Смотрит, стало быть, прямо мне в глаза и качает головой, медленно так.
— Ты довольно смел, парень, да только вот заносчив и медлителен. Завязывай-ка ты с этим делом, пока не поздно. Есть много способов пробиться в жизни, и почти все они позволят тебе прожить гораздо дольше, чем если ты будешь заниматься этим ремеслом. Не создан ты для этого.
Он швырнул меня Дэвлину, и тот подхватил меня, не дав упасть на холодную землю.
— Предупреждение принято, сударь, — сказал Дэвлин. — Но я-то не безмозглый юнец. К тому же мне заплачено.
— В таком случае вымаливай помощи у Преисподних, — ответил старик. — Я тебе все сказал.
Затем повернулся на пятках и вошел назад в большие ворота, которые тут же запер за собой.
Дэвлин потащил меня прочь, чертыхаясь. Когда нас уже никто не мог слышать, я задал ему вопрос, вертевшийся у меня на языке. Так просто, пока мы шагали к товарищам.
— О чем это вы там оба говорили?
— Это жаргон наймитов, — ответил Дэвлин. — Он доказывает, что мы оба — наемники, и у нас за плечами годы схваток и реки крови. Не уверен насчет второго его высказывания, но чую, что это было нечто похуже.
Мы еще некоторое время мы шли молча.
— Ты ведь не боишься его? — сказал я наконец.
Дэвлин не сбавлял шага.
— Еще как боюсь. Он проворнее меня, и готов поспорить, ему известно все, что знаю я, и даже больше. Я сразу забеспокоился еще до того, как он заговорил на тайном языке. Он слишком проницателен. Пронзил нас своим пристальным взглядом, будто ножом.
— И что же нам делать?
Дэвлин вздохнул:
— Ничего. Я возвращаюсь к остальным, а ты садишься на свою лошадь и едешь домой.
— Что?! — воскликнул я. — Ты же не думаешь, что тот старик... Да ему просто повезло, я бы не...
И тут второй раз за полчаса я оказался в беспомощном положении. Дэвлин был не так силен и быстр, но ему удалось-таки сграбастать меня.
— Если уж я могу тебя осилить, парень, то тот человек и подавно: он тебе сердце на палку нацепит прежде, чем ты поймешь, что ты покойник. Я уже все обдумал. Он прав, ты слишком медлителен. Езжай домой. Найди себе девчонку, работай где-нибудь на ферме, можешь даже примкнуть к королевской гвардии — словом, живи как душе угодно, только не лезь больше в такие дела. Не годишься ты здесь.
Больше всего меня испугало то, что Дэвлин говорил совершенно спокойно. Вроде как о погоде.
— Я поступлю так, как захочу, это моя жизнь! — прокричал я, пытаясь вырваться.
Он отпустил меня и вновь зашагал вперед.
— Ты прав, жизнь твоя. Поступай как знаешь, Келлум. Но когда будешь подыхать где-нибудь в канаве (и года не пройдет, а может, и до конца недели не протянешь), вспомнишь тогда, что я тебя предупреждал. Если выбрал себе такую участь — мне плевать. — Он потер руки. — Ни слова больше не скажу, все что мог, я сделал. За остальное сам будешь отвечать, своей собственной шкурой.
Я встряхнулся и пошел следом за ним. Я ужасно злился: на себя, на Дэвлина, на этого страшного старика. Еще немного — и я бы сдался. Даже в то время я не был совершенно лишен мозгов: где-то в глубине души я чувствовал страх и начал подумывать — может, в этих словах и впрямь что-то есть?
Когда мы вернулись к остальным, то все вместе отправились назад к тому самому перелеску, где провели прошлую ночь: там хоть было где укрыться, да и дров хватало, не пришлось рыскать далеко вокруг в поисках топлива. Один из нас, что был за повара, развел большой костер, высыпал рядом картошку, которую собирался испечь в золе, потом соорудил похлебку из пригоршни ячменных зерен остатков мяса, которое мы купили на рынке несколько дней тому назад Негусто, конечно, но какая-никакая еда, да к тому же горячая, а нам только того и надо было.
