– Ты же знаешь, что в вашей стране идет жестокая война.
– Да, но какое это имеет отношение к необходимости держать меня здесь?
– Я слышала, что военные действия могут затронуть и Новый Орлеан, – продолжила мисс Дигон, словно не слыша замечания девушки.
– Папа писал мне об этом, – заметила Анджела. – Он говорит, президент Дэвис обеспокоен присутствием янки на острове. Возможно, они нападут на Новый Орлеан или на Мобил. Но наши войска наготове, так что беспокоиться не о чем. Я только хочу попасть наконец в свою семью. При необходимости я буду сражаться за Бель-Клер.
Мисс Дигон с отвращением заметила про себя, что молодой леди не пристало даже думать об участии в войне, но промолчала.
– Королева Виктория заявила, что наша страна займет нейтральную позицию, – сообщила она. Однако тянуть не имело смысла и надо было договаривать все до конца.
Анджеле многое было известно. Вероятно, о войне она знала даже больше, чем мисс Дигон, потому что отец часто писал ей.
– Так, может быть, вы все-таки объясните мне, в чем дело? – возмущенно спросила она.
Еще раз тяжело вздохнув, мисс Дигон посмотрела ей в глаза:
– Да, я…
– Мисс Дигон, – перебила ее вошедшая в комнату мисс Мейплз, – прошу прощения, но тут неотложное дело, боюсь, оно требует вашего внимания. Одна из кухарок сильно порезалась, и все остальные чуть не в истерике из-за этого. Вы не могли бы срочно зайти на кухню?
– О Господи! – вскричала мисс Дигон, выбегая из комнаты.
Анджела устало откинулась на спинку стула – ждать объяснений, касающихся ее дальнейшей участи, было невыносимо. Но если только мисс Дигон вздумала в наказание задержать ее в школе, из этого ничего не выйдет. Анджела решила, что скорее сбежит, чем задержится еще хоть на день.
Вообще-то она хотела уехать еще в прошлом году, когда родители навещали ее в Англии. Тогда отец рассказал, что весь Юг волнует вопрос о том, останутся ли южные штаты в составе государства. Он, как и все другие плантаторы и брокеры, пытался прийти к решению: продавать урожай немедленно, чтобы получить солидный куш, или подождать, когда цены возрастут.
Вскоре после того, как Синклеры вернулись домой, в стране действительно произошел раскол. Луизиана оказалась шестым по счету штатом, вышедшим из Соединенных Штатов в 1861 году. Отец писал, что помогает сохранить федеральную собственность, так как к весне Новый Орлеан больше всего напоминал собой огромный гарнизон. Тут и там выросли военные лагеря, в воздухе запахло войной. Но, несмотря на подготовку, даже после сражения в форте Самтер Элтон чувствовал, что до войны еще далеко.
В следующем письме Синклер написал, что остров Шип на Миссисипи захвачен союзными войсками, а это означало, что кольцо блокады вокруг южных портов сужается. Несмотря на то что для Синклеров наступили не самые лучшие времена, мать не раздумывая давала денег на покупку домочадцам мягких кожаных тапочек или французского шелка на платья.
В еде недостатка не было, но вот кое-что другое, например стеклянные банки для консервирования, достать было все сложнее. Поставки с северных фабрик прекратились, а на Юге банок не производили.
В последнем письме, полученном Анджелой в начале февраля, отец писал, что дела идут совсем плохо. Некоторые рабовладельцы жаловались на то, что среди рабов растет недовольство – особенно среди тех, кого отправляли на строительство фортификационных сооружений. Заметно участились побеги от хозяев. Впрочем, Синклер с гордостью сообщил дочери, что его рабы только рады оставаться у него. Правда, некоторые из них мечтают о свободе, но страшатся неизвестности, связанной с бегством, понимая, что, пока они живут у хозяина, тот гарантирует им безопасность.
Анджела ничуть не боялась возвращаться к себе на родину. Конечно, она почти ничем не могла помочь, но считала, что должна быть рядом с родными. Ну и конечно, больше всего ей хотелось поскорее оставить надоевшую, нагонявшую тоску школу.
