Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Алекс Делавэр (№7) - Дьявольский вальс

ModernLib.Net / Триллеры / Келлерман Джонатан / Дьявольский вальс - Чтение (стр. 17)
Автор: Келлерман Джонатан
Жанр: Триллеры
Серия: Алекс Делавэр

 

 


Он блокировал выход. Выглядел так, будто был готов к атаке на гору Сан-Хуан-Хилл[42].

— Прошу прощения, — проговорил я.

Он не двинулся с места. Между нами оставалось немного свободного пространства, но я смог взглянуть на его значок. На нем было написано: «Сильвестр. Административное управление».

Охранник изучил мой пропуск и сделал шаг назад. Частичное отступление, но недостаточное для того, чтобы позволить мне пройти.

— Видите, я получил новый пропуск, — заметил я. — Яркий и блестящий, с цветной фотографией. А теперь не будете ли вы так любезны убраться с моей дороги, чтобы я мог пойти и заняться своими делами.

Он пару раз взглянул то на пропуск, то на мое лицо, сравнивая меня с фотографией. Наконец, отойдя в сторону, проговорил:

— Эта палата закрыта.

— Да, я вижу. До каких пор?

— Пока не откроют.

Я прошел мимо него и направился к тиковой двери.

— Вы ищете что-нибудь конкретное?

Я остановился и обернулся. Одна его рука лежала на кобуре, а другая сжимала дубинку.

Подавив желание рявкнуть: «Ну, стреляй, парень», я объяснил:

— Пришел навестить пациентку. Она лежала в этой палате.

* * *

В общем отделении я воспользовался телефоном, чтобы позвонить в пункт приема и выписки пациентов и получил подтверждение, что Кэсси была выписана час назад. По лестнице спустился на первый этаж и в автомате купил водянистую кока-колу. Со стаканчиком в руке я направился в вестибюль и там чуть не столкнулся с Джорджем Пламбом и Чарльзом Джонсом-вторым. Они шли очень быстро, так что Джонс еле успевал переставлять свои коротенькие кривые ноги. Мужчины громко смеялись. Вот вам и обеспокоенный дедушка.

Я выходил в вестибюль, а они как раз подходили к дверям. Джонс увидел меня, и его рот застыл. Через несколько секунд перестали двигаться и его ноги. Пламб тоже остановился, чуть-чуть позади хозяина. Розовый цвет его лица был ярче, чем когда-либо.

— Доктор Делавэр, — поприветствовал Джонс. Из-за природной скрипучести его голоса слова прозвучали как предупреждающее рычание.

— Мистер Джонс.

— Можете задержаться на минутку, доктор?

Застигнутый врасплох, я ответил:

— Конечно.

Бросив взгляд на Пламба, Джонс проговорил:

— Я догоню тебя, Джордж.

Пламб кивнул и удалился, размахивая руками.

Когда мы остались одни, Джонс спросил:

— Как чувствует себя моя внучка?

— Когда я видел ее в последний раз, она выглядела лучше.

— Отлично, отлично. Я как раз направляюсь к ней.

— Ее выписали.

Его седые брови неровно изогнулись, каждый стальной волосок встопорщился в понравившуюся ему сторону. Под бровями виднелась вспухшая, прорезанная морщинами кожа. Глаза стали крошечными. Впервые я заметил, что они были водянисто-карие.

— Да? Когда?

— Час тому назад.

— Вот проклятье. — Он сжал свой перебитый нос и повертел его за кончик. — Я приехал специально, чтобы навестить ее. Вчера не смог этого сделать — чертовы совещания целый день. Она моя единственная внучка, вы знаете. Хорошенькая крошка, правда?

— Да, безусловно. Было бы прекрасно, если бы она была здорова.

Он поднял голову и уставился на меня. Сунул руки в карманы и постучал носком ботинка по мраморному полу. Вестибюль был почти пуст, и звук быстро разнесся по нему. Джонс повторил чечетку. Его осанка стала чуть менее напряженной, но он быстро выпрямился вновь. Водянистые глаза запали.

