Клянусь, это любовь была...

— А что?

— Может, пойдем прогуляемся?

Сначала они гуляли около озера, а потом пошли на костровую площадку. Лето продолжало свое чародейство. Ночь была изумительная. В воздухе стоял аромат цветов, запахи леса. В этот последний день лета казалось, что даже фонари светят как-то особенно красиво. Так бывает только раз в жизни. В черном ночном небе блестели большие далекие и загадочные звезды, и ветер качал их в такт музыке, которая еще продолжала заманивать одинокие души. От огромного костра осталась небольшая кучка углей, которая тихо догорала. Ветер усилился, и большие изящные сосны страстно зашумели, приглушая музыку и разговоры последних блуждающих пар.

Около костра стояли двое. Они приблизились к костру, и он узнал ее. Рядом с ней стоял высокий, красивый незнакомый парень. Они стояли по разные стороны костра и смотрели друг на друга. Она подошла к нему.

— Как ты? — спросила она тихо и заглянула ему в глаза. Так она смотрела на него в тот вечер, перед тем как сказать: «Подари мне эту ночь». «Неужели она, наконец, поняла, что мы расстаемся навсегда, что мы все-таки друзья и что меня больше не будет в ее жизни, — подумал он. — Не поздно ли? Она наверняка знала, что я буду ждать ее, но не пришла. Она мне нарочно сделала больно. Почему сейчас я должен поддаваться ее настроению?»

— Как видишь, неплохо, — сказал он нарочно сухо и, повернувшись к знакомой, произнес: — Нам пора.

Они уходили, и он чувствовал спиной ее взгляд. «Вот мы с ней и попрощались. Как все глупо».

— Пошли к нам, — сказал он своей спутнице, — мне осточертела эта прогулка.

Та посмотрела на него изучающим взглядом, но молча пошла за ним.

— Почему ты свет не включаешь? — спросила она, когда они вошли в его комнату.

— Зачем? — произнес он и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Он погладил ее грудь, потом рука скользнула ниже. Она не сопротивлялась. Он снял с нее юбку. Женщина стояла и молча смотрела в сторону.

— Извини, — сказал он ей, отшвырнул юбку, которую почему-то еще держал в руке, и убежал из комнаты.

Когда он вернулся на костровую площадку, костер еще догорал. Ветер усилился. В воздухе кружились сухие листья. Музыка больше не играла. Фонари были погашены. Праздник кончился. Вокруг костра еще стояли молодые люди, но ее среди них не было.

Через полчаса погода начала резко портиться.

Хлынул теплый летний ливень. Он стоял у костра, пока полностью не промок. Остальные уже давно рассеялись по корпусам.

Стало холодно и неуютно. Оставшуюся часть ночи он не сомкнул глаз и, лежа в одежде на постели, думал…

Часов в десять утра он встал и вышел из комнаты. Автобусы уже стояли перед пансионатом. Минут через тридцать они двинутся к городу и… Он пошел в ее корпус, поднялся на ее этаж и постучал в дверь.

— Да, — услышал он чужой голос.

Он вошел и увидел ее. Но она была не одна. В комнате находилась ее напарница.

— Я тебя очень прошу, выйди на пять минут, — сказал он последней.

Та с гримасой полного презрения вышла.

Он стоял, не зная, что говорить. Она сидела на кровати, опустив лицо, глаза у нее была опухшие и красные.

— Я не хочу с тобой прощаться вот так, как будто мы чужие люди, — сказал он, сам удивляясь, насколько четко он произнес эти слова.

— А мы разве не чужие? — спросила она подавленно и отвернулась к окну.

Он сделал то, чего она, должно быть, давно от него ждала, — подошел, сел рядом и крепко ее обнял.

— Прости, — сказал он, — ты считала, что я умный, сильный, что я все понимаю и все знаю. А я ничего не знаю. Ничего! Ты не представляешь, какой я глупый.