Кстати, было и хорошее известие, пришедшее из Бель-Клера, – ей уже не нужно выходить замуж за Реймонда. Вскоре после ее приезда в Англию Твайла написала дочери письмо. Она сообщала, что Клодия и Рэймонд недавно поженились. Церемония была очень тихой. После свадьбы они поселились в его семье. Твайла надеялась, что Анджела не станет очень переживать из-за того, что Реймонд наконец понял, кто может составить его счастье.
Это предложение вызвало у Анджелы настоящий приступ смеха. Можно не сомневаться, что Клодия, не откладывая, все выложила Реймонду о причине столь поспешного отъезда названой сестры в Англию. Тот, разумеется, разозлился и пошел на поводу у Клодии, которая быстро сумела убедить его в необходимости женитьбы на ней.
Помоги ему Господи, подумала Анджела. Он не сделал ничего дурного и не заслуживал подобной участи.
Мисс Дигон часто устраивала чайные вечера, на которые приглашала молодых людей, чтобы ее девочки могли общаться с ними. Твайла написала, что они с отцом были бы не против, если бы Анджела надумала выйти замуж за какого-нибудь состоятельного европейца, но девушке даже мысль об этом была противна. Она мечтала не о замужестве, а о возвращении в Бель-Клер.
Тут дверь отворилась, и в комнату вошла мисс Дигон с конвертом в руках. Анджела ждала, пока та усядется на свое место за столом и поправит очки. Наконец мисс Дигон осторожно вытащила из конверта письмо и развернула его.
Анджела сразу узнала почерк отца.
– Это письмо от папы, – сказала она. – Почему вы не отдали его мне? – Вскочив, девушка протянула руку за письмом, но мисс Дигон суровым взглядом остановила ее.
– Это письмо было написано мне, Анджела, а не тебе. И если ты хочешь знать, о чем оно, то присядь и слушай.
Чувствуя, что у нее подгибаются коленки, девушка опустилась на стул.
– Мне очень жаль, что я вынуждена говорить тебе об этом, потому что вызвала я тебя сюда совсем по другой причине, а именно чтобы обсудить твое недопустимое поведение…
– Я знаю, мисс Дигон, – нетерпеливо перебила ее девушка, – но, пожалуйста, поскорее скажите мне, что написано в письме. Это жестоко – заставлять меня столько ждать.
Мисс Дигон почувствовала раздражение. Одна мысль о том, что ей еще год придется терпеть в своем заведении строптивую девчонку, была невыносимой.
– Хорошо, – кивнув, коротко согласилась она и, словно решительно отбросив всякие сомнения, сообщила: – Твоя мать умерла…
Потом, словно откуда-то издалека, голос мисс Дигон продолжал повествовать о внезапном воспалении легких, о том, что все кончилось очень быстро и мать не страдала. Но следующая новость заставила поникшую от горя Анджелу вскинуть голову, забыв о несчастье.
– «…и, как это ни грустно, – продолжала читать мисс Дигон, – я решил, что моей дочери лучше оставаться в Англии, пока в Америке все не успокоится. Она будет у вас в безопасности – не то, что здесь, где идет война. Пожалуйста, передайте ей, что я люблю ее и скоро подробно напишу обо всем».
Анджела едва смогла сдержаться, чтобы не закричать. Сквозь опущенные ресницы она видела, что мисс Дигон не сводит с нее глаз. В здании их школы была комната, куда отправляли девушек, которым, по мнению мисс Дигон, нужно было побыть одним и обдумать свое поведение. Между собой воспитанницы называли ее «преисподней». Попасть туда считалось суровым наказанием. Анджела немало времени провела в этой «преисподней» и понимала, что если не будет сейчас вести себя подобающим образом, то отправится туда сразу после разговора с мисс Дигон. Поэтому ей оставалось лишь сделать вид, что она подчиняется решению отца.
