Вариен

В тот вечер я узнал, почему Ланен так нездоровится. Релла встретила меня на лестнице, когда я возвращался после принятия ванны.

— Вариен, тут была целительница, она осмотрела Ланен, — сказала Релла, остановившись на одну ступеньку выше меня. Мы оба держали в руках по свече, и тени от пламени тревожно прыгали по стенам. Я не мог разобрать выражения ее лица, но голос ее звучал удручающе. — Сейчас ей немного лучше, и все же дела ее плохи.

Теперь Релла казалась еще больше озабоченной, чем была до того, как мы прибыли в город.

— А разве целительница не сумела ей помочь? — спросил я. — Я видел целителя-гедри, который вытащил Ланен даже из объятий смерти минувшей осенью. А что сказала целительница? Из-за чего моей милой так плохо?

Релла отстранила свечу от своего лица.

— Ступай к ней, Вариен. Ты ей нужен.

Я отступил, чтобы позволить ей сойти вниз. Потом принялся медленно подниматься, стараясь дышать глубоко и протяжно, прибегнув к начальным приемам Упражнения Спокойствия, которое всегда помогает кантри усмирять бурные страсти души. Мне и в самом деле удалось немного замедлить торопливое биение сердца.

Я осторожно отворил дверь нашей комнаты, чтобы не разбудить ее, если вдруг она спит...

Неоднократно с тех пор я пытался изгладить из памяти те мгновения, но тщетно. Странное дело: кантри хранят в памяти события во многом подобно гедри, и часто воспоминания бывают неподвластны воле, особенно в тех случаях, когда глубже всего затронуты чувства сердца. Тогда даже самые нелепые картины накрепко запечатлеваются в памяти...

Длинная кровать стояла напротив двери, изголовьем к правой стене, и единственная свеча подле ложа бросала отблески на распущенные волосы Ланен: лица ее было не видать; она подняла ноги к груди и сидела так, обхватив колени. Я решил, что она смотрит в небольшое оконце над кроватью.

— Ланен, — произнес я негромко, ставя подсвечник на полку сбоку от двери.

Она не пошевелилась.

— Ланен! — позвал я снова, закрывая дверь.

Она не ответила, и я понял, что не стоит к ней приближаться. Я уже достаточно изучил Проявления гедри, особенно те, которые были свойственны Ланен. Положение плеч, какая-то напряженность в изгибе спины, чувствуемая даже сквозь ткань, сорочки, — все это красноречиво говорило о том, что сейчас к ней не следует резко подступать, даже мне, ее супругу. Я прислушался к ее внутреннему голосу, но ничего не услышал.

Я обратился к ней на Языке Истины, ибо опасения, таившиеся в моем сердце, грозили вот-вот вырваться наружу, миновав слабую преграду, что я попытался воздвигнуть.

«Прости меня, дорогая, но я боюсь за тебя. Релла сказала, что к тебе приходила целительница, но тем не менее тебе по-прежнему нездоровится».

Я прислушался: в тишине темной комнаты до меня донесся слабый ответ. Точно издалека слышалась мне ее Истинная речь — растерянная, полная мольбы и отчаяния.

«Акор! Акор! Помоги мне!.. О милостивая Владычица, помоги мне!..»

Я сейчас же заключил ее в объятия, пытаясь успокоить и мысленно, и вслух, крепко прижав ее к себе.

— Ланен, сердце мое, я здесь, здесь, — повторял я. Знаю, что это может показаться бессмысленным, ведь она и так знала, что я рядом с нею, однако именно такие слова, как мне казалось, и были нужны ей сейчас. Она схватила меня за руки, сжав их что было сил, и мы долго сидели в тишине, даже дыхания ее не было слышно; потом вдруг в мгновение ока она отстранила меня и встала на ноги. Она принялась ходить из угла в угол, скрестив руки на груди, и босые ее ноги сотрясали пол, точно она вымещала свой гнев на половицах. Дыхание ее было тяжелым, словно она только что изрядно пробежалась.

