— Ты знаешь эту улицу?
— Ну?
За эти последние десять-пятнадцать дней я, наверное, сотни раз представлял себе, как я ей все скажу. Я так тщательно выбирал слова, интонацию… У меня то получалось очень резко, то слишком жалостно. Я сочинил вопросы и вместо нее отвечал на них. Но почему-то в глубине души я надеялся, что она не захочет так глупо и просто…
— Мы пойдем до конца улицы и расстанемся. Ты пойдешь домой, я вернусь к себе на работу, и мы больше не встретимся. Никогда! Так будет лучше.
Она молчала, мы шли по тихой узкой улице, где уже было совсем темно.
— Понимаешь, мне все это, ну вот это все — наши встречи, свидания… эта наша история с тобой, короче… Все это было хорошо, все это было прекрасно. Ты меня слышишь?
— Слышу, — она смотрела куда-то в сторону.
— Ну вот, пора с этим завязать. Чем быстрее, тем больше нам удастся сохранить из того, что было между нами… Я… я ведь ничего нового не сказал, ты сама понимаешь… Мы изменились. Все хорошее у нас уже… Иначе ты…
— Что я?
— Ты бы не придумывала все новые и новые предлоги, чтобы избегать меня, я же столько раз…
Это не так, я же сказала, что у меня сейчас очень мало времени, я ничего не успеваю. В конце концов, ты сам говорил…
— Я же тебя знаю, я тебя очень хорошо знаю, как, впрочем, и ты меня… Когда ты чего-то действительно хочешь, ты всегда находишь время и способ, чтобы добиться своего. Скажи, что я не прав…
— Ты не прав, но это не имеет большого значения. Ты ведь уже все решил!
— Я ничего не решил. Но, в конце концов, все имеет свое начало и свой конец; эта весна тоже когда-нибудь закончится.
— Она еще не началась!
Мы стояли уже в конце улицы, впереди нас ждал другой мир: другая улица, большая и шумная, со сверкающими от света и снега магазинами.
Я повернулся и посмотрел в ее глаза, ее милые, красивые, восхитительные глаза. И тут я струсил. Я понял, что она сейчас уйдет и действительно больше никогда мы не встретимся. Даже если я…
— Я что-то не так понимаю? — задал я идиотский вопрос.
— Так, все именно так, — вздохнула она. — Но мы ведь останемся друзьями, не правда ли?
— Да, конечно, — соврал я, — очень хорошими друзьями.
Она ушла, а я зашагал в обратном направлении, каждой частицей, каждой нервной клеткой своего тела чувствуя, как она уходит дальше и дальше. Уходит от меня часть моей жизни, может быть, самая замечательная часть… Уходит навсегда. И ни одна последующая весна, сколь она ни была бы чудесной, не вернет мне ее.
Я повернулся и посмотрел ей вслед. Ее уже не было видно. Я только увидел свое тусклое отражение в витрине ближайшего магазина. Мне вдруг стало так себя жалко.
— Вам плохо? — я повернулся. Сзади стояла женщина лет тридцати.
— Отвратительно, — признался я.
— Может быть… — начала она.
— Нет, не беспокойтесь, — перебил я ее. — Я не умру от этого. Я даже не повешусь. Скоро, очень скоро, я приду в себя, и мне не будет так больно. В конце концов, это со мной не в первый раз… Это весна, понимаете, весна. Она так неожиданно, так внезапно подкралась… Но я сильный. Я еще сильный. Я смогу выстоять. И я один должен с этим справиться. Никто мне не поможет. Я один должен идти по предназначенному пути. Один. Может быть, мне сейчас так больно, потому что тогда было так хорошо? Наверное, так и есть. Мы должны были расстаться. Когда-то это должно было случиться. И случилось… Такова жизнь. Что? Нет, я не пьян, хотя было бы лучше… Это весна, понимаете, весна. Это она заставляет жечь мосты, а потом обижаться на себя и на весь мир, как маленький ребенок. Ребенок, который сломал свою любимую игрушку. Это весна, но она пройдет. Все проходит — и страдания, и молодость, и любовь… Все проходит.
