Шикрар

Увы! Если бы мы знали об этом, то, возможно, сумели бы еще как-то бороться, но откуда же нам могло быть известно? Я был слишком слеп, слишком поглощен видом горящей земли, что текла подобно воде, что не смог понять скрывавшуюся за этим причину.

Да и потом, что мы могли бы сделать? Против нас восстал огонь, и мы не знали, как нам быть. Клыки или когти были тут бесполезны; даже наше внутреннее пламя казалось менее жарким, чем этот подземный огонь. Скорее всего, у нас не было выбора.

Едва достигнув своих чертогов, я воззвал к Кейдре. Была уже глубокая ночь.

«Сын мой, все ли у вас в порядке?» — вопросил я негромко.

"Мы уже в пути, отец, - отозвался он тут же.— Щерроку по душе этот ночной полет, ему хочется увидеться с дедушкой Шикраром. Какой храбрый малыш мой сын!"

Я выжидал.

"Вскоре мы будем на месте, Старейший, — услышал я голос Миражэй, удивительно ясный и спокойный. Звук его придал мне решимости.— Мы с Щерроком будем ждать тебя в старых чертогах Акхора, возле Большого грота. Там, мне кажется, лучшее место для встречи, — добавила она, — ибо смею предполагать, что мы увидимся с Вариеном Кантриакхором гораздо раньше, чем рассчитывали".

"Да, это вероятнее всего, милая моя дочь, - ответил я, не в силах сдержать легкого шипения от удовольствия.— Быть может, это будет для него немалым удивлением".

"И пойдет ему на пользу, - сказал Кейдра.— Он почти не общался с нами с тех пор, как покинул остров. Если мы удивим его, тем лучше: он этого заслуживает".

«Хотелось бы, чтоб и все гедри так же были рады нам, но боюсь, этому вряд ли суждено случиться».

«Да, но там же госпожа Ланен: она замолвит за нас слово», - сказал Кейдра.

"Ее голос — лишь один из множества тысяч, и она сама утверждала, что не пользуется среди своего народа большим влиянием, - ответил я.— Ты думаешь, те, кого должно убедить, услышат ее? Она отважна, но сумеет ли справиться с такой задачей?"

"Прости меня, отец, но ты забываешь кое о чем, - ответил Кейдра, ничуть не смутившись.— Эта дочь гедри, не пользующаяся, как ты говоришь, большим влиянием, сумела убедить кантриов, собравшихся на Совете, не только оставить ее в живых, но и принять в качестве возлюбленной нашего государя. Клянусь Ветрами, она обладает такой необыкновенной душой, что вполне способна управлять миром".

Я не мог сдержаться. Несмотря на то что я очутился лицом к лицу с недобрыми переменами и почуял угрозу для собственной жизни, я все-таки рассмеялся, ибо в словах моего сына сквозила истина.

"Ну что с тобой поделать, Кейдра, несносный ты ребенок! - проговорил я.— Воистину излишняя серьезность не пойдет мне на пользу. Вы сейчас где?"

«Миражэй и Щеррок уже в чертогах Акхора, там они будут в безопасности. Мы разожгли там огонь. А я лечу к тебе», — добавил он. И уже в следующее мгновение, не успело еще эхо его голоса стихнуть у меня в голове, он уже был подле меня.

— Добро пожаловать, дорогой мой сын, всегда рад тебя видеть, — сказал я, когда он вошел в чертог душ. Мы обнялись, и я прижал его к груди, обернув своими крыльями, словно он по-прежнему был для меня ребенком. — Ах, Кейдра, дорогой! — добавил я и больше не смог вымолвить ничего. Слова точно застряли у меня в горле.

Он родился в этой самой пещере, и здесь же умерла моя возлюбленная Ирайс — сами стены были полны воспоминаний о прежней жизни, и я вдруг осознал, что это последняя ночь, которую мне предстоит провести здесь. Приклонив голову, я оставался в объятиях своего великодушного сына, а сердце мое переполнялось отчаянием — и тут внезапно я почувствовал нечто ужасное.

Мы — существа огня. Мы испускаем огонь, когда довольны и когда рассержены — словом, когда мы глубоко чем-то тронуты, — подобно тому как гедри источают соленую воду, которую они называют слезами. Но немногим известно, что и мы плачем — в крайней степени душевного отчаяния.

Я почувствовал, как по панцирю, что покрывал мне лицо, с шипением покатилась слеза.

