И поэтому я повернулась к Сабрине, единственной, в чьей верности я была абсолютно уверена.
      Прибыл доктор. Он серьезно покачал головой. Я получила сильный удар по затылку, мои руки и ноги были ободраны. Но, к счастью, младенец при этом приключении не пострадал. Что касается меня, то я испытала сильное потрясение, наверное, более сильное, чем я тогда ощущала. Мне необходимо было несколько дней отдыха и хорошее питание. При выполнении этих условий, как считал доктор, я должна была через неделю прийти в себя.
      А новостей прибавлялось. Сперва цыган преследовал мадам Легран, затем на меня напали в лесу. А на следующий день прибежала из леса запыхавшаяся Эмма. Ее преследовал человек в темном плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Она очень испугалась, и ей едва удалось достичь опушки леса, прежде чем призрак догнал ее. Как только она выбежала из леса, преследователь исчез.
      - Какой-то сумасшедший, вырядившийся в плащ с капюшоном, - объявил Ланс. Я пошлю людей следить в лесу. Он должен быть схвачен.
      Ланс так и сделал, но призрак как будто узнал об этом и больше не появлялся.
      Я быстро поправлялась. Сабрина постоянно находилась со мной, и я начала радоваться изменениям, происшедшим в ней. Раньше она никогда не забывала, что именно ее непослушание стоило жизни ее матери. Теперь она спасла мою жизнь и чувствовала, что искупила этим свой грех. Одна жизнь из-за нее угасла, теперь благодаря ей одна жизнь была спасена.
      Мне нравилось, когда она сидела рядом и пробовала мою еду, на чем продолжала настаивать. Теперь она даже беседовала со мной о младенце и восхищалась одеждой, которую ему шили.
      Я обнаружила, что во время лесного приключения у меня пропала гранатовая брошь. Она была не очень дорогой, но много значила для меня, это был подарок Дамарис. Я сказала Сабрине:
      - Застежка была слабой, и когда меня тащили по земле, она, должно быть, расстегнулась.
      - Я найду ее, - сказала Сабрина, уверенная в своей способности делать все, за что возьмется.
      - Полагаю, что это невозможно. Не ходи в лес одна.
      Она молча закивала. Два дня спустя во время моего послеполуденного отдыха, Сабрина вбежала в мою комнату в страшном волнении. Ее руки были грязными, и она выглядела так, будто копала землю.
      - Кларисса, как ты думаешь, что я нашла?
      - Мою брошь?
      Она покачала головой и, справившись с волнением, медленно сказала:
      - Посмотри, я нашла это около дыры в долине.
      Это - Иоанн Креститель Жанны.
      Я уставилась на маленький амулет с цепочкой. К нему прилипла земля. Когда я взяла его в руки, воспоминания о Жанне нахлынули на меня. Мне представилось, как она показывает мне, совсем еще малышке, своего Иоанна Крестителя, который висел у нее на шее с рождения и который она должна была носить до дня своей смерти.
      Я почувствовала тошноту. Амулет был найден около дыры в долине!
      Мысли роились в моей голове. Я снова оказалась там и лежала на земле... Меня тащили к дыре с очевидным намерением сбросить туда. Возможно, Жанна встретила того же самого убийцу, но тогда не нашлось никого, кто бы спас ее.
      Однако нет. Ведь вся ее одежда исчезла, а мои драгоценности пропали, и только кольцо нашлось. Здесь была какая-то тайна, и дикие предположения носились в моей голове.
      ***
      Ланс сказал, что долиновую дыру необходимо исследовать. Насколько ему было известно, раньше туда никто не спускался, но это не мешало проверить ее теперь.
      Все мужчины имения были с ним согласны. Все они знали об исчезновении Жанны и о том, что около дыры в долине найден ее амулет. Это говорило о многом, поскольку я, как, впрочем, и другие, могла засвидетельствовать, что Жанна снимала своего Иоанна Крестителя только когда мылась, и к тому же она всегда говорила, что будет носить его до смерти.
