8

Майя забрала из отеля видеокамеру и треногу, а чемодан со всей одеждой оставила в номере. В поезде на Германию она тщательно проверила все оборудование, но никаких устройств слежения найти не смогла. Майя понимала, что жизнь простого обывателя для нее закончилась. Обнаружив убитого таксиста, Табула сделает все, чтобы выследить и уничтожить Арлекина. Майя понимала, что спрятаться будет непросто. За годы, что она провела в Лондоне, Табула, вероятно, сделала множество ее фотографий. Кроме того, у врага наверняка имелись отпечатки ее пальцев, запись голоса и образец ДНК с бумажных салфеток, которые Майя выбрасывала в мусорную корзину на работе.

Доехав до Мюнхена, она вышла из поезда и прямо на станции подошла к женщине-пакистанке, чтобы спросить, где найти магазин мусульманской одежды. Майе хотелось целиком закутаться в синюю паранджу, которую носили афганские женщины, однако под таким тяжелым нарядом спрятать оружие было очень трудно. В конце концов она купила черную чадру, чтобы скрыть европейскую одежду, мусульманский платок – хиджаб и очки с темными стеклами. Вернувшись на станцию, Майя выбросила британское удостоверение личности и достала запасной паспорт на имя Гретхен Босс, студентки медицинского колледжа, немки по отцу и иранки по матери.

Лететь самолетом было опасно, поэтому она доехала на поезде до Парижа, добралась до станции метро Галлени, а там села в ежедневный чартерный автобус до Англии. Майиными попутчиками оказались рабочие-иммигранты из Сенегала и семьи из Северной Африки с тюками грязной одежды. Когда автобус достиг Ла-Манша, все пассажиры выбрались из салона и стали разгуливать по огромному парому. Майя наблюдала, как британские туристы покупают беспошлинное спиртное, бросают монетки в игровые автоматы и смотрят по телевизору какую-то комедию. Для обычных обывателей текла обычная, даже скучная жизнь. Никто не догадывался или не придавал значения тому, что за ним постоянно наблюдает Система.

В Великобритании установлено около четырех миллионов камер слежения, примерно по одной штуке на каждые пятнадцать человек. Торн однажды сказал Майе, что человек, который живет и работает в Лондоне, попадает под объективы видеокамер приблизительно триста раз в день. Когда камеры появились на улицах городов впервые, правительство развесило повсюду плакаты, убеждавшие людей, что теперь они находятся «под защитой бдительного ока». Под предлогом борьбы с терроризмом все развитые страны последовали примеру Великобритании.

Майя подумала, многие ли из людей игнорировали такое вмешательство осознанно. Большинство граждан искренне верили, что камеры наблюдения охраняют их от преступников и террористов. Люди не сомневались, что, проходя вдоль улицы, остаются никем не замеченными. Реальную власть новых систем контроля могли оценить очень немногие. Как только человек попадал под прицел видеокамеры, его изображение могли увеличить, придав яркость и контраст, достаточные для того, чтобы сравнить снимок с фотографией в паспорте или водительских правах.

Программы наблюдения работали не только для того, чтобы устанавливать личность отдельных людей. Правительство могло использовать камеры, чтобы отслеживать чье-то необычное поведение. Программы под названием «Тень» уже использовали в Лондоне, Лас-Вегасе и Чикаго. Компьютер анализировал ежесекундные снимки, сделанные уличными камерами, и если кто-нибудь оставлял пакет перед общественным зданием или парковал автомобиль на обочине автострады, он автоматически оповещал полицию. «Тень» следовала за каждым, кто расхаживал по улицам и глазел по сторонам, вместо того чтобы идти на работу. Французы таких любознательных людей называют flaneurs3, но для Системы всякий пешеход, который останавливался на углу улицы или задерживался перед зданием, находился под постоянным подозрением. В течение нескольких секунд его снимок выделяли из всех прочих и отправляли в полицию.

