Глава 10

Надежда леди Денвилл в некоторой степени осуществилась. То ли от того, что миссис Клифф оказалась отдаленной родственницей почтенной вдовы, то ли почувствовав в этой кроткой леди прекрасную замену своей дочери Кларе, та удостоила ее милостивого внимания и, не теряя времени, сделала ее своей основной компаньонкой. К некоторому удивлению леди Денвилл, бедная Эмма выразила готовность принять на себя эти обязанности. Они оказались не столь трудными, как можно было предполагать, поскольку вдовствующая особа и не позволяла входить в спальню никому, кроме горничной, и никогда не покидала ее до полудня, возвращаясь обратно за два часа до ужина, и проводила вечер за игрой в вист, пикет или трик-трак с теми, кого она считала достойными противниками или партнерами. Миссис Клифф среди таковых не числилась, и в течение трех дней, пока сэр Бонами Риппл не присоединился к остальным гостям, четвертое место за карточным столом занимал Кит. Он был умелым, если не сказать блестящим игроком, и после того как он понял разницу между долгим вистом, который предпочитала вдовствующая особа, и коротким, к которому, будучи представителем молодого поколения, привык он, у нее не осталось серьезных причин придираться к нему. Но поскольку в игре леди Денвилл известное мастерство соседствовало со странными промахами (из-за того, что, по ее словам, она в неподходящий момент погружалась в свои мысли), вскоре по молчаливому соглашению играющие составили две постоянные пары – почтенная вдова и Космо Клифф против леди Денвилл и ее сына.

Таким образом, Эмме приходилось лишь составлять компанию вдовствующей особе в ее свободное время, а также сопровождать ее в послеобеденных поездках по окрестностям, если позволяла погода. Подобный образ жизни весьма соответствовал ее нраву, так что никто не считал ее достойной сочувствия.

Эмброуз, все еще питая надежду стать знаменитым стрелком, проводил утренние часы с главным егерем, кротким человеком, сообщившим Киту по секрету, что если он обучит мастера Эмброуза попадать точно в дверь амбара с расстояния в двенадцать ярдов, то это будет более чем он ожидал.

Космо проводил лучшую часть дня либо за изучением лондонских газет в библиотеке, либо разъезжая по имению и задавая язвительные вопросы судебному приставу и фермерам и сообщая Киту замеченные им признаки расточительства. Киту же оставалось только развлекать мисс Стейвли. В солнечные дни они катались верхом или играли в волан, когда шел дождь, играли на бильярде или беседовали, усевшись в каком-нибудь уютном уголке. Однажды по ее просьбе он проводил ее в длинную картинную галерею, развлекая непочтительными историями о своих предках, портретами которых были завешены стены. Она отвечала тем же и после его хвастливого рассказа о некоем непокорном священнике (родственнике по боковой линии) даже перещеголяла его, поведав об одном из Стейвли, который запятнал свое имя, увязнув в долгах так сильно, что ему ничего не оставалось, кроме как заняться разбоем.

Кит, отдав должное этому рассказу, полюбопытствовал, преуспел ли этот предприимчивый отпрыск древнего рода в увеличении своего состояния, но получил ответ, что его вопрос неуместен, потому что этот замечательный человек безвременно окончил свои дни на плахе под именем Благородного Дика.

– Ну, ладно, – сказал он. – Но посмотрите на этого старого рыжеватого типа. Одного из моих троюродных дедушек. Говорят, он убил свою первую жену. Вот она, позади него!

– Конечно, – сказала Кресси, вглядываясь в портрет печальной женщины. – Не удивительно, если он это действительно сделал. Видно, что это унылая женщина, подверженная меланхолии, плаксивая. Кроме того, я могу утверждать, что рыжеволосые люди отличаются неуравновешенностью и несдержанностью.

Однако наибольший интерес у мисс Стейвли вызвал портрет близнецов Фэнкотов, написанный Хоппнером, когда они были школьниками.

– До чего вы похожи! – заметила она, внимательно изучая портрет, который Кит считал одной из лучших работ Хоппнера. – Но когда вглядываешься более тщательно, замечаешь различие. У вас волосы светлее, а ваш брат немного выше. Что-то 9 выражении тоже…

– Вы так думаете? Я думаю, что кажущаяся разница в росте зависит просто от положения, в котором мы находились. А что до выражения, то этот портрет нельзя отнести к удачным вещам кисти Хоппнера, – сказал Кит, безжалостно жертвуя репутацией покойного художника. – Пройдемте дальше и посмотрим на портрет моей матери, написанный Лоренсом.

