Хоппер воздерживался заходить в дома, пока они не добрались до рыночной площади. Здесь перед ними предстало на редкость отвратительное зрелище, подобное которому трудно было вообразить даже с помощью самой извращенной фантазии. Разбросанные обломки человеческих скелетов, аккуратно выложенные, словно выставленные на продажу, черепа, развешанная на деревьях потемневшая и высохшая кожа с кишащими в ее складках червями.
Ева сначала решила, что видит останки жертв какой-то резни или военной операции. Но она быстро отбросила эту версию, поскольку та не объясняла расположения черепов или вывешенной кожи. Случившееся здесь не укладывалось в рамки обычных злодейств опьяневших от крови солдат или бандитов. Это стало еще более ясно, когда она опустилась на колени и подняла кость, распознав в ней плечевую. Холод пробежал по ее жилам, когда она обнаружила, что вмятины и царапины на ней были, бесспорно, сделаны человеческими зубами.
– Каннибализм! – прошептала она в шоке.
Заунывное жужжание мух и слова, произнесенные Евой, только подчеркнули мертвенное безмолвие деревни. Гримз осторожно взял кость из ее руки и вгляделся в зазубрины.
– Она права, – сказал он Хопперу. – Какие-то озверевшие маньяки сожрали всех этих бедняг.
– Судя по запаху, – заметил Хоппер, морща нос, – где-то должны остаться тела, еще не превратившиеся в скелеты. Ты и Ева оставайтесь здесь. Я осмотрю дома и поищу – может, кто остался в живых.
– А мне не нравится, как здесь обращаются с незнакомцами, – запротестовал Гримз. – Я думаю, нам лучше побыстрее вернуться к самолету, пока мы не угодили в местное меню.
– Ерунда, – фыркнул Хоппер. – Мы столкнулись с чрезвычайным случаем аномального поведения. И причиной его как раз и может оказаться то самое токсичное загрязнение, которое мы ищем, и я не уйду отсюда, пока не выясню все до конца.
– Я с вами, – решительно сказала Ева.
Гримз пожал плечами. Воспитанный в старых традициях, он не рискнул выказать недостаток мужества в присутствии женщины.
– Хорошо, будем искать вместе.
Хоппер похлопал его по спине:
– Прекрасно сказано, Гримз. Сочту за честь оказаться вместе с вами в качестве ингредиента в каком-нибудь местном вареве.
В первом же доме, куда они проникли, обнаружилось сразу два тела: мужчины и женщины, умерших, по меньшей мере, неделю назад. Жара уже высушила их плоть и туго натянула кожу. После беглого осмотра мумифицированных останков Хоппер определил, что смерть их была долгой и мучительной. Последовала она в результате отравления, но не быстродействующим ядом, а медленным, вызывающим длительные страдания.
– Без патологоанатомического исследования ничего сверх этого сказать нельзя, – заключил доктор.
Гримз невозмутимо оглядел высохшие трупы:
– Эти люди скончались дней семь-восемь тому назад. Полагаю, мы добьемся большего, разыскав пару-тройку сравнительно недавних жертв.
Для Евы его слова прозвучали слишком холодно и цинично. Ее все время знобило, но больше всего потрясли ее не эти трупы, а груды маленьких костей и черепов в одном из углов смежной комнаты. Она не могла поверить, что супружеская пара убила и съела собственных детей. Мысль была настолько мерзкой, что она отбросила ее прочь и постаралась забыть о ней, направляясь вслед за коллегами в дом напротив.
Они прошли через арочный проем, выгодно отличающийся в чисто архитектурном плане от соседних жилищ, и очутились в Г-образном внутреннем дворике, чистом и выметенном. Пожалуй, даже вызывающе чистым по сравнению с другими, заваленными мусором и занесенными песком. В этом доме зловоние было особенно сильным. Ева намочила маленький носовой платок водой из фляги, прикрепленной к поясу, и вошла внутрь, переходя от комнаты к комнате. Стены были выбелены мелом, а крыша состояла из матов, закрепленных на столбах. Многочисленные окошки, выходящие во внутренний двор, пропускали много света.
