Вторая неделя работы Адди в школе началась почти так же, как первая — со звонка на урок и летящих гурьбою в класс учеников. Но было и два заметных отличия.
Во-первых, она уже, так не нервничала, как неделю назад, и во-вторых, Марк Таусенд уже больше не бросал на нее исполненных ненавистью взглядов. Более того, он добродушно улыбался Адди. Конечно же, она посчитала его прекрасное расположение духа подозрительным. Но ей хотелось доверять мальчику, поверив в этот раз, что он действительно решил быть послушным, хотя, наверняка, для такого его поведения были явно другие причины.
Вскоре Адди поняла, почему Марк так изменился по отношению к ней. Однажды, когда ее ученики склонились над книжками для чтения и установилась мертвая тишина, за исключением редкого кашля или скрипа ботинка о пол, ничего не подозревающая, Адди открыла ящик своего тола. У нее чуть сердце не остановилось: внутри лежали три полевые мыши с раздавленными головами.
Позднее она удивилась, как ей тогда удалось сохранить хладнокровие. Одновременно она почувствовала, как несколько пар глаз уставились на нее в ожидании. Адди превозмогла желание закричать от страха и отвращения, ее чуть не вырвало. Стараясь действовать неспеша и целенаправлено, она извлекла лист бумаги, из-под мышиных трупиков, после чего закрыла стол.
Обмакнув перо в чернильницу, Адди стала писать, но в словах что-то не прослеживалось связи и смысла. Да и какое это имело значение! Она просто ждала, когда успокоится ее сердце, когда перестанут трястись руки, когда, наконец, она перестанет слышать свой собственный, безмолвный крик души.
Через пятнадцать минут, как ни в чем не бывало, Адди встала из-за стола и повернулась к доске. Взяв кусочек мела, она написала большими буквами слово «МУЖЕСТВО». Подтянутая, с высоко поднятой головой, она повернулась к классу.
— Ну что ж, дети! Время для чтения истекло. — Она подождала, пока все закроют учебники и посмотрят на нее, после чего продолжила: — Кто сможет мне дать определение написанного на доске слова?
Она ожидала, что кто-нибудь поднимет руку, однако этого не произошло. Окинув взглядом класс, Адди сразу же догадалась, кто из учеников знал об этой жестокой проделке. Это мальчишки, что постарше. Слава Богу, у некоторых из них хватило совести покраснеть. Но только не у Марка. Он тупо и самодовольно улыбался, развалив шись на стуле и скрестив на груди руки. В конце концов, руку подняла Имоджен Поттер.
— Отвечай, Имоджен! — сказала Адди.
— Это значит, мэм, всего не бояться, — дала свое определение девочка.
— Ничего не бояться, — поправила ее Адди. — Но, увы, это не совсем верно. Может, еще кто-нибудь попытается ответить на мой вопрос?
Она опять выждала паузу. Но так ни одной руки и не поднялось. Адди опять обвела глазами весь класс, останавливая свой взгляд на каждом из учеников.
— Многие думают, что мужество есть отсутствие страха, — продолжила учительница. — Но это не верно. Мужество означает совершение необходимого поступка, правильного и справедливого, несмотря на собственный страх и возникающую из-за этого поступка непосредственную опасность для совершившего его.
Повернувшись к доске, она написала там слово «ТРУСОСТЬ».
— А как насчет определения этого слова? — спросила она, поворачиваясь к своим ученикам. На этот раз Адди никому не дала возможности ответить.
— Оно означает действие, лишенное какого бы то ни было мужества. Например, не нужно храбрости, чтобы убить или покалечить того, кто тебя меньше и слабее.
Она посмотрела прямо в глаза Марку.