Она позволила провести ее вперед, однако перед тем, как покинуть галерею, бросила еще один взгляд на портрет Хоппнера, а затем посмотрела исподтишка, но испытующе, на Кита. Впрочем, она ничего не сказала, ни тогда, ни позднее, когда почтенная вдова высказала мнение, что лорд Брамби был несправедлив к своему старшему племяннику.

Вдовствующая особа была возмущена его светлостью.

– Вот увидишь, Кресси, он становится сплетником! Со старыми холостяками это бывает часто. Он души не чает в другом мальчике, и это отражается на его отношении к юному Денвиллу!

– Он не сказал папе ничего предосудительного о Денвилле, мэм, – осмелилась вставить Кресси. – Он ведь говорил только, что, хотя Денвилл немного необуздан, он верит, что нет ничего лучше, чем подходящая женитьба, которая сможет сделать его…

– Вздор! – воскликнула леди Стейвли, зажмурив глаза. – Генри Брамби – старая баба, и я ему об этом скажу! Это выдумка, что мальчик – распутник, он никогда им не был! Думаю, что приключения у него были: не без этого! Но я приобрела жизненный опыт задолго до того, как Брамби приобрел свой, и если он думает, что я не раскушу Развратника, он глубоко ошибается! Ничего подобного я не замечаю в Денвилле, и ты можешь мне верить, девочка! Мне он нравится. А тебе?

Этот внезапный вопрос слегка обескуражил Кресси, но пытаясь оттянуть ответ, она сказала, немного покраснев:

– Да, мне тоже. Много.., много больше, чем с самого начала. Но…

– Но.., что? – задала вопрос почтенная леди, когда Кресси заколебалась. Кресси покачала головой.

– Ничего, мэм! То есть.., да нет, ничего!

Почтенная вдова пристально взглянула на нее и через мгновение изрекла:

– Впрочем, еще рано! Я не хочу настаивать и больше об этом не говорю. Ты не относишься к разряду глупеньких барышень, поэтому вполне можешь оценить преимущества этого брака. Ты знаешь также, что Денвилл – завидный жених, я и раньше так думала. Таким был и его отец, и маленькой дурочке Амабел Клифф очень повезло, когда она поймала его!

Она села, раздумывая секунду, затем резко изменила предмет разговора:

– Я полагаю, что Бонами Риппл собирается приехать сюда завтра. Ну и толст же он! Однако я буду рада видеть его, потому что он хорошо играет в вист и знает все последние сплетни.

Она снова замолчала, а затем нехотя добавила:

– Что до Амабел, то суметь увезти Риппла из Брайтона в это время года – это, скажу тебе, много значит.

Но когда на следующий день сэр Бонами при помощи двух здоровенных лакеев выбрался из дорожной коляски, никто не мог предположить по его поведению, сколь нетрудно было заставить его покинуть Павильон и привезти в уединенный Рейвенхерст. Излучая добродушие, он схватил руку Кита своими коротенькими и толстыми руками и воскликнул, что это великолепно! Немного отдышавшись после усилий, затраченных на спуск из коляски, он стоял, осматриваясь: внушительная, если не нелепая, фигура в изящнейшем деревенском одеянии с накинутым на плечи громадным пальто тускло-коричневого цвета и в касторовой шляпе с низкими полями, лихо надетой набекрень на вьющиеся и напомаженные локоны.

– Очень приятно! – воскликнул он. – Прекрасный вид! Ты знаешь, мой мальчик, я никогда раньше не видел этого летом! Прекрасно! Как раз то, что надо для восстановления здоровья! Я уже чувствую себя свежим, как букет цветов.

В глазах Кита мелькнул огонек.

– Я счастлив приветствовать вас здесь, сэр! Маленькие круглые глазки сэра Бонами на секунду впились в него:

– Премного обязан! Красиво сказано! С опозданием вспомнив, что его брат с трудом выносил преданного обожателя их матери. Кит небрежно произнес:

– Однако я должен предупредить вас, что прелести сельской жизни, возможно, выбьют вас из колеи! Мы обедаем в шесть, сэр!

– Не стоит предупреждать меня, – сказал сэр Бонами, медленно поднимаясь по ступеням. – Я знаю сельские привычки! Но у вас прекрасный повар, и, получив кусочек-другой в полдник, можно спокойно ждать до шести часов, – а на ужин довольствоваться легкой закуской.