В ранних зимних сумерках Дэвлин и Росс собрали всех нас вместе Мы уселись поближе к огню. Меня охватывала какая-то слишком уж сильная дрожь, несмотря на горячий ужин, и я пожалел о мягкой южной зиме, оставшейся где-то позади, когда Дэвлин заговорил.
— Ну ладно, ребята. То, на что мы наткнулись, оказалось хуже, чем мы думали. Женщину эту я так и не видел, но готов поклясться жизнью, что она там. Загвоздка в том, что ее есть кому защитить. Кем бы ни был человек, которого мы там встретили, в прошлом он служил наемником и ясно дал понять, что убьет нас, если увидит вновь. Вам всем следует знать это.
Он описал этого человека, чтобы мы все смогли узнать его при случае.
— Если ты думаешь, что я столько проехал и так мерз по ночам лишь для того, чтобы сейчас отступить, ты рехнулся, — сказал Росс.
Дэвлин расплылся в улыбке.
— Да, тут я и не сомневался. Но я должен был вам все рассказать. Однако дело верное: он не замедлит прикончить нас, едва только увидит. Поэтому надо сделать так, чтоб он нас не увидел. Выезжаем сегодня ночью. Раз он был наемником, понятно, что историю, которую мы ему рассказали, знает наизусть. Наверняка ему известны и все прочие обычные приемы, так что тут его не проведешь. И поэтому никаких криков о помощи посреди ночи, никакой бродячей лошади под седлом, врывающейся во двор, никакого воя волков, подобравшихся слишком близко к жилью... Мне нужно что-нибудь свежее, да побыстрее.
На наше счастье, волков нынче и так слыхать, будь они неладны, — проговорил угрюмо Джакер.
Вновь заговорил Росс:
— Там, во дворе, в основном конюшни, верно? Тот парень из Деревни говорил, что они разводят лошадей.
— Ну да, — сказал Дэвлин. — И что из того?
— Лошади боятся огня, так ведь?
— И не говори, еще как, — вставил Джакер. В его обязанности входило следить за лошадьми — наверное, из-за этого он и помянул волков. — Огня они терпеть не могут, они от него просто шалеют. Мне доводилось видеть, как они сами влетали в горящий сарай, чтобы заживо там сгореть. А сколько шуму подымают!
Тогда Росс предложил:
— Ну а почему бы не подпалить у них сарай?
Среди нас пронесся ропот недовольства. Пожар может случиться в любом месте, и любой человек, оказавшийся поблизости, будет стараться его потушить. Мы хоть и были наемниками, но не головорезами. Мой отец рассказывал мне однажды, как он присутствовал на пожаре: загорелся какой-то дом, и они не могли вытащить оттуда людей. Он говорил, что крики их слышались не один час. Меня даже иногда мучили кошмары из-за этого.
Дэв выжидал, но никто больше ничего не сказал.
— Это не так просто, как кажется, — спустя какое-то время произнес он задумчиво. — В этих краях постройки возводят из камня. Сараи эти — сплошной камень, до самых стропил, а сверху и крыша покрыта черепицей. Там и гореть-то нечему, снаружи их не поджечь. — Он умолк, глядя в огонь, потом лицо его медленно расплылось в улыбке, и он обвел нас взглядом. — Но окна в стойлах выходят наружу и прикрыты деревянными ставнями, — добавил он, явно довольный собой.
— Да, но устраивать пожар... — возразил Хаск.
Я даже поразился, поскольку всегда считал его черствым сухарем.
— Это не так уж плохо, — ответил Дэвлин. — Мы ведь не будем жечь людей — лишь напугаем лошадей. Джакер, мы все проедем половину пути, после чего пойдем пешком, а ты присмотришь за лошадьми и позаботишься, чтобы все было готово на случай отступления. А остальные... Если этот старик наемник решит вступить в бой, постарайтесь убить его быстро, а не то он сам всех вас укокошит. Если там будут другие — просто выведите их побыстрее из строя, без нужды их убивать не стоит. Девчонка эта ростом не ниже мужика, ее легко можно будет узнать. Как только кто-нибудь из вас схватит ее, пусть издаст громкий и долгий свист — и все сейчас же отходят. Встретимся около деревни — не здесь, тут слишком уж близко.
