Последний странник

Габриель не знал, сколько времени провел под землей. Может, дня четыре или пять. Может, больше. Весь внешний мир начинал казаться Габриелю нереальным, а ежедневная смена дня и ночи будто бы его не касалась.

Стена, возведенная им между сном и реальностью, почти исчезла. Прежде, в Лос-Анджелесе, Габриелю всегда снилось что-то путаное и бессмысленное. Теперь его сновидения выглядели как иная реальность. Если, засыпая, Габриель представлял буквы тетраграмматиона, то во сне оставался в полном сознании и следил за всем, что происходит вокруг, как сторонний наблюдатель. В мире его снов все было настолько ярким, почти подавляющим, что основную часть времени он смотрел вниз, на собственные ноги, и только иногда поднимал голову посмотреть на новый пейзаж.

В одном из сновидений Габриель оказался на пустынном пляже, где каждая песчинка была крохотной звездой.

Стоя у кромки воды, он смотрел, как сине-зеленый океан бесшумно накатывает на берег. В другой раз Габриель очутился в пустом городе с бородатыми ассирийскими статуями, вмурованными в стены высоких каменных домов. В центре города был парк с рядами берез, фонтаном и клумбой с синими ирисами. Габриель отчетливо видел каждый лист, цветок и травинку, и все они были безупречны.

Выбравшись из мира сновидений, Габриель находил рядом с раскладушкой пластмассовую коробку с крекерами, фруктами и банкой консервированного тунца. Еда появлялась, будто по волшебству, и он не понимал, как Софии удавалось войти в комнату, не издав ни малейшего звука. Габриель наедался, а затем выходил из спальни в главный тоннель. Если Софии нигде поблизости не было, он брал керосиновую лампу и отправлялся исследовать окрестности.

Змеи, как правило, сторонились освещенных участков тоннеля, но в боковых помещениях чувствовали себя уверенно. Иногда они сплетались в живой клубок из голов, хвостов и скользящих тел, а иногда лежали спокойно, вероятно, переваривая особенно крупную крысу. Змеи никогда не шипели на Габриеля и не делали никаких резких движений, но смотреть им в глаза – чистые и яркие, как маленькие драгоценные камни – оказалось непросто.

Ужи не делали ему ничего плохого, зато сам бункер был опасен. Габриель успел обследовать диспетчерскую, электрогенератор и радиоантенну. Генератор зарос слоем плесени, покрывавшей стальную поверхность, как рыхлый зеленый ковер. В диспетчерской были разбиты или разобраны все приборы и панели управления, а с потолка свисали оборванные провода, напоминая корни растений в пещере.

Габриель вспомнил, что еще наверху заметил небольшие отверстия в бетонных крышках, которые закрывали три стартовые шахты. Наверное, через них можно было выбраться из бункера наружу, к солнцу, но та часть, где когда-то хранились ракеты, была самой опасной во всем подземном комплексе. Один раз Габриель все-таки попробовал исследовать стартовую шахту, заблудился в темных переходах и едва не провалился в какую-то щель в полу.

Возле пустых топливных баков для электрогенератора Габриель нашел выпуск газеты «Аризона рипаблик», вышедший в свет сорок два года назад в Финиксе. Газета успела сильно пожелтеть и стала очень хрупкой, но текст остался разборчивым. Несколько часов Габриель провел, лежа на раскладушке и читая новостные статьи, частные объявления и сообщения о бракосочетаниях. Он представил, что явился из другого измерения и та газета – единственный источник его знаний о человеческой расе.

Цивилизация со страниц «Аризона рипаблик» выглядела жестокой и агрессивной, хотя приятные новости тоже встречались. Габриель с удовольствием прочел статью об одной супружеской паре. Они прожили вместе пятьдесят лет. Том Циммерман работал электриком и коллекционировал модели поездов. Его супруга Элизабет, бывшая учительница, активно участвовала в работе местной методистской церкви. Растянувшись на кушетке, Габриель рассматривал фотографию с юбилея их свадьбы. Супруги держались за руки, улыбаясь в объектив камеры. В Лос-Анджелесе Габриель встречался со многими женщинами, но те отношения были совсем другими. Фотография Циммерманов доказывала, что любовь способна победить и в этом жестоком мире.

