деревнях и оставаясь на пару ночей в городах, пока наконец не добрались до города Пардидиона, который располагался на узкой полоске равнины между океаном и горами. Поскольку это было одно из богатейших торговых государств в восточной части острова, они прекрасно выступили три вечера подряд на рыночной площади, а также отдельно на вечеринке, которую устраивал сам архонт.

– Но все великолепие должно померкнуть, а все солнца закатиться на западе. Как жаль и как грустно, – вздохнул Саламандр. – Думаю, мы уже достаточно поваляли дурака. Пришло время повернуться лицом к нашему прекрасному Пастедиону.

– Да уж давно пора, черт побери, если хочешь знать моё мнение, – рявкнула Джилл. – Как туда добраться?

– На самом деле, есть караванный путь, именно поэтому мы и приехали сюда в первую очередь. Видите ли, колонисты из Пардидиона основали Пастедион сколько-то лет назад, и они постоянно торгуют друг с другом. По дороге также имеются небольшие города, которые окажутся очень кстати, чтобы приютить бедных волшебников.

Как только городские ворота открылись утром, они выехали из города и направились грубо на северо-запад, к городу Албаре. Поскольку Джилл привыкла к орошаемым низменностям, бардекианские предгорья сильно удивили её. Покрытые дикой травой, они были мертвенно-бурыми, такие сухие и выцветшие, что временами при сильном солнечном свете казалось, будто путешественники едут среди возвышенностей из чеканного золота. В глубоких лощинах, где вода стояла весь год, росли каменные дубы, и их листья, на ощупь напоминающие кожу, были такого тёмного зеленого цвета, что казались чёрными. В некоторых каньонах росли густые спутавшиеся кустарники, а какие-то острые штуковины разных видов, с шипами, спускались вниз на ровную дорогу, но по всей остальной местности деревья не росли. Здесь было жарко: это была сухая жара, при которой тяжело дышать, а иной раз на дорогах даже появлялись миражи и танцевали на песчанике и огромных валунах.

Путники остановились на обед в небольшой долине. В середине её между камнями вниз бежал тонкий ручей, едва ли достаточно чистый для того, чтобы напоить лошадей. Люди пили разбавленное водой вино из бурдюка, купленного в Пардидионе.

– Я думаю, нам лучше пропустить обычный дневной сон, – заметил Саламандр. – Не могу отделаться от ощущения, что кто-то нас преследует.

– И я, – призналась Джилл. – Не хочу, чтобы они догнали нас здесь, где больше никого нет.

– Правильно. Мы будем в безопасности в Албаре. Если нам очень повезёт, то можем даже найти последний караван, направляющийся на север, и к ним присоединиться, но сомневаюсь, что нам так повезёт. Очень скоро начнётся сезон дождей, хотя сейчас в это трудно поверить.

– А на островах есть серебряные кинжалы? – спросила Джилл. – Я имею в виду людей такого типа, тех, кого можно нанять телохранителями.

– Жаль, но я никогда о таких не слышал. Нам, вероятно, придётся… Погодите-ка! Серебряный кинжал. Почему эти слова так давят на меня… Боги, я почти забыл о злосчастном кольце!

– О чем?

– Серебряном кольце, подарке для тебя, младший брат, от нашего очень уважаемого отца, – Саламандр достал кожаный кошель, который держал спрятанным в тунике, высыпал из него горсть мелких монет и всяких прилипающих к одежде ниточек себе на колени. – Вот оно.

Он вручил Родри плоское серебряное кольцо, шириной примерно в треть дюйма, на котором что-то было выгравировано.

– Розы, – Родри поднял его повыше. – Странный знак. А что тут внутри?

– Это надпись на эльфийском. Если произнести буквы вслух, то "получится «арр-ссос-ах сот-ии лорр-эсс-ох-ахз». Что это может значить, никто не знает, даже знаток эльфийского фольклора или женщина, специалистка по двеомеру. Не знают и барды, и жрецы святого Вума, потому что я сам спрашивал их и не получил ответа.