— Мне это не по нраву, Дэв, — сказал Хаск. Он поднялся на ноги. — Пожар устраивать негоже. Я сам едва не погиб в огне, когда был совсем мал. Негоже это.
Дэв глянул на него снизу вверх: Хаск был высокого роста.
— Можешь предложить что-то получше? Хаск мотнул головой.
— Тогда и спорить не о чем, — сказал Дэв. — Джакер, как думаешь, Хаск сумеет присмотреть пока вместо тебя за лошадьми?
— А то как же, — ответил Джакер.
Вместе с Хаском они работали на Дэва уже долгое время и сошлись настолько близко, что считались даже друзьями. Джакер отвел Хаска в сторону и принялся что-то объяснять ему насчет лошадей.
Я вынул свои ножи и принялся затачивать их — все три, поочередно. Я намеревался свести счеты со стариком наемником сам, желая сполна расплатиться с ним за то, что он выставил меня на посмешище при Дэве. Моим излюбленным приемом было метание ножей: этим искусством я владел в совершенстве.
Ну, то есть, я так думал.
Ланен
За обедом Джеми рассказал нам о наемниках. Вариен был страшно потрясен, узнав, что бывают люди, которым платят за то, чтобы они сражались; однако у него хватило ума понять, что выражение, застывшее на лице у Джеми, не требует вопросов.
— Полагаю, кто-то из участников вашего путешествия не слишком доволен тем, как оно обернулось, девочка моя. А может статься, Марику вдруг полегчало, — сказал он. — Я-то уж точно за последнее время никому не вставал поперек дороги. Ты не знаешь, кому еще могло понадобиться посылать за тобою наймитов, в такую-то даль?
— Только Марику или, может, повелителю демонов, с которым он путался, — сказала я. — Не знаю, кто еще на такое может пойти. Но я очень удивлюсь, если окажется, что Марик способен произнести хоть слово, не говоря уже о том, чтобы замыслить подобное.
Джеми призадумался:
— Тогда, скорее всего, это повелитель демонов. Только почему же, во имя Преисподних, он послал на это дело людей, когда мог бы прибегнуть к помощи демонов?
Тут заговорил Вариен, и хотя голос его оставался спокойным, в глазах у него полыхал гнев:
— Демоны всегда требуют большую цену за свои услуги. Быть может, он небогат или у него не хватает крови, которой он может пожертвовать.
— А где вообще этот Марик? — спросил Джеми, казалось, успокоенный тем, что схватка с демонами нам пока не грозит. — Кто-то ведь должен за ним присматривать. Кто же это может быть? Вы говорили, что он был главой какой-то купеческой гильдии?
— С корабля его снесли его же люди, — негромко проговорил Вариен. — Я не знаю, куда они с ним отправились.
Джеми вздохнул:
— Сказать по совести, я почти ждал этого. Всякие там истории — это, конечно, вещь хорошая, моя милая Ланен, и в устах барда они звучат очень даже неплохо, но вот те, которые за вами охотятся, они-то настоящие, не из песен, и вряд ли так просто дадут вам скрыться. Вы вышли победителями из последней переделки, однако, похоже, ставки слишком велики, и ваши враги не собираются останавливаться на полпути только из-за того, что вам на сей раз удалось унести ноги. Сколь веревочке ни виться — конец все равно найдется. Похоже, во время бегства вы здорово наследили.
Я засмеялась, представив, как за моей лошадью, распускаясь из грубой вязаной попоны, тянется длинная-длинная нить; однако смеха моего никто не поддержал. Вариен был задумчив.
— Что же они, скорее всего, задумают предпринять, хозя... Джеми? — спросил он. — Решатся ли они напасть на такую крепость?
— В зависимости от их числа, — ответил Джеми. — Если их человек двадцать, то могут и попробовать, но коли меньше десятка, то попытаются пустить в ход какую-нибудь уловку, лишь бы добиться своего. Прежде надо бы выяснить, какова их цель.