Табулу, в отличие от британского правительства, не сдерживали ни законы, ни государственные чиновники. Организация была относительно небольшой и отлично обеспеченной. Ее компьютерный центр в Лондоне мог подключиться к любой системе видеонаблюдения и сортировать изображения с помощью компьютерной программы. К сожалению, в Европе и Северной Америке установили столько камер наблюдения, что Табула не справлялась с наплывом данных. Даже если она выявляла среди сделанных видеозаписей лицо нужного человека, ее люди не могли отреагировать достаточно быстро и появиться на определенной станции или в холле гостиницы немедленно. «Никогда нигде не задерживайся, – учил Майю Торн. – Того, кто никогда не останавливается, Табуле не поймать».

Любая устойчивая привычка таила в себе опасность. Если Арлекин ходил ежедневно одной и той же дорогой, камеры в конечном счете могли засечь его маршрут и подсказать Табуле, где следует устроить засаду. Торн всегда опасался тех ситуаций, которые называл «каналами» и «тупиковыми каньонами». Канал получался, когда Арлекин вынужден был курсировать по одному и тому же маршруту, зная, что за ним ведется наблюдение. Тупиковый каньон вел туда, откуда нет выхода: например, в самолет или кабинет иммиграционного чиновника. Преимуществом Табулы были деньги и передовые технологии. Арлекины выживали благодаря своей храбрости и непредсказуемости.

Доехав до Лондона, Майя села в метро и добралась до станции Хайбери-Айлингтон, однако возвращаться в свою квартиру не стала. Вместо этого она перешла дорогу и направилась в ресторан «Харри-Карри», где продавали еду навынос. Отдав посыльному ключ от дома, Майя попросила через два часа доставить туда курицу и оставить ее на пороге квартиры.

С наступлением темноты Майя забралась на крышу паба «Хайбери-Барн», стоявшего напротив ее дома. Сидя за вентиляционной трубой, она наблюдала, как люди останавливаются у магазинчика на первом этаже здания, чтобы купить вина. Простые обыватели с портфелями и хозяйственными сумками в руках спешили по домам. Рядом с входом в Майин подъезд стоял белый фургон. На его переднем сиденье никого не было.

Ровно в семь тридцать появился мальчик-индиец из «Харри-Карри». Он открыл дверь, которая вела наверх, к Майиной квартире, и в тот же самый момент из белого фургона выпрыгнули два человека и втолкнули посыльного на лестничную клетку. Они могли убить мальчишку или просто задать ему несколько вопросов, а потом отпустить. Для Майи это не имело никакого значения. К ней вернулось мировоззрение Арлекинов. Никакого сострадания. Никаких привязанностей. Никакой жалости.

Ночь она провела в Восточном Лондоне, в квартире, которую отец купил много лет назад. Здесь жила Майина мать, прячась от врагов в местной восточноазиатской общине. Она умерла от сердечного приступа, когда Майе было четырнадцать лет. Трехкомнатная квартира находилась на последнем этаже старого кирпичного здания в самом конце Брик-лейн. На первом этаже располагалось бенгальское бюро путешествий, и некоторые из его сотрудников могли за определенную плату оформить разрешение на работу и удостоверение личности.

Восточный Лондон всегда считался местом на отшибе, где очень удобно изготавливать или покупать что-нибудь незаконное. Сотни лет он числился среди худших трущоб на всем белом свете, став охотничьими угодьями для Джека Потрошителя. Теперь по ночным маршрутам маньяка-убийцы водили толпы американских туристов, старый пивоваренный завод Трумэна превратился в паб, а в самом центре древнего квартала выросли стеклянные башни офисного комплекса Бишопс-Гейт.

В многочисленных, темных когда-то переулках теперь появился целый выводок художественных галерей и модных ресторанов, однако при желании человек до сих пор мог найти здесь множество способов скрыться от бдительного ока Системы. Каждые выходные в верхней части Брик-лейн, рядом с Чешир-стрит, появлялись лоточники. Продавали они ножи и кастеты для уличных драк, пиратские видеокассеты и СИМ-карты для сотовых телефонов. За несколько дополнительных фунтов они активировали СИМ-карты с помощью кредитной карточки какой-нибудь корпорации. Таким образом, хоть власти и имели возможность прослушивать разговоры, выйти на владельца сотового телефона они не могли. Система с легкостью отслеживала людей с банковским счетом и постоянным адресом. Арлекины, используя одноразовые телефоны и удостоверения личности, жили вне Клетки. Почти все вещи, кроме своих мечей, они использовали раз или два, а затем выбрасывали, как обертку от съеденного леденца.