— Акор... Целительница сказала... что я не могу...

Она остановилась и посмотрела на меня, плотно прижав руки к груди: ее била дрожь.

— Акор, я беременна. И целительница сказала... она сказала, что это погубит меня. Вот почему мне так нездоровится, вот почему я не могу нормально есть и чувствую себя такой разбитой: тело мое отекло, а головная боль совсем одолела.

Я чувствовал себя совершеннейшим глупцом, но ничего не мог с этим поделать.

— Прости меня, милая, но я не знаю, что означает это слово. Как это понять — «беременна»?

— Я жду ребенка, — пояснила она тихо.

Хорошо, что я сидел, а то наверняка рухнул бы на пол.

— Как, уже? — только и мог выговорить я, и вышло довольно глупо.

— Да, уже, — подтвердила Ланен с раздражением. — А ты думал, сколько для этого нужно времени? Мы с тобою спим вместе вот уже почти четыре месяца! — При этих словах голос ее сорвался, и она попыталась улыбнуться. — И неплохо провели вдвоем все это время.

— Дорогая, ты научила меня многому, но вот о зарождении новой жизни в человеческом теле я не знаю ничего. У нас на то, чтобы зачать, уходят годы, да еще потом детеныш пребывает в материнском чреве почти пару лет, прежде чем появиться на свет.

— Ах, прах бы меня побрал, Вариен, прости! Я и забыла, что ты и впрямь не знаешь, — сказала она, медленно приблизившись к кровати, где я сидел. — Мы можем зачать и после первого раза, а спустя девять месяцев ребенок появляется на свет.

— Девять месяцев! — воскликнул я.

— Это если все хорошо. А сейчас совсем наоборот. — Она снова встала, обхватив себя руками за плечи. — Вариен... целительница сказала, что внутри моего тела идет борьба и что лучше... лучше было бы избавиться от ребенка. А еще она заявила... — Ланен вновь зашагала по комнате, с трудом проговаривая слова, застревавшие у нее в горле, — она заявила, что так будет лучше, потому что тело мое знает, что делает, когда... — горло ее опять сжалось, но она постаралась закончить, хотя голос ее при этом подвел, — в тех случаях... когда ребенок неправильно сложен и все равно не выжил бы.

Вот это-то и было тем ужасным мгновением, о котором я не люблю вспоминать. Я вскочил, подхватив ее на руки: силы все же оставили ее. Какое-то время она рыдала в моих объятиях, не стыдясь явить мне свою слабость, а я лишь прижимал ее к себе. Для Ланен такое поведение было самым что ни на есть сокровенным, личным, что скрывают, подобно наготе.

Нежно подняв ее на руки, я осторожно уложил ее на постель, но она тут же уселась, откинувшись спиной на подушки. Я накрыл одеялом ее босые ноги и сел рядом.

— Ланен, кадреши, твоя боль — она ведь и моя, — произнес я, поглаживая ее по волосам, и с удивлением обнаружил, что и мне слова даются нелегко. — Ибо ребенок, которого ты носишь, такой же мой, как и твой. — Я пристально посмотрел ей в глаза. — Дорогая моя, а если целительница права — что нам делать?

— Нет! — вскричала она. — Нет, я не верю ей! Как бы там ни было, она пыталась избавиться от ребенка, даже не посоветовавшись со мной, но у нее ничего не вышло. — Она вздохнула и положила руку себе на живот. — И я рада, что не вышло. Она ведь ничего не знает о тебе. Понятно, ребенку из-за этого непросто. — Она рассмеялась — грубовато, сквозь гнев — и добавила уже потише: — Во имя Ветров, Акор, да ведь у него отец наполовину дракон — само собой, родиться ему будет нелегко.

— Возможно ли, чтобы все было настолько просто? — произнес я озадаченно. — Но ведь если я обладаю обликом гедри, то и все мое существо вполне такое же!