– Да, – заговорила она шепотом, словно обращаясь к себе самой, – папа прав. Там сейчас небезопасно. Мне нужно побыть одной, чтобы пережить горе…
Мисс Дигон торжествующе улыбнулась. Возможно, именно осознание того, что ничто в жизни не вечно, поможет сломить упрямый нрав девушки.
– Тебя все здесь любят, Анджела, – уже мягче сказала она. – Потеря матери – большое горе, но, надеюсь, отныне ты будешь строго следовать нашим правилам и не оскорбишь ее память непослушанием.
Девушки тактично оставили ее одну, и, когда они ушли, Анджела смогла дать волю слезам. Невыносимо было думать о том, что никогда больше не увидит она своей матери.
Затем, собравшись с мыслями, Анджела принялась обстоятельно обдумывать план побега. Отец был единственным человеком на свете, которого она любила, поэтому девушка решила, что должна быть рядом с ним и разделить его горе.
Прежде всего ей понадобятся деньги для того, чтобы пересечь Атлантику. Это большая проблема, если учесть, что своих денег у нее вообще не было – отец платил за ее обучение и проживание в школе, посылая деньги на имя мисс Дигон.
Вдруг Анджела вспомнила об украшениях, которые надевала недавно в оперу. Бросившись к шкафу, она вытащила оттуда шкатулку с жемчужной золотой диадемой и золотыми серьгами. Мисс Дигон требовала, чтобы девушки хранили свои украшения в ее сейфе, но Анджела еще не успела их сдать. Конечно, диадема и серьги были не очень дорогими, но вырученных денег, безусловно, хватит на то, чтобы вернуться домой.
День тянулся медленно. Сердце девушки ныло, напоминая о тяжелой потере. Наконец наступил вечер, и Анджела присоединилась к остальным воспитанницам, направлявшимся в столовую. Принимая соболезнования от подруг, она мысленно попрощалась с каждой. Они не знали, что Анджела в последний раз проводит вечер в холодных серых стенах школы.
Под утро, когда кругом еще было тихо, девушка выбралась из постели и быстро оделась. Не желая быть пойманной, она решила, что потом подумает, как сменить одежду.
Сложив украшения в бархатную сумочку, Анджела взяла свои перчатки и стала спускаться вниз по каменным ступенькам. Большие часы в конце коридора пробили шесть раз.
Был уже почти полдень, когда Анджела оказалась у подъезда, ведущего в квартиру Байрона Розелле. Она познакомилась с ним на одном из чайных вечеров, устраиваемых мисс Дигон. Байрон, не таясь, стал оказывать ей предпочтение перед другими девушками. Анджела сразу дала ему понять, что романтические отношения между ними невозможны, и тем не менее они остались друзьями. Анджела была уверена, что он поможет ей.
Начинался дождь. Девушка вымокла, замерзла и проголодалась.
Байрон сразу же отворил дверь и, увидев ее, громко рассмеялся.
– Ну и ну! Где же та кошка, что подрала вас, мисс Синклер? – Он пропустил ее в дом. – Входите скорее, согрейтесь у огня. Я налью вам бренди, а вы мне расскажете все по порядку.
Позволив ему снять с нее промокший плащ, Анджела устало прошла в комнату и с наслаждением уселась возле камина. Пока Байрон наливал вино в бокалы, она с интересом осматривалась вокруг. Мебели в комнате было мало, что считалось шиком и говорило о хорошем вкусе хозяина.
Выпив бренди, Анджела постепенно расслабилась и успокоилась. Она смогла, ни разу не разрыдавшись, поведать Байрону о смерти матери и о своем решении вернуться в Америку к отцу, несмотря на его желание задержать ее в Англии.
Байрон внимательно слушал девушку, то и дело сочувственно кивая головой.
– Может, я не должна была приходить к вам, – закончила Анджела, – но мне больше не к кому обратиться за помощью.