Кейдра предпочел ничего не заметить и оставался недвижим — просто не выпускал меня из объятий. В глубине души я знал, что он вспоминает ту ночь, когда умерла Ирайс: тогда плакал он сам. В ту пору я обнимал его, передавая ему часть своей силы, хотя собственное мое сердце в тот момент было разбито и точно омертвело. А теперь вот его сила поддерживала меня...

Любой отец может только мечтать о таком сыне.

Хвала Ветрам, подобные мгновения длятся недолго. Я коснулся его самоцвета своим камнем — такую близость могут себе позволить лишь родители по отношению к детям — и вновь пришел в себя.

— Спасибо тебе, — только и сказал я.

— Меня мучит жажда, отец. Давай выпьем по глотку воды, прежде чем начать, — произнес он. Думаю, он был в смущении.

Иногда бывает нелегко признать себя сильнее собеседника, и это справедливо даже в отношении Кейдры.

Мы вышли из чертогов и вволю напились из ручья, что протекал в нескольких шагах от входа. Меня поразило обычное ощущение холодной воды, оставившей на языке привкус, которого я не замечал уже многие годы, и я почувствовал, как земля дышит исподволь пробуждающейся весной; все это показалось мне невообразимо дорогим и родным. Назойливая мысль: «Никогда больше тебе этого не видать» — удручала меня, но я нашел в себе силы отбросить ее. Позже еще будет время погоревать.

Вода. Огонь. Остров, объятый пламенем... Нет, не время сейчас предаваться скорби, сперва нам всем нужно очутиться в безопасности.

И все же сердца наши были объяты скорбью, когда мы вернулись под каменные своды. Я еще заранее разжег в главном чертоге костер — он должен был освящать наши действия и помочь нам справиться с нелегким делом.

Мы наскребли целые пригоршни кхаадиша из того утла, где находилось мое ложе, и принялись изготовлять несколько глубоких чаш, то и дело выпуская огонь, чтобы расплавить и смягчить поверхность металла, благодаря чему работа так и спорилась. Когда чаши были готовы, я послал Кейдру насобирать мху, а сам принялся делать круглые пластины, придавая им слегка выпуклую форму, чтобы они могли послужить в качестве крышек. Готовые пластины я откладывал в сторону. Мхом я тщательно выстлал дно и стенки изготовленных сосудов.

Медлить больше было нельзя. Мы ступили под своды дальнего чертога: прямо на нас глядела стена, покрытая кхаадишем ; в поверхность мягкого металла были вставлены самоцветы душ Предков. С почтением поклонившись прародителям нашего народа, я дотянулся до тех камней, что находились выше всех, — они были древнейшими, — и, осторожно действуя когтем, высвободил их из державшего их металла. Бережно складывая их в один из сосудов, я почти телесно ощущал боль, однако сумел пересилить ее. Я должен был ее перенести.

— Кейдра, будь добр, изготовь крышку для сосуда, в котором покоятся самоцветы Потерянных, — попросил я.

Бедные каменья: принесенные сюда давным-давно, сразу после того, как их вырвали из тел их владельцев, они вынуждены теперь возвращаться обратно — туда, где это случилось с ними.

Увы нам всем!

Ланен

Ночью, ясное дело, опять началось. Я могла бы догадаться, что даже один-единственный день радости имеет свою цену.

Когда мы воротились в трактир, я почувствовала себя усталой и поднялась в нашу комнату, чтобы отдохнуть. Там я обнаружила свою одежду — она лежала на постели, аккуратно сложенная, чистая и сухая, — и чуть не пустилась в пляс. Я вывернула наизнанку свой мешок, выпростав из него все, что у меня было, затем придала ему прежний вид и бережно сложила туда свои «сокровища», поклявшись себе, что на этот раз непременно сберегу одну смену нижнего белья и одну чистую рубашку, которыми не воспользуюсь, пока на мне белого места не останется. Когда я выпрямилась, то внезапно почувствовала прежнюю боль: словно кинжалом полоснули по внутренностям. Вознося хвалу Языку Истины, я мысленно завопила, обращаясь к Вариену, умоляя его привести Реллу, а сама кое-как добралась до постели. Через пару мгновений они уже были подле меня. Взглянув на меня разок, Релла выругалась и куда-то исчезла. Через некоторое время она воротилась с тазом горячей воды и какими-то тряпицами, заверив меня, что вскоре явится еще один целитель, за которым уже послали.

