Изабель подвинулась. Романо просунул руку между ее ног. Потом повернул матрас так, что ее голова оказалась на одном уровне с его напрягшимся пенисом.
      Изабель чувствовала его пальцы внутри. Они постоянно двигались, трогали, щупали, раздражали. Он повернулся на бок.
      - Заглотни его, крошка. Давай-давай.
      Изабель неловко обхватила пенис рукой, подтянула поближе и заглотнула. Ощутила холод и запах хлорина.
      Нет, о Дэвисе она сейчас думать не будет.
      Матрас едва не перевернулся. Она в страхе прижалась к Стиву. Он ответил довольным смешком.
      - Ну а если даже и свалишься в воду, что за беда? - Он приподнялся, крепко ухватив руками ее грудь. - Все равно ведь не утонешь.
      Резким толчком бедер он столкнул Изабель в воду и сам спрыгнул вместе с ней, обхватив своими сильными ногами ее шею, не вынимая пенис из ее рта. Так они спустились на дно бассейна.
      От неожиданности Изабель даже не успела вдохнуть воздуха. Он с новой силой втолкнул в нее член, и она совсем задохнулась. Ее охватила паника. Что, если он настоящий садист и решил утопить ее, пока ничего не подозревающий слуга готовит ленч? В глазах у нее потемнело, вода бассейна теперь казалась совсем черной.
      В ушах стоял пронзительный звон. Беспомощно колотя руками, она пыталась пробиться наверх. В следующий момент почувствовала, что он освободил ее шею, и рванулась наверх, к сияющему солнечному свету. Услышала его громкий смех. Нет, она не могла бы утонуть. Глубина здесь не больше четырех футов. Сейчас она стояла на краю бассейна, полуослепшая от внезапного яркого света, потеряв всякое представление о том, где находится, с мокрыми волосами, с которых на лицо стекали струи воды, ощущая бессильную ярость.
      Стив Романс подошел сзади, обхватил ее тело ногами.
      С силой вонзился в задний проход. Изабель ухватилась руками за камень, пытаясь противостоять этому бешеному натиску, не удариться подбородком о куски скал, которыми был выложен бассейн. Он двигался без устали.
      Изабель смотрела на коричневые пальцы, вдавленные в белую кожу ее груди. Сколько женщин отдали бы все на свете, чтобы оказаться на ее месте заниматься любовью в бассейне со Стивом Романо. Вот только любовью это никак не назовешь. Грубое примитивное совокупление. Для него это очередная демонстрация собственного могущества. Дэвис... Дэвис.., подумала она и почувствовала, как подступают слезы. В этот момент Романо кончил с таким шумом, что она в страхе прикусила губу. Эти звуки наверняка услышали не только слуги в доме, но и соседи за полквартала.
      Посмотри на это с другой стороны, решительно приказала она себе. Во всем можно найти положительную сторону. Или по крайней мере отнестись с юмором. Завтра она над всем этим посмеется, особенно если получит роль Марии Коллинз.
      Стив громко шлепнул ее по заду, выпрыгнул из бассейна, опустился на колени на берегу - темнокожее почти языческое существо, с мокрыми волосами, с тяжелыми, свисающими между ног гениталиями.
      - Ты раньше никогда не трахалась в бассейне?
      - Нет.
      - Так я и думал. Надо тебе научиться расслабляться. Ты вся зажата, как... Но не беспокойся. Научишься, Нужно только побольше практики.
      Он поднялся на ноги, обернулся.
      - Широ!
      Слуга появился тотчас же, как будто ждал за углом.
      - Можешь подавать ленч. И принеси то виски и бутылку шардонне, что мы выбрали раньше.
      Изабель ощущала неловкость, сидя голышом, растрепанная, за накрытым по всей форме столом, с крабами, изысканными салатами и французским хлебом. Обслуживал их безукоризненно одетый, бесстрастный и внимательный Широ, который то и дело наклонялся к ней, едва не касаясь ее груди, чтобы вновь наполнить ее бокал.
      - Это настоящее искусство - трахаться в бассейне, - благодушно произнес Романо.
