Роковой шаг

      Когда мы заканчивали ужинать, вошла жена трактирщика, чтобы спросить Ланса, не хочет ли он портвейна. Он сказал, что не откажется, и она добавила, что с минуты на минуту ожидает прибытия дилижанса, поскольку это был его день по расписанию.
      - Все приедут голодные, - продолжала она, - но мы готовы к этому. Дилижансы приносят нам хороший доход. Они всегда приходят приблизительно в одно и то же время. У меня достаточно мяса для всех пассажиров, оно горячее, и его можно подавать, как только они появятся.
      Принесли портвейн, и Ланс, не торопясь, стал потягивать его. В этот момент во двор трактира с грохотом въехал дилижанс, из него стали выходить уставшие пассажиры - замерзшие, голодные, с измученными, бледными лицами.
      - Входите, - сказал хозяин. - Здесь можно согреться у огня, и вас немедленно накормят. Хозяйка вбежала в гостиную.
      - Приехали, - объявила она. - Сомневаюсь, что такие господа, как вы, захотят находиться с ними в одной комнате. Я их задержу, пока вы допьете свой портвейн, милорд.
      Мне понравилось, что Ланс сразу поднялся.
      - Нет, - сказал он, - пусть они войдут. Я могу взять портвейн к себе в комнату. Бедняги! Мало радости путешествовать в таких дилижансах. Я слышал, их называют "костоломками". Пойдемте, Кларисса, пусть они поедят.
      - Благодарю вас, сэр, - сказала женщина. - Очень мило с вашей стороны проявлять заботу о других.
      Я улыбнулась Лансу, подумав, что, несмотря на все свои наряды и щегольство, он был истинным джентльменом.
      Выходя из гостиной, мы услышали, что кто-то еще подъехал к трактиру, и только мы собрались подняться по лестнице в наши комнаты, как в гостиную торопливо вошли три человека. Они были модно одеты, и один из них, учуяв запах еды, которую готовились внести в комнату для пассажиров дилижанса, воскликнул:
      - Господи! Какой аппетитный запах! Что это, женщина?
      Жена трактирщика с безошибочным инстинктом узнав в вошедших господ, сделала книксен и сказала:
      - Это ужин, которым мы собираемся кормить прибывших пассажиров дилижанса, милорд.
      - Тогда подай нам этой аппетитной еды, прежде чем займешься пассажирами.
      Хозяин вышел, подобострастно потирая руки, но не скрывая тревоги.
      - Любезные милорды, - сказал он, - эта еда только для пассажиров дилижанса. Ее заказывают заранее. Дилижанс ходит по расписанию, и мы обязаны быть готовы к его прибытию. Другой горячей пищи у нас нет. Но я могу предложить вам прекрасный сыр и свежий ячменный хлеб с хорошим вином...
      - Прекрасный сыр! Любезнейший, мы хотим горячего! Пусть эта компания поделит между собой то, что останется, когда мы насытимся. Или дай им своего прекрасного сыра. Не сомневаюсь, они будут удовлетворены. А нам подай горячее.., и не мешкай. Мы едем издалека и проголодались.
      Одна из пассажирок дилижанса услышала разговор. Это была крупная, краснолицая женщина с решительным подбородком; сразу было видно, что она привыкла поступать по-своему.
      - О нет, этого не будет! - воскликнула она. - Этот ужин для нас. Он заранее заказан для пассажиров. Так что оставьте эти ваши штучки, мой высокомерный лорд, ибо я и мои спутники не потерпим этого.
      Прибывший господин с удивлением осмотрел женщину через монокль, свисающий с его элегантного камзола.
      - Хозяин, - сказал он, - это существо оскорбляет меня. Удалите ее.
      Женщина подбоченилась и в упор посмотрела на него.
      - Поосторожнее, петушок задиристый! - заорала она. - Иначе выводить будут не меня.
      - Да эта тварь еще дерзит.
      Господин сделал несколько шагов, и она пошла ему навстречу. Он выставил вперед руки, словно желая отстранить ее, но на самом деле нанес ей удар, от которого она отлетела к лестнице.