— Давайте найдем место, где можно поговорить, — предложил он и рванулся через вестибюль, снова чувствуя уверенность в себе. Крепенький карлик, который держался так, будто какое-либо сомнение в собственных действиях вообще отсутствовало в его ДНК. На ходу Джонс чем-то позвякивал. — У меня здесь нет кабинета, — сообщил он. — При всех этих финансовых проблемах и нехватке помещений мне меньше всего хотелось бы, чтобы считали, что я злоупотребляю положением.

Как только мы подошли к лифтам, двери одного из них открылись. Магнатам везет. Джонс вошел в него, не сбавляя шага, как будто лифт именно для него и был заказан. Нажал на кнопку полуподвального этажа.

— Как насчет столовой, подойдет? — спросил он, пока мы спускались.

— Она закрыта.

— Знаю, что закрыта. Я и сократил часы ее работы.

Двери лифта открылись, он вышел и размашистым шагом направился к запертым дверям кафетерия. Достав из кармана брюк связку ключей — это они позвякивали во время ходьбы, — он перебрал их и вынул нужный.

— В самом начале мы произвели учет использования ресурсов. Исследование показало, что в эти часы столовая практически не посещается. — Он открыл дверь и придержал ее, пропуская меня вперед. — Привилегия администратора. Не особенно демократично, но в подобном месте демократия не работает.

Я вошел в комнату. В ней было абсолютно темно. Я поискал на стене выключатель, но Джонс направился прямо к рубильнику и включил его. Несколько люминесцентных ламп секунду помигали и загорелись.

Джонс указал на кабинку в центре комнаты. Я сел, а он зашел за стойку, налил в чашку воды из-под крана и опустил в нее дольку лимона. Затем достал что-то из-под стойки — как оказалось, бутерброд с сыром — и положил его на тарелку. Он двигался быстро, зная, где что лежит, будто возился в собственной кухне.

Затем подошел ко мне, откусил от бутерброда и удовлетворенно вздохнул.

— Она должна быть здорова, будь все проклято, — заявил Джонс. — Я в самом деле не понимаю, почему, черт возьми, она болеет, и никто не в состоянии дать мне ответ.

— Вы говорили с доктором Ивз?

— С Ивз, с другими, со всеми ними. Кажется, что никто ни черта не знает. А вы можете хоть что-нибудь сказать?

— Боюсь, что нет.

Он наклонился вперед:

— Больше всего мне непонятно вот что: почему пригласили вас? Я не имею в виду вас лично, просто не понимаю, почему в данном случае нужен психолог.

— На самом деле я не могу обсуждать это, мистер Джонс.

— Чак. Мистер Джонс — это песня того парня с курчавыми волосами, как там его зовут — Боб Дилан? — Подобие крохотной улыбки. — Удивляетесь, что я это знаю, да? Сейчас ваше время, а не мое. Но это семейная шутка. Еще с тех пор, как Чип учился в школе. Он высмеивал меня, сопротивлялся всему, что бы я ни говорил и ни делал. Вот так. — Он сцепил пальцы в замок, напряг мускулы, будто пытаясь разъединить руки. — Вот это были времена. — Он внезапно улыбнулся. — Чип — мой единственный ребенок, но в своем сопротивлении он не уступил бы и полудюжине. Если я вдруг пытался заставить его сделать что-то, что он не хотел делать, он становился на дыбы, взбрыкивал и заявлял мне, что я поступаю именно так, как в песне Дилана поступает тот тип, который не знает, что происходит вокруг, — этот мистер Джонс. И включал песню на всю громкость. Я практически никогда не мог услышать текст, но все же понимал, что к чему. А теперь мы с сыном лучшие друзья. И мы смеемся, вспоминая те дни.

Думая о дружбе, которая была сцементирована сделкой с недвижимостью, я улыбнулся.

— Он солидный парень, — продолжал мистер Джонс. — Серьга в ухе и длинные волосы — это просто часть имиджа. Вы знаете, что он преподаватель колледжа, да?