— Может, золото? — спросила я неуверенно. — Не думаю, что кто-то его видел, но ведь мы привезли его... с Драконьего острова довольно много.
— Что?! — воскликнул Джеми. — Ланен, ты мне даже не говорила!
Я ухмыльнулась:
— А ты и не спрашивал. Я хотела, чтобы это было приятной неожиданностью. Драконы... ну, понимаешь, у них его много, и мы решили, что оно и нам может сгодиться.
— Сколько же его у вас? Я видел только твой венец, — повернулся он к Вариену. — Уже он один может доставить кучу хлопот. Большинство людей за всю жизнь не видят столько золота. А многие не видят его вообще. Вы что, и впрямь... у вас есть еще?
Я сходила за своим мешком и положила его перед Джеми.
— Внутри, — сказала я.
Джеми принялся шарить в мешке, который был и так уже почти пуст. Нашарив что-то, он вдруг округлил глаза. Он вынул оттуда кусок золота — кхаадиша , как называют его драконы, — величиною с кулак. С изумлением он уставился на него, и челюсть его отвисла.
— Ланен говорит, что этот кхаадиш редок среди вашего народа, господин, — произнес Вариен спокойно, — хотя я не вижу смысла в том, что ему приписывают такую ценность. Но за все время, пока мы ехали сюда, я нигде не встречал ни мельчайшего кусочка. Что же можно сделать с таким количеством...
— ...золота. Это называется золотом, Вариен. — Джеми изумленно хлопал глазами. — Клянусь огнями Преисподней! Вариен, одна серебряная монета равняется по стоимости дюжине медным. Ты можешь заплатить человеку два медяка за день работы, и этого будет предостаточно. А одна медная монета делится еще на две или четыре части — они называются полушками и четвертинами. Большинство людей в повседневной жизни пользуются только медными монетами. Но мы торгуем лошадьми, причем лучшими в Колмаре, а за лучших племенных жеребцов иногда удается заполучить и золотой. Одну золотую монету можно обменять на сотню серебряных. Человеку надо работать два года, чтобы получить оплату золотом. И то — одну-единственную монету. А тут... батюшки, да тут, должно быть, чуть ли не две сотни золотых! За такую сумму можно купить всю нашу ферму, до последнего жеребца и кобылы, да еще и работников нанять на много лет вперед.
Вариен коротко кивнул и прикрыл глаза.
— Благодарю тебя, — произнес он со вздохом. Вновь подняв взор, он посмотрел на меня: — Кажется, я начинаю понимать, почему многие из листосборцев на протяжении многих лет отваживались переступать Рубеж, встречая наш гнев. В ваших легендах рассказывается, что драконы крадут этот металл, а потом хранят его, так ведь?
— Да, это так, — Джеми пристально посмотрел на Вариена. — Это правда?
— Нет. Мы не стремимся его добывать. Мы вообще его не ценим. И одержимость гедри этим металлом превосходит границы нашего понимания.
— И все же вот оно, целое состояние!..
— Джемет, такова наша природа, — продолжал Вариен, начиная уже сердиться. — Некогда один человек предал дружбу с кантри ради желтого металла, и предательство это стоило жизни тому, кто ему доверял. Этот металл и ценить-то не за что, он лишь может служить украшением, а ты утверждаешь, что он настолько высоко ценится среди ваших сородичей. Клянусь светлым небом, не понимаю этого!
— Если вы не стремитесь его раздобыть, откуда ж оно у вас тогда берется в таких количествах? — настойчиво поинтересовался Джеми.
— Я же сказал тебе, что такова наша природа, — ответил Вариен, и в словах его теперь явно слышался гнев. — Там, где мы спим, земля превращается в это вещество. Это просто происходит само собой.
Джеми негромко присвистнул.