– Ох, дорогая моя, – вздохнул Байрон, убирая мокрую прядь с ее лба. – Жаль, что вы так и не узнаете, какое счастье я сумел бы подарить вам, согласись вы стать моей женой, и я полагаю… – Он еще раз вздохнул. – Думаю, с моей стороны было бы безнравственно предлагать вам разделить со мной ложе – просто чтобы вы могли понять, что я мог бы дать вам. Что ж, зато я смогу продемонстрировать вам мою щедрость. Ни о чем не беспокойтесь, я обо всем позабочусь. Не пройдет и нескольких дней, как вы сядете на судно, направляющееся в колонии.
– Какие еще колонии? – усмехнулась Анджела. – Вы забыли, что мы выиграли войну?
– Да, конечно, вот только я никак не могу взять в толк, почему вы предпочитаете ехать туда, где свирепствует война, вместо того чтобы остаться здесь и выйти за меня замуж.
– Я бы никогда не простила себе этого, – сухо заметила девушка.
– Может, и так, – согласился с ней Байрон.
Вытащив диадему и серьги из сумочки, Анджела протянула их Байрону:
– Вот, возьмите. За них дадут кое-какие деньги, так что вам не придется слишком тратиться.
Тот лишь замахал руками:
– Нет-нет, оставьте их себе и носите на здоровье. Буду надеяться, что эти украшения будут иногда напоминать вам обо мне.
Тронутая заботой, Анджела искренне пообещала молодому человеку, что никогда-никогда не забудет его.
Глава 12
Элтон Синклер равнодушно смотрел на железный забор вокруг памятника. Он не знал, кто тут похоронен; впрочем, ему и дела до этого не было. Элтон пришел на кладбище Сент-Луис, расположенное в конце Бейзин-стрит, по одной причине: он хотел взглянуть на работу Джорджа Мессона.
– Ну, мистер Синклер, что скажете? – спросил Джордж, стоявший за его спиной. Сделав шаг вперед, он развернул и показал Элтону рисунок с узором из цветов и дубовых листьев. – Я придумал, как украсить могилу вашей жены. Вот, смотрите. Вы же знаете, – продолжал он, – что я делал отличные машины для вашего сахарного завода, а при необходимости создавал металлические украшения. Только мне не приходило в голову, что придется так часто это делать. Как только началась война, заказы посыпались со всех сторон.
Возведенный из привезенного из-за границы мрамора, склеп, который Элтон поставил над могилой Твайлы в Бель-Клере, напоминал скорее небольшой собор с витражами в окнах и тяжелой дубовой дверью. Теперь Синклер вздумал окружить склеп узорчатым металлическим забором, чтобы сооружение смотрелось еще более величественно.
– Самый модный цвет сейчас – светло-зеленый, вот как этот, – сказал Джордж, указывая на свое последнее произведение.
– Мне нравится зеленый, – безразличным тоном промолвил Элтон. – Да, пожалуй, этот подойдет. – Он указал на рисунок с изображением магнолий, переплетенных со стеблями тростника. Сглотнув застрявший в горле комок, Синклер с трудом заговорил снова: – Сделайте изгородь высотой в пять футов, а окна и дверь заберите решетками. Если эти чертовы янки доберутся до Бель-Клера, им, не ровен час, вздумается и могилу осквернить. Чего еще ждать от таких подонков!
Джордж едва сдержал довольную улыбку. Такой большой заказ стоил больших денег, но ему было известно, что деньги для Синклера не имеют значения. Впрочем, сейчас дела обстояли несколько иначе – во время блокады всем было нелегко; многие жители вообще уехали. Не хватало всего, и если бы не куча металла, загодя припрятанная им в подвале, не видать бы ему хороших заработков. Конфедераты просто озверели бы, узнав, что он не сдал металл на оружие, но Джордж полагал, что в первую очередь должен заботиться о своей семье.
– Вот так и сделайте. – Кивнув, Элтон побрел прочь. – Чем скорее вы выполните мой заказ, тем лучше, – бросил он на прощание.
Джордж с сожалением покачал головой. Мистер Синклер так тяжело переживал потерю жены. Люди поговаривали, что вместе с нею словно ушла и часть его самого.