– О, мы предложим вам нечто большее, чем легкую закуску! – пообещал Кит. – Вам, без сомнения, потребуется подкрепить силы после игры в вист по вечерам с вдовствующей леди Стейвли!

– Да, это так! – сказал сэр Бонами, останавливаясь наверху лестницы, чтобы перевести дыхание. Его огромная фигура задрожала от смеха. – Теперь я понимаю, почему вы счастливы приветствовать меня! Очень хорошо! Прекрасно! Вы предоставите старую леди моему вниманию! Ах!

Последнее восклицание было вызвано появлением хозяйки дома, которая подала им обоим руки и сказала с обольстительной улыбкой:

– Дорогой Бонами, я знала, что могу рассчитывать на вас! Стыдно приглашать вас в такую ужасную компанию, но я нуждаюсь в вас!

Целуя ее руки и удерживая их в своих, сэр Бонами сказал нежно:

– Ну, ну, моя душечка!.. Вы знаете, как счастлив я слышать это! И вы прекрасно знаете, что я не могу считать компанию, которую украшаете вы, ужасной! Все, что в моих силах, так это обещать повиноваться вам с готовностью. Ивлин только что сказал мне о том, что вы предоставите моему попечению Корнелию Стейвли.

– Да, но это ужасно! – заключила ее светлость. – Я знаю, я должна была предупредить раньше, но не отважилась, так как боялась, что вы откажетесь приехать.

– Нет, нет! – ответил он, отпуская одну ее руку и поглаживая другую. – Ничто не могло бы остановить меня! Даже если бы вы пригласили сюда самого скучного человека!

– Да, это как раз то, что я сделала, – сказала она искренне. – Это Космо!

– Ваш брат Космо? – спросил он.

– И его жена, и его сын! – чистосердечно призналась она.

– Да, да! – произнес он кротко. – Я с ними не знаком, но полагаю, что Клиффы не будут очень беспокоить меня. Однако он тупой малый! Но в конце концов не стоит обращать на него внимания!

– Я знала, что могу положиться на вас! – сказала леди Денвилл, беря его под руку. – Теперь вы должны пройти в гостиную и выпить стакан вина, пока ваш слуга будет распаковывать чемоданы: вы расскажите мне все последние криминальные новости.

Кит, понимая, что его присутствие нежелательно, вышел, чтобы разыскать мисс Стейвли. Он нашел ее после долгих поисков в длинной столовой; она расставляла свежие цветы в две новые вазы, привезенные его матерью. Он немедленно поинтересовался, кто заставил ее делать такую работу.

– Никто, – ответила она, раздумывая, куда поместить длинную лилию. – Я спросила миссис Денвилл, могу ли я сделать это для нее, и она мне разрешила, так что, вы видите, я не вмешиваюсь не в свое дело и не покушаюсь на чужие права!

– Вы знаете, я не это имел в виду. Но вы не должны заниматься этим! Мама уверяла меня, что нет ничего более утомительного!

Она засмеялась.

– Да, мне она тоже так говорила. Однако я считаю это занятие очень приятным делом. Особенно здесь, где такое изобилие цветов. Утром я с огромным удовольствием отбирала и срезала их.

– Я рад, однако мне хотелось, чтобы вы разрешили одному из слуг доделать за вас эти букеты!

– Конечно, нет! Зачем?

– Чтобы поехать со мной кататься верхом, – убеждал он ее. – Сегодня не так жарко – и маминой кобыле нужна тренировка!

– Дорогой Ивлин! – вздохнула она. – Это замечательно, но… Нет, я не могу! Из Брайтона доставили пригласительные карточки, и я должна помочь леди Денвилл разослать их, потому что она назначила прием на следующую неделю и нельзя терять времени.

Он предложил было свои услуги, но вспомнил, что его почерк очень сильно отличается от каракулей Ивлина, и сдержался, сразу осознав эту новую опасность. Рано или поздно, подумал он, один из его гостей попросит его франкировать [3] письмо. Он может написать только одно слово – «Денвилл», удовлетворительно имитируя почерк Ивлина, но написать полное имя и адрес будет свыше его сил. Его отец, человек очень дотошный, всегда делал это:

Кит удивлялся, может ли каждый пэр и член парламента придерживаться строго буквы закона. Он скорее предполагал, что большинство из них распределяет свои франки очень свободно, с другой стороны, смутно припомнил, что читал в какой-то газете, что франки подвергаются тщательному изучению почтовым учреждением для проверки злоупотреблений этой привилегией. Он надеялся, что подпись Ивлина еще не очень хорошо известна местным почтмейстерам, и решил, что если случится худшее, он извлечет пользу из неразборчивого почерка Ивлина и посоветует просителю франка надписать письмо самому, чтобы обеспечить его безопасное прибытие.

