Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Алекс Делавэр (№7) - Дьявольский вальс

ModernLib.Net / Триллеры / Келлерман Джонатан / Дьявольский вальс - Чтение (стр. 19)
Автор: Келлерман Джонатан
Жанр: Триллеры
Серия: Алекс Делавэр

 

 


— А что случилось с теми полицейскими? Один из них, сдается мне, был наркоманом.

— Они пораньше удалились от дел.

Гэбрей рассмеялся:

— Куда? В Тиа-Ванна?[48]

— Ну-ка, расскажи мне, Роберт.

— Я ничего не знаю.

— Ты видел ее с каким-то типом.

Пожатие плечами.

— Ты наврал этим бедным, перегруженным работой сыщикам, Роберт?

— Я? Ни за что. — Улыбка. — Провалиться мне на этом месте.

— Расскажи мне то, что ты сказал им.

— Они что, не записали разговор?

— Тем не менее расскажи мне.

— Это было давно.

— Три месяца назад.

— Это большой срок, парень.

— Конечно, Роберт. Целых девяносто дней. Но подумай вот о чем: при твоем прошлом даже маленькая щепотка травки может упечь тебя на срок в два или три раза больше. Подумай о трехстах холодных днях — а в твоем багажнике было намного больше травки.

Гэбрей посмотрел на снимок, отвернулся, затянулся сигаретой.

— Она была не моя. Травка, я имею в виду.

Наступила очередь посмеяться Майло:

— Это и будет твоим оправданием на суде.

Гэбрей нахмурился, сжал сигарету, затянулся.

— Вы говорите, что можете помочь мне?

— Зависит от того, что ты мне скажешь.

— Я видел ее.

— С парнем?

Кивок.

— Расскажи мне все, что знаешь, Роберт.

— Это и есть все.

— Передай это как рассказ. Однажды, давным-давно...

Гэбрей захихикал:

— Ага, конечно. Однажды, давным-давно... я видел ее с парнем. Конец.

— В клубе?

— Снаружи.

— Где снаружи?

— Приблизительно... за квартал.

— Ты видел ее только единственный раз?

Гэбрей задумался.

— Может, я и видел ее и еще когда-то. Внутри.

— Она была постоянной посетительницей?

— Думайте, как хотите.

Майло вздохнул, похлопал бармена по плечу:

— Роберт, Роберт, Роберт.

Гэбрей отступал при каждом упоминании его имени.

— Что?

— Это слишком короткий рассказ.

Гэбрей затоптал сигарету и достал следующую. Он ожидал, что Майло даст ему прикурить, но когда этого не произошло, вынул свои спички.

— Я видел ее, может быть, еще один раз, — сказал он. — Да. Я работал там только пару недель.

— Трудно удержаться на работе, Роберт?

— Мне нравится передвигаться, парень.

— Бродяга, значит.

— Как хотите.

— Видел ее дважды за две недели, — продолжал Майло. — Похоже, ей нравилось это место.

— Сплошное дерьмо, — заявил Гэбрей с внезапным порывом возмущения. — Все они, богатое тупоголовое дерьмо, приезжали туда, чтобы поиграть в уличную жизнь, а потом сбегали обратно на Родео-драйв.

— Дон Херберт производила впечатление богатой сучки?

— Они все одинаковы, парень.

— Когда-нибудь разговаривал с ней?

В глазах бармена появилась тревога.

— Не... Я уже сказал, что видел ее только один, может быть, два раза. Правда. Я не отличил бы ее от дерьма — я не имел к ней никакого отношения и никакого отношения к этому, — проговорил Гэбрей, указывая на фотоснимок.

— Ты уверен?

— Точно уверен. Точнее быть не может, парень. Это не мой стиль.

— Расскажи мне о том, как ты видел ее с тем типом.

— Как я и говорил, однажды, давным-давно, я работал там. И вот однажды я вышел покурить и увидел ее. Запомнил я ее по единственной причине — из-за того парня. Он не был одним из них.

— Одним из кого?