ОДИНОЧЕСТВО
Я сидел в темной комнате и не знал, что делать. Жизнь остановилась. Так прошел час, другой. Я включил свет и нашел свою записную книжку. Вначале никто не подходил к телефону. Потом она подняла трубку.
— Здравствуй, — сказал я.
— Ты, — она усмехнулась. — Какими судьбами?
— Просто решил позвонить. Ты не рада?
— Ты мне не звонил уже три года!
— Ну и что? А теперь взял и позвонил. Секунд десять мы молчали. Потом она спросила:
— Что-то случилось? Тебе плохо?
— Все отлично, — соврал я. — Просто решил тебе позвонить. Мы же друзья, и очень хорошие. Или нет?
— Да, конечно, — она снова засмеялась. — Мы друзья, и я тебя очень хорошо знаю.
— Ну вот видишь, — прервал я ее. — Что ты делаешь сегодня вечером? Приглашаю в гости. Ты, кажется, у меня не была уже лет пять?
— Да нет, дорогой, ты забыл. Я была у тебя пару лет назад. Мне было интересно, как ты живешь, чем ты занимаешься. Вот я и зашла к тебе без звонка.
— Знаешь, я ничего не помню.
— Конечно, ты был занят другим, вернее, другой. Как зовут эту девушку, ту, которая…
— Она ушла от меня.
— Как ушла? Я думала, что на этот раз…
— Да нет. Она ушла. Жизнь такая запутанная штука. Никогда не поймешь… Но хватит об этом. Так ты приедешь?
— Как ты не прав, ты ужасно не прав! Что ты такое сделал, чтобы… Почему она от тебя ушла?
— Долго объяснять.
— Глупый, она же тебя любила! Боже мой, какая она была красивая! Как она на тебя смотрела! Другой бы на твоем месте…
Я повесил трубку.
ХУДОЖНИК
Осень. Один из последних, теплых солнечных дней. Воскресенье. Небольшая площадь, переполненная людьми. Сверкающие машины, сверкающие витрины магазинов, сверкающие наряды женщин. Все куда-то идут, куда-то спешат. Площадь наполнена звуками машин, голосами прохожих, криками и галдежем детей.
День обещал быть прекрасным. Художник разместился так, чтобы можно было наслаждаться шумным видом площади и оставаться одновременно в зоне видимости посетителей дорогого престижного ресторана. На этот раз у него с собой была одна-единственная картина. Неделю назад в порыве пьяной ярости он большим металлическим ножом, который всегда носил с собой, искромсал все свои картины. На эту, последнюю, не поднялась рука. Она была не только его самой удачной работой, но и памятью — памятью о женщине, которую он когда-то любил.
Они жили вместе всего год. Все это время художник ее рисовал. Но, как ни странно, у него ничего не получалось. На холсте она выглядела совершенно обычной, простой, словом, совсем не такой, какой он ее видел, знал и так любил.
Однажды вечером она не вернулась к нему, не пришла и на второй, третий, десятый день, и он понял, что она не вернется никогда. Тогда он взял и нарисовал ее по памяти, и на этот раз все получилось.
То, что она покинула его, было ударом, который его сразил наповал. Долго, очень долго он приходил в себя. А если честно, то после ее ухода он потерял что-то очень важное. Что именно — он не знал. Как и все художники, он был немножко суеверен и, когда они жили вместе, считал, что она приносит ему удачу. В то время действительно у него была более или менее спокойная, нормальная жизнь. Были хорошие заказы, некоторые его картины выгодно продались. Но она ушла, он сильно изменился, да и сама жизнь изменилась очень заметно. Художник, как и все художники, был романтиком и менять свои привычки и взгляды, тем более перестраиваться, приспосабливаться не хотел, за что и был наказан этой же самой жизнью.