Родри пожал плечами и надел кольцо на третий палец правой руки. Оно подошло идеально.

– Почему розы – странный знак? – спросила Джилл.

– Моя хозяйка Алейна сделал мне маленький подарок. Интересно, взял ли я его с собой? – Родри повернулся к седельным вьюкам, которые лежали на земле рядом с ним, и рылся в них, пока не нашёл серебряную брошь в форме одной розы. – Это серебро карликов, точно так же как и кольцо, и серебряные кинжалы. Брошь продавали на рынке Вилинта.

– Все более и более странно, – сказал Саламандр. – Эти вещи могли быть сделаны одной и той же рукой, или, по крайней мере, в одной и той же мастерской. В любом случае когда-то очень давно странный незнакомец дал нашему отцу это кольцо и сказал, что оно для одного из его сыновей. Разные гадания присудили его тебе. Я пытался найти тебя, чтобы вручить его, когда тебя похитили.

Родри смотрел на кольцо в полном замешательстве.

– У нас ещё есть братья? – наконец спросил он.

– Один, полнокровный эльф, а, кроме того, у нас ещё есть сестра, тоже эльф. Очень плохо, что она наша родственница, потому что она – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, ну конечно, за исключением присутствующей.

– Не нужно льстить, – улыбнулась Джилл. – Я никогда не притворялась, что могу быть такой же красивой, как эльфийские женщины.

– Ты прелестна, как большинство, но они все завидуют нашей Мелларио. А у тебя, младший брат, было ещё три брата со стороны матери. К сожалению, двое из них мертвы, а третий, самый старший, вероятно сейчас уже проехал через ворота Другой Земли. Он очень неудачно упал с лошади. Если я правильно помню, то потом и несчастное животное тоже на него упало.

– От этого у меня болит сердце, – Родри выглядел расстроенным. – Если я доберусь до Аберуина, я прослежу за тем, чтобы его вдову обеспечили должным образом.

– Это, конечно, очень хорошо с твоей стороны, любовь моя, – вставила Джилл. – Но знаешь ли, ты ненавидел своего брата Райса, а он ненавидел тебя. Именно он отправил тебя в ссылку.

– Правда? А, клянусь всеми демонами! Вы даже не можете себе представить, как странно слышать рассказы о своей жизни, словно это сплетни о каком-то другом человеке. Послушай, старший брат. Ты же волшебник и, наверное, хороший. Разве ты не можешь ничего сделать, чтобы восстановить мою память?

– Не могу, хотя ничто не приносило мне столько боли, чем моя некомпетентность, неспособность и просто отсутствие знаний для этого, – Саламандр изобразил ослепительную улыбку. – Но не бойся! Мы в конце концов привезём тебя к очень способному целителю, который пользуется в Элдисе великолепной репутацией, это мастер двеомера, пред величием которого мои штучки выглядят… ну, глупыми штучками. Он тебя вылечит. Нет сомнений.

– Врёшь, – Родри говорил совершенно спокойно. – Ничего нельзя сделать. И это правда, не так ли?

Саламандр собрался ответить, затем просто отвернулся и тяжело вздохнул. Родри поднялся, с вызовом тряхнув головой.

– Давайте трогаться в путь. Если вы оба так уверены, что за нами следует враги, лично я не хочу сидеть тут и болтать, ожидая их. Будем надеяться, что я помню, как пользоваться тем новым мечом, который ты мне купил, брат. Будь я проклят, если позволю Джилл сражаться за нас.

Джилл внезапно потянула носом.

– Что ещё? – спросил Родри.

– Я только что вспомнила меч, который ты обычно носил. Там был дракон, что-то вроде накладки вокруг рукоятки. Его тебе подарил муж твоей матери, думая, что ты его сын.

– у, значит, может оно и к лучшему, что он утрачен. Старший брат, я возмещу тебе стоимость нового меча, когда мы доберёмся до Аберуина.

– Не нужно, потому что это подарок. Никогда в жизни я не чувствовал, что два меча лучше, чем один.

