Она прислонилась горячим лбом к окну салона первого класса и бессмысленно смотрела на бесконечные .пески и скалы внизу, пытаясь не думать ни о чем. Не думать о Дэвисе.
      Однако ужасный обратный путь до Марина-дель-Рей не выходил из головы. Холодное лицо Дэвиса, отвернувшегося к штурвалу. Его холодный голос:
      - Извини, Изабель. Это была излишняя грубость.
      Но синяки не мои, можешь поверить.
      Дома она внимательно осмотрела свое тело и все поняла.
      Боже, как она ненавидела Стива Романо!
      Она позвала стюардессу, заказала водки, залпом осушила рюмку и попросила еще. Горящими от ненависти глазами смотрела на Стива Романо, сидевшего впереди, красивого, как сам дьявол, и в своей камуфляжной куртке, штанах цвета хаки, сдвинутом на затылок берете, какие носят террористы, похожего на бандита-главаря.
      Сейчас он беззастенчиво флиртовал со стюардессой.
      ***
      Спальня Изабель в "Паласо асул" - лучшем отеле в Сан-Бласе, служившем одно время летней резиденцией европейского посла в Мексике, - по размерам могла сравниться с бальным залом. Высота потолка достигала двадцати пяти футов, как в соборе. Огромные окна украшали затейливые металлические решетки и тяжелые деревянные ставни. В комнате стояли две двуспальные кровати, над которыми медленно вращался громадный вентилятор, разгоняя горячий влажный воздух. Двойные резные двери красного дерева выходили во внутренний дворик с цветущим кустарником, где, не умолкая, кричали попугаи.
      Отель "Паласо асул", наверное, был одним из самых романтических мест, которое когда-либо видела Изабель.
      Но она только что потеряла любимого человека и сейчас находится в этом отеле с самым ненавистным ей человеком.
      Лежа на огромной кровати, прислушиваясь к непонятным ночным звукам и шорохам, она тихо плакала.
      Через некоторое время, словно по сигналу, ручка на входной двери дрогнула, раздался свистящий шепот:
      - Иза, крошка, впусти меня. Это Стиво.
      - Пропади ты пропадом, - прошептала Изабель в темноту. Пусть думает, что она спит и не слышит. Войти он не сможет - она закрыла дверь на два железных засова, а толщина двери три дюйма. Пусть попробует открыть. И вообще ей больше не нужно подчиняться Стиву Романо. Теперь-то уж никто не снимет ее с картины.
      ***
      - Ты не могла бы обращаться с ним повежливее? - спросил Бад Иверс. Я-то думал, у вас любовь. И все так считали. Прекратите вы наконец эту бесконечную грызню.
      У бедняги Иверса проблем было достаточно и без того. Погода совсем испортилась. Шел нескончаемый проливной дождь. Половина членов съемочной группы мучилась поносом. Главного оператора укусило какое-то загадочное насекомое, от чего у него началась сильнейшая аллергия, и его пришлось срочно отправить на вертолете. Доставка самых необходимых вещей также превратилась в проблему. Пленка испортилась из-за постоянной сырости. Оставшиеся на ногах члены группы грозили забастовкой, впали в уныние и постоянно пили.
      В промежутках между съемками - если еще удавалось что-то снимать Изабель сидела на дымящейся от пара террасе и пила текилу или - если дождь на время утихал - на влажном пляже, под тяжелыми серыми облаками, с отчаянием думая о том, будет ли она еще когда-нибудь счастлива.
      Единственным лучом света в этом мрачном царстве стало появление Рефуджио Рамиреса, который приехал делать рекламные снимки на съемочной площадке.
      ***
      Они с Рамиресом давно уже стали друзьями. Изабель многим была ему обязана, она чувствовала себя с ним легко и свободно и, что самое главное, с ним одним могла говорить о Дэвисе.
      - Боюсь, что все кончено, - рыдая, проговорила она, сидя напротив него за шатающимся деревянным столом в баре с крышей из пальмовых листьев, под названием "Коко-локо".