      Он развернул белоснежную льняную салфетку и разложил на своих мускулистых волосатых бедрах. Широ наполнил его бокал, поставил бутылку шардонне в серебряное ведерко со льдом, вежливо поклонился. Изабель с облегчением посмотрела на его удаляющуюся спину.
      - Надо представить себе, что ты в постели, - продолжал Стив, расслабиться и только не забывать о том, что не надо дышать ртом. Дьявол, как мне хочется пососать твою грудь.
      Он наклонился к ней, обхватил губами сосок. Изабель ощутила влажное тепло его языка и - неожиданно для себя - горячий прилив наслаждения, смешанный с острым чувством ярости и стыда. Стив Романо ей не нравится! Она его ненавидит! Он обращается с ней как с проституткой, купленной и щедро оплаченной. Она не хочет его! Она готова сделать все, что потребуется, потому что ей нужна роль Марии Коллинз, но получать от этого удовольствие.., нет!
      Она сделала над собой усилие и весело рассмеялась:
      - Ну хватит тебе, Стив. Я же не блюдо к твоему ленчу.
      Он выпустил ее грудь, поднял глаза, взглянул на нее сквозь мокрые растрепанные волосы. Добродушно усмехнулся:
      - Именно блюдо к ленчу, крошка. Но если хочешь, я могу оставить тебя на десерт.
      В течение получаса, пока они ели салат и крабов, он довольствовался тем, что ласкал ее ногу пальцами своей ноги и проводил рукой по ее бедру.
      - Да, на этот раз они подобрали мне девочку что надо.
      Изабель в ярости стиснула зубы и лишь огромным усилием воли заставила себя усидеть на стуле.
      В конце концов он позвал Широ, тот убрал посуду, принес блюдо с клубникой и по приказу Стива открыл бутылку с шампанским.
      Наступило время десерта.
      Стив взял ее за руку, поднял со стула и повел к большому полосатому матрасу, лежавшему под вьющимися лозами на другой стороне бассейна.
      Изабель села на матрас, стараясь сохранять независимое выражение лица. Стив неторопливо отошел обратно к столу, вернулся с клубникой и флаконом масла для загара. Аккуратно поставил блюдо с клубникой на землю, " легонько толкнул Изабель, так что она упала на спину, и налил немного масла ей на грудь - примерно столовую ложку. Потом опустился на колени рядом с ней и начал медленными, чувственными движениями втирать масло ей в кожу. Часы показывали половину четвертого. Стояла страшная жара. К тому же Изабель много выпила. Его руки искусно ласкали все ее тело. Она ощущала приятную лень, дремоту.., чувство удовольствия от его прикосновений... И все-таки она не уступит, с вызовом напомнила себе Изабель. Пусть делает все, что хочет, она не поддастся. Ни за что на свете. Ей, конечно, придется изобразить оргазм, чтобы потешить его самолюбие. Но это не проблема. Она хорошая актриса.
      - Ас тобой не соскучишься, - сказал Стив. - Мне нравится это сочетание - ханжеская головка и роскошное тело. Какое это будет наслаждение - пробить твою броню.
      Он потянулся к блюду с клубникой, взял ягоду на длинной ножке.
      - Ну-ка, откройся.
      Изабель послушно разжала губы. Но он усмехнулся:
      - Да нет, не рот, детка!
      Она не отрываясь смотрела в его горящие карие глаза. Медленно, дрожащими руками открыла ему себя.
      Он жадно смотрел в ее промежность. Потом с нарочитой медлительностью оторвал ножку от клубники и втолкнул крупную сочную ягоду ей внутрь.
      Изабель задохнулась от неожиданности и от ярости.
      - Тут нужно немного приправы, - спокойно произнес Стив.
      Крепко придерживая ее одной рукой, налил шампанского. Замороженная жидкость обожгла чувствительную оболочку влагалища. Изабель вскрикнула. Он наклонился к ней, широко раздвинул ей бедра и начал слизывать, высасывать, заглатывать смятую ягоду, испуская громкие вздохи наслаждения. Изабель сжимала бедра от бессильной ярости, потом - от внезапного, неконтролируемого возбуждения. А потом, совершенно неожиданно, наступил оргазм, самый мощный, какой она испытывала когда-либо в жизни.