— Да из этого дерьма. Она — да, но не он. Он как-то выделялся.

— Как выделялся?

— Как порядочный.

— Бизнесмен?

— Не-а...

— Кто же тогда?

Гэбрей пожал плечами.

— Он был в костюме, Роберт?

Гэбрей глубоко затягивался сигаретой и размышлял.

— Не. Вроде как вы. «Сирс Реубак»[49] — куртка такого типа. — Он ткнул рукой в свою талию.

— Ветровка?

— Ага.

— Какого цвета?

— Не знаю. Темного. Это было дав...

— Давно, — перебил его Майло. — Что еще на нем было?

— Штаны, ботинки, что там еще. Он был похож на вас. — Гэбрей улыбнулся и продолжал курить.

— Как это?

— Не знаю.

— Мощный?

— Ага.

— Моего возраста?

— Ага.

— Моего роста?

— Ага.

— Такие же волосы, как у меня?

— Ага.

— Ты описываешь двух сыщиков?

— Аг...что?

— Хватит трепаться, Роберт. Какая у него была прическа?

— Короткая.

— Лысый или с волосами?

Гэбрей нахмурился и прикоснулся к собственному голому куполу.

— У него были волосы, — выдавил он неохотно.

— Борода, усы?

— Не знаю. Он стоял далеко.

— И ты не припоминаешь какую-нибудь растительность на его лице?

— Нет.

— Сколько ему было лет?

— Не знаю. Пятьдесят, сорок, сколько хотите.

— Тебе двадцать девять. Был ли он значительно старше тебя?

— Мне двадцать восемь. Двадцать девять будет в следующем месяце.

— Поздравляю с днем рождения. Он был старше тебя?

— Намного.

— Настолько, что годился тебе в отцы?

— Может быть.

— Может быть?

— Не-а, не такой уж старый. Сорок, сорок пять.

— Цвет волос?

— Не знаю. Каштановые.

— Может быть или точно?

— Возможно.

— Светло— или темно-каштановые?

— Не знаю. Была ночь.

— Какого цвета были ее волосы?

— У вас в руках снимок.

Майло сунул фотографию в лицо бармену:

— Когда ты ее видел, она так выглядела?

Гэбрей отшатнулся и облизал губы.

— Ну... Ну... они были... ее волосы были не такими.

— Конечно, — согласился Майло. — Тогда еще они были на целом черепе.

— Ага. Нет. Я говорю о цвете. Вы знаете, желтые. Настоящие желтые, как яичница. При том освещении это было заметно.

— Она стояла под фонарем?

— Ну, в общем-то... Мне кажется, да. Оба они там стояли — под уличным фонарем. Всего одну секунду, пока не услышали меня и не разбежались.

— Ты не рассказывал тем детективам об освещении.

— Они не спрашивали.

Майло опустил снимок. Гэбрей продолжал курить и смотреть в сторону.

— Что мисс Херберт и этот выглядевший порядочным тип делали под фонарем? — спросил Майло.

— Разговаривали.

— У него были не светлые волосы?

— Я же вам сказал, у нее были светлые. Я их видел, парень. Они были как... банан, — усмехнулся Гэбрей.

— А его были каштановыми.

— Ага. Послушайте, если это так важно, то почему вы не записываете?

— Что еще ты помнишь о нем, Роберт?

— Это все.

— Среднего возраста, темная ветровка, темноволосый. Маловато взамен того, что я тебе обещал, Роберт.

— Я рассказал тебе то, что видел, парень.

Майло повернулся к Гэбрею спиной и посмотрел на меня.

— Ну что ж, мы пытались помочь ему.

— Вы имеете дело с большим ловкачом, — сказал бармен.

Майло продолжал стоять к нему спиной.

— Что ты хочешь сказать, Роберт?

— Трудное дело, парень. Я не хочу особенно распространяться, а то явится сюда какой-нибудь приятель и начнет разыскивать меня, понимаете?

— Ты не сказал мне ничего особенного, Роберт.

— Вы имеете дело с ловкачом.