Это был один из самых больших домов города, вероятно принадлежавший какому-то купцу, решила Ева, отметив удобные стулья и столы, каким-то образом оставшиеся на своих местах, в то время как в других домах вся мебель была переломана и разбросана. Она медленно шагнула в дверь большой прямоугольной комнаты. И тут же задохнулась и застыла, едва сдерживая тошноту при виде груды гниющих человеческих конечностей, которыми была почти битком набита эта чудовищная кухня.
Ева внезапно ощутила заброшенность и страх. Оторвавшись от мерзкой картины, она, шатаясь, перешла в спальню. Потрясение следовало за потрясением. Она оцепенело уставилась на мужчину, лежащего на кровати в расслабленной позе и с широко раскрытыми глазами. Голова его лежала на подушке, а руки были раскинуты по сторонам, ладонями вверх. Он смотрел на нее невидящими глазами, которые, должно быть, взял напрокат у дьявола. Зрачки глаз имели розоватый оттенок, а белки были ярко-красными. На какое-то пугающее мгновение она подумала, что он жив. Но грудь не вздымалась, а сатанинского цвета глаза не моргали.
Ева простояла там, казалось, целую вечность, всматриваясь в лицо мертвеца. Наконец, собрав все свое мужество, она подошла к кровати и дотронулась кончиками пальцев до сонной артерии. Пульса не было. Она наклонилась и подняла его руку. Трупное окоченение только начало затрагивать мышцы. Заслышав позади шаги, она выпрямилась, обернулась и увидела Хоппера и Гримза.
Они обошли ее и склонились над телом. Хоппер внезапно рассмеялся – смех его жутким эхом раскатился по пустому дому.
– С тебя выпивка, Гримз. Сам говорил, что тебе требуется свежий труп для вскрытия. Вот и займись!
* * *
Сделав последнюю ездку к деревне с группой исследователей ООН и их портативной аппаратурой для анализов, Батутта остановил «мерседес» у самолета. Под яростными атаками солнца кабина самолета и пассажирский салон превратились в духовку, и экипаж расположился на отдых в тени одного из крыльев. Ранее демонстрировавшие перед пассажирами равнодушие к присутствию Батутты, теперь они вскочили по стойке «смирно» и отдали, ему честь.
– В самолете кто-нибудь остался? – спросил Батутта.
Первый пилот покачал головой:
– Вы их всех перевезли в деревню. Самолет пуст.
Батутта поощрительно улыбнулся высокому молодому человеку в форме летчика гражданской авиации с тремя шевронами на рукаве.
– Прекрасно сыграно, лейтенант Дьемма. Доктор Хоппер заглотил приманку. Вы его полностью одурачили, изображая настоящий экипаж.
– Благодарю вас, капитан. А заодно и мою южноафриканскую матушку, выучившую меня английскому.
– Мне необходимо связаться по радио с полковником Мансой.
– Если вы подниметесь в кабину, я настроюсь на нужную частоту.
Подняться в кабину было все равно что ступить в ведро с расплавленным свинцом. Хотя лейтенант Дьемма и оставил для вентиляции открытыми боковые иллюминаторы, от жары у Батутты перехватило дыхание. Он уселся, страдая, пока замаскированный под гражданского пилот малийских военно-воздушных сил вызывал штаб-квартиру Мансы. Когда связь была установлена, Дьемма передал микрофон Батутте и с облегчением покинул дымящуюся кабину.
– Здесь Фалькон-один. Ответьте.
– Слушаю, капитан, – донесся знакомый голос полковника. – Можете отбросить кодированные слова. Сомневаюсь, чтобы вражеские агенты подслушивали. Как у вас дела?
– Все жители Асселара мертвы. Западники уже вовсю работают с телами. Повторяю, все жители деревни мертвы.