— Ты так в этом уверен? — ответила она. — В ночь пожара ты остановил меч голой рукой, получив лишь небольшой порез.

— До самой кости, и он до сих пор побаливает, — уточнил я.

— Акор, будь ты обычным человеком, ты бы сейчас был одноруким, если бы вообще в живых остался. Видала я этого рыжего ублюдка. А помнишь, что ты сделал со стояком для упражнений? Я глазам своим не поверила: чтобы человек твоего сложения был настолько силен!

— При чем тут сложение? — спросил я, смутившись. — Это новое тело, которое мне даровано, легкое, но при этом очень сильное: мышцы да кости, и...

— Как у драконов. Я все гадала раньше: как это такие огромные создания ухитряются летать? Это было бы невозможно, не обладай вы на диво крепкими костями, полыми внутри, точно у птиц, и мышцами, во много раз превосходящими по силе человеческие. — Она перевела дыхание и поглядела на меня. — А если ты слеплен из того же теста и поменял лишь облик, — святая Владычица, немудрено тогда, что целитель был не в силах тебе помочь! А стояку Джеми и вовсе не позавидуешь!

Теперь она разгорячилась: от былой муки не осталось и следа, глаза ее так и сверкали в тусклом мерцании свечи. Люблю я в ней этот дух: он не покидает ее даже в минуты отчаяния.

— Вариен, в этом-то, наверное, все и дело! Во многих отношениях ты по-прежнему остаешься кантри: облик твой изменился, но сшит ты все из того же сукна, и... — она глянула на свой живот и внезапно посерьезнела, — и в этом вся причина. Вот, должно быть, почему тело мое сопротивляется. Ребенок этот... О Шиа!

Она вдруг прикрыла обеими руками рот, точно позабыв нужные слова. Я обратился к ней мысленно — спасибо Ветрам и Владычице за Язык Истины.

«Что такое, Ланен?»

В ответ разум ее явил дальнее эхо — воспоминание слов, которые, как я надеялся, никогда больше не прозвучат вновь: это был голос Ришкаана, погибшего полгода назад; он повторял слова, произнесенные им незадолго до гибели, когда Ланен отстаивала свою правоту перед собравшимися кантри.

«Она хочет смешать кровь кантри и гедри! Дети ее будут чудовищами, мир наполнится огнем ракшасов, и некому будет встать на защиту из-за нее!»

Взяв ее за плечи, я слегка встряхнул ее. Она рассердилась, но это привлекло ее внимание.

— Прекрати, Ланен! Ты строишь догадки. На самом деле ты ничего не знаешь наверняка. Для тебя бесспорно лишь то, что беременность плохо отражается на твоем самочувствии. — Я попытался рассмеяться, но у меня не особо получилось. — Во имя Ветров, любимая! Если бы я и в самом деле обладал той же сущностью, что и все мои родичи, ты бы познала страшную боль во время наших с тобой любовных утех, а может быть, вообще погибла бы! Посуди сама: семя кантри не оплодотворило бы ни одну из гедри, это попросту невозможно. В Ришкаане говорила его ненависть, дорогая. Не будь наивной, это невозможно.

На миг она смежила веки, вслушиваясь в мои речи, ибо уловила в них истину. Внезапно она расслабилась и вновь уселась в постели.

— Ты прав, спасибо. Разумеется, ты прав. Подобное просто невозможно. — Она посмотрела на меня, и глаза ее ярко блеснули при свете свечи. — Но мне и впрямь нелегко с этим ребенком.

— Да уж, — улыбнулся я. — Думаю, мы пришли к тому же, с чего начинали. И вопрос, который сейчас для нас — для тебя — должен быть на первом месте, — это что нам делать?

— Целительница... она сказала, что нужно отыскать какого-нибудь мага, — проговорила она. — И поскорее.

— Значит, это нам и следует предпринять. Где можно отыскать такого человека?

