- Он так любит хорошо поесть, - сказала Сабрина ироническим тоном, - что я подумала, как славно было бы запереть его там, где много еды.
      - Он мог объесться и заболеть! - негодующе воскликнула Нэнни Госуэлл.
      - Тогда это послужило бы ему хорошим уроком, - сказала Сабрина сурово.
      - Есть еще кое-кто, кому не помешает урок, - парировала Нэнни Госуэлл.
      Нэнни Керлью сказала, что без наказания не обойтись, и Сабрину послали в постель. Я зашла к ней, когда подошло время спать, и застала ее за чтением.
      - Мне нравится, когда меня посылают в постель, - сказала она благодушно.
      Я попыталась ей объяснить, как мы все беспокоились о Жан-Луи. Сабрина обвила руками мою шею и сказала, что вовсе не хотела тревожить меня, а думала только о старой тете Эмме, которой не вредно побеспокоиться, потому что она отнимает у меня Ланса при помощи этих дурацких старых карт.
      Не было никакого сомнения в ее любви ко мне; что касается меня, то она удовлетворяла потребность моей натуры в детях, которую мой брак далеко не удовлетворял.
      Был и другой случай - снова с картами. Мы уже отобедали, и как раз в тот момент, когда наши гости собирались идти в комнату для игры, на лестнице раздался шум и появилась Сабрина. Она оделась в одной из моих наиболее изысканных платьев, которое свободно висело на ней и волочилось по полу. И это шило еще не все: она нарумянила щеки кармином, густо напудрила лицо и приклеила мушку на подбородок. На ней были мое изумрудовое ожерелье, брошь и безоаровое кольцо.
      - Сабрина! - воскликнула я.
      - Я подумала, что было бы приятно присоединиться к карточной компании, сказала она. Ланс захохотал во все горло.
      - Иди же сюда, Сабрина, - позвал он. - Во что ты будешь играть? Сегодня вечером мы намеревались в "фараон".
      - Как вы пожелаете, - томно сказала Сабрина.
      - Где ты взяла эти вещи? - спросила я.
      - Ты же знаешь. Это твои вещи.
      На лестнице появилась Нэнни Керлью.
      - О, мисс Шалунья, - пробормотала она.
      - Уведи Сабрину, - велела я. - Она собиралась присоединиться к нам, но для нее уже немного поздновато.
      - Я не устала, - нетерпеливо возразила Сабрина. Нэнни Керлью крепко взяла ее за руку и утащила.
      - Что за очаровательное создание, - протянула одна из дам.
      - Это кузина Клариссы, - объяснил Ланс. - Она обеспечивает нас развлечениями. Ну, а теперь за дело. Когда мы наконец займемся "фараоном"?
      Они расселись, и я поднялась в детскую. Сабрина, лишенная пышного наряда и облаченная в свою ночную рубашку, приняла смиренный вид.
      Я смыла косметику с ее гладкой молодой кожи и не смогли удержаться от смеха, когда вспомнила ее недавний вид. Сабрина тоже рассмеялась.
      - Тебе понравилось, правда? - спросила она. - Я была очень смешной?
      - Не стоило появляться в таком виде.., но ты действительно выглядела очень смешно.
      - И Лансу понравилось, - сказала она. Я поняла, что девочка все сильнее привязывается к Лансу, и так как он достигал этого без малейшего усилия, это говорило в пользу его очарования.
      Я еще раз застала сцену в детской, и снова в ней участвовала Эмма. Няни беседовали о вчерашнем происшествии.
      - Там была она, эта шалунья, - говорила Нэнни Керлью. - Вся разукрашенная, с мушками и в пудре. Я никогда не видела ничего подобного.
      Сабрина стояла тут же и внимательно слушала.
      - И не только это, - вставила Жанна. - Она была в лучших изумрудах миледи и с ее кольцом. Все сверкало и блестело...
      - Должно быть, она выглядела смешно, - сказала Нэнни Госуэлл.
      - Она выглядела нелепо, - сказала Эмма. - Этому следует положить конец. Была бы моя воля...