      Стив поднял голову. Губы его были испачканы клубничным соком. Одобрительно кивнул, как бы подтверждая результаты эксперимента.
      - Хорошо, хорошо. Просто прекрасно.
      После этого Изабель мало что помнила. Она лежала на матрасе, липкая от масла, пота, спермы, клубничного сока, ничего не соображая, не в состоянии двинуться с места. Потом она опять оказалась в бассейне, на этот раз дрожа от внезапного холода. Потом был яркий, красочный закат, черные тени пальм, еще шампанское, широкая кровать. Она лежала, как будто пронзенная копьем, лицом вниз, Романо со смешком подсовывал ей под нос ампулу с амилонитратом, повторяя, что задница у нее ничуть не хуже, чем грудь. Еще она помнила, как снова наступил оргазм, со спазмами и криками, и снова против ее воли.
      Жемчужно-серое небо порозовело. Что это? Рассвет?
      Неужели миновала ночь? Она смутно помнила порывы прохладного ночного воздуха и то, как с трудом поднималась по лестнице в знакомую комнату.
      Потом была пустота и чернота. Полный провал. Пока она не проснулась от телефонных звонков в собственной постели. Ярко светило солнце.
      Изабель услышала сдержанный, отдаленный голос Дэвиса;
      - Как я понимаю, встреча с Романо закончилась удачно. Он считает, что вы вполне совместимые партнеры. Поздравляю. Ленч, по всей видимости, прошел на высоте...
      ***
      - Доброе утро, мисс Уинн.
      Чарлин Гувер внимательно оглядела клиентку номер один. В новом черном льняном платье, в ярко-красных босоножках на высоких каблуках, она выглядела сдержанной, ухоженной и прекрасной, как всегда. Однако, когда она сняла огромные солнечные очки, Чарлин увидела темные круги под великолепными голубыми глазами.
      - Привет, Чарлин. Он меня ждет.
      Чарлин кивнула. Сняла телефонную трубку.
      - Мисс Уинн здесь.
      Обернулась к Изабель.
      - Он хочет просмотреть контракт вместе с вами.
      Сердце с болью ударило в грудную клетку. Изабель мило улыбнулась Чарлин, открыла дверь и, высоко вскинув голову, вошла в кабинет Дэвиса. Оказавшись внутри, она тихонько прикрыла дверь и на секунду прислонилась к ней, глядя на Дэвиса, сидевшего в другом конце комнаты.
      Дэвис Уиттэкер очень изменился. К нему пришел успех, и это сразу бросалось в глаза. Густые черные волосы аккуратно подстрижены по последней моде. Рот казался жестче, чем раньше, глаза смотрели холодно, оценивающе. Однако одевался он все так же несколько старомодно. Презирал пастельные тона, открытые рубашки и медальоны. Он стал преуспевающим молодым агентом Голливуда, но в глубине души так и остался аристократом из Новой Англии. Тело его под бежевым шерстяным костюмом и голубой рубашкой, по-видимому, все такое же худощавое и мускулистое, подумала Изабель. Она умирала от желания коснуться его, но не осмеливалась.
      Его ухоженные руки неподвижно лежали на широком письменном столе орехового дерева, как всегда, пустом, если не считать папки с ее контрактом, дорогого письменного набора, который она подарила ему на Рождество, и двух телефонных аппаратов - черного и белого.
      - Ну как ты, Изабель?
      Она облизала пересохшие губы.
      - Хорошо, - произнесла хриплым шепотом.
      Он кивнул.
      - И выглядишь хорошо. Проходи, садись. Просмотрим все внимательно.
      Он был так же красив, как всегда. А теперь в нем, кроме всего прочего, чувствовалась еще и сила. Вспоминая о вчерашнем дне, проведенном со Стивом Романо, Изабель испытывала ярость и отвращение. Опустилась в кресло, галантно выдвинутое для нее Дэвисом - не дешевое, как раньше, нет, из нержавеющей стали и натуральной кожи. С болью отметила, что он постарался не коснуться ее.