Она заплакала, и он почувствовал себя последней сволочью, жалким эгоистом, который так и не смог разгадать, что она, эта самая хорошая в мире девушка, так долго от него хотела, но так и не получила. Сейчас она выглядела взрослой, усталой и некрасивой. Она плакала, а он стоял, будто на собственных похоронах, и не знал, что сказать, что сделать и вообще — как дальше жить.

В дверь постучали, и вошла напарница:

— Нас уже зовут, пора уезжать.

— Ты действительно глупый, — сказала она сквозь слезы и освободилась от его объятий. — Все! Пора уезжать.

— Ты уже взяла билет на самолет? — спросил он, стараясь подавить чувство ярости, а может быть, отчаяния, которое внезапно охватило его из-за унижения перед той, которой он так хотел нравиться.

— Да. Через два дня уезжаю, — сказала она уже спокойным, ровным и чужим тоном.

— А сегодня… сегодня ты…

— Я еду к маме.

— Хочешь, я могу проводить тебя…

— Зачем? — Она посмотрела куда-то в сторону.

В тот день погода менялась каждые два часа. В большом городе их ждал жаркий солнечный день. Был выходной. На улицах было очень шумно. Снова все куда-то спешили, куда-то бежали… Он зашел в небольшой парк и сел на скамейку. Рядом бесконечным потоком шли люди. В душе было пусто, как после ядерной войны. Он знал, что в большом доме его ждут не дождутся отец и сын. Но он туда идти не хотел, не мог. Он вообще ничего не хотел. Он презирал себя, ее, весь этот шумный, странный, непонятный мир. Люди продолжали идти большими потоками, рядом с ним кипела и бурлила чужая жизнь. Но сегодня он был один в этом большом, сумасшедшем городе, в этой огромной, беспредельной вселенной.

Он сидел так несколько часов, потом допоздна бродил по городу. Снова начался дождь, переходящий в ливень. В большой дом он пришел уже поздней ночью. Дверь его комнаты, как обычно, была открыта. Он вошел и увидел, что отец и сын спят.

Он сел на стул и уставился на огни спящего города, мерцающего в большом окне комнаты. Так он сидел час, а может быть, больше, когда сильный холодный ночной ветер раскрыл окно и заполнил комнату. Он машинально повернулся к сыну и увидел, что тот спит совершенно раскрытый. Так же машинально он подошел и накрыл его одеялом. Малыш что-то пробормотал во сне и повернулся в кровати. Тогда, после больницы, он еще долго был слабым и часто болел. В том году зима стояла холодная, ветреная. Часто ночью он вскакивал и проверял, не съехало ли одеяло с малыша, не мерзнет ли он, не простудился ли.

Он машинально погладил мальчика по голове. В это мгновение его как будто ударило током. К нему внезапно вернулось ошеломляющее, неописуемое чувство беспредельной любви к этому маленькому, беззащитному человеку. И эта любовь окрылила его, он почувствовал, что горы может свернуть ради сына. Сила и уверенность в себе вновь вернулись к нему. Он сел рядом и вновь прикоснулся к волосам ребенка.

Почувствовав его присутствие, сын открыл глаза.

— Па, ты вернулся? — спросил он своим звонким детским голоском.

Он хотел ответить, но не смог, только снова погладил мальчика по волосам, что означало «Да». Несколько минут они молчали.

— Папа, я хочу спросить.

— Что, мой хороший? — откликнулся он, в темноте вытирая слезы.

— А правда, что все люди когда-то умирают?

— Да, — сказал он, — все умирают.

— И ты тоже умрешь?

— Да, — сказал он без какой-либо жалости в голосе, — умру.

— Я тоже?

Он обнял его крепко-крепко:

— Нет! Ты у меня будешь жить всегда.

Он закрыл окно, лег рядом с сыном и сказал:

— Давай спать.

— А завтра ты не уедешь?

— Нет, теперь уже никуда не уйду. Теперь уже все позади. Давай спать. Завтра начнется Новый День.

Он закрыл глаза, он знал, что уснуть ему в эту ночь не суждено. Он попытался вспомнить ее лицо, ее глаза. И вдруг отчетливо услышал ее низкий, грудной голос и песню, которую она пела в тот первый вечер.

