С другой стороны, кроме нас лишь еще один человек – я ему целиком доверяю – знает, что я здесь и что я заинтересован в выяснении этого вопроса, и я твердо намерен сделать все возможное и не допустить, чтобы кто-то еще пронюхал об этом.
      Я говорю вам это из лучших побуждений – я не хочу, чтобы и вы, со своей стороны, посвящали бы кого-нибудь в это дело. Вы должны обещать мне не делать этого. Если вы не согласны, я сразу же уйду, забуду о нашей встрече и буду надеяться, что и вы тоже забудете. Потому что, если вы расскажете хоть кому-нибудь, мы можем оказаться в глубоком дерьме, как, помнится, говорится в одном вашем присловье.
      Я не знаю, что и как ваша сторона сообщит нашей, а если и сообщит, то не хочу даже выяснять, что сообщалось, потому что если я начну выяснять, то, вполне вероятно, вскоре меня похоронят.
      Вот сколь серьезно отношусь я к этому делу. Теперь вы заручились моим обещанием. А мне вы даете свое?
      Мартин долго смотрел на Чантурия и наконец сказал:
      – Я как-то не совсем понимаю, что сейчас происходит.
      – Мое преимущество перед вами лишь в том, что я первым не понял, что здесь происходит. Да, я знаю кое-что, о чем вы не знаете, и думаю, что и вам известно кое о чем, что не известно мне. Если мы объединим свои знания, может, кое-что новое и высветится, а может – и нет. Я знаю, что вам доверять можно, потому что вот она, заложница, – Аля. Ну что же, я тоже дам вам свой залог, хотя вы и не знаете, имеет ли он вообще какую-то ценность. Залог – это я сам. Я ничуть не шучу, Бенджамин. Кое-кто из моей «конторы» будет готов убить меня, если он или они пронюхают, что я знаю нечто такое, что сейчас расскажу вам. Обещайте мне молчать, и я расскажу вам все, что мне известно.
      Его неофициальное обращение к Мартину по имени придало тому решимости дать такое обещание, хотя он и знал, что глупо полагаться на эмоции. Бирман, конечно, с готовностью пообещал бы что угодно. Да черт с ним, с Бирманом.
      – Хорошо, – сказал он. – Даю обещание, что никому из наших ничего не скажу. А также никому с вашей стороны, если это нужно. И можете называть меня Беном.
      – В таком случае можете называть меня Серго. Факты таковы, Бен и Аля: люди, признавшиеся в том, что они убили Чарльза Хатчинса, на самом деле не убивали его. Или же, по крайней мере, один из них. Двое других, может, как-то и замешаны. Четвертый, вероятно, мертв, хотя сообщение о его смерти может быть и ложью, несмотря на то, что подтверждено нашим управлением в Тбилиси.
      Несколько секунд Мартин размышлял, а потом спросил:
      – Почему кто-то признался в убийстве, хотя его и не совершал? Имеете ли вы в виду, что результаты вашего следствия сфабрикованы? Решили добиться раскрытия как можно скорее и…
      – … выколотили признание у подвернувшегося под руку несчастного бродяги? Вы о нас невысокого мнения, Бен. Нет, не так. Делу придано важное значение. Это не просто расследование убийства иностранца – каким бы важным оно ни представлялось вашей стороне. Да и не так-то просто заставить нас ложно обвинить невиновного. Нет, мы не стряпали это дело ради того, чтобы закрыть его поскорее и не допустить вас на свою кухню. Это дело состряпано, чтобы не допустить нас – или кое-кого из наших – на чью-то кухню. Я знаю, кто это сделал или же замешан в этом деле – не из нашей «конторы», со стороны, – но не знаю пока, с какой целью.
      До недавней поры я видел лишь то, что лежало на поверхности: мафия напала на кафе с целью вымогательства, человек из вашего посольства убит случайно, а убийца слишком жирен, чтобы засесть в тюрьму из-за такого пустяка, поэтому кому-то другому много чего пообещали и он взял вину на себя. Но все же концы с концами не сходились. Ради чего рисковал своей жизнью резидент ЦРУ, развлекаясь в обществе русской женщины? Я, конечно, понимаю, что мужчины иногда теряют голову, да я сам, если бы прежде видел Алю, решил бы, что все так и было. Но я ее раньше никогда не видел и потому искал ее. И вот что выяснилось: оба вы встретились с диссидентом, проживающим на Новорязанской улице, а затем поспешили на поезд. На Новорязанской вы долго не задержались. Искали кого-то? Ну ладно: я рассказал вам, что знаю. Теперь расскажите, что известно вам.
      Конечно же, он не сказал им всего, но он и не обязан был говорить.