Майя позвонила на работу, в студию дизайна, и объяснила начальнику, что ее отец болен раком и она вынуждена уволиться, чтобы за ним ухаживать. Нед Кларк, один из фотографов, работавших в фирме, дал Майе имя врача-гомеопата, а затем поинтересовался, нет ли у нее проблем с налоговой полицией.

– Нет, а что?

– Сюда приходил человек из Управления налоговых сборов. Про тебя спрашивал. Разговаривал с бухгалтерами, потребовал дать сведения о твоих доходах, номера телефонов и адреса.

– И они все дали?

– Ну, естественно. Он же из правительственной организации. – Нед понизил голос. – Если у тебя есть вклад в Швейцарии, мотай туда прямо сейчас. К чертовой матери этих ублюдков. Кому охота налоги-то платить?

Майя не знала, был ли человек из Управления налоговых сборов настоящим правительственным чиновником или просто наемником Табулы с поддельными документами. В любом случае ею интересуются. Вернувшись в квартиру, она отыскала ключ от камеры хранения в одном из брикстонских складов. Последний раз Майя ходила туда в детстве, вместе с Торном, и с тех пор прошло много лет. Понаблюдав за складом несколько часов, она вошла в здание, показала служащему ключ и поднялась на лифте до третьего этажа. Камерой хранения служила комната без окон размером с небольшой чулан. Обычно люди хранили здесь вино, поэтому температуру в хранилище поддерживали невысокую. Майя включила в камере хранения свет и, заперев за собой дверь, стала проверять ящики.

Когда Майя была подростком, Торн раздобыл для нее четырнадцать паспортов на разные имена и с разным гражданством. Арлекины покупали свидетельства о рождении погибших в аварии людей, чтобы затем легально оформить на них документы. К сожалению, теперь почти все поддельные документы устарели. Правительство начало снимать биометрические данные – сканирование лица, радужную оболочку глаза, отпечатки пальцев – и записывать их на цифровую микросхему, закрепленную в паспорте или другом удостоверении личности каждого гражданина. Сканер считывал информацию с микросхемы, а полученные данные сверялись с теми, что хранятся в Национальном идентификационном реестре. В аэропортах на международных рейсах в Америку проверяли отпечатки пальцев и радужную оболочку глаза.

В Австралии и Соединенных Штатах начинали выпускать «умные» паспорта с микросхемами, вставленными в картонную обложку. Таким документом достаточно просто провести мимо датчика на пункте контроля в аэропорту. Однако умные паспорта казались удобными не только иммиграционным чиновникам. Табуле они давали мощное орудие для выслеживания ее врагов. Прибор под названием «скиммер» позволял считывать данные с паспорта, лежащего в чьем-то кармане или портмоне. Скиммеры устанавливали в дверных проемах или на автобусных остановках – везде, где люди задерживались совсем ненадолго. Пока граждане, почесывая в затылке, думали о ленче, хитрый прибор считывал всю информацию с их документов.

Новые технологии заставили Майю взять на вооружение три «умных» паспорта с тремя разными версиями биометрических данных. Способов обвести Систему вокруг пальца по-прежнему оставалось немало. Главное, проявить ум и находчивость.

Первое, что требовалось изменить, это внешность. Системы распознавания фокусировались на узловых точках, которые определяли уникальность каждого человеческого лица. Компьютер анализировал их, а затем превращал в последовательность цифр, чтобы создать рисунок лица. Цветные контактные линзы и разные парики могли изменить облик, но не кардинально. Обмануть сканер могли только специальные лекарства. От стероидов кожа и губы опухали. От транквилизаторов кожа становилась дряблой и выглядела старее, чем на самом деле. Вводить лекарства приходилось под кожу лба и щек, перед тем как приехать в аэропорт, где использовали сканеры. Каждому из трех Майиных паспортов соответствовали три разные дозы лекарств и очередности их введения.

В одном голливудском фильме Майя видела, как герой проходит проверку радужной оболочки, показав сканеру глазное яблоко мертвеца. На самом деле такой фокус невозможен. Сканеры радужной оболочки испускают человеку в глаз лучи красного цвета, а мертвый зрачок, как известно, не сжимается. Правительственные органы любили хвастать, что данный сканер – безошибочный метод идентификации. Уникальные складки, впадинки и пигментные пятна человеческой радужки начинают формироваться еще в утробе матери. Хотя длинные ресницы или слезы могут ввести сканеры в заблуждение, радужная оболочка сама по себе остается неизменной на протяжении всей жизни человека.