– Так их поубивали эти чертовы каннибалы?
– Да, полковник, до последней женщины и ребенка. Но доктор Хоппер и его люди убеждены, что все они были отравлены.
– И у них есть доказательства?
– Нет еще. Сейчас они заняты анализом воды из колодца и вскрытием трупов.
– Ну и шайтан с ними. Продолжай игру. Как только они закончат свои жалкие эксперименты, отправляй их самолетом в Тебеццу. Генерал Казим уже приготовил дружескую встречу.
Батутта мог себе представить, что генерал приготовил Хопперу. Батутта ненавидел этого здоровяка-канадца; он ненавидел его и его коллег всеми фибрами своей мелкой и завистливой душонки.
– Я уже вижу, как их засыпает песок.
– Заканчивайте вашу миссию, капитан, и я могу гарантировать вам продвижение по службе.
– Благодарю вас, полковник. Заканчиваю связь.
* * *
Гримз развернул свое хозяйство в том самом доме, где Ева обнаружила мертвого мужчину. Это был самый большой и чистый дом в деревне. Пока он проводил вскрытие тела, найденного в спальне, Ева занималась анализом крови. Хоппер проводил химический анализ воды из источников, снабжавших местечко. Остальные члены группы приступили к изучению сохранившихся тканей и костей умерших. В одном из складов позади рыночной площади они нашли разбитые «лендроверы» сафари, участники которого попали в бойню. Оказавшимся, несмотря на отсутствие фар и стекол, на ходу автомобилям быстро нашлось применение: они перевозили оборудование из самолета в деревню. А капитан Батутта все это время в основном бесцельно бродил вокруг.
Смрад от трупов был слишком силен, чтобы позволить уснуть, и они проработали всю ночь и до следующего вечера, прежде чем прерваться на отдых. Лагерь разбили вокруг самолета. Позавтракав после короткого сна консервированной говядиной, группа Всемирной организации здравоохранения расположилась вокруг бензиновой печки, нужда в которой была очевидна, поскольку ночью температура падала на 60° по сравнению с дневной в 44° Цельсия. Батутта, играя роль радушного хозяина, заварил им экзотический африканский чай и теперь внимательно прислушивался, анализируя высказывания.
Хоппер от души пыхнул трубочкой и кивнул Гримзу:
– Уоррен, предлагаю тебе начать. Сообщи нам о результатах осмотра единственного приличного трупа, найденного нами.
Гримз взял папку у одного из своих помощников и с минуту изучал бумаги в свете лампы Коулмена.
– За все годы моей практики я еще никогда не встречался с таким количеством осложнений у одного человека. Ярко выраженное покраснение глаз, особенно белков, и кожных покровов. Сильно увеличена селезенка. Почки поражены. Печень и поджелудочная железа – в рубцах. Очень высокий гемоглобин. Дегенерация жировых прокладок. Не удивительно, что эти люди впадали в буйство и поедали друг друга. Сложите все эти симптомы вместе, и вы получите неконтролируемый психоз.
– Неконтролируемый? – переспросила Ева.
– Жертва постепенно сходила с ума, по мере обострения состояния организма, особенно мозга, и практически превращалась в агрессивного безумца, что доказывают следы каннибализма. По моим скромным подсчетам, это чудо, что он прожил так долго.
– Каково твое диагностическое заключение? – поторопил новозеландца Хоппер.
– Смерть вызвана обширной полицитемией, болезнью, причины возникновения которой науке пока неизвестны. Ее основные симптомы – резкое увеличение количества красных кровяных телец и гемоглобина в системе кровообращения, что приводит к непоправимым поражениям внутренних органов жертвы. А поскольку элементы, сворачивающие кровь, не присутствуют в адекватном количестве, сердце не останавливается от инфаркта, но по всему телу идет покраснение, особенно проявляясь на коже и глазах. Это все равно как если бы ему ввели мощные дозы витамина Bi2, который, как вы знаете, является основой для образования красных кровяных телец.
