8

На следующий день я прибыл в больницу в 9.45. Автостоянка для врачей была заполнена почти до отказа, и мне пришлось въехать на самый верх, чтобы найти место. Охранник в униформе стоял в тени перекрытий и, прислонившись к бетонному столбу, покуривал сигарету. Он следил за мной, пока я вылезал из своей «севиль», и отвернулся только тогда, когда я сверкнул в его сторону новым значком-пропуском, прикрепленным на лацкане пиджака.

В отделении для частных пациентов, как и накануне, было тихо. Одна-единственная медсестра сидела у стола, а регистраторша читала журнал.

Я просмотрел медицинскую карту Кэсси. Стефани уже провела утренний осмотр и сделала записи. Хотя никаких настораживающих симптомов обнаружено не было, она решила задержать девочку в больнице по крайней мере еще на день. Я направился к палате 505W, постучал и вошел.

Синди Джонс и Вики Боттомли сидели на диван-кровати. На коленях у Вики лежала колода карт. Женщины подняли глаза на меня.

Синди улыбнулась:

— Доброе утро.

— Доброе утро.

— О'кей, — бросила Вики и встала.

Изголовье кроватки Кэсси было поднято, как спинка кресла. Девочка сидела в нем и играла с кукольным домиком. Другие игрушки, в том числе и полный набор мягких зверюшек, были разбросаны по покрывалу. На подносе с завтраком стояли тарелка с недоеденной овсянкой и пластиковая чашка, наполненная чем-то красным. На экране телевизора мелькали кадры мультфильма, но звук был выключен. Кэсси с увлечением расставляла в домике мебель и пластиковые фигурки. Стойка капельницы была задвинута в угол.

Я положил свой новый рисунок на кровать. Девочка лишь на мгновение задержала на нем взгляд и тут же вернулась к игре.

Вики засуетилась. Передав карты Синди, она на секунду задержала ее руку в своих руках. Избегая встречаться со мной взглядом, она подошла к кроватке, взъерошила волосы Кэсси и проговорила:

— До встречи, пончик.

Кэсси на мгновение оторвалась от игры. Вики опять потрепала девочку по волосам и вышла.

Синди встала. На смену вчерашней клетчатой — розовая кофточка. Джинсы и босоножки те же.

— Давай-ка посмотрим, что доктор Делавэр нарисовал сегодня? — Она подняла рисунок с покрывала. Кэсси протянула руку и взяла лист. Синди обняла дочку за плечи. — Слон! Доктор Делавэр нарисовал тебе чудесного синего слона.

Кэсси поднесла рисунок поближе.

— Сло-о.

— Отлично, Кэсс! Прекрасно! Вы слышали, доктор Делавэр? Слон.

Я кивнул:

— Великолепно.

— Не знаю, что вы сделали, доктор Делавэр, но со вчерашнего дня она разговаривает лучше. Кэсс, скажи еще: слон.

Кэсси сжала губы и смяла рисунок.

— О, милая моя. — Синди обняла дочку и погладила ее по щеке. Мы наблюдали за попытками Кэсси расправить рисунок.

Когда ей это наконец удалось, она проговорила:

— Сло-о! — Опять смяла бумагу в комок величиной с кулак и с недоумением посмотрела на него.

— Простите, доктор Делавэр, — извинилась Синди. — Кажется, ваш слон не добился особого успеха.

— А вот Кэсси, кажется, добилась.

Синди заставила себя улыбнуться и кивнула.

Кэсси предприняла еще одну попытку расправить бумагу. На сей раз крошечные пальчики не смогли справиться с задачей, и Синди помогла дочке.

— Ну вот, милая... Да, она действительно чувствует себя отлично.

— Были какие-нибудь проблемы с процедурами?

— А процедур и не было. Никаких, со вчерашнего утра. Мы просто отсиживаемся здесь — это...

— Что-нибудь не так? — спросил я.

Она перебросила косу на грудь и разгладила концы волос.

— Люди, наверное, думают, что я сумасшедшая, — проговорила Синди.

— Почему вы так считаете?

— Не знаю. Я сказала глупость — простите.

— В чем дело, Синди?

Она отвернулась и затеребила косу. Затем вновь села. Взяв колоду карт, начала перекладывать из руки в руку.

— Просто дело в том... — Женщина говорила так тихо, что я был вынужден наклониться к ней. — Я... Каждый раз, когда мы привозим ее сюда, она чувствует себя лучше. Потом мы забираем ее домой в надежде, что все будет о'кей; некоторое время так оно и бывает, а затем...

— А затем — новая болезнь.

Не поднимая головы, она кивнула.

Кэсси что-то пробормотала одной из пластмассовых фигурок. Синди ободрила девочку:

— Отлично, малышка. — Но казалось, что крошка не услышала ее.