— Клянусь Владычицей, — пробормотал он. Он положил золото обратно и передал мешок мне, покачав головой. — Вот уж воистину с каждым днем узнаешь что-то новое. Однако это не ответ на вопрос. Ежели вы никому не показывали свое золото, значит, охотятся они вовсе не за ним. Да и рассказанная ими история для этой цели не годится, — добавил он. — Им тогда нужно было бы попасть внутрь и обыскать весь дом — они бы порезали того юнца и принесли его сюда, чтобы мы оказали ему помощь, а пока мы занимались бы им, его приятель обыскал бы комнаты. Нет, их история помогла бы им лишь проникнуть внутрь или отыскать кого-то, — тут он посмотрел на меня. — Зубья Преисподних, Ланен! Ставлю серебро против конского дерьма, что они охотятся за тобой! — Он вскочил со стула и принялся ходить по комнате. — Провалиться мне на месте!..
Я дала ему выпустить пар. Он всегда отменно ругался в подобных случаях — вот и теперь ввернул парочку выражений, каких я не слышала даже от моряков во время плавания к Драконьему острову на корабле листосборцев.
— Ты говорила, что этот ублюдок Марик хотел принести тебя в жертву, когда вы были там с ним на острове? — сказал Джеми наконец. — Тогда готов побиться об заклад своим годовым жалованьем, что эти ребята явились сюда, чтобы завершить начатое им.
Я встрепенулась. В этом был определенный смысл. Марик отчаянно пытался всучить меня тому демону — у него это не вышло только потому, что меня спас Акор. Глянув на Вариена, я заметила в его глазах грусть.
«Случись такое еще раз, я бы уже не смог тебя спасти, любимая, — произнес он на Истинной речи. — С каждым днем я все больше становлюсь человеком, но лишь повелитель кантри способен бороться с одним из владык Преисподних с надеждой на победу».
— Полагаю, ты прав. Что же нам теперь делать, Джеми? Ты думаешь, они нападут на дом?
— Могут, если им достаточно заплатили. Мы выставим на ночь часовых, а спать вы будете в зале — там легче всего обороняться, к тому же там есть камин.
Я вдруг впала в страшное замешательство и почувствовала себя совершенно беззащитной.
— Но, Джеми, наши конюхи — они ведь не воины. А что, если...
— Я предупрежу их, девочка моя, не беспокойся об этом. Сооруди-ка пока ужин: его так и так готовить, а из дому тебе сейчас лучше не выходить. Я займусь караулом и выставлю часовых. — Казалось, он был даже доволен: глаза его сверкали ярко и решительно. — Им не удастся застать нас врасплох, спящими, пока я рядом. Будь умницей, завари нам челану. Он нам понадобится. — Джеми повернулся к Вариену. — А ты, Вариен, достань меч и отнеси его в сбруйную. Там мы его наточим как следует.
Джеми
Все-таки Ланен права. Наши работники не привыкли к битвам. Я предупредил их, и они даже закивали в ответ, согласившись выполнить все, о чем я их попросил, но все же были убеждены, что я делаю много шуму из ничего. Ослушаться они и не думали, но я все-таки несколько раз подходил к ним уже после того, как стемнело, и постоянно заставал врасплох. Хотя даже и не думал таиться.
Я то и дело обходил постройки, проверял двери, пытался успокоить лошадей. Похоже, их что-то тревожило, но я не мог сказать что.
Вернувшись еще раз в дом, я некоторое время грелся в зале у камина — должно быть, несколько дольше, чем мне показалось. Когда я вновь вышел во двор, была уже глубокая ночь. Я чувствовал, как под сапогами похрустывает корочка льда. Луна была в четверти, но светила ярко; небо выглядело ясным и звездным, а проклятый мороз пробирал насквозь.
Вдруг я услышал, как в западной конюшне заржали лошади, тревожно и настойчиво. Я развернулся и направился туда, но не успел сделать и пары шагов, как беспокойство лошадей внезапно обернулось бешеным ужасом и отчаянием. Это был крик о помощи, который не спутаешь ни с чем: от него холодеет внутри, а ноги сами собой устремляются вперед, без малейших раздумий. Я стремглав бросился к конюшне.
Добежав до главной двери, я рывком распахнул ее. И сейчас же в нос мне ударил запах, заглушив на миг даже ржание перепутанных лошадей.