      Тогда вперед выступил Ланс.
      - Так не обращаются с дамой, сэр, - сказал он. Человек удивленно посмотрел на него и, казалось, был поражен, столкнувшись лицом к лицу с равным ему.
      - Вы сказали - с дамой, сэр? - спросил он, ухмыляясь.
      - Да, я так сказал. Я слышал ваш спор. Горячая пища была приготовлена ко времени прибытия дилижанса. Неожиданные гости не могут рассчитывать на то, что предназначено для других.
      - Разве, сэр? Разрешите спросить, а вы готовы довольствоваться хлебом и сыром?
      - Нет, я только что поужинал замечательной говядиной. Но я приехал вовремя и не взял ничего, что предназначалось не мне.
      - Вы вмешиваетесь не в свое дело.
      - Наоборот, это очень даже мое дело. Я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как хороших людей лишают того, что принадлежит им по праву.
      - Вы не собираетесь стоять в стороне? Ланс вынул шпагу и стоял, улыбаясь. Я сильно испугалась за него. Нападающих было трое против одного. Но все равно я гордилась Лансом.
      - Будь я проклят, если это не Клаверинг, - сказал один из них.
      - А, так это ты, Тимперли, - резко ответил Ланс. - Удивлен, увидев тебя в подобной компании.
      - Успокойся, Клаверинг, что тебе за дело до этой черни, путешествующей в дилижансе?
      - Люди заслуживают того, чтобы их права уважали, путешествуют ли они в дилижансе или в своей карете. Я говорю, что они получат полагающийся обед, а вы, я уверен, отлично утолите свой голод горячим хлебом и вкусным сыром. "Откормленная куропатка" - отличный трактир. Портвейн тоже хорош. Вам он понравится, Тимперли.
      - Послушайте, Клаверинг, - сказал первый человек, - стоит ли беспокоиться из-за этого?
      - Все равно, - ответил Ланс. - Просто я беспокоюсь, и все. Я вызываю любого из вас на дуэль. Пусть она и решит этот вопрос.
      - Идет, - сказал первый.
      - Осторожнее! - предупредил Тимперли. - Ты же знаешь репутацию Клаверинга!
      - Боитесь? - спросил Ланс. - Ну же, давайте. Который из вас? Ставим горячую говядину с клецками против хлеба с сыром.
      - Я принимаю вызов, - ответил первый из них и выхватил шпагу.
      - Джентльмены! - воскликнул Ланс. - Давайте заключим пари. Каковы ваши предложения? Скажем, вы даете мне двадцать фунтов, если я выиграю. Если же нет.., но, черт Я так уверен в победе, что даю по двадцать каждому, если он проткнет меня первым.
      - Спор решит первый удар? - спросил просиявший Тимперли.
      - Пусть будет так, - сказал Ланс.
      - Когда начнем?
      - Здесь и сейчас.
      Хозяин и хозяйка стояли в испуге, несколько пассажиров с изумлением следили за спором Они шепотом обсуждали причину дуэли, глядя на Ланса почти с обожанием. Я гордилась им и в то же время боялась за него, но в глубине души знала, что он победит. Другого исхода я просто не могла представить, и с первым ударом шпаг меня охватило общее возбуждение. Я молилась за успех Ланса.
      - Ланс.., ну же, Ланс! - шептала я. Пассажиры дилижанса подняли шум, орали и свистели, а хозяин стоял, сжимая и разжимая кулаки.
      Через несколько мгновений все было кончено. Ланс победил. Он проткнул своего соперника, забрызгав кровью его элегантные манжеты, издал победный возглас, поднял шпагу и застыл на несколько секунд, словно средневековый рыцарь, победивший в борьбе добра со злом.
      - Двадцать фунтов мне и обед для пассажиров! - воскликнул он. - Какая замечательная схватка!