      Наступило непродолжительное молчание, а затем Алина сказала:
      – Мы искали там моего брата.
      – Зачем?
      Мартин тяжело вздохнул и сказал:
      – Хатчинс собирался в тот вечер встретиться с ним.
      – Ну, и нашли вы брата?
      – Мы нашли его, и он мертв.
      Теперь Чантурия задумался на минуту-другую.
      – Простите меня, – сказал он Алине и, обернувшись к Мартину, спросил: – Что с ним случилось?
      – Он погиб на пожаре вчера ночью. Чантурия даже привстал, удивившись:
      – Вчера ночью? Где же? Мартин ничего не ответил.
      – В Брянске?
      Поскольку Мартин продолжал упорно молчать, Чантурия сам сказал:
      – Я же знаю, что вчера вы были в Брянске.
      – Тогда те были из КГБ, – подала голос Алина.
      – Кто был из КГБ? – спросил Чантурия. Мартин счел нужным пояснить:
      – Юрий – ну этот, брат Алины, он жил около Брянска. Прошлой ночью случился пожар. Он погиб на пожаре. Вместе с двумя стариками. Те, кто устроил пожар, возможно, считают, что и мы тоже сгорели.
      – А «те» – вы сказали из КГБ – они были…
      – Трое, которые учинили пожар, – пояснил Мартин. – Вы же сами сказали, что кто-то из вашей «конторы», возможно, заинтересован в этом деле.
      – Да, но… Если моя «контора» была в курсе того, что вы уехали в Брянск, мне дали бы знать. Мне было известно, что вы туда отправились. Лишь еще двое знали об этом, и обоим я доверяю. Но, разумеется, могли как-то узнать и другие. Либо из центрального аппарата, либо с периферии.
      – А как вы узнали о нашем отъезде?
      – Один мой человек видел, как вы уходили из дома диссидента Кассина.
      – Дмитрий вовсе не диссидент, – возмутилась Алина. – Он ветеран Вооруженных Сил, от которого страна отвернулась, забыла его.
      – Извините, – сказал Чантурия. – Итак, вас обнаружили, когда вы уходили из дома забытого всеми армейского ветерана, несчастного Кассина.
      – Дмитрий не нуждается в ваших сожалениях, – парировала Алина.
      – Простите меня, но я вовсе не хотел выражать сожаления, это скорее соболезнования. Приношу их вам – Кассин тоже погиб.
      Установилось гробовое молчание, прерванное недоуменным возгласом Алины:
      – Погиб? Как так погиб?
      – Он упал с лестницы в своем подъезде. Мой человек, который следил за вами до самого поезда, потом вернулся, чтобы переговорить с ним. Он нашел его лежащим на лестничной площадке этажом ниже его квартиры. Кассии проломил себе голову, по-видимому, пытаясь спуститься по лестнице, так как лифт не работал.
      – По-видимому, пытаясь спуститься по лестнице…
      – По-видимому, – Чантурия взял ее за руку. – Прямо скажем, я нахожусь в затруднительном положении. С одной стороны, мы не обнаружили ничего, что дало бы нам основания считать эту смерть умышленной. Но теперь ясно, что я не могу сообщить о ней в свою «контору», не подвергая всех нас очень серьезной опасности.
      Они тихо сидели, обдумывая ситуацию. Наконец Чантурия спросил:
      – Теперь мы должны предположить самое худшее. А самое худшее заключается в том, что все знают: вы нашли брата. Об этом известно не только мне, но и мафии, и кому-то еще в моем Комитете. Самым безопасным для вас было бы, если бы другие считали, что вас нет в живых.
      Алина и Мартин ничего на это не ответили.
      – По-моему, вы намеревались изложить мне свою версию того, что происходит. С чем, по-вашему, все это связано?
      Мартин, помедлив, ответил:
      – Это связано с плутонием.
      – Плутонием?
      – Юрий узнал, что в руки мафии попало некоторое количество плутония, достаточное, чтобы сделать ядерную бомбу, а может, даже не одну. Он предпринял попытку продать информацию ЦРУ, но кто-то убил того, с кем он вышел на связь.
      – Хатчинса?
      – Да. Он хотел получить миллион долларов за информацию. Миллион и побег отсюда.
      – Что-то невероятное! – воскликнул Чантурия. – Каким же образом мафия изготовила бы ядерное оружие?
      – Откуда мне знать! Вы специалист – вы и разгадайте.
      – А что же делал ваш брат для мафии? – спросил Чантурия Алину.
      – Не знаю. Он никогда не говорил мне, что работает на них. У него была и настоящая работа для прикрытия. По работе ему приходилось надолго уезжать из Москвы. Он мог делать что угодно, пока отсутствовал.