— Не нужно мужества для того, чтобы мутить воду и действовать скрытно. Храбрец совершает то, во что верит, то, что он считает правильным, то, чем потом он будет гордиться… и делает это открыто, чтобы все видели… Мужественный человек не станет запугивать и унижать других. Те, кто пытаются действовать обманным путем или подавляют окружающих своей жестокостью… просто трусы и неумные люди. И скорее всего и то, и другое…
Марк густо покраснел. Теперь он смотрел на учительницу с неподдельным призрением. Адди в последний раз окинула взглядом класс. Напряженность ощущалась прямо в воздухе. Большинство детей выглядело обескураженными и скорее всего от ее сурового тона, а не от урока. Те, кто знал о проделке Марка, хорошо поняли, в чем смысл урока. Через некоторое время Адди положила мел, сказав:
— Думаю, что вам уже пора на перемену… Через пятнадцать минут, когда она вновь вернулась в класс, в ящике стола уже никаких мышей не было. Адди не знала, кто именно их убрал, но была абсолютно уверена в том, что это сделал не Марк. Ей оставалось лишь надеяться, что этот случай хоть чему-то его научит.
Дорис Мак Леод повесила на дверях Хоумстэдского почтового отделения табличку «ЗАКРЫТО» и, свернув за угол, пошла к дому. Сентябрьское солнце было по-ласковому теплым, и она глубоко вздохнула, наслаждаясь последними деньками бабьего лета.
Чем старше она становилась, тем больше страшилась прихода зимы. Холод, казалось, пронизывал ее до костей и ей мнилось, что она уже никогда не согреется.
Вместо тишины, которая обычно приветствовала ее, когда она входила в дом, она услышала с кухни знакомый лепет. Широкая улыбка появилась на ее лице.
— Где там моя маленькая Сара? — позвала Дорис. В гостиную вбежала, смеясь колокольчиком и растопырив свои пухленькие ручонки, ее двухлетняя внучка. Дорис подхватила девочку на руки и прижала к груди.
— Ну, как поживаешь бабушкин ангелочек? — спросила она.
— Я маме… помогаю…
— Неужели? — Дорис поцеловала внучку в розовую щечку.
— И что ж ты такое помогаешь ей делать?
— Бутаброды!
Дорис понесла малышку на кухню. ЕЕ невестка уже была там. Она нарезала мясо и укладывала его между толстых кусков свежеиспеченного хлеба. Увидев вошедших, Мария рассмеялась почти так же, как Сара.
— Здрасьте, мать Мак Леод! Думала удивить вас и приготовила к вашему приходу ужин. А вы сегодня пришли раньше.
— Знаю. — Дорис села за стол и посадила Сару себе на колени.
— В понедельник всегда мало работы. А с прошлой недели уже почти всю почту разобрали, и все знают, что до среды новой не подвезут, вот и не несут писем…
Она откинула чепец на затылок, и он повис на завязках на ее спине.
— А как же папа. Мак Леод, домой к ужину придет?
Дорис удивленно подняла брови. Марии так же хорошо, как и ей, было известно, что Хэнк всегда ужинает дома, конечно, если у него не было в этот день заключенного, — а такое случалось крайне редко. В этих случаях Дорис собирала еду для мужа и того, кто угодил за решетку, и относила в тюрьму.
— Он сейчас подойдет, — ответила она. Когда Мария вновь занялась бутербродами, Дорис заметила, что ее обычно бледная невестка, немного порозовела. Голубые глаза Марии выглядели слегка воспаленными, и она постоянно бросала взгляды на дверь, явно нервничая. Дорис знала, что у Марии нет причин волноваться из-за Хэнка. Хэнк любил Марию так же, как родную дочь, да и Дорис любила невестку не меньше. Трудно было найти более подходящую жену для их сына. Но все равно Мария почему-то волновалась. Интересно, из-за чего? Как раз, когда Дорис сбиралась об этом спросить, входная дверь открылась и появился Том, за ним следовал отец. Дорис встревожилась не на шутку. Сын обычно здесь никогда не ужинал. Он либо питался на мельнице, либо шел в свой собственный дом. «Что произошло?» — задалась она вопросом, встретив взгляд Хэнка. Тот вздрогнул, словно услышав вопрос.
— Привет, мама! — Том подошел к ней и поцеловал в щечку, после чего обнял за плечи жену.
Напряжение Дорис только возросло, когда она посмотрела на лицо сына. Он улыбался во весь рот, однако внутри, казалось, был крайне напряжен.