Старая газета и мысли о Майе оставались единственным развлечением Габриеля. Потом он снова выходил в главный тоннель и, как правило, встречал там Софию. Год назад она пересчитала всех змей в бункере, а теперь снова занялась подсчетами, чтобы выяснить, увеличилась популяция или нет. София ходила с флаконом нетоксичной краски в руках и отмечала каждую встреченную змею, чтобы не посчитать ее дважды. Габриель быстро привык встречать ужей с оранжевыми полосками на хвостах.

44

В очередном сне Габриель прошел по длинному коридору, затем открыл глаза и понял, что лежит на кушетке. Он попил воды, съел горсть пшеничных крекеров и, выйдя из спальни, обнаружил Софию в разбитой диспетчерской. Биолог обернулась и внимательно, оценивающе посмотрела на Габриеля, а он в который раз почувствовал себя ее новым студентом.

– Хорошо спал?

– Нормально.

– Видел, что я тебе поесть оставила?

– Да.

София заметила в одном из темных углов ужа. Быстро подскочив к нему, она брызнула краской на змеиный хвост и отметила очередной экземпляр в записной книжке.

– А как у тебя дела с теми водяными каплями? Разрубил хоть одну?

– Пока нет.

– Что ж, будем надеяться, в этот раз получится. Попробуй еще.

И Габриель снова стоял на мокром полу, глядя на потолок и проклиная все девяносто девять путей, вместе взятые. Капля падала слишком быстро. Кроме того, она была чересчур маленькой, а лезвие меча – чересчур узким. София давала абсолютно невыполнимые задания.

Сначала Габриель пытался сосредоточиться на самом действии – следил за тем, как растет капля, напрягал мускулы и сжимал меч в руках, как отбивающий в бейсболе свою биту. К сожалению, падали капли всегда по-разному. Иногда приходилось ждать по двадцать минут. Иногда за десять секунд падали две капли. Габриель рассек воздух мечом и снова промахнулся. Пробормотав проклятие, он приготовился к новой попытке. Почти ослепленный гневом, Габриель уже думал о том, чтобы сбежать из бункера и вернуться обратно в Сан-Лукас. Здесь он был не потерянным принцем из рассказов матери, а глупцом, которым руководила полубезумная старуха.

Габриель чувствовал, что новый день не принесет ничего, кроме очередных неудач. Однако, простояв несколько часов с оружием в руках, он забыл наконец и о себе, и о своих проблемах. Он по-прежнему держал меч, но теперь делал это неосознанно, будто клинок и рукоятка стали продолжением его руки.

С потолка сорвалась новая капля и очень медленно полетела вниз. Габриель ударил мечом с таким чувством, будто стоит в стороне и издали смотрит на то, как клинок прикасается к капле и разрубает ее надвое. Время будто остановилось. Он отчетливо увидел меч, собственные руки и две половинки капли, разлетающиеся в разные стороны.

Затем время снова пошло, а странное чувство отстраненности исчезло. Прошло всего несколько секунд, но они показались Габриелю проблеском самой вечности. Он развернулся и побежал по тоннелю.

– София! – закричал он. – София!

Его голос эхом отражался от бетонных стен. София по-прежнему сидела в диспетчерской и что-то писала в кожаном блокноте.

– Что случилось?

Габриель, заикаясь, пробормотал:

– Я… я только что разрубил каплю мечом.

– Хорошо. Очень хорошо. – Она закрыла блокнот. – Ты начинаешь делать успехи.

– Там еще кое-что случилось, но мне трудно это объяснить. Было такое чувство, что время в тот момент стало идти медленнее.

– Ты видел, как оно замедлилось?