      Сабрина исподтишка высунула язык и посмотрела в сторону Эммы.
      - Все эти драгоценности, - размышляла Жанна, - стоят кучу денег. Да за их цену можно купить цветочный магазин в центре Парижа!
      Эмма сказала:
      - А, привет, Кларисса. Мы разговариваем о прошлой ночи.
      - Сабрина не прочь принарядиться, - сказала я.
      - А где она взяла эти драгоценности? Ты довольно беззаботно с ними обращаешься.
      - Обычно нет. Я собиралась надеть их прошлой ночью, но в последнюю минуту изменила решение. Они лежали в моей шкатулке для драгоценностей.
      - На трюмо, - пискнула Сабрина. - Я знала, где их взять.
      Эмма пожала плечами в знак полной беспомощности.
      Я ничего не сказала. Мне не хотелось обсуждать поведение Сабрины с Эммой, поэтому я повернулась к дверям, и когда она выходила вслед за мной, я услышала ее тихий шепот:
      - Надо что-то делать с этим ребенком. Она вырастет чудовищем.
      Я оглянулась, надеясь, что Сабрина не расслышала ее. Кажется, она действительно не слышала, потому что прислушивалась к Жанне, чьи руки потянулись к Иоанну Крестителю, которого она носила под блузкой. Жанна бормотала:
      - Все эти прекрасные драгоценности. Боже мой, она могла что-нибудь потерять. И этого достаточно для покупки цветочного магазина в центре Парижа.
      ***
      Прошло несколько месяцев, и лето почти кончилось. Наступил сентябрь, и листья пожелтели, но большинство из них еще держались на деревьях, и было так приятно прогуливаться по лесу. Когда я входила в него, то думала, что очень скоро нам придется покинуть деревню ради Лондона, поскольку к началу сезона Ланс хотел быть там. Он умел найти какой-нибудь предлог для возвращения в город, и так как управление имением было в хороших руках, здесь его ничто не держало.
      В деревне тоже можно было играть в карты, но в Лондоне было больше возможностей делать крупные ставки. Лансу нравилось ходить в клубы и играть, и именно в Лондоне у него был круг безрассудных друзей.
      Я решила, что в оставшиеся теплые дни буду ездить верхом или прогуливаться по этим милым, усыпанным листьями тропинкам и наблюдать приход осени с ее туманами, плодами и серебряными паутинами.
      Я отчетливо вспоминаю наше с Сабриной возвращение с прогулки. Она была теперь вполне умелой маленькой наездницей. Ради езды с упряжью она заменила своего пони небольшой кобылой, которую дал ей Ланс. Она очень любила лошадь и все больше привязывалась к Лансу. Ей нравилось его равнодушие к ее выходкам, и мне кажется, что она была немного увлечена его привлекательной внешностью и элегантной одеждой.
      - Он - мой кузен, - сказала она однажды с явным удовольствием. - Конечно, не настоящий кузен, а только благодаря твоему браку с ним.
      Сабрине было трудно чувствовать к кому-либо безразличие. Казалось, что для нее существуют только горячая любовь и пылкая ненависть. Я была очень рада тому, что Ланс начинал входить в группу избранных.
      Итак, мы подошли к тому дню, не подозревая, что могло произойти нечто необычное. У нас был званый обед, и я пошла в свою комнату переодеться. Обычно там хлопотала Жанна, достававшая мои вещи, но в этот день она отсутствовала и ничего не было приготовлено.
      Я позвонила в колокольчик, и одна из горничных пришла на мой вызов.
      - Пожалуйста, найди Жанну и скажи ей, что я жду, - сказала я.
      Она пошла на поиски.
      Это само по себе было странно, так как в подобные дни Жанна всегда принимала важный вид и суетилась в моей комнате задолго до того, как я начинала переодеваться.
      Жанна все не шла. Через некоторое время появилась запыхавшаяся и обеспокоенная горничная.
      - Извините, миледи, но я не могу найти Жанну. Кажется, ее нет в доме.