— Садись, отец! — сказал Том, подождав, пока Хэнк удобно устроится.
— У нас с Марией для вас хорошие новости. Мы, конечно, раньше собирались сказать, но у нас не было еще тогда полной уверенности.
Дорис во все глаза смотрела на Марию. Сердце ее замерло. Да конечно же! Как она раньше не догадалась. Все признаки были налицо — и невероятный аппетит Марии, и ее быстрая утомляемость, равно как и то, как расширилась ее талия.
— У вас будет еще один ребенок! Наконец-то! — произнесла радостно Дорис.
Глаза ее забегали с Хэнка на Марию. Мария кивнула, и лицо ее расплылось в улыбке. Дорис поспешила обнять молодую женщину.
— О Мария, Том, я так за вас рада! А что говорит доктор?
— Он говорит, что я в состоянии выносить ребенка полный срок, так же, как я выносила Сару. Он говорит, что ребенок развивается нормально, как и положено, и нет причин бояться очередного выкидыша.
— Так когда, когда ты должна родить?
— Доктор говорит, скорее всего, в середине декабря, — ответил Том. Дорис обняла сына:
— Мы будем молиться о сильном, здоровом мальчике.
Она увидела тень страха в серо-голубых глазах Тома. Дорис все поняла. Она и Хэнк переживали вместе с Томом и Марией, когда умирали все предыдущие младенцы-мальчики. Первые три, родившиеся с интервалом в год, были очень сильно недоношены, и как доктор Варни не старался, они все равно не выжили. Четвертый провел в утробе положенный срок, однако появился на свет мертворожденным. И когда потом родилась живая и здоровая Сара. в семье все посчитали это чудом.
Доктор посоветовал Марии дать своему телу отдохнуть, и, по крайней мере, пару лет не беременеть.
Но через год у Марии случился выкидыш на третьем месяце. Доктор предупредил, что у нее вполне уже больше не будет детей. Мария очень опечалилась. Она так хотела подарить мужу сына. Дорис знала, что Том говорил своей жене, что не имеет никакого значения то, что больше у них не будет малюток, что Сара — это все, что он хотел. Но Мария всегда настаивала на том, что будет рожать еще детей. Воспоминания нахлынули на Дорис, когда она вновь обняла сына,
«Пожалуйста, Господи! — молила она про себя, — сохрани Марию здоровой и невредимой».
Адди посмотрела на часы. Было уже почти четыре. Уроки заканчивались. На время она забыла об утренних неприятностях, связанных с дохлыми мышами. Была ведь и еще одна причина, из-за которой она чувствовала себя тревожно, будто у нее урчит в животе. Сегодня должны были начаться ее занятия верховой езды с Уиллом Райдэром.
Она встала из-за стола, привлекая внимание учеников:
— На сегодня уроки закончены. Не забудьте приготовить домашнее задание.
Как обычно дети покидали занятия в абсолютном беспорядке. Ее учили, что в нормальной школе дети должны встать из-за парт и тихо стоять, ожидая своей очереди, выходя из класса по одному. Адди предполагала, что подобные рекомендации, вероятно, были абсолютно верны, но она никак не могла заставить себя потребовать подобного поведения от своих учеников. Втайне она даже радовалась внезапному взрыву их энергии по окончании уроков.
Жаворонок осталась в классе и помогла Адди вымыть доску. Затем они пошли вдвоем во двор и отправились пешком в неблизкий путь на ранчо Рокин'Ар. Уилл уже пригнал кобылу учительницы к себе. Он сказал Адди, что подержит лошадь у себя до тех пор, пока не будет сделана новая повозка или же Адди научиться ездить верхом. Первую милю ни мисс Шервуд, ни Жаворонок не разговаривали, но это была довольно дружественная тишина.
Не раз Адди задавалась вопросом о той внутренней близости, которую она чувствовала к этой девочке, и той взаимности, которой отвечала ей Жаворонок. Конечно же, Адди всегда нравились дети, но племянница Уилла была особым случаем. Адди было необходимо вести себя очень осторожно во время занятий в классе, чтобы в открытую не выказывать особого предпочтения к девочке. Жаворонку и без того доставалось, не хватало, чтобы ее еще начали дразнить «училкин любимчик».