Нести на площадь и продавать свою единственную и самую лучшую картину его заставила нужда. Дела шли настолько паршиво, что он уже не мог себе позволить посидеть по утрам в своем любимом кафе и выпить чашечку крепкого кофе. О новой одежде и говорить было нечего. Он даже забыл, что это такое. Самое обидное — уже никто из друзей не хотел давать ему деньги в долг.
Но художник был оптимистом. Он никак не хотел примириться с мыслью, что судьба уготовила ему такую участь. Не может быть такой несправедливости, чтобы он, такой умный, работоспособный, в конце концов — талантливый, потерпел бы полный крах. Просто ему сейчас не везет. Не везет и все. Но когда-нибудь это невезение должно кончиться. Должно!
Вчера, когда он решил продать картину, была отвратительная сырая погода. Весь день шел мелкий дождь, дул сильный, порывистый осенний ветер. А сегодня с утра светит солнце, и стало значительно теплее. В жизни тоже так: то черная полоса, то белая. Так что удача может улыбнуться в самый неожиданный момент…
В глубине души художник надеялся, что картину никто не купит и ему не придется расставаться с ней. Но если даже найдется человек, который картину купит, он обязательно возьмет его адрес и, как только у него появятся деньги…
Мысли художника прервало появление большой дорогой машины. Она притормозила у входа в ресторан. Из нее вышли хорошо одетые, довольные собой мужчины и женщины и вошли в ресторан. Никто из них даже не посмотрел в сторону художника. Сегодня они потратят в ресторане больше денег, чем ему нужно, чтобы раздать долги и нормально прожить целый месяц. Разве это справедливо? Конечно нет. Тем не менее художник им не завидовал. Он был убежден, по крайней мере, так себе внушил, что все-таки деньги не все решают. Например, этот теплый день, эта золотая осень, эта гармония людей, домов, машин, цветов и звуков… Разве можно за деньги научиться их видеть, слышать, чувствовать? Конечно нет.
У ресторана остановились еще два роскошных автомобиля. Вышедшие из них мужчины и женщины где-то уже успели повеселиться. Об этом свидетельствовали их необычайно громкие голоса и веселый смех.
Один из них — молодой коренастый мужчина с волевым лицом, в модном дорогом костюме, отпустил руку своей спутницы и зашагал в сторону магазина цветов. Когда он проходил мимо художника, его взгляд скользнул по картине, но этого было достаточно, чтобы он остановился как вкопанный. «Неужели купит, — удивился художник. — Вроде не похож на ценителя живописи».
Мужчина пристально смотрел на него.
— Картина продается? — спросил он.
— Да, — сказал художник.
— Сколько? — Мужчина достал бумажник. «Это бред какой-то», — думал художник в растерянности.
Тут спутница мужчины повернулась к художнику лицом, и тот мгновенно все понял.
Это была она, совсем такая, как на картине. Может быть, только еще более красивая, еще более желанная, одетая в дорогую, очень идущую ей одежду и разукрашенная драгоценностями.
Художника охватил панический страх. Столько дней и ночей он мечтал о том, как где-то в городе случайно они встретятся. Столько раз он придумывал слова, которые он ей тогда скажет. Но сейчас он потерял дар речи, хотя каждый его мускул, каждая его молекула тянулись к ней. Он понял, что не повернется и не уйдет, несмотря на то что эта женщина бросила его и ушла к другому.
Она не спеша подошла и, узнав его, заметно побледнела.
— Ты… — начала она, — неужели ты?
— Я, — сказал художник с вызовом, — именно я. А ты решила, что меня больше не должно быть на этой планете?
— И что… что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Он продает картину, где изображена ты, — ответил мужчина с легкой иронией в голосе.
Она бросила быстрый взгляд на картину и посмотрела на художника. В ее взгляде было так много…
Художник стоял, как на эшафоте, и не знал, заплакать или наговорить ей грубостей.
— Ты постарел, — сказала она, проведя ладонью по его уже седым, длинным и нечесаным волосам.