Когда Гвин и компания выехали из Вилинта, Пирралло несколько дней вёл их по ложному следу на юг. И хоть они ни разу не встретили никого, кто хотя бы слышал о волшебнике, жаба настаивала, что права, – до тех пор, пока Гвин не сказал противному компаньону, что они либо вернутся назад, либо он, Гвин, прямо сейчас отправит его в ад, чтобы тем же вечером жаба встретилась с Когтистыми. Пирралло ругался и угрожал, однако в конце концов отдал приказ поворачивать и направляться на север. Поскольку Криселло потратил много времени на выступления в различных городах, небольшой караван в конце концов догнал его и вошёл в Албара всего через несколько часов после волшебника. Когда преследователи разбили палатки на специальной лагерной площадке, предоставляемой купцам, волшебника там не было. Там вообще никого, кроме Гвина с компанией не было, зато продавцы еды и вина, которые выходили за пределы города, чтобы предложить путникам свои товары, не только слышали о Криселло, но и знали, что он остановился в единственной приличной в городе гостинице. Покупая продукты, Гвин выяснил, что волшебник объявил о представлении сегодня вечером.

– Предполагается, что это будут сплошные чудеса. По крайней мере, я так слышал, – заметил продавец фруктов. – Он делает все при помощи благовоний и порошков, но выглядит все очень убедительно и по-настоящему впечатляет.

– Мы непременно придём в город, чтобы посмотреть, – заявил Гвин с улыбкой. – Я ни за что не пропущу такого.

Когда они отправились в город смотреть представление, на Гвине были высокие сапоги для верховой езды со шнуровкой спереди. В этом чувствовалось влияние варварской моды, хотя сами сапоги и не были копией тех, что на самом деле носили варвары. Гвин зашнуровал их не очень крепко, чтобы внутри осталось место для тонкого и узкого стального кинжала. Он засунул по кинжалу в каждый сапог. Ночь была прохладной и удивительно ясной, звезды ровно мерцали, лунный серп казался ледяным. Хотя рыночная площадь оказалась наполовину пустой, под террасой, где ожидалось выступление волшебника Криселло, собралась приличная толпа. Жаровни с благовониями уже стояли на сцене, висел и красно-золотой занавес. Гвин с Пирралло заняли место сбоку и тут же услышали, как люди возбуждённым шёпотом обсуждают предстоящее представление. Некоторые местные купцы, которые видели варваров в Пардидионе или в Ронатоне, уже рассказали дома о «магии». Один из них стоял слева от Гвина – тучный мужчина в красном плаще, с множеством колец на пальцах. Он яростно жестикулировал и орал на тощую женщину, одетую в богатые многослойные шёлковые одежды.

Пирралло гневно ткнул Гвина в бок и зашептал на ористиннианском диалекте, который сложно понять жителям Албары:

– В такой толпе нам не удастся подобраться к ним близко.

– В первый вечер не стоит даже и пытаться, – ответил Гвин на том же диалекте. – Я просто хочу проследить за ними до гостиницы и посмотреть, где они остановились.

– Вероятно, неплохая мысль.

– Только вероятно?

– Теперь я принимаю окончательные решения, не забывай. Ты очень хорошо выполняешь свою работу, но после того, что случилось в Деблисе…

Пирралло улыбнулся. Гвину стало забавно. Жаба настолько глупа, что подначивает одного из лучших наёмных убийц на островах. Ему пришло в голову, что, не исключено, Главный Ястреб также проверяет и компетентность Пирралло. Хотя мысль показалась занятной, у Гвине было времени развивать её, поскольку на террасу уже выходили волшебник и двое варваров. Когда толпа придвинулась поближе и стала аплодировать, предвкушая чудесное зрелище, Криселло поклонился, потом вычурно взмахнул рукой, девушка сделала реверанс, улыбаясь ослепительной улыбкой опытной артистки, а Родри просто стоял сзади и гневно смотрел на толпу, словно считал, что участие в представлении его унижает. Увидев его, Гвин снова почувствовал боль в сердце.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, о, уважаемые граждане Бардека, на моё скромное и недостойное вас представление варварских чудес, – Криселло снова поклонился перед тем, как продолжать. – Разрешите мне вначале сказать, что я слышал глупые и достойные презрения сплетни, будто бы я показываю мои чудеса при помощи химикатов, тонких невидимых нитей, порошков, скрытых пятен клея и других грубых и вульгарных уловок, недостойных для созерцания. Нет, нет, нет, сто раз нет! Это глубочайшее заблуждение! Все, что вы сегодня увидите здесь, – это истинная магия, варварское волшебство, которому учат в диких горах Дэверри.