      – И где же он работал?
      – Он был шофером грузовой автомашины.
      – Грузовой автомашины? – переспросил Чантурия.
      Ему наконец-то показалось, что в конце туннеля что-то мелькнуло. Еще предстоял долгий путь, но определенно замерцал свет.
      – А он говорил, куда ему приходилось ездить?
      – Я же просил не вести допроса, капитан! – вмешался Мартин. – Ни сейчас, ни потом.
      Чантурия вскинул руки.
      – Это же не игрушки, Бенджамин! Это… это… – Не сдержавшись, он несколько раз стукнулся лбом о стол. Затем откинулся и оглядел их с нарочито простоватым видом:
      – По-дурацки все это, не правда ли?
      Но и этого оказалось достаточным, чтобы преодолеть возникшее недоверие. Мартин глянул на него с дружеским участием.
      – Это же очень важно, ну, пожалуйста, скажите, – попросил Чантурия.
      – Он говорил, что ездит по всей стране, а иногда и за рубеж, но, конечно, лишь в соцстраны.
      – Конечно.
      – Я никогда не знала, где у него правда, а где ложь. Важно ли это?
      – Не знаю, – ответил Чантурия. – Не знаю, важно это или нет.
      Вдруг вопрос задал Мартин:
      – А он когда-либо ездил в Казахстан?
      После некоторого замешательства Алина ответила:
      – Да, он говорил, что ездил.
      – В Казахстан, – уточнил Мартин. – Юрий говорил, что плутоний украли в Семипалатинске, с испытательного полигона в Казахстане. – И, обратившись к Алине, спросил: – А что, если Юрий и в самом деле был шофером? Если он и вправду гонял машину в Казахстан и за границу?
      – А ваш брат никогда не называл имя Турок? – спросил Чантурия Алину.
      Казахстан – вот почему имя Турок внезапно выскочило у него в голове. Казахстан – это одна из советских мусульманских республик. А Турок ведь наполовину казах.
      – Да, кажется, называл, – сказала Алина. – Турок. Да, называл. Он тоже шофер…
      – Вы его когда-нибудь видели?
      – Нет.
      – А ваш брат работал вместе с ним или на него?
      – Работал, но с ним или на него – не знаю.
      – А что вы знаете о его работе? Какие грузы, маршруты?.. Что-нибудь знаете?
      Она задумалась, потом, переводя взгляд с одного гостя на другого, с тихим торжеством объявила:
      – Румыния. Он водил машины в Румынию вместе с Турком. Да, так. Припоминаю. Когда он захотел встретиться с Чарльзом, он мне сказал, что вскоре поедет в Румынию. Это была его вторая поездка туда. Он явно ждал ее, был как-то странно возбужден.
      – Вторая поездка?
      – Да. Однажды он уже ездил туда – вместе с Турком или же для него.
      – А что за груз возил? – поинтересовался Мартин.
      – Думаю, он и сам не знал. Ничего насчет груза не говорил. Эта первая поездка особого впечатления на него не произвела.
      – Куда именно в Румынии они ездили в тот раз? —
      спросил Чантурия.
      – Не знаю. Помню только, он говорил, что в городах они не задерживались. Для него это как-то странно. Они останавливались лишь раз в каком-то лагере – да, что-то вроде военного лагеря. А оттуда он привез апельсины.
      – Апельсины?
      – Да. Он сказал, что ему дали их иракцы.
      – Ему дали их иракцы, – как эхо повторили разом Чантурия и Мартин.
      Вот они и вышли из темноты, занялся рассвет.
      – А вот те трое, которые подожгли дом, – спросил Чантурия. – Вы сказали, их было трое. Вы их видели?
      – Мы видели лишь двоих, – ответил Мартин. – Но был и третий – они вызывали его по радио.
      – А называли какое-нибудь имя?
      – Думаю, называли, но я не помню.
      – Атман?
      Мартин отрицательно покачал головой.
      – Нет… Называли русское имя, но я его не помню.
      – А те, которых вы видели, – какие они из себя? Мартин немного подумал.
      – У одного довольно странное лицо. Какое-то сплющенное. Не то что неправильное, а… какое-то плоское.
      Он заметил напряженный взгляд Чантурия и сразу же спросил:
      – Вы его знаете?
      – Возможно, знаю. А другой?
      – У него усики, черные волосы…
      – Он прихрамывает, – уточнила Алина.
      – Вот оно что!
      – Вы их знаете, – сказала она с уверенностью.
      – Да, думаю, знаю.
      – Значит, они из КГБ.