— Они живут повсюду, может и тут, в Кайбаре, найдется один-другой; но школа, где они обучаются, находится в Верфарене, — сказала она негромко. — Целительница говорила, что я должна разыскать мага как можно скорее, иначе ребенок меня погубит. До Верфарена еще три-четыре недели пути.

У меня в голове возникла смутная мысль.

— Ланен, не бойся. Выход всегда можно найти.

Она воззрилась на меня, но я не осмелился поведать ей о своих помыслах. Время еще не приспело.

— Скажи-ка лучше: ведь маги — это всего лишь очень могущественные целители, так?

— В общем-то да, — ответила Ланен. — Та женщина имела лишь второй разряд. А маги могущественнее по меньшей мере вдвое. У Майкеля был третий разряд, и ты сам видел, на что он был способен. Магов можно приравнять к пятому, если бы это было принято; однако, как мне кажется, уже после четвертого разряда способности их начинают существенно отличаться — не просто по силе, а сами по себе. — Она нахмурилась. — Думаю, здесь можно найти кого-нибудь, кто сумел бы помочь, Кайбар ведь большой город, а осложнения при беременности не так уж редки.

— Тогда давай разыщем мага, любимая, — сказал я. Мне передалась часть ее надежды, и теперь, ободренный еще и сумасшедшей мыслью, возникшей у меня в голове, я осмеливался думать, что и ребенок, и Ланен, возможно, выживут.

Ланен встала и быстро оделась.

— Давай спустимся поужинать и спросим Реллу или хозяина трактира. Кто-то же должен иметь хоть какое-то представление, где нам следует искать.

Запахи, что донеслись до нас из общей залы, когда мы покинули нашу комнату, были восхитительно вкусны. Ланен устремилась вниз по лестнице с оживленностью, какой я не замечал в ней вот уже несколько недель, и маленькое зернышко надежды, посаженное в моем сердце, пустило крохотный зеленый росток, что стремился пробиться к свету и воздуху.

Разнообразие еды, которую гедри готовят из нехитрых составных частей, никогда не переставало удивлять меня. На ужин был подан густой овощной суп с ломтем темно-коричневого хлеба в придачу, жареный окорок, приправленный каким-то незнакомым мне корнеплодом (когда Ланен сказала мне, что он называется «пастернак», слово это весьма меня рассмешило), с картошкой, каким-то загадочным образом превращенной в мягкое белое месиво. Все было очень вкусно. И я с радостью увидел, что и Ланен охотно поедает свою долю. За время нашего путешествия она много потеряла в весе — мало того что наши пищевые припасы в дороге были довольно скудны, но к тому же спустя лишь первую седмицу Ланен уже не могла толком есть: из нее все выходило обратно. Как бы там ни было, целительница постаралась неплохо — по крайней мере, на какое-то время Ланен теперь чувствовала себя получше. Она все еще была слишком худа, но щеки у нее уже не казались такими впавшими от постоянных болей. Росток надежды выпустил первый лепесток.

Релла тоже была рада, что Ланен полегчало, и даже удивилась, когда ее увидела.

— Чувствуешь себя лучше, девонька? Джеми, нахмурившись, окинул Ланен взглядом.

— Я слышал, что у тебя была целительница, девочка моя. — Он долго смотрел на неё не отрываясь. — И очень кстати. Ты погано исхудала: мне отлично известно, что уже много дней ты не можешь толком поесть. — Добрые его глаза не соответствовали грубоватым речам. — А последнюю неделю с тобой просто беда: думаю, что боли твои были куда серьезнее, чем ты говорила. Что там сказала эта целительница?

Ланен

Впервые я на мгновение почувствовала ту радость, которая, думаю, свойственна всем будущим матерям.

— Я беременна, Джеми, — ответила я с улыбкой. — Если со мной все будет хорошо, ты вскоре станешь дедушкой.

Славный мой Джеми: лицо его просияло, точно костер в зимнюю ночь, и он вскочил со скамьи, чтобы обнять меня, радостно рассмеявшись.