Майло медленно повернулся к нему лицом:

— Я имею дело с тобой, Роберт, и ты тратишь мое время впустую, скрывая улики, и все это в добавление к тому кирпичику в твоем багажнике. Так что минимум шесть месяцев, а если попадешь не к тому судье, то можешь рассчитывать на целый год или около того.

Гэбрей протянул руки.

— Эй, я просто не хочу, чтобы кто-нибудь пытался свести со мной счеты. Тот парень был...

— Кто?

Гэбрей молчал.

— Тот парень был кто, Роберт?

— Уголовник — понятно? Видно было, что он не шутит. Что у него серьезное дело.

— Ты мог определить это на таком расстоянии?

— Кое-что можно заметить на любом расстоянии, правда? То, как он стоял, например. Не могу объяснить. На нем были такие ботинки — большие, безобразные, какие выдают в тюрьме.

— Ты мог разглядеть его ботинки?

— Нечетко, из-за света. Но они были большие — я видел такие раньше. Что вы хотите от меня? Я пытаюсь вам помочь.

— Хорошо, Роберт, не волнуйся, мы еще никого не задержали.

— А что, если?.. — спросил Гэбрей.

— Что, если что?

— Что, если я расскажу вам, а вы на этом основании его арестуете? Откуда мне знать, что он не выберется и не явится сюда, чтобы расплатиться со мной?

Майло вновь поднял фотографию.

— Посмотри, что он сделал, Роберт. Как ты думаешь, дадим мы ему разгуливать на свободе?

— Это для меня ничего не значит, парень. Я не доверяю самой системе.

— Вот как?

— Ага. Я все время вижу парней, которые совершают преступления, а потом преспокойненько разгуливают на свободе.

— Да-да-да, — проговорил Майло. — Куда мы катимся? Послушай, гений, если мы найдем того парня, он не будет разгуливать на свободе. А если ты расскажешь мне что-нибудь, что поможет нам найти его, то спокойно будешь гулять. И заработаешь поощрение. Да что там, черт возьми, говорить, Роберт, с этим поощрением ты сможешь, если хорошенько соберешься с духом, зажить припеваючи.

Гэбрей курил, притопывая ногой, и хмурился.

— В чем дело, Роберт?

— Я думаю.

— А-а. Тихо, он думает, — обратился ко мне Майло.

— Его лицо, — наконец сказал бармен. — Я видел его. Но только секунду.

— Вот как? Злое? Какое?

— Не-а, он просто разговаривал с ней.

— А что делала она?

— Слушала. Когда я увидел их, я подумал: надо же, эта панковская шлюха слушает Мистера Порядочного. Ни на что не похоже.

— Ты говорил, Мистер Уголовник.

— Ага. Но все-таки он не вязался с той сценой — в такое время там только и встретишь, что этих уродов-панков, наркоманов и ниггеров. И легавых. Вначале я подумал, что он легавый. Затем решил, что он похож на уголовника. В общем-то никакой разницы.

— О чем они говорили?

— Я не мог расслышать, парень. Это было...

— Он держал что-нибудь в руках?

— Вроде чего?

— Вроде чего угодно.

— Вы имеете в виду что-то, чем можно ее ударить? Ничего я не видел. Вы действительно думаете, что это он убил ее?

— Какое у него было лицо?

— Обычное... а-а, какое-то... квадратное. — Гэбрей взял сигарету в рот и руками изобразил кривой квадрат. — Правильное лицо.

— Цвет лица?

— Белый.

— Бледное, смуглое, какое?

— Не знаю, просто белый мужик.

— Такого же цвета, как она?

— Она была накрашена — настоящее белое дерьмо, какое им нравится. Он был темнее. Обычный белый. Самый обыкновенный белый.

— Какого цвета глаза?

— Я был слишком далеко, чтобы увидеть, парень.

— Как далеко?

— Не знаю. Полквартала.

— Но ты смог разглядеть его ботинки.

— Может, и ближе... Я видел их. Но я не видел цвета глаз.

— Какого роста он был?

— Выше нее.