Я кивнул.

— Ребята, которых он учит, верят в подобные вещи. Он прекрасный преподаватель. Получил за это награды.

— Да?

— Множество. Вы никогда не услышите, чтобы он расхваливал сам себя. Он всегда был таким. Скромным. Так что мне приходится выполнять эту работу — расхваливать его. Он получал награды еще будучи студентом. Учился в Йеле. У него всегда была склонность к преподаванию. В своем общежитии натаскивал отстающих мальчиков и успешно подготовил их к выпуску. Занимался с учениками средней школы, за что его тоже отметили. Это дар.

Его пальцы все еще были сжаты — два крепких мясистых крюка. Он разнял их и веером разложил на столе. Вновь сжал пальцы. Разгладил клеенку.

— Мне кажется, вы очень гордитесь им, — заметил я.

— Совершенно верно, горжусь. И Синди тоже. Милая девушка, без всяких претензий. Они создали нечто крепкое, и доказательством того служит Кэсси. Я знаю, что необъективен, но эта малютка просто восхитительна, красива, такая умница. И к тому же у нее прекрасный характер.

— Это немалое достоинство, — согласился я. — Особенно если учитывать обстоятельства...

Глаза Джонса забегали. Он закрыл их, вновь открыл.

— Вы ведь знаете, мы потеряли одного ребенка? Красивого маленького мальчика... Синдром внезапной младенческой смерти. И до сих пор никто не знает, почему это происходит, правда?

Я кивнул головой.

— Это был ад на земле, доктор. Гром среди ясного неба — сегодня он с нами, а завтра... Я просто не могу понять, почему никто не может объяснить, что происходит с Кэсси.

— Потому что никто не знает, Чак.

Он отмахнулся от моих слов.

— И все же я не понимаю, почему вас втянули в это дело. Не принимайте это лично на свой счет. Я знаю, вы слышали разные ужасные истории по поводу упразднения психиатрического отделения. Но дело-то в том, что даже не стоял вопрос об одобрении или неодобрении лечения болезней мозга. Я, безусловно, за. Разве можно не одобрять его? Некоторые люди нуждаются в подобной помощи. Все дело в том, что слабые медсестры, работавшие в психиатрии, и понятия не имели, как составляется бюджет и как следует придерживаться сметы, уж не говоря о компетентном выполнении собственных обязанностей. А врачи дали мне ясно понять, что у них не такие уж большие способности. Конечно, если послушать их теперь, то все они были гениями, а мы уничтожили центр блестящих специалистов по психиатрии. — Мистер Джонс закатил глаза. — Ладно, неважно. Надеюсь, в один прекрасный день мы сможем создать хорошее, солидное отделение. Пригласим лучших специалистов. Вы ведь когда-то работали здесь, правильно?

— Несколько лет тому назад.

— Как бы вы посмотрели на то, чтобы вернуться?

Я покачал головой.

— Почему вы ушли?

— На то были разные причины.

— Свобода частной практики? Сам себе хозяин?

— Отчасти.

— Тогда, оглянувшись назад, вы сможете быть объективны и поймете, что я имею в виду. По поводу необходимости эффективной работы. Необходимости быть реалистами. Вообще я склонен полагать, что врачи, работающие в частном секторе, понимают это. Потому что, занимаясь частной практикой, занимаешься бизнесом. И только те, кто живет за счет... Но это не имеет значения. Возвращаясь к моим словам по поводу вашего участия в лечении моей внучки. Ни у кого не хватает нахальства заявить, что вся проблема заключается в ее головке, не так ли?

— Я в самом деле не могу обсуждать подробности, Чак.

— Почему нет, черт возьми?

— Вопрос врачебной этики.

— У Чипа и Синди нет от меня секретов.

— Мне нужно их подтверждение. Таков закон.

— Вы из породы несгибаемых, а?

— Не сказал бы, — улыбнулся я.

Джонс одарил меня ответной улыбкой. Вновь сцепил пальцы. Выпил воды.