      Рамирес смотрел на нее с непередаваемым выражением понимания и сочувствия. Потом они бродили по берегу под кокосовыми пальмами, которые гремели орехами над их головами при сильных порывах ветра. Далеко в море черная клубящаяся туча, предвестница надвигающегося урагана, уже закрыла звезды.
      - Господи, что же мне делать? Я чувствую себя ужасно. - Изабель снова зарыдала.
      - Ну что ты, Иза! Все будет нормально. Иди сюда.
      Она повернула к нему мокрое от слез лицо, уткнулась в теплое плечо. Его руки гладили ее так нежно, так ласково. Он тихонько бормотал что-то, как будто успокаивая скулящего от боли зверька. Изабель чувствовала, как высыхают на глазах слезы. Опытными, всезнающими пальцами он гладил ее волосы, приподнял подбородок, поцеловал в губы. Она забыла о том, как он уродлив.
      Потом он снял кожаную куртку, расстелил на песке, потянул Изабель вниз и сам сел рядом Она лежала в его объятиях, а он укачивал ее, как маленького ребенка, бормоча что-то на смеси испанского с английским. Он качал ее, не меняя ритма, но Изабель внезапно почувствовала, как он ловкими пальцами художника расстегнул на ней блузку и начал ласкать ее грудь.
      Руки его казались нежными, теплыми и любящими.
      Он осторожно опрокинул ее на песок, и она не остановила его.
      Рамирес принес ей утешение и доставил удовольствие. Изабель вспомнила слова Дэвиса о том, что уродец Рамирес занимался любовью с самыми красивыми женщинами Лос-Анджелеса. Вспомнила, как она тогда не поверила этому. Сама мысль об этом тогда показалась ей отвратительной. Теперь же она находила это естественным. Рамирес оказался настоящим любовником, он лишь хотел доставить ей удовольствие, ничего больше. Занимаясь любовью с Рефуджио Рамиресом, Изабель даже смогла на какое-то время забыть о Дэвисе. Она забыла обо всем, кроме этих ласковых рук.
      ***
      Через три дня наступило ясное солнечное утро, и все пришло в движение. Все почувствовали огромное облегчение оттого, что можно снова начать работать. Они работали от рассвета до темноты, стараясь использовать каждую минуту солнечного дня. Сухая погода простояла неделю, и всю эту неделю Иверс не давал передышки с рассвета до заката.
      В конце концов осталось отснять лишь одну ключевую сцену. После этого они смогут уехать. Финальные натурные съемки в деревнях и джунглях будут осуществляться со вторым составом.
      На рассвете все погрузились в три джипа и поехали по залитой водой дороге через кокосовые рощи к опушке леса.
      Изабель боялась этой сцены - ее главной сцены с Романо. В этом эпизоде Мария пытается спастись бегством. Ей удается выбраться из лагеря и убежать, однако Энрик Диас, главарь бандитов, настигает ее и в конце концов насилует. Пока джип трясся по узкой, поросшей кустарником дороге, Изабель пыталась войти в роль. Она должна поставить себя на место Марии. Что чувствует в этой ситуации Мария? До какой степени отчаяния она дошла? Ее похитили под дулом пистолета, она находится во власти этого ужасного человека, в постоянном страхе, без сил, полуголодная, почти потерявшая рассудок.
      Жизнь ее зависит от того, удастся ли ей спастись, прежде чем они убьют ее.
      И вот сейчас у нее появилась слабая, призрачная надежда... Может быть, удастся выбраться из палатки под покровом ночи, перед самым рассветом. Ее похитители вечером перепились и сейчас валяются по всему лагерю мертвецки пьяные. Охранник с ружьем тоже задремал.
      Осторожно, очень осторожно, на цыпочках, двигалась она, в перепачканных джинсах и разорванной шелковой блузке, со слипшимися, спутанными волосами. Она чувствовала себя такой грязной, униженной, раздавленной.
      Даже в туалет ей приходилось ходить на глазах мужчин, издевавшихся над ней.