— Несносное дитя, ну почему тебе так не терпится сделать меня дедом? — проговорил он восторженно. — Как это чудесно! Ах, Ланен, я так рад за тебя! — Но тут он осознал, что Релла с Вариеном не спешат разделить его восторг. — Но постой-ка, — сказал он, посерьезнев и усевшись на свое место, — ты сказала «если со мной все будет хорошо»? Раз тебе потребовался целитель, значит, что-то не так. Расскажи-ка мне.

Я села и поведала ему все, о чем говорила целительница. До последнего слова.

— Но я еще пока не сдалась, Джеми. Теперь я чувствую себя куда лучше. Живот меня больше не подводит, проклятая головная боль прошла, да и спина уже совсем не болит.

— Где же нам найти в этом городе мага? — проговорил он.

— Предоставьте это мне, — сейчас же откликнулась Релла. — Девочка не собирается загибаться прямо сейчас, а завтра я схожу в одно место, где разузнаю все, что нужно.

Джеми попытался было возразить, но я положила руку ему на плечо.

— Я не сумасшедшая, Джеми, и не собираюсь умирать. Если нам не удастся отыскать мага здесь, нужно будет каким-то образом побыстрее добраться до Верфарена, вот и все.

— Туда еще ехать недели три, даже если мы будем спешить вовсю, девочка, — сказал он мрачно.

— Что ж из того? Я ведь не слабачка, Джеми. Я способна выдержать что угодно, даже в течение трех недель. К тому же по пути нам могут встретиться еще целители, разве не так?

— Так, — сухо отозвалась Релла, — да только вряд ли их будет столько, сколько тебе понадобится.

— Я же выдержала уже — вон как долго — и без их помощи, так что не сомневаюсь, что сумею продержаться и в промежутках, когда их поблизости не окажется.

— Проклятье, путь-то ведь неблизкий! — проговорил Джеми сокрушенно. Я в удивлении посмотрела на него. Он тоже вскинул на меня глаза. — Ты сюда-то едва добралась, Ланен, — продолжал он. — Ты не сможешь проехать еще почти столько же, тем более что тебе нездоровится из-за ребенка. Нам нужно подумать, где найти надежное место, чтобы остаться там.

— Нет, — возразила я. — Какой бы гадиной ни была та целительница, в одном она права: Верфарен — лучшее место для меня и ребенка.

— Зубья Преисподней, Ланен! Ты разве забыла, что Верфарен славится кое-чем еще? — произнес он, перейдя чуть ли не на шепот. Мне было едва слышно, что он говорил. — Там обосновался этот ублюдок Берис, этот детоубийца! Единственный человек на свете, от которого тебе лучше держаться подальше, — а он сидит, точно жаба, именно там, куда тебе больше всего надо попасть.

— Тогда нам нужно попробовать доставить к Ланен мага, вместо того чтобы тащить ее туда саму, — произнес негромко Вариен. — Мы наверняка сможем остановиться где-нибудь не слишком далеко от Верфарена, и ей не понадобится даже входить в город.

— Дело говоришь, парниша, — одобрила Релла. Вариен, похоже, удивился, что она назвала его «парнишей», но, должно быть, воспринял это в хорошем ключе. — Там и в самом деле полно небольших деревенек, где мы сможем найти кров, а потом просто послать кого-нибудь за магом. Нам придется подойти к самому городу, будь он неладен, но уж по крайней мере не нужно будет лесть в самые лапы этого паскуды.

— Мне это все же не слишком по душе, — возразил Джеми. Релла повернулась к нему.

— Мне тоже, мастер Джеми, ох как не по душе, но нам всем придется-таки плясать под дудки демонов.

Вариен повернулся ко мне, с недоумением подняв брови.

«Ума не приложу, что она этим хотела сказать?» — спросил он озадаченно на Языке Истины.

Я расхохоталась. Смеяться было приятно: сразу отступали страх и уныние.