Однако за несколько лет до того, как сканеры стали использовать на таможнях, Торн и другие живущие в подполье Арлекины нашли способ обмануть новые технологии. Сингапурские специалисты по оптике получили тысячи долларов, разработав особые контактные линзы. На поверхность гибкого пластика наносился рисунок чужой радужной оболочки. Когда сканер направлял в зрачок луч красного света, линза реагировала в точности как живой глаз.

Последней биометрической помехой оставался дактилоскопический сканер. Кислота и пластическая хирургия меняли отпечатки пальцев, но оставляли шрамы, а новый рисунок все равно был постоянным. Как-то раз, приехав в Японию, Торн выяснил, что ученые из университета Йокохамы научились по снятым со стекла отпечаткам пальцев изготавливать желатиновые слепки, которыми потом покрывали пальцы другого человека. Эти «напальчники» были очень тонкие и надевались с большим трудом, и у Майи имелось три набора отпечатков – по одному на каждый поддельный паспорт.

В одной из коробок в камере хранения Майя отыскала кожаную косметичку, в которой хранила два шприца для подкожных инъекций и набор лекарств, менявших контуры лица. Затем нашла паспорта, накладки на кончики пальцев и контактные линзы. К счастью, все оказалось на месте. Майя проверила остальные ящики, обнаружив там несколько пистолетов, ножи и пачки денег из разных стран. Кроме того, незарегистрированный спутниковый телефон, портативный компьютер и генератор случайных чисел – прибор размером со спичечную коробку. Такие генераторы были настоящими артефактами, наравне с мечами Арлекинов. В прежние времена рыцари, охранявшие пилигримов, носили с собой игральные кости, чтобы перед битвой бросить их прямо на земле. Теперь достаточно было надавить кнопку, и на экране начинали мелькать случайные числа.

К спутниковому телефону оказался прилеплен запечатанный конверт. Вскрыв его, Майя обнаружила записку и узнала почерк отца.

«В интернете берегись „Хищника“. Всегда притворяйся простым обывателем и говори обтекаемыми фразами. Будь начеку, но не бойся. Ты всегда была умной и находчивой, даже в детстве. Теперь, когда я стал старше, горжусь только одним – тем, что у меня есть такая дочь, как ты.»

В Праге Майя не плакала по отцу. Во время путешествия обратно в Лондон все ее мысли были сосредоточены на том, как не погибнуть самой. Теперь, оставшись в камере хранения в одиночестве, Майя села на пол и разревелась. На свете еще оставалось несколько Арлекинов, однако, по сути, она была совершенно одна. Стоит теперь Майе допустить промах – даже самый маленький, – и Табула с легкостью ее уничтожит.

9

Как невролог, доктор Филипп Ричардсон испробовал самые разные способы исследования человеческого мозга. Он изучал компьютерные, магнитно-резонансные томограммы и рентгеновские снимки, показывавшие, как мозг мыслит и реагирует на раздражители. Кроме того, он препарировал мозг, разглядывал его и держал серовато-коричневую ткань на ладони.

Благодаря такому опыту доктор Ричардсон читал научную лекцию в Йельском университете, наблюдая одновременно за работой собственного мозга. Свою речь доктор произносил по карточкам и то и дело нажимал на кнопку, отчего вверху, на экране, появлялись разнообразные схемы и изображения. Почесывая шею, он переносил вес с одной ноги на другую, прикасался пальцами к гладкой поверхности стола, подсчитывал слушателей и распределял их по разным категориям. На лекции присутствовали его коллеги из медицинского колледжа и с дюжину йельских студентов. Выбрав для доклада провокационное название: «Бог в коробке. Последние достижения в нейрологии», доктор Ричардсон с удовольствием отметил, что пришли не только преподаватели.