      Под ногами хрустнула веточка. Она замерла. Стояла, вслушивалась, пытаясь унять тяжелое хриплое дыхание и оглушительное биение сердца. Ничего. Какое счастье... пока все в порядке. Лагерь скрылся из виду за густым кустарником. Господи, кажется, удалось! Она спасется.
      Найдет дорогу, там будут машины, там будут люди. Кто-нибудь ей поможет... Она всхлипнула, смахнула слезы с лица. Боже, помоги! Она спасется, должна спастись...
      - Остановитесь, мисс Коллинз.
      О Господи! Она застыла на месте, прижав руки к бедрам, зная, что в спину направлено дуло револьвера.
      Снова громко всхлипнула - теперь от ужаса, отчаяния и ярости.
      - Повернитесь. Только медленно.
      Вот он стоит на краю поляны, широко расставив ноги, высокий, худощавый, опасный, как пантера, с пистолетом сорок пятого калибра, нацеленным прямо ей в грудь.
      Мрачно рассматривает ее.
      - Вы никуда не уйдете.
      С этими словами он направился к ней скользящей походкой хищника, приближающегося к жертве.
      Она беспомощно наблюдала за ним. Заговорила надтреснутым от страха голосом:
      - Мертвая я никакой ценности для вас не представляю.
      Он переложил пистолет в одну руку. Пожал мощными плечами.
      - Договор был такой - после того как нам заплатят, мы отправим вас обратно к папочке. А мертвой или живой - это будет зависеть от вас.
      Слезы ярости полились у нее из глаз.
      - Ax ты подонок!
      Он подошел ближе. Остановился на расстоянии шести футов. Оглядел ее с ног до головы со смешанным выражением злобы, презрения и всеподавляющего желания властвовать, покорять. Цинично усмехнулся.
      - Видели бы вас сейчас ваши великосветские друзья! Посмотрите на себя, Мария Коллинз.
      Он поднял пистолет. Помолчал.
      - Уйдете вы тогда, когда я решу, что это возможно.
      Ни на минуту раньше.
      Он снова усмехнулся холодно и цинично и, не спуская с нее глаз, начал неторопливо расстегивать пояс на джинсах.
      В этот момент все отчаяние, весь гнев, снедавшие ее с самого момента похищения, внезапно сконцентрировались в горячий и твердый комок в груди. Твердый, словно из стали. Ну сейчас она ему покажет. Не думая больше ни о чем, она кинулась на него. Захватила его врасплох.
      Вонзила грязные, поломанные ногти в ненавистное лицо, с силой ударила ногой в коленную чашечку. С горящими от ненависти глазами он схватил ее за руку, отвесил тяжелую пощечину.
      - Ах сучка! Ах ты сучка!
      Пытаясь вырваться, она изо всех сил ударила его локтем в низ живота. От внезапной боли он задохнулся и выпустил ее руку. Спотыкаясь, она отступила на мокрую траву. Увидела, что он взялся за пистолет. Снова кинулась на него, колотя ногами и в то же время пытаясь дотянуться до пистолета. Он ударил ее пистолетом по лицу. Она вскрикнула и ответила ударом коленом между ног. Губы его побелели от боли, глаза сузились от бешеной злобы. Он поднял тяжелые кулаки, пригвоздил ее к земле, всей тяжестью навалился на нее. Они катались по земле, как два разъяренных зверя, и в конце концов он, конечно, одержал верх. Заломил ей руки за голову, коленом уперся в грудь, вдавил ее в мокрую, грязную траву.
      С его исцарапанного лица капала кровь, дыхание с хрипом вырывалось изо рта.
      - Ax ты сучка, - прошептал он, глядя сверху вниз в ее лицо, на котором застыло вызывающее выражение. - Ну ты об этом пожалеешь!
      Одним движением он сорвал с нее остатки разорванной блузы.
      - Стоп, - спокойно проговорил Бад Иверс. - Отснято.
      ***
      Стив Романо с трудом поднялся на ноги. Осторожно ощупал исцарапанное лицо.
      - Господи ты Боже мой! Я подам на нее в суд.