— Она имела в виду, что иногда жизнь загоняет тебя в угол, и тогда ты вынужден поступать так, как в другое время ни за что бы не поступил, — усмехнувшись, ответила я вслух. — Чтобы не привлечь к себе внимания, нам нужно прокрасться у него под самым носом, а потом еще умудриться таким же образом вернуться назад.

Джеми всем своим видом выражал сомнение, однако Релла кивнула в ответ.

— В любом случае, есть немалая вероятность, что мне удастся отыскать какого-нибудь мага и здесь, в Кайбаре, — сказала она. — Просто сегодня ночью постарайся ни о чем не беспокоиться, девочка.

Это меня рассмешило.

— Даю тебе свое честное слово, — ответила я.

— Заметано, — откликнулась она с улыбкой. — А я отправлюсь кое-куда сегодня ночью. Посмотрю, чем тут можно поживиться.

— Куда это еще? — полюбопытствовал Джеми мрачновато. — Мы едва сюда прибыли.

— Куда надо, — ответила она и, повернувшись к нему, хохотнула. — Сегодня я больше ничего сделать для Ланен не смогу. Я в городе не была месяца три; пусть мне сподручнее всего путешествовать глухими дорогами, а то и лесами да полями, но в глубине души я — дочь Соруна. Кайбар, само собой, поскромнее будет, но тоже ничего. И я не обязана отвечать на твой вопрос, мастер Джемет, — добавила она весело. — Я разыскала еще одного целителя, и он подлечил мне спину. Так что и мне сейчас куда лучше: я себя не чувствовала так с самой середины зимы и поэтому сегодня собираюсь повеселиться. — Она ухмыльнулась, и в глазах у нее заиграл озорной огонек, чего я раньше в ней не замечала. Это ей очень шло. — Увидимся завтра. Полагаю, мы ведь и завтра ночевать будем тут же?

— Никаких признаков погони не заметно, — отозвался Джеми еле слышно, — так что и нам, и лошадям не помешает подольше отдохнуть.

— Вот и славно. Значит, увидимся здесь же завтра днем. Напомни им, чтоб и мне обед оставили, — обратилась она ко мне, поднявшись из-за стола и надевая плащ. — Давненько не едала я ничего вкуснее и вовсе не хочу лишиться повторного удовольствия.

Я усмехнулась в ответ.

— Желаю тебе вдоволь повеселиться, Релла, — сказала я. Она хитро прищурилась, и мы обе так и прыснули; мужчины небось не могли взять в толк, что же нас так рассмешило.

Я обожаю Вариена, а Джеми мне всегда был вместо отца, но порой они оба бывают настолько недалекими...

Святая Богиня, как все-таки легко мне делалось от смеха, пусть хотя бы ненадолго.

Салера

Когда земля только-только начала покрываться зеленью, а деревья все еще оставались голыми, как-то утром я пробудилась — словно от чьего-то голоса. Нет, это не был Его голос, да я и не вполне была уверена, что в самом деле что-то слышала, но во мне вдруг возникло чувство... тепла, дома. Я встрепенулась и выбралась из убежища, в котором ждала Его возвращения, глубоко вдыхая свежесть утреннего воздуха и окидывая взглядом небо. Утро было холодным и ясным, и до моего слуха не доносилось ничего, кроме пения птиц, наших дальних родичей; расправив крылья, затекшие от долгого ожидания, я взмыла вверх, наслаждаясь нежными струями воздуха и приветствуя рассвет веселым танцем крыльев. Вскоре я с удивлением обнаружила, что кроме меня в воздухе кружатся еще несколько моих сородичей, тоже радующихся утреннему теплу в предвкушении яркого дня. Все они были высшей породы, Сердцевещатели, — им, я знала, можно доверять. Точно по общему согласию, мы снизились в том самом месте, над которым я пролетала по пути к своему единственному дому.