Хоппер обратился к Еве:
– Ты делала анализ крови. Что там насчет эритроцитов? У них нормальный вид? Я имею в виду: круглая форма и уплотненная сердцевина?
Ева покачала головой:
– Нет, у них такая форма, какой я еще не видела. Почти треугольная, с выступами, как у спор. Как заявил доктор Хоппер, количество их невероятно высоко. У среднего взрослого человека на кубический миллиметр крови приходится пять и две десятых миллиона красных кровяных телец. В крови нашей жертвы их в три раза больше.
Гримз добавил:
– Могу сообщить также, что я обнаружил и признаки отравления мышьяком, которое рано или поздно убило бы его.
Ева кивнула:
– Подтверждаю диагноз Уоррена. В пробах крови обнаружено содержание мышьяка выше нормы. Также сверх нормы и содержание кобальта.
– Кобальта? – Хоппер выпрямился в своем походном кресле.
– Ничего удивительного, – сказал Гримз. – В витамине Bi2 содержится почти четыре с половиной процента кобальта.
– Обе ваши находки прекрасно подтверждаются моими анализами воды в общественных колодцах, – сказал Хоппер. – В чашке воды из колодца мышьяка и кобальта достаточно, чтобы свалить верблюда.
– Содержимое подземных вод, – вставила Ева, глядя на отблески огня в печке. – Они могут постепенно просачиваться сквозь геологические залегания кобальта и мышьяка.
– Насколько я помню из университетского курса геологии, – перебил ее Хоппер, – наиболее распространенный арсенит – это николит, минерал, часто встречающийся в сочетании с кобальтом.
– Все это только догадки, – осторожно заметил Гримз. – Двух упомянутых элементов недостаточно, чтобы привести к столь серьезному осложнению. Для такого увеличения количества кровяных телец и уровня токсичности выше допустимого предела нужны другие вещества или составляющие, которые бы выступили как катализаторы для мышьяка и кобальта.
– А тут еще и мутация телец, – добавила Ева.
– Таинственного ничего тут нет, все уже обнаружено, – произнес Хоппер. – В моих анализах есть кое-что еще. Я отметил высокий уровень радиоактивности.
– Допустим, что радиация проникла в воду недавно, – предположила Ева.
– Реальное предположение, – признал Гримз. – Но все же остается загадка неизвестного вещества, которое и убивает.
– У нас нет оборудования на все случаи жизни, – пожал плечами Хоппер. – И если мы имеем дело с новой разновидностью бактерии или какой-то комбинацией экзотических химических соединений, мы можем и не определить их на месте. Нам придется забрать образцы в наши лаборатории в Париже.
– Какой-нибудь промежуточный синтетик, – задумчиво пробормотала Ева. Затем она жестом обвела окружающую их пустыню. – Но откуда ему тут взяться? Очевидно, что источник не здесь.
– Комплекс по переработке вредных отходов в Форт-Форо? – предположил Гримз.
Хоппер изучал чашечку своей трубки.
– Двести километров на северо-запад. Далековато, чтобы ветры донесли его и сбросили на это местечко. Опять же ваша гипотеза не дает объяснения повышенному уровню радиации. Да и сооружение в Форт-Форо не предназначено для уничтожения радиоактивных отходов. Кроме того, все вредные материалы там сжигаются, и им никак не проникнуть в грунтовые воды. Даже если бы они потом переносились подземным течением, то адсорбировались бы почвой.
– О'кей, – согласилась Ева. – Что же нам дальше делать?
– Сворачиваемся и летим с образцами в Каир, а затем – в Париж. Также заберем с собой и нашего бедолагу. Хорошенько его заверните и поместите в бортовой холодильник, тогда он в сносном виде прибудет в Каир, где мы перегрузим его в ящик со льдом.
Ева кивнула:
– Я согласна. Чем быстрее мы перенесем наши исследования в нормальные условия, тем лучше.