Дым.
Огни Преисподней, будь все проклято!
— Пожар! — заорал я что было силы. — Пожар! Пожар! Пожар! — снова и снова.
Я понятия не имел, что случилось с работником, который обычно спал в этом сарае, но времени на раздумья не оставалось. Дым шел из дальнего стойла слева. На бегу скинув плащ, я отбросил засов и, широко распахнув дверцу стойла, попытался накинуть плащ на голову Буяну, лучшему нашему жеребцу, одному из основателей всего нынешнего поголовья хадронских лошадей. Он был страшно напуган и шарахнулся от меня, в ужасе выгибая шею и сопротивляясь моим усилиям. Я заговорил с ним — как можно спокойнее, зная, что времени у меня в обрез: нужно ведь было вывести и остальных лошадей, а их было немало. Мне удалось накрыть ему морду плащом, и жеребец — хвала Владычице! — тут же остепенился и зашагал следом за мной к выходу.
Я был даже несколько удивлен, обнаружив, что во дворе полно народу: каждый торопливо выводил лошадей наружу. Я остановил одного из наших молодых конюхов, пробегавшего мимо.
— Рэб, скорее, отведи Буяна на выгон, и всех остальных тоже! Да проследи, чтобы натаскали воды — затушить огонь.
Я не стал выслушивать его ответ, а сейчас же помчался назад в конюшню, сквозь дым, к следующему ближайшему от огня стойлу.
Ланен
Когда я услышала, как Джеми во всю глотку кричит «Пожар!», я живо вскочила с постели, не успев даже понять, что происходит. Спала я одетой — мы были готовы к подобной неожиданности — и кое-как умудрилась напялить сапоги. Схватив плащ, я кинулась наружу. Вариен оказался менее расторопным и не поспел за мной, совершенно не уразумев, при чем тут огонь и что происходит с лошадьми.
Хотя я спустилась за считанные мгновения, весь двор уже был полон работников. Одни таскали воду и мочили тряпки, передавая их другим, которые накрывали ими головы лошадей, оберегая глаза и ноздри. Лошади в ужасе заходились ржанием, и я сама закашлялась, когда, схватив мокрую тряпку, вбежала в конюшню.
Огромные серые клубы дыма собирались вверху, расползаясь вдоль крыши, озаряемые отблесками пламени. Казалось, огонь распространяется по сеновалу с быстротой человеческих шагов.
Когда я проходила мимо одного из работников, тот крикнул мне:
— Она не хочет, Ланен! Тень не хочет выходить!
— Тогда оставь ее и спасай остальных! — прокричала я. Наугад открыв одно из стойл, я столкнулась с Огнем, мерином, который принадлежал Джеми. Нимало не раздумывая (в этот миг я вообще слабо соображала), я накинула ему на глаза мокрую тряпку, называя его по имени и изо всех сил стараясь, чтобы голос мой звучал спокойно и естественно, и попыталась без суеты вывести его наружу. К моему величайшему облегчению, он последовал за мной. Выбравшись на свежий холодный воздух, я услышала, как Джеми кричит, чтобы всех лошадей отводили на выгон. Тогда я схватила подвернувшуюся под руку служанку, которая была не у дел, и велела ей отвести туда же Огня. Она ничего не ответила, но, кажется, рада была хоть чем-то помочь.
К этому времени во дворе было уже довольно много лошадей, однако еще не все. Далеко не все. Предусмотрительно стащив тряпку с морды Огня, я вновь кинулась в конюшню.
Внезапно слух мне взрезал истошный крик лошади. Я попыталась пробраться в ту сторону, но пламя было слишком жарким, а сверху, с сеновала, начали падать горящие куски. Мне сделалось дурно: от запаха жженого конского волоса и паленой плоти меня начинало тошнить. Но слезы лить было некогда. Я была уже у соседнего стойла, пытаясь совладать с Безумной Салли, одной из наших племенных кобылиц, которая никак не желала выходить. И тут вдруг услышала нечто такое, от чего пришла в полнейшее удивление. Лишь спустя какое-то мгновение я поняла, откуда доносится этот голос.