– Последние десять лет я изучал неврологическую основу человеческого духовного опыта. Собрав группу людей, которые часто медитировали или молились, я вводил им радиоактивный индикатор всякий раз, когда они утверждали, что находятся в прямом контакте с Богом или бесконечной вселенной. В итоге были получены следующие результаты…

Ричардсон надавил кнопку, и на экране появилась томограмма головного мозга. Некоторые участки изображения светились красным цветом, а основную часть заполнял бледно-оранжевый.

– Когда человек молится, префронтальная кора его головного мозга фокусируется на словах, а верхняя часть теменной доли становится затемненной. Левая доля обрабатывает информацию о нашем положении во времени и пространстве. Именно она дает человеку почувствовать собственное физическое тело. Когда теменная доля большого мозга отключается, мы перестаем ощущать границу между собой и остальным миром. В результате человек искренне верит, что находится в контакте с вечной и всеобъемлющей божественной силой. Таким образом, то, что называют духовным опытом, на самом деле является неврологической иллюзией.

Ричардсон опять щелкнул кнопкой, и на экране появился еще один снимок головного мозга.

– Кроме того, в последние годы я исследовал мозг тех людей, которые утверждали, будто с ними происходит нечто мистическое. Обратите внимание на следующие снимки. Человек с религиозными видениями на самом деле реагирует на краткие неврологические стимулы в височной доле мозга, ответственной за речь и абстрактное мышление. Чтобы воспроизвести данные ощущения искусственно, я закрепил на головах добровольцев электромагниты, создав, таким образом, слабое магнитное поле. Все испытуемые отметили чувство отстраненности и ощущение, что находятся в контакте с божественной силой… Такого рода эксперименты вынуждают нас усомниться в традиционных представлениях о человеческой душе. В прошлом подобные вопросы изучались философами и теологами. Платону или Фоме Аквинскому показалось бы невероятным, что в дебатах на данную тему могут участвовать медики. Мы вошли в новое тысячелетие. В то время как священники продолжают молиться, а философы размышлять, именно неврология подобралась ближе всего к решению фундаментальных вопросов человечества. По моему мнению, подтвержденному экспериментально, Бог живет в предмете, который находится сейчас вот в этой самой коробке.

Высокому нескладному Ричардсону было уже за сорок. Сейчас, когда он приблизился к картонной коробке, стоявшей на столе рядом с кафедрой, вся его неуклюжесть исчезла без следа. Аудитория внимательно наблюдала. Всем хотелось увидеть, что внутри. Ричардсон опустил руки в коробку и, немного помедлив, извлек оттуда стеклянный сосуд с головным мозгом.

– Человеческий мозг. Всего-навсего кусок тканей, плавающий в формальдегиде. Результаты моих экспериментов доказывают, что так называемое духовное сознание есть просто когнитивная реакция на неврологические изменения. Чувство божественного, вера в некие вездесущие духовные силы – все создано нашим мозгом. Остается сделать последний шаг, сделав выводы из полученных данных, и признать, что Господь Бог есть порождение нервной системы человека. В процессе эволюции наш разум развился настолько, что стал способен поклоняться самому себе. А это и есть самое настоящее чудо.

Мертвый человеческий мозг выполнил свою функцию, придав окончанию лекции драматичность, и теперь Ричардсону предстояло везти его домой. Доктор бережно поставил стеклянный сосуд обратно в коробку и спустился по ступеням с трибуны. Вокруг с поздравлениями собрались друзья и коллеги Ричардсона из медицинского колледжа, и один из них, молодой хирург, проводил доктора на улицу, до автомобильной стоянки.

– Чей это мозг? – спросил молодой человек. – Какой-нибудь знаменитости?

– Боже упаси. Ему уже больше тридцати лет, я думаю. Какой-то бедный пациент, который согласился отдать тело для опытов.

Доктор Ричардсон поставил коробку в багажник своего «вольво» и поехал на север от университета. После того как супруга доктора подписала документы на развод и переехала во Флориду с инструктором по бальным танцам, Ричардсон хотел продать свой викторианский особняк на Проспект-авеню. С одной стороны, доктор понимал, что дом слишком велик для одного человека, но потом сознательно уступил эмоциям и оставил особняк. Каждая его комната напоминала какую-нибудь долю головного мозга. В библиотеке вдоль стен стояли книжные полки, а спальню наверху заполняли детские фотографии. Если доктор хотел сменить эмоциональный настрой, он просто переходил из одной комнаты в другую.