      Несколько мужчин вызвались спуститься вниз. Принесли колья и толстую веревочную лестницу. Вся округа была взволнована, и все толковали о призраке в лесу. Народ был уверен, что Жанна стала его жертвой.
      Я хорошо помню тот полдень. Было начало июля, и стояла жара, но все же у пропасти собралось много народу. Ланс просил меня не ходить туда, да и доктор велел мне отдыхать днем. Сабрина осталась со мной, хотя я знала, что она очень хотела пойти в лес.
      Наконец Ланс вернулся и вошел в мою комнату. Он был бледен и необычайно серьезен.
      - Бедная Жанна, - сказал он. - Мы неверно судили о ней. Ее почти невозможно узнать.., но ее одежда там внизу и полотняный мешок.., помнишь? Мешок, который она привезла с собой из Франции.
      Я закрыла лицо руками, не в силах взглянуть ни на Ланса, ни на Сабрину. Жанна, дорогая, хорошая, оклеветанная Жанна, как мы могли когда-то подумать, что она - воровка? Мы должны все раскрыть.
      - Это загадка, - произнес Ланс. - Драгоценности исчезли. Что это может означать? Тут вошла Эмма и сказала:
      - Я слышала, что вы вернулись, Ланс. Он рассказал ей о том, что обнаружено тело Жанны.
      - В той дыре! - недоверчиво воскликнула Эмма.
      Ланс кивнул.
      - Это, должно быть, сделал цыган.., или какой-то бродяга.
      Ланс промолчал. Я сказала:
      - Нам все же необходимо выяснить, каким образом пропали драгоценности и как это связано с нападением на Жанну в лесу.
      - Вот это-то мы и должны обнаружить, - сказал Ланс.
      - Но.., как? - спросила Эмма.
      - Ну, кто-то ведь продал драгоценности лондонскому ювелиру, у которого Кларисса выкупила свое кольцо.
      - О да, я понимаю, - медленно сказала Эмма.
      - Мы докопаемся до истины, - пообещал Ланс. - Несчастная Жанна, хоть и посмертно, но оправдана. Бедняжка.., умереть таким образом да еще быть обвиненной в воровстве...
      - Милая Жанна, - сказала я. - Я никогда по-настоящему не верила, что она воровка. Нет худа без добра, и даже нападение на меня помогло что-то выяснить.
      - Я немедленно еду в Лондон к тому ювелиру, - решил Ланс.
      ***
      В ближайшие дни не было других разговоров, кроме как о судьбе Жанны. В деревне, в комнатах для прислуги бесконечно обсуждали эту тему. Большинство сошлось на том, что они всегда знали Жанну как честную женщину и что было нечто очень странное в ее исчезновении.
      Спустя несколько дней ненастным вечером Ланс вернулся из Лондона. Он видел ювелира и говорил с ним. Этот человек повторил свою историю о француженке, которая вошла в его магазин с драгоценностями и сказала, что спешно уезжает из Англии. Узнает ли он ее, если увидит снова? Он уверял, что узнает.
      Были наведены еще многие справки, сказал Ланс, и дело будет продолжено вплоть до раскрытия тайны.
      На следующее утро мадам Легран и Эмма исчезли.
      ***
      - С тех пор, как мы обнаружили тело Жанны, это уже становилось очевидным, - сказал Ланс. - Француженка, продавшая драгоценности, очень напоминала мадам Легран или Эмму.
      - Да, - размышляла я, - но как это связать со смертью Жанны?
      Ланс думал, что, когда она исчезла, у них могла возникнуть идея украсть драгоценности и приписать это Жанне.
      - Теперь они, очевидно, в бегах, - сказал он. - Можешь быть уверена, они постараются достичь Франции. Я собираюсь вернуть их, так как многое надо объяснить. Они, конечно, попытаются добраться до Дувра, но это потребует много времени. Как им лучше попасть в Дувр? Лошади все в конюшне.., к тому же мадам Легран не умеет ездить верхом. Думаю, что они возьмут одну из наших маленьких лодок и поплывут вдоль берега к Дувру, где можно сесть на корабль. Я намерен спуститься к побережью и осмотреть округу.