Это был Вариен. Внутренний его голос был спокоен и разливался широко: он обращался к лошадям на Языке Истины! Он не использовал слова, только чувства: убеждал их успокоиться, образумиться и давал понять, что снаружи они будут в безопасности, если доверятся людям, которые пытаются им помочь, и последуют за ними.
Я не вполне уверена, но это, похоже, помогло. Безумная Салли успокоилась и даже позволила накинуть на себя недоуздок, после чего последовала за мной, все еще объятая страхом, но уже не упираясь. Я провела ее к выходу как можно быстрее и там передала повод Тэму, одному из молодых работников. Каждый обитатель поместья прилагал все усилия, чтобы спасти как можно больше животных, но где-то внутри я чувствовала, что огонь разбушевался не на шутку, и если нам удастся вывести еще хоть немного лошадей, это будет просто чудом. Разве что Владычица пособит.
Я направлялась назад в конюшню, когда посреди этой бешеной сумятицы мне в голову вдруг явилась смутная мысль: что-то уж больно много народу вокруг, откуда у нас столько? Должно быть, кто-нибудь из деревни прибыл на помощь... И не успела я зайти внутрь, как вдруг сверху на меня что-то обрушилось, накрыв мне лицо, забив рот и ослепив, и я ощутила, как меня хватают сзади, а руки с силой прижимают к бокам. Схвативший меня оказался довольно крупным человеком: он ухитрялся тащить меня одной рукой, а другой крепко сжимал горло. Попытавшись закричать, я тотчас же почувствовала, как в рот мне запихивают кляп, и закашлялась. Тогда я мысленно воззвала к Вариену на Языке Истины, как можно громче, отчаянно стараясь унять кашель и втянуть в себя воздух.
Мне удалось сделать лишь один вздох (когда я рассказываю об этом, создается впечатление, что дело происходило медленно, хотя на самом деле все заняло один миг); я пыталась наугад ударить врага каблуком сапога по голени, когда меня вдруг сбили с ног.
Лишь после того, как меня протащили немного вперед, я вспомнила, чему меня учил когда-то Джеми, и попыталась освободиться от сжимавшей меня хватки. Но враг, казалось, был готов к этому и еще с большей силой сдавил мне горло. Я не могла продохнуть, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться: воздух едва поступал мне в легкие.
«Вариен, скорее, помоги мне!» — вскричала я мысленно со всей силы, какая у меня еще оставалась.
«Ланен, сосредоточь свои мысли. Где ты находишься? Ты в сарае?»
«Нет, нет, какой-то ублюдок держит меня за горло, и я не могу кричать. Он тащит меня через двор!»
"Дорогая, успокойся, если можешь. Твоя речь слишком рассеянна, я не могу отыскать тебя, — донесся до меня сильный голос Вариена, звучащий спокойно и убедительно. — Посылай ко мне свои мысли словно через узкое оконце — самое узкое, какое только сможешь себе вообразить. Я последую за тобою".
Думать спокойно оказалось не так-то просто: я была вне себя оттого, что меня с такой легкостью сделали беспомощной, к тому же я переживала за прочих лошадей, которых еще нужно было вытащить из этого пекла, и лишь в последнюю очередь меня беспокоил вопрос о том, кто же это меня тащит по булыжникам двора. Однако отчаяние удивительно способствует обострению разума. Я начала представлять себе игольное ушко, достаточное лишь для того, чтобы пропустить поток моих мыслей, как меня учил Вариен.
"Я здесь, любимый, я здесь, этот ублюдок тащит меня спиной вперед — даже в этой безумной свалке меня можно легко увидеть — Богиня, еще одна лошадь кричит, мне сейчас будет плохо! — проклятье, булыжники кончились, теперь я снаружи, меня тащат по траве, проклятье, не могу дышать!"
Шум начал стихать — или, по крайней мере, изменился. Я все еще слышала ржание лошадей, от которого у меня внутри все переворачивалось, но теперь это уже был не тот раскатистый гвалт, что сотрясал двор: я чувствовала, что лошади находятся здесь же, вокруг меня, — довольно много лошадей и людей.