Вариен хранил молчание. Он уселся подле меня, спиной к Релле, пока та делала мне какие-то припарки, и нежно посмотрел мне в глаза. И вместо постороннего шепота в голове у меня слышался теперь лишь его восхитительный голос.

Слов как таковых не было; но я слышала, как от него исходят сила и любовь — звуча во мне, они обволакивали меня точно теплым одеялом.

— Я пыталась разыскать для тебя мага, девонька, но удача нынче не на нашей стороне, — проговорила негромко Релла. — Тут их всего-то трое: двоих сейчас в городе нет, а третий нам не подойдет: он только кости правит. — Она подмигнула мне из-за плеча Вариена. — Ты как, не прочь сломать ногу? Тогда бы мы хоть разузнали, чего он стоит.

Мне удалось улыбнуться ей в ответ: боль на мгновение отпустила.

— Спасибо, Релла, ты настоящая подруга, но я никогда не стала бы лишать тебя этой чести. Подойди-ка поближе, чтобы я смогла до тебя дотянуться, и я помогу тебе самой сломать ногу — вот и разузнаешь тогда.

В это мгновение вошел человек, которого я раньше никогда не видела. Был он среднего возраста, среднего роста и, едва войдя, сразу же посмотрел на меня, нахмурившись.

— И что же вас беспокоит, молодая женщина? — спросил он. И в голосе его, и в манере держаться явно чувствовалась гордыня. Он подошел ко мне, закатывая рукава, и от него начало исходить голубоватое свечение.

— Меня беспокоит то, что какой-то незнакомец только что вошел ко мне в комнату и начал задавать мне вопросы, — огрызнулась я. Что-то мне в нем не понравилось: так и подмывало отпустить еще одну колкость. — Возможно, если б он соизволил поведать, кто он такой, мне бы наверняка полегчало, провалиться мне на месте!

— Я целитель Кидлет. За мною послали, чтобы я пришел к вам, — ответил он, нимало не смутившись.

— А как же женщина, что приходила вчера? — поинтересовалась я для отвлечения внимания, заставив Реллу насторожиться.

Как можно скорее я мысленно обратилась к Вариену: «Акор, тут что-то не так, с ним что-то не в порядке! Ты видишь это? Я что, с ума сошла? Не хочу, чтобы он ко мне прикасался!»

Кидлет что-то пробормотал, и тут Вариен шагнул вперед, протянув ему пятерню. Кидлет взялся за нее, но уже в следующий миг Вариен с отвращением отбросил его руку. Я чуть ли не услышала, как он зашипел.

— Ты служишь ракшасам! — прорычал он. Он как-то странно дышал.

«Не забывай, что ты уже не можешь извергать огонь», — быстро сказала я ему мысленно.

И тут же услышала, как дыхание его переменилось, едва он шагнул вперед, нависая над незнакомцем и тесня его прочь от меня, назад к двери.

— Как смеешь ты являться сюда, когда от тебя несет этой мразью! Поначалу пришелец пытался отстоять свою правоту.

— Я главный целитель Гундарской гильдии Кайбара, юноша, тебе не подобает обращаться ко мне подобным образом!

— А я — Вариен из колена Лориакейрисов! — с жаром рявкнул Вариен. — И я убью тебя, если ты тотчас же не уберешься отсюда!

Я содрогнулась. Вариен опять сделался Акором и узрел зло в душе этого человека — будь дело на Драконьем острове, пришелец заслужил бы мгновенную смерть. В голосе его сквозил тот же холод, что я слышала однажды в голосе Джеми, когда он говорил с человеком, которого намеревался убить.

— Убирайся сейчас же, болван! Ты что, не видишь, что он не шутит? — взвизгнула Релла. Рука ее сжимала рукоять кинжала на поясе.

Без единого слова целитель развернулся и стремглав выбежал из комнаты. Релла взяла мои сапоги и швырнула их мне.

— Меня не волнует, насколько тебе сейчас больно, девонька. Одевайся, живо. Мы отбываем. Пойду скажу об этом Джеми.

— В чем дело? — спросила я.

— Ты что, забыла? Или из-за боли у тебя слух отшибло? — отозвалась она, быстро собирая мои вещи и запихивая их в мешок. — Гундарская гильдия! Я тебе еще на Драконьем острове говорила: у Марика заклинатели демонов насажены едва ли не в каждом представительстве его купеческой гильдии, и большинство из них — целители, которых он обратил ко злу. И этот болван один из них. Если Марик или Берис нас разыскивают, то и часа не пройдет, как они узнают, где мы находимся. Нужно уходить. Одевайся, да побыстрее: встретимся в общей зале.