      Трое господ опечалились, но смирились со своей судьбой. Деньги перешли из рук в руки, и господа удалились в гостиную, а пассажиры дилижанса толпой повалили в столовую, болтая о приключении, с которым они встретились.
      Ланс коснулся моей руки:
      - Пора на покой. Нам надо встать рано утром. Он взял меня под руку, и мы стали подниматься по лестнице. Когда мы подошли к моей комнате, он спросил:
      - Что вы думаете о нашем маленьком скандале?
      - Я гордилась вами, - сказала я.
      - О, благодарю вас.
      - Но мне жаль, что в это дело вмешались деньги. Они все испортили.
      - Если пассажиры получили свой обед, должен же я тоже что-то получить?
      - Это досадно. До того момента казалось, что вы совершаете благородный поступок, защищая людей из дилижанса. А потом получилось, что все это вы затеяли ради денег.
      - Я никогда не упускаю случая рискнуть.
      - Да, знаю. Но насколько было бы лучше без этого.
      Ланс взял меня за подбородок и посмотрел мне в лицо.
      - Ваша беда в том, Кларисса, что вы всегда ищете совершенство. Не надо. Понимаете, вы никогда не найдете его.
      - Почему?
      - Потому что его нет в мире.
      Я подумала о Диконе. Разве это не было совершенством? Да, пока мы не расстались. Возможно, Ланс прав и в жизни нет совершенства. Надо быть готовой к этому, не искать его и не надеяться, а просто принимать все как есть.
      Ланс задумчиво улыбался мне. Потом он наклонился и легонько поцеловал меня.
      - Как следует выспитесь, моя дорогая, и вставайте пораньше. На рассвете мы должны выехать.
      ПРИГОВОР
      Когда мы отъехали от трактира, на небе появились первые лучи солнца. На самом деле было не так уж и рано, ведь в это время года дни короткие. Ланс сказал, что мы прибудем домой к Рождеству и моя семья, конечно, будет рада этому.
      Мы больше не видели ни Тимперли, ни его друзей.
      Но нескольких пассажиров мы встретили, потому что дилижанс тоже должен был рано отправляться. Одна из пассажирок сказала мне о Лансе:
      - У вас превосходный кавалер.
      Я засияла от гордости и согласилась с ней. И мы уехали.
      Ланс, казалось, забыл о вчерашнем инциденте. Наверно, в той волнующей жизни, которую он вел, это было обычным явлением. Он пел и то и дело заставлял меня подпевать ему. Когда я начинала петь, мое настроение поднималось. Такое воздействие оказывала на меня его компания.
      В положенное время мы подъехали к трактиру "Бочка и виноград", где, как сказал Ланс, о нас хорошо позаботятся. Я заметила, что он настоящий знаток трактиров.
      - Да, я бывалый путешественник, - ответил он.
      Мы вошли, и нам опять подали очень хороший ужин. Мы познакомились с другими гостями, на этот раз настроенными дружелюбно.
      Двое мужчин путешествовали со своими женами, и по всему было видно, что это благородные люди. Из дружеской беседы с ними мы узнали, что они направляются домой, в Лондон. Они знали Ланса понаслышке, и им было приятно оказаться в его обществе.
      Во время совместного ужина выяснилось, что у них с Лансом были общие знакомые.
      - Я помню старого Черрингтона, - сказал один из них, - За одну ночь он потерял двадцать тысяч в этом.., как его... "Кокосовом дереве".
      - Там целые состояния переходили из рук в руки, - сказал Ланс, сверкая глазами. - Одно время это был самый многолюдный игорный притон в Лондоне.
      - Послушайте, - сказал один из мужчин, - а не встряхнуться ли нам прямо сейчас?
      - Меня это вполне устраивает! - воскликнул Ланс.
      Сердце у меня упало. Я надеялась, что мы посидим и поболтаем всласть. Но Ланса уже охватила лихорадка азарта, и он не мог отказать себе в удовольствии.
      Как только ужин был закончен, они сразу же начали играть. Ланс повернулся ко мне и предложил пораньше лечь спать, так как мы должны отправляться на рассвете, если хотим завтра же попасть в Лондон.