      - Чепуха, - ответил Бад Иверс. - Когда ты увидишь эту сцену, сам уписаешься. Мы снимали одновременно тремя камерами, и еще одна, ручная, работала на крупные планы. Ты глазам своим не поверишь. Мы не пропустили ни одной мелочи. Пленку сегодня же отправим в Лос-Анджелес спецпочтой, прямо в лабораторию.
      Ты выглядел потрясающе, можешь мне поверить. Живая мечта для любой женщины.
      Рефуджио Рамирес тем временем фотографировал эту сцену - Бад Иверс, успокаивающий обиженного, расцарапанного Стива Романо. Он сделал и еще один снимок - Изабель, все еще сидящая в грязи, в лохмотьях, торжествующе улыбающаяся. Помощники оператора, обычно безучастные, сейчас смотрели на нее со страхом и благоговением. Костюмерша подала ей жакет.
      - Да она же просто взбесилась! - продолжал жаловаться Романо, однако уже с меньшим напором, по-видимому, немало утешенный мыслью о том, что он теперь живая мечта каждой женщины. - На нее надо надеть смирительную рубашку. Если попадет инфекция, говорю вам, я подам...
      - Но тебе же сделали прививку от столбняка.
      А когда вернемся в город, врач введет тебе антибиотик. - Иверс похлопал Романо по плечу так, что тот поморщился от боли. - Послушай, Стив, когда фильм выйдет на экраны, во всей стране - да что там, во всем мире не останется женщины, которая не умирала бы по твоему телу. Ты никогда еще не выглядел таким сексуальным. Ну а если окажется, что я ошибся, тогда, пожалуйста, можешь подавать в суд. Я тебя благословлю.
      Обратно Изабель ехала вместе с Рефуджио Рамиресом.
      - Ты в порядке? - озабоченно спросил Рамирес. - Он тебе пару раз здорово врезал.
      - Да, - удовлетворенно ответила Изабель, - я в полном порядке. После горячей ванны все пройдет.
      И потом, я ему еще лучше врезала.
      Странно, она больше не испытывала ненависти к Стиву Романо. Она ему отомстила. И теперь не могла сдержать усмешки.
      В отеле Бад Иверс поймал Изабель и отвел в самый темный уединенный уголок бара, заказал текилу.
      - Ну слушай меня, ты, сумасшедшая. Если что-нибудь подобное повторится, ты вылетишь из картины так, что и сама не заметишь. Если бы я не напел ему про то, какой он сексуальный, мы бы сейчас оказались в большом дерьме. И все из-за тебя.
      - Вы же в любой момент могли нас остановить.
      - Что?! И загубить такую сцену?! Нет, ты точно ненормальная. Теперь я в этом уверен.
      Изабель улыбнулась против воли.
      - В общем, все получилось хорошо. - Иверс одним глотком осушил свой стакан. - И Стив смотрелся лучше, чем когда-либо. Но главное, конечно, ты. Что бы там я ни наговорил Стиву, эта сцена твоя. Ты была неподражаема, Изабель, можешь мне поверить. Ты сделала свою игру.
      ***
      Через полтора месяца съемки закончились. Стив Романо избежал инфекции.
      Изабель решила отдохнуть. Она чувствовала, что ей это необходимо. В Мексике она, по-видимому, подхватила какую-то желудочную заразу. Ее постоянно тошнило.
      Она похудела на десять фунтов. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой усталой. Наверное, надо принять курс поливитаминов, решила она, и, может быть, попить железо. Скорее всего у нее развилась анемия.
      Она пошла на обследование к врачу. Доктор Шапиро тщательно ее осмотрел, выписал витамины и микроэлементы.
      - Это вернет вас в нормальное состояние.
      - Слава Богу. Я боялась, что подцепила что-нибудь серьезное в Мексике. Какого-нибудь паразита.
      Доктор Шапиро улыбнулся:
      - Можно сказать и так. Но вообще я бы сказал, что вы здоровы как лошадь. Учитывая нынешние обстоятельства.
      - Какие обстоятельства?
      Он удивленно поднял на нее глаза.
      - Вы что, не знаете?!
      - Чего не знаю?