      Чарлин принесла кофе. Дэвис поблагодарил ее, попросил отвечать на телефонные звонки и, не медля, принялся за дело. Начал тщательно выверять контракт, пункт за пунктом, кое-что подчеркивая, кое-что разъясняя, кое-где углубляясь в детали. Объяснил, сколько она получит за фильм, сообщил, что это будет "звездная" оплата, разумеется, после Стива Романо. Ее первая "звездная" оплата... Через некоторое время Изабель перестала вслушиваться в слова. В этом не было необходимости - она доверяла ему во всем. Сейчас она слышала лишь его холодный, отстраненный голос и сознавала только одно - он ее больше не любит.
      - Возьми это. Покажешь своему адвокату. Потом верни мне.
      Дэвис поднялся, протянул руку. Взглянул на часы. На время ленча у него назначена встреча. Изабель давали понять, что она может идти.
      - Поздравляю еще раз. Теперь ты действительно звезда.
      Он сухо улыбнулся.
      Изабель наклонила голову.
      - Благодарю.
      Она физически ощущала, как сердце разбивается на мелкие осколки. Растянула губы в улыбке. Продолжала играть.., играть...
      - Спасибо за все, Дэвис. До встречи.
      Небрежной походкой вышла в приемную, сказала что-то вежливое Чарлин, легкомысленно взмахнула ярко-красной сумочкой, в которой лежал ее первый "звездный" контракт. Ей удалось сохранить видимость достоинства пока спускалась в лифте, до самого выхода на улицу, до того места, где стояла ее машина. Там, увидев свой красный "мустанг" рядом с шоколадно-коричневым "мерседесом" Дэвиса, она перестала сдерживаться. Прислонилась на секунду к стеклу его машины, почувствовала горячие слезы на щеках. На мгновение вспомнила о том, что сейчас потечет косметика, но уже в следующий момент махнула на это рукой. Кинула сумочку на заднее сиденье своей машины, забралась внутрь, села за руль, уронила пылающее лицо на руки и застонала, завыла от горя.
      Неподалеку, за тремя другими машинами, за ней наблюдали холодные голубые глаза из серебристого "порше".
      Изабель рыдала, не замечая ничего вокруг. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой одинокой. Внезапно перед ней предстало лицо Арран. Ее широко открытые невинные серые глаза, ее мягкая улыбка. Подчиняясь мгновенному импульсу, Изабель решила уехать из Лос-Анджелеса. Ехать и ехать, не останавливаясь, до самого Сан-Франциско. Поехать к Арран, которая ее любит. Рассказать ей... О чем?! О Стиве Романо, о том, как он трахал ее в бассейне, в патио, на полу спальни и где там еще?
      Рассказать Арран, на что она, Изабель, пошла, чтобы получить роль Марии Коллинз? Да разве Арран сможет такое понять?
      Ах, дерьмо! Ах, какое все дерьмо!
      - Есть ведь и другие сценарии, - говорил ей Дэвис. - Совсем не обязательно хвататься за этот. Ты сможешь получить любую роль.
      Но ей хотелось получить все сейчас, а не когда-нибудь потом. И вот она получила эту роль. Значит, надо извлечь из нее все, что возможно.
      Изабель решительно утерла слезы, расправила плечи.
      Раз уж она заплатила за этот фильм такой дорогой ценой, она поднимется на нем, с помощью Стива Романо, на самую вершину. Или умрет в этой отчаянной попытке.
      Та, что сидела за рулем "порше", дождалась, пока машина Изабель скроется за углом, потом вошла в здание студии, поднялась на лифте к офису Дэвиса Уиттэкера.
      Чарлин позвонила Дэвису. Указала посетительнице на кресло.
      - Он скоро освободится. У него разговор с Нью-Йорком.
      Посетительница улыбнулась, скрестила стройные ноги, взяла со стола журнал.
      По другую сторону двери Дэвис Уиттэкер бессильно откинулся на спинку своего дорогого кресла, глядя на черно-белую фотографию Изабель, висевшую на стене.