      Это было уже совсем странно. Неужели она ушла куда-то и потеряла счет времени? Это требовало объяснений. Она никогда не ходила очень далеко. Иногда она прогуливалась по лесу, собирая травы, так как ей нравилось делать медицинские и косметические смеси. Она любила замечать, что все ценное выходит из земли. Эта старая поговорка владела ее воображением.
      Какое-то время я ожидала, что она вбежит, запыхавшись от спешки. Но этого не случилось. Время шло, а Жанна все не возвращалась.
      Я решила надеть парчовое платье кремового цвета, полагая, что мои изумруды хорошо подойдут к нему. Я подошла к шкафу и вынула платье, затем открыла шкатулку для драгоценностей. К моему ужасу, она была пуста. Изумрудное ожерелье и брошь исчезли вместе с безоаровым кольцом.
      Это было совершенно непонятно, и теперь я начинала ощущать тревогу.
      Я пошла в комнату Жанны. Она была пуста. Кровать была аккуратно застелена, но ничто не говорило о присутствии Жанны. Я подошла к шкафу. Он опустел. Ее лучшее черное платье, которое она любила надевать по вечерам, исчезло. Там вообще ничего не было. Я выдвинула ящики комода - все они были пусты.
      Жанна ушла!
      Это было невозможно. Должно было существовать какое-то объяснение. Как будто она могла уйти подобным образом! Как будто она могла исчезнуть, ничего не сообщая мне! Но где же она?
      Я начала неистово искать записку. Ее не было.
      Вернувшись в свою комнату, я дернула шнур звонка. Маленькая горничная появилась опять.
      Я твердо сказала:
      - Найдите Жанну. Пусть все ищут ее. Ее спальня пуста. Вся одежда исчезла.
      Горничная уставилась на меня с открытым ртом.
      - Мы должны найти ее, - сказала я. Однако нам не удалось найти Жанну. Ее не было в доме, и никто не видел, как она выходила, но все ее вещи исчезли.
      Мне нужно было одеваться. Званый вечер должен был состояться независимо от моего настроения.
      Я отбросила парчовое платье. Мне не хотелось глядеть на эту пустую шкатулку. Должно было существовать объяснение исчезновению драгоценностей. Был один ответ, но я отказывалась в него верить, хотя логика событий заставляла меня сделать это.
      Я надела алое платье, довольно вычурное, но, как уверял меня Ланс, сшитое со вкусом.., платье, к которому не требовалось украшений.
      Мне было не по себе. Я была обеспокоена и взбешена. Моя привязанность к Жанне оказалась сильнее, чем я думала. Мне очень не хотелось верить в то, что было фактически единственным логичным выводом.
      Пока я одевалась, в комнату вошла Эмма. Она дрожала от волнения, ее глаза были расширены и сверкали, а щеки сильно покраснели.
      - Где Жанна? - спросила она. - Я хотела сказать ей... Ее здесь нет?
      - Я не могу найти ее. Наверно, ее куда-то вызвали. , - Вызвали! Кто бы мог ее вызвать и разве она могла уйти, не сообщив тебе?
      - Я не могу этого понять, Эмма, и очень беспокоюсь.
      - Исчезла, - бормотала Эмма. - Этого не может быть. Ей было здесь уютно. С чего бы ей уходить? Вдруг глаза Эммы сверкнули догадкой:
      - Не пропало ли что-нибудь?
      Я молчала. Мне не хотелось говорить ей о драгоценностях. Со временем я это сделаю.., но не теперь. Я продолжала убеждать себя, что Жанна вернется и объяснит причину своего исчезновения.
      - Потому что если это так... - продолжала Эмма.
      - О чем ты говоришь?
      - Это ведь очевидно, не так ли? Она вечно толковала о цветочном магазине в Париже. Это была цель ее жизни.
      - Ты не смеешь так думать о Жанне... О, это невозможно! Она так долго была со мной! Она ухаживала за мной в Париже...