Кресси отступила назад, критически огладывая свою работу.

– Я надеюсь, леди Денвилл это понравится, – сказала она. – Я думаю, это вполне терпимо, правда?

– Сойдет! – сказал он вежливо. Она засмеялась.

– Разрешите мне, сэр, немного привести себя в порядок после аранжировки цветов.

– Конечно, пожалуйста. Если вы не хотите поехать верхом, не погулять ли нам в саду?

Она бросила взгляд на каминные часы и взяла свою простую соломенную шляпку.

– Да, с удовольствием – на полчаса? Он кивнул. Они вышли и спустились с террасы на лужайку. По ней они достигли ряда мелких уступов, укрепленных с одной стороны широкими бордюрами из цветов, а с другой – невысокими каменными парапетами. Кресси вздохнула:

– Как жалко, что моя дорогая крестная не любит сельской жизни! Здесь так прекрасно!

– Нет, мама умирает от скуки, если дом не наполнен гостями.

После минутного колебания он спросил:

– А вам очень нравится сельская жизнь, Кресси?

Она задумалась, нахмурив лоб, и эта гримаска делала ее очаровательной. Затем она сказала с усмешкой:

– Это ехидный вопрос! Когда я здесь в такую восхитительную пору, я диву даюсь, как можно жить в Лондоне! Тем не менее у меня есть грустное подозрение, что в глубине души я городской житель! – Она бегло взглянула на него, лукаво подняв брови. – Это повергает вас в уныние? Я вспоминаю, вы сказали мне при первой встрече, что если бы вы осознавали себя здесь хозяином, то проводили бы все время, кроме весенних месяцев, в Рейвенхерсте или Лестершире. Не тревожьтесь! Я обещаю вам, что не буду роптать!

Минуту он молчал, так как в голове его мелькнула мысль, что он приближается к разрешению волнующей его проблемы. Ивлин гораздо более спортивный, чем он сам, всегда любил Рейвенхерст за всевозможные развлечения, которые тот предоставлял. А быть может, это объяснялось естественной склонностью к сельской жизни или же сознанием того, что однажды он станет владельцем имения, во всяком случае, в отличие от Кита, он всегда интересовался проблемами управления Рейвенхерста.

Однако его пылкий властный темперамент не позволял ему хладнокровно выносить положение, когда он был хозяином только на словах. Вероятно поэтому он окунулся в бурную эксцентричную жизнь франта с Бонд-Стрит. Объективно Кит сознавал, что это ребячество, но принимал его как данность, которую невозможно было ни критиковать, ни исправить, поскольку это была натура Ивлина. При всем том. Кит ясно понимал, что необходимо любым путем снять попечительство. Однако в его голове несколько дней тому назад промелькнула – и, более того, прочно укоренилась – мысль, что мисс Стейвли не должна служить средством достижения этой цели.

Наблюдая за ним, Кресси спросила вежливо:

– Вы сердитесь, сэр?

Он сумрачно посмотрел на нее, но встретив ее взгляд, засмеялся:

– Нет, совсем нет!

– Немного беспокоитесь?

– Да, – признался он. – По причине, которую я не могу в настоящий момент открыть вам. Прошу вас, потерпите!

– Ну, конечно! – Она прошла рядом с ним несколько шагов. – Так вы хотели сказать мне что-то важное, когда попросили меня пойти с вами в сад?

– Нет – то есть, я должен рассказать вам о многом очень важном, но не сейчас! – Он внезапно замолчал, с особой ясностью представив себе всю бедственность своего положения. Он был в замешательстве, испытывая непреодолимое желание раскрыть Кресси правду, но сделать это при существующих обстоятельствах и не будучи уверенным в ее чувствах означало бы поставить в тяжелое положение не только самого себя, но также и Ивлина.