— А затем она вновь начинает болеть, и вы опять впадаете в отчаяние.

Кэсси бросила фигурку, подняла другую и начала трясти ее.

Синди продолжала:

— А потом — внезапно — с ней опять все в порядке, как сейчас. Именно это я и имела в виду, когда говорила про свое сумасшествие. Временами мне кажется, что я и вправду сошла с ума.

Она опять покачала головой и вернулась к кроватке Кэсси. Дотронулась пальцами до прядки волос девочки, отпустила. Заглянув в игрушечный домик, заметила:

— Посмотри-ка — они все едят то, что ты приготовила им на обед!

Необычайная бодрость ее голоса поразила меня настолько, что даже нёбо неприятно заныло.

Она стояла у кроватки Кэсси, играя волосами девочки, указывая на кукол и направляя игру. Кэсси издавала какие-то звуки. Некоторые из них были похожи на слова.

— Как вы смотрите на то, чтобы спуститься вниз и выпить чашечку кофе? — предложил я. — Вики может посидеть с Кэсси.

Синди взглянула на меня. Ее рука покоилась на плече дочери.

— Нет-нет. Сожалею, доктор Делавэр, но я не могу. Я никогда не оставляю ее.

— Никогда?

Она покачала головой:

— Пока она здесь — никогда. Я знаю, это похоже на бред сумасшедшей, но я не могу. Здесь рассказывают так много... разных вещей.

— Каких, например?

— О несчастных случаях — кто-то получает не то лечение. Не могу сказать, чтобы я действительно волновалась, — это прекрасная больница. Но... я просто должна быть здесь. Простите.

— Ничего, я понимаю.

— Я знаю, что это больше для меня, чем для нее, но... — Она наклонилась и обняла Кэсси. Девочка вывернулась из объятий и продолжила игру.

Синди беспомощно взглянула на меня.

— Я понимаю, что слишком трясусь над ней.

— Нет, если учесть все, через что вам пришлось пройти.

— Да уж... Спасибо, что вы так говорите.

Я предложил ей стул.

Она слабо улыбнулась и села.

— Должно быть, это действительно очень большое напряжение, — заметил я. — Так часто бывать здесь. Одно дело работать в больнице, но зависеть от нее — совсем другое.

Она посмотрела на меня с удивлением:

— Работать в больнице?

— Вы ведь были специалистом по проблемам с дыханием, правильно? Разве вы не работали в больнице?

— Ах, это! Это было так давно. Нет, я не закончила обучение.

— Пропал интерес?

— Вроде того. — Взяв коробочку для карт, она постучала ею по колену. — В общем-то, идея поступления в школу медсестер на курс дыхательной терапии принадлежала моей тете. Она была дипломированной медсестрой. И всегда говорила: женщина должна иметь какую-нибудь специальность, даже если и не будет работать по ней, и мне следует выбрать что-то такое, на что всегда будет спрос. Например, здравоохранение. А учитывая нынешнее загрязнение воздуха, курение, она справедливо полагала, что всегда будут нужны специалисты по дыханию.

— Ваша тетя представляется мне человеком с твердыми убеждениями.

Она улыбнулась:

— О да. Сейчас ее уже нет. — Синди быстро заморгала. — Она была удивительным человеком. Я лишилась родителей, когда была еще совсем ребенком, и она вырастила меня.

— Но она ведь не особенно одобряла ваше стремление стать медсестрой? Несмотря на то что сама имела образование в этой области?

— Да она вообще не хотела, чтобы я выбрала эту профессию. Говорила: слишком много работы за слишком маленькую плату и недостаточно... — Она смущенно запнулась.

— Недостаточно уважения со стороны врачей?

— Да. Как вы сами сказали, доктор Делавэр, у нее были твердые суждения почти обо всем.

— Она работала медсестрой в больнице?

— Нет. У одного частного врача двадцать пять лет, и все эти годы они препирались друг с другом, как старая семейная пара. Но он был действительно очень порядочный человек — старомодный семейный доктор, не особенно успешно собирающий плату по своим счетам. Тетя Хэрриет всегда отчитывала его за это. Она во всем придерживалась строгого порядка, вероятно, из-за своей военной службы — она была в действующей армии в Корее. Выслужилась до капитана.

— Серьезно? — изумился я.

— Ага. Следуя ее примеру, я тоже попыталась испробовать военную карьеру. Да уж... просто переносишься на несколько лет назад.

— Вы были в армии?

Она слегка улыбнулась, будто ожидала, что это удивит меня.

— Необычно для девушки, не так ли? Когда я заканчивала среднюю школу, в один из дней, посвященных выбору профессии, к нам пришел вербовщик и расписал все очень привлекательно — обучение по специальности, стипендия. Тетя Хэрриет тоже решила, что это хорошая идея, и главным образом ее мнение помогло мне сделать выбор.