      - Жанна всегда стремилась вернуться туда, я это знаю. Цветочный магазин в Париже - предмет ее мечтаний. Собственный магазин. Она всегда к этому стремилась.
      - Неужели бы она ушла, не сообщив мне! Я не верю, что Жанка сбежала. Она была так рада жить с нами.
      - Она вовсе не была сентиментальной, наоборот - жесткой, твердой, как гвозди, я бы сказала.
      - Нет, она не жестокая. Она была так добра ко мне, когда я нуждалась в помощи. Эмма кивнула:
      - Что ж, кто знает? Может, она и вернется. Не взяла ли она какие-нибудь из своих платьев?
      - Все, - ответила я.
      - О, дорогая. Тогда это действительно кажется... Во время этого разговора вошел Ланс.
      - Что случилось? - спросил он. - Все кругом о чем-то шепчутся.
      Я ответила, что исчезла Жанна.
      - Исчезла? Как? Когда?
      - Именно это я и хотела бы знать. Она ушла, и это пока все.
      - Жанна! Я не могу поверить. Я кивнула.
      - Все же я думаю, что нам следует посмотреть, не пропало ли что-нибудь, сказала Эмма.
      - Я не верю, чтобы Жанна взяла чужое... - начала я.
      - Тебе не хочется верить и в то, что она могла уйти без спроса, возразила Эмма. - Ты должна осмотреть комнату и проверить, не исчезло ли что-то ценное Прежде всего драгоценности, так как их легко унести.
      Я почувствовала дрожь, когда Эмма подошла к шкатулке для драгоценностей, лежавшей на трюмо, и открыла ее. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами:
      - Ты в ней что-нибудь держала? Здесь пусто.
      Я нехотя ответила:
      - Кажется, мои изумруды были там.., и безоаровое кольцо.
      - Нет! - Эмма чуть не выронила из рук шкатулку, переводя взгляд с меня на Ланса. - Может, ты положила их еще куда-нибудь... - сказала она.
      Я покачала головой.
      - Ну конечно, ты так и сделала! - воскликнул Ланс. - Они где-то в этой комнате, - Он, как и я, отказывался принять другое объяснение. Несколько секунд он молчал, а затем выкрикнул:
      - Господи, не думаете же вы, что она...
      - Похоже на то, - сказала Эмма. - Кажется, она улизнула из дома с изумрудами, Кларисса. Кто бы мог подумать! Но она так часто говорила о цветочном магазине в Париже. Она часто говорила: "Они стоят цветочного магазина в центре Парижа".
      - Но это абсурд, - убежденно проговорила я. - Это совершенно нелепо.
      - Я надеюсь, что они вернутся, - сказал Ланс. - И Жанна, и изумруды.
      - Они не вернутся, - твердо возразила Эмма. - Я знаю ее характер. Она выросла на задворках Парижа. Жесткая, как гвозди, и острая, как разбитое стекло, выискивающая свой шанс и никогда его не упускающая. Не удивлюсь, если она уже на корабле по пути во Францию. Там она получит предмет своих желаний.., цветочный магазин в центре Парижа. Именно о нем она всегда говорила.
      Я удрученно покачала головой, и Ланс подошел и обнял меня.
      В ту ночь не предпринималось никаких мер. Я никому не позволяла говорить, что Жанна сбежала. Я верила, что она вернется и даст объяснение.
      Обед прошел как обычно, и карточная игра продолжалась, несмотря на случившееся. Я была слишком расстроена, чтобы делать что-либо, и вернулась в спальню.
      Я все еще бодрствовала, когда пришел Ланс. Сейчас меня не интересовало, выиграл он или проиграл. Мои мысли сосредоточились на Жанне. Я живо представляла ее, такую разную, подчас острую на язык, старающуюся спрятать природную сентиментальность за едкими замечаниями, и в то же время добрую сердцем и заботливую. Невозможно было бы забыть, что это она спасла меня, когда я была мала и беспомощна.
      И теперь вдруг узнать, что она - воровка...
      Я никак не могла в это поверить.