Хоппер повернулся и посмотрел на Батутту, который слушал молча, изображая равнодушие, в то время как диктофон под его рубашкой записывал каждое слово.
– Капитан Батутта?
– Доктор Хоппер?
– Мы решили первым же делом с утра отправиться в Египет. Это соответствует вашим планам?
Батутта расплылся в широкой улыбке и подкрутил кончики усов.
– Сожалею, что должен остаться и доложить начальству о положении в деревне. Вы же вольны продолжать ваши дела в Каире.
– Но мы не можем бросить вас здесь.
– В автомобилях полно горючего. Я просто возьму один из «лендроверов» и вернусь в Тимбукту.
– Это же перегон в четыреста километров. Вы знаете дорогу?
– Я родился и вырос в пустыне, – усмехнулся Батутта. – Я выеду на рассвете, а в сумерки буду уже в Тимбукту.
– А изменение ваших планов не связано с полковником Мансой? – спросил Гримз.
– У меня был приказ помогать вам, и я его выполнил, – покровительственно улыбнулся Батутта. – Так что тут никаких проблем. Жаль только, что я не смогу сопровождать вас в Каир.
– Ну, так тому и быть, – сказал Хоппер, поднимаясь из кресла. – Сразу с утра грузим оборудование и отваливаем в Египет.
Когда совещание закончилось, а ученые отправились к палаткам, капитан задержался у печки. Он выключил спрятанный диктофон, затем поднял фонарик и дважды мигнул им в окно кабины самолета. Минуту спустя первый пилот сбежал по трапу и предстал перед Батуттой.
– Вы сигналили? – спросил он тихо.
– Эти заграничные свиньи улетают завтра, – ответил Батутта.
– Мне связаться с Тебеццой и предупредить о нашем прибытии?
– И напомнить, чтобы они устроили доктору Хопперу и его друзьям соответствующую встречу.
Пилота невольно передернуло.
– Отвратительное место эта Тебецца. Как только о пассажирах позаботятся, сразу же улетаю оттуда.
– Вам приказано лететь обратно в аэропорт Бамако, – сообщил Батутта.
– Прекрасно. – Дьемма слегка наклонил голову. – Спокойной ночи, капитан.
Ева совершила небольшую прогулку, чтобы подышать свежим воздухом и полюбоваться звездным ковром на небесах. Вернулась она в то самое время, когда пилот направился к самолету, оставив Батутту у печки.
«Слишком уж он угодлив и чересчур послушен, – подумала Ева. – Надо быть настороже. – Она покачала головой, отгоняя эту мысль. – Снова ты со своей женской подозрительностью. Как он может остановить нас? Как только мы окажемся в воздухе, уже ничего не изменишь. Мы будем далеко от этого ужаса и на пути в более приветливое и открытое общество».
Ева испытывала удовлетворение от сознания того, что больше никогда сюда не вернется. Но глубоко запрятанное где-то внутри чувство – возможно, интуиция – предостерегало ее от расслабляющего ощущения безопасности.
17
– И как давно они у нас на хвосте? – спросил Джордино, пытаясь выдавить из глазниц накопившуюся усталость, которую не смогли компенсировать жалкие три часа сна, и концентрируясь на изображении, появившемся на экране радара.
– Я засек их семьдесят пять километров назад, когда мы вошли в территориальные воды Мали, – ответил Питт, стоя сбоку от штурвала и удерживая его правой рукой.
– Ты рассмотрел их вооружение?
– Нет, они углубились на сотню метров в протоку, чтобы спрятаться. Я только засек отчетливую вспышку на радаре, которая выглядела подозрительно. Как только мы прошли мимо, они вернулись в главное русло и двинулись следом.
– Может быть, обычный патруль?
– Обычный патруль не прячется под маскировочными сетями.
Джордино оценивающе оглядел масштабную шкалу радара:
– Они не делают попыток сократить дистанцию.