— Выше тебя?

— А-а... Может быть. Ненамного.

— Какой у тебя рост?

— Пять футов десять дюймов.

— Значит, он был такого же роста? Пять футов одиннадцать дюймов или шесть футов?

— Думаю, так.

— Массивный?

— Да, но не жирный, знаете.

— Если б знал, то тебя бы не спрашивал.

— Массивный, крупный, знаете, такой, который работает физически. На свежем воздухе.

— Мускулистый?

— Ага.

— Ты сможешь узнать этого типа, если опять увидишь его?

— Почему вы спрашиваете? — Еще одна вспышка тревоги. — Вы все-таки поймали кого-то?

— Нет. Ты вспомнишь его, если увидишь фотографию?

— Ага, конечно, — согласился Гэбрей и продолжал болтливо: — У меня хорошая память. Поставьте его в ряду для опознания, и я устрою вам прекрасное опознание, если вы будете ко мне хорошо относиться.

— Ты пытаешься повлиять на меня, Роберт?

Гэбрей улыбнулся и пожал плечами:

— Просто забочусь о деле.

— Ну хорошо, — произнес Майло. — Давай позаботимся кое о чем прямо сейчас.

* * *

Мы провели Гэбрея по автостоянке, миновали набитую мусором канаву на задах здания и вышли на улицу. Очередь у двери не особенно сократилась. Вышибала заметил нас, когда мы проходили мимо.

— Чертов Кинг-Конг, — прошептал Гэбрей.

— Парень, что был с мисс Херберт, такой же крупный, как Джеймс? — спросил Майло.

Гэбрей рассмеялся:

— Нет — ни в коем случае. Этот — не человек. Таких, мать их, добывают в зоопарках.

Майло подтолкнул бармена вперед. Пока мы не дошли до машины, он расспрашивал Гэбрея, но больше ничего не вытянул.

— Красивая тачка, — заметил Гэбрей, когда мы остановились у «севилли». — Конфисковали ее у кого-то или как?

— Добыли тяжелым трудом, Роберт. Старая протестантская мораль.

— Я католик, парень. Во всяком случае, был когда-то. Вся эта чепуха с религией — просто дерьмо.

— Заткнись, Роберт, — скомандовал Майло и открыл заднюю дверцу.

Он снял с сиденья коробку, усадил Гэбрея и сел рядом с ним, оставив дверь открытой, чтобы внутрь автомобиля попадал хоть какой-нибудь свет. Я стоял у машины и наблюдал, как Майло возился с коробкой. Внутри лежала книга — «Составление портрета личности по описанию». Майло показал Гэбрею транспаранты с нарисованными на них чертами лица. Гэбрей отобрал некоторые и сложил их вместе. Когда он закончил работу, на нас смотрело спокойное лицо белого человека. Лицо из букваря для Дика и Джейн. Чей-то папочка.

Майло пристально разглядывал его, потом уложил в коробку, что-то записал и заставил Гэбрея желтым маркером пометить на карте города место. Задав еще несколько вопросов, он вылез из машины. Гэбрей последовал за ним. Несмотря на теплый ветерок, голые плечи бармена покрылись гусиной кожей.

— Все? — спросил он.

— В данное время — да, Роберт. Я уверен, что мне можно этого и не говорить, но тем не менее: адрес не менять. Оставаться там, где я могу тебя найти.

— Никаких проблем. — Гэбрей направился прочь.

Майло задержал его.

— А тем временем я намерен писать письма. Одно — твоему офицеру-наблюдателю с сообщением, что ты работаешь здесь и не проинформировал его об этом. Другое — мистеру Фаризаду и его приятелям о том, что ты донес на них и поэтому пожарная охрана закрывает их заведение. И третье письмо — в налоговое управление, с извещением о том, что ты Бог знает сколько времени получаешь деньги наличными и не заполняешь декларацию о доходах.

Гэбрей согнулся как от судороги.

— Но, парень...