Когда толпа засмеялась, Криселло поклонился и улыбнулся.

– Он источает искренность, не так ли? – пробормотал Пирралло. – Этот человек – прекрасный артист.

Гвин просто пожал плечами, развлечения на рыночной площади для него ничего не значили. Тем не менее, когда Криселло широким жестом взмахнул рукой над одной из жаровен, и над ней взметнулась башня золотого пламени, Гвин резко втянул ноздрями воздух.

– Самородная сера, – сказал тучный купец своей жене. – Можно определить по цвету.

Пирралло довольно кивнул, соглашаясь, когда от второй жаровни пошёл жёлтый дым и там замерцали красные языки пламени. Внезапно колдун завёл странную песню с завываниями на каком-то языке, которого Гвин не узнал. Он подозревал, что это просто бессмыслица. Волшебник тем временем стал показывать фокусы с шёлковыми шарфиками, которые связывались узлами, застывали в воздухе и хлопали, как птицы крыльями, у него над головой перед тем, как опуститься ему на руки. На этот раз тучный купец болтал об упоминавшихся самим волшебником тончайших нитях, за которые дёргают помощники. Когда песня закончилась, шарфики исчезли, и Криселло показал обеими руками на небо. – Смотрите на чудеса с Крайнего Севера! Примерно в десяти футах над ним появился огромный голубой огненный цветок, который какое-то время висел в воздухе, а потом растворился. Толпа в благоговейном трепете разинула рты, потом двинулась вперёд. Теперь все стояли плечом к плечу. Гвин чувствовал, как локоть тучного купца впивается ему в ребра, и с трудом сдержался, чтобы не повернуться и не врезать ему. Волшебник снова взмахнул руками – и тут же в воздухе взорвались огромные полосы золотого и красного огня, которые затем распались на куски. Тем не менее, толпа упустила важную часть представления: как только посреди языков пламени распустились цветы, появились Дикие. Сильфы носились взад и вперёд, гномы танцевали и улыбались по всей сцене, саламандры прыгали и веселились в огне и радугах, которые кружились вокруг волшебника. Ударила молния, прогрохотал гром, толпа опять ахала и кричала, а волшебник пел и скакал по сцене, резвясь вместе с диким народцем. Когда Гвин встретился взглядом с Пирралло, жаба одними губами произнесла несколько слов. Хотя их невозможно было услышать, Гвин догадался, о чем он говорит. Настоящая магия . Это должна быть настоящая магия. И, несмотря на то, что Гвин вспотел в толпе, ему вдруг стало холодно.

Силы Света находились прямо перед ними, они плясали, и пели, и дурачились, и так хорошо вели свою игру, что команда слуг чёрного двеомера много недель следовала за волшебником и даже ни разу не задумалась, кем он является на самом деле. Когда яркий свет окрасил лица зрителей, Гвин ощутил, как мысль, словно живая, ворочается и прыгает у него в голове, подобно кружащимся золотым искрам на сцене. В отчаянии он пытался разработать план. Пирралло рядом с ним дрожал, как и подобает презренной жабе. Внезапно все на сцене затихло и опустело. Криселло низко поклонился и объявил, что очень устал. Толпа смеялась и кричала и запускала руки в карманы и кошельки, а потом на сцену полетел дождь из серебряных монет. Пока девушка из варваров подбирала их, волшебник отошёл в сторону, вытирая лицо тряпкой, и попил воды из бурдюка.

– Ты понимаешь, что это означает? – прошипел Пирралло.