Он свернул свои зарисовки. Да, Джордж сочувствовал этому человеку, но не до такой степени, чтобы снизить цену на заказ. Он обратил внимание, что Синклер шел по кладбищу очень медленно и по самой длинной тропинке, явно никуда не торопясь. Сам Джордж направился по короткой дорожке. Он обычно нервничал на кладбищах, особенно когда смотрел на старые надгробия, поросшие кое-где травой и кустами. При одной мысли о том, что корни прорастают сквозь трупы, его бросало в дрожь. Поежившись, Джордж ускорил шаг.
Элтон устал. У него было такое чувство, словно после смерти Твайлы он постарел лет на двадцать. Сердце его билось все тревожнее, и он опустился на скамью возле какого-то надгробия, полагая, что усопший не будет возражать, если прохожий отдохнет немного у его могилы. Взглянув на голые ветви старого дуба, Элтон заметил молодые почки, уже набухающие на дереве, – первый признак приближающейся весны. Но его не волновала смена времен года. Ничего больше не имело значения. Слава Богу, хоть Анджела в безопасности. Синклер молил Господа о том, чтобы она вышла замуж за достойного молодого человека и осталась жить в Европе, потому что вскоре Луизиана, как и весь Юг, рухнет в преисподнюю этой дьявольской войны и…
– Элтон, тебя нелегко поймать, – оторвал его от размышлений чей-то голос.
Подняв голову, Синклер увидел бородатое лицо Милларда Дюбоза – своего поверенного и давнего приятеля.
– А кто меня ищет? – ворчливо спросил он.
Миллард тоже присел, тревожно оглядываясь вокруг. День был серым, так что лишь немногие посетители бродили по кладбищу. Убедившись, что рядом никого нет, Миллард решился продолжать:
– Все мы ищем тебя, Элтон. Мы верим, что ты – по-прежнему один из нас.
– О Господи! – воскликнул Синклер. – Послушай, я совсем недавно потерял жену. Я в трауре, и мне нет дела до каких-то там янки. Я не хочу тягаться с ними. Пусть молодые воюют.
– Наши личные интересы зависят от исхода войны, Элтон, и тебе это отлично известно. Ты не забыл, о чем мы говорили во время нашей первой встречи три года назад? – напомнил ему Миллард.
– Помню, – вздыхая, бросил Синклер.
– Ты, я, док Дюваль, – продолжил Миллард, – а еще Сет Уайт, Гарди Максвелл, Тобиас Редфорд и Уайтли Кумбз. Мы тогда решили, что будем бороться с янки до последнего вздоха и никогда не сдадимся на милость победителя. Все шло совсем неплохо. Нам удалось удержать казначейство, монетный двор и таможню.
– Много от этого было проку, – проворчал Элтон. – Я слышал недавно на рынке, что Фаррагут оставил Шип-Айленд и направился в форт Сент-Филипп. Если он займет его да еще форт Джексон, то ему ничто не помешает навестить и нас.
– Тем более всем нам надо взяться за дело. – Миллард для убедительности положил Элтону руку на колено. – Если Новый Орлеан сдастся, мы должны быть готовы к подпольной работе, чтобы докладывать о происходящем командованию конфедератов. Мы не можем просто сидеть сложа руки и наблюдать за событиями.
– Как Уайтли? – Элтон всегда считал Уайтли одним из своих близких друзей. Он знал, что Уайтли был потрясен, когда его сын стал сражаться на стороне северян, но Элтону и в голову не приходило, что и отец может повернуться спиной к Югу.
Миллард нахмурился.
– Да, это печально, но, когда мальчика убили в Манассесе, Уайтли сказал, что не может сочувствовать армии, которая уничтожила его сына.
– И все равно он – предатель.
– Может, и так, но тогда у нас еще больше причин держаться вместе. Мы не можем доверять случайным людям и должны полагаться только друг на друга. Именно поэтому для нас так важно твое участие. Господь не даст мне соврать – мы все скорбим по поводу твоей утраты, но ты не был ни на одном из наших собраний после последнего поражения, – горячо проговорил Миллард.