– Это вопрос времени.
– Бедная старая канонерка, – сокрушенно вздохнул Джордино. – Она и не подозревает, что находится на пути к небесной свалке.
– Не хотелось бы тебя пугать раньше времени, но есть кое-какие сложности, – медленно сказал Питт. – Эта канонерка – не единственная гончая, идущая по нашему следу.
– У нее есть друзья?
– Малийские вояки, похоже, готовят нам западню. – Питт повернулся всем телом и обратил взор к безупречно голубому, безоблачному небу. – К востоку от нас кружит целая эскадрилья малийских реактивных самолетов.
Джордино тоже их заметил. Лучи солнца отсвечивали на колпаках кабин.
– Я полагаю, это недавно модифицированные модели французских истребителей «Мираж». Шесть, нет, семь из них барражируют менее чем в шести километрах прямо по ходу.
Питт вновь повернулся и бросил взгляд на западный берег.
– А вон та туча пыли, что движется по холмам вдоль берега, сильно смахивает на колонну бронетехники.
– Сколько их? – спросил Джордино, быстро проведя в уме инвентаризацию оставшихся ракет.
– Я насчитал четыре, когда они пересекали открытый участок местности.
– Танки есть?
– Мы идем на скорости в тридцать узлов. Танкам за нами не угнаться.
– Нас уже ничем не удивишь, – будничным голосом произнес Джордино – Слухи о том, как мы кусаемся, бегут впереди нас.
– Именно поэтому они так осторожны и не подходят на дистанцию нашего прицельного выстрела.
– Напрашивается вопрос: когда же этот старый хрыч генерал... как его там?
– Затеб Казим.
– Да хоть сам Шарль де Голль! – Джордино равнодушно пожал плечами. – Как думаешь, когда он приступит к атаке?
– Если он сообразительнее того опереточного адмирала из военно-морских сил Бенина и хочет конфисковать «Каллиопу» для собственного удовольствия, то все, что он может, это ждать. Рано или поздно нам все равно придется пристать к берегу.
– Когда горючка иссякнет?
– И это тоже.
Питт замолчал, вглядываясь в широкие и ленивые воды Нигера, текущего сквозь песчаные равнины. Золотисто-желтое солнце ползло к горизонту, голубые и белые аисты парили в воздухе или бродили по отмелям на своих длинных ногах-тростинках. Стайка нильских окуней выскочила из воды и запрыгала по поверхности миниатюрным фейерверком, когда «Каллиопа» нарушила их безмятежный покой. Вниз по реке проследовал полубаркас с черным корпусом и раскрашенными во все цвета носом и кормой; ветер лишь слегка раздувал его паруса. Часть экипажа спала на мешках с рисом под потрепанным тентом, другие работали веслами. Мирная и живописная картинка. Питту ужасно не хотелось верить, что впереди по курсу их ждет только смерть и больше ничего.
Его раздумья прервал Джордино:
– Ты, кажется, упоминал, что женщина, с которой ты познакомился в Египте, собиралась в Мали?
Питт кивнул:
– Она в группе врачей и ученых Всемирной организации здравоохранения ООН. Вылетела в Мали исследовать странную эпидемию, разразившуюся в деревнях пустыни.
– Жаль, что ты не можешь назначить ей свидание, – ухмыльнулся Джордино. – Сидел бы сейчас под луной на песочке, обняв ее и нашептывая на ушко о своих приключениях.
– Если ты думаешь, что именно этим можно разогреть ее страсть, то ошибаешься.
– Чем же ты еще можешь развлечь эту геологиню?
– Она биохимик, – поправил его Питт.
Внезапно выражение лица Джордино стало серьезным.
– А тебе не приходит в голову, что она и ее приятели-ученые, может быть, ищут тот же токсин, что и мы?
– Именно эта мысль меня и тревожит.
В этот момент из каюты-лаборатории высунулся Руди Ганн, усталый, но ужасно довольный.