      Мы поговорили об этом с Лансом, так как я не могла заснуть, а он, понимая мое самочувствие, тоже не спал.
      Он мягко сказал, что есть только одно объяснение, и мы должны его принять. Жанна решила оставить нас. Людям тяжело жить вдали от родины. Возможно, все эти годы она тосковала о родной Франции. Она мечтала о собственном цветочном магазине. Увидев дорогие драгоценности, она прикинула их стоимость.
      - Искушение было слишком велико для нее, - сказал Ланс. - Бедная Жанна не смогла ему противиться.
      Лансу нетрудно было понять это. Ведь он-то хорошо знал, что такое непреодолимые искушения.
      На следующий день он послал слуг в Дувр и Саутгемптон для выяснения, нет ли там следов Жанны, которая, скорее всего, бежала во Францию. Но никаких сведений о ней найти не удалось.
      Шли недели, и даже я начала верить, что не могло быть другого объяснения. Каждый раз, когда Жанна складывала мои драгоценности - а это вошло у нее в привычку с тех пор, как Ланс подарил мне изумруды, - она мечтала о цветочном магазине.
      Как ни крути, а получалось, что дела обстоят именно так. Искушение оказалось слишком сильным, и Жанна покинула меня ради собственного цветочного магазина в центре Парижа.
      Значит, я никогда по-настоящему не знала ее. Она не могла быть той женщиной, которой я всегда верила.
      Это было душераздирающее открытие. Что же я знала о Жанне? И что я знала о ком-либо вообще?
      НАХОДКА В ВИТРИНЕ
      Только в течение следующих недель я поняла, как много значила для меня Жанна. Она казалась матерью той маленькой впечатлительной девочке, какой я была когда-то, и я не могла ее забыть. Несмотря на всю очевидность происшедшего, что-то внутри меня отказывалось принять тот факт, что она убежала, чтобы на украденные драгоценности купить цветочный магазин. Она присматривала за мной с тех пор, как я ребенком жила с родителями в Париже. И когда злая судьба обрушилась на меня, Жанна заботилась обо мне. Затем она приехала в Англию, чтобы найти меня. О нет, я не поверю, что Жанна - обычная воровка. Было какое-то объяснение. Должно было быть.
      - Какое? - спрашивала Эмма.
      Что касается Ланса, он пожимал плечами и не хотел вникать в это дело. Да, потеря украшения огорчительна, соглашался он, но когда его выигрыши позволяли, он покупал мне и большие ценности. Бесполезно плакать о том, что уже сделано, повторял он.
      Жанна ушла, и не было никакого способа найти ее без больших хлопот и затрат. Кроме того, много ли в них прока? Стоит ли отбирать у нее цветочный магазин?
      - Нет, пусть он у нее будет, - сказал Ланс. Он испытывал своего рода восхищение перед той, что смогла придумать такой план и осуществить его. Если ему улыбнется удача, он непременно купит мне гораздо лучшие и более крупные изумруды.
      Ланс был готов забыть Жанну. Он почти желал ей добра с ее нечестно добытыми барышами. Он не понимал, что ее поступок ранил меня гораздо глубже, чем просто утрата драгоценностей. Его безразличие к таким жизненно важным вещам раздражала меня, особенно когда я сравнивала это с его сильной страстью к игре.
      Прошло три или четыре недели после исчезновения Жанны, и мы вернулись в Лондон. Сезон начался, и хотя мы не часто посещали двор, все же это было необходимо периодически делать. Нового короля считали грубым, а именно король и королева всегда определяли настроение при дворе. Этот король не имел королевы или, точнее, она у него была, но он удалил ее несколько лет назад из-за ее предполагаемой интрижки с графом Кенигмарком. Его же немецкие любовницы царили на ее месте и в связи с недостатком шарма, а также из-за своей жадности были не очень популярны. Поэтому ни у кого не было большого желания посещать двор, который фактически не являлся центром изысканного общества. Королева Анна называла Георга "немецким грубияном", и, видимо, это соответствовало его сути.