      Я наблюдала за его отъездом. Сабрина стояла рядом со мной. Она выглядела довольной, хотя ничего не говорила, но всем своим видом напоминала о своем давнем недоверии как к Эмме, так и к ее матери.
      Весь день я ждала, и поздним вечером Ланс вернулся и привез с собой Эмму. Она была ни жива ни мертва и не сознавала, что с ней происходит. Мы уложили ее в кровать и послали за доктором. Она находилась в каком-то оцепенении.
      Пока мы ждали врача, Ланс объяснил мне, как все было. В отчаянии мадам Легран и Эмма взяли одну из лодок и попытались плыть вдоль побережья. Но море было бурным, а суденышко очень хрупким, и они не смогли держаться выбранного пути. Их снова и снова прибивало к берегу, но когда Ланс обнаружил беглянок, лодку выносило в море. Он следил за ними, обдумывая, как бы их достать. Тут он увидел, что лодка опрокидывается и что обе женщины смыты волной за борт. Они стали тонуть. Мадам Легран пошла ко дну, но Лансу удалось спасти Эмму. С ним было двое грумов, но они не сумели вытащить мадам Легран, несмотря на несколько попыток. Эмма тоже напоминала утопленницу, но когда Ланс применил искусственное дыхание, она ожила. И он поспешил доставить ее обратно в дом.
      Примерно через день Эмма пришла в себя. Она была очень потрясена и весьма испугана, но мне кажется, что в этом был и свой плюс: в таком состоянии ей легче было говорить правду. Она исповедалась, отдавая себя на нашу милость.
      Да, она была безнравственна, она обманывала и лгала, но просила простить ее и предоставить ей еще один шанс. Тогда она вернулась бы во Францию и попыталась зарабатывать себе на жизнь трудом портнихи.
      Мне было жаль Эмму. Она теперь весьма отличалась от той девушки, которую я знала в замке Хессенфилд и здесь, в моем доме. Она очень боялась будущего; она была сломлена и почти раболепствовала от страха. Казалось, она страшилась Ланса и обращала ко мне умоляющие глаза, как будто прося меня о спасении.
      Когда мы услышали от нее всю историю, Ланс и я решили, что не стоит порицать ее слишком сильно, так как она была под пятой у своей властной матери. Она всегда беспрекословно подчинялась матери, и ей не приходило в голову, что можно поступать иначе.
      По словам Эммы - а я не думаю, чтобы она лгала, ибо наступило время покаяния, - правда заключалась в следующем.
      Жизель Легран была на самом деле Жерменой Блан, служанкой в парижском отеле, где обитали мои родители. У Жермены была незаконная дочь по имени Эмма, чьим отцом был лакей из соседней гостиницы. Поскольку Жермена жила в том же отеле, она часто видела моего отца, и вот почему она могла дать такой точный отчет о его привычках и рассказывала о нем с таким знанием дела. Когда он и моя мать почти в одно и то же время умерли от чумы, Жермена воспользовалась предоставившейся возможностью. Она украла часы и кольцо отца. Должно быть, обобрать покойника ей было нетрудно. Во время роковой болезни отец написал письмо своему брату с просьбой помочь матери и мне, но не упомянул наших имен, так как они фигурировали в предыдущей переписке. Поэтому Жермена с легкостью могла утверждать, что это письмо было дано ей моим отцом и касалось ее и ее дочки.
      Жермена была умной женщиной. Она ждала подходящего момента, понимая, конечно, что он может никогда не наступить. Но как только этот момент пришел, она была готова действовать. Когда Эмма подросла и наладилось сообщение между Францией и Англией, заключившими мир, она решила послать ее лорду Хессенфилду. Мой отец имел репутацию волокиты, и Карлотта, моя мать, была одной из его многочисленных любовниц. Было логично предположить, что Жермена еще одна из его женщин. Кто же знал, что она была горничной в той же гостинице? Хитрая и достаточно привлекательная, она стала любовницей хозяина книжного магазина по Левому берегу и перешла жить к нему, когда семья Хессенфилда распалась. Согласно плану, который возник и развивался в ее голове, она решила сперва обеспечить будущее дочери, а затем, после ее успешного внедрения, и самой присоединиться к ней. Эмма должна была представиться лорду Хессенфилду дочерью его брата, которая, в соответствии с письмом, имела право на свою долю в имуществе.