Адди взглянула на девочку. Цвет ее кожи, конечно же, был чуть темнее, чем у всех, а в остальном почти ничего не говорило о ее индейском происхождении. Даже если что-то в ее внешности и выделяло ее из общей массы, чем же заслужила Жаворонок лютую ненависть некоторых ее одноклассников? Она была очень миловидная девочка и, наверное, когда вырастет, станет большой красавицей. В конце концов она абсолютно ничем не отличалась от других детей, и 'также как любой ребенок, нуждалась в понимании и любви.
Жаворонок заметил, что Адди за ней наблюдает и спросила:
— Мисс Шервуд?
— Да, Жаворонок?
— А вам нравится мистер Торнер, кузнец? Вопрос был совершенно неожиданным для Адди.
— Ну, да! Похоже, он приятный человек. А почему ты спрашиваешь? Тебе он что, тоже нравится?
Девочка задумчиво посмотрела на дорогу;
— Думаю, что да! Мне просто было интересно… Я видела, как вы с ним разговаривали вчера после богослужения и потом Роузи говорит, что он за вами ухаживает.
— Ухаживает за мной? — Адди почувствовала, что краснеет, и молча прокляла себя за это. Она надеялась, что Жаворонок не поднимет глаз прежде, чем краска сойдет с ее лица.
— Это правда? — спросила Жаворонок. — Он действительно ухаживает за вами?
Адди собралась было отрицать это, но слова застряли у нее в горле. Могло ли это быть правдой? Она мысленно вернулась ко вчерашнему дню. После вечерней службы Чэд поздоровался с нею… Ну, и она ответила ему тем же. Он сказал ей, что повозка, которую она заказала, скоро будет готова. Произойдет это в субботу, и он сам доставит ее к хижине. Она поблагодарила Чэда и уже собиралась отвернуться, когда он вдруг упомянул танцы по случаю праздника урожая, организуемые городским советом. Он сообщил, что они будут устроены в амбаре дома Барни. Он поименно назвал музыкантов и даже сказал, что принесут остальные леди в качестве десертов и освежающих напитков. На танцы он ее не приглашал… Но… Вспоминая это, глаза Адди расширились, и она подумала, что неужели Чэд Торнер решил за нею приударить?
— Мисс Шервуд?
— Ммм-да, — ответила учительница машинально, все еще погруженная в размышления о Чэде Торнере.
— Вы дяде Уиллу тоже нравитесь… — пролепетала Жаворонок.
У Адди перехватило дыхание. Понадобилось большое усилие, чтобы заставить свой голос звучать нормально.
— Твой дядя очень хороший человек. Жаворонок. Я уверена, мы с ним будем лучшими друзьями!
Глава 14
Уилл затянул подпругу на брюхе гнедой, продев ремень в кольцо и завязал его ненадежнее.
— Всегда хорошо подождать пару минут, а потом опять ее проверить. Большинство лошадей расслабляются, выпуская лишний воздух, и потому всегда необходимо чуть подтягивать подпругу. Вы же, мисс Шервуд, не хотите, чтобы у вас во время скачки сползло седло?
Он повернулся посмотреть на реакцию Адди. Она наклонилась вперед; ее плечо почти касалось его, глаза внимательно следили за движениями его рук. Она настолько сконцентрировалась, что чуть ли не ощущала, как ее мозг тщательно анализирует и запоминает каждый жест Райдэра. Он не сомневался, что она сможет подтянуть подпругу самым лучшим образом, когда он ее об этом попросит.
Уиллу внезапно подумалось, что он был не прав. Не такая уж Адди простушка. Ее облик… интриговал его. Ее нос, прямой и длинный, казался благородным, и даже аристократическим.
Но, конечно, веснушки, усеявшие нос и разбежавшиеся по щекам, несколько смазывали это благородство. Впрочем, Уилл решил, что ему нравятся веснушки. У Адди были соблазнительные полные губы светло-розового цвета. Уиллу особенно они нравились, когда Адди слегка улыбалась. Хотя это и улыбкой трудно было назвать, но между тем ему отчего-то становилось так хорошо и светло на душе. Такой рот действительно хотелось целовать.