Клянусь, что это

Любовь была.

Посмотри, ведь это -

Ее дела.

Но знаешь,

Хоть Бога к себе призови,

Разве можно понять что-нибудь

В любви?

СКАЗКА ДЛЯ ДЕВЯТИКЛАССНИЦЫ

— А чем ты, вообще, занимаешься? — спросила меня симпатичная, кареглазая Юлия, о которой я знал лишь то, что она ученица девятого класса.

— Пишу сказки, — соврал я.

— Расскажи мне свою сказку, — в ее голосе был тот неподдельный восторг, перед которым ни один взрослый не может устоять.

— Ладно, — сказал я, — слушай…

Жил-был маленький мальчик. Так получилось, что он оказался в большом и незнакомом городе один, если не считать бабушку. Все было для него необычным: огромные многоэтажные дома, колючий северный ветер, безлюдные дворы. Мальчик гулял по этим дворам и вспоминал свой, уже такой далекий, но еще такой родной город, где под лучами южного солнца ватага мальчишек с утра до позднего вечера носилась по двору, заглушая своим визгом все остальные звуки. Он вспоминал шумные мальчишеские игры, в которые они играли с таким восторгом, вспоминал лица своих друзей, которых было так много и которые так его любили. От этих воспоминаний и от холодного ветра мальчик становился еще грустнее и возвращался домой подавленный и печальный. На шестом этаже огромного и невзрачного дома его ждала бабушка, которая умела очень вкусно готовить, но не могла примирить мальчика с этим большим и чужим для него городом.

Так проходил день, а вечером (а вечер здесь наступал довольно рано) мальчик садился на кухне у большого окна и устремлял взгляд в темноту. Ближайший дом был не близко — на другой стороне школьного стадиона, и разглядеть в его окнах ничего было нельзя. Но это было совсем не обязательно. Светящиеся окна были разного цвета, и дом был похож на большой океанский лайнер, величаво плывущий куда-то далеко-далеко сквозь холодный ветер и мерзкий мелкий дождь.

Что интересного находил мальчик в этих светящихся картинках: следы веселой жизни, которую он искал в холодных пустынных дворах чужого города, или эти разноцветные огоньки заменяли ему звездное небо далекой родины, — трудно сказать. Но когда почти все огни уже гасли и строгий взгляд бабушки подсказывал, что пора спать, мальчик уходил в свою маленькую комнату, где его ждала холодная постель и то непонятное, необъяснимое, иногда страшное, что имеет одинаково сильное влияние и на детей, и на взрослых, что отнимает каждый вечер нашу жизнь и каждое утро возвращает ее обратно, и что люди называют сном. Он лежал долго с открытыми глазами, и ему было страшно одиноко. Но он не плакал, потому что знал, что он уже большой, а большие мальчики не плачут.

Но в один обычный, ничем не примечательный день произошло такое, из-за чего все круто изменилось. На безлюдном дворе огромного, невзрачного дома, рядом с песочницей мальчик нашел большую и очень красивую куклу. Он сразу понял, что это необыкновенная кукла. У нее были блестящие золотистые кудри и длинное изящное платье, маленькие и нежные, как у всех девчонок, ручки и синие, как море, глаза. Но самое главное — она умела улыбаться своими большими синими глазами. Это была такая необычная, такая захватывающая улыбка, что от нее сразу становилось тепло на душе, а окружающий мир казался уже не таким страшным, как секундой раньше.

Мальчик уже был большим и знал, что с куклами играют только девчонки. Но кукла была необычная. По крайней мере, он так думал. Мальчик был уверен, что она умеет не только улыбаться, но и слушать. И поэтому с ней можно было дружить.