      - Я не хотела делать этого, - уверяла нас Эмма. - Но я всегда очень боялась свою мать. Поэтому я приехала сюда, и все сразу стало удаваться.., и мне понравилась такая жизнь. Она была намного лучше той, которую я вела в Париже. Я действительно заставила себя поверить, что это правда, что я твоя единокровная сестра, Кларисса. После этого все шло хорошо. Вы были так добры ко, мне.., ты и Ланс... Я могла бы жить счастливо и забыть, что все это обман.., если бы она не приехала сюда.
      Эмма задрожала и закрыла лицо руками.
      - Видите ли, - сказала она так тихо, что мы едва ее расслышали, - Жанна узнала ее при первой же встрече. Мама собиралась войти в дом, а в саду была Жанна. Она посмотрела на мою мать и сказала: "Да ведь это Жермена Блан! Что ты здесь делаешь?" Моя мать не подумала о Жанне, потому что я забыла упомянуть о ней. Как же она проклинала меня за это! Встретившись с Жанной лицом к лицу, она повернулась и побежала в лес. Она как бы позволяла Жанне схватить ее.., там.
      Меня охватил ужас. Я начинала живо представлять, что случилось дальше.
      - Жанна сказала: "Что ты собираешься делать, Жермена Блан? Клянусь, ничего хорошего.., если ты осталась такой же, как прежде". И тогда мама набросилась на нее. Я не знаю, была ли Жанна мертва до того, как моя мать сбросила ее в пропасть. Но.., таков был конец Жанны. Я страшно испугалась. Я поняла, что Жанна способна разрушить весь наш план, но мне не хотелось убивать ее. Я бы никогда не сделала этого. Вы должны поверить мне, Кларисса, Ланс... Я была там, но я ее не убивала. Я не участвовала в этом. Я не хотела быть соучастницей убийства.
      - Я понимаю, - сказала я. - Понимаю...
      - Мама сказала мне, что мы должны представить все так, будто Жанна бежала. И я показала ей, где хранились вещи Жанны.., и драгоценности. Да, я сделала это. Но мне пришлось, Кларисса. Я всегда делала то, что она мне велела.
      - Затем ваша мать продала драгоценности лондонскому ювелиру, - сказал Ланс. - И в этом была ее ошибка.
      - Да, но ей нужны были деньги. Поэтому она так поступила.
      - И еще, - сказала я, - она собиралась убить меня.
      - Она всегда строила планы, говорила, что должна получить от жизни все, чего ей хочется. Она не родилась удачливой и всегда повторяла это. Ей пришлось самой пробивать себе путь. Ни один из ее планов не удавался. Она хотела стать горничной у леди Хессенфилд, но когда она была близка к этому, леди Хессенфилд умерла. Книготорговец собирался жениться на ней - и умер. Я думаю, что все это заставило ее идти любой ценой к осуществлению этого грандиозного плана.
      - А почему она хотела убить меня.., сбросить в пропасть вслед за Жанной?
      - Потому что деньги, которые ты получила от лорда Хессенфилда и которые так приумножились, перешли бы ко мне. Она мечтала о моем браке с... - Эмма смутилась.
      Боже милосердный! Мадам Легран планировала женитьбу Ланса и Эммы! Значит, подозрения Сабрины имели основание.
      Эмма быстро сказала:
      - Мама думала, что, если бы я унаследовала твое состояние, мне было бы легко найти богатого мужа. - Она не выдержала и патетически разрыдалась. - Что же теперь будет со мной? - всхлипывала она. - Позвольте мне вернуться во Францию, пожалуйста. Я буду там работать. Может быть...
      Ланс и я долго обсуждали положение Эммы.