Словно почувствовав, что Уилл за нею наблюдает, Адди посмотрела ему в глаза. О, эти прекрасные, необыкновенные, искушающие, очаровывающие, таинственные глаза! Он почувствовал, будто его жаром окатило, все ощущения обострились, во рту пересохло.
Будь он проклят, если ему не захотелось ее поцеловать. Адди как-то напряглась и внезапно сделала шаг назад. Уилл видел, как она споткнулась. Адди попыталась удержать на голове соломенную шляпку, но лишь окончательно нечаянно сбила ее рукой. Кобыла, напуганная взлетевшей шляпкой, вдруг заржала, откинув назад голову, и встала на дыбы.
Уилл подбежал к Адди как раз в тот момент, когда лошадь сорвалась с привязи и понеслась. Он не был точно уверен в том, что произошло после, но почувствовал, будто на него, по меньшей мере, свалился паровой котел. И в следующее мгновение Уилл уже лежал на земле, а тело его разламывалось от боли. Мир бешено закружился. Он закрыл глаза в надежде, что эта карусель кончится.
— Мистер Райдэр! О, нет! Что я наделала, мистер Райдэр!? — Адди упала на траву рядом с ним и положила голову Уилла себе на колени.
— Мистер Райдэр, посмотрите на меня!?
Уилл с трудом приоткрыл один глаз. Несмотря на острую боль в боку, он сумел оценить, насколько ее огненные волосы оттеняли белизну кожи. Адди выглядела так, будто бы сейчас же упадет в обморок!
— Похоже, я живой, — прошептал Уилл, сжав зубы, чтобы не закричать от боли. Адди облегченно вздохнула:
— Слава Богу! — прошептала она. Уилл попытался сесть, однако тут же вновь упал на траву, схватившись за бок.
— Вам придется довести меня до дома. Похоже ваша лошаденка сломала мне пару ребер…
— О, нет, не может быть, ваши ребра? Сломаны? О, Господи! Это все из-за меня, это я виновата…
— Мисс Шервуд… — Уилл плотно закрыл глаза и заскрежетал зубами от внезапного приступа боли.
Да, черт побери, она была права, это все из-за нее. Вот что он заработал, пытаясь научить женщину оседлать лошадь. Нет, не то. Скорее, вот что он получил, решив ее поцеловать. Поцеловать именно эту женщину. Вот именно за это Бог и распластал его посреди загона. Уилл вновь посмотрел на Адди:
— Это был несчастный случай. Не в первый раз.
Он попытался сделать глубокий вздох и чуть не потерял сознание от боли.
— Думаю, это не в последний раз, — добавил Уилл шепотом.
— Дядя Уилл! — раздался детский голос. Он повернулся на крик и увидел, как от дома, через лужайку, бежит Жаворонок.
— Дядя Уилл, что случилось? — Девочка перелезла через ограду загона. Невероятно, но лицо ее было еще бледнее, чем у Адди. Он взял ее за руку и попытался заставить себя улыбнуться. Стараясь говорить как можно убедительнее, он сказал:
— Похоже, я чем-то внезапно не понравился лошадке мисс Шервуд. Кобылка и дала мне это понять своими бойкими копытцами, — схватившись рукой за бок, он продолжил: — Ну, а теперь, леди, почему бы вам не поднять меня и не отнести в дом?! Не могу же я все время валяться!
— Может позвать кого-нибудь из мужчин, чтобы помогли нам вас поднять? — предложила Адди.
Уилл лишь саркастически ухмыльнулся.
— Давай же. Жаворонок, помоги мне поднять твоего дядю! Мы отнесем его в дом. А затем я пошлю кого-нибудь за доктором.
Было уже затемно, когда док Варни вышел из спальни Уилла. Адди и Жаворонок, одновременно привстав со стульев, вопросительно посмотрели на него.