Мальчик крепко обнял куклу и посмотрел по сторонам. Двор был пуст. Лишь деревья шумели под осенним ветром. Мальчик повернулся и тихо, очень тихо пошел к дому. Никто его не догонял и не отнимал куклу. Перед дверью мальчик не выдержал и обернулся. Двор был по-прежнему пуст. К холодному ветру прибавился и легкий моросящий дождь. Наступали сумерки. Мальчик помчался наверх, ощущая, как бешено бьется сердце. Успокоиться он смог, только когда закрыл за собой тяжелую дверь квартиры. Бабушки дома не было. Мальчик посмотрел в глаза куклы, и она улыбнулась. И внезапно мальчик полюбил этот большой и суровый город, эти пустынные дворы, холодный колючий ветер. Он понял, что именно благодаря всему этому есть Она, такая красивая, близкая и неповторимая.

Можно даже не говорить, что с этого дня жизнь мальчика круто изменилась. Он был уже не одинок, и поэтому ему больше не было скучно. Он гулял по холодным дворам большого города, нежно обнимая свою куклу, и о чем-то тихо с ней разговаривал, не замечая, как быстро летит время, пока не сгущались сумерки и бабушка не звала его домой.

Так прошел целый месяц. Месяц интересной, можно сказать, счастливой жизни. На улицах стало еще холоднее, а солнце лишь несколько часов своими тусклыми лучами освещало землю.

Приближалась зима, и стало понятно — должно случиться что-то серьезное и неприятное. Что именно и как — мальчик не знал. Но как и многие маленькие существа, которые не могут повлиять на свою судьбу, он стал жить в ожидании НЕИЗБЕЖНОГО, и оно, в конце концов, свершилось, ибо все хорошее — лето, дружба, любовь, жизнь — в конце концов, неизбежно кончается.

Тот день тоже ничем не отличался от других. Может быть, было чуть-чуть теплее — и только. Мальчик гулял с куклой и оказался у песочницы, где месяц назад так удачно нашел ее.

— Эй, иди сюда! — раздался сзади голос, заставивший мальчика вздрогнуть.

Он повернулся и увидел мальчишку на два-три года старше себя. Его вид ничего хорошего не предвещал.

— Кому говорю! — На этот раз голос незнакомца звучал с явной угрозой. — Сюда, тебе говорят!

Мальчик как можно незаметней положил куклу на песок и шагнул к неприятелю.

— Ты кто такой? — спросил тот брезгливо, когда мальчик подошел к нему совсем близко.

— Я приехал… — начал говорить мальчик, но резкий удар в нос заставил его замолчать. Предательские слезы полились из глаз ручьем.

— Выкладывай все из карманов, — смеялся его обидчик, — а то еще получишь!

Мальчик вытер рукавом слезы. Ему было очень обидно, потому что там, у себя, в родном городе, он не раз дрался и ему, бывало, крепко доставалось, но он никогда, вы не поверите, никогда не плакал.

— На, получай! — крикнул он, и правой рукой изо всех сил ударил в лицо еще смеющегося противника.

Тот от неожиданности поскользнулся и грохнулся в лужу. Мальчик успел развернуться и броситься прочь от песочницы. Упавший вскочил и пустился вдогонку. Неизвестно, чем бы закончилось это состязание по бегу, если бы не помог случай. В одном из дворов кто-то посадил цветы и протянул проволоку на уровне колен, чтобы дети их не затоптали. Мальчик вспомнил об этом, только когда до проволоки оставалось совсем немного. Сворачивать было поздно, сзади слышалось тяжелое дыхание преследователя. Мальчик перепрыгнул через проволоку и, спустя несколько секунд, понял, что за ним уже никто не гонится. Оглянувшись, он увидел, что тот, тяжело дыша, поднялся с земли и, хромая, поплелся прочь. Мальчик бросился обратно. Пока он спасался от погони, казалось, что время остановилось, а сейчас оно растянулось, как резина, и не давало быстро преодолеть расстояние, отделявшее его от песочницы. Так уж получилось, что именно в тот момент, как стрела, в сердце вонзилось предчувствие: я ее больше не увижу, не увижу, не увижу… Последние метры он уже не бежал, а летел, и когда добежал до песочницы, то его уже тошнило, и, казалось, сердце вот-вот вырвется из груди.