– Я был занят, – буркнул Элтон, повернув голову в сторону собора на Джексон-сквер, где в этот момент зазвонили колокола. Потом он встал.
Миллард поднялся вслед за ним – его рот сжался в тонкую полоску. Он явно не одобрял друга и, потеряв терпение, вдруг начал кричать:
– Я вовсе не случайно встретил тебя здесь! Я следил за тобой. Я должен был найти тебя и сообщить, что ночью здесь будет собрание, и все будут весьма разочарованы, если ты опять не придешь!
– Здесь?! – изумленно переспросил Элтон, оглядывая могилы и надгробия. – Но почему именно здесь?
– Да потому что здесь нас никто не увидит. Янки уже близко, вот-вот будут в городе, и, как только они окажутся рядом, непременно найдутся предатели, которые все выложат их командирам. Вот почему мы не хотим, чтобы о наших собраниях кто-то знал. Мы больше не должны встречаться в кафе и салонах, и даже наши семьи не должны ни о чем знать. Места лучше кладбища не найти. Мы собираемся у склепа Татвайлера – он самый большой с восточной стороны. Войдешь в ворота и пройдешь три ряда могил. Я был управляющим поместья Татвайлеров, а когда хозяева умерли, сумел раздобыть ключ от их семейной усыпальницы. Склеп велик, так что мы все сможем разместиться там. Миссис Татвайлер специально велела сделать склеп побольше – чтобы она могла спокойно погоревать над гробом любимого мужа. Там даже есть кресло-качалка… – Миллард расхохотался… – но старик Татвайлер пережил свою жену, и я ни разу не видел, чтобы он ходил к ее могиле. Словом, склеп идеально нам подходит.
Элтон заметил, что с их стороны вполне разумно соблюдать осторожность.
– Но больше мне пока нечего сказать вам, – добавил он. – А теперь, Миллард, с твоего позволения я пойду.
– Надеюсь, ты передумаешь, – бросил ему вслед Миллард. – Если все будут вести себя так, как ты, нам останется лишь сдаться!
Элтон даже не обернулся. Не то чтобы ему было наплевать, нет. Он очень переживал за дело южан. Как только пошли разговоры о возможном расколе Штатов, он первым поднял голос в защиту Юга. Он даже ездил в Батон-Руж, чтобы лоббировать там Конвенцию о расколе. А уж когда Луизиана провозгласила независимость, он был в таком восторге, что и не описать, и даже присоединился к другим повстанцам.
Нахмурившись, Элтон подумал, что именно этого делать и не следовало – он увяз куда глубже, чем хотел.
Все произошло, когда они брали монетный двор и таможню. Элтон как раз пересчитывал бумажные деньги, чтобы иметь представление о запасах наличности, как вдруг его взгляд упал на стопку каких-то странных резных дощечек. Осмотрев их внимательно и прочитав прилагающиеся к ним бумаги, Элтон понял, что федеральное правительство собирается печатать новые деньги, используя зеленые чернила вместо золотых. Можно было не сомневаться: такие деньги будут печататься и в других местах.
Синклер сразу же осознал ценность своей находки. С помощью этих дощечек конфедераты смогут печатать деньги, принимаемые северянами, а значит, им станут доступны многие вещи, без которых они до сих пор просто бедствовали, например, продукты и лекарства.
Оглядевшись по сторонам, Синклер быстро сунул дощечки под сюртук. Позднее его одолели сомнения – он не знал, кому из близких сможет доверить свою тайну, поэтому до поры до времени решил молчать о своей находке.
Насколько ему было известно, никто даже не обратил внимания на пропажу дощечек. Члены «Комитета бдительности» выгнали всех работников монетного двора, сочувствующих северянам, так что о матрицах могли и не знать. Случилось это около года назад, и Элтон до сих пор никому не сказал ни слова. А дощечки спрятал в таком месте, где даже самому проницательному сыщику и в голову не пришло бы искать их.