— Ничего серьезного! Пара сломанных ребер, как он и предполагал. Пока ему будет довольно больно, но если он не начнет чересчур рано за все хвататься, то довольно скоро все это заживет. Я приказал ему всю неделю не вставать с постели. Так что, проследите…
Он выразительно посмотрел на племянницу Райдэра:
— Вы сможете проследить, чтобы он придерживался моих рекомендаций? Девочка согласно кивнула.
— Хорошо, я зайду завтра и посмотрю его. Доктор посмотрел на Адди.
— Позвольте мне подбросить вас до дома, мисс…
Адди не хотела уходить. Она видела, насколько Жаворонок была напугана, несмотря на все разуверения доктора, но, в тоже время, она никак не могла остаться. Местные жители неправильно бы это истолковали. Пошли бы пересуды, сплетни… К тому же Жаворонок оставалась здесь не одна. Во флигеле еще жил Фрости, повар ранчо Рокин'Ар, и стоило только свистнуть, как в дом прибежал бы главный помощник Райдэра, Грифф Симпсон, спавший в амбаре.
Она обняла Жаворонка.
— Ты только ни о чем не волнуйся. Будь всю неделю дома и ухаживай за дядей! Я буду ходить к вам после школы и отдельно с тобою заниматься, так что ты не отстанешь… — и мисс Шервуд ободряюще улыбнулась, — хорошо?
Девочка кивнула.
— Ты ведь больше ничего не боишься? Жаворонок живо завертела головой, храбро отрицая свои подлинные чувства.
— Если я понадоблюсь, пошлешь за мною кого-нибудь из ваших мужчин. Хорошо?
Жаворонок вновь кивнула. Адди погладила ее, затем резко встала, взяла свои книги и шляпку, из-за которой все и приключилось, и, повернувшись к доктору, сказала:
— Я готова.
По дороге с ранчо домой в хижину близ Пони Крик Адди Шервуд совсем не хотелось разговаривать, да, похоже, доктор понял ее настроение. Она была ему очень благодарна за то, что он не спросил, что она делала на ранчо. А может и не было нужды ему расспрашивать. Скорее всего, Уилл сам рассказал ему о том, как все это случилось. Назавтра, вероятно, уже вся округа будет знать, как она напросилась брать у красавца-ранчера уроки верховой езды, да чуть не отправила его на тот свет…
Еще раз Адди прокрутила в памяти этот момент: копыта лошади бьют его в грудь, и он кубарем летит на землю. Упав, Уилл лежал так неподвижно, что она поверила в то, что он мертв. И все это было на ее совести. О если бы она тогда не сделала такого резкого движения. Если бы она не споткнулась и шляпка бы не сорвалась… Если бы… Мысленно она вновь пережила то мгновение, когда, повернувшись, она увидела, как Уилл на нее смотрит. Это был необыкновенный взгляд. Ее окатило волною тепла, и она сразу же как-то обмякла. Этот взгляд вызвал странную боль внизу живота — прямо в самом интимном месте. Она почувствовала неописуемое, неизбежное желание упасть в объятия Уилла, прижаться к его телу, подставить губы…
Теперь у нее не только щеки покраснели… Раскаленное воображением тело горело, словно огнем. Слава Богу, тьма скрывала ее лицо от взгляда доктора. При свете дня ее порочные мечты стали бы для него очевидны.
Вот показалась и ее маленькая хижина. Когда экипаж остановился, Адди, поблагодарив доктора, спрыгнула с повозки сама, не ожидая его помощи.
— Насчет Уилла, мисс, не волнуйтесь! Его и бешеной лошадью не остановишь!
— Вы правы, док! Благодарю, что подвезли меня, — бросила на прощание Адди, хлопая дверью.
При свете луны, проливавшей свой свет сквозь открытые занавески, Адди зажгла керосиновую лампу и плюхнулась на край кровати. Ее сердце билось чаще обычного, мысли были далеко отсюда. Адди вдруг ясно поняла правду. ОНА ВЛЮБИЛАСЬ В УИЛЛА РАЙДЭРА!