– А ты думаешь, что я так же слеп, как это вонючее стадо ротозеев? Я в состоянии видеть духов так же, как и ты. Можешь забыть об использовании своей жалкой магии против этого человека. Оставь его мне и холодной стали.

– Не смей оскорблять мою силу, ты, рождённая рабом собака! Мы ничего не станем предпринимать, пока я не свяжусь с хозяином. Как только мы вернёмся в лагерь, я вызову его через чёрное зеркало и отчитаюсь в увиденном. Он может захотеть приехать сам.

Гвин ничего не сказал, но подумал, что трусливая жаба права. Криселло тем временем, заливаясь смехом и танцуя, вернулся в центр сцены. Он взмахнул руками – и во все стороны полетел дождь из серебряных искр. Толпа визжала от радости и подбадривала его. А он наполнил воздух клубами оранжевого и голубого дыма, которые светились изнутри. Гвин огляделся и увидел, что Родри сидит рядом с красным занавесом в дальнем конце террасы. Хотя в меняющемся свете трудно было разобрать выражение его лица, Родри, казалось, слегка улыбался, наблюдая за девушкой. Внезапно Гвин понял, кто она – вероятно, это женщина Родри из Дэверри, вроде бы, её звали Джилл. Значит, она отправилась сюда на поиски своего мужчины, только ради того, чтобы умереть, когда Ястребы потребуют назад свою добычу.

Гвин не хотел думать о том, что случится с Родри после того, как до него доберётся Главный Ястреб. Но, конечно, невозможно было не думать об этом. Гвин предполагал, что часть пыток ему придётся проводить лично, чтобы доказать свою преданность хозяину и гильдии. На какое-то мгновение его парализовало от отвращения, а затем он внезапно почувствовал, что стоит рядом с самим собой и наблюдает, как его нога слегка приподнялась, рука совсем незаметно опустилась вниз, и длинный кинжал оказался у него в ладони. На сцене Криселло устроил тройную радугу, которая неожиданно превратилась в фигуру дракона. Пока все неотрывно следили за драконом, Гвин поднял кинжал и вонзил между рёбер Пирралло, попав прямо в сердце. Он быстро вытащил оружие и убрал обратно в голенище до того, как капля крови успела просочиться сквозь тунику его жертвы.

В плотно стоящей толпе Пирралло остался стоять, его голова слегка закинулась назад, словно он наблюдал за сворачивающимся на небе драконом. Гвин слегка шевельнул бёдрами и отошёл чуть назад, толстяк автоматически переместился в сторону, чтобы занять освободившееся место, не осознавая, что станет теперь поддерживать труп. Бормоча извинения и вежливо кивая, Гвин пробирался сквозь толпу, пока наконец не высвободился и не оказался на пустой рыночной площади. Вначале он спокойно пошёл прочь, а затем, когда оказался на тёмных улицах, побежал, но не слишком быстро, словно был рабом, посланным с каким-то поручением. Основная дорога к площадке для караванов ровно поднималась вверх, поэтому к тому времени, как он преодолел ворота, светящиеся огненные цветы Криселло остались далеко позади.

На открытой дороге Гвин перешёл на шаг. Шагая, он не думал абсолютно ни о чем, пока не увидел перед собой их костёр. Только тогда он по-настоящему понял, что сделал. Почему он это сделал – это все ещё оставалось для него глубокой тайной, более глубокой, чем любой двеомер, но знал он также и то, что должен быстро представить какие-то объяснения.

– А, вот и ты! – крикнул Вандар. – А где Пирралло?

– Мёртв. Я его убил.

– Что? – Бринонно вскочил на ноги.

– Убил его. Просто убил. Ножом, – Гвин замолчал и потёр лицо обеими руками. – Собака напилась вина во время представления, и у него развязался язык. Клянусь вонючими лапами Когтистых! На рыночной площади было полно людей архонта! А если бы они услышали, как он насмехается и хвастается? Он, кстати, говорил, что после того, как выполнит свою работу, мы трое будем у него под ножом. Он собирался сегодня ночью отправить отчёт Главному Ястребу, и я знал, что отчёт будет плохой, поэтому убил его.