      Я поняла, что от меня отделываются, и, приняв равнодушный вид, пожелала компании спокойной ночи.
      Хотя я не переставала думать о Диконе и волновалась за него, меня несколько уязвило то, что Ланс предпочел меня компании этих незнакомцев. Почему он хватается за малейшую возможность потерять свои деньги? Более того, он оставил меня одну, объяснив нашим попутчикам, что я племянница генерала Эверсли и что ему поручили сопровождать меня до Лондона, причем поспешил добавить, что это для него самое приятное поручение.
      На меня не подействовали эти льстивые речи, и все равно я сердилась, потому что он так легко отпустил меня, чтобы насладиться игрой со своими новыми друзьями.
      Я разделась, легла, но заснуть не могла. Я вновь переживала дни, проведенные с Диконом, вспоминала все его слова и чудесное зарождение любви между нами. Это можно было сравнить с восходом солнца: сначала появляются первые проблески света на небе, потом вдруг выплывает солнце во всей своей красе, чтобы коснуться всего живого каким-то мистическим волшебством.
      Чем больше я сердилась на Ланса, тем поэтичнее мне казались наши отношения с Диконом; но, что удивительно, даже в разгар своих мечтаний я чувствовала глубокую обиду на Ланса.
      "Он заядлый игрок, - говорила я себе. - Это большой изъян в его характере. Да, он был достаточно благороден, когда вступился за пассажиров дилижанса, но, вероятно, только потому, что для него это была игра".
      Ночь проходила, а я еще не слышала его шагов на лестнице. Подойдя к двери, я выглянула. Все было тихо. Я на цыпочках дошла по коридору до комнаты Ланса и осторожно открыла дверь. Он сюда и не поднимался: комната была пуста, кровать не тронута. Значит, он все еще был внизу, играл с теми людьми. Часы показывали два часа ночи. Я снова легла, думая, сколько же он проиграл.., или выиграл.
      Был уже четвертый час, когда я услышала, как Ланс на цыпочках поднимается по лестнице.
      Я вскочила с кровати и открыла дверь, оказавшись лицом к лицу с ним.
      - Кларисса! - воскликнул он.
      - Вы знаете который час? Он засмеялся.
      - Четвертый?
      - И все это время вы были там.., играли. Ланс подошел ко мне.
      - Вы не могли уснуть? - спросил он.
      - Конечно! Я беспокоилась.
      - Обо мне?
      - Я думала о Диконе.
      - Ах, да. Ну, это довольно глупо с вашей стороны. Вам следовало бы крепко спать. Вы понимаете, что через несколько часов мы должны быть в пути?
      - А вы понимаете это?
      - Я могу спать очень мало.
      - Вы.., выиграли?
      Он печально посмотрел на меня и покачал головой.
      - Тем не менее это была славная игра.
      - Значит, вы проиграли!
      - В этом и состоит риск.
      - Сколько?
      - Не очень много.
      - Сколько? - повторила я. Ланс засмеялся.
      - Вы такая строгая! Ну ладно, пятьдесят фунтов!
      - Пятьдесят фунтов!
      - Это была длинная партия.
      - Я думаю, это глупо. Спокойной ночи.
      - Кларисса... - Он шагнул ко мне и положил руки мне на плечи. - Благодарю за вашу заботу, - сказал он, притянул меня к себе и поцеловал.
      Я в смятении отпрянула.
      - Спокойно ночи, - тихо сказал Ланс. - Теперь идите спать. Помните, мы рано отправляемся.
      Он пошел в свою комнату, а я вернулась в свою. Он взволновал меня и даже напугал своим поцелуем. Я очень хорошо осознавала, что едва одета, и может быть, мои чувства как-то перемешались с тем, что я чувствовала к Дикону.
      Я сказала себе, что Ланс меня раздражает и что с его стороны не очень-то галантно было отослать меня в постель, словно я ребенок.