      Что же с ней такое, в самом деле? Чего он недоговаривает?
      Как будто издалека, словно из тумана, донеслись до нее слова доктора.
      - Вы беременны, Изабель. Уже по крайней мере два месяца.
      Глава 6
      В то утро, когда позвонила Салли Вайнтрауб, Арран поняла, как мало у нее настоящих друзей.
      Звонок раздался в восемь утра - в Нью-Йорке в это время было одиннадцать. Арран проснулась от этого звука и замерла в ужасе. Может быть, Фатсо возьмет трубку? Ну, пожалуйста, Фатсо, молила она про себя, хорошо зная, что Фатсо ничего не слышит. Он крепко спал в своей маленькой комнатке, за закрытой дверью, да еще с берушами в ушах.
      После того как телефон прозвонил десять раз, Арран заставила себя встать с постели и поднять трубку.
      - Если бы я не знала о ваших проблемах, я бы давно уже повесила трубку, - сказала Салли Вайнтрауб. - Вам надо как-то это преодолеть, Арран. А теперь слушайте.
      Не веря своим ушам, Арран выслушала новость о том, что известный издатель книг в мягких обложках предложил семь тысяч долларов аванса за ее роман.
      - Он начал с пяти. Мне удалось поднять цену до семи тысяч, - с гордостью заявила Салли. - Неплохо для начала. Совсем неплохо.
      Она спросила Арран, принимает ли она это предложение.
      - Думаю, что да. Да-да, конечно...
      На самом деле Арран не понимала, как можно об этом спрашивать. Конечно, они принимают предложение! Семь тысяч долларов казались ей немыслимой суммой. Она слушала и не слышала, что говорила Салли об условиях контракта, который на днях должен прийти по почте.
      - Прекрасно... - тупо проговорила Арран.
      Салли, по всей видимости, была разочарована столь слабой реакцией.
      - Ну что ж, в таком случае примите мои поздравления. Я с вами вскоре свяжусь.
      Арран положила трубку, сделала себе чашку растворимого кофе и взяла с собой в постель. Она повторяла и повторяла себе, что ее первая книга скоро будет издана и поступит в продажу, что она наконец добилась успеха, но единственным чувством, которое она сейчас испытывала, было чувство вины перед Салли. Салли так старалась, так много для нее сделала, и, конечно, ее задело кажущееся равнодушие Арран. Но с другой стороны...
      Господи! Арран рывком села на постели, и кофе пролился на простыни. Господи! Ее книга будет издана! Она, Арран, действительно добилась успеха!
      Она знала, как это тяжело - найти издателя, который бы взялся напечатать книгу. Чуть ли не каждый день она встречалась с каким-нибудь неудачливым писателем.
      Даже у Хельмута Рингмэйдена в кладовке лежал неизданный роман, которому Салли Вайнтрауб, кстати, предсказывала счастливое будущее.
      - Он принесет тебе приличные деньги, - с уверенностью заявила она когда-то.
      И вот теперь она, Арран Уинтер, - признанная писательница! Настоящий живой автор. Она прославится и разбогатеет. Конечно, не так, как Изабель. Но по своим собственным стандартам она станет чуть ли не миллионершей.
      Арран соскочила с постели и кинулась к телефону.
      Надо всем сообщить эту радостную новость.
      Однако в следующую минуту она замерла с телефонной трубкой в руке. А кому, собственно, сообщать?.. Изабель все еще в Мексике. Кристиан в Швейцарии, устраивает свои денежные дела. Фатсо крепко спит и проснется не раньше полудня. У Хельмута Рингмэйдена в такой ранний час телефон стоит на автоответчике. У Фридома вообще нет телефона. Оказывается, звонить некому.
      У нее есть десятки знакомых и так мало настоящих друзей, с которыми можно разделить радость.
      Арран стало до слез жалко себя. В самый счастливый день своей жизни она сидит одна на полу своей комнаты.
      В конце концов она позвонила капитану Мойнайэну.