— Сколько времени вы были в армии?

— Всего несколько месяцев. — Ее руки теребили косу. — Через несколько месяцев после поступления на службу я заболела, и меня уволили из армии.

— Сожалею, что так случилось. У вас было что-то серьезное?

Синди взглянула на меня. Ее щеки густо покраснели. Она дернула себя за косу.

— Да, — ответила она. — Грипп, очень серьезный, перешел в воспаление легких. Острая вирусная пневмония — в бараках свирепствовала ужасная эпидемия. Заболело много девушек. После выздоровления мне заявили, что мои легкие, скорее всего, ослабли и что я им уже не подхожу. — Она пожала плечами. — Вот и все. Вся моя замечательная военная карьера.

— Вы были очень огорчены?

— Нет, не особенно. Что ни делается, все к лучшему. — Она посмотрела на Кэсси.

— А где вы проходили службу?

— В Форт-Джексоне. В Южной Каролине. Это одно из тех мест, где обучаются только женщины. Все случилось летом — трудно представить, что летом можно заболеть пневмонией, но микробы есть микробы, так ведь?

— Да, вы правы.

— Там было очень влажно. Только примешь душ и буквально через пару секунд уже чувствуешь себя грязной. Для меня это было непривычно.

— Вы выросли в Калифорнии?

— Коренная калифорнийка, — заявила она, помахав в воздухе воображаемым флагом. — Из Вентуры. Хотя моя семья происходит из Оклахомы. Прибыли сюда во времена «золотой лихорадки». Если верить тете, одна из моих прабабушек была наполовину индианкой, и именно от нее мне остались в наследство такие волосы.

Синди приподняла, а затем опустила свою косу.

— Возможно, конечно, что это и не так. Теперь все хотят иметь индейское происхождение. Это в некотором роде модно. — Она посмотрела на меня. — Делавэр[13]. Судя по фамилии, вы тоже, может быть, частично индейского происхождения.

— В моей семье существует предание, что одна из прапрабабушек была на треть индианкой. Думаю, я помесь — всего понемногу.

— Что ж, это неплохо. Ведь это значит, что вы настоящий американец, не правда ли?

— Согласен, — улыбнулся я. — А Чип когда-нибудь служил в армии?

— Чип? — Мысль об этом показалась ей смешной. — Нет.

— А как вы познакомились друг с другом?

— В колледже. После школы медсестер я проучилась год в муниципальном колледже Уэст-Вэлли на факультете социологии. Он был моим преподавателем. — Она опять взглянула на Кэсси. Та все еще была увлечена своим домиком.

— Вы намерены сейчас заняться с ней вашим специальным лечением?

— Сейчас еще слишком рано, — ответил я. — Мне хочется, чтобы она по-настоящему доверяла мне.

— Да... Но думаю, она уже доверяет. Ей нравятся ваши рисунки — мы сохранили все те, что она не порвала.

Я улыбнулся:

— Тем не менее лучше не спешить. И если с ней не проводят никаких процедур, то в спешке вообще нет никакой необходимости.

— Это правда, — согласилась Синди. — Судя по тому, как все проходит, мне кажется, мы можем отправляться домой хоть сейчас.

— А вы бы хотели?

— Я всегда хочу этого. Но главное — я хочу, чтобы она поправилась.

Кэсси взглянула в нашу сторону, и Синди опять понизила голос до шепота:

— Эти припадки по-настоящему напугали меня, доктор Делавэр. Это было как... — Синди потрясла головой.

— Как что?

— Как в кинофильме. Ужасно говорить так, но это напоминало «Экзорцист». — Она опять покачала головой. — Я уверена, доктор Ивз со временем отыщет причину всего происходящего. Так ведь? Она сказала, что нам следует остаться здесь еще на одну ночь, может быть, даже на две — она хочет понаблюдать. Возможно, так лучше, во всяком случае, Кэсси здесь всегда такая здоровая.

Ее глаза увлажнились.

— Я хотел бы нанести вам визит, после того как вы вернетесь домой.

— О, конечно... — На ее лице отразилось множество незаданных вопросов.

— Это чтобы не нарушить взаимопонимания, — объяснил я. — Если мне удастся добиться того, чтобы Кэсси не испытывала неудобства в моем присутствии, когда с ней не проводят процедуры, то мне легче будет помочь ей, когда она действительно будет нуждаться в моей помощи.

— Да-да. Понятно. Благодарю вас, вы очень любезны. Я... не знала, что больничные врачи все еще посещают пациентов на дому.

— Время от времени. Теперь это называется домашними визитами.

— А-а... Ну что ж, конечно... прекрасно. Я искренне благодарна, что вы тратите на это время.

— Я позвоню вам после выписки, и мы договоримся о времени. Не дадите ли вы мне номер вашего телефона и адрес?