Синклер горячо поддерживал Конфедерацию не только потому, что был ярым приверженцем рабства. Он считал эту чертову войну неизбежной. Северяне не имели права диктовать им, южанам, как надо жить; дело следовало решить путем голосования в каждом штате. Именно голосование помогло бы выяснить, кто предпочитает использовать труд рабов, а кто может обойтись и без него. Да, он готов был платить своим неграм, предоставляя жилье, еду, одежду и медицинскую помощь. Этим людям было выгоднее, чтобы ничего в их жизни не менялось, и они знали это. В Бель-Клере все было благополучно. И все бы так и продолжалось, если бы не эти чертовы янки.
Но в последние месяцы Синклер предпочитал держаться подальше от своих единомышленников, потому что видел: не все они искренни. Похоже, кое-кто, кого он прежде любил и кем восхищался, круто изменил свою точку зрения. Элтону оставалось лишь надеяться, что он ошибается насчет этих людей. Что ж, время покажет. А пока лучше держать свою находку в тайнике.
Элтон брел вперед, рассчитывая, что успеет сделать в городе все дела, вернуться домой до темноты и еще сходить на могилу Твайлы. Как ему хотелось, чтобы милая Анджела была сейчас с ним и они вместе пережили страшное горе! Но нет, ей нельзя возвращаться. Пусть пока остается в безопасности, там, куда он ее отправил.
Элтон вышел с кладбища и быстро направился в сторону Джексон-сквер.
В спешке он не заметил какого-то оборванца, который болтался у ворот кладбища. В городе в последнее время вообще появилось много нищих, причем часть из них была постоянно пьяна. Элтон не обращал внимания на их протянутые руки. Однако тот, мимо которого он только что прошел, почему-то не протянул руки. Если бы Синклер увидел выражение его лица, то похолодел бы от ужаса.
Глядя вслед бывшему хозяину, Лео Коди злобно ухмыльнулся. Сунув руку в карман поношенного пальто, он вытащил оттуда бутылку виски и сделал большой глоток.
– Сукин сын, – угрожающе прошептал Коди.
Имей он силы – непременно догнал бы Синклера и вытряс из него душу. Но сейчас, едва держась на ногах, Лео был в состоянии лишь осыпать его проклятиями. Впрочем, Элтон Синклер его не слышал.
Бывший надсмотрщик бормотал, что это из-за Синклера он попал в трущобы Нового Орлеана. Никто не хотел нанимать его на работу, ему предлагали лишь рабский труд на плантации. У кого из плантаторов он только не побывал – тщетно! Те тут же связывались с Синклером, а тот отказывался дать ему хорошие рекомендации, вот с ним и не хотели иметь дела. Так что пришлось ему, Лео, выполнять грязную поденную работу и попрошайничать. Да, он спился, и все это из-за Синклера.
– Однажды я доберусь до тебя, скотина! – крикнул Лео, разбивая вдребезги пустую бутылку. – Ты еще заплатишь за то, что сделал с Лео Коди, вот увидишь!
Элтон услышал за спиной какой-то шум, но даже не обернулся. Он бы настолько поглощен собственным горем, что не замечал происходящего вокруг.
Зато Миллард Дюбоз слышал и видел все. Покачав головой, он поспешил вперед, торопясь рассказать остальным, что они больше не могут рассчитывать на помощь бывшего товарища.
Глава 13
Когда дилижанс завернул за угол, Бретт увидел какого-то человека, стоящего посреди дороги и размахивающего руками. Убедившись, что ружье лежит на своем месте, Бретт осадил упряжку лошадей. Он не любил подбирать пассажиров на дороге. Это было небезопасно – Бретт не раз слышал о нападениях на дилижансы. А ему надо быть особенно осторожным, ведь он оказался один на дороге, потому что Сет Барлоу, который должен был сопровождать его на пути из Сан-Франциско, не расставаясь с ружьем, так и не появился. Кто-то сказал, что видел его смертельно пьяным в компании записной красотки. Впрочем, у Бретта не было времени искать напарника – он должен был отправиться в путь по расписанию. В последнюю минуту ему не удалось найти сопровождающего, так что оставалось лишь поскорее усадить пассажиров в дилижанс и ехать одному.