— Хорошо. Это ваша работа, и вы должны придерживаться ее правил. Думаю, мне придется получить у них что-то вроде письменного разрешения.

— Думаю, да.

Он широко улыбнулся. Очень неровные желтые зубы.

— Но пока, я надеюсь, мне можно беседовать с вами? — продолжал он.

— Конечно.

Мистер Джонс уставился на мое лицо, изучая его со смесью интереса и скептицизма, как будто перед ним был квартальный отчет.

— Я просто делаю предположение: никто всерьез не задумывается о том, что проблемы Кэсси заключены в ее головке, потому что это выглядит просто смешно.

Пауза. Оценивает, попал ли в точку. Надежда на намек без слов?

Я заставил себя даже не пошевелиться.

Он продолжал:

— Итак, единственное, что я еще могу предположить, пытаясь объяснить ваше вмешательство в лечение девочки, будто кто-то думает, что есть какие-то сомнения в Синди или Чипе. Но это просто смешно.

Он откинулся на спинку стула, продолжая изучать меня. На его лице появилось торжествующее выражение. Я был уверен, что даже не сморгнул. Интересно, он что-то заметил или просто хитрит?

— Психиатров приглашают не только анализировать поведение больных, Чак, — возразил я. — Мы также оказываем поддержку людям, которые находятся в стрессовых ситуациях.

— Исполняете роль наемного друга, а? — Он снова подергал себя за кончик носа, встал, улыбнулся: — Ну что ж. Тогда будьте хорошим другом. Они хорошие ребята. Все трое.

22

Покидая больницу, я пытался определить, что именно хотел узнать Джонс и получил ли он от меня интересующую его информацию.

Хотел повидаться со мной, как обеспокоенный дедушка?

У Чипа и Синди нет от меня секретов.

Однако Чип и Синди не побеспокоились сообщить ему, что Кэсси выписывают. С каждой новой встречей с молодыми родителями я убеждался все больше и больше, что его избегают. Его имя не было упомянуто ни разу.

Крепко сбитый коротышка весь был в бизнесе — даже за те несколько минут, что мы провели вместе, он умудрился смешать семейные дела с больничными.

Он ни минуты не потратил на спор, ни разу не попытался изменить мое мнение.

Вместо этого предпочел придавать разговору нужную ему форму.

Даже место встречи было выбрано с расчетом. Столовая, которую он когда-то закрыл, а теперь рассматривает как собственную кухню. Взял закуску для себя, но мне не предложил.

Размахивал связкой ключей, чтобы дать мне понять, что он может открыть любую дверь в больнице. Хвастался этим, но намекал, что он слишком щепетилен, чтобы захватить себе помещение для кабинета.

В открытую заговорил о моей предполагаемой враждебности к человеку, уничтожившему психиатрическое отделение, а затем пытался нейтрализовать меня, упомянув о взятке, но сделал это настолько тонко, что это могло сойти за стихийно возникший разговор.

Надеюсь, в один прекрасный день мы сможем создать хорошее, солидное отделение. Пригласим лучших специалистов... Как бы вы посмотрели на то, чтобы вернуться?

Лишь только я отклонил такую возможность, он немедленно отступил. Выразил одобрение моему здравому смыслу, затем воспользовался им же, чтобы подкрепить свою точку зрения.

Будь он фермером-свиноводом, то ухитрился бы использовать в своих интересах даже визг свиней.

Итак, я убедил себя, что, хотя наша встреча и произошла случайно и ничего бы не было, не столкнись мы лицом к лицу в вестибюле, мистер Джонс вскоре все равно устроил бы такое свидание.

Я был слишком мелкой сошкой для одного из руководителей клиники, поэтому вряд ли его заботило, что я думаю о нем.

За исключением того, какое это имело отношение к Кэсси, Чипу и Синди.

Желание выведать, что я узнал о его семье.

А это означает, что, вероятно, у него есть что скрывать и он не знает, обнаружил ли я его секрет.