— Плюс рапорт прокурору о твоей истории с травкой, в котором я доложу ему, что ты не желал сотрудничать и мешал следствию и что договориться с тобой о даче свидетельских показаний практически невозможно. Я не люблю писать письма, Роберт. Я становлюсь раздражительным. А если мне придется тратить время на то, чтобы разыскать тебя, я разозлюсь еще больше и все эти письма будут отправлены немедленно. Ну, а если ты будешь хорошо себя вести, я порву их. Comprende?[50]

— Ну, парень, это грубо. Я говорил прав...

— Никаких проблем, если ты будешь вести себя хорошо, Роберт.

— Ага, да. Да, непременно.

— Точно?

— Да-да. Можно мне идти? Мне нужно работать.

— До тебя доходит, что я говорю, Роберт?

— Я все слышу. Оставаться на месте, быть чертовым бойскаутом. Никаких телодвижений, никаких обманов. О'кей. Можно идти?

— Да, вот еще что, Роберт. Твоя леди.

— Да? — Голос Гэбрея посуровел, что превратило его в нечто отличающееся от хныкающего страдальца. — Ну, и что насчет нее?

— Она исчезла. Улетела из клетки. Даже не думай искать ее. И в особенности и думать забудь, чтобы тронуть ее за то, что она рассказала мне. Потому что я все равно нашел бы тебя. Поэтому тебе не в чем ее винить.

Глаза Гэбрея широко раскрылись:

— Исчезла? Что за... Что вы хотите сказать?

— Исчезла. Она решила покончить со всем этим, Роберт.

— А, дерьмо...

— Когда я разговаривал с ней, она показала мне свои чемоданы. Она буквально потрясена твоими взглядами на семейную жизнь.

Гэбрей промолчал.

Майло продолжал:

— Ей надоело, что ее все время колотят, Роберт.

Гэбрей бросил сигарету и со злостью затоптал ее.

— Она врет, — заявил он. — Подлая сука.

— Она внесла за тебя залог.

— Она была должна мне. Она и сейчас мне должна.

— Забудь об этом, Роберт. И думай о письмах.

— Ага, — отозвался Гэбрей, притопывая ногой. — Все, как вы захотите. Насчет этого я спокоен. У меня в жизни правильная позиция.

24

Когда мы выехали из лабиринта улиц и вновь оказались на дороге в Сан-Педро, Майло включил свой фонарик и стал изучать составленный портрет.

— Думаешь, на него можно положиться? — спросил я.

— Не очень. Но если вдруг появится реальный подозреваемый — что маловероятно, — это может помочь.

Я остановился на красный свет и посмотрел на портрет.

— Не слишком характерная внешность.

— Да.

Я наклонился и присмотрелся повнимательнее.

— Похож на Хененгарда, только без усов.

— В самом деле?

— Хененгард моложе, чем тот тип, которого описал Гэбрей, лет тридцати с небольшим, и у него лицо пополнее. Но он тоже плотного телосложения, и прическа похожа на эту. А усы с марта могли отрасти. Даже если не так, они очень слабо видны — их, наверное, трудно разглядеть на расстоянии. И ты сам говорил, что он мог сидеть в тюрьме.

— Гм-м.

Зажегся зеленый свет, и я опять сосредоточился на шоссе.

Майло прыснул.

— Что?

— Просто думаю. Если я когда-нибудь разберусь с Херберт, мои неприятности только начнутся. Вытащил ее дело. Влез на территорию Центрального отделения, предложил защиту Гэбрею, на которую не имею полномочий. Для управления я всего-навсего паршивый маленький чиновник.

— Неужели раскрытие убийства не окажет благотворного действия на отношение управления?

— Не настолько, чтобы подтвердить звание. Но, черт возьми, думаю, что смогу добиться кое-чего, если уж дойдет до дела. Преподнесу подарок Гомесу и Уикеру, пусть пользуются славой и надеются на половинку золотой звездочки. Конечно, Гэбрей сможет пострадать при этом... Черт, он не виновен. Если его информация окажется правдивой, то, возможно, с ним будет все о'кей. — Майло закрыл коробку и положил ее на пол. — Только послушай меня, — вздохнул он, — разболтался, как проклятый политик.