Габриель опустил глаза.

– Безумие какое-то.

– Конечно, остановить время невозможно, – сказала София, – зато человек способен сосредоточиться так, что его чувства становятся гораздо острее обычного. В такие секунды может показаться, что все происходящее замедлилось, но на самом деле это происходит у тебя в мозгу. Ты воспринимал мир очень быстро. Иногда такие вещи случаются с талантливыми спортсменами. Например, они могут отчетливо видеть мяч, который летит с огромной скоростью. Некоторые музыканты способны одновременно слышать каждый по отдельности инструмент в симфоническом оркестре. С обычными людьми такое бывает, когда они молятся или медитируют.

– А со Странниками это случается?

– Странники отличаются от всех нас тем, что могут управлять обостренным восприятием. Именно поэтому они видят мир с такой невероятной ясностью. – София рассматривала лицо Габриеля так, будто в его глазах был написан ответ на все ее вопросы. – Ты можешь так сделать, Габриель? Можешь мысленно надавить на кнопку и замедлить все, что происходит вокруг?

– Нет. Это случилось само по себе.

София кивнула.

– Значит, работаем дальше. – Она взяла керосиновую лампу и решительно направилась к двери. – Давай попробуем путь семнадцатый. Он развивает чувство равновесия и ловкость. Чтобы помочь Свету выйти из тела, Странник должен двигаться.

Через несколько минут они стояли на выступе, сделанном в той шахте, в которой когда-то находилась радиоантенна. Вся шахта была футов шестидесяти в глубину, а выступ располагался посередине – примерно в тридцати футах от дна. С выступа до противоположной стены тянулась балка примерно трех дюймов в ширину. София подняла фонарь и осветила тридцатифутовый провал, на дне которого валялось разбитое оборудование.

– Посреди балки лежит монетка, – сказала она. – Пойди возьми ее.

– Если я упаду, то переломаю все ноги.

София снова подняла фонарь и заглянула вниз, будто надеясь найти там ответ.

– Да, ты вполне можешь сломать ноги. Точнее, обе лодыжки. Хотя если приземлишься на голову, то можешь и погибнуть. – Она опустила фонарь и кивнула: – Вперед.

Габриель сделал глубокий вдох и боком ступил на балку, балансируя на ступнях. Затем начал осторожно двигаться к монетке.

– Неправильно, – сказала София. – Идти надо так, чтобы ступня становилась параллельно балке.

– Так безопаснее.

– Нет, не безопаснее. Руки надо вытянуть в стороны, перпендикулярно балке. И не думай о страхе. Сосредоточься на дыхании.

Габриель повернул голову к Софии, чтобы ответить, и тут же потерял равновесие. Он качнулся назад, затем вперед и, быстро наклонившись, ухватился за балку обеими руками. Через секунду Габриель опять начал падать и, стараясь удержаться, сел на балку верхом. Чтобы вернуться на выступ, ему понадобилось две минуты.

– Грустное было зрелище, Габриель. Давай попробуй еще разок.

– Нет.

– Если хочешь стать Странником…

– Я не хочу погибнуть! Перестань требовать от меня то, чего сама сделать не можешь!

София поставила фонарь на пол. Ступив на балку, как заправский канатоходец, она быстро добралась до середины перекладины, наклонилась и подняла монету. Затем подпрыгнула вверх и, повернувшись в воздухе на сто восемьдесят градусов, опустилась на одну ногу. Быстро вернувшись на выступ, София бросила монетку Габриелю.

– Тебе надо отдохнуть. Ты не спал гораздо дольше, чем думаешь. – Она подняла фонарь и направилась к главному тоннелю. – Когда я вернусь, попробуем путь двадцать седьмой. Он очень древний, создан в двенадцатом веке монахиней Хильдегардой Бингенской.

Габриель в ярости отбросил монету в сторону и последовал за Софией.

– Сколько времени я уже провел под землей?

– Не важно.