      Капитан очень обрадовался за нее и не скупился на добрые слова. После многословных и очень искренних поздравлений он сообщил, что у него тоже есть для нее хорошие новости. Дом в Аламеде нашли. Там обнаружили огромные количества наркотиков и целый арсенал оружия. Может быть, Арран будет интересно узнать, что некто по имени Фарли Голаб - он же Молотобоец открыл огонь по полицейским и был схвачен. Сейчас он находится под арестом в камере предварительного заключения, что само по себе уже неплохо.
      - Наверное, он из ваших бывших дружков. Совсем вышел из границ. Даже его приятели находят, что с ним лучше дела не иметь. Кстати, как ваши консультации с психологом?
      Захваченная врасплох, Арран пробормотала что-то невнятное.
      - Да, в общем, все нормально...
      - Не лгите. И лучше сделайте что-нибудь, пока не поздно. Вы же обещали.
      ***
      Вот дерьмо.., дерьмо, в ярости думала Арран, сидя, скрестив ноги, на кровати все еще в пижаме. Но уже в следующий момент она почувствовала невероятное облегчение. Да, конечно, это был он, Молотобоец. Она чувствовала это нутром, каждой косточкой. Перед глазами встало его жирное опухшее лицо, горящие желтые глаза, волосатый живот. Она, словно наяву, ощутила его дыхание с запахом перегара. Садист и психопат... А она каждый раз разыскивала именно его.
      Арран торжественно поклялась себе, что больше никогда в жизни ничего подобного не сделает. Она получила хороший урок и не забудет его до конца жизни.
      А теперь она стала признанной писательницей! И не важно, что пока она не может сообщить об этом Рингмэйдену. Она им всем устроит сюрприз. Пригласит на праздничный ленч с шампанским, и все такое. Они закроют магазин и пойдут к Луиджи.
      Жизнь снова показалась ей прекрасной.
      ***
      Однако в тот день она так и не сообщила им свою радостную новость. Рингмэйден явился позже обычного, с красными от слез глазами - старый Боунз умер ночью, во сне.
      - Когда я подошел к нему, он был еще теплый, - всхлипывая, говорил Рингмэйден, - как будто вот-вот проснется.
      - Это самая хорошая смерть, - пыталась утешить его Арран. - Он ничего не успел почувствовать.
      И потом, он ведь был очень старый.
      Рингмэйден никак не мог заставить себя расстаться с собакой. В конце концов Арран и Фридом поехали к нему на квартиру на улице Стэньян, погрузили беднягу Боунза в грузовичок хозяина и отвезли в Общество защиты животных для кремации.
      - Надо найти ему другую собаку, - очень серьезно сказал Фридом. Когда он немного оправится, найдем ему щенка.
      У Арран не хватило духу объявить о своем радостном событии ни в этот день, ни на следующий. Всю неделю Рингмэйден скорбел по Боунзу. Фридом, полный сочувствия, даже умудрялся как-то справляться с кассовым аппаратом и отвечал на телефонные звонки.
      Рингмэйден и слышать не о хотел ни о каком щенке.
      Никто не сможет заменить ему Боунза. В конце недели, однако, Фридом уговорил его пойти вместе с ним в загон для бездомных животных. Просто посмотреть.
      - Только подумайте обо всех этих животных, обреченных на гибель. Как вы можете отказываться? Пойдемте хотя бы посмотрим на них.
      Вернулись они с огромным кастрированным котом.
      Уши у него были порваны, грязная белая шерсть торчала клочьями.
      - Почему вы не взяли котеночка? - спросила удивленная Арран. - Разве у них нет котят?
      - Конечно, есть! - гневно воскликнул Рингмэйден. - Но котята такие хорошенькие, они все нарасхват.
      А беднягу Синдбада никто не хотел брать. Еще через несколько дней они бы его уничтожили.
      Он почесал кота за ушами, и тот ответил ему презрительным взглядом зеленых глаз.
      - У него есть характер, - добавил Рингмэйден.
      По непонятной причине именно после этого случая Арран почувствовала себя еще более одинокой, чем всегда. Ей с трудом удалось удержаться от слез. Поэтому, когда ближе к вечеру в этот день позвонил капитан Мойнайэн и снова стал настаивать на консультации с психологом, она неожиданно для себя решила больше не откладывать.