Я въехал на взгорье. Все полосы были пусты, и шоссе казалось гигантским рулоном бумаги.

— Лишить нескольких проходимцев возможности действовать, — продолжал Майло, — должно бы само по себе быть достаточным удовлетворением. Согласен? То, что вы, психологи, называете внутренним побуждением.

— Конечно, — согласился я. — Будь добр ради самого Добра, и Санта Клаус не забудет тебя.

* * *

Мы вернулись ко мне домой вскоре после трех. Майло уехал на своем «порше», а я прокрался в постель, пытаясь сделать это тихо. Робин все равно проснулась и взяла меня за руку. Мы сжали пальцы и заснули.

Она встала и исчезла, прежде чем я продрал глаза. Подсушенная английская булочка и сок ожидали меня на кухонном столе. Я разделался с ними, пока планировал свой день.

Во второй половине дня я у Джонсов.

Утро на телефоне.

Но телефон зазвонил раньше, чем я добрался до него.

— Алекс, — приветствовал меня Лу Сестер, — все эти твои интересные вопросы. Ты что, решил заняться банковскими инвестициями?

— Пока нет. Как ваш поход?

— Очень длинный. Я все думал, что мой малец устанет, но ему хотелось изображать Эдмунда Хиллари[51]. Почему ты хочешь знать о Чаке Джонсе?

— Он председатель правления больницы, где я когда-то работал. Кроме того, он распоряжается ее финансами. Я все еще нахожусь у них в штате и чувствую некоторую привязанность к этому месту. В финансовом отношении их дела идут плохо, говорят, что Джонс умышленно разоряет больницу, для того чтобы в конце концов снести здания и продать землю.

— Это не в его стиле.

— Ты знаком с ним?

— Встречал пару раз в обществе. «Здравствуйте» и «до свидания» на ходу. Он меня не помнит. Но я знаком с его стилем.

— А именно?

— Созидание, а не разрушение. Он один из крупнейших нынешних денежных заправил, Алекс. Не обращает внимания на то, что делают другие, и скупает солидные компании по пониженным ценам. Честные и выгодные сделки. Покупает ценные бумаги, о которых все мечтают. Но ему успешнее, чем другим, удается разыскивать их.

— Каким образом?

— Он знает, как точно установить, в каком состоянии находятся дела компании. А это значит, что нужно знать значительно больше, чем ежеквартальные отчеты. Как только ему удается разнюхать, что низко оцененные фонды готовы лопнуть, он их скупает, выжидает, продает, повторяет этот процесс. Его способность угадывать подходящее время безукоризненна.

— Вынюхивая то, что ему нужно, он пользуется информацией для служебного пользования?

Пауза.

— Такой ранний час, а ты уже говоришь о грязных делах.

— Так же, как и он.

— Алекс, все эти разговоры о служебной информации были раздуты сверх всякой меры. Что касается меня, то я ни разу не столкнулся с мало-мальски точным определением.

— Не увиливай, Лу.

— А тебе пришлось иметь с этим дело?

— Конечно, — ответил я. — Использование сведений, недоступных простым смертным, для того чтобы принять решение о покупке или продаже.

— Ну хорошо. Тогда что ты скажешь об инвесторе, который поит вином и угощает обедом для того, чтобы узнать, правильно ли компания ведет свои дела? О том, кто действительно пытается проникнуть в суть всех операций, проводимых компанией. Как ты это назовешь: коррупция или простая предусмотрительность?

— Если в этом деле участвует взятка, это коррупция.

— Что, угостить вином и обедом? Чем этот человек отличается от журналиста, который подмасливает свой источник информации? Или от полицейского, который подбадривает свидетеля бубликом и чашкой кофе? Я не знаю ни одного закона, по которому обед между двумя бизнесменами считался бы чем-то предосудительным. Теоретически это дозволено каждому, если они желают устранить напряжение. Но об этом никто никогда не беспокоится, Алекс. Вот в чем дело. Даже профессиональные исследователи обычно полагаются на графики, карты и цифры, которые им предоставляет компания. Та компания, которую они проверяют.