      Он не разговаривал с Нью-Йорком, о чем Чарлин прекрасно знала.
      Через некоторое время, когда унялось бешеное биение сердца, он позвонил Чарлин и попросил впустить к нему посетительницу.
      - Стюарт! Рад тебя видеть! Какой приятный сюрприз!
      Глава 3
      Лорд-мэр Лондона сидел в низком позолоченном кресле прямо перед Кристиан. На нем был смокинг, белый галстук и все регалии, включая великолепную золотую цепь. Его супруга сидела по левую руку от него, задрапированная в розовато-лиловые шелка, с бриллиантовой диадемой на голове. Справа сидела принцесса Маргарет, маленькая толстушка в нежно-голубом, увешанная драгоценностями. Кристиан могла бы протянуть руку и коснуться ее.
      Кристиан с мужем и Эрнестом Уэкслером присутствовала сейчас на специальном представлении "Реквиема" Берлиоза в соборе Святого Павла. Уэкслер, большой поклонник Берлиоза, настоял на том, что "Реквием" никак нельзя пропустить, тем более что Лондонским симфоническим оркестром, выступающим совместно с двумя большими хорами и тремя оркестрами духовых инструментов, дирижирует знаменитый Коллин Дэвис.
      Музыка торжественно разливалась под высокими сводами собора. Кристиан, обычно не слишком чувствительная к музыке, на этот раз ощутила словно электрический заряд в оркестровых и голосовых модуляциях. По непонятной причине ее внезапно пронзило острое чувство страха.
      Оркестр заиграл зловещие вступительные аккорды к "Страдальцу". Кристиан кинула быстрый взгляд вправо, на Эрнеста Уэкслера. Он сидел позади принцессы Маргарет, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза.
      На впалых щеках проступили темные тени, слишком худые руки сжаты в кулаки и лежат на коленях; зубы стиснуты. Вот он сунул руку в карман смокинга, достал коробочку с таблетками, проглотил несколько штук.
      После длительной концовки, с ее мягкой гармонией струнных и ударных инструментов, наступила полная тишина, взорвавшаяся через несколько минут оглушительным громом аплодисментов и одобрительными возгласами. Коллин Дэвис без конца кланялся, торжествующий, растрепанный, выдохшийся, но тем не менее готовый, если потребуется, повторить все с самого начала.
      Затем началась длительная процедура проводов представительницы королевской фамилии. Принцессу Маргарет по длинному проходу, устланному красным ковром, провожали к выходу лорд-мэр с супругой и многочисленная свита.
      Теперь и остальные могли расходиться. Джон предложил руку Кристиан... Достойный уважения супруг, красивый, импозантный в своем вечернем костюме. Незначительные дефекты фигуры, если они и есть, скрыты идеальным покроем. Могущественный банкир, добрый друг, незаменимый советчик для многих глав государств и руководителей международных финансовых компаний.
      Аристократический продукт многовекового отбора среди лучших семей Европы. В такие минуты Кристиан почти забывала о том жалком ноющем существе, которое требовало, чтобы она села к нему на грудь в ванной и помочилась на него, в то время как он рыдал и извивался в оргазме.
      Эрнест Уэкслер поднялся с места, покачнулся, на мгновение ухватился за руку Кристиан. Сделал глубокий вдох, расправил плечи и прошествовал к выходу, безукоризненный и жизнерадостный, как всегда.
      - Хотел бы я, чтобы такой реквием написали специально для меня. При условии, конечно, что я сам был бы жив и мог его послушать.
      Он помог Кристиан сесть в "ягуар".
      - Думаю, нам всем сейчас не помешает чего-нибудь выпить. Мартин, мы едем на Гросвенор-сквер.
      В американском посольстве устраивали прием в честь Генри Киссинджера, который приветствовал Эрнеста Уэкслера как старого друга и несколько минут любезно поболтал с Кристиан. Сделал комплимент по поводу ее платья шикарного произведения Зандры Роудс, сшитого из полос ярких павлиньих оттенков со сверкающими золотыми гранями - и ее совершенного немецкого языка. Кристиан очень нравился этот человек. Сейчас она сожалела о том, что надела туфли на таких высоких каблуках.