– Эврика! – торжествующе объявил он.
Джордино непонимающе посмотрел на него:
– Какая еще Эрика?
Руди фыркнул, но улыбаться не перестал.
Питт понял все с полуслова.
– Ты все-таки вычислил ее! – возбужденно воскликнул он.
– Неужели ту заразу, что порождает красные волны?! – заволновался Джордино.
Ганн скромно кивнул.
Питт захлопал в ладоши:
– Мои поздравления, Руди. Браво!
– Я уж совсем было хотел завязать с этим делом, – признался Ганн. – Помогла моя собственная небрежность. Я ведь пропустил через газохроматограф сотни проб воды и уже не так часто заглядывал внутрь, как полагалось. Когда же наконец глянул на результат, то обнаружил в одной из проб присутствие кобальта. Я был потрясен, увидев металл среди синтетических органических загрязнителей, и проследил его путь в газохроматографе. После кропотливых часов экспериментов, модификаций и проб я выделил неизвестный органометаллический компонент, представляющий комбинацию видоизмененной синтетической аминокислоты и кобальта.
– Какая-то тарабарщина, – пожал плечами Джордино. – Что еще за аминокислота?
– Это то, из чего состоит белок.
– Как же это попало в реку? – спросил Питт.
– Не знаю, – ответил Ганн. – Хотя могу предположить, что эта синтетическая аминокислота сбрасывается в верховьях реки вместе с химическими и ядерными отходами какой-то лаборатории, занимающейся биотехнологией и генной инженерией. Представляется маловероятным, что они естественным путем превратились в этот жуткий загрязнитель. Думаю, что они сформировались в каком-то одном месте.
– Так они могут затопляться вместе с ядерными отходами?
Ганн кивнул:
– В образцах воды я обнаружил слишком отчетливые следы радиации. Это всего лишь часть общего загрязнения, не имеющая отношения к состоянию нашего возбудителя, хотя определенная связь и имеется.
Питт не ответил, вновь посмотрев на экран радара. Отметина на нем, указывающая канонерку, свидетельствовала о том, что преследователи по-прежнему держатся за пределами видимости и даже немного отстали. Он повернулся, выискивая в небе истребители. Те по-прежнему лениво бороздили небеса, держась в отдалении от «Каллиопы». На протяжении следующих нескольких километров река расширялась, и он потерял из виду бронемашины.
– Наша работа сделана только наполовину, – сказал он. – Следующая задача – определить, в каком месте токсины поступают в Нигер. Малийцы, похоже, не торопятся нас беспокоить. Поэтому продолжим наше исследование выше по реке и попытаемся установить это, пока к нам не начали ломиться с парадного хода.
– После того как наши передающие системы накрылись, каким образом мы сообщим сведения Чэпмену и Сэндекеру? – спросил Джордино.
– Я что-нибудь придумаю.
Ганн без колебаний доверился Питту. Молча кивнув, он удалился в свою лабораторию.
Питт передал штурвал Джордино, а сам растянулся на палубе на матрасе под навесом кокпита, чтобы немного поспать.
Когда он проснулся, оранжевый шар солнца на треть уже скрылся за горизонтом, но воздух казался градусов на десять теплее, чем днем. Быстрый взгляд на радар показал, что канонерка продолжает тащиться за ними, а патрулирующие небо истребители исчезли – скорее всего, ушли на базу на дозаправку. Нахально себя ведут, решил Питт. Малийцы, должно быть, полагают, что добыча у них в кармане. Почему же, однако, истребители удалились, не оставив взамен другого звена? Когда Питт встал, потягиваясь и разминая плечи и руки, Джордино протянул ему кружку кофе:
– Держи, это тебя взбодрит. Добрый египетский кофе с осадком.
– Сколько же я проспал?
– Ты был мертв для остального мира чуть меньше двух часов.
– Мы уже прошли Гао?