Куклы не было. Двор был абсолютно пуст, а холодный дождь, перешедший в ливень, смыл все следы. Мальчик сел на песочницу, и даже холодный дождь не смог вывести его из оцепенения. Так бывает с нами каждый раз, когда мы понимаем, что то, что должно было ОБЯЗАТЕЛЬНО случиться и чего мы так БОЯЛИСЬ, уже сбылось.

Мальчик пришел домой страшно уставший, мокрый и подавленный. Неудивительно, что он заболел и долго лежал в постели. Поправившись, он стал снова гулять по уже заснеженным дворам большого города, который теперь не был для него чужим, потому что здесь жила Она, такая красивая, такая далекая, необычная. Ему нравился холодный ветер, от которого по вечерам так загадочно шумели деревья и кружились снежинки. Он придумал себе новую игру: строил из снега большие чудесные замки. Он относился к этому делу очень серьезно, хотя холодный ветер и колючий снег часто в момент разрушали то, что он очень долго создавал. Иногда мальчик навещал ту самую песочницу, хотя точно знал, что Ее он там больше не найдет. Туда его манили воспоминания, грустные, но и приятные, которые мы, маленькие взрослые, испытываем, когда оказываемся в местах, где когда-то были счастливы.

Вечером, когда гулять уже было невозможно, мальчик сидел на кухне и смотрел на светящиеся окна напротив. Он не плакал, потому что был большим и знал, что взрослые мальчики не плачут.

— Какая грустная сказка! — воскликнула Юлия.

— Да, грустная, — согласился я.

— Но я правильно угадала, что это сказка о тебе? А эта кукла… Это ведь о девушке? Эта история о твоей девушке, не правда ли? О девушке, которую ты потерял…

Я отвернулся от нее, не желая отвечать. Сквозь толщу времени я вдруг отчетливо увидел маленькую комнатку, столик у окна, две кружки с чаем и ее… высокую молоденькую девушку с каштановыми кудряшками.

— Ну скажи что-нибудь, что ты молчишь? — попросила Юлия.

— Ну что тебе сказать? Что тебе сказать? — ответил я, стараясь освободиться от воспоминаний, которые, как и все, что касается нашей молодости, бывают и приятными, и грустными одновременно.

— Ты ведь должен был ее искать. Ты ведь должен был ее найти! Найти и больше никому не отдавать! И ты это смог бы, потому что, когда человек чего-то очень и очень хочет, он обязательно своего добьется, обязательно!

— Понимаешь, Юлия, жизнь… это такая противная штука. Если бы ты только знала, как много в этой жизни вещей, которые от нас никак не зависят. Нельзя объять необъятное… Нельзя добиться, чтобы все, кого мы любим, оставались с нами… Очень грустно, но это так. И с этим уже ничего, понимаешь, ничего не поделать. Но… Но они все-таки остаются. Они остаются в наших воспоминаниях, в нашей душе. Благодаря им мы становимся такими, какие мы есть сейчас. Иначе мы были бы хуже, значительно хуже. Ты понимаешь меня, Юлия?

ЗАКЛЯТИЕ ФАРАОНОВ

В электропоезде ехали двое, мужчина и женщина. Вагон был почти пустой. За окнами моросил мерзкий осенний дождь, лишний раз напоминая о том, что лето уже кончилось.

— Расскажи что-нибудь, — нарушила монотонный стук колес женщина.

Мужчина удивился. Прошли те времена, когда он увлеченно что-то ей рассказывал, а она смотрела на него восхищенным взглядом.

— О чем рассказать? — спросил он.

— Расскажи сказку, — сказала она сонным голосом, — ладно?

— Ладно, — отозвался мужчина, — но имей в виду я буду сочинять с ходу, так что…

— Ничего страшного, — произнесла женщина, поудобнее усаживаясь на сиденье и закрывая глаза.