Они уставились на него. Просто смотрели, потрясённые.

– Я возьму лошадь и поеду один. Попытаетесь остановить меня? Попробуйте! Можете последовать за мной, если посмеете. Найдёте меня, сдадите и получите небольшую награду от гильдии – если сможете.

– Не неси чушь! – рявкнул Вандар. – Ты один способен убить нас в полусонном состоянии, и мы все это знаем.

– Вопрос в том, почему мы ещё не мертвы, – сказал Бринонно. – У тебя ведь два кинжала.

Гвин рассмеялся, но оставался настороже.

– Если вы согласны поучаствовать со мной в выполнении одного плана, то я воспользуюсь вашей помощью. Мы втроём можем взять Родри в пути и заключить сделку в нашу пользу.

– Как? – спросил Вандар. – Я не могу представить себе, чтобы Главный Ястреб опустился до разговора с предателями.

– Кто говорит о Главном Ястребе? Ведь в Братстве не одна фракция, не так ли?

– Да, – Бринонно выдал один резкий смешок, сам он в эти минуты напоминал испуганную лису. – Хорошо, я присоединяюсь к тебе.

– И я тоже, – сказал Вандар. – Знаешь, почему ты можешь нам доверять? Потому что у нас нет выбора, не так ли? Если мы не найдём кого-то, кто примет нас к себе, то мы медленно умрём по приказу гильдии, независимо от того, что сделаем.

– Ты абсолютно прав, – Гвин почувствовал, как улыбается. В голове у него была лёгкость, как у пьяного. – И давайте молиться всем демонам ада, чтобы я сумел придумать хитрый способ связаться с врагами Главного Ястреба, иначе Когтистые вскоре получат наши души на ужин.

Они очень быстро собрали пожитки и той же ночью покинули Албару – до того, как люди архонта опознали труп Пирралло и явились к его так называемым слугам задавать вопросы. Поскольку единственная дорога через город шла на запад и восток, а Криселло приехал с востока, Гвин знал, в какую сторону поедет волшебник. Хотя Гвин оказался в этой части острова впервые, он был уверен, что рано или поздно найдёт хорошее место для засады. Конечно, теперь, когда он знал, что Криселло – именно тот, за кого себя выдаёт – истинный маг – ему придётся придумать особенно хитроумный план. Поскольку у Гвина было только два помощника, он не мог просто броситься на середину дороги и закричать мастеру двеомера: «Стоять!»

Что он сделает с Родри после того, как заполучит его… Гвин придумает какую-то сделку, которая защитит как пленника, так и тех, кто взял его в плен. Гвину также пришло в голову, что им, не исключено, и не придётся разыскивать другие фракции Тёмного Братства. Вполне может оказаться, что такие фракции уже сами их ищут.

Высоко в горах, на севере, Старец определил, что некий случайный фактор изменил его планы. В ту ночь он работал в своём Храме Времени, изучая символы, которые построил на двенадцатом этаже, самом последнем добавлении к структуре, отражающей его план разрушения Невина. Храм был любопытной штукой. Хотя совокупность изображений на протяжении лет приобрела определённый двеомер, в основе храм являлся только ментальной структурой, созданной сознательными усилиями разума, сродни физическим дворцам памяти, обычным для купцов и чиновников на всех островах. Наверху воображаемой горы, которую Старец простроил у себя в сознании, находилась высокая квадратная башня из белого камня. Одна её сторона полностью освещалась солнечным светом, чтобы представлять известные прошлое и настоящее; другая – лунным светом, чтобы представлять менее известное будущее.

После многих лет работы ментальные образы были разработаны так хорошо, что Старцу требовалось только подумать о башне, чтобы увидеть её целиком и полностью. После стольких лет практики ментальной концентрации он мог зайти туда и оглядеться, словно находился в реальном здании.