      - Она украла драгоценности, потому что ее мать требовала сделать это, сказал Ланс. - И роль твоей единокровной сестры она играла по той же причине. Она бы никогда не сделала таких вещей по собственной воле.
      - Но однако же она плутовала с картами, - сказала я ему, - Я сама видела это. Понятно, что она очень нуждалась в деньгах.., но это не является извинением. И у нее мое безоаровое кольцо...
      Ланс был ошеломлен.
      - Ну, должно быть, Эдди отдал его ей.
      - Это, кажется, единственное объяснение, - сказала я. - Кольцо обнаружила Сабрина. Знаешь, она сделалась моим ангелом-хранителем или моим сторожевым псом.
      - Да благословит ее Бог! - пылко сказал Ланс.
      - Ланс, - обратилась я к нему с воодушевлением. - Я почти рада тому, что случилось. Сабрина спасла мне жизнь. Теперь в этом нет сомнения. И это как раз то, в чем она нуждалась. Хотела бы я знать, избавилась бы она от воспоминаний о том несчастье на льду, если бы не спасла меня? Ланс обнял меня:
      - Но это была слишком дорогая цена за урок. И вдруг внешний лоск красивых манер слетел с него; он прижал меня к себе и разрыдался, не скрывая своих слез. Я любила его за это и больше, чем когда-либо, устыдилась своих сомнений относительно него.
      - А как насчет Эммы? - спросила я.
      - Тебе решать, - сказал он. - Бедная девушка. Ее не следует обвинять в убийстве. Соучастие, быть может.., но при смягчающих обстоятельствах. И я думаю, что теперь, освободившись от деспотичной матери, Эмма воспрянет. Деньги Хессенфилда теперь все твои.., если она уедет. Мы можем отправить ее обратно во Францию и устроить там портнихой. Возможно, это было бы наилучшим выходом из создавшегося положения. Что же касается кражи, мы могли бы выдвинуть обвинение против нее, но я уверен, что тебе этого не хочется.
      И я согласилась с ним.
      Я переговорила с Эммой обо всем этом. Она была очень признательна.
      - Все могло бы пойти по-другому, - сказала Эмма, - если бы был жив мой муж. Я бы осталась на севере, и Жанна никогда бы не увидела мою мать.
      - Но судьба решила иначе, и я думаю, что ты достаточно честна, чтобы не чувствовать себя счастливой в таком положении.
      - Честна? - спросила она с кривой усмешкой. - Ты уличила меня в шулерстве, а кроме того, безоаровое кольцо...
      - Да, - сказала я, - что случилось с моим кольцом?
      - Моя мать хотела, чтобы ты лишилась его, так как она пыталась отравить тебя микстурой. Она ненавидела Сабрину за ее подозрения. "Откуда этот ребенок так много знает? - часто говорила она. - Нет ли у нее второго зрения?" Мама была уверена, что у кольца есть магические свойства, и добивалась его исчезновения. У нее возникла идея заставить Эдди выиграть кольцо. Я слаба, Кларисса, и не заслуживаю твоей заботы. Я снова помогла ей, настроив Эдди на игру.., и помогла ему выиграть в ту ночь.
      - Ты хочешь сказать...
      - Ты же однажды это видела. Он выиграл кольцо благодаря мне. И он любил меня, да, любил, - добавила Эмма печально.
      Она принесла мне кольцо, и я надела его на свой палец, довольная его возвращению. Ведь оно было частью моего наследства Хессенфилда.
      Проблема Эммы была нами разрешена. Эдди попросил ее руки. Он знал, что Эмма не была той, за кого себя выдавала; он знал, что ее мать убила Жанну и что Эмма участвовала в этом; но он верил, что она раскаялась и что под его влиянием может вернуть себе самоуважение. Он искренне любил ее.
      Эдди продал свой дом и решил, что им будет лучше уехать, поэтому он купил ферму в Мидлленде и объявил, что отказывается от азартных игр и что они оба начнут жить по-новому.
      Оставался еще вопрос относительно Жан-Луи. Он вырос в нашей детской; Нэнни Госуэлл очень любила его. Как следует поступить с ним?