Сжав зубы, я как можно проворнее оделась, и мы поспешили вниз. Релла уже ждала нас там.

— Джеми во дворе, седлает лошадей, — сказала она, улыбаясь. Она преспокойно рассчиталась с хозяином трактира, непринужденно поболтав с ним о погоде. Мы последовали за ней во двор. Сумерки гасли, и становилось совсем темно.

Джеми встретил нас у входа вместе с лошадьми, которым явно не нравилось, что их вновь оседлали, да еще и в столь неурочный час: они то и дело поворачивали головы к теплой конюшне. Едва мы расселись по седлам, как Релла скомандовала:

— За мной.

Мы тронули лошадей и последовали за ней. Боль моя была пока что терпимой, а Релла, похоже, знала, что делает. Джеми лишь передернул плечами — я заметила это при свете, лившемся из окон трактира, — и направил своего жеребца следом.

Избегая ярко освещенных улиц, где было много домов, мы свернули куда-то во тьму и поехали по глухой улочке. Эта часть города выглядела заброшенной: из каждых трех домов только один казался обитаемым. Ставни на многих домах были сломаны, двери сорваны с петель, а вокруг шныряло множество бродячих собак. Лошади волновались, да и я не меньше; когда Огонь под Джеми вдруг захрапел и попятился прочь от узкого и темного проулка, Джеми рискнул задать вопрос.

— Ты сама-то знаешь, куда едешь, или нет? — спросил он у Реллы.

Обернувшись к нему, она ответила негромко:

— Я знаю, что лошадям это не нравится. Но теперь уже недалеко.

Мы последовали за ней по коротенькому, мощенному булыжниками проулку, настолько узкому, что лошади наши могли идти по нему лишь друг за другом. Вскоре мы уперлись в высокую стену с воротами, такими же узкими. Ворота казались запертыми, а вокруг было темно.

Когда мы все подтянулись к стене, Релла вдруг издала несколько причудливых высвистов. Сейчас же где-то вверху на стене зажегся свет, и ворота широко распахнулись. Релла въехала первой, не переставая посвистывать, а вслед за ней двинулись и мы — и оказались на большом, поросшем травой дворе, защищенным высоким навесом на длинных сваях. Я не могла понять: откуда вдруг тут взялось так много места, ведь улочка-то была узкой; но города были для меня в новинку, и многого в их устройстве я еще не понимала. К примеру говоря, я понятия не имела, где мы очутились, но Джеми, оглядевшись по сторонам, рассмеялся. И смех его мне не понравился.

Джеми

За свою жизнь я не раз слышал о Безмолвной службе и даже знавал кое-кого из их сподвижников, однако и думать не думал, что мне доведется побывать внутри одного из ее центров. Вообще-то, я уже начал подумывать, что эти местечки существуют лишь в россказнях. Но, оглядевшись по сторонам, я понял, где и почему зародились эти слухи.

Только что была мощеная улочка, а теперь трава... Вот что позволяет им внезапно исчезать, нырнув в тупиковый проулок, и так же внезапно появляться невесть откуда, срываясь с места и несясь во весь опор. А высокий навес предусмотрен для того, чтобы обмануть посторонний взгляд сверху: если бы кто глянул вниз с высокой башни, он не увидел бы ничего, кроме крыш. Все было сделано остроумно и изобретательно, и я пожалел, что здесь слишком темно и мало что можно разобрать. Тут к нам подошли трое в капюшонах и жестами приказали спешиться.

Релла уже давно стояла на земле и сказала:

— Не волнуйся, Джеми. Вам не дозволено видеть больше, чем вы уже видели. Сейчас вам всем ненадолго наденут капюшоны: будьте добры повиноваться.

— А тебе? — спросил Вариен, не слишком довольный.

— Я здесь работаю, — ответила со смехом Релла. — Давайте же, никакого вреда вам от этого не будет. Мне нужно как можно скорее переговорить с главою, и никак иначе мне этого не сделать. Если вы откажетесь надеть капюшоны, вас повалят ничком наземь да еще и сверху усядутся. Лучше уж не перечьте.