— Мне кажется, это зависит от того, что именно узнает инвестор за вином и обедом.

— Совершенно верно. Служащий компании рассказывает ему, что кто-то тогда-то и тогда-то намерен сделать серьезную попытку завладеть контрольным пакетом акций. Это незаконно. Но если этот самый служащий скажет, что финансовое положение компании таково, что она созрела для перекупки контрольного пакета, эта информация законна. Как видишь, здесь очень тонкая грань. Понимаешь, о чем я говорю? Чак Джонс просто основательно готовится, вот и все. Он настоящий бульдог.

— А какое у него образование?

— Не думаю, что он когда-либо учился в колледже. Мы имеем дело со случаем восхождения от бедности к богатству. Мне кажется, он в юности подковывал лошадей или занимался чем-то в этом роде. Разве это не взывает к твоей чувствительности? Этот парень вышел из «черного понедельника» героем, потому что он распродал свои акции за месяц до краха и переключился на государственные казначейские билеты и металлы. Несмотря на то что стоимость его акций быстро росла. Если бы кому-нибудь это стало известно, они бы подумали, что у него начался старческий маразм. Но когда на рынке разразился кризис, он вступил в игру, вновь скупал акции и сколотил еще одно состояние.

— Почему об этом никто не знал?

— Он помешан на секретности. Вся его стратегия зависит от нее. Он постоянно покупает и продает, избегает крупных торговых сделок и сторонится компьютеризованной торговли. Прошли месяцы после краха, прежде чем я сам узнал обо всем этом.

— А как ты узнал?

— Понял задним умом, когда мы все зализывали свои раны.

— Как он смог предвидеть крах?

— Это чутье. Лучшие игроки обладают этим качеством. Сочетание огромного запаса информации и экстрасенсорного восприятия, которое предопределяется длительным участием в этой игре. Я раньше думал, что обладаю им, но был наказан — не велика потеря. Жизнь становилась скучной, а возрождение приносит больше радости, чем простое хождение по воде. Но у Чака Джонса есть эта способность. Я не говорю, что он никогда не проигрывает. Это бывает со всеми. Но выигрывает он намного чаще.

— А чем он занят теперь?

— Не знаю. Как я уже сказал, его стиль — помалкивать. Вкладывает деньги только за себя, поэтому ему не приходится иметь дело с акционерами. Однако я сомневаюсь, что он особо заинтересован в недвижимости.

— А почему?

— Потому что недвижимость сулит неудачу. Я не говорю, что это касается таких, как ты, кто много лет тому назад вложил деньги в покупку собственности и теперь удовлетворяется некоторым стабильным доходом. Но для дельцов, заинтересованных в быстрой наживе, этот фокус уже не пройдет, по крайней мере, в настоящее время. Я изъял свои деньги из подобных дел и вернулся к ценным бумагам. Джонс сообразительнее меня, поэтому почти наверняка он сделал то же самое намного раньше.

— Его сын владеет большим участком земли в Вэлли.

— Кто сказал, что мудрость переходит по наследству?

— Его сын профессор в колледже. Я не думаю, что он смог бы купить пятьдесят участков на собственные деньги.

— Вероятно, он взял их из фонда, положенного для него в банк. Не знаю. Тебе придется убедить меня, что Чак занимается крупными операциями с недвижимостью. Земля, на которой расположена больница, принадлежит Голливуду, так?

— Несколько акров, — ответил я, — куплены давно — больнице уже семьдесят с лишним лет, поэтому, возможно, они уже все выкуплены. Даже при падении спроса продажа земли принесет чистую прибыль.

— Конечно, это так, Алекс. Но что касается самой больницы. Есть у Джонса какой-нибудь стимул?

— Получить комиссионные на сделке.

— О каком количестве акров мы говорим и где точно они расположены?

— Пять акров или около того.

Я сообщил Лу адрес Западной педиатрической больницы.