Но почему именно в него?! Почему объектом ее чувств должен был быть именно Уилл? Ее мысли вернулись ко дню, когда он сделал ей предложение. Было ясно, что она его не привлекала, как женщина. Уилл предложил ей дом и собственную комнату. Она вряд ли была бы для него чем-то большим, нежели домоправительницей и гувернанткой для его племянницы. За что его — было любить? Не за что…
Лучше бы я сказала «ДА». Я должна была принять его предложение.
Сердце пронзила такая острая боль, что Адди захотелось поплакать, от горя что-нибудь разбить… Это было так несправедливо. И почему она так увлеклась этим мужчиной? Разве не получила она хороший урок? И если любить, то почему именно Уилла? Почему она должна была полюбить человека, видевшего в ней только старую деву-учительницу?!
Почему она не в Чэда влюбилась?
Адди подумала о кузнеце. По крайней мере, ему точно она была не безразлична. За последние десять лет, с тех пор, как она впервые встретила Роберта в свои семнадцать, никто не уделял ей столько внимания, как Чэд. Роузи и Жаворонок были правы. Чэд Торнер ухаживал за ней. Разве она не смогла бы полюбить его? Он был симпатичный, приятный, милый… Но, тем не менее, мысли об Уилле продолжали ее преследовать.
Адди легла в кровать и закрыла глаза, заливаясь горючими слезами. Ведь она была одинока столько лет. Адди была уверена в том, что она не та женщина, в которую сразу можно влюбиться.
Она уже давно поняла, что никогда не выйдет замуж, и у нее не будет семьи. Она обрекла себя на участь старой девы. Ну почему она была так глупа, что позволила не уберечь свое сердце от этой старой, как мир, боли?!
Образ Уилла теснился в памяти Адди. Этот первый день их встречи, когда он так не хотел отдавать ей хижину. Потом, когда приходил смотреть крышу. А с каким выражением он смотрел на свою племянницу! Адди вспомнила его красоту. Солнце, сверкающее на его рыжеватых волосах. А как играли на его руках мускулы, когда он показывал ей своих лошадей. То мгновение, когда он, Уилл, попросил научить его читать.
Пожалуй, за такое короткое время воспоминаний поднакопилось достаточно. Адди попыталась восстановить дыхание и подавить разыгравшиеся эмоции прежде, чем она откроет глаза и уставится в потолок!
Она вспомнила о строгом кодексе правил поведения, какого должен придерживаться учитель. Если кто-либо заподозрит, что именно она чувствует к Уиллу, особенно если еще и чувства станут обоюдными, школьный совет запросто может лишить ее должности.
Местные жители могут заподозрить ее в недостойном поведении, и тогда прощай учительство… Что она тогда станет делать?!
«Мне плевать на то, что они скажут, только бы он тоже меня полюбил…».
Но Адди казалось, что он не любил ее, и никогда не полюбит. Такие мужчины, как Уилл Райдэр, не любят женщин, подобных Аделаиде Луизе Шервуд, Она должна была смотреть правде в глаза. Мужчины не влюбляются в слишком высоких, прямых и худых женщин, женщин с безумнорыжими волосами, кошачьими глазами и неинтересными лицами. Вся ее предыдущая жизнь ушла на доказательство этой простой истины. И не следовало забывать о ней даже на мгновение. Адди села на кровати и еще раз тяжело вздохнула. В конце концов она расправила плечи и подняла вверх голову. Что ж, она забудет о своих чувствах к Уиллу. Забудет так же, как и о всех прежних мечтах и надеждах. Иного выбора просто не было. Но если бы только он был…
Глава 15
К концу первой недели своего вынужденного «домашнего ареста» Уиллу стало грустно. Конечно же, он не был обделен заботой и любовью со стороны Жаворонка. Она оказалась очень преданной, но в то же время, и слишком скрупулезной нянечкой. Дядюшке Уиллу пришлось даже самому поволноваться, убеждая девочку, что он отнюдь не собирается в ближайшее время покидать сей мир. Жаворонку просто доставляло удовольствие со взрослым видом корить его за то, что Уилл легкомысленно относится к постельному режиму. Да, для энергичного ранчера пребывание в постели в качестве подопечного казалось похлеще, нежели двенадцать часов кряду в седле…
Однако были и светлые моменты на этой неделе. Например, когда приехала Адди и привезла с собой кучу учебников. Уиллу нравилось слушать, как они с Жаворонком занимались. У Адди был приятный голос, нежный, уверенный и очень мелодичный. Ему так хотелось, чтобы учительница подольше поговорила с ним, но это не удавалось. Адди только кратко отвечала на его вопросы. Уилл не мог понять, отчего она его избегала. Неужели рассердилась по какой-то незначительной причине? Иначе, отчего бы ей прятать от него свои добрые и всепонимающие глаза…
Адди всегда была безупречно вежлива с Уил-лом. Он подозревал, однако, что ее строгая манера держаться — лишь маска, под которой она прятала собственную неуверенность. Так или иначе, но к концу недели настроение Адди переменилось, и она наконец-таки заговорила с Уиллом прежним тоном. Она предлагала ему начать учебу.