      Ланс сказал, что король выбирает друзей и приятелей из людей, которых считает ниже себя по уму, достоинству и воспитания.
      - Он чувствует себя уютнее с ними, чем с английскими дворянами. Ему не хватает благородства в образе мыслей и в манерах.
      Но Ланс допускал, что в некоторых отношениях Георг полезен стране, так как, будучи хорошим солдатом, он тем не менее считал, что процветание покоится на мире, и собирался делать все, чтобы его сохранить.
      - Георг лучше для Англии, чем Стюарты, - подытоживал Ланс, - хотя со Стюартами мы получили кого-то, более похожего на короля. Впрочем, все это лишь досужие домыслы. Мы живем при Георге, и, по крайней мере, его любовницы доставят нам развлечение.
      В этом он был прав. Они действительно забавляли.
      Они обе были стары и некрасивы, что, быть может, свидетельствовало о верности короля. Тот факт, что они не говорили по-английски, не прибавлял им популярности.
      - Они могли бы для приличия попытаться изучить язык страны, которая дала им так много, - заметил Ланс.
      Однажды он рассказал нам, что видел мадемуазель Кильманзер, которая ехала в карете около дворца. Из толпы выкрикивали ей оскорбления, пока она не высунула голову из окошка и не спросила на искаженном английском:
      - Почему вы, люди, ненавидите нас? Мы пришли только ради вашего добра.
      Это развеселило толпу, особенно когда кто-то крикнул:
      - Да, и ради наших пожитков тоже!
      И люди следовали за каретой до дворца, крича ей вслед.
      Я продолжала скорбеть по поводу исчезновения Жанны и пыталась согласовать это с тем, что я знала о ней. Но именно это было невозможно. Несмотря на все доказательства против нее, я была уверена, что однажды получу всему объяснение.
      Эмма и я собрались на Грейсчерч-стрит, чтобы купить материю для детской одежды. Эмма довольно редко сопровождала меня в таких вылазках; обычно она полагалась на меня при выборе товара для Жан-Луи. Две наши няни тут же забирали у меня ткань и превращали ее в одежду, так как обе были знатными портнихами. Пока мы тряслись по мостовой, я с грустью думала о том, как часто ездила за покупками вместе с Жанной.
      Когда мы въехали в центр города, Эмма сказала:
      - Кларисса, я хочу тебе кое-что сообщить. Я повернулась к ней, удивленная ее потупленным взглядом.
      - Да? - спросила я. Эмма помедлила.
      - Моя мать, - начала она. - Она.., она здесь.., в Англии.
      - Эмма! Как это, должно быть, замечательно для тебя!
      - Да, - ответила она. - Мама овдовела. Ее муж умер. А я-то думала, что она устроена на всю оставшуюся жизнь. Наши судьбы похожи. Увы, ее муж оставил долги. Моя мать очень щепетильна в таких вопросах. Она всегда говорила, что долг - дело чести, которое должно быть решено любой ценой.
      - Это, конечно, верно.
      - Когда ее муж умер, у нее остались средства для уплаты его долгов.., и совсем немного сверх того.
      - Так она очень бедна?
      Эмма вздернула плечи типично французским жестом.
      - У нее есть немного.., очень мало. И мне грустно, что я не могу помочь ей, как хотелось бы. Мне не так повезло во времена краха "Компании", как тебе. Если бы я...
      - Где остановилась твоя мать? Она в Лондоне?
      - Она остановилась в гостинице "Королевская голова", близ Сент-Пола, однако не сможет оставаться там. Я не знаю, каковы ее планы. Но она так хотела повидать меня.
      Я почувствовала неловкость, отчетливо сознавая, что это была любовница моего отца. Меня несколько шокировало в свое время открытие, что у меня есть единокровная сестра, но встретить женщину, которая делила моего отца с моей матерью, было для меня достаточно неприятно.
      Я повернулась к Эмме. Она никогда не казалась такой обеспокоенной, и я сжала ее руку.
      - Ну конечно, она должна прийти, - сказала я. - Она может остаться с нами до тех пор, пока не решит, что ей делать.