      Уэкслера этот прием, казалось, вновь вернул к жизни и омолодил. Он с видимым удовольствием расхаживал по огромному залу, болтал со своими знакомыми, пил много шампанского. Кристиан вспомнила внезапный страх, который она ощутила в соборе, и решила, что скорее всего это сказалось действие музыки.
      Однако примерно через час Уэкслер подошел к ней, беспокойный, нервный, с лихорадочным румянцем на щеках, и сказал, что хочет уйти.
      - Мне здесь надоело. Поехали к Аннабел. Тебе, я вижу, тоже скучно.
      Сидя в машине, Кристиан с легкой усмешкой представила себе, как бы она среагировала три года назад, если бы ей сказали, что в один вечер она встретится с принцессой Маргарет и с Генри Киссинджером и при этом кому-то покажется, что ей скучно.
      У Аннабел их ждал очень удобный столик - не слишком близко, но и не очень далеко от маленькой танцевальной площадки, где в полной темноте извивались, сплетаясь воедино, прекрасные пары. В ведерке со льдом стояла бутылка шампанского.
      Джон пододвинул Кристиан кресло, помог сесть.
      Руки ее похолодели, по коже пробежали мурашки. Она снова почувствовала все тот же безотчетный страх. Усилием воли заставила себя успокоиться. Перевела взгляд на сверкающие медные колонны, отделявшие обеденный зал от бара, потом - на ловкие руки официанта, извлекавшего пробку из бутылки.
      Уэкслер поднял бокал. Чокнулся с Кристиан. Заговорил так, будто Джона с ними не было.
      - Я хотел, чтобы этот вечер стал чем-то особенным.
      Нам придется расстаться на некоторое время, моя дорогая. Я не очень хорошо себя чувствую.
      - Да, я заметила.
      Кристиан почувствовала, как страх сконцентрировался, превратился в твердый комок в груди. Сделав над собой усилие, она заговорила легким, спокойным тоном:
      - Надеюсь, ничего серьезного?
      Он сухо усмехнулся:
      - Ничего такого, с чем нельзя было бы справиться.
      Просто это очень нудно и унизительно. Я не привык болеть.
      - Вам придется лечь в больницу?
      - Нет, конечно. Не выношу больницы.
      Он с наслаждением отпил шампанского из бокала.
      - Никого не следует вынуждать жить без шампанского.
      - Что, вам придется отказаться от вина? Что-нибудь.., с печенью?
      Он улыбнулся.
      - Нет, моя дорогая. У меня крепкая печень. Удивительно крепкая при нынешних обстоятельствах. И у меня нет ни малейшего намерения отказываться от вина, пока я жив. Просто я уезжаю.., на давно заслуженный отдых.
      - Куда же вы поедете?
      Он все так же улыбался.
      - Туда, где потеплее, разумеется.
      Потом он пригласил ее танцевать. Кристиан показалось, что все мельчайшие подробности этого танца запечатлятся в ее памяти навсегда, словно выжженные в мозгу. Они танцевали под песню Франсуазы Харди, и Уэкслер тихонько подпевал на французском языке. Рука его, лежавшая на талии Кристиан, казалась слишком легкой, почти бесплотной и, уж во всяком случае, неспособной пронести Кристиан через весь дом, чтобы она не запачкала кровью его ковер.
      В диско-будке девушка с длинными прямыми волосами цвета меда наклонилась над вращающимися дисками.
      Вскоре после танца Уэкслер заявил, что устал, да и шампанское кончилось. Часы показывали половину второго ночи.
      Мартин высадил Кристиан и Джона у их дома на набережной Челси. Уэкслер помахал им на прощание, изогнув губы в иронической улыбке. Потом обернулся к Мартину, коснувшись пальцами своих усов. Это было последнее, что запомнилось Кристиан.
      "Дорогая, дорогая моя Кристиан!"
      Письмо принесли на подносе с завтраком, вместе с тремя приглашениями, счетом из магазина "Хэрродс" и напоминанием от дантиста о том, что подошло время очередного осмотра.