      - Хорошо, я это сделаю. На следующей же неделе.
      На этот раз я вам твердо обещаю.
      ***
      В приемной доктора Энгстрома все, кроме нескольких детских рисунков на стенах, было бежевого цвета - ковер, кресла, кушетка, на которую Арран избегала смотреть: ведь здесь обследовали психов. И сам доктор Энгстром тоже казался бежевым, со своим длинным лицом, бледно-карими глазами, светло-каштановыми волосами и такой же бородкой, в светло-коричневых брюках, бежевом пуловере с кожаными пуговицами и дешевых кроссовках.
      По-видимому, этот цвет, как и вся приемная, был рассчитан на то, чтобы не раздражать зрение, утихомирить, успокоить. Однако Арран почувствовала, что ее он раздражает и одновременно усиливает депрессию.
      Доктор Энгстром заметил взгляд, который она бросила на кушетку.
      - Можете сесть, куда вам хочется. Пододвиньте кресло ближе к столу.
      Он достал блокнот, положил на письменный стол.
      На столе лежало несколько игрушек для взрослых.
      В углу кабинета стояло какое-то вертикальное сооружение, высотой примерно в один фут. С него свисали металлические шары. Если потянуть за крайний шар, а потом отпустить, все остальные шары приходят в движение, начинают сталкиваться друг с другом и издают звон. В другом конце кабинета лежали ромбовидные магниты, которые можно складывать в конструкции, напоминающие башни Уоттса <Уникальное сооружение в Уоттсе, пригороде Лос-Анджелеса.>. Имелось еще несколько разборных головоломок из металлических проводков.
      "Здесь совсем не страшно, - сказала себе Арран. - Бояться совершенно нечего. Доктор Энгстром поможет мне, и я стану нормальной, такой же, как все. У меня появятся друзья, будет своя жизнь" - . Почему же тогда она чувствует такое сильное противостояние? Почему ей хочется закрыться, защититься?
      Доктор Энгстром пристально смотрел на нее сквозь очки в тонкой металлической оправе.
      - Расскажите о себе, Арран. Сколько вам лет, где живете, где родились, где и как жили в детстве. Расскажите о родителях, братьях и сестрах, о других родственниках...
      Имя, общественное положение, серийный номер...
      Арран послушно начала излагать факты. Только факты, ничего больше. Никаких подробностей. Из какого-то детского упрямства, из нежелания облегчить ему задачу. Пусть для него это будет ничуть не легче, чем для нее самой.
      - ..у меня две сестры, обе старше меня. Изабель живет в Лос-Анджелесе, Кристиан - в Европе.
      - Как вы к ним относитесь?
      - Что вы имеете в виду?
      - Я хочу знать, какие чувства вы к ним испытываете? Вы их любите? Вы с ними близко связаны?
      - Да, очень.
      - Вы, наверное, по ним очень скучаете.
      - Да, очень.
      Внезапно к горлу подступил комок. Ей с трудом удалось подавить слезы.
      - А ваши родители - они живы?
      - Да, они живут в Англии.
      - Вы часто их навещаете?
      - Нет.
      - Почему так?
      - Мне это не по карману.
      - Вы бы хотели видеть их чаще?
      - Нет.
      Он помолчал.
      - Расскажите о родителях, Арран. Говорите только то, что вам хочется. Начните, например, с того, сколько им лет и где они живут.
      Арран откинулась на бежевую спинку кресла. Прикрыла глаза.
      - Они оба одного возраста - около пятидесяти.
      Живут сейчас в городке под названием Рыночная Гавань.
      Я там никогда не бывала, поэтому не могу ничего вам о нем сказать.
      - Вы им звоните, пишете?
      - Посылаю рождественские Открытки.
      - А ваши сестры?
      - Изабель пишет и посылает подарки.
      - А вы тоже будете посылать им подарки, когда заработаете деньги?
      - Я.., я не знаю.
      - Опишите свою мать, Арран. Вы на нее похожи?