Я задумался о беспокойстве Синди. Люди, должно быть, считают, что я сошла с ума.

Была ли в ее прошлом какая-то ошибка?

Вся семья опасается психологических исследований?

Если так, если они стремятся избежать наблюдения психотерапевтов, то что может быть лучше клиники, где нет психиатрического отделения?

Еще одна причина не переводить Кэсси в другую больницу.

Но вдруг Стефани все испортила, пригласив частно практикующего врача.

Я помню удивление Пламба, когда Стеф сказала ему, кто я такой.

Теперь его босс проверил меня лично.

Придает нужную ему форму и отливает. Рисует картину жизни Чипа и Синди в розовом свете.

Особенно Чипа. Я заметил, что Джонс очень мало коснулся Синди.

Отцовская гордость? Или попытка отвлечь мое внимание от невестки, потому что чем меньше сказано о ней, тем лучше?

Я остановился перед красным сигналом светофора на пересечении бульвара Сансет и Ла-Бреа.

Мои пальцы плотно сжимали руль. Я проехал пару миль, даже не заметив этого.

Когда я вернулся домой, настроение у меня было хуже некуда, и слава Богу, что Робин отсутствовала и ей не пришлось иметь с ним дело.

* * *

Оператор на моей телефонной подстанции сказала:

— Ничего нет, доктор Делавэр. Приятно, не правда ли?

— Это точно.

Мы пожелали друг другу приятно провести остаток дня.

Не в состоянии выбросить Эшмора и Дон Херберт из головы, я направился к университету, въехал на его территорию с северной стороны и устремился на юг, к медицинскому центру.

На стенах коридора, ведущего к биомедицинской библиотеке, была размещена новая экспозиция по истории лечения пиявками — средневековые гравюры и восковые модели пациентов, на которых пировали растягивающиеся кровососы. Главный читальный зал будет открыт в течение еще двух часов. Библиотекарь, приятная блондинка, сидела за столом выдачи книг.

Я просмотрел медицинский справочник за последние десять лет в поисках статей Эшмора и Херберт и обнаружил четыре написанные им статьи. Все четыре опубликованы за последнее десятилетие. Первая статья появилась в бюллетене Всемирной организации здравоохранения — тезисы Эшмора, основанные на собственном опыте исследования инфекционных болезней на юге Судана. В работе подчеркивалось, как трудно проводить научные изыскания в раздираемой войной стране. Стиль статьи был сдержанным, но все же сквозь строки просачивался гнев ученого.

Три другие статьи были опубликованы в биоматематических журналах. Первая, финансированная Национальным институтом здоровья, представляла собой изложение собранных Эшмором данных по поводу экологической катастрофы в Лав-Кэнел. Вторая, финансируемая правительством, являлась обзором применения математики в биологии и родственных ей науках. Заключительное предложение Эшмора выглядело так: «Ложь, наглая ложь и статистика».

Последней была работа Эшмора, анализировавшая взаимосвязи между концентрацией пестицидов в почве и процентом заболеваемости лейкемией, опухолями мозга и раком лимфатических желез и почек у детей. Результаты оказывались менее чем драматичными: небольшая цифровая зависимость между химикалиями и болезнями существовала, но, с точки зрения статистики, она была незначительной. Но Эшмор утверждал, что работа оправдывает себя, если хоть одна жизнь будет спасена.

Немного резко для научной работы и слишком претенциозно. Я проверил, кто финансировал эту статью. Институт химических исследований Ферриса Диксона, Норфолк, Вирджиния. Субсидия 37958.

Похоже на индустриальный сектор, хотя взгляды Эшмора едва ли делали его подходящим кандидатом на дары химической промышленности. Мне в голову пришла мысль, что, возможно, отсутствие дальнейших публикаций означало, что институт прекратил субсидировать ученого. Если так, то кто же оплачивал его счета в Западной педиатрической больнице?

Я подошел к библиотекарю и спросил, нет ли у них справочника по субсидиям на научные разработки, выдаваемым частными организациями.