      Я легла на кровать. Мне было холодно, и сон не шел, но наконец я уснула. Как мне показалось, почти сразу же, меня разбудил стук в дверь, давая мне знать, что пора подниматься.
      ***
      Мы уехали рано, как и планировали. На Лансе никак не отразилась кратковременность ночного отдыха. Он был так же весел и готов развлекать меня всякими историями о своих приключениях.
      Я не могла не думать о прошлой ночи и вновь высказала свое неодобрение по поводу его большого проигрыша.
      - Вы только позапрошлым вечером выиграли двадцать фунтов и тут же проиграли их.., и даже больше.
      - С игроками всегда так, - сказал он. - Выигрыши как бы пришпоривают нас играть дальше.., чтобы проиграть еще больше.
      - Значит, это очень глупая привычка.
      - Вы правы. Но со временем вы удивите, что существует много глупых вещей, которым нельзя противостоять. В этом вся трагедия.
      - Я думаю, небольшое усилие воли...
      - И опять вы правы.., только не не большое в данном случае, а очень значительное.
      - Я была так рада, что вы выиграли, и притом столь благородным образом.
      - Бесполезно думать о таких делах, дорогая Кларисса. Выигранное в "Откормленной куропатке" благополучно перекочевало в другой карман, а пассажиры дилижанса давно уже забыли о своем хорошем ужине.
      - Мне кажется, они долго будут вас помнить и рассказывать об этом своим детям.
      - Это похоже на свет свечи в темном мире. Свечи чадят, Кларисса, и быстро сгорают. Какая унылая беседа! Скоро мы будем в Лондоне. Там мы проведем ночь в моей резиденции, а на следующий день отправимся в Эндерби. Ваше приключение почти закончилось. Благодарю вас, что позволили мне принять в нем участие.
      - Это я должна вас благодарить.
      - Путешествие было чудесным. Дуэль манер в "Откормленной куропатке", потеря пятидесяти фунтов прошлым вечером, лекция о моих порочных привычках, но самым лучшим, моя дорогая, милая Кларисса, было ваше общество.
      Я смягчилась. Его манеры были очаровательны, и, возможно, он нравился мне именно из-за его очевидных недостатков.
      Мы продолжали наш путь. Увидев большие каменные стены могучего Тауэра и реку, бегущую, как лента, среди полей и домов, я вдруг разволновалась. Уже темнело, когда мы проехали через город и добрались до Альбемарл-стрит, где находилась лондонская резиденция Ланса.
      Наш приезд вызвал всеобщую суматоху. Казалось, слугам не было числа. Ланс объяснил им, что следует приготовить комнату для племянницы генерала Эверсли, которую он завтра должен доставить к ее семье за городом. А пока нашим главным желанием было поесть и отдохнуть после такого длительного путешествия.
      Это был очень красивый дом, и при этом отнюдь не старый. Потом я узнала, что он был построен по проекту Кристофера Рена вскоре после большого лондонского пожара, когда знаменитый архитектор вновь отстраивал большую часть города. Дом был небольшой, по меркам Эверсли, но он обладал элегантностью, которой недостает большим домам. Великолепные панели, резная лестница изысканного рисунка и все остальное вовсе не отличалось пышностью, как можно было ожидать, зная Ланса; наоборот, все было в наилучшем вкусе и производило впечатление даже на таких как я.
      Хозяйство велось безупречно, если судить по той скорости, с какой были приготовлены наши комнаты и подана еда.
      Мы сидели в комнате с окнами от пола до потолка, обеспечивающими максимум света. На столе стоял серебряный канделябр, и при этом мягком освещении все окружающее казалось чрезвычайно приятным.
      - Ваш дом очень красив, - сказала я Лансу.
      - Благодарю вас, Кларисса. Я сам его очень люблю и много времени провожу здесь.., больше, чем за городом. Как вы могли догадаться, я - городской человек.
      - Ну, естественно, ведь игорные дома находятся здесь, - ответила я.
      - О, в сельской местности с этим тоже неплохо. Там есть много способов, чтобы потерять деньги, уверяю вас.