      Кристиан смотрела на буквы, написанные четким решительным почерком черными чернилами на плотной веленевой бумаге.
      "Это прощальное послание. Я больше не могу игнорировать живущего во мне врага, так как на этой стадии доза лекарств, помогающих справиться с болью, может выйти из-под контроля. Поэтому мы больше не увидимся, дорогая. Я имею в виду, в этой жизни. Что же касается другой жизни, то я никогда не верил в ее существование.
      Если я ошибаюсь, значит, мне суждено провести свой долгий и давно заслуженный отдых в жарком климате, так как моя земная жизнь во многом заслуживает сурового порицания.
      Как бы там ни было, я ни о чем не сожалею. По крайней мере в том, что касается меня лично. Хотя, должен признаться, дорогая, прошлой весной в Аннеси ты заставила меня кое о чем задуматься. Ты сказала тогда, что деньги и власть - это еще не все в жизни. А я заверил тебя, что ничего другого не существует.
      Возможно, я оказал тебе плохую услугу, выдав замуж за Джона Петрочелли. Сейчас, столкнувшись с неизбежным доказательством собственной смертности, я о многом передумал. Могу лишь сказать в свое оправдание, что в то время я был убежден, что поступаю правильно.
      Мне и в голову не приходило, что я пытаюсь исправить одну несправедливость с помощью другой. Или, по сути, подменяю одну ловушку другой.
      Сейчас я хочу попытаться исправить то, что я сделал, Кристиан. Но сделать это я могу единственным известным мне способом. Извини, если этот способ покажется тебе не слишком тактичным, и не забывай, что я всего лишь старый дряхлый торгаш.
      Я взял на себя смелость открыть на твое имя счет в банке "Кредит-Суиз", в Цюрихе. Детали на прилагаемой карточке. Это номерной счет, и я перевел на него три с половиной миллиона швейцарских франков, что по нынешнему курсу составляет примерно миллион американских долларов. В банке тебе надо связаться с герром Бернардом Вертхаймом. Он ждет твоего звонка.
      Оставляю тебе эти деньги без каких-либо условий или ограничений. Лишь с благословением. Ты можешь покинуть Джона или остаться с ним - как пожелаешь. Ты теперь вольна жить так, как захочешь. Надеюсь, это будет долгая и интересная жизнь.
      Прощай, моя дорогая. Желаю счастья. И спасибо тебе, что позволила мне провести последний год жизни в твоем обществе. Могу только добавить, что если бы я был способен полюбить кого-нибудь в этой жизни, то это, несомненно, была бы ты".
      Письмо было отправлено накануне, а написано задолго до того события, которое, как теперь поняла Кристиан, явилось хорошо инсценированным прощальным вечером, где "Реквием" Берлиоза был даром уходящему.
      Часы показывали половину девятого. Кристиан резко отодвинула поднос с нетронутым завтраком, не заметив, что кофе пролился ей на юбку. Вскочила, не умываясь, не причесываясь, накинула на себя первое попавшееся платье и побежала вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. По дороге захватила сумочку со стола в холле, выбежала на улицу, помчалась к гаражу так, как будто за ней гнался сам дьявол. Единственной мыслью была слабая надежда, что он ошибся и что она может еще успеть.
      Однако Кристиан по опыту знала, что Эрнест Уэкслер никогда не ошибался. Она безнадежно опоздала.
      Она мчалась через весь Лондон на бешеной скорости, проклиная час пик и нескончаемые потоки машин. Через двадцать минут ее машина со скрежетом затормозила у высокого узкого дома. Кристиан взглянула вверх на ряды окон, которые, словно пустые глаза, ничего ей не говорили. С силой нажала на звонок. Сейчас, как всегда, выйдет Пьер, спокойный, бесстрастный, и скажет, что мистер Уэкслер мирно завтракает наверху и разговаривает по телефону с Монте-Карло, или с Тегераном, или с Вашингтоном. Однако Пьер не появлялся. Кристиан, внезапно похолодев, вспомнила, что Пьера накануне отослали в Монте-Карло привести дом в порядок к возвращению хозяина. А служащие офиса не появятся раньше половины десятого.