Припарковав автомобиль в гараже, Ричардсон решил оставить коробку в багажнике. Завтра утром он собирался отвезти мозг в медицинский колледж и поставить на место, в стеклянную витрину.

Доктор вышел из гаража и закрыл подъемные ворота. Было около пяти часов вечера. Небо горело оттенками темно-пурпурного. От соседнего дома, из каминной трубы, тянуло дымом. Ночь, судя по всему, обещала быть холодной. Ричардсон подумал, не разжечь ли после ужина в гостиной камин. Доктор любил просматривать черновики курсовых работ, сидя в большом зеленом кресле.

Из автомобиля, припаркованного на другой стороне улицы, выбрался какой-то человек и направился по подъездной дорожке к дому Ричардсона. Выглядел незнакомец лет на сорок и носил короткую стрижку и очки в стальной оправе. Ричардсон подумал, что явился представитель его бывшей супруги. В прошлом месяце она прислала заказное письмо с требованием выслать еще денег, и доктор намеренно пропустил очередную выплату алиментов.

– Жаль, что я не смог посетить вашу лекцию, – сказал незнакомец. – «Бог в коробке», звучит любопытно. Народу много пришло?

– Простите, – сказал доктор Ричардсон. – Мы с вами знакомы?

– Меня зовут Натан Бун. Я представляю фонд «Вечнозеленые». Вы получили от нас грант на научно-исследовательскую работу. Припоминаете?

Последние шесть лет фонд «Вечнозеленые» действительно спонсировал исследования доктора Ричардсона. Получить первоначальный грант оказалось непросто. Обратиться к «Вечнозеленым» самостоятельно не мог никто. Они сами находили интересных им людей. Однако как только первоначальная преграда оставалась позади, проблем с дальнейшим финансированием не возникало. Представители фонда никогда не звонили вам по телефону и не заявлялись в лабораторию с расспросами о результатах исследований. Друзья Ричардсона шутили, что в науке самый короткий путь к деньгам лежит через «Вечнозеленых».

– Да, некоторое время вы помогали мне с финансированием, – сказал Ричардсон. – Чем могу служить?

Натан Бун вынул из кармана своей куртки белый конверт.

– Это копия вашего договора. Меня просили напомнить вам статью восемнадцать, пункт «в». Надеюсь, вы знаете, о чем говорится в этом параграфе?

Разумеется, доктор помнил о необычной статье под номером восемнадцать. Фонд «Вечнозеленые» включал ее в договор о выдаче гранта, чтобы предотвратить мошенничество или растрату. Бун вытащил из конверта договор и начал читать:

– Номер восемнадцать «в». Получатель гранта – то есть вы, доктор, – обязуется по первому требованию представить Фонду отчет о ходе исследований и использовании полученных средств. Время и место представления отчета определяется Фондом. В случае отказа Получателя гранта удовлетворить данное требование вовремя и в полном объеме договор о предоставлении гранта считать утратившим силу, а с Получателя гранта взыскать в пользу Фонда все выделенные ранее средства.

Бун пролистал договор до последней страницы.

– Ведь это ваша подпись, доктор Ричардсон? Верно? Ваша нотариально заверенная подпись.

– Естественно. Но зачем я нужен им прямо сейчас?

– Наверное, возник какой-нибудь небольшой вопрос, надо разрешить. Упакуйте пару носков и зубную щетку, доктор. Нам придется съездить в исследовательский центр Фонда в городе Перчас, недалеко от Нью-Йорка. Сегодня ночью просмотрите кое-какие документы, а завтра утром встретитесь с представителями Фонда.

– Об этом не может быть и речи, – сказал доктор. – У меня занятия с аспирантами. Я не могу сейчас уехать из Нью-Хейвена.

Бун ухватил доктора Ричардсона за правую руку и слегка сжал ее, не позволив собеседнику уйти. Никакого оружия Бун не выхватил и угрожать не стал, но доктору все равно сделалось не по себе. В отличие от большинства людей, Натан Бун не выказывал в своем поведении ни малейших колебаний.

– Я в курсе вашего расписания, доктор Ричардсон. Я изучил его заранее. Никаких занятий у вас завтра нет.