      - Я решила сначала поговорить с тобой, а потом с Лансом.
      - Уверена, что у Ланса не будет никаких возражений.
      - Он - добрейший человек в мире, - сказала Эмма с чувством. - И иногда я думаю, Кларисса, что ты - счастливейшая из женщин.
      - Да, мне повезло. Ланс очень добр ко мне.
      - Он такой добродушный.., всегда хочет сделать людей счастливыми. Таких мужей, как Ланс, немного, Кларисса.
      - Ты, безусловно, права. А когда ты увидишься с матерью?
      Эмма засмеялась.
      - Ну.., зная, что мы поедем за покупками нынче утром, я сказала ей об этом. Она хочет познакомиться с тобой и будет у магазина шелковых тканей. Она сказала, что если по какой-либо причине ты не захочешь встретиться с ней, я должна буду подать ей знак, и она уйдет.
      - Надеюсь, ты сказала ей, что это абсурдное предположение.
      - Я так и сказала, зная твою доброту ко мне.
      - Я буду ждать встречи с ней. О Эмма, ты, наверно, очень счастлива, что она здесь.
      - Трудно жить в разлуке с семьей.
      Я еле дождалась, пока мы добрались до Грейсчерч-стрит, и как только мы вышли из экипажа, торговец шелком вышел к нам и сказал:
      - Тут госпожа.., мадам Легран.., которая ждет вас.
      Когда мы вошли в магазин, со стула поднялась женщина среднего роста, с густыми рыжими волосами, скромно, но очень элегантно одетая в синее, нежно-розовая шейная косынка смягчала строгость ее платья. При этом она носила большую голубую шляпу со страусовым пером, оттененным по краям розовым. Ее вид поражал контрастом между строгостью, граничащей с суровостью, и крайней женственностью косынки и пера на шляпе.
      Женщина смотрела на меня с выражением удивления и благоговения.
      - Так вы - Кларисса, - сказала она. Эмма сказала:
      - Это моя мать, Кларисса. Она давно мечтала познакомиться с тобой.
      Мадам Легран опустила глаза и пробормотала:
      - Простите меня. Это волнующий момент. - Она очень неважно говорила по-английски и то и дело вставляла французские слова. - Вы.., немного похожи на него... Я могу видеть его в Эмме. Он был незабываемым мужчиной.
      - Кларисс? сказала, что ты можешь прийти и остаться с нами, - сказала Эмма.
      Слезы выступили на глазах француженки.
      - О, это так мило, так великодушно. Я не знаю, могу ли я...
      - Конечно, можете, - настаивала я. - Вы должны остаться у нас, пока находитесь в Англии. Уверена, что вы захотите быть поближе к Эмме.
      - О.., моя малышка. Это расставание было таким тяжелым. - Мадам Легран снова пожала плечами. - Но что поделать? Видите ли, я была замужем.
      - Безусловно, - сказала я, - расставание с Эммой было грустным.
      Тут она вновь пустилась говорить по-французски.
      - Так было лучше для нее. Вы понимаете.., материнское сердце. Мать не должна закрывать глаза, благославляя будущее своих детей. Если им лучше оставить ее, она не должна говорить: "Ах, я хочу, чтобы они были со мной". Она должна делать то, что лучше всего для них.
      На своем родном языке она была склонна к болтливости, и хотя меня очень интересовало то, что она хотела сказать, я не думала, что магазин шелка подходящее для этого место. Я предложила сделать покупки, а затем пойти в кофейню, где можно было побеседовать, и мы так и сделали.
      Мадам Легран, которую звали Жизель, объяснялась со мной по-французски, потому что так я лучше понимала ее.
      Ее муж умер. О, это была сущая трагедия. Она считала себя хорошо обеспеченной и собиралась вызвать к себе Эмму и малыша, своего внука. Ей было трудно думать о себе, как о бабушке, но она гордилась, что стала ею. Они могли бы все жить вместе в комфорте.