      Она сделала глубокий вдох, достала из сумочки связку ключей. Дом был оборудован как неприступная крепость - со множеством замков, кодами, сигнализацией, но Кристиан когда-то жила здесь и знала все коды.
      И ключи все еще лежали у нее в сумочке.
      Стальная входная дверь со стуком захлопнулась позади нее. Кристиан стояла в холле, прислушиваясь. Дом казался вымершим.
      - Мистер Уэкслер! - позвала она. - Это я, Кристиан.
      Голос прозвучал непривычно громко в тишине пустого холла.
      Она заглянула в гостиную, потом в столовую, где стоял телекс и целая батарея телефонов - эта комната часто использовалась как коммуникационный центр, - потом прошла в малый офис, где когда-то она впервые обедала в этом доме. Как давно это было...
      Медленно, едва передвигая ноги, поднялась она по лестнице, держась внезапно вспотевшими руками за перила. Сердце гулко стучало в груди. Огромным усилием воли она заставила себя войти в спальню.
      Там было пусто.
      Кристиан медленно огляделась. Как и следовало ожидать, в комнате царил идеальный порядок. На нетронутой кровати лежала шелковая пижама и аккуратно сложенный халат, рядом так же аккуратно стояла пара комнатных туфель. Одеяло чуть отогнуто - для хозяина, который так и не появился... Шторы на окнах опушены, лампа на ночном столике включена, и свет ее направлен на небольшую кипу газет и журналов.
      Кристиан прошла в гардеробную, примыкавшую к спальне. Старомодное гладильное устройство, гардероб из красного дерева, заполненный костюмами самых различных цветов и покроев, пригодных для любого случая, любого времени года, любого климата, в любой точке земного шара. Костюм для официальных утренних приемов - с черным смокингом и полосатыми брюками, обеденные пиджаки - черные и белые, бархатные смокинги, блейзеры, твидовые костюмы, серые деловые тройки, темно-синие, полосатые. Ряды шляп - котелки, панамы, мягкие фетровые шляпы и даже белый велюровый стетсон с загнутыми полями.
      Кристиан смотрела на длинные ряды начищенных до блеска ботинок и туфель, на разноцветные галстуки и шарфы, на полированный комод красного дерева, ящики которого были заполнены носками, рубашками, нижним бельем. Она закусила губу, так что выступила кровь.
      Оставалась еще одна дверь - в ванную комнату. Эта дверь была закрыта.
      Кристиан приоткрыла ее. И сразу ощутила запах смерти. Двигаясь автоматически, как робот, она распахнула дверь и остановилась, глядя в бледные глаза Эрнеста Уэкслера. Значит, еще не поздно. Его глаза открыты, он смотрит на нее... Она сделала шаг к нему и увидела, что эти глаза безжизненны и пусты. Безжизненны уже в течение нескольких часов.
      Он лежал в своей огромной ванне в вечернем костюме с галстуком-бабочкой. Туфли аккуратно стояли рядом с ванной - по-видимому, он не хотел портить дорогой фарфор. Кристиан увидела пистолет и сразу узнала его.
      "Магнум-357". Не очень точное оружие, но вполне подходящее для короткого расстояния. Лицо Эрнеста Уэкслера не было повреждено. Голова, необычно плоская, покоилась на розовой шали, разложенной на заднике ванны. В следующий момент Кристиан у ид ела, что это не шаль, а кровь. И мозги и кости. Вся задняя часть черепа была раздроблена.
      Кристиан отметила это механически, оставаясь все в том же состоянии транса. До тех пор, пока не увидела на полу позади ванны окровавленные полотенца, разложенные Уэкслером, вероятно, для того, чтобы предохранить ковер. Она непроизвольно поднесла руку ко рту, пронзительно закричала и стала медленно, неловко отступать назад, натыкаясь на двери, на мебель, на стены. Как слепая, прошла в спальню, подошла к кровати, скорчилась около нее, уронив голову на его пижаму, и застыла в таком положении. Так ее и застал Джон.