– Важно или нет, а я хочу знать. Сколько дней я тут сижу? И сколько дней еще осталось?

– Иди спать и не забывай видеть сны.

Сначала Габриель решил все бросить и уйти, затем передумал. Если он сдастся чересчур рано, придется все объяснять Майе. Если останется еще на несколько дней и провалится, то никому не будет до него никакого дела.

Габриель лег спать и снова видел сны. Подняв глаза, он обнаружил, что стоит посреди внутреннего дворика большого кирпичного здания. Оно напоминало монастырь или школу, но людей видно не было. На земле валялись обрывки бумаги, и ветер то и дело поднимал их в воздух.

Габриель развернулся и, увидев открытые двери, вошел в длинный коридор с окнами на правой стороне. Все оконные стекла оказались разбиты. Нигде не было ни трупов, ни пятен крови, но Габриель сразу понял, что здесь недавно сражались люди. В пустые оконные рамы дул ветер. На полу лежали разлинованные листки из записной книжки.

Габриель дошел до конца коридора и, повернув за угол, увидел черноволосую женщину, которая сидела на полу и держала на коленях мужчину. Габриель подошел ближе и понял, что видит собственное тело. Его глаза были закрыты, и, судя по всему, он не дышал.

Женщина подняла голову и откинула с лица длинные волосы. Габриель узнал Майю. Ее одежду пропитывала кровь, а сломанный меч лежал на полу, у ног. Майя крепко сжимала его тело, раскачиваясь взад-вперед. Однако самым жутким оказалось то, что Арлекин плакала.

Габриель проснулся в такой непроглядной темноте, что не сразу понял, жив он или умер.

– Эй! – крикнул он, и звук его голоса отразился от бетонных стен комнаты.

Наверное, с проводкой или электрогенератором что-то случилось. Ни одна лампочка не горела, и Габриель оказался в темноте, как в ловушке. Стараясь не поддаваться панике, он протянул руку под раскладушку и достал из-под нее фонарь и коробок спичек. Чиркнув спичкой, он вздрогнул от неожиданно яркого пламени и зажег фитилек лампы. Комнату залил приглушенный свет.

Габриель поправил ламповое стекло и внезапно услышал резкий стрекочущий звук. Слегка повернувшись, Габриель увидел, что в паре футов от его ног поднимается гремучая змея. Она каким-то образом пробралась в бункер и заползла в спальню, привлеченная теплом человеческого тела. Хвост змеи быстро вибрировал, а голова угрожающе покачивалась из стороны в сторону.

В следующую секунду из тени появился огромный уж. Черной стрелой он бросился на гремучника и вцепился в основание его головы. Обе змеи упали на бетонный пол, и огромный уж обвился вокруг тела жертвы.

Габриель схватил фонарь и, спотыкаясь, бросился из комнаты. Свет не горел во всем главном тоннеле, и Габриелю потребовалось пять минут, чтобы отыскать пожарную лестницу, которая вела на поверхность. Громыхая ботинками по металлическим ступеням, он добрался до верхней площадки и со всей силы толкнул крышку. Она не поддалась. Габриель толкнул еще раз и понял, что заперт.

– София! – закричал он. – София!

Никто не ответил. Габриель вернулся в главный тоннель и встал под погасшими лампами. Он не сумел стать Странником. Продолжать попытки бесполезно. Если София собирается держать его взаперти, значит, придется идти в пусковые шахты и искать выход там.

Габриель побежал по тоннелю на север и оказался в целом лабиринте коридоров. Весь бункер строился таким образом, чтобы отклонять и гасить вспышки пламени от запускаемой ракеты, поэтому Габриель то и дело натыкался на вентиляционные шахты, которые никуда не вели. Наконец он остановился и посмотрел на свой фонарь. Через каждые несколько секунд пламя подрагивало, будто его касался легкий ветерок. Габриель медленно двинулся в ту сторону, пока не почувствовал прохладное дуновение. Пробравшись между полуоткрытой стальной дверью и кривой рамой, он очутился на платформе, которая выступала из стены центральной стартовой шахты.