"Мы пересекаем выгон. Разрази гром этого ублюдка, я не могу нащупать опоры, чтобы задержать его, он шагает слишком быстро. Да неужели же меня никто не видит? А он дюжий, гад! Осторожно, тут еще и другие!"
Мы остановились. Голоса вокруг звучали глухо и до ужаса спокойно, пока мне связывали руки. Я сопротивлялась и снова попыталась кричать, но мне по-прежнему недоставало воздуха, и справиться со мной не составило особого труда. «Одолели», — мелькнуло у меня в голове, и теперь я поняла, что так и есть. Может, тут мне и суждено испустить дух — одинокой, скрученной, посреди собственного поля.
Страх всегда приводит меня в ярость. Я принялась извиваться и сопротивляться еще сильнее и даже пиналась, когда мне это удавалось, однако мой похититель вновь сдавил мне чем-то шею, и пришлось сдаться.
"Вариен, скорее, они связывают меня, и я по-прежнему не могу дышать, — воззвала я на Языке Истины. Я была объята ужасом: воздух совсем перестал поступать мне в горло, я не могла сделать ни вздоха. — Помоги, помоги, я здесь, здесь, прошу тебя, помоги мне, спаси меня, вытащи меня отсюда, они связывают мне ноги, я не в силах их остановить, помоги, помоги, помо-оги-и-и!"
Больше я ничего не могла поделать: я совершенно выбилась из сил, а голова моя раскалывалась оттого, что пришлось прибегать к Языку Истины. Я чувствовала, что вот-вот лишусь чувств от недостатка воздуха, поэтому решила сосредоточиться только на дыхании.
Вариен
Я призвал на помощь всю свою силу и быстро повторил про себя Упражнение Спокойствия, как это принято у кантри, не переставая при этом искать Ланен. Я знал, что больше не сумею ничем помочь лошадям, поскольку Джеми запретил нам входить в сарай. Огонь уже неистовствовал вовсю, и было ясно, что более ничего сделать нельзя. На краткий миг я пожалел о том, что утратил свой прежний облик. Тогда я мог бы с легкостью вынести всех лошадей, ибо огонь не причинил бы мне вреда.
Пытаясь понять, откуда доносится голос Ланен, я заметил, что Джеми начал выводить лошадей из двух других конюшен... Ага, вот оно!
Старые привычки так просто не отмирают. Я всю жизнь считал, что силой своей превосхожу гедри, и знал, что они не могут представлять для меня серьезной угрозы. Поразмысли я над этим хотя бы мгновение, я бы позвал на помощь, но куда там! Подозреваю, я был не так уравновешен, как могло показаться, ибо сейчас же поспешил по зову Ланен с мечом в руке. Я был уже довольно далеко, когда вдруг осознал, что поступил глупо; однако теперь не оставалось ничего другого, кроме как довершить начатое. Вознеся крылатую молитву Ветрам, я приблизился к темной кучке людей, которые были заняты тем, что вязали Ланен по рукам и ногам. Мы были слишком далеко от стен поместья, чтобы там, в общей сумятице, кто-нибудь мог услышать крик о помощи.
Я не стал тратить время на то, чтобы объявить врагам о своем присутствии, — просто поднял меч и ринулся на них. Должно быть, я выдал себя каким-то шумом — возможно, зарычал в гневе; как бы там ни было, они услышали меня и с легкостью избежали моего не слишком меткого удара.
— Убить его, — сказал негромко один из них, указывая на меня. От остальных отделился высокий человек и пошел на меня. Те немногие навыки, что я приобрел этим утром, покинули меня, и им на смену пришли древние, глубоко укоренившиеся порывы. Я чуть было не отшвырнул меч, чтобы накинуться на него, выпустив когти, но в последнее мгновение сумел вспомнить, что когтей у меня нет, — и по чистой случайности избежал его меча. Потеряв равновесие, я попытался отступить, однако он напирал на меня, грозный во мраке ночи.