      Эмма никогда не была ему настоящей матерью. Она призналась мне, что хочет полного разрыва с прошлым. Жан-Луи почувствовал себя несчастным, когда услышал, что ему предстоит покинуть нас и уехать со своей матерью и ее новым мужем. Он тенью ходил за Нэнни Госуэлл, не упуская ее из виду. Малыш плакал по ночам и видел страшные сны. По утрам он не хотел вставать с постели и жался к спинке кровати. Однажды он спрятался на чердаке, и мы думали, что он потерялся.
      Наконец, мы пришли к заключению, что он должен остаться с нами.., хотя бы на время. Эмма не скрывала облегчения, а что до Жан-Луи, так он был вне себя от радости.
      Итак, Жан-Луи остался с нами, а Эмма уехала.
      Несмотря на все предшествующие события, мой ребенок родился в назначенное время. Девочка с самого начала была сильной и здоровой, и я никогда в жизни не была так счастлива, как теперь, когда держала в руках мою собственную плоть и кровь. Я назвала ее Сепфора, и с момента своего появления она изменила все вокруг. Она была спокойным ребенком и плакала только тогда, когда была голодна или утомлена. Она дарила свои улыбки всем подряд и очаровывала всех окружающих. Ланс обожал ее, и было ясно, что она особенно привязана к нему. Что касается Жан-Луи, он часто стоял у ее колыбели и с удивлением смотрел на нее. Он то и дело трещал погремушкой, чтобы позабавить ее; он складывал цветные кольца в маленький мешок и вынимал их снова, как будто это было самое интересное занятие в мире, только потому, что Сепфоре нравилось это.
      Я думаю, что его привязанность к ней была проявлением его желания стать членом нашей семьи... Как бы то ни было, эта привязанность развлекала всех нас, кроме самой Сепфоры. Она принимала ее как нечто само собой разумеющееся.
      Вот так почти незаметно пробежали годы.
      ЖЕМЧУЖНАЯ НАКИДКА
      Подошли к тому периоду, когда моей дочери исполнилось десять лет. Это был прелестный ребенок и радость для всех нас. К моему сожалению, больше детей у нас не было. Кажется, Ланса это не беспокоило. Он вполне удовольствовался дочерью. Она была похожа на него - высокая, белокурая, с ярко-голубыми глазами, и самым очаровательным в ней была ее улыбка.
      Вероятно, я могла бы сказать, что удачно устроила свою жизнь. Я была счастлива - может, не так восторженно, как это было с Диконом, но тогда мои чувства отчасти объяснялись молодостью и моей первой и неожиданной встречей с любовной романтикой. Ланс был мне хорошим мужем, всегда добрым и нежным, и все-таки не настолько близким, каким я ощущала Дикона, несмотря на то, что мы провели с ним вместе всего несколько дней. У Ланса были свои секреты (он действительно был очень скрытным человеком), и я всегда чувствовала, что они стоят между нами. Я часто думала, что азартная игра была моей соперницей и что его страсть к ней превосходила страсть, испытываемую ко мне. Я привыкла считать, что он проиграет нас всех, если азарт будет достаточно силен. Это была глупая мысль, однако я была уверена, что в ней есть доля правды.
      Эта неудовлетворенность моим браком была весьма неопределенной. Трезво рассуждая, я упрекала себя за стремление к невозможному, свойственное, очевидно, большинству людей, хотя гораздо умнее было бы радоваться тому, что у них есть. Они мечтают об идеале, о недостижимом и проводят свои жизни, не оценив того, что имеют, так как это вполне соответствует их мечтам.
      Ланс часто пребывал в финансовых затруднениях, фактически он постоянно жил на грани. Он готов был рискнуть всем своим достоянием, чтобы выиграть. Я знала, что это нравилось ему и что я должна принимать его таким, каков он есть. Но, как я уже говорила, это разделяло нас. Он обычно никогда не признавался в своих проигрышах. Если я спрашивала его, как идут дела, он всегда отвечал, что все замечательно. Я полностью выключалась из его игорной жизни, а так как она была для него более значимой, чем все остальное, мы не могли быть очень близки.