— Конечно, — ответила библиотекарь. — Какая область вас интересует — биология или физика?

Не зная, как будет квалифицирована работа Эшмора, я сказал:

— Обе.

Она встала, быстро прошла к полкам со справочниками. Со стеллажа в самом центре секции она сняла две толстые книги в мягкой обложке.

— Вот, пожалуйста, это самые последние. Все, что было издано раньше текущего года, переплетено вон там. Если вам нужны работы, финансируемые государством, они находятся в правой секции.

Я поблагодарил женщину, отнес книги к столу и прочел заголовки на обложках.

«КАТАЛОГ НАУЧНЫХ РАБОТ, ФИНАНСИРУЕМЫХ ЧАСТНЫМИ ИСТОЧНИКАМИ: ТОМ 1. БИОМЕДИЦИНА И БИОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ»

То же самое, «ТОМ 2. ТЕХНИКА, МАТЕМАТИКА И ФИЗИЧЕСКИЕ НАУКИ»

Я открыл первый том и обратился к последнему разделу — «Получатели фондов». Имя Лоренса Эшмора бросилось мне в глаза на середине списка имен на "Э" со ссылкой на раздел «Лица и организации, финансирующие работы». Я обратился к нему:

Институт химических исследований Ферриса Диксона Норфолк, Вирджиния.

В текущем академическом году институт финансировал только две работы:

№ 37959 — Эшмор, Лоренс Аллан.

Западная педиатрическая больница, Лос-Анджелес, Калифорния.

«Токсичность почвы как фактор в этиологии педиатрических новообразований (дальнейшее изучение)».

973 652 75 долларов на три года.

№ 37960 — Зимберг, Уолтер Уильям.

Мэрилендский университет, Балтимор, Мэриленд.

«Нетрадиционная статистика в сравнении с зависимостью Пирсона, их роль в научном предвидении: исследования, метод проб и ошибок и ценность предвидения в (априори) определении распространения моделей».

124 731 00 долларов на три года.

Вторая работа была довольно объемной, но, очевидно, Феррис Диксон не платил за слова. Эшмор получил почти девяносто процентов всех фондов, отпускаемых на научные работы.

Почти миллион на три года.

Очень большие деньги на единичный проект, который в основном был переделкой старой работы. Интересно, как Эшмор смог убедить представителей Ферриса Диксона.

Но было воскресенье, и даже люди с полными денег карманами сегодня отдыхали.

* * *

Я вернулся домой, переоделся в свободную одежду и слонялся без цели, притворяясь, что выходные для меня имеют значение. В шесть часов, больше не в состоянии продолжать эту игру, я позвонил домой Джонсам. Именно в это время дверь открылась и вошла Робин. Она помахала рукой, прошла в кухню, поцеловала меня в щеку, а затем направилась в спальню. Как раз когда она скрылась из виду, в трубке послышался голос Синди.

— Алло.

— Здравствуйте, это Алекс Делавэр.

— О, здравствуйте, доктор Делавэр. Как поживаете?

— Отлично. А вы?

— О... Довольно хорошо. — В голосе слышались раздраженные нотки.

— Что-нибудь не так, Синди?

— Нет... Гм. Не могли бы вы минуточку подождать?

Она прикрыла трубку рукой, и теперь ее голос звучал приглушенно, а слова были неразборчивы. Но я уловил и другой голос, отвечавший ей, — голос Чипа.

— Простите. — Синди вернулась к нашему разговору. — Мы пока что привыкаем, и мне кажется, я слышу Кэсси. Она сейчас спит.

Явное раздражение в голосе.

— Устала от переезда? — спросил я.

— Ну... И это, и приспособление к другим условиям. Она очень хорошо пообедала, потом съела десерт, потом заснула. Сейчас она лежит через холл от меня. А я держу ушки на макушке... Ну, вы знаете.

— Само собой разумеется.

— Ее комната примыкает к нашей спальне, и я держу дверь открытой, а внутри горит ночник. И я время от времени могу поглядывать на нее.