      - Женщина привязана к своей семье, Кларисса. Могу ли я вас так называть? Вы и моя дочь - сестры.., но, наверно, мне не следует этого говорить? Ваш отец.., ваш общий отец.., был мужчиной, которого обожают. Тот, кто встречал его, был очарован и, - она развела руками, - делал то, чего ему хотелось.
      Пока мы потягивали шоколад в уютной атмосфере кофейного дома, мадам Легран неумолчно говорила.
      Она рассказала о своем прошлом и об отношениях с моим отцом.
      - Такой высокий, красивый - в общем, такой, каким должен быть мужчина. О, все говорили, что это не правильно, что это грех. Мне пришлось множество раз покаяться перед Богом. Но я могла бы повторить все это опять... Да, могла бы. Не было никого, похожего на него.
      Она так живо рассказывала об отце, что заставила меня снова увидеть его. Она напомнила о его маленьких особенностях, о которых я уже и забыла: о его манере приподнимать бровь, когда он слышал нечто сомнительное; о его привычке внезапно снимать шляпу и подбрасывать ее вверх; о привычке потирать правое ухо, когда он сосредоточивался на чем-либо. Припоминая эти жесты, она оживляла мои воспоминания о нем.
      - Какой мужчина! - говорила мадам Легран. - Я не встречала подобных ему. Но он никогда не был мужчиной одной женщины. Ах.., если бы так... После того, как ваша мать приехала во Францию, мне не удавалось часто видеться с ним. Я хорошо помню ее приезд. Ее считали самой красивой женщиной в Париже. Неудивительно, что милорд увлекся ею. Он рассказывал мне о вас: "Это моя обожаемая дочь". О, он любил вас. Эмму он тоже любил. Он был хорошим отцом, если бы мог остановиться на ком-то одной...
      Слушая ее, я начинала волноваться. Я опять оказалась в том большом отеле, который был нашим домом в Париже. Лежа в своей маленькой кроватке, я дожидалась прихода мамы в одном из ее изысканных нарядов. Я была совершенно заворожена ее прекрасной, ослепительной внешностью, а если с ней приходил и отец, это становилось большим событием.
      Мадам Легран осторожно тронула меня за руку:
      - О, я вижу, что напомнила вам те годы... Когда мы собрались уходить, я сказала, что она должна поехать с нами. Она возражала, Нет-нет, это было бы слишком затруднительно, с ее прошлым.., хотя она вовсе и не сожалеет о нем. Всякий, кто знал милорда, понял бы, что должен удовлетворить его потребности, и было много женщин, которые не могли ему сопротивляться. Нет, ей не стоит приезжать к нам. Следует удовлетвориться тем, что она повидалась с дочерью. Ах, но ей бы хотелось взглянуть и на маленького внука. Хоть раз увидеть его и сказать: "О, это мой малыш, который сделал мою Эмму такой счастливой". Только это, а потом.., прощай.
      - Чем вы теперь занимаетесь? - спросила я. Мадам Легран вновь пожала плечами.
      - Вернусь обратно. Есть работа, которую я могу выполнять. Может быть, домоправительницей, а? Разве я не искусна в ведении хозяйства, Эмма? Это лучший способ забыть прошлое и обеспечить себе будущее.
      - Мамочка, но ведь ты только что приехала сюда, сказала Эмма.
      - Побудьте с нами хотя бы недолго, - сказала я.
      - Не могу. Но вы так добры. Я понимаю, что у вас есть муж, который не захочет моего вторжения. Вы были добры с Эммой, и за это я благодарю вас от всего сердца. Что касается меня... Я вернусь во Францию, найду какой-нибудь способ содержать себя. У меня хорошие руки. Я - портниха высокого класса, не так ли, Эмма? О, как бы мне было бы приятно сшить что-нибудь для моего малыша из этого красивого шелка, который вы купили. Но ничего не поделаешь.
      - Я продолжаю настаивать на том, чтобы вы остались с нами на время, сказала я. - Вы должны познакомиться с внуком. Кроме того, Эмма очень расстроиться, если вы так скоро уедете.