Я вырвал листок из блокнота и передал ей вместе с ручкой.

Она написала адрес и вернула листок. Красивый круглый почерк, легкий, без нажима.

Дом Кэсси Б. Джонс Данбар-корт 19547 Вэлли-Хиллз, Калифорния.

Телефонный номер с кодом 818.

— Это за северной оконечностью бульвара Топанга, — сказала Синди. — Недалеко от Санта-Сусанна-Пэсс.

— Довольно далеко от больницы.

— О да. — Она снова вытерла глаза. Прикусила губу и попыталась улыбнуться.

— Что случилось? — спросил я.

— Просто я подумала, что мы всегда приезжаем сюда посреди ночи, и шоссе свободно. Иногда я ненавижу ночь.

Я пожал ей руку. Вялое ответное пожатие. Отпустив руку, я вновь взглянул на листок бумаги, свернул его и положил в карман.

— Кэсси Б. Что означает "Б"?

— Брукс — это моя девичья фамилия. В некотором роде дань памяти тете Хэрриет. Не слишком женственно, согласна. Для девочки больше подошло бы просто Брук — без "с" на конце. Как Брук Шилдс[14]. Но мне хотелось оставить как есть — в память о тете Хэрриет. — Она покосилась на дочку. — Что они сейчас делают, Кэсси? Моют посуду?

— Ду...

— Отлично. Посуду.

Синди поднялась с места. Я последовал за ней.

— Пока я не ушел, может, у вас еще вопросы?

— Нет... Кажется, нет.

— Тогда я загляну завтра.

— Конечно. Будем очень рады. Кэсс, доктор Делавэр уходит. Скажи ему «бай».

Кэсси подняла глаза. В каждой руке была зажата пластиковая кукла.

— Бай, Кэсси, — попрощался я.

— Ба-а, ба-а.

— Вот это да! — воскликнула Синди. — Это просто великолепно.

— Ба-а... ба-а. — Девочка захлопала ручками, куклы ударялись друг о друга. — Ба-а, ба-а!

Я подошел к кроватке. Кэсси взглянула на меня. Сияющие глаза. Спокойное выражение лица. Я коснулся ее щечки. Теплая и гладкая.

— Ба-а! — Крошечный пальчик коснулся моей руки. Всего на мгновение.

— Бай, умница.

— Ба-а!

Вики была на сестринском посту.

Я поприветствовал ее, она не отозвалась. Я отметил свое посещение в истории болезни Кэсси, прошел в восточное крыло пятого отделения и спустился по лестнице на цокольный этаж. Покинув больницу, я доехал до заправочной станции на пересечении бульвара Сансет и Ла Бреа и по платному телефону позвонил Майло в Центр Паркера.

Номер был занят. Еще две попытки — результат тот же. Позвонил Майло домой и прослушал, как сестра Рика изображает Пегги Ли.

Раздался один сигнал. Я быстро проговорил:

— Эй, мистер Блю. Ничего срочного, просто информация, которая поможет тебе сэкономить время. Папочка в армии никогда не служил, а вот мамочка — служила Как тебе это нравится? Девичья фамилия — Брукс, напоминает журчание ручья. Служила в Форт-Джексоне, Южная Каролина. Уволена со службы по состоянию здоровья — перенесла вирусную пневмонию, так она говорит. Но когда рассказывала об этом, покраснела и занервничала, так что, возможно, это не вся правда. Может быть, ее вышвырнули за плохое поведение. Сейчас ей двадцать шесть лет, поступила на военную службу после окончания старшего класса средней школы. Временные рамки, в пределах которых надо искать, тебе теперь известны.

Я вернулся в машину и всю оставшуюся до дома дорогу размышлял по поводу пневмонии, дыхательной терапии и мертвенно-серого и неподвижного мальчика, лежащего в своей колыбели. К тому времени как приехал домой, дыхание мое было прерывистым, я чуть не задыхался.

Я переоделся в шорты и тенниску и еще раз прокрутил в памяти свой разговор с Синди.

«Люди, наверное, думают, что я сумасшедшая... Временами мне кажется, что я и вправду сошла с ума».

Что это? Вина? Завуалированное признание? Или она просто дразнит меня?

Вальсирует.

В общем-то она старалась помочь, до тех пор пока я не предложил ей пойти в кафетерий.

«Чересчур заботливая» мать с синдромом Мюнхгаузена? Или это закономерное, вполне объяснимое беспокойство женщины, уже потерявшей одного ребенка и слишком много перенесшей из-за второго?

Я вспомнил, как она забеспокоилась и удивилась, когда я сообщил ей, что собираюсь нанести им домашний визит.

Есть что скрывать? Или это естественная реакция, потому что больничные врачи больше не посещают пациентов на дому?