Он видел, что она по непонятной для него причине оказывает ему предпочтение перед его братом, однако своих достоинств не преувеличивал. Ему казалось, что по всем качествам, необходимым для покорения женских сердец, не говоря уже о положении и состоянии, Ивлин превосходит его. С самого начала, когда он согласился исполнять роль Ивлина в тот роковой вечер, ему было ясно, что Кресси равнодушна к его брату. Ни при каких других обстоятельствах он не прибегнул бы к подобному обману. Соглашаясь выйти замуж по расчету, Кресси выразила готовность принять предложение, которое высший свет считал блестящим. С точки зрения Кита, это было благоразумно: невозможно иметь все в этом несовершенном мире, и если уж ты лишена наилучшего, безрассудно отказываться от предложения, сулящего спокойствие и положение в обществе. Чувствуя себя влюбленным в Кресси, Кит считал невероятным, чтобы девушка, по всей видимости, нечувствительная к обаянию Ивлина, ответила взаимностью ему. Он определенно ей нравится, но требуется нечто большее, чем простая симпатия, чтобы преодолеть отвращение, которое, скорее всего, вызовет у нее признание в этом возмутительном обмане. Ему и в голову не могло прийти, что ей не надо об этом рассказывать. Он был полон решительности открыть ей правду, как только позволят обстоятельства, причем с ведома Ивлина, и тогда, когда Кресси уже не будет гостьей Рейвенхерста. Он ничуть не удивился бы, если Кресси, узнав об обмане, рассказала бы все бабушке и немедленно покинула бы Рейвенхерст, оставив в стороне свои собственные планы. Кит подумал, что окажет Ивлину медвежью услугу. Если гости разъедутся так внезапно, это вызовет пересуды и домыслы, и хотя маловероятно, что члены семейства Стейвли захотят обнародовать эту историю, на сдержанность слуг надеяться невозможно. Если бы хоть один человек в Рейвенхерсте заподозрил истину, скандальная сплетня, возможно, искаженная до неузнаваемости, распространилась бы со скоростью лесного пожара. Лучше всего было бы предоставить Ивлину самому выпутываться из этой ситуации, которая оказалась гораздо более трудной и неприятной, чем предполагалось. Кит и не думал добиваться взаимности и руки Кресси, однако его преданность брату не заходила настолько далеко, чтобы помогать тому вступить в выгодный брак с девушкой, которую он сам любит. Разумеется, Ивлин и не стал бы требовать этого, но он вправе был ожидать – если можно так сказать о живущей в каждом из них неколебимой вере друг в друга – что его брат сможет выдержать любое неприятное положение.

Голос Кресси нарушил его размышления, она сообщила, что прибывшие с утренней почтой лондонские газеты вывели из равновесия одного из гостей. Она говорила очень серьезно, однако он не был захвачен врасплох и ответил быстро:

– Не томите меня! Скажите мне самое худшее! Ее губы дрогнули.

– Дело серьезное, предупреждаю вас! Ваш дядя увидел в «Газетт» и «Морнинг Пост» заметки о том, что ваша мама покинула Лондон и поехала в Рейвенхерст-Парк, а это выбило его из колеи!

Он знал, что леди Денвилл посылала это сообщение в две газеты, которые имели наибольшие шансы попасться на глаза Ивлину, но каким образом это затрагивает Космо, он не имел никакого представления. В ответ на его немой вопрос Кресси сказала, укоризненно и решительно сверкая глазами:

– Вероятно, крестная сочла уместным упомянуть, что она пригласила в Рейвенхерст гостей, среди них…

– Почтенный Космо и миссис Клифф, и Эмброуз Клифф, и всех их хозяйка предпочла бы видеть где-нибудь в другом месте!

– По всей видимости, он считает, что заметка должна была быть составлена иначе, – сказала она задумчиво.

Он засмеялся.

– Думаю, что вы правы! Он почувствовал какое-то пренебрежение, не так ли? Но почему, черт побери, это так важно для него? Не думаете ли вы, что его самолюбие задето этой заметкой?

– Я думаю, это потому, что он младший сын в семье.

– Нет, не из-за этого! – воскликнул он, оскорбленный.

Она посмотрела на него, размышляя.

– Младший сын ревнует старшего к его положению, а сам он ничего собой не представляет, – исправилась она.

К этому времени Кит взял себя в руки и сказал просто:

– Нет, это происходит из-за капризного нрава и избытка самомнения.