      - Накопление их, вероятно, не приносят такого удовольствия.
      - Разумеется.
      - А мне это было бы приятно. Я бы радовалась, глядя, как их становится все больше, - сказала я.
      - Дорогая безгрешная Кларисса, пример для всех нас.., и в особенности для глупых игроков! Попробуйте супа. Это гордость моего повара. Мне кажется, у него на кухне всегда кипит котел с этим супом.
      - Вам здесь очень хорошо прислуживают.
      - Я слежу за этим. Мне нравится, чтобы мне хорошо служили.., после игры, конечно.
      - Я уже многое о вас знаю.
      - О, это звучит угрожающе. Но я тоже понемногу вас узнаю.
      - Я часто думаю, что человек совершает ошибку, пытаясь узнать слишком много о других людях.
      - Это очень глубокомысленное высказывание! - заметил Ланс.
      Так мы подшучивали друг над другом.
      Я провела ночь в восхитительной комнате. В камине горел огонь, и, едва коснувшись мягкой постели, я провалилась в глубокий сон.
      Меня разбудила служанка, которая принесла горячей воды. Было еще темно, но она сказала, что сэр Ланс просил меня быть готовой к отъезду, как только станет светлее.
      Странно, но я почувствовала сожаление, что мое приключение почти закончилось. Я все еще находилась под впечатлением всего происшедшего и только-только начинала понимать, как меня радуют дни, проведенные с Лансом.
      Мы оставили уютный дом на Альбемарл-стрит и двинулись на юго-восток. По пути были две остановки, причем последняя - в историческом городке Кентербери. До Эверсли оставался день пути.
      Везде, где бы мы ни проезжали, любой завязываемый нами с кем-либо разговор, обязательно сводился к теме восстания шевалье Святого Георга, или Претендента, как его чаще называли.
      В воздухе носился страх перед новой войной. Мне было очень тревожно, когда я думала, что если дело действительно кончится войной, то Дикон будет по одну сторону, а моя семья - по другую.
      Ланс выглядел немного подавленным, когда мы выехали из Кентербери.
      Я спросила его: не думает ли он о том мученике, который был умерщвлен в соборе? Или это судьба святого Томаса занимает его ум и насылает меланхолию?
      - Нет! - воскликнул он. - Должен признаться, я о нем почти не думал. Вы, разумеется, знаете, что есть только одна причина моей грусти - скорая разлука с вами.
      Я так счастлива была услышать это от него, что засмеялась от удовольствия; но потом я вспомнила Дикона, и мне стало стыдно.
      - Вы привыкли говорить то, что люди хотят от вас услышать, - сказала я.
      - Неплохая привычка, согласитесь.
      - Если вы действительно так считаете...
      - Уверяю вас, я говорю сущую правду, когда утверждаю, что редко радовался чему-нибудь в своей жизни больше, чем нашей маленькой прогулке. Благодарю вас, дорогая Кларисса, что удостоился такого счастья.
      - Чепуха! Вы же знаете, что это я должна вас благодарить, - ответила я. Боюсь, я была скучной компанией.
      - Конечно, нет. Несмотря на все, что случилось, я надеялся, что вы получили удовольствие от нашей поездки.
      - Я была счастлива, насколько это возможно, принимая во внимание все происходящее и то, как я беспокоюсь.
      Дальше мы ехали молча. Думаю, мы оба были немного взволнованы.
      В тот же день мы приехали в Эндерби.
      Дамарис удивилась, когда поняла, кто приехал. Она затискала меня, а потом я попала в руки Джереми.
      - О, Кларисса.., мы так волновались.., так тревожились.., вся эта ситуация!
      Демон прыгал вокруг, и меня радовало, что Ланс ему сразу понравился.
      Я должна была увидеть Сабрину, которая подросла, пока я отсутствовала; в Эверсли-корт и в Довер-хаус были посланы письма, и мы ожидали приезда всех родственников в Эндерби. Это было целое событие.