— А ты стала еще красивее, — сказал со вздохом художник.
— Нас ждут, — нарушил паузу мужчина. — Пора идти.
— Да-да, мы сейчас пойдем, — сказала она. Художник понял, что она уйдет и что он не увидит ее больше никогда.
Он стоял и смотрел, стараясь запомнить черты любимого лица.
— Я могу тебе чем-то помочь? — прошептала она.
— Ты уже мне помогла. Самое хорошее, что было у меня в этой жизни, — это ты. Спасибо тебе. Ты для меня больше уже ничего не сможешь сделать. Ровным счетом ничего.
— Мы можем встретиться… потом, посидеть, поговорить, — сказала она, отводя взгляд в сторону.
— Зачем? — спросил он. — Это лишнее.
— Тогда… мы пойдем?
— Подожди, — вмешался мужчина. Он себя чувствовал статистом, и это его злило. — Я покупаю эту картину. Сколько она стоит?
— Она не продается, — сухо ответил художник.
— Что? Ты только что сказал…
— Я передумал, — прервал его художник.
— Я дам тебе за нее хорошие деньги, понимаешь, хорошие деньги.
— У тебя столько нет.
— Что? Что ты сказал?
— У тебя нет таких денег и никогда не будет.
Тебя ждут, — художник повернулся к ним спиной.
— Не хочешь — не надо… — В голосе мужчины звучало откровенное презрение. Он взял женщину за руку и властно потребовал: — Пошли.
Ресторан был небольшой и очень дорогой. Их уже ждали. Посыпались упреки за опоздание и предложения быстро их «догнать». Они сели за стол и женщина попросила:
— Налей мне шампанского, я хочу пить. Мужчина молча налил шампанское в большой хрустальный бокал. Женщина одним махом осушила бокал и потребовала:
— Налей еще, меня мучает жажда.
— Тогда лучше соку, — возразил мужчина.
— А я хочу шампанского! — повысила голос женщина.
— Слушай, не глупи. Ты же знаешь, что тебе нельзя много пить.
— А я сегодня хочу много выпить, понимаешь, хочу!
— И все из-за этого чудака, что на улице стоит в рваной куртке, — сказал он раздраженно.
— Почему ты так о нем говоришь? Он хуже, потому что у него нет денег, а у тебя есть? А может быть, у него есть нечто такое, что тебе и не снилось!
— Поэтому ты и сбежала от него ко мне, — усмехнулся мужчина.
Женщина сама налила себе шампанского и снова осушила бокал.
— Я ушла не потому, что он был плохой. Он был хороший, очень хороший… Он, может быть, самый хороший человек, которого я когда-нибудь знала. И он меня действительно любил. По-настоящему. Этого тебе никогда не понять. Ему было достаточно меня, он больше ничего не хотел. А я… я не могла так жить. Я устала…
— Но это не все, — сказал мужчина, — он тебя любил, а ты его нет, потому что ты не можешь любить никого, кроме себя. Ты никогда, понимаешь, никогда не понимала и не верила ему. Ты не верила его успеху, ты считала, что он неудачник и поэтому бросила его. Я так хорошо тебя знаю!
Женщина зарыдала. Окружающие смолкли.
— Что это с ней? — спросил кто-то.
— Ничего, — ответил мужчина грубо, — это скоро пройдет, не обращайте внимание.
Женщина взяла сумку и хотела встать.
— Садись и не устраивай скандала, — сказал мужчина и сильно сжал ее руку.
— Пусти! — крикнула женщина. — Пусти, я должна видеть его!!! Пусти!
— Ладно, пошли, — сказал он с глубоким вздохом. Они под удивленные взгляды друзей вышли из зала и быстро направились к выходу.
Площадь была такой же многолюдной, как и раньше. Повсюду гуляли люди, звенели голоса детей, шумели машины. Но художника там уже не было. На его месте сиротливо лежали остатки рамки и холста, разрезанного ножом на множество маленьких, безобразных кусков.