«Это было много-много лет назад. Тишину ночного неба пустыни нарушил страшный грохот. В звездном небе появилась ярко светящаяся точка, которая медленно приближалась к земле, постепенно увеличиваясь в размерах. Вскоре эта точка превратилась в гигантский огненный шар, который внезапно остановился в небе. От шара отделилась другая световая точка, которая на большой скорости устремилась в сторону. Через несколько минут огненный шар вспыхнул ярче, чем солнце. Ночь превратилась в день.

Стоял такой грохот, что казалось, будто земля раскалывается на части. Множество крошечных осколков посыпалось на землю. Гигантское облако пыли поглотило весь свет и стало темно, как под землей.

Через некоторое время на берегу большой желтоводной реки, в тени деревьев собралось несколько человек. Это был экипаж командора Фаро, звездолет которого потерпел аварию над пустыней.

— Сейчас уже можно оценить наше положение, — заявил Фаро своим друзьям. — Утешительного мало. Эта планета действительно пригодна для жизни и обитаема, однако у людей, живущих здесь, очень низкий уровень развития. Они умеют обрабатывать бронзу, но не знают о существовании железа. Их язык содержит всего несколько тысяч слов. Письменности у них нет. В ближайшее время мы не сможем в этих условиях построить новый звездолет. Но это не все. Наш биологический центр сгорел вместе со звездолетом. В итоге мы не сможем восстановить клетки нашего организма и станем такими же смертными, как и жители этой планеты.

Фаро сделал паузу и посмотрел в напряженные лица своих друзей.

— Но есть теоретический шанс спастись даже в этих условиях, — продолжил он. — Перед тем как покинуть звездолет, мы успели отправить в Центр сигнал бедствия. По моим оценкам, планета, на которой мы находимся, должна сделать пять тысяч витков вокруг своей звезды, пока за нами не прилетит другой звездолет. В этой среде через сто витков планеты мы обречены на биологическую смерть. Однако имеющиеся у нас лекарства дадут возможность после некоторой обработки тела отодвинуть генетическую смерть на пять тысяч витков планеты. Следовательно, когда за нами прилетит звездолет, в том случае, если найдут наши тела, наше восстановление в нынешнем облике не представит большой сложности. Проблема в том, что найти нас будет практически невозможно.

Единственный выход — построить в пустыне гигантские сооружения, которые будут хорошо видны из космоса. При этом форма этих сооружений должна быть такой, чтобы было понятно, что их построили не для жилья. Наши тела будут храниться в этих сооружениях или поблизости. Тогда спасатели из Центра нас обнаружат. Люди, живущие поблизости, должны участвовать в строительстве, потому Что одним нам не справиться. Но мы не останемся в долгу. Цивилизация этой планеты получит от нас мощный толчок для скорейшего развития.

Конечно, мы не сможем передать им полностью наши знания. Мозг жителей этой планеты не приспособлен к таким нагрузкам. Но мы научим их многим элементарным вещам, которые сами они при естественной эволюции познали бы значительно позже. Придется нам стать богами для здешних людей. Это еще одно неприятное обстоятельство.

— Послушай, Фаро, — вмешался Рэй, — примитивным цивилизациям присуща алчность и жадность. Я уверен, что наши гробницы будут безжалостно опустошены, а ты знаешь, что соприкосновение нашего тела с воздухом приведет к генетической смерти. Тело моментально рассыплется и превратится в песок.

— Да, это так, — ответил командор, — но повторяю — это последний наш шанс. Имеющиеся у нас энергетические средства смогут защитить гробницы на период всего в триста витков планеты. Это очень мало. Придется использовать суеверие местных жителей. Мы создадим письменность, соответствующую их уровню, и при входе в гробницу на видном месте поместим наше Заклятие.

Основой Заклятия станет Закон Центра: не разрушай то, что создали другие, не делай другим плохо ради корысти или из-за каприза.

Мозг людей, вошедших внутрь гробницы, будет подвержен воздействию слабого энергетического поля. В течение их жизни, время от времени, без каких-либо причин им будет тоскливо и грустно. Чувство одиночества и вины будет наполнять их души. А те, кто посмеет открыть герметичные камеры, умрут мучительной смертью, посеяв страх и суеверие среди других.