Приближаясь к прохожему, Бретт внимательно огляделся вокруг. Бандитам негде было укрыться здесь, разве что за кустарником, да и тот был слишком низок. Один из пассажиров высунул голову в окошко, чтобы узнать, почему дилижанс замедлил ход, но тут увидел незнакомца.
– Эй! – закричал он возмущенно. – Эй, здесь уже нет места!
Бретт не обратил на него внимания. Новый пассажир сядет рядом с ним, и точка. Он решил не удостаивать остальных объяснениями – почему-то сегодня пассажиры ужасно раздражали Бретта. Как правило, хоть один из пассажиров всегда ныл и жаловался, но сейчас все четверо мужчин и две женщины были чем-то постоянно недовольны. Им не нравились места, где дилижанс делал остановки. Еда, по их словам, была отвратительной. Бретт делал остановки не так часто, а им то и дело хотелось пить или прогуляться в кусты. Судя по звукам, раздававшимся из дилижанса, они, к удовольствию Бретта, наконец перессорились между собой. Что ж, хоть к нему не будут приставать какое-то время.
Как только дилижанс остановился, все тут же стали вылезать из коляски, жалуясь на тесноту. Не успел сам Бретт спрыгнуть на землю, как Элтон Джекобс – тот самый, что не хотел делать остановку, – засыпал незнакомца вопросами:
– Как вас зовут? А что это вы делаете здесь, так далеко от города? Мы хотим все знать о человеке, который желает отправиться в путь вместе с нами, мистер.
Приглядевшись к незнакомцу, Бретт сразу понял, что тот не может представлять для них опасности. На вид ему было не больше сорока, но глаза его были безжизненными и пустыми. У этого мужчины были сильные мускулистые руки – сразу видно, что он занимался физическим трудом. Однако, несмотря на возраст, он производил впечатление старика, а голос его, когда он заговорил, был равнодушным и тихим:
– Мое имя Эдам Барнс. Мне нужно в Сент-Луис, потому что я должен оплатить там кое-какие счета.
Подняв с земли его потрепанную сумку, Бретт бросил ее к остальному багажу.
– Занимайте места! – крикнул он. – Нам надо ехать!
Одна из женщин по имени Флоренс Изадор приблизилась к Бретту и спросила:
– Неужели мы должны ехать немедленно, мистер Коди? Клянусь, если мне придется просидеть еще хоть какое-то время, прижимаясь коленом к ногам мужчины, я просто закричу!
– Попросите миссис Тернбоу поменяться с вами, – резко проговорил Бретт.
Он еще в Сан-Франциско понял, что с этой Флоренс беды не оберешься. Когда они остановились на ночь на каком-то постоялом дворе и Бретт лег спать в сарае на сеновале, она проскользнула к нему и бесстыдно предложила себя. Получив отказ, женщина пришла в ярость.
– Да, – продолжала ныть Флоренс, – тогда мужчины будут сжимать меня с двух сторон.
Бретт едва сдержался, чтобы не сказать, что ей это должно нравиться.
– Занимайте места! – громко повторил он. – По расписанию здесь нет остановки.
Как только дилижанс тронулся, Коди сообщил Барнсу, сколько тот должен уплатить за проезд, и больше не пускался в расспросы. Он вообще предпочитал не разговаривать с пассажирами, так как не имел потребности изливать перед кем-то душу. Бретт никогда ничего (кроме удовольствия в постели) не обещал женщинам, появлявшимся в его жизни. Он не выносил общества, забыл о любви.
Поначалу Бретт даже не услышал, что Барнс что-то говорит, но тот повторил вопрос.
– Есть какие-нибудь новости о войне? – спросил он таким тоном, словно надеялся услышать отрицательный ответ.
Бретт покачал головой. Он старался не думать о войне, потому что никак не мог решить, на чью сторону встать. После того, что произошло четыре года назад в Луизиане, он был не в состоянии сочувствовать Югу.