Шахта напоминала гигантскую вертикальную пещеру с бетонными стенами. Много лет назад правительство забрало отсюда ракеты, нацеленные на Советский Союз. В трехстах футах под собой Габриель увидел смутные очертания платформы для пуска ракет. По стенам шахты, от основания до самого ее верха, вилась спиральная лестница. Габриель поднял голову и – да! – увидел луч света, пробивавшийся снаружи.

Что-то капнуло ему на щеку. Сквозь щели в бетонных стенах просачивались подземные воды. Сжав в руке фонарь, Габриель стал подниматься по витой лестнице к свету. Ступени ходили ходуном от каждого шага. За пятьдесят лет стальные болты, которые крепили к стене всю конструкцию, успели проржаветь.

«Не торопись, – сказал себе Габриель. – Осторожнее». Однако лестница уже начала трястись и двигаться, точно живая. Один из болтов вырвало из стены, и он упал вниз, в темноту. Габриель замер и услышал, как болт ударился о платформу и, отскочив от нее, полетел дальше. Затем раздался звук, похожий на автоматную очередь, и болты один за другим стали вылетать из стены. Лестница дрогнула и отошла от стены.

Выронив фонарь, Габриель обеими руками вцепился в перила, а верхняя часть лестницы стала падать на него. Под весом всей конструкции выскочило еще несколько болтов. Габриель вместе с лестницей полетел вниз и врезался в противоположную стену шахты футах в двадцати под платформой. Теперь перила держались всего на одном-единственном кронштейне. Перепуганный насмерть, Габриель висел на поручне, а шахта зияла под ним, будто портал в бесконечную темноту. Он начал медленно взбираться на перила и внезапно услышал громкий гул. С правой стороной его тела происходило что-то странное. Ее будто парализовало. Габриель попробовал подтянуться и увидел невероятную вещь. Его правая рука по-прежнему свисала вдоль тела, но от нее отделилась призрачная копия, словно сотканная из светящихся точек. Габриель держался одной рукой и не мог сделать ничего, только смотрел на странный свет.

– Держись! – закричала София. – Я здесь, прямо над тобой!

Голос Следопыта как будто спугнул призрачную руку, и она исчезла. Саму Софию Габриель не видел, но откуда-то сверху упал конец нейлоновой веревки и с размаху ударился о бетонную стену. Габриель протянул руку и ухватился за веревку. В следующее мгновение последний кронштейн согнулся, а затем оторвался от степы. Перила полетели вниз и рухнули на дно стартовой шахты.

Габриель поднялся по веревке на платформу и, задыхаясь от страха и усталости, растянулся на бетонном полу. София стояла рядом с фонарем в руках.

– Ты как? В порядке?

– Нет.

– Я поднималась наверх. Генератор выходил из строя. Я запустила его и сразу вернулась.

– Ты… ты меня закрыла.

– Конечно. У нас остался всего один день.

Габриель поднялся и направился обратно, в лабиринт коридоров. София пошла следом.

– Габриель, я видела, что произошло.

– Ага. Я чуть не погиб.

– Я не о том. Твоя правая рука несколько секунд не действовала. Я не могу видеть сам Свет, но знаю, что в ту секунду он выходил из твоего тела.

– А я не знаю, день сейчас или ночь. Не знаю, сплю я или проснулся.

– Ты Странник, Габриель, как и твой отец. Неужели ты не понял?

– Забудь. Мне это не нравится. Я хочу только одного – вернуться к нормальной жизни.

София молча нагнала Габриеля. Протянув руку, она схватила сзади за ремень и резко дернула к себе. Габриелю показалось, что внутри у него что-то рвется. Потом он почувствовал, как Свет вырывается на свободу и поднимается вверх, а его тело падает на пол лицом вниз. Габриель испугался. Ему ужасно хотелось вернуться к прежнему, привычному состоянию.