– Этот городишко остался в пятидесяти километрах позади. Ты бы видел, как мы прошли мимо плавучей виллы, с палубы которой целая стая красоток в бикини посылала мне воздушные поцелуи!
– Не морочь мне голову.
Джордино обиделся:
– Слово скаута! Это был самый шикарный из плавучих домов, которые мне когда-либо попадались на глаза.
– Руди все еще отмечает высокий уровень токсичности?
Джордино кивнул:
– Он говорит, что концентрация усиливается с каждым пройденным километром.
– Значит, приближаемся.
– Он полагает, что мы почти в точке.
В то же мгновение что-то сверкнуло в глубине глаз Питта, внезапный проблеск, почти видимое отражение чего-то мелькнувшего в мозгу. Джордино всегда чувствовал, когда Питт покидал реальный мир и уносился мыслями в неизвестном направлении. Немигающие зеленые глаза с расширившимися зрачками уже не реагировали на окружающее, перед ними возникали иные видения...
Выдержав паузу, Джордино осторожно коснулся плеча друга:
– Эй, лунатик, не спи, замерзнешь.
Питт несколько раз моргнул и вернулся на землю.
– Просто вспомнил о том ублюдке, ниже по реке, который хотел захватить «Каллиопу» для своих пьяных оргий.
– И ты представил себе вожделенный блеск в глазах Казима?
Питт загадочно улыбнулся.
– Скорее, мрачную картину крушения его ожиданий.
* * *
Незадолго до заката их снизу окликнул Ганн:
– Мы вышли в чистые воды. Мои приборы больше не фиксируют источник загрязнения.
Питт и Джордино тут же завертели головами, осматривая берега. Река в этом месте текла под небольшим углом с северо-запада на юго-восток. Не было видно ни деревеньки, ни прибрежной дороги. Взор упирался только в пустынную равнину, раскинувшуюся на все четыре стороны горизонта.
– Пустота, – пробормотал Джордино. – Пусто, как в бритой подмышке.
Снова выглянул Ганн:
– Видно что-нибудь?
– Сам посмотри. – Джордино повел рукой, словно стрелкой компаса. – Хоть шаром покати. Ничего, кроме песка.
– А ты сюда взгляни, – возразил Питт, указывая на широкий овраг, рассекающий берег. – Похоже, он когда-то был полон воды.
– Но только не в наше время, – сказал Ганн. – Очевидно, в более влажный период это был один из притоков Нигера.
Джордино с интересом разглядывал древнее русло.
– Руди объясняет, как в компьютерной игре... Но отсюда загрязнения в реку точно не поступают.
– Разворачиваемся и делаем еще один заход, чтобы я перепроверил мои данные, – сказал Ганн.
Питт подчинился и несколько раз прошелся зигзагом поперек реки, словно подстригая газон и разворачиваясь так близко у берегов, что винты задевали илистые отложения поднимающегося дна. Радар отметил, что преследующая их канонерка остановилась: ее капитан и офицеры, должно быть, усиленно гадали, что на этот раз задумал экипаж «Каллиопы»?
После последнего прохода Ганн высунул голову из люка:
– Клянусь Господом, что высшая концентрация токсина приходится на устье того большого оврага на восточном берегу.
Они все с сомнением уставились на это давным-давно пересохшее русло. Его каменистое дно изгибалось к северу, исчезая из виду и теряясь среди приземистых дюн песчаной пустоши. Никто не проронил ни слова, когда Питт перешел на холостые обороты, позволив яхте дрейфовать по течению.
– И за этой точкой никаких следов загрязнений? – поинтересовался Питт.
– Никаких, – решительно ответил Ганн. – Концентрация резко возрастает перед старым оврагом, а выше – исчезает.
– А может быть, это естественный продукт размывания почвы? – предположил Джордино.
– Такой безбожный продукт природой не производится, – проворчал Ганн. – Поверьте мне.
– А как насчет подземных труб, проложенных под дюнами от химического предприятия? – предположил Питт.