По моим оценкам, наши энергетические запасы дадут возможность поддерживать указанное поле в течение пяти тысяч витков планеты. У меня все.

— Командор прав, — сказал Рэй, — пожалуй, это хотя и маловероятный, но единственный наш шанс. Можно слегка увеличить вероятность нашего спасения, взяв в жены местных женщин. Тогда в десяти поколениях сохранятся наши гены. К тому же гробниц будет несколько сотен, и, может быть, некоторые из них сохранятся до прибытия Звездолета. Примерно столько же времени мы сможем передавать от поколения к поколению секрет герметичного захоронения. Даже если у нас ничего не получится, мы сможем утешиться тем, что частицу нашего разума передадим этой планете.

— И у желтоводной реки Нил они построили потрясающие людское воображение пирамиды, и слава фараонов вот уже больше четырех тысяч лет будоражит человеческие умы. Так кончается твоя сказка? — спросила женщина.

— А те, кто нарушил Заклятие фараонов, были сурово наказаны, — улыбнулся мужчина с каким-то странным блеском в глазах.

— Что ж, сказка получилась неплохая, — насторожилась женщина, — но я же знаю, что ты просто так ничего не рассказываешь. Что ты хотел сказать этой сказкой?

Мужчина молчал. Он понимал, что если она сама этого не понимает, то объяснять глупо, но…

— Ты в последнее время очень сильно изменилась. Я тебя не узнаю. Я перестал тебя понимать. Я в растерянности, — заговорил он, не узнавая своего голоса. — Сколько я старался, сколько времени и нервов я потратил, чтобы… Но сейчас вижу, нет — чувствую, что что-то изменилось, что-то разрушилось. Я стал тебе почти чужим.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть ей в глаза, но она отвела взгляд.

— Мы, кажется, говорили о фараонах, а не обо мне, — возразила она.

— Я рассказывал о Заклятии фараонов, мрачно продолжил он. — Так знай, что это Заклятие придумано не мной. Оно действительно существует. Нельзя безнаказанно делать больно близкому тебе человеку лишь из-за своей корысти или каприза. Придет время и воспоминания будут преследовать тебя. Ты никогда не сумеешь…

— Не смеши, пожалуйста, — прервала она его с легким раздражением в голосе.

Воцарилась напряженная тишина, которую поглотил монотонный стук вагонных колес. Женщина вновь укуталась в куртку и закрыла глаза. «Он, конечно, умный, но иногда так утомляет», — подумала она.

Мужчина смотрел из окна электропоезда на мокрые от дождя деревья и думал: «Нет, она действительно ничего не поняла и не поймет НИКОГДА.

Очень и очень обидно. Но ничего тут не поделаешь. Есть ситуации, когда даже самые могущественные из нас не в состоянии что-либо изменить. Даже от фараонов ничего не осталось. Только разграбленные пирамиды.

НУ, ВОТ

Она сняла с себя всю одежду и повернулась зеркалу. На нее смотрела высокая женщина с карими задумчивыми глазами и немолодым, но еще красивым телом, которому уже давно не хватало любовных ласк.

— Ну почему, ну что у меня не так? Почему мне так не везет? — спросила она свое отражение в зеркале. Отражение сделало кислую гримасу. Она пару минут глядела на свои руки, грудь и со сдержанным вздохом оторвалась от зеркала. Ванна была полна теплой, пенящейся воды. Она уже хотела погрузиться в этот мокрый, ароматный мир, когда вспомнила о телефоне. Ее подружка имела вредную привычку названивать в самые неподходящие моменты. В субботу днем, например, она вытащила ее из ванной, чтобы рассказать какую-то дурацкую историю о своих соседях. Тогда пришлось довольно грубо избавиться от нее. Не очень приятно стоять голой и мокрой посреди комнаты и слушать очередные глупости, которыми подружка так любила снабжать ее большими порциями. Подруга, конечно, обиделась и с тех пор не звонила. Если она не позвонит в ближайшие два дня, то придется ей самой позвонить. Иначе… Иначе одиночество поглотит ее полностью. А этого допустить нельзя.