      Ланс остался на ночь; все члены семьи благодарили его за то, что он благополучно доставил меня домой. Они были потрясены моей историей, которую я подробно им рассказала, умолчав, конечно, о нашей с Диконом любви.
      - Бога надо благодарить за этого Дикона, - сказала Дамарис. - О, дорогая моя, какой опасности ты подвергалась!
      - Проклятые якобиты, - ворчал прадедушка Карлтон. - Я бы всех их перевешал. А этого Претендента.., веревка - это для него слишком хорошо.
      Итак, я опять очутилась в своей семье, и казалось даже странным, что я вновь сплю в своей кровати.
      Наступило Рождество. Дамарис постоянно повторяла, как она рада, что я успела приехать к празднику. Кроме того, не то сейчас время, чтобы путешествовать по стране. Могла бы начаться гражданская война, которая обернулась бы настоящим бедствием, и все из-за того, что какие-то люди хотят посадить этого Претендента на трон.
      Дамарис не сомневалась, что преданная королю армия, которой командовал дядя Карл, скоро положит конец всей этой чепухе - но сначала все-таки будут неприятности.
      Жанна была счастлива, что я вернулась. Она плакала и приговаривала надо мной:
      - О, Кларисса, с тобой все время что-нибудь случается; такая уж у тебя судьба! Тебя тайком увозят из Англии и привозят во Францию; ты живешь в великолепном доме, потом в подвале. Оттуда тебя увозят домой... О, как я счастлива, что ты опять с нами! "Рождество! - говорила я. - Что за Рождество без маленькой Клариссы!" У меня есть малютка Сабрина.., да, у меня есть маленькая. Но к тебе у меня какое-то особое чувство... Понимаешь, - она показала на сердце, - что-то здесь есть,.
      - Жанна, я всегда буду любить тебя! - торжественно пообещала я.
      И мы обе заплакали.
      Я не могла всем сердцем отдаться праздничному веселью, потому что постоянно думала о том, где Дикон и услышу ли я что-нибудь о нем. Кое-какие новости доходили до нас о Претенденте. Он покинул Барле-Дюк, где жил в последнее время, ибо его уже не принимали при французском дворе, и, переодевшись слугой, поехал в Сен-Мало, где пытался сесть на корабль, отплывающий в Шотландию. Это ему не удалось, и в середине декабря он направился в Дюнкерк. С помощью сопровождавших его членов свиты ему удалось найти корабль, который согласился доставить его в Шотландию, и за три дня до Рождества он высадился в Питерхезе.
      Эти новости наполнили меня тревогой: я не сомневалась, что произойдет жестокая схватка, а значит, Дикон будет в самой гуще ее.
      Дни проходили, не принося новостей. Семья была поражена, узнав, что у меня есть единокровная сестра. Эту тему они не хотели обсуждать открыто; они сожалели о том, что мои родители не были женаты, и считали позором то, что у Хессенфилда была еще одна незаконная дочь.
      Я очень много думала о тех днях в Париже, когда Эмма, наверно, жила недалеко от меня, и самым лучшим способом вспомнить их были разговоры с Жанной. Естественно, о нашей жизни там она помнила значительно больше, чем я. Я задавала ей множество вопросов и почувствовала, будто снова вернулась туда.
      Я заставила ее рассказать о нашей жизни в отеле.
      - Ты слышала когда-нибудь об Эмме и ее матери?
      - Никогда, - твердо ответила она. - Никогда.., никогда. Милорд всегда был с твоей матерью, когда находился в Париже. То и дело он уезжал куда-то, и все это в страшной тайне. Он ездил из Парижа ко двору в Сен-Жермен и обратно в Париж. Но я никогда не слышала о других женщинах.
      - Ты уверена, Жанна? Жанна энергично закивала. Вспоминая, она закрыла глаза и подняла голову к потолку.