      - Я давно ее не видела.
      - Ну, какой вы ее помните?
      - Вообще-то мне трудно... - Против воли Арран напрягла память, однако никак не могла вспомнить лицо матери, лишь какое-то бесцветное расплывшееся пятно. - Она невысокого роста, светлая шатенка вроде меня, только уже седеет. Глаза у нее... - Господи, она не может вспомнить, какого цвета глаза у матери...
      - Как вы к ней относитесь?
      - Что вы имеете в виду?
      - Вы ее любите?
      - Да, наверное. Я об этом никогда не думала, но...
      Она же моя мать.
      - Хорошо. Теперь опишите своего отца.
      Это оказалось намного легче.
      - Он высокий, черноволосый. Немного располнел.
      Сейчас он хуже выглядит.
      - А раньше хорошо выглядел?
      - Да, его считали очень привлекательным. Изабель на него похожа.
      - А что он делает? Кем работает?
      - Никем.
      - Чем же он занимается?
      - Сейчас не знаю. Раньше писал стихи.
      - Так, значит, вы унаследовали литературный талант от отца. - Доктор Энгстром улыбнулся и начал играть металлическими шарами. Раздался негромкий перезвон. - Он публикует свои стихи?
      - Нет и никогда не публиковал.
      - Расскажите мне побольше об отце, Арран. Не торопитесь, вспомните все, что сможете.
      Арран крепко сжала губы, словно закрыла дверь в свою память. Он глупец, если думает, что она будет рассказывать об отце. А она дурочка, что пришла сюда. Она полуобернулась, взглянула на часы. Время ее консультации истекает без десяти одиннадцать. Конечно, она может уйти хоть сейчас.
      - Не о чем рассказывать.
      Доктор Энгстром ответил любезной улыбкой.
      - Как хотите.
      Он что-то быстро писал в своем блокноте, как будто стенографировал. Обычно Арран без труда могла прочитать написанное другими и сверху вниз, и снизу вверх, и сбоку. Но сейчас она не могла разобрать ни слова, и это ее еще больше разозлило. Пишет о ней неизвестно что, какие-то свои домыслы, может быть, совсем неверные, основанные на том немногом, что она ему рассказала.
      - Мы к этому вернемся в следующий раз. Сейчас и времени почти не осталось. - Он назначил следующий визит на четверг, утром. - А после этого я бы рекомендовал вам приходить ко мне по крайней мере дважды в неделю. Если бы мы могли встречаться три раза в неделю, было бы еще лучше.
      Ага, по пятьдесят долларов за визит, цинично подумала Арран.
      - Боюсь, что чаще двух раз я не могу себе позволить.
      Доктор Энгстром кивнул:
      - Как знаете. Это вам решать.
      Он дал ей домашнее задание - вспомнить все о родителях и подготовить рассказ о детстве и ранней юности.
      - Хорошо, - ответила Арран.
      - Значит, до четверга.
      - Всего хорошего, доктор Энгстром.
      Арран одарила его искренней улыбкой. Теперь она даже стала лучше к нему относиться, зная, что никогда больше сюда не придет.
      - Если понадобится, звоните мне в любое время.
      - Спасибо.
      Арран снова улыбнулась и пожала ему руку.
      Она позвонила капитану Мойнайэну и сообщила о том, что сдержала обещание и нанесла первый визит психологу. Но она не сказала, что это был и ее последний визит.
      Глава 7
      - Нет! - кричала Кристиан. - Нет, нет, нет!
      Она бежала по длинной темной дороге, дрожа от страха. А там, в конце, стоял мистер Уэкслер и ждал ее.
      Она различала контуры его худощавой стройной фигуры и аккуратной головы, его протянутые к ней руки.
      Однако, подбежав совсем близко, увидела разлагающийся череп вместо головы, а вместо рук - когтистые лапы.
      - Не-е-ет!
      Она просыпалась вся в слезах, трясясь от ужаса. Ощущала теплые объятия Арран, слышала ее ласковый голос и через некоторое время успокаивалась. До следующей ночи.