Он посмотрел на свои руки и увидел, что они превратились в сотни ярких, светящихся точек, мерцающих, словно маленькие звезды. София опустилась на колени возле бесчувственного тела, а новый Странник взмыл вверх, сквозь бетонный потолок.

Звездочки приблизились друг к другу, собрались вместе, и Габриель превратился в клубок концентрированной энергии. Он стал океаном, заключенным в одной-единственной капле воды, или горой, сжатой в горстку песка. Потом частицы его энергии – его истинного сознания – ворвались в какой-то коридор или тоннель и, подхваченные неведомой силой, устремились вперед.

Тот момент мог длиться тысячу лет или всего пару секунд. Габриель полностью потерял чувство времени. Он знал только одно. Он знал, что мчится с невероятной скоростью по темному извилистому тоннелю. Потом движение прекратилось, и все вокруг стало другим. Габриель сделал вдох, и все его существо заполнилось не кислородом, а чем-то гораздо более важным.

«Теперь иди. Найди путь».

45

Габриель открыл глаза и обнаружил, что падает сквозь синее небо. Он посмотрел вниз, затем по сторонам, но ничего не увидел. Под ним не было земли. Не было ни посадочной площадки, ни платформы, ничего. Он оказался перед барьером из воздуха. Габриель понял, что всегда знал о его существовании. Сколько раз, прыгая с парашютом, он пытался воссоздать его в своем собственном мире.

Теперь Габриель не зависел от самолета, от необходимости возвращаться на землю. Он закрыл глаза и какое-то время летел вслепую. Потом открыл их, выгнул спину и раскинул руки в стороны, управляя полетом. София велела искать проход. Он вел сквозь все четыре барьера в другие измерения. Наклонившись влево, Габриель стал падать по спирали, как сокол в поисках жертвы.

Прошло какое-то время, и он увидел внизу тонкую черную полосу. Она напоминала тень, парящую прямо посреди пространства. Габриель вытянул руки вперед, чтобы выйти из спирального падения, и полетел влево под острым углом. Длинная тень превратилась в темный овал, и Габриель проскользнул прямо в его середину.

Он снова почувствовал, как свет сжимается и летит куда-то вперед. Затем был еще один удивительный вдох, и Габриель открыл глаза. Теперь он стоял посреди пустыни. Красная земля потрескалась, будто задыхаясь от нехватки воздуха. Габриель повернулся вокруг своей оси, осмотрелся по сторонам. Небо над его головой было сапфирово-синим. Солнце уже село, но свет поднимался вдоль всего горизонта. Ни камней. Ни растений. Ни впадин. Ни скал. Габриель очутился перед барьером земли – единственной вертикалью в этом абсолютно плоском мире.

Габриель отправился вперед. Через некоторое время он остановился и посмотрел вокруг. Пейзаж не изменился. Габриель опустился на колено, прикоснулся к красной земле. Ему требовалась иная, отличная от него самого, точка на ландшафте. То, что доказывало бы факт его собственного существования. Габриель несколько раз поддел землю ботинком и собрал из нее небольшой холмик.

Как ребенок, который уронил чашку и считает, что изменил этим весь мир, Габриель обошел несколько раз вокруг холмика, чтобы убедиться в его реальности. Затем снова отправился в путь, считая шаги. Пятьдесят. Восемьдесят. Сто. Он обернулся, но холмик уже исчез из виду.

Габриель почувствовал, как накатывает волна паники. Сев на землю, он закрыл глаза и немного отдохнул. Затем поднялся и снова пошел вперед. Он смотрел по сторонам, пытался отыскать проход и с каждым шагом отчаивался все сильнее. Поддев землю носком ботинка, Габриель наблюдал, как клубы пыли поднимаются в воздух и тут же растворяются в этом странном мире.

Габриель обернулся через плечо и заметил тень, собственную тень. Она давно следовала за ним в бессмысленном путешествии и была необычно резкой и темной, будто прорезанной в земле. Это что, и есть проход? И он все время находился сзади? Закрыв глаза, Габриель упал навзничь и провалился сквозь темное пятно.