Располагалось это место высоко в горах и было вполне безопасно. Поверхность земли здесь большей частью была плоской, словно луг, и поросшей травой, за исключением двух каменных зубьев, что вздымались к высоким утесам, стеною огораживавшим это пространство. На одном конце находился лесок; оттуда до нас донесся запах влаги, благодаря чему мы обнаружили небольшой водоем, где смогли напиться.

Таково было начало. К концу дня к нам присоединилось еще несколько родичей; со временем стало казаться, что стремление, влекущее меня в воздух, передается также и моим соплеменникам.

Мы собрались вместе, не ведая причины, не спрашивая себя о ней. В один день сразу несколько, на следующий день никого, затем еще несколько... Мы не сомневались, что поступаем так, как и нужно. Говорить мы не могли, но являли друг другу образы и мысли, касающиеся тех мест, откуда каждый из нас прилетел. Некоторые прибывали парами, иные с детенышами, и сердце мое тяжко ныло, когда я видела матерей с их малышами. Я не помнила лика своей матери, но не могла забыть ее кончину.

Я так скучаю по Нему. Он приютил меня, сделался для меня и матерью и отцом, одарил меня любовью и разжег ответный огонь в моем сердце. Где-то Он сейчас?

Ланен

«Огонь и воздух, земля и вода, не забывай, Владычица, о нас никогда...»

К своему удивлению я проснулась от этих слов древней молитвы странников. Джеми втолковал ее мне еще в детстве, когда я изнывала от стремления вырваться за пределы своего маленького мирка; теперь же, ярким утром, они играли у меня в голове, точно солнце на молодой листве.

Это было весьма кстати, поскольку мне все казалось, что до весны еще целая вечность. Открыв глаза, я обвела взглядом крохотную комнатушку, недоумевая, где это я очутилась, и едва не выпрыгнула из постели, осознав, что рядом находится кто-то еще... Я расхохоталась так, что Вариен проснулся.

Он благоразумно не стал выражать своего недовольства. Я извинилась, что разбудила его. Но он лишь с улыбкой ответил:

— Ты просишь у меня прощения за то, что разбудила меня своим смехом? Не стоит, кадреши! К тому же солнышко так ярко светит. День будет на славу!

Как здорово было проснуться с легким сердцем, впервые за столь долгое время! Мы с Вариеном были просто в восторге от такого приятного пробуждения — и, как ни глупо это звучит, сейчас же занялись любовью, весело и страстно. Поначалу показалось неудобно: вновь заныла спина; но было так восхитительно вновь слиться с ним воедино, что я вскоре позабыла про неудобства и вся отдалась наслаждению. И не без удовольствия отметила, что Вариен становится чрезвычайно искусен по части любовных услад.

Я чувствовала себя куда лучше прежнего, хотя стоило боли отпустить мое тело, как в голове у меня вновь зазвучали голоса. Я знаю, что твержу об этом больно уж часто, но вообразите только: в ушах постоянно слышится точно приглушенный говор, звучащий будто где-то в отдалении — и слов-то не разберешь, но и замолкнуть не заставишь. В это утро я решительно старалась не обращать на них внимания, ибо твердо намеревалась провести день как подобает. Светлая половина суток все удлинялась: с отступлением зимы ночи шли на убыль; я чувствовала, что целительство пошло-таки мне на пользу, равно как и вчерашний ужин, не говоря уже о ночи, проведенной в настоящей постели.

Мы медленно спустились вниз, чтобы позавтракать, но, обнаружив, что хозяин может нам предложить лишь остывшую кашу, вежливо отказались. У меня при себе было довольно много денег, и мне сейчас же пришло в голову воспользоваться случаем и отправиться вместе с Вариеном в город — поразведать, что к чему. Тем более что мой супруг городов толком еще не видел: едва прибыв на корабле в Корли, мы с ним сейчас же поспешили оттуда убраться. Я пожелала Джеми счастливо оставаться, после чего Вариен обнял меня за талию, и мы вышли из трактира на залитую утренним солнцем улицу.