— А как вам удается поспать при таком режиме?

— О, я ухитряюсь. Если я устаю, то дремлю вместе с ней. Мы так много времени проводим вместе, что у нас как бы выработался одинаковый режим.

— А вы дежурите попеременно с Чипом?

— Нет. Я не могу допустить этого — у него в этом семестре слишком большая нагрузка. Скоро ли вы собираетесь посетить нас?

— Завтра, если вас это устраивает.

— Завтра? Конечно, гм... Вторая половина дня подойдет? Около четырех?

Я подумал о пробке на дороге номер 101 и ответил:

— А может быть, чуть раньше?

— Гм... О'кей — в три тридцать.

— Думаю, даже еще пораньше, Синди. Например, в два?

— О, конечно... Мне нужно кое-что сделать — давайте в два тридцать?

— Прекрасно.

— Итак, доктор Делавэр, ожидаем вашего визита.

* * *

Я пошел в спальню, думая о том, что в больнице голос Синди казался не столь нервным, как дома. Что-то будоражило ее — вызывало беспокойство, которое, в свою очередь, приводило к манипуляциям Мюнхгаузена?

И если бы даже она оказалась девственно невинна, было понятно, что дом пугает ее. Дом для нее — это место, где скрывается беда.

Робин надевала маленькое черное платье, которое я раньше не видел. Застегивая молнию, я прижался щекой к теплу ее тела между лопатками, но все же ухитрился поднять застежку до конца. Мы отправились в итальянский ресторанчик, расположенный в торговом центре, рядом с Малхолендом. Мы не сделали предварительный заказ, и нам пришлось ждать в холодном баре цвета оникса. Сегодня был вечер бесноватых новомодных песен, обилия загорелого тела и оглушительного по громкости звука. Мы были рады, что не участвуем в этом сумасшествии, и наслаждались тишиной. Я всерьез начал верить в возвращение наших былых отношений — приятный предмет для размышлений.

Через полчаса нас посадили за угловой столик, и мы сразу же сделали заказ, пока официант не успел умчаться прочь. Мы ели телятину и пили вино, провели час в тишине, поехали домой и сразу же легли в постель. Несмотря на вино, наша близость была быстрой, игривой, почти веселой. Потом Робин наполнила ванну, залезла в нее и пригласила меня присоединиться к ней. Как раз когда я собирался это сделать, зазвонил телефон.

— Доктор Делавэр, это Джейни. Вас вызывает Чип Джонс.

— Спасибо. Соедините нас, пожалуйста.

— Доктор Делавэр?

— Привет, Чип, что случилось?

— Ничего. То есть ничего, относящегося к медицине, слава Богу. Надеюсь, звоню не слишком поздно?

— Нисколько.

— Синди только что позвонила мне и сказала, что вы собираетесь посетить нас завтра днем. Я просто хочу узнать, должен ли я быть дома?

— Ваша информация всегда желательна, Чип.

— Гм...

— Вас это не устраивает?

— Боюсь, что да. У меня занятия во второй половине дня, в час тридцать, а сразу после них — встреча с некоторыми студентами. Ничего особенного, обычные занятия, но с приближением выпускных экзаменов паника среди студентов разрастается с безудержной скоростью.

— Ничего страшного, — ответил я. — Встретимся в следующий раз.

— Прекрасно, и, если у вас возникнут ко мне вопросы, просто позвоните. Я ведь дал вам мой здешний номер, да?

— Да.

— Отлично. Тогда договорились.

Я положил трубку. Этот звонок обеспокоил меня, но я не мог понять причину. Робин опять позвала меня из ванной комнаты, и я отправился на ее зов. Свет приглушен, Робин по самую шею укутана в пену, ее голова откинута на край ванны. Несколько гроздьев пузырей прицепились к ее волосам, которые она заколола наверх, пузыри сверкают, как драгоценности. Глаза закрыты, она не открыла их и тогда, когда я залез в ванну.

Закрывая грудь, она сказала:

— Ах, дрожу, дрожу, надеюсь, ты не Норман Бейтс[43].