— Значит, это десять — пятнадцать миллионов, ну, пусть даже двадцать — с прилегающими участками. Цифра завышена, потому что такой большой участок будет трудно продать целиком, возможно, придется разделить его на более мелкие. Это займет много времени, при делении возникнут споры, разбирательства, потребуются разрешения, трюки в комиссии по окружающей среде. Самый большой кусок, какой, не вызывая суматохи, сможет урвать Чак, это двадцать пять процентов, но скорее всего десять. Значит, от двух до пяти миллионов в свой карман... Нет, не могу представить себе, чтобы Чак возился из-за такой суммы.

— А что, если дело не только в этом? — предположил я. — Что, если он планирует закрыть эту больницу и открыть новую на земле сына?

— Ни с того ни с сего он вдруг занялся бизнесом в области больниц и клиник? Сомневаюсь, Алекс. Не хочу тебя обидеть, но здравоохранение — одна из самых неудачных разновидностей бизнеса. Больницы, как правило, быстро прогорают.

— Знаю, но, может быть, Джонс надеется провернуть удачное дельце даже при таких условиях? Ты только что сказал, что он не обращает внимания на то, чем занимаются все остальные.

— Все возможно, Алекс, но опять-таки ты должен убедить меня в этом. И вообще, откуда у тебя возникли все эти предположения?

Я рассказал Лу о комментариях Пламба, опубликованных в газете.

— А, еще одно имя в твоем списке. Об этом типе я никогда не слышал, поэтому поискал во всех имеющихся у меня справочниках. В основном вырисовывается фигура этакого корпоративного трутня — магистр управления бизнесом, докторское звание, серия административных постов и восхождение по должностной лестнице. Он начал с работы в национальной бухгалтерской фирме под названием «Смотерс и Кримп». Затем перешел в главное управление другой организации.

— Куда именно?

— Подожди, я где-то все выписал... А, вот, слушай. Пламб, Джордж Хаверсфорд. Родился в 1934 году, с 1958 года женат на Мэри Энн Чэмплин, имеет двоих детей и так далее... Окончил университет в 1960 году, получил звание доктора по управлению бизнесом; «Смотерс и Кримп» с 1960 года по 1963-й, ушел из этой фирмы, будучи партнером в деле. Инспектор в фирме «Хардфаст стил» в Питсбурге с 1963 по 1965. Инспектор и главный исполнительный чиновник в фирме «Редилит Мэньюфэкчюринг», Рединг, Пенсильвания, с 1965 по 1968; вверх по лестнице до поста главного администратора в организации под названием «Бакстер консалтинг», оставался там до 1971 года; с 1971 по 1974 год — в фирме «Адвент менеджмент спешиалистс»; организовал собственное дело под названием «Пламб груп», просуществовавшее с 1974 до 1977; затем, в 1978 году, обратно в корпорацию, в фирму под названием «Вантидж хелс плэннинг» в качестве главного администратора, работал там до 1981 года.

— Этот тип часто прыгает с места на место.

— В общем-то нет, Алекс. Переходит на другое место каждые два года, чтобы поднять свою ставку. Типичный образец вульгарного корпоративного трутня. Это одна из главных причин, почему я быстро оставил такую карьеру. О чем это я говорил? «Вантидж хелс» до 1981 года, затем, похоже, он начал специализироваться в медицине. В фирме «Артур Маккленан диагностике» — три года. Еще три года в «Неодайн биолоджикалз», затем в системе Всеобщей медицинской службы в Питсбурге — в фирме консультантов по охране здоровья, именно об этой фирме ты просил меня разузнать.

— И что тебе удалось выяснить?

— Небольшая или средняя фирма больничного типа, специализирующаяся по оборудованию для лечения острых заболеваний в маленьких и среднего размера городах северных штатов. Основана группой врачей в 1982 году, стала компанией открытого типа в 1985-м. Далее продажа лекарств без рецептов, нерегулярные поставки, поэтому в следующем году фирма вновь становится частной — выкупается синдикатом и закрывается.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29