Она вышла из ванной комнаты, нашла телефонный аппарат и потащила его в ванную. Ее последний мужчина, с которым она встречалась три года подряд, которого, как это ни смешно звучит сейчас, боготворила, а потом взяла и выставила за дверь, значительно удлинил шнур аппарата. Она залезла в ванну, легла в теплую, душистую воду и затаила дыхание. «Нет, не все так противно в этой жизни!» — подумала она. Тут же зазвонил телефон. Подруга, конечно, была подарком — таких даже нарочно не придумаешь. Она была крайне раздражена и секунд десять думала, поднять трубку или нет. Но телефон продолжал упорно звонить, и она, в очередной раз вздохнув, подняла трубку.

— Я слушаю, — сказала она, подавляя недовольство в голосе.

— Добрый день, — ответил ей приятный мужской ГОЛОС.

— Добрый, — сказала она, и вдруг сердце у нее упало. «Неужели это он?» — мелькнуло в голове. Но это был чужой голос.

— Вы уж извините, — сказал голос, — что я вас беспокою. Дело в том, что мы не знакомы…

— Вы, собственно, что хотите? — спросила она и поймала себя на том, что слова эти такие холодные, такие черствые…

— Я хочу… — мужчина искал слова и, похоже, не мог их найти. — Может быть, это звучит очень нескромно, вот так вот позвонить и предлагать… Но я все-таки скажу. Я хочу с вами познакомиться, а потом встречаться и даже подружиться. Мне почему-то кажется, что мы подружимся.

— С чего вы взяли? — засмеялась она. Такой поворот событий ей явно пришелся по душе.

— Интуиция. К тому же я вас давно знаю…

— Вы меня знаете?

— Да, вернее, я вас видел не раз. Вы идете на работу мимо моего дома.

— Значит, я вас тоже знаю?

— Вряд ли, вы идете, всегда о чем-то думая, и почти не смотрите вокруг.

— Что есть, то есть, — согласилась она.

— Я вас не оторвал от каких-нибудь важных дел? — спросил мужчина.

— Нет-нет, как раз… Одним словом, я могу говорить, все нормально… Объясните, почему вы решили позвонить, а не подойти ко мне, когда я в очередной раз пройду мимо вашего дома? Хотя я, честно сказать, не припоминаю, чтобы…

— Мне страшно, — засмеялся мужчина. А вдруг вы не захотите со мной разговаривать? Нет, я серьезно… Вы же знаете привычки нашего города. На улице принято поругаться с кем-то, а вот познакомиться…

— Ну, если мужчина ведет себя интеллигентно, почему бы нет….

— Знаете, все-таки по телефону легче, а может быть, привычнее. Может быть, то, что я не увижу выражения ваших глаз, поможет мне легче перенести… как это лучше сказать, мою неудачу, а может быть, поражение, если вы откажете…

— Поражение?

— Да, поражение. Для меня отказ женщины, которая мне нравится, — больше чем поражение.

— Не надо это так близко принимать к сердцу. Мало ли на свете причин, по которым женщина может отказывать. Скажем, у нее есть друг или, — она засмеялась, — куча детей.

— Я знаю, что у вас детей нет. А вот насчет друга…

— Откуда вы знаете?

— Ну я же нашел ваш телефон, значит…

— У меня был друг, но мы расстались.

Он молчал, и она вдруг поняла, что замерзает, вода в ванной уже остыла. Чтобы открыть кран с горячей водой, надо было дотянуться до крана, но шнур трубки этого не позволял.

— Может быть, это судьба, — осторожно начал мужчина.

— Вы верите в судьбу? — Она уже была заинтригована этим разговором.

— Иногда — да, а вы?

— Не знаю. Мне просто не везет, те мужчины, которые мне нравятся, как правило, женаты, а те, которым нравлюсь я… У них что-то не так.