Она ответила, что он слишком суров, и легко перешла к разговору на нейтральную тему. Они оживленно болтали, пока Кресси, услышав бой часов, не вспомнила об обещании, данном хозяйке, и почувствовала угрызения совести, оттого что заставила себя ждать, по крайней мере, двадцать минут. Она ужаснулась и, несмотря на утверждения Кита, что его мать, наверняка давно забыла о своих прежних планах, настояла на поспешном возвращении домой. Кит пошел с ней, предложив ей пари, что его мать окажется в своей гостиной. Она оказалась именно там, и в голове у нее не было даже мысли о приглашениях. Она стояла перед позолоченным зеркалом, висевшим над камином, с очевидным неодобрением разглядывая собственное отражение. Разбросанные по полу измятые куски оберточной бумаги, открытая шкатулка на столе и ожерелье из прекрасных топазов филигранной работы рядом с ней указывали на то, что она получила из Лондона ценную посылку, посланную, быть может, за умеренную плату с ньюхейвенской почтовой каретой, но скорее всего, как думал Кит, доставленную специальным курьером за большие деньги.

Непонятно было, почему леди Денвилл не удовлетворена своим видом – на ней было платье темно-золотистого цвета, очень гармонирующее по цвету с ее волосами, поверх него туника из светлого муслина – все это было ей весьма к лицу и выглядела она очень эффектно. Однако она быстро объяснила, что случилось.

– Ну, какая досада! – обратилась она к ним. – Я купила эти ужасные бусы, поскольку мне показалось, что они как раз подходят к этому платью, и даже нанизала их заново на нить точно такой длины, которая мне, была нужна, а теперь они мне разонравились! Теперь они кажутся мне ужасными!

– О, нет, нет! – воскликнула Кресси. – Такой прекрасный чистый янтарь! Как вы можете называть их ужасными, мэм? Вы выглядите очаровательно!

– Нет, Кресси, я не выгляжу очаровательно! – сказала ее светлость твердо. – Я не знаю, в чем тут дело, да это и не важно, дорогая, но что-то есть в этих бусах такое, что производит впечатление попытки скрыть нищету. Если я надену их, даже Эмма решит, что я купила готовое платье в галерее Кранбурн.

Сама эта мысль казалась абсурдной, но ни Кит, ни Кресси не рискнули высказать этого вслух. Кит, взяв ожерелье из топазов, спросил с замиранием сердца, купила ли она его одновременно с янтарными бусами.

– О нет, дорогой! Я купила его намного раньше! – ответила она, на короткое время воспрянув духом. – Несколько недель тому назад, когда я выбирала шелк для этого платья! Но ты, может, видишь сам, что камни выглядят безвкусно, если их надеть с желтым платьем этого оттенка. Я подозревала это, но колье было так прекрасно, что я все-таки купила его. Если бы у меня были подходящие серьги, я могла бы носить его с бледно-желтым вечерним платьем, правда? Но эти янтарные бусы я не хочу надевать!

– Конечно, нет! – сказал Кит. – Отошли их обратно ювелиру!

Она подумала, но не согласилась.

– Нет, у меня есть предложение получше! Я отдам его твоей кузине Кэт Я думаю, ты помнишь ее: она вторая дочь Бейверстока, бедняжка никогда не имела ничего хорошего, потому что эта ужасная тетя Амелия гроша лишнего на нее не истратит, пока не поймает мужа для Мэри – а я не думаю, что ей это когда-нибудь удастся, ведь та уродина и выезжает уже три сезона. – Она расстегнула янтарные бусы, отложила их в сторону и, ослепительно улыбаясь, сказала:

– Итак, в конце концов, все оказалось к лучшему, и мне придется носить мой жемчуг, пока я не найду именно то, что мне нужно! У вас ко мне какое-нибудь дело, мои дорогие?

– Что я тебе говорил? – спросил Кит, посмеиваясь над Кресси. – Нет, мама. Кресси думала, что ты хочешь, чтобы она помогла тебе рассылать приглашения.

– Я знала, что должна что-то сделать сегодня утром! – сказала ее светлость, любуясь собственной забывчивостью. – О мой мальчик, какая это тоска! Я не понимаю, почему я не привезла с собой миссис Вудбери, то есть я, конечно, знала, что буду с ней здесь делать, ведь не будет же она обедать в комнате для прислуги, и все же… Однако она замечательная личность, пишет все приглашения и отвечает на письма и никогда не забывает напомнить мне о том, что я должна сделать!