«Дыши, – сказал он себе. – Дыши». И оказался посреди какого-то городка, на длинной и прямой немощеной улице. Габриель осторожно поднялся с колен, опасаясь, что земля разверзнется и бросит его в воду, воздух или голую пустыню. Он топнул ногой, будто рассердившись, однако новая реальность упорно отказывалась исчезать.

Город напоминал приграничное поселение из старых вестернов, где водились ковбои, шерифы и прекрасные танцовщицы. По обеим сторонам улицы стояли двух – и трехэтажные здания с плоскими крышами. Вдоль домов шли деревянные тротуары, чтобы грязь с дороги не брызгала на дома и в дверные проемы. Только вот никакой грязи на дороге не было, как не было дождя или любой другой воды. Все деревья на улице погибли и стояли с сухой коричневой листвой.

Габриель вынул меч из ножен и, крепко сжимая его в руке, ступил на деревянный тротуар. Первая же дверь оказалась не заперта. Габриель вошел внутрь и увидел маленькую парикмахерскую с тремя креслами и зеркалами на стенах. Взглянув на свое отражение и на меч в руке, он подумал, что выглядит испуганным – так, будто в любую секунду ожидает нападения. «Надо уходить отсюда. Быстрее». И Габриель опять стоял под чистым небом, на безжизненной улице с мертвыми деревьями.

Все дома были открыты, и он стал заходить в каждую дверь по очереди. Его ботинки гулко стучали по деревянным настилам. Во втором доме располагался магазин тканей с рулонами материи. Наверху находились жилые комнаты, стояла чугунная печка и раковина с ручным насосом. На кухонном столе стояли три тарелки и три чашки, но полки и холодильник были совершенно пусты. В следующем доме оказалась бондарная мастерская с множеством деревянных бочонков, готовых полностью или частично.

В городе имелось всего две улицы. Они пересекались в самом центре города, на площади с парковыми скамейками и каменным обелиском. На памятнике не было никакой надписи, а только серия геометрических фигур. Круги, треугольники и пентаграммы.

Габриель снова пошел вперед и шел до тех пор, пока городок не остался позади и его не сменили непроходимые заросли из сухих деревьев и колючих кустарников. Не найдя никакой тропинки сквозь чащу, Габриель вернулся обратно на городскую площадь.

– Эй! – крикнул он. – Есть тут кто-нибудь?

Никто не ответил. Габриель подумал, что с мечом в руке выглядит трусом, и вложил клинок обратно в ножны. Неподалеку от площади стояло здание с куполообразной крышей и парадной дверью из темного дерева на железных петлях. Габриель вошел внутрь и очутился в церкви, среди скамей со спинками и витражных окон со сложными геометрическими узорами. В конце зала стоял деревянный алтарь.

Исчезнувшие обитатели города украсили алтарь розами, которые успели увянуть и сохранили всего лишь бледный намек на свой прежний цвет. В центре сухого букета горела черная свеча. От сквозняка яркое пламя то и дело подрагивало. Кроме самого Габриеля, оно единственное во всем городе двигалось, было почти живым.

Сделав несколько шагов к алтарю, Габриель глубоко вдохнул. Черная свеча выпала из медного подсвечника, и пламя коснулось сухих лепестков и листьев. Одна из роз вспыхнула. По ее стволу пламя перебралось на другой цветок. Габриель огляделся в поисках бутылки с водой или ведра с песком, чтобы погасить огонь. Ничего подходящего не нашлось. Габриель обернулся и увидел, что полыхает уже весь алтарь. Языки пламени вились вокруг его деревянных ножек и прикасались к орнаменту.