— Норман предпочитал душ.

— О да. Тогда брат Нормана, склонный к созерцательности.

— Мокрый брат Нормана — водяной[44].

Она рассмеялась. Я вытянулся и тоже закрыл глаза. Она положила свои ноги на мои. Я лег ниже, чувствуя, как становится тепло, массируя пальцы ее ног и пытаясь расслабиться. Но я все еще продолжал перебирать в памяти подробности разговора с Чипом, и напряжение не спадало.

Синди только что позвонила мне и сказала, что вы собираетесь посетить нас завтра днем.

Он хочет сказать, что, когда я звонил, его не было дома.

Разве не он разговаривал тогда с Синди?

И ее раздраженность...

— Что случилось? — спросила Робин. — Твои плечи так напряжены.

Я пересказал ей разговоры с Синди и Чипом.

— Может быть, ты придаешь этому слишком большое значение, Алекс? Это мог быть какой-нибудь родственник, пришедший навестить ее, — отец или брат?

— У нее нет ни того, ни другого.

— Тогда это был кузен или дядя. Или какой-нибудь работник обслуживания — водопроводчик, электрик, кто угодно.

— Попробуй пригласить одного из этих молодчиков в воскресенье вечером, — возразил я.

— Но они богаты. Богатые получают, что хотят и когда хотят.

— Да, может быть, так и было... Тем не менее мне показалось, что она была очень раздражена. Как будто я застал ее врасплох.

— Хорошо, давай предположим, что у нее интрижка. Ты уже подозреваешь ее в отравлении ребенка. По сравнению с этим супружеская неверность — просто мелкое преступление.

— Развлекается с мужчиной в первый же день после возвращения из больницы?

— Но и муженек счел уместным умчаться в свой колледж в первый день после возвращения, так ведь? Если для него это обычное явление, то, вероятно, она скучающая одинокая леди, Алекс. Он не дает ей того, что ей нужно, поэтому она добывает это на стороне. Во всяком случае, имеет ли какое-нибудь отношение супружеская неверность к этому синдрому Мюнхгаузена?

— Все, что вызывает у человека с такими наклонностями чувство беспомощности, оказывает влияние на развитие синдрома. Но это значит гораздо больше, Робин. Если у Синди любовная интрига, то это серьезный повод. Избавиться от муженька и детей и стать свободной, чтобы быть с любовником.

— Есть более легкие способы избавиться от семьи.

— Мы говорим о больном человеке.

— По-настоящему больном?

— Мне платят не за работу со здоровыми головами.

Она наклонилась и коснулась моего лица.

— Это уже серьезно задевает тебя.

— Конечно. Кэсси совершенно беспомощная, и все предают ее.

— Ты делаешь все, что в твоих силах.

— Думаю, да.

Мы продолжали сидеть в ванне. Я опять попытался расслабиться, мышцы потеряли упругость, но мозг продолжал работать. Облака пены собрались вокруг плеч Робин как горностаевый палантин. Она была такой красивой, и я сказал ей об этом.

— Какой ты льстец, водяной, — отшутилась она. Но ее улыбка была серьезной и искренней. По крайней мере, хоть кому-то я сделал приятное.

* * *

Мы вернулись в постель и занялись воскресной газетой. На сей раз я просматривал ее тщательно, выискивая что-нибудь о Западной педиатрической или о Лоренсе Эшморе, но не нашел ничего. Без четверти одиннадцать зазвонил телефон. Робин подняла трубку:

— Привет, Майло.

Он сказал что-то, от чего она засмеялась.

— Абсолютно, — согласилась Робин, передала мне трубку и вернулась к своему кроссворду.

— Приятно вновь слышать ее голос, — заявил Майло. — Наконец ты проявляешь некоторый здравый смысл.

Голос был четким, но звучал откуда-то издалека.

— Где ты?

— В переулке за лавкой скорняжных изделий. Небольшое расследование по поводу кражи, пока ничего не обнаружено. Я вам помешал?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29