Имелось четыре входа, в центре находилась спиральная лестница из пятидесяти двух ступенек, которая вела на двенадцать уровней, где на каждой стене зияло по семь окон. На двенадцатом этаже Старец расположил символические статуи и предметы, которые покажут, как ветры Судьбы и будущего влияют на его сложную схему, точно так же, как флюгер на крыше сарая крестьянина показывает направление ветра и изменение погоды. Поскольку его отдалённой целью было уничтожение эльфийской расы, Старец поставил четыре статуи эльфов вокруг лестницы, двух мужчин и двух женщин. Он надеялся увидеть, как они начинают стареть или болеть, но пока что они упрямо оставались здоровыми и молодыми. Случалось, он находил их смеющимися над ним.

Рядом с эльфами стояли другие статуи: одна изображала Джилл – хотя, конечно, Старец совершенно не представлял, как она выглядит – и одна статуя Родри, обнажённого и в кандалах. Рядом стояла статуя Невина, которого Старец знал слишком хорошо, что никак не давало ему успокоиться. После того, как Невин ступит на берег Суртинны, статуя оживёт и с ней произойдут небольшие изменения, которые позволят Старцу судить о планах Мастера Эфира. Разбросанные среди этих основных образов находились и другие, символы меньшего значения и размера – статуи Диких, образы эльфийского лука, различных предметов, которые имели для Старца эмоциональное значение. На протяжении последних нескольких месяцев он действительно зарегистрировал некоторые изменения в этих символах – как и надеялся. Например, как раз перед тем, как Барума связался с ним в первый раз, появился каменный волк. Он маячил в одном углу и наблюдал за лестницей. После разговора с Барумой Старец смог понять, что волк означает шпиона и врага. Время от времени он замечал ещё один образ – туманный, но определённый: то был мужчина-эльф, стоящий рядом с Джилл. Пока Старец не смог изучить эту новую личность. Когда бы он ни пытался сделать это, фигура эльфа исчезала.

Именно в этот вечер Старец обнаружил изменения, которые сильно его обеспокоили. Кандалы Родри исчезли. Каменный волк обнажил клыки и поднялся на задние лапы, шерсть на его загривке встала дыбом. Джилл держала в руках дикую голубку, словно пыталась защитить её от кошки или какого-то хищника. «И надо же было выбрать эту из всех птиц! – подумал он. – Что же это все обозначает?» Тем не менее, Старец не особо задумывался над вопросом, потому что в конце концов Джилл – только женщина. С воображаемым пожатием плеч он отправился к одному из окон на лунной стороне. Для того чтобы выглянуть из окна, потребовалось определённое мужество. Временами там появлялись странные существа и странные видения. Несмотря на то, что башня начала своё существование, как простой результат ментальных усилий, она каким-то образом привлекла астральную плоскость – или, во всяком случае, подошла к ней близко – или же перекинула на неё мост – какая метафора вам больше нравится. Хотя эта связь вливала силу в работу двеомера, она также приносила с собой определённую опасность.

Когда Старец выглянул из окна, то поначалу не увидел ничего, кроме густого тумана, который окружал башню со всех сторон. Он подождал, сосредотачиваясь, пока, наконец, ему не показалось, что внутри тумана что-то движется, что-то приближается и поднимается, как пловец из моря. Туман стекал по телу, как вода, и формировал узнаваемый образ, в большей или меньшей степени человеческий… Но лицо явления менялось и колебалось, как языки пламени в костре. Вокруг лица появились зеленовато-коричневые волосы, подобные спутавшимся листьям или мху на густой земле, а когда сущность заговорила, Старец почувствовал, что на него дохнуло холодом, и ледяной воздух закружился вокруг него, хотя слова звучали только у него в сознании.

– Ты разжёг больше зла, чем осознаешь сам, и когда-нибудь ты тоже сгоришь в огне.

И прежде чем Старец смог ответить, сущность исчезла. Старец резко отвернулся от окна и бросился к лестнице. Когда он спешил вниз, то слышал, как в комнате играет музыка – странные неблагозвучные, диссонирующие звуки, словно сам ветер звенит на струнах арфы.

Этим вечером он думал о видении, сидя в удобном кресле.