      – Нет. Они не из органов, – он потер рукой щеку. – Они не оттуда.
      – Кто же они тогда?
      – Один из них, думаю, приятель вашего брата, Турок. А другой… Так-так, давайте лучше подождем.
      Он твердо взглянул ей в глаза, так что она даже почувствовала себя как-то неуютно.
      – Я постараюсь это выяснить, – пообещал Чантурия. – Попробую разузнать, что же случилось с вашим другом Кассиным. Но о многом спрашивать я не могу. Если мои вопросы дойдут до нежелательных ушей…
      Она медленно кивнула и, чтобы не расплакаться, опустила голову.
      На улице уже стемнело.
      – Мы должны увести Алю отсюда, – сказал Чантурия. – Вы, Бенджамин, будете в безопасности у себя в посольстве, но ей оставаться здесь нельзя. Особенно сейчас, когда мы поняли, что кто-то еще знает о ее причастности ко всему этому делу. Если им станет известно, что она не погибла, – она погибнет. Может, ей укрыться в вашем посольстве?
      – Мы уже говорили об этом, – заметил Мартин. – Она не хочет.
      Чантурия посмотрел на Алину, и та отрицательно покачала головой.
      – В мире полно странных людей, – сказал Чантурия. – И все же вы правы, Аля. Там, в посольстве, ваш друг Бирман задаст вам кучу вопросов, а я уже объяснил, что не желал бы, чтобы хоть один из ответов стал известен моим сослуживцам. Вы должны исчезнуть.
      – Это значит, что кое-кому придется расстаться с ней? – встревожился Мартин.
      – Прекрати разговорчики, я еще не исчезла, – потребовала Алина. – Я могу сама за себя решать, что мне делать. И никто не будет со мной расставаться ни на минуту. Спектакль в театре сейчас не идет. Никто меня не хватится несколько дней.
      – А как с работой? С афишами для парка?
      – Мы же живем и трудимся в Советском Союзе, Бенджамин. Кого интересует, пришли рабочие на работу или нет? Некоторые вообще не появляются, только числятся в платежной ведомости, а начальство прикарманивает их зарплату. Но я не знаю, где мне спрятаться. Если они знали Юрия, то смогут вычислить и моих друзей. Я не могу подвергать опасности кого-то еще.
      Чантурия задумался на минуту-другую, а потом сказал:
      – Есть одно место, где я могу вас спрятать.
      Танина квартира находилась на восьмом этаже «сталинского» дома на улице Чкалова – части Садового кольца, опоясывающего центральную часть Москвы. По пути Чантурия предупредил ее по телефону-автомату, что придет с друзьями. О цели визита он говорить не стал.
      Приехали они в два ночи, промчавшись с ветерком по Москве, чтобы оторваться от возможного преследования, хотя ничего подозрительного так и не заметили. Таня уже все подготовила для вечеринки. Чантурия был не такой человек, чтобы по пустякам заглядывать к ней глубокой ночью, поэтому, не зная причины его внезапного приезда, она расстаралась. Ради этого она надела серую юбку и черный свитер из мягкой ангорской шерсти. Волосы ее были столь искусно уложены, что Мартин даже подумал, а не от парикмахерши ли она вернулась в столь поздний час.
      Алина, в противоположность Тане, надела потертые джинсы и старый мужской свитер, а сверху куртку из синтетики. Стресс, пережитый за последние два дня, отразился на ее лице, но даже сейчас она заставила бы мужчин в любом городе мира оборачиваться и смотреть ей вслед.
      Мартин обрадовался, что Таня приоделась по случаю их прихода. Он подумал было, что большинство женщин почувствовали бы в Алине соперницу, так, может, изысканная одежда и прическа помогут Тане ощущать себя на равных с ней. Изощренная роскошь ее квартиры, удивительная для Москвы, представляла собой резкий контраст со скромной рабочей обстановкой в доме Алины. Мартин даже забеспокоился, согласится ли Таня помочь им, выслушав просьбу Чантурия. Но его опасения оказались напрасными.
      Как и у большинства русских женщин, у Тани пробудился материнский инстинкт. Услышав, что от нее требуется, она уже через несколько минут знакомства стала называть Алину Алей, а та ее – Танечкой. В одной из комнат они устроили на диване постель, и Таня выгнала мужчин за дверь.
      – Девушка собирается поспать. Да, мы знаем, что ей теперь появляться на улице не следует, а по телефону она будет отвечать только на знакомые голоса. А теперь проваливайте. Вам, Бенджамин, судя по вашему виду, тоже следует отоспаться.
      Он и сам так думал.

– 45 —

– 46 —

– 47 —