      - Я все очень хорошо помню, - сказала она. - Я помню Ивонн, Софи, Армана.., это кучер. Была еще Жермен.., уж больно она нос задирала, важничала. Жермен считала, что ей там не место, что она должна быть госпожой в карете, а не служанкой в таком доме. Потом был Кло, он чистил ботинки и каминные решетки, когда ему приказывали. Славный мальчик, всегда улыбался. Потом там была Клодин, такая же, как Жермен, только менее кичливая. О, я их всех хорошо помню. Однажды, когда милорд и леди Хессенфилд уехали в Сен-Жермен, Жермен оделась в платье миледи. Мы очень смеялись. Она так хорошо представляла. Одно только плохо: ей не хотелось его снимать.., не хотелось снова идти работать.
      - Я в то время была там?
      - Ты могла быть с милордом и миледи или в детской.
      - Я никого не помню, кроме тебя, Жанна.
      - Мой Бог! Ты же была совсем младенцем. Я брала тебя с собой иногда.., в аптеку, например, купить что-нибудь для миледи, что-нибудь с нежным запахом.., или к перчаточникам за новыми перчатками. Небольшие поручения, вроде этих. Я помню, однажды утром мимо нас проехала карета - какой-то молодой любовник, преследующий карету своей любовницы, - и тебя забрызгало грязью. Мне пришлось пойти к чистильщику на углу улицы, чтобы он почистил тебя щеткой. Не могла же я привести тебя домой в таком виде, и надо было немедленно счистить грязь, иначе она въелась бы в твою одежду...
      - Когда ты рассказываешь, Жанна, я все так ясно вижу.
      - Очень многое лучше бы забыть. Мы через все это прошли, правда? Я часто думаю: что стало с Жермен? У нее был любовник, которым она гордилась. Он жил где-то на Левом берегу. Я помню, однажды она осталась с ним на ночь. Кло впустил ее рано утром. Монсеньор Бонтон ничего не узнал. Ты помнишь монсеньера Бонтона? Можно сказать, он руководил нами всеми. Он считался одним из лучших поваров в Париже. Говорили, что сам король хотел бы взять его к себе на кухню. Вероятно, это была пустая болтовня. Но мы все его боялись. Он имел над нами власть. Одно его слово - и нас могли уволить...
      - Жанна, мне кажется диким, что существовала эта женщина, мать Эммы.
      - Наверно, к тому времени он уже порвал с ней.
      - Нет, вряд ли. У нее было его письмо, в котором он писал, что хотел бы, чтобы об Эмме позаботились. Очевидно, он виделся с ней.
      - Кто знает этих мужчин? У самых лучших из них есть свои тайны, и часто эта тайна - женщина. Это ведь мужчины, моя маленькая! Не надо удивляться тому, что они делают.
      Думаю, Жанна была права, но мне трудно было с этим смириться.
      С приходом Нового года начали очень много говорить о Претенденте. Он должен был короноваться в Скоуне, и якобиты уговаривали своих женщин пожертвовать драгоценности, чтобы сделать для него корону.
      Но это были только слухи. В распространяемых памфлетах Яков изображался подобным Богу - высокий, красивый, благородный, энергичный, готовый завоевать то, что по поводу принадлежало ему. Но в действительности все было по-другому. В нем не было обаяния; он не умел привлечь на свою сторону простого человека; он не умел вести беседу; более того, он был меланхоликом, более готовым принять поражение, чем вдохновить на победу.
      Правда заключалась в том, что он не обладал качествами лидера. Граф Map, являвшийся истинным вдохновителем этого восстания, напрасно старался пробудить в нем способности, необходимые для успеха предприятия. Но это было безнадежно, и даже Map понял, что он втянут в гиблое дело. Единственными, кто был готов поддержать Якова, оставались шотландские горцы. Вскоре стало ясно, что разумнее всего было отступить, пока возможно, и ждать удобного случая, чтобы вновь подняться.
      Верные королю Георгу войска были на марше, и Якову оставалось одно возвращаться во Францию.
      В Монтрозе он и граф Map сели на судно и поплыли в Нормандию, прижимаясь к берегу, пока не дошли до Грейвлайнс где сошли на берег. Это было десятого февраля. Все было кончено.