— Мистер Райдэр, вам приказано лежать, пока ваши ребра не заживут, — обратилась Адди, протягивая Уиллу букварь, — так почему бы вам с пользой не провести это время?! Я буду вашей учительницей. И пусть это вас не смущает…
Итак, Адди Шервуд стала давать уроки Уиллу Райдэру. Сначала она попыталась определить, с чего им стоит начать в первую очередь. Конечно, Уиллу было стыдно признавать свою неграмотность. Он не мог терпеть, когда кто-то считал его слабым. И всегда утешал свое самолюбие тем, что говорил себе, что очень многие люди, подобно ему, не умеют читать. Некоторые даже расписаться не умели, и не знали простейшей арифметики. А он-то, во всяком случае, в этом разбирался. Но все равно, сознание того, что посторонним людям станет известно о его неграмотности, по-настоящему мучило, угнетало Уилла.
Шли дни, и спокойная уверенность Адди перешла к нему. Райдэр чувствовал себя легко, свободно в присутствии учительницы, он перестал стесняться того, что еще мало знает из того, что было написано в ее книгах. Очень скоро он стал поправляться, выходил во двор. Жаворонок возобновила свои занятия в школе. После уроков Адди и девочка вместе ехали в дом, где жил Уилл. Потом учительница возвращалась к себе домой. Райдэр с гордостью наблюдал, как юная всадница ехала рядом с новой повозкой мисс Шервуд, запряженной в точности так, как ее учил это делать Уилл. Он был несказанно рад тому, что Адди опекает его племянницу и не забывает о своем великовозрастном ученике. Уилл чувствовал себя по-настоящему счастливым в компании мисс Шервуд, последняя все больше и больше его приятно удивляла.
Для Адди часы, проведенные рядом с Уиллом, были наполнены сладостными мгновениями. Порой, когда она на него смотрела, на его склоненное над книгой лицо, на его золотистые волосы, она мечтала о том, что могло бы быть с ними, полюби они друг друга. Радостно и волнительно было видеть его каждый день рядом и слышать, как он по-особенному произносит ее имя…
Адди особенно нравилось, как светлело его лицо, когда Уилл начинал понимать нечто новое из того, что она ему объясняла в качестве урока. Когда он выполнял задания потруднее, в его глазах лучилось такое удовлетворение, и тогда Адди казалось, что она причастна к какому-то чуду. То и дело в совместных разговорах Уилл вспоминал свое прошлое, в двух словах касался своей семьи. Адди, конечно же, хотелось как можно больше о нем знать, но она не смела его расспрашивать. Семейные воспоминания были очень личным делом. Адди считала, что в них может быть посвящена только жена. А она еще давно поставила в этом вопросе точку.
Уилл закончил чтение, закрыл книгу и посмотрел на Адди. Он уловил тень улыбки, блуждавшей на ее губах. Но как только мисс Шервуд выпрямилась, ее лицо приняло серьезное выражение. Порою Райдэру казалось, что у нее там, в спине, воткнут стальной стержень, настолько она обычно была стройной и в прямом смысле слова прямолинейной…