Ланен рассмеялась:

— Ну так давайте, что ли. Тут и без того темно хоть глаз выколи, так что я лично большой разницы не вижу.

И, отбросив сомнения, она натянула на голову один из капюшонов.

Особого выбора у нас не было, и мы сделали, что нам велела Релла.

— Я сейчас же вернусь, — сказала она. Потом мы услышали, как она велит кому-то принести для нас еды и выпивки. Не успел я и глазом моргнуть, как в одну руку мне сунули булку, а в другую — стакан вина. Да, в гостеприимности им не откажешь. Хорошо хоть под капюшоном нашлось достаточно места, чтобы сейчас же воспользоваться их щедростью.

Релла

Если думаете, будто я собралась раскрывать какие-то секреты, как бы не так!

Когда я предстала перед главой кайбарской Службы, между нами состоялся короткий разговор, большая часть которого для случайного свидетеля осталась бы совершенно непонятной. Да что там — даже иные из младших сподвижников стали бы в тупик. Я и по сей день не вправе нарушить обет молчания. Впрочем, говори мы обычным способом, мирская часть разговора была бы приблизительно следующей.

— Полагаю, госпожа Релледа, у тебя нашлась достаточно веская причина для того, чтобы привести троих чужаков в святилище?

— Ты полагаешь верно. Этот дурак трактирщик из «Трех Государей» послал за одним из Берисовых прихвостней, в то время как мне требовался целитель.

— Я слышал, что ты уже прошла лечение. Выглядишь ты не хуже, чем обычно.

— Это для подопечного.

— Для подопечного! — фыркнул он. — Ты еще скажи, что твой подопечный ожидает во дворе.

— Так и есть.

Он откинулся в кресле, устремив на меня гневный взгляд.

— Трое чужаков в святилище, Релла! Смотри, как бы не пришлось пожалеть.

Скрестив руки на груди, я усмехнулась:

— Еще как не пожалеем, провалиться мне на месте. Ты себе представить не можешь, как причудливо переплетаются нити судьбы, точно благоволя этой молодой особе. За этой девочкой и охотится Берис. Это дочь Марика. Та самая, которая, согласно пророчеству заклинателя демонов, будет править всем Колмаром.

Ты нашла ее! — воскликнул он, не в силах сдержаться.

— Нашла? Я с ней уже не один месяц. И теперь не собираюсь от нее отказываться. Ты представляешь, сколь она ценна? Для своей матери, для Марика, даже для самого Бериса?

— Выходит, ты намерена с нею торговаться? — спросил он, вновь откинувшись назад и почти прикрыв веки.

Я хмыкнула:

— Как бы не так. Тебе известны стремления Бериса не хуже, чем мне. Я не могу тратить время на демонов и всяческих мерзавцев, которые с ними заодно. Я выполняю задание ее матери, Маран Вены.

— Я слышал о ней, — проговорил глава, и едва заметная, но алчная улыбка тронула его лицо. — И слышал также, что у нее имеется нечто почти столь же ценное, как и ее дочь.

— Дальновидец не имеет к этому отношения.

— Отчего же?

— Поверь, он не предназначен ни для продажи, ни для кражи, — я поморщилась. — Однажды я уже пыталась. Вздорная это мысль... Целительница здесь?

— Я пошлю за ней.

— И мне нужно будет воспользоваться почтовыми лошадьми на четверых седоков до Верфарена — если не до самого города, то по меньшей мере где-то в пределах одного дня пути до него. — Я была довольна собой. Голос мой оставался спокойным, а речи — рассудительными.

Тут он вскочил на ноги, брызжа слюной и ругаясь.

— Зубья и кости Преисподней, женщина! Ты хоть представляешь, во сколько это обойдется? Это и лошадей измотает, и наших людей лишит возможности быстрого передвижения не меньше чем на неделю! Ну скажи: с какой вдруг стати я позволю тебе и этим трем чужакам использовать почтовую службу?

Я с улыбкой подождала, пока он перестанет плеваться, после чего спокойно произнесла:

— Мне нужно благополучно доставить новую владелицу хадронских лошадей к лучшим целителям в мире. А потом, когда она будет обязана нам своей жизнью, — тогда, возможно, нам больше не придется платить такие огромные деньжищи, чтобы приобрести очередных скакунов.

Все-таки он умел соображать быстро, когда хотел, язви его в душу.

Глава 11

ВЕТЕР ПЕРЕМЕН ХОЛОДЕН КАК ЛЕД