      Сабрина выросла в красивую молодую женщину, имевшую большое внешнее сходство с моей матерью Карлоттой, которая внесла столько осложнений в нашу семью. Но в остальном Сабрина не была похожа на Карлотту. Она была решительной, волевой, веселой и предприимчивой. Правда, у Карлотты тоже были все эти черты, но преобладающей чертой характера Сабрины была забота о слабых.
      Мне кажется, что она начала с заботы обо мне, и связь между нами с годами не ослаблялась. Она присматривала за мной, защищала меня, наблюдала за мной точно так же, как она делала это в прежние дни, когда подозревала, - и справедливо, - что моя жизнь находится в опасности.
      Я имела для Сабрины особое значение, потому что она спасла меня, и это внесло изменения в ее жизнь, ибо я считаю, что она продолжала бы мучаться воспоминаниями о том ужасном дне, когда непослушание привело к смерти ее матери.
      Я любила Ланса и Жан-Луи, а Сепфора была моим родным и любимым ребенком, но чувство между Сабриной и мной было таким сильным, что ничто не могло соперничать с ним. Она понимала это и была удовлетворена. Ревность, присущая ей в раннем детстве, исчезла. Сабрина была спокойна и уверенна, и это Доставляло мне большую радость.
      Мы представляли собой счастливое семейство, поскольку все пришли к определенному соглашению друг с другом. Нэнни Керлью оставалась с нами, несмотря на то, что Сабрина стала девятнадцатилетней девушкой, не нуждающейся в няньке. Вместе с Нэнни Госуэлл она занималась Сепфорой. Эти две няни делали сотни полезных вещей, и мы не могли вообразить нашу семью без них.
      Мы проводили время между Клаверинг-холлом и Альбемарл-стрит, нанося редкие визиты в Эверсли, который казался теперь изменившимся. Присцилла и Ли жили в большом доме, Эверсли-корте; дядя Карл находился в армии. Эндерби был продан, а Довер-хаус - пуст. Перемены всегда неизбежны, но по сравнению со старыми днями, все там слишком изменилось. Что касается меня, мне было за тридцать и молодость моя прошла.
      Я думала, что Сабрина рано выйдет замуж, и была удивлена, что она не сделала этого до девятнадцатилетия. Несомненно, она была очень привлекательна, и некоторые молодые люди хотели жениться на ней, в том числе и те, кто был бы очень желателен в качестве мужа. Сабрина наслаждалась их восхищением и ухаживаниями, но не желала выходить замуж.
      Как раз вскоре после ее девятнадцатилетнего дня рождения Ланс подарил мне накидку. Это была красивая вещь, украшенная кружевом и тысячами крошечных жемчужин, таких же серебристо-серых, как и вся накидка, которую было очень приятно ощущать на плечах при посещении званых вечеров. Накидка была чрезвычайно элегантной и в то же время очень приметной. Окружающие никогда не уставали восхищаться ею, когда я ее надевала; если я не делала этого, многие справлялись, что же случилось с моей прекрасной жемчужной накидкой.
      В обществе мы часто встречали одного человека. Он с первого взгляда не понравился мне. Это был крупный цветущий мужчина с чувственным лицом, на котором была написана снисходительность своим слабостям: он был чревоугодником, изрядно выпивал и имел ненасытный сексуальный аппетит. Его имя было сэр Ральф Лоуэлл, но обычно его звали сэр Рэйк, и ему очень нравилось это обращение. У него был приятель - бледнолицый мужчина, такой же высокий, как и он сам, но приблизительно вдвое тоньше. Сэр Бэзил Блейдон обладал довольно неприятным выражением лица, очень маленькими бледно-голубыми глазами, которыми он мгновенно подмечал чужие слабости, и тонким кривым ртом, который, казалось, радуется этим слабостям.
      Я часто говорила Лансу:
      - К чему нам Лоуэлл и Блейдон? Мы прекрасно обошлись бы и без них.
      - Дорогая, - отвечал Ланс, - Лоуэлл - один из самых отчаянных игроков, каких я когда-либо знал.