Габриель выбежал на улицу и остановился посреди дороги. Он открыл рот, но не издал ни звука. Где он может спрятаться? Есть ли тут какое-нибудь укрытие? Стараясь не поддаваться панике, Габриель побежал вниз по улице мимо парикмахерской и магазина тканей. Добравшись до границы города, он остановился и посмотрел на лес. Все деревья были в огне, и дым поднимался к небу массивной серой стеной.

Габриелю на щеку опустилась частичка пепла, и он смахнул ее рукой. Он понимал, что из города нет выхода, но все равно побежал обратно к церкви. Из-под тяжелой двери уже просачивался дым, а витражные окна светились изнутри. На центральном окне появилась трещина, и на глазах у Габриеля становилась все больше и больше, напоминая рваную рану. От высокой температуры воздух внутри здания расширился, и окно разорвалось, усеяв дорогу осколками стекла. Языки пламени стали вырываться из пустой оконной рамы и прикасаться к белому куполу.

Габриель понесся по улице на другой конец города и увидел, как одна задругой вспыхивают сосны. «Назад, – подумал он. – Бежать отсюда». Однако здания уже горели все до одного. От сильного жара поднялся ветер, который кружил частички пепла, как листья в осеннюю непогоду.

Где-то там, среди хаоса и огня, был выход, темный коридор, который вел обратно в человеческий мир. Однако пламя уничтожило все тени, а густой дым превратил день в ночь. Из-за жара Габриелю стало трудно дышать. Он вернулся на площадь и опустился на колени возле каменного обелиска. Парковые скамейки и сухая трава тоже горели. Пламя было повсюду. Габриель закрыл голову руками и свернулся в клубок. Огонь подбирался все ближе, почти прикасаясь к коже Габриеля.

Затем все кончилось. Габриель открыл глаза и увидел вокруг черные руины домов и обугленные деревья. Крупные балки все еще горели, и к грязно-серому небу поднимались клочья дыма.

Габриель пересек площадь и медленно двинулся вдоль улицы. Церковь, бондарная мастерская, магазин тканей с квартирой наверху – все погибло. Габриель добрался до границы города, где увидел сгоревший лес. Некоторые деревья лежали на земле, другие стояли, будто прямые черные тела с искривленными руками.

Габриель вернулся по собственным следам на покрытой пеплом дороге и увидел деревянный столб с навесом, который стоял посреди полной разрухи целый и невредимый. Габриель прикоснулся к столбу, провел рукой по его гладкой поверхности. Разве такое возможно? Как он мог уцелеть? Габриель немного постоял у столба, пытаясь понять его значение, и вдруг заметил белую оштукатуренную стену. Сейчас она стояла футах в двадцати от него, но всего несколько секунд назад ее там не было! Или Габриель ее просто не заметил? Он пошел дальше и посреди развалин наткнулся на парикмахерское кресло. Оно было совершенно реальным. Габриель мог прикоснуться к нему, потрогать зеленую кожаную обивку и деревянные подлокотники.

Город возрождался, восстанавливался в том самом виде, в котором Габриель впервые его увидел. Дома и деревья становились прежними только для того, чтобы снова выгореть дотла, снова возродиться – и так бесконечно. Это было проклятием огненного барьера. Если Габриель не отыщет проход, то застрянет в бесконечном цикле гибели и возрождения навечно.

Вместо того чтобы искать тень, Габриель вернулся на площадь и встал, прислонившись к обелиску. На его глазах появилась парадная дверь церкви, затем часть деревянного тротуара. Город вырастал заново, как живое существо. Дым рассеялся. Небо опять стало ярко-синим. Частицы пепла растворились в солнечном свете, как хлопья грязного снега.

Наконец превращение закончилось. Вокруг снова был город с пустыми домами и высохшими деревьями. Только сейчас к Габриелю стало возвращаться сознание. Если оставить в стороне всякие философские сложности, то у бытия есть только два состояния – покоя и движения. Табула поклоняется идеям политического и социального контроля, бредит о том, чтобы все всегда оставалось прежним. Однако такая неподвижность напоминала холодную пустоту космоса, а не энергию Света.