– Отпустите мою руку. Пожалуйста.

Бун разжал пальцы.

– Я не собираюсь заталкивать вас в машину силой и против воли везти в Нью-Йорк. Никакого принуждения не будет. Однако если вы предпочитаете вести себя неразумно, приготовьтесь к неприятным последствиям. Очень печально, когда такой умный человек, как вы, принимает неверное решение.

Натан Бун, словно доставивший донесение солдат, быстро развернулся и направился обратно к своему автомобилю. У доктора Ричардсона возникло такое чувство, словно его ударили под дых. О чем говорил тот человек? Какие такие «неприятные последствия»?

– Погодите минутку, мистер Бун. Прошу вас…

Бун остановился возле обочины. В темноте его лица не было видно.

– Если я все-таки поеду в этот ваш исследовательский центр, мне предоставят какое-нибудь жилье?

– У нас есть очень удобные жилые помещения для персонала.

– А завтра днем я смогу вернуться домой?

Голос Буна слегка изменился. Судя по всему, он улыбался.

– Даже не сомневайтесь.

10

Доктор Ричардсон наспех упаковал кое-какие вещи и спустился в прихожую, где его дожидался Натан Бун. Они сели в автомобиль и направились на юг, в сторону Нью-Йорка. Доехав до округа Вестчестер, недалеко от города Перчас, Бун свернул на двухрядную проселочную дорогу. Автомобиль катил мимо роскошных загородных домов, выстроенных из кирпича и камня. На лужайках росли клены и белые дубы, а траву укрывали палые осенние листья.

В начале девятого внедорожник Буна свернул на гравийную подъездную дорожку к воротам обнесенной стеной усадьбы. Надпись на воротах учтиво сообщала всем прибывающим, что они прибыли в научно-исследовательский центр фонда «Вечнозеленые». Охранник в будке узнал Натана и открыл ворота.

Припарковав автомобиль на маленькой, окруженной соснами стоянке, Бун вместе с доктором выбрался наружу. Они двинулись по тропинке из плиток, и Ричардсон увидел впереди пять больших зданий. Четыре строения из стекла и металла стояли четырехугольником и соединялись друг с другом закрытыми переходами, устроенными на уровне второго этажа. В центре четырехугольного двора стояло здание с фасадом из белого мрамора и без единого окна. Доктору Ричардсону оно напомнило фотографии Каабы – таинственного черного камня, который Авраам получил от ангела.

– Это библиотека Фонда, – сказал Бун, указав на здание в северной части четырехугольного двора. – Дальше, если двигаться по часовой стрелке, идет генетическая лаборатория, потом компьютерный центр и самое последнее – административное здание.

– А белое? То, которое без окон.

– Нейрокибернетический исследовательский центр. Построен около года назад.

Бун провел Ричардсона к административному зданию. Его вестибюль оказался совершенно пуст, не считая закрепленной на кронштейне камеры видеонаблюдения. В конце холла располагались два лифта. Когда посетители пересекли вестибюль, двери одного из лифтов открылись.

– За нами наблюдают? – спросил доктор. Бун пожал плечами:

– Не исключено.

– Наверняка наблюдают, иначе как бы лифт открылся сам по себе?

– Я всегда ношу с собой радиочастотный опознавательный чип. Мы называем его «защитной цепью». Он сообщил компьютеру, что я в здании и приближаюсь к дверям лифта.

Двое мужчин вошли в лифт, и двери мягко закрылись. Бун надавил на серую подушечку, вмонтированную в стенку. Раздался легкий щелчок, и лифт стал подниматься.

– В большинстве учреждений используют обычные удостоверения личности.

– Здесь немногие носят с собой удостоверения. – Бун поднял руку, и Ричардсон увидел на тыльной стороне его ладони шрам. – Каждому, у кого есть допуск к высокосекретной работе, под кожу вшивают радиочастотный чип. Имплантат гораздо надежнее и эффективнее удостоверения. Доехав до третьего этажа, лифт остановился. Бун проводил доктора в жилой номер со спальней, ванной и гостиной.

– Здесь вы переночуете, – объяснил он Ричардсону. – Сейчас садитесь. Устраивайтесь поудобнее.

– А потом?

– Не стоит так волноваться, доктор. С вами просто хотят побеседовать.