      - Даже азартнее тебя? - спрашивала я. Ланс улыбался с невозмутимым добродушием:
      - Я - сама осторожность по сравнению с ним. Нет, мы должны принимать Лоуэлла. К тому же он все равно будет приходить к нам. Я замечал, что ему вовсе не требуется приглашение.
      - А мне не нравится его пребывание в нашем доме, так же как и человек, который приходит с ним.
      - О, Блейдон бродит за ним, как тень. Ты просто не обращай на них внимания, если они тебе не нравятся.
      И каждый раз, когда я упоминала о своей неприязни к этим двум мужчинам, Ланс отводил мои возражения веселым замечанием, которое было гораздо эффективнее протеста.
      Поэтому мы продолжали терпеть сэра Рэйка. И я была слегка обескуражена, когда его сын Реджинальд стал дружить с Сабриной. Реджи, как все его звали, был скромным созданием, совершенно противоположным своему отцу. Это был высокий, неуклюжий молодой человек с тусклыми глазами и кожей, очевидно, подавленный масштабностью отца, который явно презирал его. Он немного хромал, кажется, из-за падения в младенческом возрасте. Его мать умерла вследствие выкидыша, когда пыталась произвести на свет другого сына, которого страстно желал сэр Рэйк. Так что его единственным сыном был Реджи.
      Видимо, это было типично для Сабрины, что она заинтересовалась Реджи. Сабрине нравилось присматривать за людьми, устраивать их дела, заботиться о них, и поэтому она должна была найти кого-то, нуждающегося в опеке. Несчастный Реджи, слегка искалеченный, подавленный своим отцом и пренебрегаемый большинством людей, полностью соответствовал этой роли.
      Я уверена, что сначала он вызывал у Сабрины просто жалость. Другие молодые женщины избегали его общества; ей же нравилось показывать им всем, что она, наиболее привлекательная среди них, охотно уделяет некоторое внимание бедняге Реджи.
      Она везде разыскивала его. Сначала бедный молодой человек смущался, а затем стал ухаживать за ней, и если она не появлялась, он бывал несчастен; когда же она приходила, его глаза вспыхивали таким обожанием, что я начала тревожиться.
      Они частенько болтали вместе, и Сабрина даже убедила его танцевать с ней. Реджи был весьма неуклюж из-за своего дефекта, но Сабрина всегда делала вид, как будто наслаждается танцем, и я слышала однажды, как она сказала юноше, что никто не может соперничать с ним.
      Я поговорила с Лансом об этом. Он пожал плечами и сказал, что глупо вмешиваться в дела молодежи.
      - А вдруг она выйдет за него замуж? - настаивала я.
      - Ну что ж, если они придут к согласию.
      - Я хочу сказать, будет ли это разумно? Реджи очень зависим от своего отца, и если Сабрина войдет в его дом... Одна эта мысль заставляет меня содрогаться.
      Ланс думал иначе. Он беспечно произнес:
      - Подобные дела устраиваются сами собой. Именно в такие моменты я чувствовала раздражение и разочарование в нем. Дикон наверняка понял бы мои опасения. По крайней мере, он обратил бы на них внимание.
      Я решила поговорить с Сабриной.
      - Считаешь ли ты благоразумным уделять столько внимания Реджи Лоуэллу? спросила я.
      - Мне нравится Реджи, - ответила она. - И думаю, что я нравлюсь ему.
      - Это несомненно, - сказала я. - Но в этом-то и беда. Ты ему нравишься слишком сильно. Кажется, он любит тебя.
      Она кивнула, мягко улыбаясь.
      - Послушай, Сабрина, - продолжала я, - мне понятно, что ты жалеешь его, но правильно ли наводить его на мысль...
      - На какую мысль?
      - Ну, что ты могла бы выйти за него замуж.
      - Почему же ему не думать об этом?
      - Но ты не должна так делать.
      - Почему?
      - О, Сабрина, неужели ты считаешь, что любишь его? - Она заколебалась, и я торжествующе продолжала: