Новый Орлеан, Луизиана
       Лето 1858 года
      Одетая лишь в тонкую рубашку и панталоны, Анджела стояла у окна в своей комнате, подставляя лицо теплому ветерку, дувшему с веранды сквозь открытые двери. Предполагалось, что она спит или по крайней мере отдыхает в постели – вокруг свирепствовала желтая лихорадка, и люди верили, что полуденный отдых помогает предотвратить страшную болезнь.
      Анджеле вовсе не хотелось лежать в кровати в эту невыносимую жару. Ее так и тянуло прогуляться по тенистой дубовой аллее, которая вела к сонной реке, и с разбегу броситься в воду. Но манили ее отнюдь не темные, грязные воды бесконечной Миссисипи: Анджела мечтала оказаться около озерца, на которое они с Симоной и Эмили набрели несколько лет назад. Укрытое за каймой леса Бау-Перо, оно пополнялось ледяной водой из подземного источника, и вода в нем всегда была прохладной. Замечательно было и то, что девушки ни разу не видели там змей или аллигаторов.
      Любуясь открывавшимся из окна видом, Анджела с грустью подумала о том, что время летит все быстрее и ей скоро придется расстаться с плантацией и забыть о радостях, которые наполняли здесь ее жизнь. Минул уже почти месяц с тех пор, как Анджеле исполнилось шестнадцать лет, и как раз в день рождения было официально объявлено о ее помолвке с Реймондом Дювалем. С тех пор тоска не покидала девушку. Конечно, она давно знала о заключенном их родителями соглашении, но одно дело знать, что брак с Реймондом неминуем, а другое – готовиться к свадьбе. Это торжественное событие было назначено на Рождество, и теперь при мысли о переезде в Новый Орлеан и о том, что ей придется оставить любимые места, Анджела испытывала настоящее отчаяние.
      Все детство она провела с отцом, которого боготворила. Это он тайком от матери, которая, разумеется, не одобрила бы подобных занятий, научил ее скакать на лошади и стрелять из ружья не хуже любого мужчины. Стрельба и верховая езда стали секретом отца и дочери. А теперь к этим умениям добавилось еще одно – игра на фортепьяно.
      Ида Дюваль, мать Реймонда, настояла на том, чтобы Анджела училась музыке, хотя прежде девушка ни за что не соглашалась садиться за инструмент. Миссис Ида полагала, что хозяйка дома должна уметь развлекать гостей игрой на пианино, а поскольку у матери Анджелы не было времени давать дочери уроки, то в дом дважды в неделю стала приходить миссис Мелора Рэбин.
      Анджела улыбнулась, вспомнив, в какое изумление все пришли, узнав о ее таланте. Взяв всего несколько уроков, она уже могла подбирать услышанные ею мелодии. Ее названая сестра Клодия, давно учившаяся музыке, была уверена, что Анджела раньше занималась с учительницей, только скрывала это от окружающих; она доказывала всем, что так быстро освоить нотную грамоту невозможно. Анджела не пыталась ни опровергать, ни подтверждать слова сестры – она уже давно поняла, что с Клодией лучше не связываться.
      Ида также приставила к невесте сына наставницу по вышиванию, и Твайла – мать Анджелы – даже слушать не пожелала возражений дочери. Анджела заподозрила, что мать просто хочет занять все ее свободное время, чтобы она не убегала к Симоне или Эмили. Обе ее подруги были из Акадии. Твайла не одобряла дружбы с ними, хотя и не думала, подобно Клодии, что миссис Ида не захочет иметь с Анджелой никаких дел, узнай она, что девушка водится с простолюдинками.
      Анджеле было известно, что многие воротят носы от переселенцев из Акадии, потому что те утеряли чистоту крови, но это ее не слишком волновало. Она сожалела лишь о том, что их предков, французских канадцев, изгнали из Акадии англичане и они были вынуждены искать пристанище в незнакомых землях. Некоторые семьи, в том числе семейства Эмили и Симоны, предпочли поселиться на плодородных и заболоченных землях южной Луизианы. Они жили небольшими замкнутыми общинами в самой глуши болот. Работать им приходилось на тростниковых или хлопковых плантациях, но в отличие от негров-рабов каджуны, как их называли в Луизиане, получали за свой труд деньги и при желании могли оставить плантацию и вернуться в общину, на болота.
      Слушая рассказы Эмили, Симоны и других девушек об их веселой, беззаботной жизни, Анджела завидовала им. Поставив на огонь котел с черепаховым или раковым супом, каджуны брались за скрипки, чтобы веселой мелодией поднять настроение после тяжелого дня. Не обходилось и без песен, и частенько Анджела мечтала принять участие в общем веселье, хоть это и было ей строго-настрого запрещено.
      Два года назад Симона вышла замуж, хотя ей было в ту пору всего четырнадцать. Правда, замужество не помешало им с Анджелой почти все свободное время проводить вместе. Обычно Анджела поджидала подруг на краю плантации сахарного тростника, и, когда надсмотрщик отворачивался, Симона с Эмили быстро пробирались к ней. Троица тут же скрывалась в старом лесу, направляясь к тому самому озеру, которое рисовала сейчас Анджела в своих мечтах.
      Вдруг от размышлений Анджелу оторвал скрип двери. Стараясь остаться незамеченной, в комнату крадучись вошла Клодия. Увидев пустую кровать, Клодия посмотрела по сторонам и с яростью воскликнула:
      – Ты должна спать до двух часов, а сейчас только половина первого!
      – Ты тоже, – напомнила ей Анджела.
      Господи, ну почему они вечно ссорятся! Анджела честно пыталась поладить с названой сестрой, но толку от этого было мало. Клодия презирала ее и всегда будет презирать.
      Голубые глаза Клодии сверкнули гневом; вздернув вверх подбородок, она ядовито улыбнулась:
      – Мама сказала, что я могу пойти с ней на чай к миссис Иде, так что мы скоро уходим.
      На ней тоже была рубашка; несколько пышных нижних юбок прикрывали панталоны. Пройдя через всю комнату, Клодия подошла к большому шкафу из красного дерева и рывком открыла зеркальную дверцу.
      Анджела оцепенела.
      – Что это ты делаешь? – изумленно спросила она.
      Не обращая внимания на сестру, Клодия стала нетерпеливо перебирать вешалки с платьями. Найдя наконец то, что искала, она торжествующе заявила:
      – Я надену вот это! В нем всегда прохладно, и к тому же мне оно идет больше, чем тебе.
      Анджела отрицательно покачала головой:
      – Нет, только не это. Я иду в нем вечером на бал к Ребекке Сондерс.
      – Ну и что с того! – воскликнула Клодия. – Иди ради Бога! Мы вернемся домой к пяти, так что ты сто раз успеешь переодеться. – И, перекинув платье через руку, Клодия направилась к дверям.
      Анджела бросилась ей наперерез. Она терпеть не могла ссор с сестрой, но каждый раз, одалживая одежду, та возвращала ее в ужасном состоянии. На этот раз Клодия посягнула на любимое платье Анджелы, которое так приятно было носить в изнуряющую жару. К тому же платье прекрасно сидело на ней, а нежно-зеленый цвет и легкие кружева изумительно подчеркивали девичью красоту.
      Впрочем, Анджела понимала, что жара для Клодии – лишь предлог. На самом-то деле она хотела, чтобы все обратили внимание на ее более полную, чем у Анджелы, грудь. И все это ради Реймонда. Кстати, Клодия и не пыталась скрыть своих чувств к жениху названой сестры. Но, как ни странно, Анджела ничуть не ревновала, и это даже немного пугало ее.
      Не желая уступать, Анджела повторила:
      – Я с радостью дам тебе платье – в другой раз.
      – Смотри, как бы не пришлось пожалеть, – процедила сквозь зубы Клодия, прищуриваясь.
      – Но у тебя же есть другие платья! – Это действительно было так – гардероб Клодии был куда богаче ее собственного. Дело в том, что мать Анджелы, опасаясь задеть чувства приемной дочери, баловала ее гораздо больше, чем родную.
      – Все дело в Реймонде, не так ли? – зло выкрикнула Клодия. – Ты боишься, что я покажусь ему более хорошенькой, чем ты, вот и не хочешь, чтобы я надевала платье, которое мне так идет!
      – Да что ты, Клодия, – пожала плечами Анджела, – я знаю – ты гораздо красивее меня…
      Анджела и вправду так считала. Она завидовала золотым кудрям Клодии и ее ясным голубым глазам, а свою внешность считала простоватой. Правда, мама не раз выговаривала Анджеле за то, что она не старается подчеркнуть свои достоинства, и против этого нечего было возразить. Девушка любила, чтобы ее длинные волосы развевались на ветру, а отбелить загорелую кожу не помогали ни розовая вода, ни лимонный сок. Впрочем, Анджела не видела в загаре большой беды.
      А Клодия распалялась все больше:
      – Если я такая хорошенькая, как ты говоришь, то почему же Реймонд собирается жениться на тебе, а не на мне?
      Вздохнув, Анджела лишь покачала головой. В который уже раз она спрашивала себя, почему они никак не могут найти общий язык. А ведь Клодия прекрасно знала ответ на свой вопрос еще до того, как задала его.
      – Ида с Винсоном всегда дружили с мамой и папой. Они давно решили нас поженить.
      – Но ты… Ты же не любишь его! – Клодия хотела добавить еще что-то, но тут в дверях появилась Джоби – девчонка-служанка.
      Испуганно переведя взгляд с одной сестры на другую, Джоби сунула поднос в руки Анджеле.
      – Я принесла вам лимонаду, мисси, – пропищала она.
      Анджела шагнула в сторону и поставила поднос на столик, не сводя при этом глаз с Клодии, которая так и норовила выскочить из комнаты с платьем.
      – Мне очень жаль, Клодия, но я не могу одолжить тебе этого платья. По крайней мере сегодня.
      Помолчав мгновение, Клодия резко повернулась и прошипела:
      – Ну что ж, отлично! Если я не смогу надеть его, то и тебе это не удастся!
      И не успела Анджела слова молвить, как Клодия подбежала к столу, подняла кувшин с лимонадом и приготовилась опрокинуть его на платье. Анджела в ужасе бросилась к ней, и в этот момент Клодия уронила кувшин на пол. Тот разлетелся вдребезги.
      – Ты с ума сошла! – завопила Клодия. – Твое платье! Я поверить в это не могу! И все из-за того, что я попросила его у тебя!
      Анджела поняла, что происходит, лишь в тот момент, когда ее мать, услышав шум, вошла в комнату.
      – Боже мой, что тут… – Она осеклась, увидев, как по подолу платья, которое ее дочь держит в руках, расползается большое темное пятно. Подойдя к Анджеле, мать выхватила у нее из рук платье.
      – Что ты наделала? – воскликнула она.
      Решив, что не позволит названой сестре одержать верх в их ссоре, Клодия выпалила:
      – Нет, только посмотрите, что она творит! Испортила платье – и все из-за того, что я попросила дать мне его ненадолго! Она заявила, что не допустит, чтобы ее дорогой Реймонд косился в мою сторону, вот и посадила пятно.
      – Анджела, да как ты могла? – возмутилась Твайла Синклер. – Уж этого я от тебя не ожидала. Почему ты не дала сестре платье?
      «Она мне вовсе не сестра», – пронеслось в голове у Анджелы. Однако она решила промолчать. Мать просто в ярость приходила при упоминании о том, что Клодия – не родная дочь ей, а стало быть, и не сестра Анджеле.
      – Ты собираешься отвечать? – сурово спросила Твайла.
      Встав так, чтобы Твайла не видела ее лица, Клодия состроила Анджеле гримасу.
      Анджела задумчиво прикусила губу. Подобные истории случались уже много раз, но всегда заканчивались одним и тем же – мать принимала сторону Клодии. Не сделать это – означало показать, что Твайла считает Клодию лгуньей, а значит, выгораживает родную дочь.
      Уже давно Анджела оставила попытки защититься – ей не хотелось поступаться своим достоинством и терять гордость, и этот случай ничем не отличался от остальных. Так что, пожав равнодушно плечами, она промолвила:
      – Вы можете поверить чему угодно, матушка, если это говорит Клодия. А на то, что скажу я, вы даже не обратите внимания.
      – Ну почему с тобой так трудно? – воскликнула Твайла. – Почему ты всегда устраиваешь скандалы?
      Клодия зажала рот ладонями, чтобы не расхохотаться, а потом, чувствуя, что не сумеет сдержаться, бросилась вон из комнаты, не забыв, однако, в дверях показать Анджеле язык.
      Плюхнувшись на кровать, Анджела опустила голову, готовясь выслушать очередную отповедь матери, и та не заставила себя долго ждать:
      – Ну почему ты получаешь удовольствие, обижая свою сестру? Еще немного – и я поверю в то, что ты так относишься к ней, потому что она не родная тебе. А ведь ты, Анджела, должна жалеть ее. Что если бы я, а не кузина твоего отца умерла при родах? Представь только, что это тебя обезумевший от горя отец бросил на попечение родственников! Ты была бы такой же злой? Захотела бы ты, чтобы с тобой обращались так же, как ты с Клодией? Полагаю, нет! Так что изволь пойти и извиниться перед бедняжкой.
      – Надо же, – продолжала Твайла, расхаживая взад-вперед по большой комнате, – я-то надеялась, что помолвка с Реймондом изменит твой скверный характер. Я наивно полагала, что ты станешь разумнее, мудрее… Но этого не произошло. Ты совсем не думаешь о грядущем замужестве. Похоже, твои мысли заняты лишь тем, как бы досадить сестре. Клодия все еще надеется, что произойдет чудо и она станет женой Реймонда, но он предпочитает тебя. А ты назло ей еще и поворачиваешь нож в ее сердце!
      Умудренная горьким опытом, Анджела молчала. Спорить с матерью было бесполезно, хотя молчание тоже считалось вызовом.
      Пытаясь отвлечься, девушка старалась не слушать Твайлу, а смотреть на прекрасное голубое небо, представляя, как колышутся на ветру, переливаясь всеми цветами радуги, волны сахарного тростника, который уже стал выше человеческого роста. Ах, как же ей хотелось оказаться там и… Анджелу вывели из задумчивости последние слова Твайлы:
      – …и этим ты будешь заниматься оставшуюся часть дня. – Гнев в голосе матери сменился разочарованием – это означало, что сцена, слава Богу, подходит к концу. – Миссис Мелора сказала, что тебе надо еще играть и играть эту вещь Бетховена. Она надеется, что к ее возвращению ты выполнишь задание. Миссис Мелора уехала в Батон-Руж всего на неделю.
      Стало быть, миссис Мелора сегодня не придет. Анджела зарылась лицом в подушку, чтобы мать не заметила радости, засиявшей на ее личике. Она не останется дома! Впервые за долгое время она сможет хоть ненадолго вырваться отсюда!
      Услышав, что ее мать уходит, Анджела с облегчением перевела дух. Но тут Твайла, задержавшись в дверях, вынесла окончательный приговор:
      – Я преподам тебе урок. Поскольку ты испортила платье, которое просила у тебя сестра, ты не пойдешь на бал. Вместо тебя туда отправится Клодия. В сопровождении Реймонда, разумеется. Мне очень жаль, Анджела, но ты должна быть наказана.
      Ну и наплевать, подумала девушка. Тут ей пришло в голову, что Реймонду такой поворот событий, пожалуй, не понравится. Он не раз говорил, что чувствует себя не в своей тарелке в компании Клодии.
      Дождавшись, пока коляска с матерью и Клодией отъехала от дома, Анджела быстро надела муслиновое платье. Дом затих: слуги, по всей видимости, скрылись в кухне, готовя ужин.
      Подойдя к задней лестнице, Анджела наткнулась на Мамму Кезию, только что вышедшую из комнаты.
      – Куда же это вы направились? – спросила старуха. – Ваша мамочка сказала, что вы будете играть на пианино до ее возвращения. Но, похоже, на уме у вас одно – убежать куда-нибудь из дома, а вовсе не стучать по клавишам.
      Анджела стала быстро соображать. С Кезией можно договориться, если только убедить ее, что неприятностей от такого поворота событий не последует.
      – А что ты собираешься делать днем? – спокойно спросила девушка.
      Кезия отлично знала, как обстоят дела, хоть ей и нравилось, что Твайла не выделяет родную дочь и не обижает приемную. Но мисс Клодия частенько врала и при этом всегда умудрялась избежать наказания. Так что, стараясь держаться строго, старуха заявила:
      – Я-то буду в саду собирать фасоль, вот что я буду делать! Возможно, я даже не услышу, играете вы на пианино или нет. – С этими словами она пошла прочь.
      – Благослови тебя Бог, – прошептала Анджела. Подождав несколько минут, она направилась к черному ходу – туда, где находилась отделенная от дома на случай пожара кухня. Рядом примостились голубятни и сарайчики садовников. Дальше двумя рядами тянулись хижины рабов. Самые старые были из кирпича, более новые – из побеленного дерева.
      Проходя мимо, Анджела весело помахала девушкам-рабыням, которые спасались от жары, обмахиваясь пальмовыми листьями.
      За усадьбой с правой стороны от дороги раскинулось хлопковое поле, а с левой – огромная плантация сахарного тростника. Изрезанная целой сетью каналов земля никогда не пересыхала, а излишки воды удерживались дамбой, построенной за полями.
      Сахарный завод был устроен в удобном месте – там, где сходились пути с плантации сахарного тростника и с дамбы. Впрочем, сейчас завод стоял – урожай начнут собирать только через несколько месяцев.
      Анджела знала, где искать Эмили с Симоной. Они обычно носили кувшины с водой работникам плантации. Согнувшись над разноцветными волнами тростника, работники под палящим солнцем срезали колючие стебли.
      Не желая попадаться на глаза отцу, который вполне мог быть где-то рядом, Анджела направилась к темной стене леса. Ноги приятно утопали в густом ковре мха, по которому можно было добежать до вековых дубов и сосен, уходящих высоко в небо. Но из осторожности Анджела брела по тропе. Здесь все ей было знакомо – ведь в лесу на краю плантации она проводила большую часть свободного времени.
      Пробираясь вперед, Анджела зорко оглядывалась по сторонам, пока наконец не увидела сквозь густую листву своих подруг. Дождавшись, когда они пойдут в ее сторону, Анджела тихо позвала их.
      Симона с Эмили не заставили себя ждать. Осмотревшись вокруг и убедившись, что надсмотрщик поглядывает в другую сторону, девушки добежали до леса и все трое принялись радостно обниматься.
      – Где ты была? – спросила Симона. – Мы несколько дней не видели тебя! Поди, прихорашивалась: заждалась встречи с женихом, а?
      Анджела состроила забавную гримасу:
      – Не совсем. Вам же известно, как мне хочется замуж!
      Фыркнув, она стала рассказывать подругам о последнем случае с Клодией и о том, как ей удалось ускользнуть из дома.
      – Может, сходим искупаться? – предложила Анджела, окончив рассказ.
      – Тебе не придется спрашивать дважды! – воскликнула Эмили, похлопав ее по спине. – Чего же мы ждем?
      Девушке нравилось слушать, как говорят каджуны – в их речи забавно сочетались французские слова и выражения, позаимствованные у индейцев и негров.
      Эмили уже повернулась, чтобы углубиться в лес, но Анджела замешкалась и вдруг увидела незнакомца.
      Человек, стоявший в зарослях напротив, был необычайно широкоплечим. Судя по загорелому обнаженному торсу, он привык подолгу бывать на солнце. Стальные мускулы так и переливались под золотистой кожей, тонкую талию обтягивали узкие штаны, подчеркивающие стройность сильных ног.
      С трудом оторвавшись от столь эффектного зрелища, Анджела подняла глаза и увидела, что незнакомец смотрит прямо на нее. Но это же невероятно! Этого не может быть, потому что она почти полностью скрыта густой листвой. Тем не менее девушка увидела, что на губах молодого мужчины играет улыбка. Даже на расстоянии можно было разглядеть, какое у него красивое лицо. Темные густые волосы, убранные назад, открывали мощную шею. Но почему же в его черных глазах светится такое холодное высокомерие?
      Эмили с Симоной прошли уже несколько шагов и только тут заметили, что Анджела отстала от них.
      – Эй, чего ждешь? Если заметят, что мы отлучились, надсмотрщик может выгнать нас с работы! А куда это ты смотришь? – крикнула одна из девушек.
      Смутившись, Анджела торопливо последовала за подругами, но Симона, похоже, успела кое-что разглядеть.
      – А-а, – многозначительно протянула она. – Стало быть, ты обратила внимание на Гатора. Да уж, все девчонки заглядываются на него. Красив, правда?
      – Очень, – не раздумывая, согласилась Анджела. И тут же ей пришло в голову, что она никогда прежде не говорила так откровенно о незнакомом мужчине. – Кто он? Кажется, я его никогда не видела.
      Они пошли вперед по дорожке. К сожалению, Симоне было известно лишь имя привлекательного незнакомца.
      – Он приехал всего несколько недель назад. Кто-то сказал, что его папаша – один из надсмотрщиков на тутошних полях, – сообщила подругам Эмили.
      Анджеле не хотелось показывать, что незнакомец заинтересовал ее, но, к собственному удивлению, она почувствовала, как любопытство разгорается все больше и больше.
      – А почему его называют Гатором? – спросила Анджела.
      – Я слышала, – отозвалась Эмили, – его так зовут потому, что в шестнадцать лет он сразился с аллигатором. Это было не здесь, а где-то в другом месте. Он вообще часто охотился на крокодилов, но этот аллигатор оказался уж очень крупным – около двадцати футов в длину. Такого огромного люди еще не видали. Гатор напал на него, но тот умудрился затащить парня в воду. Знаешь ведь: крокодилы треплют жертву в воде до тех пор, пока та не захлебнется.
      Анджела поежилась.
      – И что же дальше? – спросила она.
      – Ну так вот. Говорят, бой между ними длился минут двадцать. Крокодил все трепал смельчака, а потом тот вдруг всплыл на поверхность. А крокодил сдох. И с тех пор Гатора только так и кличут.
      – Удивительно, как это он не испугался! – восхищенно проговорила Анджела.
      Девушки рассмеялись, а Симона даже рискнула предположить:
      – Может… он за тобой подглядывает?
      – А вдруг она только его и хочет видеть? И ей этот красавчик нравится? – поддразнила Эмили.
      Привыкшая к дружеским шуткам, Анджела засмеялась.
      Сойдя с тропы, девушки пошли в обход дамбы к своему тайному озеру.
      – Никто нас не найдет, потому что никому не известно о нашем убежище, – радостно заметила Симона.
      Девушки быстро разделись и бросились в прохладную воду. Они смеялись, брызгались и ныряли, а когда утомились, вышли на берег и растянулись на песочке, обсыхая под жарким солнцем.
      Как обычно, разговор незаметно перешел на замужество Симоны, которая всегда с радостью рассказывала о своем избраннике.
      Подмигнув Анджеле, Эмили попросила Симону:
      – А ну-ка расскажи нам о нем. Скажи, какой он замечательный!
      Девушка с удовольствием принялась подробно расписывать прелести семейной жизни.
      Анджела слушала, с ужасом представляя себе, что ей придется то же самое делать с Реймондом. Позволять ему трогать себя везде… Ей вдруг стало не по себе.
      Скоро, однако, настала пора уходить. Анджела даже обрадовалась этому – рассказы Симоны нагоняли на нее тоску. Но настроение ее стало еще более мрачным, когда девушки принялись возбужденно болтать о грядущем вечере.
      – У нас будет раковый соус и огромный котел черепахового супа, – заявила Эмили. – А старый Сэм уже настроил свою скрипку.
      – Вы знаете, Фрэнк умеет танцевать такой удивительный танец!.. – воскликнула Симона. – Мужчина и женщина стоят совсем близко! Его научили в Бау-Теш. Он и меня научил, да! Мы плясали с ним и запарились до того, что стали красными, как вареные раки.
      На сей раз Анджела не присоединилась к общему веселью. Когда подруги спросили ее, в чем дело, она откровенно объяснила: ей не придется идти вечером на бал.
      – Вообще-то я не ревную. Пусть Реймонд идет туда с Клодией, – добавила она. – Мне никогда не хотелось проводить с ним время, а на бал я стремилась, чтобы хоть немного повеселиться.
      – Надо самой научиться развлекать себя, – с невеселой улыбкой заметила Симона. – Никто за тебя это не сделает, подружка! Послушай! – Она даже прищелкнула пальцами, такая ее осенила идея. – А что, если ты придешь на вечеринку к нам? Ведь никто не узнает, что ты тут!
      Анджеле предложение Симоны показалось заманчивым. У нее может и не быть другого шанса, а убегать вечерами с балкона для нее не внове. Да, она могла легко ускользнуть из дома. Тем более что родители непременно поедут к Ребекке, чтобы произнести тост в честь ее дня рождения. До плантации Сондерсов не меньше часа езды, так что они вернутся около полуночи.
      Девушки переглянулись, а затем Симона произнесла волшебные слова:
      – Мы просим тебя.
      И Анджела согласилась, мысленно сокрушаясь, что не в состоянии противиться соблазну. Она сказала себе, что вовсе не хочет еще раз увидеть красивого незнакомца, хотя – что правда, то правда – воспоминания о нем вызывали у нее какое-то особенное, теплое чувство.

      Элтон Синклер сразу понял: что-то произошло. Впрочем, за клубничным десертом Твайла не промолвила ни слова. Непривычно молчаливая Анджела почти не притронулась к своему печенью. Единственным человеком, который непринужденно вел себя за столом и ел с большим аппетитом, была Клодия. Глаза ее сияли, словно она только что узнала какой-то важный секрет. Почуяв неладное, Элтон предпочел молчать. У Твайлы было правило: избегать некоторых тем за едой; в их число входило и обсуждение семейных проблем.
      Тем не менее долго выдерживать такую напряженную обстановку хозяин дома не мог. Когда подали первое блюдо – жареные креветки с капустой, он кивком велел слуге наполнить бокал холодным мускатом и попытался сам завести разговор.
      – Кажется, в этом году сахар получится лучше, чем в прошлом, – с гордостью заявил Элтон, ни к кому конкретно не обращаясь. – Полагаю, что будет около тысячи бочек.
      Кисло улыбнувшись, Твайла равнодушно проговорила:
      – Просто чудесно, дорогой.
      – Это все, что вы можете сказать? – возмутилась Клодия. – Чудесно? Только и всего? Мама, да известно ли вам, что каждая бочка весит больше тысячи фунтов? Тысяча бочек! Да это же настоящий рекорд для Бель-Клера!
      – Знаю-знаю, – кивнула Твайла, явно не заинтересовавшаяся этим сообщением. – Я же веду все домовые книги, Клодия, ты не забыла?
      – Тем более вы должны радоваться! – Клодия повернулась к Элтону. – Папа, это просто замечательно! Чудесно! Я в восторге!
      Вопросительно взглянув на Анджелу, Синклер понял, что в мыслях его дочь находится за тысячи миль от дома. Что же могло произойти? Чем занята ее головка? Уж во всяком случае не романтическими грезами о Реймонде Дювале. Элтон давно заподозрил, что дочь относится к грядущему замужеству, как к выгодной сделке, и не более того. Собственно, так оно и было. Он ведь и сам женился на Твайле по договоренности родителей. Но Анджела еще так юна. Его девочка успокоится, когда у нее появится собственная семья; она будет счастлива, а все нынешние тревоги забудутся.
      Элтон попытался сосредоточиться на обеде, но мысли его то и дело возвращались к Анджеле. Как бы он хотел, чтобы после замужества она осталась жить в Бель-Клере! У него не было сыновей, о которых он мечтал, но Анджелой он заслуженно гордился. Жаль, что ей придется переехать в город, ведь она могла бы стать настоящей женой плантатора – такой, как Твайла, которая умудрялась одновременно быть хорошей матерью, хозяйкой и наставницей домашних рабов. При этом Твайла еще вела большую часть счетов. А ведь Бель-Клер славился своим сеном, фасолью, ирландской картошкой, горохом; здесь выращивали свиней, быков, лошадей, мулов, овец. Рабы изготавливали сахар и кирпичи, чинили обувь, делали телеги да еще работали при этом на хлопковых полях. У Синклеров было много квалифицированных работников – кузнецов, механиков, инженеров, кожемяк, мельников. И всеми этими людьми Твайла прекрасно управляла.
      А начал дело отец Элтона – Эверет Синклер, приехавший в Америку в конце восемнадцатого столетия. Его мечтой было стать удачливым хлопководом. Это он построил большой особняк и назвал его Бель-Клером.
      Когда после смерти отца хозяйство полностью перешло в руки Элтона, он решил, что рабы, трудившиеся на плантации (а каждый из них стоил почти две тысячи долларов), не должны заниматься другой работой. Поэтому он стал нанимать ирландских эмигрантов, и те рыли каналы, вырубали лес и пахали землю. Вскоре Элтон пришел к выводу, что не стоит отказываться и от услуг каджунов.
      Отец Твайлы и Эверет Синклер подружились еще в Европе. И хоть Элтон ни разу не видел Твайлу до того, как однажды в жаркий летний день она сошла с корабля в Филадельфии, он с первого же взгляда полюбил ее. Мать девушки была француженкой, и маленькая хрупкая Твайла с ее удивительной светящейся улыбкой и веселыми карими глазами очаровывала всех, кто с ней знакомился.
      Все шло хорошо, но, несмотря на негаснущую любовь и безбедную жизнь, через несколько лет оба стали ощущать какую-то странную опустошенность. Им отчаянно захотелось иметь то, чего все никак не дарила им судьба и чего нельзя было купить за деньги, – собственного ребенка. Два брата Элтона погибли в кораблекрушении. А Твайла и Элтон мечтали о большой семье, о том, чтобы бесчисленные комнаты их просторного особняка были полны родных людей. Но… время шло, и надежды почти не оставалось.
      Когда Эверет ушел в мир иной, супруги почувствовали себя еще более одинокими. Их не могли утешить многочисленные рабы, ирландцы и каджуны, которые всегда были рядом. Больше всего обоим хотелось слышать детские лепет и смех.
      Элтон взглянул на Клодию. Такая миловидная девушка. Как жаль, что у нее столь неуравновешенный характер. Еще малышкой она была раздражительной и шумной и иногда доводила себя капризами до полубессознательного состояния. Клодия вечно кричала, плакала, жаловалась, изводила слуг. Ее никто не любил. Твайла все время повторяла, что бедняжка оттого так нервничает, что постоянно чувствует себя нелюбимой, нежеланной; она просто пытается привлечь к себе внимание. Элтон был прямо противоположного мнения; ему все более становилось ясно: Твайла оказывает приемной дочери предпочтение перед родной. Более того, ему уже не раз приходило в голову, что Клодию вообще не стоило удочерять, хотя он ни за что не произнес бы этого вслух. Бог свидетель: Синклер всеми силами пытался полюбить Клодию и даже притворялся, что любит ее, однако у него так ничего и не вышло – хорошо относиться к этой девушке было невозможно. Но как они могли знать тогда, что у невинного новорожденного младенца окажется столь ужасный характер? Их сердца потянулись к бедной сиротке, которую назвали Клодией в память умершей матери. Даже когда через несколько месяцев они с радостью узнали, что Твайла наконец-то ждет ребенка, их любовь к приемной дочери не стала меньше. Однако по прошествии нескольких лет девочка стала просто невыносимой.
      Элтону было известно, что Клодия влюблена в Реймонда, и втайне он желал, чтобы именно она вышла за него замуж. Ведь в то время, когда они с отцом Реймонда решили в будущем поженить детей, им еще не было известно, что парень вырастет отчаянным бездельником, не склонным заниматься хоть каким-либо трудом. Когда Реймонда отправили учиться в Европу, он не сумел сдать ни одного экзамена и меньше чем через год вернулся назад. Признаваясь, что у него нет ни малейшего желания стать доктором, Реймонд добавлял, что быть плантатором ему тоже не улыбается. Зато он сумел уговорить отца подарить ему целую конюшню породистых рысаков и теперь большую часть времени проводил с лошадьми или в игорных салонах речных судов…
      Слуга принес еще один десерт – охлажденное лимонное желе, но Твайла, махнув рукой, подала знак, что ни желе, ни кофе подавать не следует.
      – У нас уже нет времени, – заявила она. А потом, кивнув Клодии, добавила: – Надо поторапливаться, дорогая.
      Клодия извинилась, и от внимания Элтона не ускользнула насмешливая улыбка, которой она наградила его родную дочь. Анджела, впрочем, не обратила на нее внимания.
      – А разве ты не хочешь привести себя в порядок, ангел мой? – спросил он.
      Клодия уже от двери захихикала:
      – Она вовсе не ангел, папа! Поэтому никуда не поедет, вот так, вот так! Спроси-ка маму, в чем дело.
      – Что произошло? – Элтон вопросительно поглядел на жену. – Что-то случилось?
      Анджела молча опустила голову, слушая, как мать равнодушно повторяет лживый рассказ Клодии.
      – Ее следует наказать за такой проступок, – вздохнула Твайла, а затем, словно Анджелы не было рядом, продолжила: – Послушай, Элтон, их отношения становятся все хуже и хуже. Это невыносимо. Надо было назначить дату свадьбы пораньше. Бедняжка Клодия! У нее сердце разрывается при мысли о том, что за Реймонда выйдет другая девушка, но так уж должно быть, никуда не денешься. Чем скорее они обвенчаются и Анджела уедет из дома, тем скорее закончится весь этот кошмар.
      Элтон сразу же заподозрил, что дело обстоит не совсем так, как описала его жена. Он и мысли не допускал, что Анджела могла вести себя столь глупо. Повернувшись к дочери, Синклер мягко спросил:
      – Ангел мой, ответь, твоя мать сказала правду?
      Не успела девушка и рта раскрыть, как Твайла закричала:
      – Конечно, я сказала правду! Я сама взяла у нее платье, на нем было пятно. А бедняжка Клодия стояла рядом.
      Уже давно Анджела поняла, что мать всегда выгораживает Клодию, поэтому перестала защищаться – в спорах не было смысла. Но на сей раз она не стала молчать, поскольку не хотела, чтобы отец поверил в ее вину. Глубоко вздохнув, Анджела взглянула отцу в глаза и твердо сказала:
      – Нет, папа, это неправда.
      В нескольких словах она объяснила, как было дело.
      Твайла осуждающе покачала головой:
      – Ты лишь усугубляешь свою вину. Ступай к себе в комнату.
      Синклер был в трудном положении. С одной стороны, он ничуть не усомнился в правдивости дочери, а с другой – не хотел вступать в пререкания с женой. Сжав виски руками, он потряс головой, не зная, как поступить и что в конце концов нужно сделать, чтобы в доме воцарился мир.
      Голос Анджелы вывел его из раздумья. Девушка почувствовала, что отец верит ей, а больше она ничего и не желала. Дотронувшись до его руки, Анджела прошептала:
      – Все хорошо, папочка. Мне все равно, я ведь и не хотела ехать на бал. – И, глотая слезы, девушка, извинившись, выбежала из столовой.
      Анджеле казалось, что они никогда не уедут. Стоя в тени веранды, она наблюдала за бесконечными сборами. Наконец коляска отъехала от дома.
      Не раздумывая ни минуты, девушка стала спускаться с веранды, держась за решетку, по которой вился виноград. Она не рискнула идти через дом, потому что на ее пути могла встретиться не только Кезия – та по крайней мере умела в нужный момент отвернуться и сделать вид, что ничего не замечает.
      Ночь была теплой. Вокруг благоухали цветы и разливался особый аромат полей. В таинственной тени дубов порхали светлячки. Анджела почувствовала запах реки, разлившейся после недавних дождей и потому все еще грязной.
      Ясный месяц освещал путь. Прокравшись мимо хижин рабов, Анджела встретила поджидавшую ее Симону. Благодаря природному чутью та могла пробираться по темному лесу, даже не видя тропинки.
      – Я так рада, что ты пришла. – Симона крепко обняла подругу. – Признаться, я уже было решила, будто ты испугалась, но потом сказала себе, что это на тебя не похоже. Я знаю, что моя лучшая подруга ничего не боится.
      Анджела пробормотала, что еще как бы испугалась, узнай родители о том, куда она направилась, но Симона лишь рассмеялась:
      – Да как они узнают?! Когда они вернутся с бала?
      – Около полуночи. Мама всегда приезжает в это время.
      – Ну так не бойся, ты сумеешь возвратиться вовремя. Кстати, что на тебе надето?
      Отступив назад, Симона, нахмурившись, оглядела хлопковое платье персикового цвета с воротом, украшенным вышитыми розочками. Затем она тихонько свистнула, и из темноты неожиданно появилась Эмили. В руках у нее был целый тюк одежды.
      – Дело в том, что наши старики не любят посторонних, – поспешила объяснить Симона. – И уж особенно они возмутятся, если узнают, что на вечеринку пожаловала дочка хозяина. Зато молодежь, вроде нас, будет в восторге. Для того чтобы успокоить стариков, мы сказали им, что приведем свою кузину из Бау-Теш. Так что надевай-ка эти вещи, а мы заплетем тебе косу. Ничего не говори, и никто ничего не узнает, – добавила она, удовлетворенно улыбнувшись.
      Когда все было готово, девушки довольно захлопали в ладоши – теперь Анджела ничем не отличалась от каджунов.
      Затем, возглавляемые Симоной, они побрели вдоль реки по густому мху в глубь мрачного леса. Заболоченные берега были испещрены норками раков и крабов, а над ними раскинулся огромный шатер из крон вековых дубов и ив, стволы которых поросли серым мхом.
      Серебристые лучи молодого месяца таинственно просвечивали сквозь пышную листву. Где-то недалеко угрожающе захрипел аллигатор. Совсем рядом тихо плескалась вода.
      – Змеи… – вздрогнув, прошептала Анджела. – Я все время думаю о змеях…
      – Ну да, а змеи, между прочим, все время думают о нас, – заявила Симона. – Не знают, как обойти нас подальше.
      – Подальше… – эхом отозвалась Анджела, пытаясь разглядеть тропу.
      Плоскодонная лодка была там, где девушки ее оставили. Пока Анджела балансировала, пробираясь к центру лодки, ее подруги уселись на носу и на корме и дружно взялись за шесты. Плоскодонка почти бесшумно заскользила по гладкой поверхности воды. Минут через двадцать стали слышны звуки музыки – это каджуны играли на скрипках и банджо, пели, весело смеялись.
      Взволнованная, Анджела приготовилась выпрыгнуть из лодки, как только та ткнулась носом в берег.
      – Не забудь, – в последний раз напутствовала ее Симона, – старики возмутятся, если узнают, что сюда пробралась дочь хозяина. Лучше всего притаись в тени и наблюдай. Мы принесем тебе супа и вина и вовремя отвезем домой.
      Анджела нетерпеливо кивнула – ей хотелось поскорее окунуться в общее веселье. Вечеринка каджунов заметно отличалась от тех, на которых Анджеле доводилось бывать. Здесь развлекались все. Люди были одеты очень просто, но это никого не смущало. Никакого напряжения, никаких мыслей о строгом этикете.
      Глаза Анджелы удивленно распахнулись, когда она увидела танцующих. Это не был вальс или виргинская кадриль. Прижавшись друг к другу, мужчины и женщины раскачивались из стороны в сторону и кружились так долго, что голова шла кругом. Движения их были то быстрыми, то на удивление плавными – в такт постоянно меняющейся музыке. Хотя это казалось просто невероятным, вскоре танцующие встали еще ближе. Они не сводили друг с друга глаз, как будто танец заворожил их.
      Внезапно Анджеле вспомнился рассказ Симоны о ее первой брачной ночи. Девушка говорила, что муж, лаская, дотрагивался до самых сокровенных частей ее тела и у нее возникало ощущение, что она горит как в лихорадке. Ее кожа будто полыхала от его прикосновений.
      Теперь, глядя на танцующих людей, Анджела подумала, что, возможно, такой же жар сжигает этих мужчин и женщин.
      Велев Анджеле ждать на краю лужайки, Симона ушла и вскоре вернулась с миской черепахового супа и кружкой домашнего вина, а затем направилась к своему мужу Фрэнку. К Эмили тем временем подошел ее жених, и они исчезли куда-то. Анджела осталась одна.
      Сначала она только наблюдала за танцами, но вскоре с удивлением заметила, что сама переступает с ноги на ногу и ритмично покачивается под музыку. Девушке пришло в голову, что на званых балах и приемах ей никогда не доведется так веселиться. И потому она, отставив миску и кружку в сторону, принялась прихлопывать в такт и смеяться, глядя, как Фрэнк пляшет с Симоной. Молодая пара была просто опьянена музыкой и весельем.
      Время текло незаметно. Внезапно Анджеле пришло в голову, что, пожалуй, Симона пьяна не только от музыки. У Фрэнка был с собой небольшой кувшин, и они по очереди прихлебывали из него. Когда оба, покачиваясь и спотыкаясь на каждом шагу, приблизились к ней, девушка поняла, что не ошиблась.
      – Весело у нас, правда? – засмеялась Симона. Ее язык слегка заплетался. – Может, тоже хочешь поплясать с моим, а? Одолжу его тебе, только ненадолго.
      Обнимая жену за талию, Фрэнк ухмыльнулся.
      – Действительно, почему бы и нет? Давай потанцуем. – С этими словами он протянул Анджеле руку.
      Анджела знала Фрэнка, и он нравился ей, но она не хотела танцевать с захмелевшим кавалером.
      – Нет, спасибо, может, в другой раз, – ответила девушка. А затем добавила, обращаясь к Симоне: – Уже поздно. Думаю, мне пора возвращаться домой.
      Симона добродушно похлопала ее по плечу:
      – Да не беспокойся ты! Уложим тебя в постель еще до возвращения твоих папаши и мамаши.
      Потом она упала в объятия мужа, и Анджеле осталось лишь наблюдать за тем, как они пляшут, то и дело прикладываясь к кувшину Фрэнка.
      Было уже совсем поздно. Анджелу охватила дрожь: она очень боялась, что не успеет вернуться домой до приезда родителей. Что будет с матерью, когда та увидит кровать дочери пустой… Если это случится, Аджеле не поздоровится. Итак, Симона ей уже не помощница – на подвыпившую подругу положиться невозможно. Кто теперь поможет ей добраться до дома по ночной реке, кишащей змеями и крокодилами?
      Анджела в испуге стала оглядываться вокруг и, к счастью, вскоре увидела Эмили, танцующую со своим женихом. Оба казались трезвыми. Подбежав к подруге, Анджела рассказала ей про Симону и беспомощно добавила:
      – Ты ведь сможешь увезти меня отсюда, правда?
      – Конечно. – Эмили старалась говорить уверенным тоном. Но на самом деле лишь Симона могла найти дорогу в ночи. – Вот что я тебе скажу. Попрошу-ка я моего Энтони поехать с нами и… – Девушка повернулась, но ее жениха и след простыл. – Он, наверное, пошел за вином. Поищу его.
      Эмили хотела было улизнуть, но Анджела успела схватить ее за руку.
      – У нас нет времени. Я должна ехать домой. Ты тысячи раз проделывала этот путь, Эмили, и, я уверена, сможешь проводить меня.
      «Но я ни разу не добиралась до плантации ночью и в одиночку», – пронеслось в голове у Эмили. Впрочем, она не решилась произнести это вслух. Девушка достаточно хорошо знала Анджелу, чтобы понять: та отправится в опасный путь одна, если никто не вызовется проводить ее. Поэтому Эмили глубоко вздохнула, желая набраться решимости, и проговорила:
      – Хорошо, я попробую. Но если только мне покажется, что я забыла дорогу, мы повернем назад, ладно?
      У Анджелы не было ни малейшего желания поворачивать назад, и она стала ругать себя за то, что согласилась отправиться сюда.
      – Поехали. Довези меня хотя бы до берега нашей плантации, а оттуда я уже сама доберусь до дома, – заявила она.
      Пока они пробирались к оставленной на берегу реки плоскодонке, Эмили старалась не показывать страха. Девушка бросала вокруг встревоженные взгляды, надеясь увидеть Энтони, но тот как сквозь землю провалился.
      Анджела помогла Эмили столкнуть лодку в воду, отгоняя при этом мысли о змеях – ведь ей пришлось по щиколотку войти в холодную темную воду. Времени беспокоиться о намокшем подоле у нее не оставалось – она уже начала считать минуты.
      – Вперед, – скомандовала Анджела и, взяв в руки один из шестов, с силой оттолкнулась от берега. – Греби, а я помогу тебе, как смогу. Думаю, мы недолго будем переплывать реку. Только постарайся не запутаться в водорослях.
      Эмили была до того напугана, что не могла вымолвить и слова. Поначалу их затея казалась забавным приключением, но теперь, в темноте, да еще без Симоны, она тряслась от страха.
      Плоскодонка медленно скользила вперед. Увидев в воде незнакомый предмет, Эмили дотрагивалась до него шестом.
      Догадавшись, что подруга просто оцепенела от ужаса, Анджела попыталась шуткой развеселить ее:
      – Не вздумай подтолкнуть шестом аллигатора. Это разозлит его, а ведь с нами нет твоего Гатора, который мог бы справиться с крокодилом.
      Эмили улыбнулась и решила, чтобы было не так страшно, поговорить еще о чем-нибудь.
      – Здесь не должно быть крокодилов. Наши мужчины прогнали всех – ведь каджуны именно этим путем добираются до плантаций. А еще, ты знаешь, Гатор всегда один, не любит он компании. Поэтому ты его и не видела. Все наши девчонки сохнут по нему. Даже замужние. Но Гатор не хочет неприятностей, поэтому и не приходит веселиться, когда все пьют вино.
      – Так он не женат? – деланно равнодушным тоном спросила Анджела. Конечно же, это ее не должно интересовать, и она даже подивилась собственному любопытству.
      – Не думаю, хотя я почти ничего о нем не знаю, кроме той истории. – Эмили усмехнулась. – А ведь он очень красив, правда?
      Анджела не собиралась делиться своими впечатлениями о красоте Гатора, поэтому спросила:
      – А почему он завязывает волосы, как индеец?
      – Многие рыбаки носят такую прическу; а я слышала, как его папаша рассказывал: Гатор ходил в плавание на китобойных судах.
      – На китобойных? – изумилась Анджела. – Но тогда…
      Только она собралась спросить, почему человек, привыкший к морю, трудится на тростниковых плантациях, как вдруг лодка зацепилась за водоросли, не замеченные Эмили. Девушки завопили от испуга. Эмили наклонилась, чтобы освободить плоскодонку, но потеряла равновесие и упала за борт. Лодка качнулась, отчего Анджела, успевшая приподняться, тоже шлепнулась в реку.
      Было не очень глубоко – вода едва доходила им до подбородков, но ноги скользили на скользком иле. Анджела закашлялась. Придя в себя, она хотела схватиться за лодку, но та уплыла, увлекаемая течением.
      – Эмили, с тобой все в порядке? – крикнула девушка в темноту. – Ты где?
      – Здесь, – последовал ответ. Эмили была совсем близко, но, похоже, с нею начиналась истерика. – Лодка… Ты видишь лодку?
      Анджела дрожащим голосом ответила, что лодка уплыла.
      – Быстрее! – завопила Эмили. – Нам надо выбраться на землю, а потом мы попробуем вернуться назад. Быстрее выбирайся на берег!
      Эмили побрела к берегу, но Анджела схватила ее за руку.
      – Мы же перевернулись и теперь не знаем, в какую сторону идти. Как бы нам не отправиться в обратном направлении. Я уж не говорю о том, что в воде можно наткнуться на змей и других… неприятных существ.
      И вдруг обе девушки услышали какой-то зловещий звук.
      – Господи, что же нам делать? – взвыла Эмили.
      – Надо ухватиться за что-нибудь и постараться взобраться… – заговорила Анджела.
      – Почему бы вам не взобраться сюда?
      Девушки замерли, услышав насмешливый мужской голос.
      Чья-то лодка бесшумно заскользила к ним.
      Почувствовав, как сильная рука подхватила ее, Анджела оттолкнулась ногами от дна и с помощью незнакомца взобралась в лодку. Через мгновение Эмили присоединилась к ней.
      Только Анджела собралась поблагодарить своего спасителя, как он холодно заявил ее подруге:
      – Надо было думать заранее. В обоих случаях.
      – Как это – в обоих? – недоуменно переспросила Эмили.
      – А так. Во-первых, тебе не следовало пускаться в опасный путь ночью одной. Во-вторых, и это, собственно, главное, не надо было сюда приводить ее.
      Эмили попыталась оправдаться:
      – Но она – наша кузина из Бау-Теш и…
      – Не стоит мне лгать. Я знаю, кто она такая. – В голосе мужчины слышалось презрение. – Пускай рискует своей жизнью где-нибудь еще, если ей надоело развлекаться на званых вечерах со своими знакомыми. Таким нечего у нас делать. – С этими словами незнакомец взмахнул шестом, и лодка понеслась вперед.
      Хоть Анджела и была благодарна своему спасителю, его слова вызвали у нее негодование:
      – Подождите-ка. Я не знаю, кто вы, но вы не имеете права обвинять меня в том, что я поставила под угрозу жизнь подруги. И хоть это не ваше дело – меня сюда пригласили. – Ей очень хотелось увидеть его лицо, но незнакомец стоял к ней спиной. Анджела видела лишь, как он силен и ловок, однако ее удивило отсутствие в его речи словечек, обычных для каджунов.
      И вдруг, к своему изумлению, Анджела услышала резкий голос Эмили:
      – Он прав. Ты для нас чужая. Это Симона виновата. Она все затеяла.
      Девушка еще больше удивилась, когда поняла, что подруга вот-вот разрыдается.
      – Не важно, кто из вас это придумал, – заявил незнакомец. – Пусть этот случай будет вам уроком, а то как бы в следующий раз вас не слопали аллигаторы. У меня нет времени спасать маленьких глупых девчонок.
      – Маленьких глупых девчонок? – опять не сдержалась Анджела. – Какое вы имеете право…
      – Молчи, – плача, перебила ее Эмили. – Иначе он расскажет о нас, и у меня будут неприятности. Пожалуйста.
      Закусив губу, девушка сжала руки в кулаки, стараясь умерить свой гнев. Остаток пути они проделали молча, и, как только лодка незнакомца подплыла к берегу, Анджела тут же вскочила на ноги. Мало того, что она наслушалась оскорблений, теперь ей, чего доброго, придется объясняться с родителями, когда они увидят ее вымокшей до нитки. Девушку трясло от ярости, ей хотелось одного: поскорее выбраться из лодки и уйти от этой парочки каджунов подальше.
      Тут сильная рука схватила ее за плечо. Анджела попыталась вырваться, но незнакомец крепко держал ее.
      – Что вы делаете? – воскликнула она. – Оставьте меня!
      – Я собираюсь проводить тебя до полей, чтобы ты не заблудилась в лесу.
      – Обойдусь и без вас, – процедила девушка сквозь зубы.
      Не обращая внимания на ее слова, незнакомец приказал Эмили:
      – Оставайся здесь, я скоро вернусь. – Подхватив Анджелу на руки, он выбрался на берег.
      Мужчина шел быстро и уверенно – было понятно, что дорога ему хорошо известна. От злости Анджела не могла говорить. Впрочем, она догадывалась, что ее спутник сердится еще больше, ведь она стала ему противоречить.
      Вскоре они вышли к хлопковому полю.
      – Теперь иди одна, – проговорил провожатый, подталкивая девушку вперед. – Думаю, ты найдешь дорогу.
      Анджела повернулась и холодно сказала:
      – Я и без вас могла дойти… – Она осеклась.
      Из-за облака неожиданно выскользнул лунный луч и осветил фигуру незнакомца, который уже направился назад.
      Девушка невольно вздрогнула.
      В лунном свете она успела разглядеть, что волосы мужчины были завязаны в хвост.
      Только теперь Анджела наконец поняла, кто оказался ее спасителем…

      Все, казалось, было спокойно. Быстро вскарабкавшись по решетке на веранду, девушка пробралась в свою комнату. Едва она успела стянуть мокрую одежду, как услышала, что к дому подкатил экипаж. Анджела забросила мокрое чужое платье в темный угол. Надо будет как можно скорее заполучить назад свои вещи, пока никто ничего не заподозрил.
      Распустив одним движением косу, она нырнула под одеяло. И как раз вовремя – Твайла отворила дверь в комнату, чтобы взглянуть на дочь.
      Убедившись, что все в порядке, мать ушла, и девушка наконец-то смогла облегченно вздохнуть.
      Сон не шел к ней, зато гнев все сильнее охватывал ее существо. Можно не сомневаться: этот Гатор уверен в том, что Анджела не посмеет никому рассказать, как грубо он обошелся с ней. Но не слишком ли много этот каджун возомнил о себе? Как смеет он судить ее? Да еще Эмили так себя повела! А ведь они уже столько лет дружат.
      В конце концов Анджела заснула, но сон ее был тревожным.

* * *

      – К вам гости, мисси.
      Моргая спросонья, Анджела села в кровати и принялась тереть глаза, недоумевая, кого это занесло к ней в такую рань.
      – К вам пришел мастер Реймонд, – сообщила служанка, протягивая девушке розовый шелковый пеньюар. – Калвин сказал ему, что все, окромя мастера Синклера, еще спят, а мастер Синклер уже ускакал в поля, но мастер Реймонд и слушать ничего не захотел, говорит, ему нужно видеть вас немедля. Да еще он добавил, чтобы о его визите не прознала ваша матушка. А потом… – Джоби захихикала. – Потом он говорит, мол, не ляпни чего мисс Клодии. Она особливо не должна узнать, что я приехал… – Девочка замолчала, уставившись на спутанные, все еще влажные волосы хозяйки. – Господи помилуй, мисси, да что же это? – завопила Джоби. – Что это вы с собой сделали? Неужто улеглись спать с мокрыми волосами? Как это могло случиться?
      Соскочив с кровати, Анджела поспешила в гардеробную. Джоби ни на шаг не отставала от нее. Едва взглянув в зеркало, Анджела застонала:
      – Боже мой! Какой ужас! Нет! Слушай, Джоби: я не могу допустить, чтобы кто-нибудь увидел меня сейчас! Быстро разогрей щипцы, да только не говори никому, зачем ты это делаешь!
      Джоби бросилась выполнять приказание хозяйки, а Анджела принялась расчесывать спутанные локоны. Реймонду придется подождать. Впрочем, не это волновало девушку, ведь она не приглашала его. Ей было любопытно, за какой надобностью он явился к ним в дом ни свет ни заря. Из Нового Орлеана до Бель-Клера было не меньше часа езды, а семья Реймонда жила в самом центре города.
      Анджела спешила. Вообще-то она хотела первым делом сбегать в лес и забрать свою одежду, но теперь из-за Реймонда придется это отложить. Риск был очень велик: любой работник, отойдя за кусты по нужде, мог наткнуться на ее вещи. Да еще, как назло, она плохо их спрятала – так, положила под какой-то валун. В темноте было толком не разобрать местности. Анджела нахмурилась: она ведь хотела прихватить одежду еще ночью, но по вине того высокомерного типа ее план сорвался.
      Наконец волосы были расчесаны. Правда, от них все еще попахивало болотом, несмотря на изрядное количество одеколона, которым Анджела щедро полила свои кудри. Она стала торопливо натягивать голубое платье, но вдруг неожиданно для себя схватила ленту и завязала локоны в хвост. Как ни странно, это немного успокоило ее, и девушка даже улыбнулась своему отражению, подумав о том, что теперь у нее такая же прическа, как у мужественного рыбака.
      Реймонд поджидал ее в дамской гостиной. Молодой человек нервно метался по комнате, даже не притронувшись к кофе и печенью, предложенным ему служанкой.
      Едва Анджела вошла в гостиную, как Реймонд кинулся ей навстречу, схватил за руки и с тревогой взглянул в ее глаза.
      – Прошу прощения за ранний визит, дорогая, – быстро заговорил он, – но после вчерашнего вечера я просто обязан был увидеть вас, чтобы убедиться, что все в порядке.
      Анджела осторожно высвободила руки. Реймонд явно был чем-то сильно встревожен, однако она не понимала, в чем причина его беспокойства.
      – Разумеется, со мной все хорошо, – заверила она. – А что могло произойти?
      – Клодия сказала…
      – Ах, Клодия! – вздохнула Анджела. – Я могла бы догадаться.
      Усевшись на диван, она похлопала ладонью рядом с собой, приглашая молодого человека присоединиться к ней, а затем потянулась к подносу с кофе. Ей все никак не удавалось прийти в себя после ночных похождений, и Анджела то и дело зевала.
      – Так вот, – начал Реймонд, жестом руки отказываясь от кофе, – на вчерашнем балу Клодия сказала мне, будто вас наказали за то, что вы оскорбили ее, но не объяснила, в чем было дело. Я попробовал спросить у вашей матушки, но она не захотела говорить на эту тему. Потом я узнал, что вы повздорили из-за меня.
      – Из-за вас? – переспросила Анджела. От удивления рука ее застыла в воздухе вместе с молочником, который она только что взяла со стола.
      Реймонд кивнул.
      – Клодия представила дело так, будто вы дурно обо мне отзывались, говорили, что я скучен, непривлекателен и что вы бы ни за что не вышли за меня, если бы не договоренность наших родителей. Она стала защищать меня, а вы в отместку испортили платье, в котором ей хотелось пойти на бал.
      Анджела закрыла глаза, не зная, что ответить. Реймонд и в самом деле был скучным человеком, но она говорила об этом только Симоне и Эмили. Зато ни одна девушка, будучи в здравом уме, не назвала бы его непривлекательным. Светлые кудри цвета спелой ржи, глаза, голубизна которых могла бы соперничать даже с незабудками… Но как она могла объяснить, что не испытывает к нему никаких чувств, что сердце ее не тревожит любовь к жениху… Во всяком случае, ей бы и в голову не пришло обидеть Реймонда.
      Приняв ее молчание за признание, Реймонд вскричал:
      – Я знаю, что они договорились поженить нас еще до нашего рождения, дорогая, но сделаю все, чтобы вы полюбили меня. Клянусь!
      – Вы не должны слушать Клодию, – быстро проговорила Анджела. Она поняла, что Реймонд поверил в худшее. – Все было совсем не так, как она рассказала. И спорили мы вовсе не из-за вас. Все дело в платье и… – Покачав головой, девушка замолчала. Что проку вдаваться в подробности? – Боюсь, – продолжила она через некоторое время, – Клодия иногда представляет вещи в неверном свете, но вы должны мне поверить: я никогда не говорила с ней о вас.
      Реймонд облегченно улыбнулся.
      – Я должен был догадаться. Но я так расстроился – ведь вас не было на балу. Мне хотелось увидеть вас, взять за руку… – Его рука скользнула за ее спину, и он обнял невесту за плечи.
      Анджела почувствовала исходивший от Реймонда запах виски. Наверняка он опять прикладывался к фляжке, которую обычно носил в кармане. Он всегда делал так, когда бывал чем-то расстроен, и Анджелу тревожила его скверная привычка. Отстранившись от него, она серьезно произнесла:
      – Знаете, мои родители были бы недовольны, узнав, что вы приехали в столь ранний час и мы беседуем тут с вами наедине.
      Рассмеявшись, Реймонд снова потянулся к девушке:
      – Через несколько месяцев мы поженимся, так что это уже не имеет значения.
      Анджела поставила чашку на поднос и быстро встала.
      – Для меня это важно, – заявила она. – Я не желаю, чтобы слуги судачили обо мне.
      В этот момент Реймонд подумал, что ему бы не помешал еще глоточек спиртного, и решил откланяться. К тому же он убедился в том, что Клодия лгала.
      – Завтра, – заявил молодой человек вставая, – мама приглашает вас к нам на ленч. Она хочет обсудить убранство ваших комнат. По ее мнению, у нас должны быть разные покои.
      – Как мило, – пробормотала Анджела.
      Она отлично понимала, что приглашение было пустой формальностью – Ида Дюваль ни с кем никогда ничего не обсуждала. Все всегда только выполняли ее распоряжения и покорялись ее воле.
      – Дело вот в чем, – принялся объяснять Реймонд, не дождавшись ответа Анджелы по поводу их предполагаемого раздельного житья, – мама считает, что нам надо иметь собственные спальни и общую гостиную. Но не беспокойтесь. – Он поцеловал ее в лоб. – Вы будете каждую ночь засыпать в моих объятиях.
      Анджела едва сдержалась, чтобы не спросить, какое его мать имеет право решать за них, кому и где спать. Ей даже и думать не хотелось о том, что когда-нибудь придется жить в одном доме с этой властной женщиной. И ведь нельзя сказать, что Ида не была добра с ней. Совсем наоборот. Мать Реймонда обожала Анджелу. Но девушке придется жить в доме, где она никогда не сможет чувствовать себя хозяйкой, – в этом и заключалась проблема. К тому же Анджелу раздражало, что в присутствии матери Реймонд вел себя как маленький мальчик. Она подозревала, что именно в этом кроется причина пьянства ее жениха.
      – Вам действительно пора идти. – Взяв Реймонда под руку, девушка потянула его к двери.
      Выйдя на крыльцо, Реймонд повернулся и обнял невесту.
      – Мне плевать, видит нас кто-нибудь или нет, – заявил он, а затем крепко поцеловал ее в губы.
      Анджела попыталась ответить на его поцелуй, но не смогла просто потому, что не ощутила никаких чувств. Даже когда его язык проскользнул в ее рот, это ничего не изменило.
      – Дорогая, – прошептал он, с усилием отрываясь от нее, – расставаться с вами – настоящая пытка.
      – И все-таки ступайте. – Анджела заставила себя улыбнуться.
      – Я люблю вас! – крикнул Реймонд и побежал вниз к своему коню, которого держал под уздцы конюх.
      Девушка послала ему воздушный поцелуй.
      – Ну ты и лицемерка, – раздался у нее за спиной голос Клодии, которая неожиданно появилась из-за пальмы, стоявшей в массивной кадке в вестибюле.
      Анджела почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь, но решила не связываться с сестрой из-за такой ерунды. Повернувшись к ней спиной, она направилась в дом, не удостоив Клодию ответом.
      Тогда Клодия подбежала к ней и схватила за плечо, чтобы развернуть к себе лицом.
      – Почему бы тебе не сказать ему правду? – зашипела она. – Ты же не любишь его, не хочешь выходить за него замуж, но готова сделать это – лишь бы досадить мне!
      Сдерживая гнев, Анджела вырвалась и пошла вперед, бросив на ходу:
      – Сучка!
      Девушке пришло в голову, что, возможно, житье в доме Иды Дюваль будет сущим раем по сравнению с адом, в который превратила ее существование названая сестрица. К тому же Анджеле казалось, что Клодия делает ей всякие пакости не только из-за предстоящего брака с Реймондом. Клодия всегда завидовала Анджеле и была готова из кожи вон вылезти, лишь бы заполучить то, чего не было у нее, но было у сестры. Именно по этой причине она заинтересовалась Реймондом, который никогда не давал повода думать, что Клодия ему нравится.
      Анджела вышла из дома через украшенный многочисленными зеркалами и хрустальными люстрами бальный зал. Он находился в стороне, противоположной от кухни, поэтому слуги не могли ее заметить. За огромной мраморной террасой раскинулись парадные сады Синклеров. Садовники, ухаживавшие за любимыми камелиями матери, вряд ли обратили внимание на девушку, которая быстро пробежала мимо них.
      Подойдя к солнечным часам, Анджела заметила, что уже почти десять. По установленному на плантации правилу в это время у слуг был пятнадцатиминутный перерыв. Она быстро спряталась на краю хлопкового поля. Вот зазвенел удар колокола. Дождавшись, когда рабы отправятся в тень, Анджела выскользнула из своего укрытия и помчалась к лесу.
      Тропа была ей отлично известна, и она прекрасно помнила, где оставила одежду. Вдруг Анджела с ужасом заметила, что трава у тайника примята. Девушка заглянула под валун, и сердце ее оборвалось. Кто-то взял ее одежду!
      На мгновение она замерла на месте, не зная, что делать. Можно не сомневаться: нашедший вещи сразу же понял, что одежда принадлежит не рабыне. Так что не вернуть их не посмеет – это будет расценено как воровство, которого в Бель-Клере не прощают. Значит, вещи будут переданы в дом, а там попадут прямо в руки ее матери. Несмотря на летний зной, при мысли об этом Анджела похолодела.
      Решив оттянуть развязку, девушка быстро пошла к своему секретному убежищу возле реки, где пышная крона старой ивы образовывала своеобразный шалаш. Здесь Анджела часто пряталась, когда ей хотелось побыть одной.
      Так хорошо было мечтать, наблюдая за прогулочными пароходиками, баржами с хлопком и зерном, то и дело скользившими по мутной воде Миссисипи. Больше всего Анджеле нравилось бывать там вечерами – в таинственном полумраке было необычайно приятно смотреть на свет одинокого факела или следить за темной громадой парохода, проплывавшего мимо. Воздух, напоенный ароматом гардений и жасмина, наполнял грудь девушки непонятным томлением; неясные образы возникали в ее воображении, но никогда они даже отдаленно не напоминали Реймонда.
      Усевшись на землю, Анджела подтянула к себе колени, уперлась в них подбородком и стала раздумывать о том, что скажет матери. Как ни была ей ненавистна ложь, она понимала, что сказать правду – значило ввергнуть себя в пучину ада.
      Может, соврать, что она отправилась прогуляться по болотам и, чтобы не испортить свою одежду, одолжила вещи у Симоны? Анджела даже замотала головой – это прозвучало бы просто нелепо. Никто не поверит ей, особенно мать, которая тут же придумает собственную версию происшедшего.
      Вдруг ветви ивы раздвинулись и перед ней появилась чья-то тень.
      Анджела едва не вскрикнула, узнав в непрошеном госте Гатора. К ее изумлению, он бросил перед ней объемистый сверток.
      Это были ее пропавшие вещи.
      – Я подумал, что вы, возможно, ищете именно это, – насмешливо сказал он.
      – Что… что вы с ними сделали? – пролепетала Анджела. – Откуда они у вас? – Она помолчала, но, осознав наконец, что происходит, спросила ледяным тоном: – И потом, как вы узнали, что я здесь?
      Молодой человек тихо засмеялся и, опустившись на землю рядом с Анджелой, прислонился к стволу дерева. Торс его по обыкновению был обнажен. Скрестив ноги, Гатор окинул девушку непроницаемым взглядом. Да, она была еще лучше, чем ему казалось. Он всегда видел Анджелу только издали, поэтому не мог разглядеть цвета ее глаз, и лишь теперь понял, что они зеленые с золотистым отливом. От него не укрылся и гнев, который Анджела старательно сдерживала. Ему это нравилось.
      – На какой вопрос мне ответить сначала?
      Анджела саркастически усмехнулась. Потом, четко выговаривая слова, словно беседовала с младенцем, она заявила:
      – Первым делом я хотела бы узнать, как вы нашли мои вещи?
      Стараясь выглядеть равнодушным, Гатор произнес:
      – Симона сказала мне, где они.
      – А почему это вдруг она стала говорить о моей одежде?
      – Потому что я ее спросил.
      Анджела едва не заскрежетала зубами от злости.
      – Так зачем же вы все-таки взяли вещи?
      Гатор зевнул.
      – Чтобы отдать их вам, – вздохнув, ответил он.
      – И вы знали, где я?
      – Я следил за вами.
      Анджела возмущенно всплеснула руками:
      – Ну хорошо. Вернемся к началу. Зачем вы пришли сюда? Чтобы еще раз объяснить мне, что я не должна ходить на вечеринки к каджунам?
      К удивлению девушки, Гатор, посмотрев ей в глаза, спокойно проговорил:
      – Я был не прав. Симона рассказала мне все. Я понял, что вы приехали туда, потому что вас пригласили, поэтому и решил забрать ваши вещи, чтобы кто-то другой не нашел их – иначе вам бы грозили большие неприятности.
      Анджела почувствовала, как ее гнев тает, словно лед в бокале с теплой водой.
      – И вы… вы захотели извиниться? – удивилась она.
      Откинув голову назад, Гатор расхохотался.
      – Не совсем, – проговорил он. – Я пришел сказать вам, что был не прав, но даже не заикнулся про какие-то извинения. Можно было бы, конечно, добавить, что я сожалею о своих словах, но и это не так – я рад, что вы попали в подобную переделку. Надеюсь, вы получили хороший урок.
      Анджела почувствовала себя беспомощной – она едва могла собраться с мыслями, потому что думала лишь о том, как он красив. Под его загорелой кожей перекатывались мощные мускулы; девушка старалась не смотреть на темную поросль курчавых волос, покрывающих его грудь и уходивших сужающейся дорожкой под пояс штанов. Гатор явно был надменным человеком, а резкая линия подбородка выдавала в нем натуру решительную и властную. Анджела попыталась определить, сколько ему лет, но тут же решила, что годы, проведенные на море, изменяют внешность, так что угадывать его возраст бесполезно. В уголках глаз Гатора светлели тонкие лучики морщин – следы ветра и солнца, задубивших его кожу. Да, внешность этого человека была просто идеальной для мужчины, и он очень нравился Анджеле. Но именно это ее устраивало меньше всего.
      – И вообще, кто вы такой? – воскликнула она. – Вы даже зоветесь не христианским именем, а какой-то нелепой кличкой, которая ничего не говорит о вас.
      – Разве? – удивился он. – Так вы полагаете, что меня беспричинно называют Гатором?
      Анджела пожала плечами.
      – Ну, вы сразились с огромным аллигатором и выиграли битву. Я должна восхититься этим поступком? – Признаться, втайне она действительно была в восторге, но не хотела подавать виду.
      – Да нет, я вас об этом не прошу, – серьезно сказал Гатор. – По правде говоря, меня не интересует ваше мнение. Но мне понравилось, когда люди стали звать меня Гатором, потому что это дало мне возможность забыть, кто я на самом деле. Я тогда сам себе не нравился, так что с радостью превратился в другого человека.
      – Ах, если бы в жизни все было так просто, – задумчиво промолвила Анджела, – и для решения всех проблем достаточно было лишь поменять имя.
      – А вам когда-нибудь приходило в голову назваться другим именем? – полюбопытствовал Гатор.
      Вспоминая потом их разговор, Анджела подивилась тому, что с такой легкостью призналась почти незнакомому человеку:
      – Папа частенько называет меня ангелом, и мне это нравится.
      – Это не похоже на кличку, – усмехнулся он. – Человек с демоническим огоньком в глазах не может быть ангелом, а у вас, мисс Синклер… – вздернув голову, он подмигнул девушке, – …именно такой огонек в глазах и горит.
      Не сдержавшись, Анджела засмеялась – она поняла, что Гатор не хотел ее обидеть. Она была рада, что сидит на расстоянии от него, потому что его близость могла испугать ее, хотя в то же время была бы ей приятна.
      – А что же вам пришлось не по нраву в самом себе? – набравшись храбрости, спросила девушка.
      – Я приложил столько усилий, чтобы забыть свое прошлое… теперь и не припомню, – заявил Гатор. – Однако вы задали мне достаточно вопросов, теперь моя очередь спрашивать вас. Скажите-ка мне, с чего это вдруг вам захотелось побывать на вечеринке у каджунов?
      – Мне они нравятся.
      Это было правдой. Ей всегда хотелось увидеть, как веселятся добродушные беззаботные люди, и теперь, накануне замужества, Анджела решила узнать об их обычаях побольше, потому что знала: больше такой возможности не будет. Впрочем, она не собиралась рассказывать Гатору все.
      – Но вы могли навлечь на девчонок неприятности. – Гатор вновь стал серьезным. – Не представляю, что вам известно о выходцах из Акадии, мисс Синклер, и об их работе на плантациях вашего отца, но знайте: хорошее место найти непросто. А в Бель-Клере работать хорошо. И если бы ваш отец дознался, что Симона и Эмили пригласили вас на вечеринку, то, разгневавшись, непременно выгнал бы их со своих полей. Что бы они стали делать? Ведь им, как и всем остальным, необходимы деньги, чтобы не умереть с голоду. Не все из нас родились в рубашке и живут роскошной, сытой жизнью.
      Анджела отметила, что настроение Гатора могло меняться моментально.
      – Вот, стало быть, в чем вы меня обвиняете, – задумчиво промолвила она.
      – Да, это не очень здорово, когда вы рискуете жизнью других людей, потворствуя своим прихотям, – подтвердил Гатор. – В этом я вас на самом деле обвиняю. Но вообще о риске и о жизни мы с вами говорить сейчас не будем, потому что мне надо возвращаться к работе.
      Гатор поднялся на ноги. Анджела тоже встала.
      – Все совсем не так, – быстро заговорила она. – Я всегда завидовала беззаботной жизни Эмили и Симоны. Они рассказывали о пении и танцах, и мне так захотелось все увидеть самой…
      Гатор насмешливо приподнял брови.
      – Может, я всего лишь простой работник с плантаций, но знаю кое-что о светской жизни. Мне известно, что богатые землевладельцы часто имеют по нескольку усадеб, всегда держат наготове дом в Новом Орлеане, чтобы приезжать туда в разгар оперного сезона; многие из них владеют большими пароходами и плавают на них по реке просто так, для развлечения. Я уж не говорю о бегах и многочисленных балах, на которые им приходится ездить чуть ли не каждый день. Так что не надейтесь: я не поверю, что вы решили попасть в это место, кишащее змеями и крокодилами, только лишь для того, чтобы отведать черепахового супчика и посмотреть, как танцуют под скрипку, – заключил он с язвительной улыбкой.
      Хоть Гатор был почти на полголовы выше Анджелы, она уверенно встретила его взгляд, а когда заговорила, то голос ее не дрогнул:
      – Вы ничего не знаете обо мне, Гатор, или как вас там зовут… и вообще не очень красиво судить незнакомого человека. Так уж вышло, что я не люблю званых обедов и балов, потому что люди, которые собираются там, по большей части глупы и скучны.
      – Но это все равно не дает вам права рисковать собственной и чужими жизнями, так что, пожалуйста, избавьте меня от роли вашего постоянного спасителя, – заявил Гатор.
      На мгновение их взгляды встретились. Наконец, глубоко вздохнув, Анджела пробормотала:
      – Пожалуй, вам лучше уйти сейчас. Спасибо за то, что принесли мои вещи.
      Он кивнул и шагнул вперед, раздвигая перед собой шатер из ивовых веток… но вдруг вернулся. В глазах его горел таинственный огонек.
      – Не советую вам больше переплывать реку, мисс Синклер; а если это все-таки придет вам в голову, известите меня. – Сказав это, он решительно пошел прочь.
      По всему телу Анджелы разлилось какое-то странное тепло, как будто Гатор, даже не дотронувшись, приласкал ее. Она никогда не испытывала подобного ощущения, но почему-то знала, что вспоминать о нем будет еще очень долго…

      Раскатистый звон большого колокола, возвещавший о конце работы в Бель-Клере, нарушил тишину знойного июльского дня. Рабы и наемные работники вздохнули с облегчением и с поникшими от усталости головами побрели прочь с полей.
      Среди них был и Бретт Коди по прозвищу Гатор. Как обычно, он шел один, избегая компании других каджунов, спешивших в Бау-Перо. Он вообще предпочитал одиночество. Компания предполагала тесные отношения с другими людьми, и, несомненно, ему пришлось бы услышать множество вопросов, на которые он не собирался отвечать.
      Бретт был мрачен: он все чаще сожалел о том, что оставил море. Не важно, что Новый Орлеан был куда как далеко от Виксбурга, Миссисипи и от его прежней жизни в Блэк-Бау. Сладостный, диковатый аромат пышной листвы, перемешанный с дурманом, несшимся с хлопковых, рисовых и тростниковых плантаций, пробудил в нем горькие воспоминания, которые он хотел забыть. Нахмурившись, Гатор подумал, что Анджела Синклер удивительно похожа на Маргит. Впрочем, сказать похожа – значило ничего не сказать. Глядя на Анджелу, Гатор будто видел перед собой Маргит.
      Он решительно отогнал от себя эти мысли. Красотка с огненными волосами, застигнутая им среди кустов, даже отдаленно не напоминала маленькую блондинку, воспоминания о которой были так горьки. Кроме того, изысканной Маргит и в голову бы не пришло бродить по лесу. Она предпочитала мир роскоши в обертке из кружев, шелков и цветов. Анджела напомнила Гатору Маргит лишь по той причине, что тоже была избалованной дочерью богатого плантатора.
      – Эй, привет!
      Гатор раздраженно оглянулся, не замедляя шага.
      К нему по тростниковому полю бежала Симона.
      – Послушай, нам надо поговорить! – Подбежав к Гатору, девушка пошла с ним в ногу. – Я беспокоюсь о подруге. Она не приходит повидать меня.
      – Ну и хорошо, – буркнул Гатор.
      – Ладно тебе! – Симона похлопала его по плечу, но тут же пожалела о содеянном, потому что он остановился и смерил ее презрительным взглядом. Глубоко вздохнув, Симона беспомощно пожала плечами и пролепетала: – Гатор, не разговаривать со мной – большая глупость. Это грубо. Я только спросила тебя о подруге, потому что хотела узнать, отчего она не приходит поболтать с нами. Я ее уже несколько недель не видала.
      – Ей нечего здесь делать, – процедил сквозь зубы Гатор.
      – Ты не имеешь права так говорить. – Симона начала выходить из себя, и даже его грозный вид не смог остановить ее. – Я с Анджелой дружила всю жизнь, а ты кто такой? А? Явился сюда невесть откуда! – Симона, когда злилась, совершенно забывала, как надо правильно говорить, и в ее речи появлялось все больше негритянских словечек. – Ты, поди, решил, что на все имеешь право, потому что твой папаша – надсмотрщик. Вообразил себе, что можешь указывать мне и моим друзьям, как жить!
      Гатор пошел вперед, не обращая на девушку внимания, а Симона, раздосадованная его равнодушием, разошлась еще больше:
      – Эй, ты! А не отвалить бы тебе туда, откудова пришел, а? И тебе, и твоему папаше! Слыхала я, что он – злой человек и бьет рабов! Он бы их до смерти забивал, да вот только побаивается получить кинжал в ребра! А ты в точности, как твой отец! Да! Разве не так?!
      Едва сдерживая гнев, Гатор прибавил шагу и скрылся в кустах. Он до того разъярился, что даже не всматривался, как обычно, в тропу, чтобы не наступить ненароком на змею.
      Впрочем, взглянув на его перекошенное от злости лицо, ни одно живое существо не осмелилось бы приблизиться к нему. Гатора трясло, потому что отчасти это была правда. Лео Коди – его отец – злой, жестокий человек, и говорить, что сын похож на отца, – означало страшно оскорблять Гатора.
      Теперь ему больше, чем всегда, захотелось вернуться на море, но он не мог оставить плантацию раньше января, до которого было еще почти полгода. Дело в том, что, увидев его мощные мускулы, Элтон Синклер отвел Гатора в сторонку и предложил ему самое высокое жалованье и большую премию, если тот согласится проработать до конца молотьбы. Бретт согласился только лишь потому, что ему предстояло расплачиваться по долгам матери. Он знал: папаша Лео даже и не подумает помочь ей. Лео тратил все заработанное на карты, виски и женщин. Он всегда так поступал и не собирался менять своих привычек.
      Наконец Гатор увидел свою пирогу, спрятанную в густой листве, – это суденышко служило ему домом. Открыв бутылку вина, он сделал большой глоток, пытаясь забыть обиду. Но горькие мысли не так-то легко было прогнать.
      Бретт позволил себе вспомнить то время, когда он уехал из Блэк-Бау. Случилось это потому, что Маргит Лобаш, которой было уже восемнадцать – то есть на несколько лет больше, чем ему, – сделала его посмешищем всей Миссисипи. Бретт имел глупость связаться с этой особой – ведь она была так красива… Ни один мужчина не мог равнодушно пройти мимо Маргит. Лишь потом Бретт понял, что он был простым каджуном, а она – изнеженной дочерью плантатора, которая всегда жила сытой и богатой жизнью. Маргит соизволила обратить на него внимание после его нашумевшей битвы с аллигатором, крупнее которого на Миссисипи не видывали. Маргит послала на его поиски раба, приказав разыскать этого «дикаря».
      Услышав, как она назвала его, Бретт рассмеялся. Его уже выдавали чуть ли не за гладиатора, который запросто сражается не на жизнь, а на смерть с дикими зверями. На самом деле все произошло до того быстро, что ему некогда было подумать, как к этому отнесутся окружающие. В тот момент Бретту было не до размышлений о решимости и храбрости; более того, он был напуган до смерти и думал лишь о том, как бы остаться живым в холодной коричневой воде. Никогда не забыть ему жуткого ощущения того, что вода вот-вот заполнит его легкие, никогда не забыть, как он судорожно разжимал огромные челюсти страшного животного, пытавшегося утащить его на дно…
      Впрочем, Бретт ни с кем не стал делиться подробностями, и уж тем более ему не пришло в голову рассказывать эту историю прекрасной Маргит, которая поджидала его в тот вечер в увитой зеленью беседке на берегу реки. Бретт был просто поражен ее красотой. Закрыв глаза, он припомнил ее наряд – белое кружевное платье с глубоким вырезом, приоткрывавшим соблазнительную пышную грудь. Маргит благоухала сиренью; ее распущенные светлые волосы обрамляли милое, сердечком, личико.
      Да, все началось именно в тот вечер. Она то и дело притягивала его к себе, дразнила, расстегивая рубашку, поглаживая длинными пальцами его мускулистую грудь и подставляя свои пухлые губы для поцелуев. Пытаясь не потерять окончательно голову, Бретт говорил ей, что им не следует больше встречаться, но Маргит клялась в вечной любви и требовала таких же клятв от него. Околдованный ее красотой, юноша в конце концов сдался.
      А потом наступила та безлунная ночь, после которой пути назад уже не было. Маргит попросила его прийти в полночь, когда все в доме уже уснули. На ней были лишь тонкая ночная рубашка и пеньюар, который она скинула, ложась на пол беседки и приглашая его лечь рядом.
      До того дня шестнадцатилетний Бретт имел дело лишь с дешевыми проститутками Виксбурга – он с приятелями часто по субботам наведывался в заведения под красными фонарями. Они всегда торопились, и он абсолютно ничего не чувствовал. С Маргит Лобаш все было по-другому. Развратная и страстная, она показывала ему такое, о чем он и думать прежде не смел, и неискушенный Бретт принимал все это за истинную любовь.
      Недели переходили в месяцы, они встречались почти каждую ночь. Бретт выматывался до предела. Проработав весь день на жарком солнце, он спал всего по нескольку часов, а затем направлялся к неутомимой Маргит, чтобы оставить ее лишь на рассвете.
      Когда начался сезон молотьбы, его заставили работать по восемнадцать часов в сутки. Костры под котлами, в которых варили сахар, не угасали ни на минуту, и работники неустанно хлопотали около них. Им позволяли отдыхать лишь шесть часов, а Маргит требовала, чтобы эти шесть часов он проводил с ней.
      Силы Бретта были на исходе. Заметив, что сын исхудал и осунулся, его мать решила, что Бретт сильно пьет, и попросила его бросить пьянство. После этого ему пришлось дожидаться, пока отец с матерью уснут, и лишь потом он осмеливался выбраться из дома через окно.
      Однажды матери все стало известно.
      – Итак, это правда? – кричала она. – Правда то, что я слышала? Ты путаешься с этой девкой?! Посмотри на себя, – причитала мать, заливаясь слезами и держа в дрожащей руке свечу. – Ты высох как щепка, под глазами синяки! Я знаю, знаю, что все из-за этой потаскушки Лобаш!
      – Она не потаскушка, – оправдывался Бретт.
      – Да-а?! – вздернула брови мать. – Что ты говоришь? Не потаскушка? Так, может, это в обычаях ледиубегать по ночам из дома на свидания с мужчиной? Об этом сплетничают уже все рабы, сынок, и не сомневайся, что скоро слухи дойдут до Лобаша. Вот тогда не миновать беды, можешь мне поверить.
      Бретт решил, что должен сказать матери правду:
      – Лобаш и так все узнает, и очень скоро, мама. Маргит дождется конца сезона, а потом сообщит отцу, что мы хотим пожениться.
      – Господи, да ты еще глупее, чем я думала! – вскричала несчастная женщина. – Девушки из высшего общества выходят замуж только за тех, кто им ровня, а не за каких-то там нищих работников!
      Из горла матери стали вырываться странные булькающие звуки. Испугавшись, что она вот-вот потеряет сознание, Бретт взял у нее из рук свечу и принялся успокаивать:
      – Мы обязательно поженимся. Вот увидишь. Маргит говорит правду…
      И тут мать ударила его. Бретт вскрикнул – не от боли, разумеется, а от удивления: мать ударила его впервые в жизни.
      – Да Лобаш скорее предпочтет увидеть тебя мертвым, как ты не понимаешь! Никогда, слышишь, – ни-ког-да! – этот человек не позволит своей дочери связать жизнь с каджуном!
      – Но Маргит говорит, что для нее это не имеет значения, – попытался спорить Бретт. – Она говорит, что нет на свете такой силы, которая бы разлучила нас.
      Всплеснув руками, Мэвлин Коди принялась молить Господа о том, чтобы тот не позволил ее сыну окончательно потерять рассудок.
      – И куда, по-твоему, ты приведешь невесту, сынок? В этот дом? Ты думаешь, девушка знатного происхождения будет рада стать женой каджуна? Ох, сынок, сынок! – Мать зарыдала еще горше. – Неужели я вырастила тебя таким слепым и глупым? – Опустившись на скамью, стоявшую возле их хижины, она закрыла лицо руками.
      Он тогда ушел от матери. Ушел, потому что знал: ему осталось всего лишь несколько драгоценных часов, которые он должен провести с Маргит. Он понимал, что слова в этой ситуации бесполезны – ими ничего не изменишь.
      Маргит была в ярости из-за его опоздания. Бретт попытался объяснить ей, в чем дело, надеясь, что девушка опровергнет подозрения его матери, но та не захотела тратить время на пустую болтовню. Сорвав с него одежду, она заставила его упасть на пол рядом с ней…
      Когда первые лучи восходящего солнца робко пробежали по хмурому ночному небу, любовники все еще лежали на полу, их влажные тела переплелись в тесных объятиях.
      – Мне хочется все время быть с тобой, – прошептала Маргит. Ее язычок скользнул по его уху, трепетные пальцы погладили его живот. – Я хочу, чтобы мы занимались этим в доме, на настоящей кровати. Хочу, чтобы ты приходил, как только желание опалит мое тело. Эти наши ночные свидания, когда вокруг кишат москиты и всякая дрянь, просто ужасны.
      – А я даже представить себе не могу, что нам может быть лучше еще где-нибудь, – хрипло прошептал он.
      Бретт привык к тому, что Маргит то и дело говорит об их совместном будущем, но в эту ночь, встревоженный словами матери и опасаясь, что она могла оказаться права, он был на грани срыва.
      – Думаю, мне удалось уговорить отца купить дом в городе, – ворковала Маргит. – Так что я смогу останавливаться там, когда начнется сезон или когда буду приезжать в Новый Орлеан за покупками. Вот где я смогу заполучить тебя всего! Разве это не замечательно? Правда, со мной там будет Мамма Люси – родители ни за что не отпустят меня в город одну, – но Люси будет молчать. Ей известно, что, если она только рот раскроет…
      Бретт так резко приподнялся, что Маргит вздрогнула. Чувствуя, как гнев неотвратимо разрастается в нем, он решительно произнес:
      – Погоди-ка! Ты же говорила, что мы поженимся, как только закончится сезон молотьбы. Так что за чепуху ты теперь несешь?!
      Маргит села и принялась объяснять ему, натягивая на себя платье:
      – Я должна дождаться подходящего момента. Сразу ни папа, ни мама не одобрят этот брак, так что тебе придется пожить в городе, пока я буду уговаривать их. Не беспокойся, я позабочусь о тебе.
      – А что будет, если они не согласятся?
      – Ну-у… – Она устремила вперед невидящий взор. – Мы все равно останемся вместе, как бы ни повернулись события. У тебя будет сытая, спокойная жизнь, Бретт. Можешь не сомневаться: я смогу обеспечить тебя самым лучшим. Тебе больше никогда не придется работать…
      – Значит, мне останется только беспрестанно трахать тебя, да? – рявкнул Бретт.
      – Эй, что с тобой случилось? Ты спятил? Тебе предлагают отличную сделку!
      – Я – свободный человек, Маргит, а не один из рабов твоего отца. – Бретт отвернулся и стал натягивать штаны.
      Но, к собственному удивлению, он не смог легко уйти от нее.
      – Погоди, Бретт. Постой, пожалуйста. – Маргит сжала его в своих объятиях. – Ну как ты не понимаешь? Для нас это – единственный выход. Я буду приезжать в город очень часто. Мы все время сможем заниматься любовью.
      Маргит принялась осыпать его лицо поцелуями, но Бретт стоял не шелохнувшись. Девушка приняла его молчание за согласие. Прижавшись к нему сильнее, она стала тереться грудью о его грудь.
      – Все, что тебе придется делать, любимый, – хрипло прошептала она, – это наполнять меня своей любовью. – Ее рука погладила его плоть.
      И тут Бретт неожиданно вырвался из ее объятий.
      – Я не продаюсь, Маргит! Почему бы тебе не привести к себе в дом одного из рабов и не заставить его ублажать тебя день и ночь?
      Второй раз за эту ночь он получил пощечину.
      – Да кто ты такой?! – с искаженным от гнева лицом вскричала Маргит. – И как смеешь так разговаривать со мной?! Ты должен быть благодарен мне, черт бы тебя побрал! Я предлагаю тебе роскошную жизнь! – Она опять хотела его ударить, но Бретт перехватил ее руку.
      – Нет, Маргит, – сурово сказал он.
      – Скотина! Да ты просто… – Она осеклась.
      – Каджун, да? – договорил за нее юноша.
      – Да! Ты должен в ногах у меня валяться за то, что я сделала тебе такое предложение…
      – И тайком спать с тобой. А ты будешь строить глазки красавцам с голубой кровью и прикидываться перед ними невинной овечкой. Перед кавалерами, которые бы понравились твоим родителям! Теперь только я понял: у тебя и в мыслях не было выходить за меня!
      Губы Маргит сложились в презрительную улыбку. Оттолкнув его, она проговорила:
      – А чего еще мог ждать грязный каджун вроде тебя? Неужто ты и впрямь подумал, что я могу выйти замуж за болотную крысу? Ведь ты и твой паршивый народец – именно болотные крысы. Вы убежали из своей родной страны, потому что никому там не нужны. Вас воспитывали вместе с неграми, индейцами и…
      – …и лицемерными девками, которые днем прикидываются воспитанными робкими леди, а ночью превращаются в диких, распутных шлюх! – договорил за нее Бретт.
      Дрожа от отвращения, он ударил ее. Ударил сильнее, чем хотел.
      Маргит с воплем упала на пол.
      – Ты еще пожалеешь об этом, грязный недоносок! – завизжала она.
      Истеричные крики Маргит были слышны по всей округе, и юноша убежал из беседки…
      Бретт покачал головой, пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний.
      Маргит была права.
      Он пожалел.
      Очень пожалел, честное слово.
      Ее вопли разбудили весь дом, и через несколько мгновений у беседки собралась толпа. Маргит кричала, что Бретт хотел изнасиловать ее, и от суда Линча его спасло лишь то, что девушка не смогла объяснить, что же она сама делала в беседке в столь неурочный час.
      Впрочем, от этого Бретту было не легче. В тот же день Гаскил Лобаш послал слугу за Бреттом и его отцом.
      Едва удерживаясь, чтобы не наброситься на Бретта, Лобаш ледяным тоном пояснил, что если они еще хоть раз осмелятся переступить границу его владений, их немедленно застрелят.
      Лео пришел в ярость: ему ничего не было известно о похождениях сына. Лобаш платил ему гораздо больше, чем он мог заработать где бы то ни было; к тому же условия здесь были великолепными. Лео умолял Гаскила прогнать только Бретта, но хозяин и слушать ничего не хотел.
      На следующую ночь, несмотря на уговоры матери, Лео жестоко избил Бретта.
      Бретт не поднял на отца руки. Лежа на полу, он откашлялся кровью и поклялся, что отныне не будет иметь ничего общего с этим человеком.
      – Не беспокойся, – прохрипел он, снова сплюнув кровавую слюну. – Я уезжаю. И больше не вернусь.
      Клясться было легко, но Бретт не представлял, как сумеет выполнить обещание. Впрочем, на следующее же утро он нанялся на китобойное судно, которое отправлялось в плавание и должно было вернуться в Массачусетс лишь через год. Китовое масло, используемое в светильниках, было в то время в цене, а мысль о кругосветном путешествии приятно будоражила ум. Следующие три года Бретт почти не сходил на берег, побывав в Тихом, Атлантическом, Индийском и даже Северном Ледовитом океанах.
      Вернувшись, наконец, в Америку, Бретт захотел увидеть мать, с которой у него сохранились хорошие отношения.
      Он приехал в Блэк-Бау, однако выяснилось, что родители уехали оттуда. Бретт стал разыскивать их и наконец напал на их след в Луизиане, в Бау-Перо. Но на место он прибыл как раз к похоронам матери.
      Отец рассказал о последних месяцах ее жизни. Он отвез жену в больницу в Новом Орлеане, но там ничего не смогли сделать, чтобы облегчить ее страдания. Когда она умерла, Лео даже не смог заплатить за гроб. Бретт не накопил денег, тратя все до последнего цента в портовых кабачках на виски и женщин. Но он поклялся почтить память матери и заплатить по всем ее счетам…
      Бретт отставил бутылку в сторону – он больше не мог сидеть тут. Ему захотелось побродить по лесу, чтобы отогнать от себя тени прошлого.
      Отцу нравилось в Бель-Клере, и он даже сумел стать здесь надсмотрщиком. Он уверял Бретта, что Элтон Синклер положил на него глаз и подумывает о том, чтобы уговорить его пойти по стопам отца. Но Бретт хотел лишь одного – рассчитаться с долгами и уехать подальше от этих мест, от отца, которого он презирал.
      Услышав отдаленный свисток и увидев огни, Бретт понял, что забрел дальше, чем хотел. Оказалось, что он стоит возле реки, недалеко от той старой ивы, где ему повстречалась Анджела.
      Вспомнив об этом, Бретт улыбнулся: у него поначалу сложилось неверное мнение о ней. Она оказалась вовсе не такой избалованной, как он подумал вначале. Скорее Анджела была из тех, кто влюблен в жизнь и жаждет познать все на свете.
      Бретт повернул было назад, но тут его внимание привлекло подозрительное движение. Из темноты появилась фигура – кто-то явно шел сюда из особняка Бель-Клер. Бретт сумел разглядеть, что это была женщина, даже, пожалуй, девушка; ее длинные волосы, как живые, трепетали на ветру.
      Тут из-за серебристых туч выглянула луна, и в ее зыбком свете заблестели огненные локоны Анджелы Синклер.
      Бретт с интересом наблюдал за тем, как она нырнула в свое зеленое укрытие.
      Он чувствовал, что надо уходить, и в то же время хотел остаться. В конце концов он уже не невинный шестнадцатилетний юноша, а взрослый мужчина, объездивший весь свет, ничто не могло испугать или удивить его. Значит, заключил он, не будет ничего дурного, если этой теплой, лунной ночью он поговорит с Анджелой Синклер. Приняв решение, Бретт направился к убежищу в ветвях ивы.
      Для Анджелы это был невероятно скучный вечер. Реймонд и его мать пригласили ее с родными на ужин. Когда с едой было покончено, Ида настояла на том, чтобы девушка сыграла на пианино. У Анджелы не было ни малейшего желания музицировать, но ее слабые протесты слушать не стали. Клодия стояла рядом с перекошенной физиономией; но, как только Реймонд поворачивал голову в ее сторону, начинала приветливо улыбаться.
      Мужчины со своими сигарами перешли в курительную, чтобы там, не чувствуя на себе осуждающих взглядов жен, спокойно продолжить беседу о политике и выпить по бокальчику бренди. Республиканская партия Иллинойса избрала в сенат Авраама Линкольна. В своей речи мистер Линкольн выступил против демократов с Юга, которые одобряли рабство; он сказал, что правительство больше не будет терпеть положения, при котором одна часть штатов отказалась от рабского труда, а другая использует его.
      Анджела с радостью предпочла бы беседу мужчин бесконечному щебетанию матери и будущей свекрови по поводу предстоящего венчания.
      Наконец все стали собираться, но Ида тут же назначила дату новой встречи, на которой они должны будут отпраздновать приближающуюся свадьбу.
      – Рождество не за горами, – весело напомнила мать Реймонда, когда они прощались на крыльце.
      – Похоже, молодежь нарочно назначила дату свадьбы именно на то время, когда на плантациях работа в самом разгаре, – прикидываясь недовольным, проворчал Элтон.
      – Нет, только послушайте его! – усмехнулась Твайла. – Можно подумать, на плантациях когда-нибудь отдыхают!
      – Вот поэтому я и радуюсь всякий раз, когда вспоминаю, что мой муж – доктор, а не плантатор, – проговорила Ида. – Мне куда больше нравится жить в Новом Орлеане. Но не беспокойся, дорогая. – Она повернулась к Анджеле. – Скоро и ты сможешь оставить поля и переехать в город.
      Анджела с трудом заставила себя улыбнуться: мысль о расставании с Бель-Клером была невыносимой. Меньше всего ей хотелось жить в городе, но, кажется, ее мнением вообще никто не интересовался – ни раньше, ни теперь…
      Наконец девушка осталась одна в своей комнате. Как только дом затих, она направилась к реке, чтобы посидеть в тиши своего тайного убежища. Хоть здесь она могла помечтать о другой жизни.
      Следя за огнями проплывающего мимо парохода, Анджела представляла себе, что тоже путешествует по реке на север. Будь она мужчиной, ни за что не жила бы на одном месте, а постаралась объехать весь мир.
      Услышав какой-то шум, Анджела вздрогнула и испуганно спросила:
      – Кто здесь?
      Густая листва раздвинулась, и появился Бретт.
      – Я не хотел пугать вас, – извинился он. – Просто гулял по лесу и вдруг увидел, как вы пробрались сюда. Не возражаете, если мы проведем немного времени вместе?
      Анджела была рада его видеть: ведь, несмотря ни на что, мысли ее то и дело возвращались к молодому человеку.
      – Нет, конечно, – засмеялась она. – Странно, однако: я столько лет хожу сюда, но никто не знал о моем убежище, а вот вы сумели найти меня здесь…
      – Я никому не расскажу, честное слово. – Улыбнувшись, Бретт опустился на землю возле нее. – Но, признаться, я удивлен, что никто до сих пор не догадался, где вы проводите время. Вы так хороши собой, что за вами все время кто-то должен наблюдать.
      Слегка вздрогнув, Анджела отодвинулась в сторону, и Бретт заметил ее движение. На нем опять не было рубашки, и Анджела старалась не смотреть на его широкую грудь.
      – Итак, что же привело вас сюда на этот раз? – с улыбкой поинтересовалась девушка. – Опять нашли что-то из моей одежды?
      – Стало быть, вы опять переодевались и прятали вещи где-то недалеко? – парировал он.
      – Нет, мне же запретили ходить к каджунам, разве вы не помните? – Анджела сделала вид, что страшно напугана. – Я ведь не посмею ослушаться бесстрашного покорителя аллигаторов.
      Откинувшись назад, Бретт растянулся у ее ног, а потом перекатился на бок и подпер голову рукой, не сводя с Анджелы глаз.
      Листья старой ивы весело колыхались на ветерке, дувшем с реки; голубоватые лунные лучи, проскальзывая сквозь листву, освещали убежище Анджелы.
      – По-моему, вы смеетесь надо мной, – заметил Бретт.
      – Я бы не стала этого делать, если бы знала ваше настоящее имя.
      – В этом нет необходимости.
      – Но мне неловко говорить с человеком, если я не знаю, кто он на самом деле.
      Бретт беззаботно пожал плечами.
      – Можно подумать, мы с вами каждый день встречаемся… хотя это было бы неплохо – видеть вас почаще, – добавил он.
      Анджела наслаждалась их беседой, понимая, что в будущем таких встреч у нее не будет. Замужество. Дети. Званые вечера. Церковь. Вот каков ее будущий мир, из которого не ускользнуть и от которого не спрятаться под сенью старой ивы на берегу любимой Миссисипи. И уж, конечно, не поболтать вот так запросто с красивым молодым мужчиной.
      – А если бы мы все-таки виделись чаще, – лукаво спросила Анджела, – то что бы вы стали делать? Вы же говорили, что ваш мир далек от Акадии. Так куда бы вы меня повезли?
      – А вас надо куда-то везти? – И опять, в который уже раз, он поразился красоте ее чистого лица, блеску ее больших глаз, таинственно мерцавших в лунном свете. – Может, я словами помогу вам перенестись в желанное место? Куда бы вам хотелось попасть? – поинтересовался Бретт.
      Анджела даже не подумала скрывать своего возбуждения. В этом не было нужды – ведь они оба знали, каково их место в жизни, и им не надо было притворяться друг перед другом.
      – А где вы бывали? – задала она вопрос.
      – Да везде. Целых три года плавал по морям; так что, кажется, нет на свете места, где бы я не бывал.
      – Тогда расскажите, где вам больше всего понравилось, – попросила Анджела, думая при этом совсем не о дальних странах, а о его глазах. Ей так хотелось, чтобы было чуть посветлее – тогда она смогла бы разглядеть их получше, а заодно еще раз посмотреть на милые ямочки у рта, которые появлялись, когда Бретт улыбался.
      На самом деле Бретту было интересно везде. Он описал Анджеле порты на Тихом океане, куда они привозили отловленных китов, и Атлантику, где всегда бывало до того светло, что можно было читать даже ночами, не включая света. Он рассказал ей также о своей работе, которая заключалась в том, чтобы спускать на воду легкую шлюпку, готовить гарпуны и поддразнивать кита, не давая ему уйти под воду.
      – А это очень опасно? – прерывающимся от волнения голосом спросила Анджела.
      – Крупные киты, конечно, могут представлять угрозу. Как-то мне довелось увидеть, как большой кашалот, разозлившись, напал на шлюпку и запросто перекусил ее пополам.
      Девушка поежилась.
      – Да уж, вы правильно поступили, что бросили это дело, – заметила она.
      – Нет, я оставил китобойный промысел не из-за опасности. Просто… – Бретт хотел было объяснить ей, что произошло, но остановил себя: ведь он твердо решил, что никто не узнает его историю. – Возможно, когда-нибудь я и вернусь на море, – добавил он.
      – Я так вам завидую, – вздохнула Анджела. – Будь моя воля, я бы всю жизнь путешествовала, вместо того чтобы сидеть дома и растить детей.
      Бретту было известно о ее помолвке – наемные работники и рабы всегда сплетничали о том, что происходило в господском доме.
      – А мне-то казалось, что все девушки мечтают выйти замуж, особенно за богатых господ, – поддразнил он Анджелу.
      – Реймонд вовсе не богат. Правда, у его отца есть деньги, но сам Реймонд в жизни палец о палец не ударил, чтобы добиться чего-то. Вообще-то он неплохой человек. Добрый, мягкий, но… живет на всем готовом, и… – Смутившись, девушка замолчала. – Извините, я навязываю вам свои проблемы, – пробормотала она.
      – У такой красавицы, как вы, не должно быть проблем, – проговорил Бретт, дивясь собственной искренности. – Мисс Синклер, отчего же вы выходите замуж за человека, которого не любите? Уверен, что многие мужчины с радостью боролись бы за ваше сердце.
      Решив, что в данном случае ее искренность вряд ли ей повредит, Анджела продолжила свой рассказ:
      – Я же не сама нашла Реймонда Дюваля. Его выбрали мои родители. Вот поэтому так все и вышло.
      Бретт согласно кивнул: ему было известно, что именно таким образом заключаются браки в богатых семьях.
      – Возможно, это бы не подействовало, но мог же он хоть что-нибудь сказать, – заметил он.
      – Возможно… – эхом отозвалась девушка.
      Несколько минут они сидели молча. Анджеле пришло в голову, что еще никогда разговор с мужчиной не доставлял ей такого удовольствия, а Бретт радовался тому, как хорошо заканчивается неприятно начавшийся вечер.
      Наконец он вскочил на ноги и помог ей встать. Пальцы Анджелы слегка сжались, когда рука Бретта дотронулась до нее. Глаза их встретились. Чувства с такой силой захлестнули девушку, что она потеряла дар речи.
      – По-моему, нам лучше разойтись, – откашлявшись, пробормотал Бретт. – А то как бы в доме не заметили, что вас нет, и не подняли тревогу.
      – Этого не будет: я часто ухожу по ночам из дома. – Сказав это, Анджела сразу пожалела о своих словах: их можно было принять за приглашение в следующий раз опять присоединиться к ней.
      Именно так Бретт ее и понял.
      Едва сдерживаясь, чтобы не сжать девушку в объятиях, он заметил:
      – Вообще-то я очень редко забредаю в эту часть леса, но теперь, возможно, изменю свои привычки. – Слегка дотронувшись рукой до ее щеки, Бретт растворился в темноте ночи.
      Анджела почувствовала незнакомую ей прежде дрожь: с тех пор как Гатор появился в ее жизни, все так переменилось…
      Похоже, покой для нее был утерян навсегда…

      Мысли о Гаторе ни на мгновение не оставляли Анджелу. Сколько ни говорила она себе, что должна забыть об этом человеке, с которым ей не суждено быть вместе, – воображение по-прежнему рисовало картины одну соблазнительнее другой. Вот он нежно обнимает ее своими крепкими руками, а теперь его чувственные губы приникают к ее губам в страстном поцелуе… Словом, сердце Анджелы отказывалось подчиняться голосу рассудка, и мечты о Гаторе уносили ее все дальше и дальше от действительности.
      Мелора Рэбин, сидевшая за пианино рядом с девушкой, сокрушенно вздохнула.
      – Нет, Анджела, все не так, – проговорила она. – У Баха музыка тягучая, тихая, а вы барабаните по клавишам, словно исполняете марш. Вам надо сосредоточиться, иначе ничего у вас не выйдет.
      «Да уж, – усмехнулась про себя девушка, – я сосредоточилась, но вовсе не на Бахе».
      – Прошу прощения, миссис Рэбин, – вслух произнесла она. – Просто мне сегодня нездоровится. Знаете, у девушек ведь бывает временное недомогание. – Лукаво покосившись на учительницу, Анджела заметила, как та стыдливо покраснела.
      – Что ж, тогда этот урок будет более коротким, чем другие. – Встав из-за пианино, Мелора принялась собирать вещи. – Полагаю, вам надо выпить лимонаду и прилечь.
      Как только учительница ушла, Анджела громко расхохоталась и, сев за инструмент, стала играть по памяти одну из каджунских мелодий, не раз звучавших у нее в ушах с той памятной ночи.
      Услышав веселую музыку, в комнату тут же прибежала Клодия.
      – Господи, где только ты переняла это? – завопила она. – Да ты… из-за тебя пианино расстроится!
      Не обращая внимания на Клодию, Анджела продолжала бить по клавишам, ритмично покачиваясь в такт музыке.
      – Я сказала – прекрати немедленно!
      Подбежав к пианино, Клодия хотела было захлопнуть крышку, но Анджела вовремя успела схватить сестру за запястье, иначе ходить бы ей с переломанными пальцами.
      – Что ты себе позволяешь?! Ты могла меня изуродовать!
      – Если твои пальцы будут играть такую музыку, то они этого и заслуживают! А теперь убирайся подальше от инструмента, – опять завопила Клодия.
      Это уж было чересчур, к тому же Анджела и так устала от ругани.
      – Ты не имеешь права указывать мне, как себя вести и что играть, Клодия, – тихо проговорила она.
      Они с ненавистью посмотрели друг другу в глаза.
      Клодия тряслась – казалось, она просто обезумела.
      – Ты еще пожалеешь об этом, – прошипела она. – Вообразила себе, что лучше меня, потому что ты родная, а не приемная. Но помяни мое слово: именно я получу Бель-Клер в наследство, так и знай! А в один прекрасный день и Реймонд будет моим! У тебя же ничего не останется, и ты…
      Анджела осторожно отодвинулась от Клодии, чтобы встать со стула. На пианино стоял большой серебряный подсвечник, но она ни за что не запустит им в голову сводной сестры, ни за что… В этот день она впервые заметила огоньки безумия в глазах Клодии и заподозрила, что та, возможно, в самом деле сумасшедшая.
      Тут в дверях появилась Кезия и, увидев разъяренных девушек, прикрикнула:
      – А ну-ка прекратите ругаться немедленно! Вы меня слышите? Не то расскажу все миссис Твайле!
      – Это необязательно, Кезия, – раздался у нее за спиной голос хозяйки. – Их вопли слышны даже из моей комнаты. – Подбоченившись, Твайла перевела взгляд с родной дочери на приемную. – Ну-у? Что произошло на этот раз? Я до смерти устала от ваших скандалов.
      Кезия предпочла поскорее уйти, а Клодия зарыдала что есть мочи:
      – Она ломала пианино! Она так барабанила по клавишам, что просто ужас! Я знаю, она нарочно это делала! Когда я попросила ее остановиться, она начала обзывать меня, как обычно! Заявила, что это не мое пианино…
      – Этот инструмент принадлежит вам обеим, – заметила Твайла.
      – Да, так вот она сказала, что он – ее собственный, что в этом доме моего вообще ничего нет, что я не родная, а приемная, и вообще ни на что не имею права. Еще она заявила, что когда вы с папочкой умрете, то она выкинет меня из Бель-Клера. Это же несправедливо, – всхлипывала Клодия, – а она злая и жестокая, ненавидит меня, хочет сжить меня со свету… – И, заливаясь горючими слезами, Клодия бросилась вон из комнаты, оставив Анджелу разбираться в нагромождении ее вранья.
      – Ну как ты можешь быть так жестока с сестрой? Почему ты говоришь ей такие обидные вещи? – запричитала Твайла.
      – Ничего подобного я ей не говорила, – пробормотала Анджела.
      Твайла сжала пульсирующие виски пальцами. Кажется, этому никогда не будет конца. Пока Анджела живет в Бель-Клере, они так и не перестанут ссориться; мир в доме восстановится лишь с ее отъездом в Новый Орлеан. Конечно, она знала, что Клодия может немного преувеличить вину Анджелы, но ее тоже нужно понять: любимый скоро женится на ее сестре.
      – Я так устала от всего этого, – медленно заговорила Твайла. – Если вы не перестанете ругаться, я буду вынуждена попросить Иду взять тебя в дом до свадьбы.
      – Нет! – вскричала Анджела. Она должна прожить оставшиеся месяцы в Бель-Клере и хотя бы еще раз встретиться с новым другом, который – что скрывать – очень понравился ей. Подбежав к матери, Анджела крепко обняла ее: – Прости меня, мамочка. Этого больше не будет. Клянусь! Только, пожалуйста, не отправляй меня раньше времени в Новый Орлеан. Мне так хочется оставшееся до свадьбы время пожить здесь, ведь потом я никогда больше не смогу вернуться в Бель-Клер. Прошу тебя, мамочка, не отсылай меня!
      Еще раз вздохнув, Твайла слабо улыбнулась и погладила дочь по голове.
      – Ну хорошо, – промолвила она, – но обещаю: еще один скандал – и ты уедешь. Кстати, – спросила она, высвобождаясь из объятий Анджелы, – где миссис Рэбин? И что такое ты играла? Отчего Клодия так расстроилась?
      – Миссис Рэбин сегодня рано уехала, – пояснила девушка, – а я играла каджунскую музыку.
      – Что ж, раз она так не нравится Клодии, то больше не играй ее, – велела Твайла.
      Анджеле пришло в голову, что ей в жизни не доводилось слышать приказания нелепее, но она промолчала. Больше она не вступит в спор с Клодией, потому что ее мать слов на ветер никогда не бросает.
      Сев за инструмент, девушка стала играть фугу Баха. Послушав ее немного, успокоенная Твайла удалилась.
      Мысли Анджелы тут же улетели далеко-далеко. Она представляла себе океан, дальние страны, которые Гатор так живо описал ей. Снова и снова тревожил ее вопрос: что же привело этого человека в Бау-Перо и в Бель-Клер? Он красив, умен, независим… Такому не место на плантациях под жарким палящим солнцем. Впрочем, и ей не место рядом с Реймондом Дювалем. Одному Богу известно, сколько еще всего ей хотелось сделать и повидать до замужества.
      Стоя вечером на веранде, Анджела, волнуясь, ждала, когда наконец стемнеет. Откуда-то издалека донесся свисток парохода. Вот с реки подул теплый ветерок, и девушка вновь вспомнила их последнюю встречу с Гатором.
      Дрожа от нетерпения, Анджела молила Бога, чтобы парень пришел к ее тайнику под ивой… и в то же время опасалась этого. Когда наконец на землю спустилась ночная тьма, девушка вновь побежала к реке.
      Он не пришел к ее иве.
      Анджела прождала почти час, с каждой минутой чувствуя себя все несчастнее. В конце концов она подумала, что с ее стороны нелепо желать новой встречи. К чему? Они из разных миров, и он даже успел объяснить ей, что в его мире она чужая. Наверняка Гатор пошутил, сказав, что хотел бы снова с ней встретиться.
      Значит, они больше не увидятся. Так тому и быть.
      Вернувшись домой, Анджела легла в постель и, глядя в темноту перед собой, все думала и думала о том, как могло случиться, что всего за две встречи этот человек полностью завладел ее разумом? Она не могла заставить себя не вспоминать о нем.
      Впрочем, в следующие дни Анджеле удалось отогнать от себя мысли о Гаторе. Она проводила время играя на пианино или читая, но очень быстро и музыка, и книги надоедали ей до слез. Погода стояла великолепная, и девушка не в силах была усидеть дома.
      Однажды утром Анджела встала очень рано. Быстро одевшись, она спустилась вниз. Как и следовало ожидать, ее отец сидел за завтраком. Перед ним стояли обычная чашка кофе из цикория, яйца, каша и жареная ветчина.
      Увидев дочь, Элтон был приятно удивлен.
      – Давненько ты не завтракала со мной, мой ангел, – заулыбался он. – Что случилось? Может быть, сегодня мой день рождения, а? – поддразнил он ее.
      – Мне скучно, – заявила Анджела, велев Кезии принести ей сок и тосты. – Клянусь тебе, папочка, если я еще хоть один день просижу дома, то у меня разум помутится. Мне и так после замужества придется жить в городе, так почему же последние свободные деньки я должна проводить в четырех стенах?
      – Можно подумать, ты умираешь, – рассмеялся Элтон.
      – Так и есть.
      В глазах Синклера мелькнула жалость.
      – Но ведь Реймонд – хороший человек. Я уверен, он сумеет сделать тебя счастливой.
      – Если бы он хотел этого, то согласился бы переехать в Бель-Клер. Лишь здесь я могу быть счастлива.
      – Но ты же знаешь – твоя мать не одобрит этого. Ей надо, чтобы ты переехала в Новый Орлеан к Иде и Винсону, потому что там тебе легче будет привыкать к новой семье. Я бы, конечно, не согласился с ней, – задумчиво продолжил он, – но ведь не секрет, что Клодия влюблена в Реймонда, и, честно говоря, если вы обоснуетесь здесь, у всех нас будет немало проблем.
      – Я рада, что мы заговорили об этом, – с благодарностью сказала Анджела. – По крайней мере ты не во всем согласен с мамой и не считаешь меня какой-то дрянью.
      – Ангел мой, мы же оба хорошо знаем нашу маму, и нам известно, что она уже не переменится. С ней нелегко, конечно, но надо принимать ее такой, какая она есть.
      Девушка решила воспользоваться хорошим настроением отца:
      – Папочка, можно мне поехать с тобой? Ну пожалуйста! Мы давно не ездили вместе по плантации, а сегодня такой хороший денек.
      – Тебе же известно, что мама не одобрит этой поездки, – заметил Элтон.
      – Ну и пусть поворчит немного, – продолжала уговаривать Анджела. – Папочка, ты же сам только что сказал, что мы должны принимать маму такой, какая она есть. А мама всегда ругается, что бы я ни делала. К тому же один день ничего не изменит.
      Усмехнувшись, Элтон поднял руки, показывая, что сдается.
      – Ну хорошо-хорошо, уговорила. Только не жалуйся потом, когда мама придет в плохое настроение. – Наклонившись к дочери, он сжал ее руку. – Я возьму тебя, только ненадолго. На небе ни облачка, так что день, кажется, будет необычайно жарким. К десяти часам ты должна быть в тени. Вчера я слышал, что сын миссис Потт заболел лихорадкой. В это время года, доченька, надо быть особенно осторожной.
      Поцеловав отца в лысеющую голову, Анджела заверила его, что ровно в десять уже будет дома, затем побежала в конюшню, чтобы велеть Сэму – мальчишке-конюху – запрячь ее кобылу. Мать никогда не выходила раньше девяти, но у нее была привычка пить кофе сидя у окна, так что девушка, чтобы не быть увиденной, решила обежать дом с обратной стороны.
      Впрочем, Анджела зря тревожилась: не прошло и нескольких минут, как она вместе с отцом уже ехала рысью в сторону плантаций.
      Анджела испытывала чувство гордости, как это было всегда, когда она гарцевала на лошади рядом с отцом. Элтон казался таким высоким, даже величественным на своем черном, как смоль, скакуне! Когда он заговаривал с работниками, те кланялись, снимая соломенные шляпы в знак уважения.
      Девушке было известно, что ее отца почитали за доброго и справедливого человека, который, однако, при необходимости мог быть суровым и непреклонным. Всю жизнь Элтон Синклер посвятил своей плантации; впрочем, не забывал он и о политике, в частности активно поддерживал демократическую партию – Анджела поняла это из разговоров отца с друзьями. Твайла никогда не интересовалась политическими пристрастиями мужа, считая, что политика – не женское дело. Зато дочь слушала рассуждения отца, затаив дыхание. Элтон подробно объяснял, что стоит за различными политическими партиями. Рабовладельцы вынуждены были поддерживать демократическую партию, защищавшую их интересы. Оппонентами демократов были северяне, выступавшие против использования рабского труда. Отец Анджелы не собирался освобождать своих рабов и считал, что северяне, вмешивающиеся в жизнь южан, лезут не в свое дело…
      У хлопкового поля Элтон остановил коня, чтобы поговорить с надсмотрщиком. В глубине души Анджела подозревала, что отец объезжает по утрам свои владения без большой необходимости, просто по привычке, потому что Бель-Клер во всех отношениях было образцовым хозяйством.
      Когда отец и дочь подъехали к последнему полю, было уже почти десять часов. Везде, насколько хватало глаз, на коричневатых кустах светлели белые раскрывшиеся коробочки хлопка. Согнувшиеся в три погибели рабы с огромными корзинами за плечами брели по междурядьям плантации, собирая урожай. Они не поднимали голов и никак не реагировали на стук копыт, потому что им некогда было отвлекаться на всякие пустяки – день был в разгаре, а дневная норма сбора хлопка еще ни у кого не была выполнена и наполовину. Кстати, Элтон Синклер лучше всех рабовладельцев на Миссисипи обращался со своими рабами. Им бесплатно раздавали еду, виски, кофе и табак.
      Когда какой-то крепкий мужчина направился им навстречу, Элтон сказал дочери:
      – Ангел мой, тебе пора домой. Может, я еще раз возьму тебя сегодня с собой, но только позднее, когда станет попрохладнее.
      По правде говоря, Анджела втайне надеялась доехать до тростниковых плантаций. Глупо, но ей хотелось увидеть Гатора.
      Отец соскочил на землю и стал говорить о чем-то с надсмотрщиком, а когда вернулся, настроение его, к удивлению девушки, резко ухудшилось.
      – Я всегда держался открыто с каджунами, – проворчал он, – но этот мне что-то не нравится. Вообще-то с обязанностями своими он справляется, но, по-моему, плохо обходится с людьми, хотя у меня нет доказательств.
      – Разве они не сообщили бы тебе? – поинтересовалась Анджела.
      – Нет, если запугать их и пригрозить наказанием за болтовню. Надо последить за ним, – заметил Элтон.
      Анджела бросила взгляд на надсмотрщика, о котором шла речь. Не сказать, что это был неприятный, уродливый человек, пожалуй, даже наоборот. Отмыть и приодеть его – так он станет даже привлекательным. Но было в его внешности что-то отталкивающее… Подумав, Анджела решила, что ей не нравятся его глаза – черные, холодные и… злые. Да, промелькнуло у нее в голове, папа прав: этот человек способен на жестокость.
      – Папочка, – вдруг спросила она, – а почему ты хорошо относишься к каджунам? Ведь остальные не любят их и считают худшими представителями белой расы.
      – Знаешь, некоторые плантаторы полагают, что каджунам нельзя платить, потому что это раздражает рабов, но я придерживаюсь иного мнения. Если бы это было так, то не стоило бы оплачивать и труд ирландцев. Мне кажется, к ним относятся с презрением, потому что они сбежали из родной страны. Думаю, ты замечала, что они себе на уме и всегда держатся особняком, – промолвил Элтон и добавил с улыбкой: – Ну да ладно, ангел мой, становится все жарче, тебе пора в тень.
      Махнув рукой, Элтон пустил коня к небольшому павильону, где он обычно отдыхал от зноя и мог выпить холодной воды.
      Анджела поскакала было в направлении к дому, но затем неожиданно для себя повернула в сторону, чтобы объехать тростниковые поля. Девушка уверенно сказала себе, что делает это вовсе не для того, чтобы увидеть Гатора, а просто хочет попозже вернуться домой.
      На первом же поле ей повстречалась Эмили. Едва завидев подругу, та принялась радостно размахивать руками. Мгновенно забыв о просьбе матери держаться подальше от каджунов, Анджела подъехала к Эмили.
      – Где ты была так долго? – спросила Эмили, отирая пот с загорелого личика. – Мы не видели тебя с того самого дня, как Гатор спас нас. На следующий день он мине сказал, че ты благополучно добралась до дому, а больше мы ниче о тебе не слыхали. И его спрашивали, но он только бросал на нас вот такие взгляды. – Эмили состроила гримасу, изображая рассерженного Гатора.
      – Что-то я не припомню, чтобы ты передразнивала нашего благородного рыцаря в ту ночь, – засмеялась Анджела. – По-моему, ты до смерти его боялась.
      – Да ну, это все ерунда, – пожала плечами Эмили. – А теперь отвечай, почему ты так надолго пропала?
      – Я… готовлюсь к венчанию, – нашлась Анджела. Приложив козырьком руку к глазам, она оглядела тростниковое поле. К ее досаде, людей трудно было разглядеть за высокими стеблями растений.
      – И кого это ты высматриваешь? – с ехидством поинтересовалась Эмили. – Поди, Гатора? Не беспокойся. Он наверняка где-то там. Работает. Сказать ему, что ты его искала?
      Анджела смутилась. Хотя подруга сразу догадалась, в чем дело, девушка вовсе не собиралась признаваться ей во всем.
      – Нет, конечно, – быстро ответила она. – Я искала Симону.
      – Симона больше не работает. Болеет, – пояснила Эмили.
      – Болеет? – встревоженно переспросила Анджела. – А что с ней?
      Эмили многозначительно усмехнулась:
      – Она сама должна тебе сказать.
      Анджела тут же решила, что у нее появилась веская причина задержаться и не ехать пока домой. Скандала с матерью все равно не избежать – та будет разгневана, узнав, что дочь сбежала из дому с отцом.
      – Пожалуй, я съезжу навестить Симону, – заявила она. – Уверена, что не заблужусь, если не буду сходить с дорожки. Да и с лодкой наверняка обойдется без проблем – в это время их полно у реки.
      Мысль о том, что придется плыть по заболоченной части реки при свете дня, вовсе не пугала девушку. Всего-то нужно отталкиваться от дна шестом да следить, чтобы лодка не запуталась в водорослях.
      Эмили не разделяла уверенности подруги.
      – Мне не нравится твоя затея, – заявила она. – Как бы ты не заблудилась.
      – Ерунда, – возразила Анджела. – В ту ночь было темно, хоть глаза выколи, вот мы и не заметили какой-то дряни в воде. Если бы не это, все окончилось бы благополучно. К тому же мне нескоро доведется побывать в селении каджунов, да и в самом Бель-Клере после того, как я выйду замуж, – с грустью добавила она.
      – Ах, Анджела… – Эмили с улыбкой покачала головой. – Когда ты такая грустная, мне начинает казаться, что я ни на что не гожусь, ведь я не могу помочь тебе.
      Тряхнув головой, Анджела поскакала к густому лесу. Оглядевшись вокруг и убедившись, что никто не наблюдает за ней, она остановилась под старым дубом и привязала к дереву лошадь. Оставлять кобылу непривязанной было опасно: сбитая с толку непривычными звуками и запахами, лошадь могла испугаться и поскакать к дому.
      Подняв голову, Анджела залюбовалась исполинскими соснами, дубами, каштанами, магнолиями, кроны которых сплетались, образуя роскошный зеленый шатер. Затем, переведя взгляд себе под ноги, чтобы не наступить на змею или не наткнуться на затаившегося аллигатора, девушка побежала к привязанным у реки лодкам каджунов. Выбрав лодку поудобнее, она оттолкнулась от берега шестом, и суденышко заскользило по воде мимо огромных цветущих водяных лилий размером с тарелку.
      Анджела улыбаясь смотрела вокруг. Дикая природа завораживала ее: ей нравились пышные растения. Глаз невозможно было оторвать от больших голубых цапель, а заметив ястреба с красным хвостом, который при виде добычи камнем упал вниз, Анджела даже вскрикнула от восторга.
      Погруженная в созерцание этой вечной красоты, она не обращала внимания на то, что лодка не слушается ее. Анджела отталкивалась от дна шестом, но маленькое суденышко прибивало все ближе и ближе к прибрежным зарослям. Девушка пришла в себя, лишь когда острый край какого-то растения полоснул ее по лицу. Она инстинктивно откинулась назад и, потеряв равновесие, упала на дно лодки, которая тут же завертелась в водовороте, вызванном этим резким движением. Вода вокруг забурлила – болотный газ выталкивал на поверхность какие-то коряги, корни, растения.
      Перепуганная Анджела решила, что уже доплыла до берега, и лодчонка просто встала на мель. В промокшем платье, отмахиваясь от туч кровожадных москитов, она не могла больше ждать и рассудила, что лучше всего выбраться на сушу и дойти до деревни пешком. Тем более, по ее расчетам, идти оставалось недолго.
      Только она занесла ногу, чтобы переступить через борт лодки, как откуда-то донесся сердитый окрик:
      – Стой! Не делай этого! Там трясина!
      Вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась и увидела Гатора, который быстро плыл к ней на своей пироге.
      – Разве я не просил предупредить меня, если вам вздумается еще раз побывать в селении каджунов? – У него был хмурый вид, но, когда Гатор подплыл поближе, Анджела заметила, что глаза его полны тревоги.
      – Я сглупила, – призналась она, надеясь, что он не слышит гулкого стука ее сердца. Опершись на протянутую ей руку, девушка перешагнула в лодку Гатора и, не удержавшись, насмешливо заметила: – Но, кажется, мне нечего бояться, ведь вы ни на шаг от меня не отстаете.
      – Кто-то должен следить за вами. – Он пожал плечами. – Уж так случилось, что я как раз шел на работу и вдруг увидел, что, поговорив с Эмили, вы поскакали к лесу. Эмили, конечно же, сказала мне, что вы поехали к Симоне, так что я без труда догадался: вы сновасоскучились по неприятностям.
      – Может, вы хотите стать моим телохранителем? – кокетливо прищурившись, предположила Анджела.
      Сделав вид, что заинтересовался такой перспективой, Гатор задумчиво почесал подбородок, а затем решительно покачал головой.
      – Нет уж, спасибо, – заявил он. – Лучше я на плантации поработаю. Это куда проще, чем удерживать вас от безрассудных поступков.
      – По-моему, в ту ночь под ивой вам не казалось, что со мной так уж трудно ладить, – поддразнила Гатора Анджела.
      – Пожалуй, вы правы. – Его лицо просветлело, когда он вспомнил ту божественную ночь. Анджела была тогда так прекрасна, что ему больших усилий стоило не сжать ее в своих объятиях, не припасть к ее губам горячим поцелуем… Гатор покачал головой, прогоняя непрошеные мысли.
      Анджеле тоже стало не по себе, и она попыталась разрядить возникшее напряжение шуткой:
      – Вы, кажется, считаете меня испорченной богатой девчонкой, или я ошибаюсь? Так чего же вы от меня ждете?
      – Ну, может, насчет испорченности я и перебрал, а вот в богатстве вашем сомневаться не приходится. – Покачав головой, Гатор рассмеялся. – Нет уж, лучше пахать на плантации, – повторил он.
      Тем временем его пирога уже подплыла к селению каджунов. Указав девушке на тропу, он сказал:
      – Дом Симоны – третий слева. Я подожду вас, но, пожалуйста, не задерживайтесь. Если на поле заметят мое отсутствие, мне несдобровать.
      Направившаяся было по тропинке Анджела задержалась и бросила через плечо:
      – А я-то думала, что вы ничего не боитесь, ведь ваш отец работает надсмотрщиком.
      – Может быть, это и имеет значение, только не для меня, – с горечью проговорил Гатор.
      Увидев подругу, Симона восторженно охнула.
      – Дорогая, как же давно я тебя не видала! Но как ты сюда попала? Заходи, я налью тебе вина.
      – Нет-нет, – остановила ее Анджела. – Я не могу задерживаться. Гатор ждет на берегу, чтобы отвезти меня назад.
      Она с любопытством огляделась вокруг, стараясь скрыть удивление. Нищета жилища поразила ее. Дом Симоны представлял собой наспех сколоченную хижину без окон с небольшими отверстиями в бревнах, пропускающими воздух. Из обстановки в комнате были лишь какое-то подобие матраса, набитого соломой и лежащего прямо на полу, кособокий стол да две шаткие табуретки.
      Словно прочитав ее мысли, Симона неуверенно вымолвила:
      – Я знаю, что живем мы бедно, но Фрэнк столько работает. Кстати, твой отец обещал заплатить ему премию, когда кончится сезон уборки урожая. Тогда мы построим себе дом побольше. – Ее рука инстинктивно потянулась к животу. – Большой дом понадобится нам, потому что у нас будет ребенок.
      – Ребенок? – изумленно переспросила Анджела. – Ах, Симона, это же чудесно! А когда он должен появиться на свет?
      – Может, ранней весной. У нас еще довольно времени для устройства в новом жилище. А сейчас Фрэнк не хочет, чтобы я работала на жаре. Говорит, мне надо есть за двоих, а он станет работать за двоих. – На загорелом личике Симоны расплылась довольная улыбка, в глазах мелькнул лукавый огонек. – Это Гатор тебя поджидает, а? Че происходит-то? Последний раз, когда я его видала, он был зол, как черт, и слышать о тебе не хотел! Так че ж он тебя сюда привез?
      Девушки уселись на полуразвалившиеся табуретки, и Анджела поведала подруге, что Гатор только что спас ее опять.
      – Хм! – фыркнула Симона. – Ну, я и не удивлена.
      – Почему же?
      – Я не зря говорила Эмили, что ты – первая девушка, которой Гатор заинтересовался, во всяком случае, он о тебе расспрашивал – стало быть, ты ему нравишься. А до этого мы ни разу не видали его с кем-нибудь. Он красавчик, и так странно, что все время один. А ты сама что об этом думаешь? Послушай, – Симона придвинулась поближе к Анджеле, – ты ни разу не встречалась с ним после той ночи, а?
      Анджела призналась, что Гатор дважды побывал в ее укрытии под старой ивой.
      – Да ты че?! – Симона восторженно всплеснула руками. – Он точно в тебя втюрился! – Подойдя к отверстию между бревнами, девушка внимательно посмотрела сквозь него, а потом доложила: – Ждет! Вот че я тебе скажу. Не будь я замужем, тоже на него глаз положила бы.
      Анджела примолкла. Да и что она могла сказать? Слова Симоны смешны, но даже если в них и есть доля правды, какая разница? Она не могла сама выбирать себе суженого. В их краях судьба девушки часто решается еще до того, как она сделает первый в жизни вдох.
      Задумчиво прикусив губу, Симона вернулась к столу.
      – Знаешь, – заговорила она, – поняв, что у меня будет ребенок, я была так горда и счастлива. Надо же, мы с Фрэнком занимались любовью, это было так прекрасно, и вдруг… любовь подарила нам еще и это чудо – ребенка, который растет во мне. Я плакала от счастья, когда узнала, что беременна. Видишь ли, подружка… – Симона взяла Анджелу за руку, – когда мы с Фрэнком лежали обнаженные и трогали друг друга везде, наши тела… вроде как пели от радости. Он входил в меня, мы становились одной плотью… А теперь в результате этого появилось третье существо… Вот это любовь! Однажды тебе тоже повезет, и ты узнаешь, что это за чувство!
      Опустив голову, Анджела молчала. За долгие годы дружбы ей приходилось делиться с подругами самыми сокровенными мыслями, но теперь, когда было официально объявлено о ее помолвке, девушка замкнулась в себе, решив, что никому не должна рассказывать о своих сомнениях.
      – Может, и так, – наконец тихо произнесла она и, поднявшись, заставила себя улыбнуться. – Думаю, мне пора. Гатор сказал, что у него будут неприятности, если он задержится.
      – Ха! Кто осмелится ему что-то сказать? – фыркнула Симона. – Все его боятся – он же такой большой и злой.
      – Злой? Не пойму, с чего ты это взяла. Он отлично сложен, с ним чувствуешь себя в безопасности… и ко всему прочему он добрый, мягкий, чувствительный… – Голос Анджелы дрогнул. Но, подняв глаза на подругу, девушка, к своему удивлению, обнаружила, что та едва сдерживает смех. – В чем дело? – недоуменно спросила она.
      – Ни в чем, – хихикала Симона. – Разве только в том, что говоришь ты, как человек, который по уши втюрился в кого-то.
      – Что за ерунда! – Анджела растерялась. – В жизни ничего глупее не слышала. Нет, как ты могла такое сказать – ведь через несколько месяцев я выхожу замуж…
      – Это не важно. – Симона вдруг опять стала серьезной. Нежно обняв Анджелу за плечи, она заговорила заговорщическим тоном: – Ты ничего не сможешь поделать со своими чувствами. А за тебя все решения принимает семья. Но кое в чем ты все-таки должна постоять за себя. Например, полюбить и быть счастливой с тем, кого любишь.
      Уж сколько Анджела поражалась прямолинейности подруги, но на сей раз… Симона явно перешла допустимые границы.
      – Ну хорошо-хорошо, вижу, ты со мной не согласна. – Симона нисколько не смутилась, заметив недовольство Анджелы. – Во всяком случае, ты вполне могла бы поразвлечься с Гатором – в те месяцы, что остались до твоего венчания. Никто ничего не узнает, а мы с Эмили, конечно же, будем держать язык за зубами. Просто, подружка, дай волю чувствам, люби, – уговаривала она Анджелу. – Зато потом, когда тебе станет грустно, у тебя будет что вспомнить. Кажется, Гатор знает, что ты выходишь замуж?
      Анджела кивнула. Девушка была в полной растерянности: уж очень соблазнительными казались ей слова Симоны.
      – Тогда, – вновь заговорила Симона, – он поймет, что ты не хочешь терять последние денечки перед замужеством, и не станет огорчаться, когда ты покинешь его. Иди же! Иди прямо сейчас да расскажи ему о своих чувствах! Спроси, поможет ли он тебе, захочет ли, чтобы у вас обоих остались на всю жизнь добрые воспоминания.
      Рассмеявшись, Анджела заявила подруге, что та сошла с ума, и, обняв ее, выбежала из хижины. Она шла не оглядываясь и при этом чувствовала, что Симона не сводит с нее глаз.
      – Хотите, я научу вас пользоваться шестом? – спросил Гатор, помогая девушке забраться в лодку. – Может, тогда вы сможете путешествовать, не рискуя выпасть за борт.
      Желая развеять грустное настроение, охватившее ее после разговора с Симоной, Анджела весело согласилась:
      – Конечно! Давайте начнем немедленно!
      Повернувшись к корме, она вытащила из-под переборки один из длинных тростниковых шестов.
      – Итак, – согласился Гатор, – я оттолкнусь от берега, а потом вы будете повторять все мои движения.
      Когда их крохотное суденышко плавно заскользило по темной воде, Анджела спросила:
      – А почему вы используете шест? Почему не весла? Я с папой часто ходила на рыбалку, и он всегда греб веслами.
      – Стало быть, вы рыбачили там, где глубоко. А здесь чуть не по колено. Надо все время прощупывать дно, чтобы не сесть на мель, разгонять ряску, водоросли да стараться уберечься от аллигаторов. Вот что интересно, – сменил Гатор тему, – как вам понравилось на рыбалке?
      – Очень. Мне кажется, я в жизни не проводила время лучше. – Девушка с радостью рассказала ему, как они в такие дни уходили с отцом из дома еще до рассвета. Кезия всегда готовила им корзину с провизией: хлеб, бутерброды с вареньем, фрукты. Не мешкая, они пускались в путь, и когда первые лучи восходящего солнца освещали небо, отец и дочь уже успевали приплыть к своему любимому месту. Это была небольшая бухточка, окруженная старыми ивами и пальмами. Иногда они оставались в лодке, но чаще всего усаживались на берегу и ждали, когда жирная зубатка заглотнет наживку.
      – Знаете, – призналась Анджела, – если бы не эти походы на рыбалку, я бы ничего не знала о Бель-Клере. Папа все мне рассказывает, а вот мама считает, что с детьми нельзя обсуждать серьезные вещи.
      – Но вы уже не ребенок, – перебил девушку Гатор, смерив ее многозначительным взглядом.
      Сделав вид, что не обратила на это внимания, Анджела продолжила:
      – Папа того же мнения. Это он рассказал мне, как появился Бель-Клер, как хлопок попадает на рынок, как делают сахар. Он всем со мной делится. Благодаря папе я знаю, сколько акров в его владениях, мне известно, что растет на каждом дюйме нашей земли. Так что при необходимости я вполне могла бы управлять всеми делами и… – Анджела осеклась, внезапно осознав, что наговорила лишнего. – Ох, простите, что-то я заболталась, – пробормотала она.
      – Мне было интересно. Продолжайте, прошу вас, – попросил Гатор.
      Девушка с готовностью выполнила его просьбу. Гатор узнал, как они жарили рыбу до золотистой корочки, как Кезия стелила им скатерть прямо под большими дубами и они ели, сидя на земле.
      – Разумеется, Клодия и мама поначалу тоже отправлялись на рыбалку с нами. Но сестра все время ныла, что ее донимают москиты, мухи и другие насекомые, так что вскоре они с мамой возвращались домой, а мы с папой сидели еще долго-долго. Он столько всего мне рассказывал! Я помню каждое мгновение, проведенное с ним. – Смутившись, девушка смахнула вызванные воспоминаниями слезы.
      – И вы больше не ездите на рыбалку? – участливо спросил Бретт, догадавшись, чем вызвана грусть его спутницы.
      – Когда я подросла, мама сказала, что рыбалка – неподходящее занятие для молодой леди. Теперь, выйдя замуж, я должна буду думать о других, более важных вещах, и придется забыть всякие детские глупости.
      – Знаете, мне вовсе не кажется, что это детские глупости… В поездках на рыбалку совершенно точно не может быть ничего плохого. – Помолчав мгновение, Бретт решился спросить: – А… а вы не хотели бы показать мне ваше тайное место? Возможно, я как-нибудь сумею ускользнуть с плантации утром. Тростник разросся так сильно, что людей почти не видно; надсмотрщикам трудно сосчитать, сколько человек работает в поле.
      Анджела задумалась: уговоры Симоны не прошли даром, но она все еще сомневалась. Действительно, что может быть плохого в невинной поездке на рыбалку? Гатору известно, что она помолвлена, и между ними не возникнет неловкости. Набравшись духу, девушка промолвила:
      – Хорошо, если только вы верно истолковываете мое к вам отношение. Я хочу сказать – вам ведь известно о моем женихе, так что мы с вами – просто друзья, и мне бы не хотелось, чтобы мой жених или еще кто-то заподозрил…
      – Разумеется, – перебил ее Гатор, глубоко вздохнув. – Я все понимаю… К тому же… – Он хотел было смолчать, но, не сдержавшись, горько проговорил: – Сомневаюсь, что ваш отец позволил бы вам иметь дело с каким-то там каджуном…
      – Пожалуй, вы правы, – кивнула девушка.
      Оба замолчали: как-то вдруг получилось, что им стало не о чем говорить.
      Вскоре они приплыли к тому месту, где была привязана лошадь Анджелы.
      Неловкость, возникшая между ними, тяготила обоих.
      – Благодарю вас, – робко улыбнулась Анджела, – благодарю за то, что вы еще раз спасли меня.
      – Я с радостью сделал это, ma chere, – с легкой усмешкой ответил Гатор. – Надеюсь, мы все же сходим с вами на рыбалку.
      Услышав эти его слова, Анджела ощутила разочарование. Когда они говорили о рыбалке там, на реке, ей казалось, что они составляют какой-то тайный заговор: все было так таинственно, так волнующе… а теперь… Теперь уговор пойти на рыбалку представлялся ей пустой болтовней, которую оба вскоре забудут.
      – Конечно, – через силу улыбнулась она. – Мне, пожалуй, пора…
      Бретт понимал, что для него пришло время проститься с ней и спешить на работу. Еще мгновение – и он бы сделал то, что давно хотел, а именно крепко сжал Анджелу в своих объятиях и прижался губами к ее губам…
      – Да, наверное, вы правы, – выдавил он. – До свидания… ангел мой. – Бретт через силу улыбнулся.
      Девушка была огорчена. Ей пришло в голову, что, возможно, им не стоит больше встречаться, что бы там ни говорила Симона.
      – …Как насчет завтрашнего дня?
      – Что? – Сердце Анджелы затрепетало.
      – Хотите, пойдем на рыбалку завтра?
      Анджела едва сдержалась, чтобы не закричать от радости.
      – Но я не смогу выйти из дома на рассвете, – медленно произнесла она. – Это будет скорее всего ближе к полудню. Мы могли бы встретиться под старой ивой. Там никого не бывает в это время дня. Папа всем разрешает отдыхать, когда жарче всего. Возможно, рыба в это время не клюет, но… – Она смутилась. Слава Богу, Гатор не обратил на это внимания: возможно, ему даже нравилось ее смущение.
      Внезапно он развел руки, но тут же заставил себя опустить их. Ему до боли хотелось обнять эту девушку – ведь она была самой необыкновенной из всех, кого он когда-либо встречал. Но Бретт боялся обидеть ее.
      – Сколько вам лет? – спросил он.
      – Шестнадцать. – Анджела опустила глаза.
      Гатор кивнул, вспомнив, каким он сам был в этом возрасте. Неудивительно, что Анджела смотрит на мир такими невинными глазами. Рожденная и выросшая в богатстве и роскоши, она совсем не готова к встрече с многообразным, часто жестоким миром. Что ж, он сделает ей одолжение и они останутся друзьями, с огорчением подумал Гатор.
      – Я приду к иве в полдень, – пообещал он и поспешил прочь, пока их не увидел кто-нибудь.
      Анджела пустила лошадь галопом. Ветер развевал ее волосы, а заходившееся от счастья сердце билось все сильнее и сильнее…

      Анджелу разбудил взволнованный голос матери, громко говорившей что-то за дверью ее спальни. Сгорая от любопытства, девушка выбралась из постели и стала прислушиваться.
      – Элтон, это же замечательно! – Похоже, Твайла была в восторге. – Мы столько лет не видели Дилайлу и Стивена. Кажется, он ровесник наших девочек, ну, может, всего на несколько месяцев старше. Наверняка он стал уже красавцем юношей! Такое частенько случается с мальчиками, которые в детстве были совсем непривлекательными, – с оптимизмом добавила она.
      – Трудно сказать, – проговорил Элтон. – Впрочем, сейчас меня беспокоит другое: успеем ли мы приготовиться к их завтрашнему приезду? Письмо шло так долго… Я же знаю Дилайлу. Она будет просто в шоке, если выяснится, что мы не были извещены о ее прибытии заранее.
      – А мы ей не скажем, – заявила Твайла. – К тому же нам не придется очень уж готовиться. Дилайла сможет поселиться в западных покоях для гостей, а Стивен займет одну из комнат для мальчиков. Как замечательно, что они целый месяц будут гостить у нас! Надо немедленно обдумать, как лучше провести это время.
      Родители направились к лестнице, а Анджела у себя в комнате запрыгала от радости. Гости! Они приедут на целый месяц! Надо думать, Дилайла Парди везет сюда сына, чтобы подыскать ему невесту. Подумать только, даже в таком большом городе, как Атланта, они не смогли выбрать подходящую девушку.
      Конечно, если бы Парди были состоятельными людьми, у них было бы меньше проблем, но вся беда в том, что богатства нажить они не сумели. И все же ее мать наверняка ошибалась – Стивен вряд ли изменился.
      Элтон и Вилбур Парди подружились еще мальчишками и не разорвали отношений, даже когда семейство Парди переехало в Джорджию. Вилбур держал продуктовую лавку, но Анджела слышала от отца, что Парди живут очень скромно.
      Впрочем, девушку не очень волновала причина приезда Дилайлы с сыном. Самое главное, Твайле и Клодии некоторое время будет не до нее.
      Действительно, почти сразу мать, занятая составлением списка гостей и меню, принялась бегать по дому и даже прислала Анджеле поднос с едой в комнату. Клодия ни на шаг не отставала от Твайлы. Поэтому незадолго до ленча Анджеле легко удалось выскользнуть из дома незамеченной.
      К ее огорчению, Гатора не было под старой ивой, и она уже успела расстроиться, как вдруг увидела, что он торопливо идет к ней со стороны реки.
      – Привет! – крикнул Гатор. – Ну, посмотрим, что ты делаешь лучше – рыбачишь или справляешься с лодкой.
      Девушка, почувствовав неожиданную фамильярность в его тоне, поморщилась, но тут же побежала к суденышку Гатора.
      Вскоре они оказались в той самой бухте, о которой говорила Анджела. Бретт был удивлен, увидев, как умело девушка насадила червяка на крючок. Заметив это, она рассмеялась.
      – В чем дело? Ты что, ни разу не видел девушек, которые не боятся червей?
      Бретт подумал, что он вообще никого не видел, похожего на Анджелу. Все в ней приводило его в восторг.
      – Нет, – признался он. – Я боялся, что ты слегка преувеличиваешь свои способности, и не ожидал от тебя такой ловкости в обращении со снастями.
      – Как хорошо! – воскликнула Анджела. – Я рада, что ты изменил свое мнение обо мне… после того, как два раза спас мне жизнь.
      – Ну-у… Я уверен, ты бы не утонула. Конечно, тебя могла укусить змея или твоей ножкой полакомился бы голодный аллигатор, но утонуть… Нет. Я прощупал ту трясину – там неглубоко. Тебя бы просто засосало, и пришлось бы ждать, пока кто-то или что-тоне вытянет тебя оттуда. Впрочем, если хочешь вечно испытывать чувство благодарности, то не забывай, что вытянул тебя не «кто-то», а именно я! – Его темные глаза сияли: Бретт был в восторге от их встречи и шутливой болтовни.
      Анджела помалкивала, увлеченная рыбной ловлей. Скоро ей удалось поймать несколько крупных зубаток, в то время как удочка Гатора оставалась неподвижной. Однако это его не огорчало – оба не помнили, когда еще так чудесно проводили время.
      Но… минуты летели так быстро. Вскоре Гатор сказал, что ему надо возвращаться на плантацию.
      – Хочешь взять эту рыбу? – предложила девушка. Она была смущена тем, что ей удалось обойти столь умелого рыбака.
      Гатор кивнул и, подумав, спросил, не согласится ли она разделить с ним трапезу позднее, ближе к вечеру.
      – Мне бы очень хотелось, – призналась Анджела. – Но я должна быть дома – к нам на обед приедет Реймонд.
      Бретт притворился, что ему все равно, однако Анджела заметила его разочарование. Она принялась рассказывать Гатору о гостях, которых в доме ждали на следующий день, и среди прочего не забыла сообщить, что у нее будет больше свободного времени, так как мать и Клодия целиком заняты подготовкой к приезду старых друзей.
      – Анджела, ты же знаешь – я не смогу так часто отлучаться с поля, – огорченно сказал он. – Но, если хочешь, мы могли бы встречаться вечерами.
      – Думаю, это будет нелегко. Я же могу выбираться только тогда, когда все укладываются спать. Теперь дом будет затихать очень поздно – мама столько всего напридумывала.
      – Ну, мы еще решим, как быть. – Он протянул девушке руку и помог ей выйти из лодки. – Раз я сказал, что у тебя будет хорошее лето, то слово свое сдержу. Буду ждать тебя под ивой – что делать. Ведь я могу надеяться, что ты придешь, если только сумеешь освободиться.
      – Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.
      Их взгляды встретились. Бретту опять пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не заключить девушку в объятия, а Анджела задумалась о том, как стала бы себя вести, если бы он сделал это.
      Наклонившись, Гатор принялся засовывать зубаток в садок. Это занятие помогло ему взять себя в руки и справиться с охватившим его волнением.
      За обедом только и разговоров было, что о гостях, которых ожидали на следующее утро. Даже Клодия вела себя нормально, хотя обычно в присутствии Реймонда она глаз с него не сводила и слушала все, что тот говорил, с раскрытым ртом. Сам Реймонд казался более раскованным, чем обычно, и даже предложил свозить Парди на скачки, когда вернется из поездки в Кентукки.
      – Ты едешь по делу? – быстро спросил Синклер. Он был вовсе не в восторге от того, что жених дочери думает только о развлечениях, вместо того чтобы заняться чем-то серьезным. Сам Элтон пребывал в уверенности, что каждый независимо от своего достатка обязательно должен работать.
      Реймонд не заметил осуждающего взгляда будущего свекра и принялся объяснять, что едет покупать новых лошадей и что его не будет почти месяц.
      – Меня пригласили на несколько ферм, – похвастался он. – Там сейчас очень красиво, для поездки самое время.
      – Не знаю, не знаю, – пробормотал Элтон. – Мне не до красот – надо работать.
      Реймонд равнодушно пожал плечами. Он уже привык, что плантаторы смотрят на него свысока, но это его не тревожило.
      И вдруг Анджела выпалила:
      – Если бы вы согласились поселиться в Бель-Клере, то могли бы держать лошадей здесь, а не возить их постоянно на бега.
      Все были поражены ее словами.
      – Не думаю, что это устроит мамочку. К тому же я не хочу житьвозле лошадей. В конце концов, мне нравитсяходить на бега! – воскликнул Реймонд. – А здесь я просто не выдержу, я не мыслю жизни без города!
      «Да уж, – подумала девушка с горечью. – Тебе наплевать на то, где хочется жить мне».
      Ощутив на себе сочувственный взгляд отца, Анджела подняла на него полные слез глаза. Элтон похлопал дочь по руке – он-то отлично понимал ее чувства, и за это она любила его так, как не любила никого на свете.
      Дом сиял чистотой, везде стояли вазы со свежими цветами. Твайла велела Клодии и Анджеле надеть нарядные платья. Гостей ждали подносы с лимонадом и пироги с инжиром. Даже прислуге было велено нарядиться в особые, надеваемые только в торжественных случаях, ливреи.
      Около полудня Клодия, наблюдавшая за дорогой, истошно завопила:
      – Они едут! Я вижу их коляску!
      Анджела, сидевшая за книгой в гостиной, недовольно поморщилась: вдруг Гатору удалось ускользнуть с плантации, и он ждет ее сейчас под старой ивой. Ей не выбраться из дома!
      Маленький Вильям, сын Кезии, одетый в бархатный красный камзол, послушно застыл на подъездной аллее – ему было велено взять лошадей под уздцы, как только коляска остановится у дома. Анджела подумала, что мальчик, должно быть, изнывает от жары.
      Дворецкий Мальколм, тоже выряженный в бархат, распахнул дверцу экипажа, а стоявший рядом с ним слуга протянул вперед руки, ожидая возможных приказаний.
      Дилайла Парди оказалась раза в три толще, чем была в предыдущий свой приезд. Ее лицо утопало в складках жира, а когда она замахала Твайле, то пухлая рука заколыхалась в воздухе, как желе.
      Следом за Дилайлой из коляски выбрался Стивен. Он и вправду почти не изменился, разве что стал еще выше. У него были огромные уши и крючковатый нос, но зато на лице играла теплая, приветливая улыбка.
      Анджела сразу же заметила, как Клодия изобразила лицемерную, вымученную улыбку. Можно было не сомневаться: сводная сестренка наверняка ждала, что Гадкий утенок за долгие годы превратился в прекрасного принца; однако этого не произошло, и девушка едва не расплакалась от разочарования, когда увидела гостя. Клодии стоило больших усилий не убежать к себе в комнату.
      Глянув на Анджелу, Дилайла насмешливо прищелкнула языком:
      – Ах, малышка, стало быть, ты уже помолвлена! Как жаль! Разве ты не знала, что я собиралась свести тебя со Стивеном?
      – Ну-ну! – раздался веселый голос Твайлы. – Тебе же всегда было известно, что Анджела должна выйти за сына Иды и Винсона. Кстати, прошу тебя не забывать о Клодии!
      Анджела едва сдержала сочувственный возглас. Бедняга Стивен! Ни один мужчина не заслуживал участи стать мужем Клодии.
      Вечером, когда родители болтали с гостями, а Клодия подозрительно долго не отходила от Стивена, Анджела заявила, что хочет оставить гостей, потому что у нее болит голова. Никто не возражал. Девушке даже не пришлось убегать из дома обычным путем – она просто вышла и направилась к старой иве.
      – Все-таки сбежала! – радостно встретил ее Бретт.
      – Ты давно меня ждешь?
      – Нет, – солгал он, не желая признаваться, что сидит здесь уже несколько часов.
      – У нас… К нам приехали гости, – неуверенно сообщила Анджела, удивляясь внезапно охватившему ее смущению.
      – Знаю. – Гатор тоже чувствовал, что ему не по себе. Он лихорадочно принялся обдумывать, что предложить ей, кроме обычного разговора. Он знал одно: им надо уйти отсюда, иначе он не сможет сдержаться и обнимет ее. – Ты когда-нибудь видела енота? – неожиданно громко спросил он.
      – Нет, – рассмеялась она, – но я слышала…
      – Тогда пойдем.
      И, взявшись за руки, они побежали по дорожке. Свет луны таинственно мерцал в длинных волосах Анджелы, развевавшихся на ветру.
      Гатор привел ее в лес.
      – Только тихо, – прошептал он, пробираясь к небольшому пруду, окруженному упавшими деревьями. – Ко мне-то они привыкли, но ты для них незнакомка. – Бретт указал на большое дерево, склонившееся над водой.
      Увидев коричневых лохматых зверьков, Анджела не смогла сдержать восторженного возгласа. Услышав его, один из енотов поднял вверх мордочку: нос и лоб у него оказались совсем черными.
      Они с интересом наблюдали, как самый большой енот запустил лапу в воду и тут же вытащил оттуда леща.
      – Потрясающе, – прошептала девушка. – Даже не верится, что я вижу это собственными глазами.
      – Пойдем. Я еще многое могу показать тебе.
      Они потеряли представление о времени, пока бродили тропками Гатора. Анджела была поражена тем, как много животных им встретилось. Они увидели олениху, красную лису, мамашу-опоссума с двумя детенышами, сидевшими на ее спинке.
      – Но как ты нашел всех этих удивительных существ? – спросила девушка, услышав громкое мяуканье большой рыси, притаившейся под сосной.
      – Я часто ночами брожу по лесу. Мне кажется, сон – это пустая трата времени. Знаешь, не хочу к концу жизни осознать, что третью ее часть я потратил на такое бессмысленное занятие. Поэтому по ночам я изучаю окружающий мир.
      – Как я тебе завидую, – призналась Анджела. – Хорошо, что ты показал мне этих зверей, иначе я бы так никогда их и не увидела. – Забывшись, она горячо добавила: – И мне наплевать, что Симона и Эмили говорят, будто тебя все боятся. Ты мне очень нравишься, Гатор. Каким бы ни было твое настоящее имя, я хочу, чтобы ты стал моим другом.
      Бретт был смущен: с ним еще никто так не разговаривал. Наконец он пробормотал, что тоже хочет стать ее другом.
      – Боюсь только, твоему жениху это не понравится, – добавил он. – Да и родителям тоже.
      – Они ничего не узнают. Это будет нашим секретом.
      – А ты говорила что-нибудь Симоне и Эмили?
      Девушка покачала головой:
      – Я еще сегодня их не видела, но, даже если повстречаюсь, буду держать язык за зубами. Хотя не думаю, что они выдадут нас – просто не хочу впутывать их в то, что никого не касается.
      Не в силах сдержать охватившую его досаду, Бретт проговорил:
      – Ну да, если делаешь что-то постыдное, то лучше об этом помалкивать. Людям не нужно знать, что дочка самого мистера Синклера спуталась с каджуном.
      – Я бы хотела, чтобы все было иначе, Гатор, правда. – Анджела смущенно улыбнулась. – Если бы от меня что-то зависело, то я бы всему свету объявила, что мы с тобой – друзья. Я бы хотела, чтобы ты мог приходить ко мне, ни от кого не таясь. Я не такая, как мои родители, и не выношу рабства… – Тряхнув головой, девушка продолжила: – Боже мой, какая разница! Теперь уже ничего не изменишь. У меня осталось лишь это лето, и только. Через несколько месяцев я выйду замуж и уеду в Новый Орлеан. Если Клодия найдет себе жениха, то останется в Бель-Клере и будет управлять имением, когда папы не станет. А ты… Ты будешь жить на болотах и работать на плантации до глубокой старости. Людей будут продавать и покупать, как скот. Ну зачем, зачем завели мы этот разговор? – всхлипнула Анджела. – Все было так хорошо. – Слезы покатились из ее глаз.
      Лунный свет освещал роскошные рыжие волосы, и капли слез казались драгоценными камнями, сверкающими в их оправе.
      – Наверное, он был нужен, ангел мой, – прошептал Бретт, утирая ей слезы. – Мне кажется, нас обоих мучило, что мы запрещали себе даже думать об этом. Только не говори, что я состарюсь на этих полях, – неожиданно рассмеялся он. – Просто мне необходимо некоторое время поработать здесь, а потом я снова уеду.
      Хотя невозможность продлить их встречи была для Анджелы очевидна, девушка почувствовала острую боль, узнав о том, что Гатор собирается покинуть плантацию.
      – Но почему? И куда же ты поедешь? Знаешь, я была поражена, слушая, как ты говоришь о здешних местах. В твоих словах я чувствую гордость этим краем. Ты любишь эту землю! Тогда почему же хочешь уехать отсюда?
      Бретт был не в состоянии сказать Анджеле, что теперь у него появилась еще одна причина оставить Бель-Клер. Этой причиной была она. Находиться рядом с ней было для него настоящей пыткой.
      Девушка ждала ответа; тогда он взял ее за руку и тихо сказал:
      – Уже поздно. Нам пора возвращаться.
      Но Анджела не сдавалась:
      – Гатор, если уж мы решили стать друзьями, то я хотела бы побольше узнать о тебе. Ну почему ты не хочешь остаться здесь, скажи мне?
      Бретт лишь покачал головой и побрел вперед.
      Когда они вышли из леса, хлопковые поля, расступившиеся перед ними, казалось, колыхались в призрачном лунном свете. Вдали поблескивала темная лента реки. А впереди, горделиво возвышаясь над полями, стоял величественный особняк Бель-Клер.
      – Не провожай меня дальше, – шепнула Анджела, внезапно испугавшись царившей вокруг торжественной тишины. Ей подумалось, что она провела лучший в жизни вечер да к тому же обрела надежного друга. Мужчину.
      Бретт ждал, пока она уйдет. Анджеле была невыносима мысль о том, что, возможно, им не суждено больше встретиться.
      – Завтра у нас будет званый обед, так что, боюсь, мне не удастся убежать, – тихо проговорила она.
      – Что ж, значит, я смогу немного отдохнуть, – сказал в ответ Гатор. – После работы в поле, знаешь ли, хочется иногда поспать.
      Анджела прикусила губу: она едва сдерживала слезы. Надо было смотреть правде в глаза – им не стоило больше встречаться. Зачем? К чему в будущем эти воспоминания о нескольких счастливых днях? Но сердце по-прежнему тревожно замирало в груди. Ответ был известен, хотя девушка боялась признаться в этом даже себе.
      – Мне никогда не было так хорошо, Гатор, – прошептала она наконец. – Когда мы сможем встретиться снова?
      Вздохнув, он провел пятерней по волосам и отвернулся, так как боялся, что Анджела догадается о том, какие желания владеют всеми его помыслами.
      Поняв, что Бретт расстроился, девушка шагнула ближе к нему:
      – Прости. Если ты боишься из-за меня нарваться на неприятности, я…
      – Да черт с ними! – воскликнул Бретт. – Я буду ждать тебя завтра ночью. – И, не в силах больше сдерживаться, протянул к ней руки.
      Анджела почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. Ее губы жадно припали к его губам. Чувство было столь сильным, что она задрожала.
      Девушка буквально таяла от прикосновений Бретта, сердце ее бешено колотилось. Страсть, подобно паутине, обволакивала все ее существо.
      Гатор еще крепче прижал подругу к себе, его язык проскользнул в теплую сладость ее рта, он ощущал, как Анджела трепещет в его объятиях.
      Застонав от восторга, Анджела внезапно замерла: она почувствовала твердость его разгоряченной плоти. Бретт понял, что еще одно мгновение – и он не сможет остановиться. Он оторвался от Анджелы так резко, что девушка едва не упала.
      – На этот раз, – заявил Бретт, – я не стану говорить, что совершил ошибку.
      В свете луны Анджела заметила на его лице лукавую усмешку, и ей тут же пришло в голову, что у нее, пожалуй, глуповатый вид.
      – А я этого и не хочу, – прошептала она.

      Глядя на свое отражение в зеркале, Клодия удовлетворенно улыбалась: она была удивительно хороша. Из облака золотых кудряшек выглядывало красивое личико. Огромные голубые глаза оттенялись на редкость длинными шелковистыми ресницами, а кожа по белизне могла соперничать со слоновой костью. Кокетливое платье подчеркивало соблазнительные линии ее стройного тела.
      В ушах Клодии сверкали серьги из огромных жемчужин, они замечательно сочетались с платьем из голубого шелка. Девушка намеренно не надела ожерелья, чтобы ничто не отвлекало взора от ее белой груди, которую открывало глубокое декольте.
      Клодия ликовала: этим вечером Стивену Парди не устоять против ее чар. Последние три недели она готовила его к этому дню, стараясь, чтобы они как можно больше времени проводили вместе. Если все пойдет по разработанному ею плану, визит Парди в Бель-Клер закончится объявлением о ее помолвке. Клодию не волновало, что она не любит Стивена; девушка решила, что раз уж ей не достанется Реймонд, то следует забыть о любви и направить все усилия на то, чтобы переманить на свою сторону приемного отца и вынудить его завещать Бель-Клер ей, а не Анджеле. Клодию не заботило, что земля и деньги жены считаются собственностью мужа – она намеревалась сделать все возможное, чтобы Стивен, пораженный ее красотой, стал настоящим подкаблучником и во всем ей повиновался. Такому мужу не придет в голову сетовать на то, что он уехал из Атланты – красота жены затмит для него огни большого города.
      Втайне Клодия ждала того момента, когда Твайла с Элтоном отправятся на тот свет. Она уже начиталась всяких полезных журналов и пришла к выводу, что поместьем управлять совсем нетрудно – ей понадобятся лишь послушные надсмотрщики.
      Клодия решила, что у нее будет двое мальчиков, один на два года старше другого. Конечно, ей не улыбалось делать этосо Стивеном, но она рассчитывала завести любовника, который будет удовлетворять ее прихоти. Да, Клодия уже много знала о любви – у нее было немало тайных свиданий с мужчинами.
      Однако ее все еще не оставляла надежда получить то, что принадлежит ей по праву – ведь Твайла и Элтон не раз говорили: она им как родная. А значит, раз уж они договорились с Дювалями о том, что поженят первенцев, если те окажутся противоположного пола, именно она, Клодия, должна выйти замуж за Реймонда, а не какая-то там Анджела!
      – Да! – вслух закончила свои размышления Клодия. – Потому что теоретически их первенец – это я!
      Правда, по мнению Клодии, заключалась в том, что ее приемная мать была ужасной лицемеркой. Подумать только – она целыми днями бубнит о том, что относится к ней не хуже, чем к родной дочери, даже якобы и не вспоминает, кто из них родная, а кто – приемная! Какая чушь! Клодии было наплевать на то, что Твайла просто измучилась, стараясь быть справедливой, – девушка ненавидела Анджелу, потому что та должна была выйти замуж за Реймонда.
      Еще одно тревожило Клодию – она опасалась, что Анджела первой родит ребенка и, возможно, мальчика. Как бы Элтон не задумал оставить Бель-Клер своему внуку!
      Этого она допустить не могла. Следовало опередить Анджелу и сделать все, чтобы права на поместье получил ребенок, рожденный ею в Бель-Клере, а не сын Анджелы, который появится на свет в Новом Орлеане. И никакая сила на свете, кроме смерти, не заставит ее уехать из Бель-Клера, вот так!
      Но если ее план сорвется, она останется ни с чем. Стало быть, ей надо сделать все возможное, чтобы выйти замуж за Стивена.
      Конечно, она уже интересовалась некоторыми местными молодыми людьми, но все они были небогаты – в лучшем случае могли рассчитывать на небольшую ферму или плантацию. К тому же, если она выйдет замуж за одного из них, ей придется жить с его родителями, которые, без сомнения, станут обращаться с ней как с рабыней. Те из мужчин, с которыми ей доводилось общаться, и мысли не допускали о том, что их жены будут самостоятельно принимать какие-то решения. Более того, они хотели, чтобы будущие спутницы жизни слушали их, раскрыв рты, и молились на них, как на святых.
      Короче, Стивен Парди подходил ей во всех отношениях, вот только Клодия никак не могла понять, почему он не проявляет никакой инициативы. Уж как только она не показывала Стивену, что готова принадлежать ему, – он и бровью не вел. Наверное, все из-за того, что у него нет опыта общения с девушками, думала Клодия. Временами ей даже казалось, что он избегает ее общества, но она приписывала это исключительно его робости. Впрочем, когда Анджела оказывалась рядом, он почему-то вел себя совсем иначе – они болтали и смеялись, как старые добрые друзья. Но все скоро переменится. После этого вечера он начнет кружить вокруг нее, как бабочка вокруг цветка.
      Слегка потерев щеки, чтобы они порозовели, Клодия поспешила вниз – туда, где уже начали собираться гости. Лучшим развлечением для Дилайлы Парди служила еда, о чем свидетельствовали ее устрашающие размеры, и когда можно было много и вкусно поесть, женщина бывала счастлива.
      На накрытых белыми льняными скатертями столах стояли блюда с жареной индейкой, рыбой, крабами и дюжиной других деликатесов, а также всевозможные соусы и закуски. Клодия увидела, как жадно ест Дилайла. Она спросила ее, где Стивен, но та лишь что-то промычала, будучи не в состоянии говорить с набитым ртом, и махнула рукой в сторону лужайки.
      Клодия побежала в указанном направлении, потому что не хотела упускать возможности поговорить с предполагаемым женихом наедине, но, заметив его, резко остановилась.
      Стивен действительно стоял на залитой лунным светом лужайке. Но был не один. Он болтал с проклятой Анджелой, и на его лице сияла радостная улыбка, подобная той, какая озаряет лица детей в рождественское утро.
      Подойдя к ним, Клодия не стала скрывать свою ревность.
      – Отлично! – прошипела она. – Хорошо, черт возьми, что Реймонд приедет через неделю, потому что скоро ты, кажется, начнешь бегать за всеми неграми на плантации.
      Анджела покосилась на Стивена – тот явно недоумевал.
      Подбоченившись, Клодия прокричала:
      – Ну что ты на него уставилась, а? Уж Стивена-то ты точно не получишь!
      Не будь здесь их гостя, Анджела сочла бы за лучшее уйти и не связываться с Клодией – девушка ни на секунду не забывала об обещании матери отправить ее в Новый Орлеан, если она еще хоть раз поссорится с названой сестрой. Но как стерпеть унижение при постороннем? Глядя Клодии прямо в глаза, Анджела сухо проговорила:
      – Немедленно извинись, Клодия. Ты отлично знаешь, что говоришь ерунду.
      Встряхнув золотыми кудряшками, Клодия зловеще расхохоталась.
      – И не подумаю! – вскричала она. – Чем еще ты объяснишь, что болтаешься с ним тут в темноте? Вешаешься ему на шею, как девка!
      Анджела едва сдержалась, чтобы не дать Клодии пощечину, но тут, на счастье, Стивен пришел ей на помощь.
      – Ты зашла слишком далеко, Клодия. Ты не имеешь права говорить с Анджелой таким тоном. Мы не делали ничего плохого и не должны давать тебе объяснений, почему находимся тут. Это не твое дело.
      Клодия застонала от злости – она никак не ожидала, что этот увалень вступится за Анджелу.
      Предложив Анджеле руку, Стивен заставил себя улыбнуться и повел девушку в дом.
      Клодия, оцепенев, смотрела им вслед. Она тут же решила, что поговорит со Стивеном позже и объяснит ему, чем вызвана вспышка ее гнева. Солжет, что любит его, а увидев с другой, просто пришла в ярость, потому что лишь в это мгновение поняла, как много он для нее значит.
      Клодия успокаивала себя тем, что все вышло даже лучше, чем она предполагала. Чуть позже, опьянев от шампанского и музыки, Стивен будет повеселее. А Анджела, как обычно, рано уйдет к себе. Клодия была уверена, что еще до рассвета всем будет официально объявлено о ее помолвке со Стивеном Парди.
      – Прости, пожалуйста, Стивен, – проговорила Анджела, желая сгладить возникшую неловкость. – Иногда Клодия говорит вещи, которые ни за что бы не сказала, будь она в другом настроении. Надеюсь, после случившегося ты не будешь плохо думать о ней.
      – Нам обоим известно, что это капризная невыносимая девица, и храни Господь того мужчину, которому придется стать ее мужем. Для меня время, проведенное в Бель-Клере, стало кошмаром. Признаюсь, мама действительно хотела свести меня с Клодией, надеясь, что та переменилась с тех пор, как мы встречались в последний раз. Но, едва увидев ее, я сразу понял, что ничего из этой затеи не выйдет. А жаль, – продолжал он, – что ты помолвлена с Реймондом. Мне кажется, я всегда любил тебя, Анджела.
      – Ах, Стивен, как мило с твоей стороны говорить мне это, – улыбнулась Анджела, дотрагиваясь до его щеки.
      Схватив ее пальцы, он прижал их к своим губам.
      – Знаю, что некоторых вещей не изменишь, но помни: я всегда буду твоим верным другом.
      Лицо Клодии, наблюдавшей за ними из-за угла, скривилось от ненависти.
      Она еще раз дала себе обещание, что найдет способ навсегда отобрать у Анджелы Бель-Клер. Она не позволит Анджеле завладеть тем, что принадлежит ей одной!
      В десять часов гости перешли в бальный зал. Анджела знала, что Гатор уже почти целый час ждет ее под ивой, но никак не могла убежать. Стивен, сторонившийся Клодии, почти не отходил от Анджелы. Она была готова помочь молодому человеку, но именно он мешал ее планам.
      Однако в конце концов у нее появился шанс. Дилайла захотела потанцевать с сыном, и, когда тот стал извиняться, Анджела поспешила сказать:
      – Все в порядке, Стивен. Развлекайся, а я устала и пойду спать. Увидимся за завтраком. – С этими словами девушка побежала прочь, прежде чем он успел ей ответить.
      В вестибюле в эту минуту никого не было, так что, сбежав вниз по лестнице, Анджела сумела выбежать из дома с черного хода.
      Она не знала, что ее видела Клодия.
      Сводная сестра весь вечер следила за ней, поджидая, когда Стивен наконец останется один. Увидев, что Анджела подошла к лестнице, Клодия направилась следом, желая убедиться, что та уходит с бала. Каково же было ее удивление, когда она поняла, что Анджела идет вовсе не к себе в спальню, а к черному ходу! Случись такое в другой раз, она непременно проследила бы за сестрой до конца, но на этот вечер у Клодии были другие планы. Впрочем, она ни на мгновение не усомнилась в том, что Анджела отправилась на свидание. Пообещав себе, что непременно выяснит, с кем путается ее сестрица, Клодия бросилась в бальный зал.
 
      Он ждал ее.
      Едва услышав шаги Анджелы, Бретт вышел из-под ветвей и раскрыл навстречу девушке свои объятия.
      – Господи, как я скучал по тебе, – прошептал он ей на ухо, крепко прижимая к себе.
      Положив руки ему на плечи и привстав на цыпочки, Анджела в темноте пыталась разглядеть его лицо.
      – Дорогой, дорогой мой! – Сердце ее, казалось, вот-вот выскочит из груди. – Я весь день жила в ожидании этого мгновения. – И она жадно впилась в его губы горячим поцелуем.
      Последние три недели они встречались почти каждую ночь. Легкий флирт постепенно перерастал в жаркую страсть, которая все сильнее охватывала их. Ни один из них не задумывался о том, что их ждет, да и вообще они не думали о завтрашнем дне, наслаждаясь каждым чудесным мгновением дня нынешнего.
      Приподняв ветви ивы, Бретт пропустил Анджелу в их укрытие и бережно уложил на землю. Повинуясь инстинкту, его руки быстро обнажили ее грудь, а язык тем временем лихорадочно обследовал ее сладкие губы.
      Из поединка с разумом сердце Бретта вышло победителем, и он уже не задумывался, как прежде, хорошо или плохо поступает. Анджела сказала, что испытывает те же чувства, так что пути назад у них не было. Их тела жаждали перейти последнюю черту, но Бретт решил не торопить событий. Он хотел, чтобы она сама отдалась ему и потом не было горечи или сожалений.
      Прильнув губами к ее соску, он принялся нежно покусывать его, слушая ее тихие стоны. Анджела все крепче прижимала к себе его голову, поглаживая его волосы.
      Бретт лег на нее, и Анджела послушно раздвинула ноги, а он быстро поднял вверх ее юбки, чтобы она ощутила твердость его плоти.
      Анджела стонала все громче. Так вот, оказывается, как это бывает, думала она, вспоминая рассказы Симоны. Разум покидает тело, оставляя место лишь дивным физическим ощущениям, которые постепенно захватывают все существо. Ей казалось, что, если Гатор не войдет в нее немедленно, она умрет.
      С каждым разом они заходили все дальше и дальше, но Анджела все же была в состоянии сопротивляться. Гатор и не пытался уговаривать ее.
      – Я возьму тебя только тогда, когда ты будешь готова, любимая, – хрипло говорил он ей. – Надо, чтобы мы оба захотели.
      Но она уже желала его, ночь за ночью лежа в его объятиях до самого рассвета, слушая его нежные слова.
      Вдруг Анджела почувствовала, как его рука скользнула в ее панталоны. По ее телу пробежала сладостная дрожь. Мгновение-другое – и они уже не остановятся. Будущее, которого она так боялась, стало явью. Но внезапно девушке пришло в голову, что после случившегося она уже не сможет выйти замуж за Реймонда. Она вообще не сможет выйти замуж.
      – Нет, я не могу, – вскричала она. – Отпусти меня!
      Застонав, Бретт резко отодвинулся от нее, а затем, вскочив на ноги, бросился к реке, чтобы охладить горящее лицо и промочить пересохшее горло.
      Анджела полежала еще некоторое время, глотая слезы, потом встала и подошла сзади к Гатору. Обвив его руками, она прошептала:
      – Ты знаешь, что я не меньше твоего хотела этого, но…
      Погладив ее руку, Гатор повернулся, чтобы в свете луны взглянуть на любимое лицо.
      – Знаю, ангел мой. Просто ты должна быть готова к этому не только телом, но и душой. Тебе надо кое-что услышать от меня, ma chere, – горячо проговорил он. – Я люблю тебя. Признаюсь, я не хотел, чтобы это случилось. Я противился любви всеми силами, понимая, что мы с тобой принадлежим к разным мирам. Но… я ничего не смог поделать с собой. Ты даже не представляешь, сколько раз я говорил себе, что не пойду на нашу встречу, но ноги сами несли меня сюда. И теперь мне больно…
      – Но ты не должен огорчаться, Гатор, – вымолвила Анджела. – Мы сможем что-то сделать для того, чтобы быть вместе. Уверена, что сможем. Теперь, когда я знаю, что ты любишь меня, мне ничего не страшно.
      Бретт в отчаянии смотрел на нее, но в глазах Анджелы сияла любовь. Застонав, он рывком прижал ее к себе.
      Внезапно услышав чьи-то голоса, они отскочили друг от друга.
      Сделав Анджеле знак молчать, Бретт осторожно повел ее в тень деревьев. Оттуда они смогли увидеть парочку, которая прогуливалась вдоль берега.
      – Надо же, это Клодия, – удивленно прошептала Анджела. – А с ней наш гость – Стивен Парди.
      Они молча наблюдали за тем, как молодые люди добрели до небольшой скамьи, стоявшей на берегу реки, и уселись на нее.
      Подождав некоторое время, Анджела сказала, что ей пора.
      – Неизвестно, сколько они тут просидят, а я, пожалуй, смогу раньше них добежать до дома и вернуться на бал.
      Бретт все понял. Он не хотел, чтобы она уходила, но и оставаться здесь было для нее опасно.
      – Завтра ночью, – прошептал он, перед тем как впиться на прощание в ее губы горячим поцелуем. – Я покажу, как сильно люблю тебя, мой ангел, и тогда уже ничто не разлучит нас.
      Веря всем сердцем, что они сумеют найти выход из создавшегося положения, Анджела побежала к дому и быстро скрылась в темноте.
 
      Стивен чувствовал себя ужасно. Он не смог вежливо отказать Клодии, которая при родителях и его матери попросила его прогуляться с ней к реке. Она ни слова не сказала о недавнем неприятном эпизоде и болтала о каких-то пустяках. Но Стивен злился все больше и больше. Ему не нравилось оставаться с ней наедине. Молодые люди не должны гулять вдвоем по ночам, если они не помолвлены, и он начал подозревать, что она что-то задумала. Стивен чувствовал себя, как муха, попавшая в паутину.
      А Клодия тем временем говорила о том, что его семье не стоило уезжать из Луизианы, потому что ему, без сомнения, больше нравилось жить здесь, а не в Атланте.
      – Я совсем не люблю большие города, – солгала она. – Даже Новый Орлеан. Конечно, я с радостью хожу в оперу и на концерты, даже в магазины, но мне по душе покой и тишина нашей плантации. Ты веришь мне, Стивен?
      С трудом сглотнув, Стивен расслабил воротник, который вдруг стал тесен ему.
      – Ну да, – пробормотал он, – только, пожалуй, уже слишком поздно, и нам надо возвращаться.
      Стивен хотел было встать со скамейки, но Клодия, ухватив за рукав, потянула его назад. В ее голосе внезапно зазвучали нотки отчаяния.
      – Я попросила тебя прогуляться со мной, Стивен, для того чтобы мы могли поговорить. Ведь мы же почти не разговаривали…
      – Да ты только и делала, что болтала! – огрызнулся Стивен. Собственная грубость была противна ему, но он уже стал нервничать и ничего не мог с собой поделать.
      – Только не о важных вещах, – возразила Клодия. – Мы не говорили о нас, вот что.
      Стивен снова сглотнул – на сей раз у него появилось ощущение, что в его горле застрял огромный ком, мешающий дышать.
      – Что… что ты хочешь этим сказать? – наконец спросил он.
      Захихикав, Клодия придвинулась ближе.
      – Как это что? – невинным голосом переспросила она. – Да о нас все говорят. И не прикидывайся, что ты ничего не заметил.
      – Да нет… Ничего… – Стивен попытался отодвинуться, но Клодия не выпускала его руки.
      – Ладно тебе притворяться. – Она опять хихикнула. – Все только и ждут, когда мы объявим о помолвке… Давай завтра утром обо всем сообщим нашим родителям. Вы уезжаете через неделю. Времени мало, но если поторопиться, мы…
      – Нет! – взревел Стивен и, отдернув руку, вскочил со скамьи. – Нет, Клодия! Мы никогда не поженимся! Ну с чего тебе в голову пришла такая нелепая мысль?
      – Нелепая? – переспросила девушка. Лицо ее застыло, словно в него плеснули ледяной воды. Она медленно поднялась. – Как же! Да ты, Стивен Парди, заявился сюда со своей мамашей только для того, чтобы подыскать себе невесту: видать, в Джорджии не слишком-то много претенденток на твою руку!
      Стивену подумалось, что на самом деле все обстояло иначе. Просто богатые невесты искали женихов под стать себе. Впрочем, он не собирался ничего объяснять Клодии.
      – Знаешь, это все тебя не касается, – заметил он. – И если бы даже мне пришла в голову мысль ухаживать за тобой, я бы изменил свое решение, увидев перед собой ту же несносную и капризную девчонку, какой ты была, когда я видел тебя в последний раз. А теперь, пожалуй, я пойду домой, – продолжил Стивен. – И поскольку я воспитан джентльменом, то согласен забыть о нашем разговоре.
      – Будь ты проклят! – завизжала Клодия. В ее глазах загорелся дикий огонь.
      Стивен медленно отвернулся.
      – Все дело в Анджеле, не так ли? – кричала она. – Ты слишком слеп, чтобы понять, какие выгоды тебе сулит женитьба на мне, потому что ты околдован этой тварью! Поди, каждую ночь проводил в ее спальне, а? Не сомневаюсь, что вы там совокуплялись, как животные! Поэтому ты и торопишься вернуться в дом, чтобы поскорее пробраться к ней в постель!
      – Довольно, Клодия! – Стивен был в ужасе, потому что девушка в одно мгновение переменилась, превратившись в настоящую фурию, перед которой он испытывал невольный страх. Он даже попятился. – Ты сошла с ума. Говорить такое о собственной сестре и обо мне может только безумец. Мы с мамой завтра же уедем из вашего дома. Я ни минуты больше не останусь с тобой наедине. – С этими словами Стивен бросился бежать.
      Клодия злобно смотрела ему вслед.
      – Что ж, – пробормотала она, – не вышло. Да мне и не хотелось выходить замуж за такого урода, как ты. Может, конечно, я что-то сделала не так, но за мою неудачу расплатится сестрица.

      Анджела приняла решение. Гатор поклялся ей в любви, а в своих чувствах она не сомневалась. Значит, им удастся найти выход и они смогут быть вместе до конца своих дней. Теперь о браке с Реймондом не могло быть и речи. Девушке и в голову не приходило, что она будет относиться к какому-нибудь мужчине так же, как к этому каджуну. Теперь, после прошедшей ночи, все изменилось. Рано или поздно ее родители смирятся с этим, а до тех пор ей придется пожить с ним в поселке. Они вместе встретят будущее.
      Было раннее субботнее утро. В доме, кажется, все еще спали – не было слышно ни звука. Едва первые лучи солнца осветили небо, Анджела вышла из своей комнаты и направилась на веранду. Усевшись в кресло, она устремила взгляд в сторону Бау-Перо. Девушка знала, что он там – по выходным на плантациях ее отца не работали. Впрочем, сейчас она пожалела об этом – находись Гатор на поле, она смогла бы сходить туда и хоть украдкой посмотреть на него. До ночи, когда можно будет броситься в его объятия, казалось, оставалась еще целая вечность.
      Услышав доносившиеся из-за угла дома возбужденные голоса, девушка едва не подскочила. Поднявшись на ноги, она осторожно выглянула и увидела Дилайлу и Стивена.
      Не желая вмешиваться, Анджела повернулась, чтобы уйти, но, услышав, что в разговоре упоминается имя Клодии, не смогла совладать со своим любопытством и задержалась.
      – Мама, я не могу, понимаешь! – горячо говорил Стивен. – Она просто преследует меня. Везде! Я не знаю, как отвязаться от нее. А вчера ночью она меня просто доконала – хотела скомпрометировать, не иначе! Вдруг Клодия скажет отцу, что я пытался ее соблазнить?! Да он просто пристрелит меня, хотя, честно говоря, я предпочел бы умереть, чем жениться на Клодии Синклер.
      – Мне все же кажется, что ты преувеличиваешь, мой дорогой, – пыталась успокоить сына Дилайла. – Клодия любит тебя, бедняжка. Ты уверен, что ничем не обнадежил ее?
      – Мама, я сказал: мы должны уехать. Сегодня же.
      – Об этом не может быть и речи. Что подумают Твайла с Элтоном? Да у них каждый день расписан на всю следующую неделю! И если мы вдруг объявим, что уезжаем сейчас, они поймут – что-то неладно. Нет, мы не имеем права так поступить. – Она немного подумала, а затем решительно повторила: – Нет, сынок, мы не уедем раньше следующей пятницы.
      – Что ж, в таком случае я уеду один, – заявил Стивен. – Ты не заставишь меня остаться, и мне плевать, что об этом подумают другие. Уеду в Новый Орлеан и остановлюсь в отеле. Я там дождусь тебя, мама.
      – Боже мой! – вскричала Дилайла. – Так не годится! Давай что-нибудь придумаем, сынок. Ты так неожиданно разбудил меня – я все никак не приду в себя. Конечно, я найду выход, а ты обещай мне, что не наделаешь глупостей. Слышишь?
      Голос Дилайлы становился тише и тише – Анджела увидела, что мать и сын вошли в дом. «Что же могло случиться прошлой ночью?» – спрашивала она себя.
      Резко повернувшись, девушка направилась было в свою комнату, как вдруг увидела Клодию, которая подглядывала за ней, прячась за цветами. «Интересно, как давно она тут?» – подумала Анджела.
      Заметив, что сестра увидела ее, Клодия показала Анджеле язык и юркнула в дом.
      Умывшись и приведя себя в порядок, Анджела спустилась вниз. Родители и Дилайла уже были в гостиной и о чем-то возбужденно беседовали.
      – Анджела, дорогая, заходи! – весело позвала ее мать. – Дилайле пришла в голову замечательная мысль. Мы на неделю отправляемся в плавание на пароходе. Чудесно, не так ли?
      Заморгав от растерянности, Анджела помотала головой, надеясь, что чего-то недопоняла. Но потом, вспомнив утренний спор Дилайлы с сыном, она быстро проговорила:
      – Не пойму, как же это у нас получится. Ведь вся следующая неделя расписана у тебя по часам, мамочка.
      – Я об этом уже подумала, – рассмеялась Дилайла. – Всем, кому следует, мы разошлем приглашения присоединиться к нам на пароходе. Твой отец отправил гонца в Новый Орлеан – тот позаботится, чтобы никто не был забыт. Мы подумали, что всем не помешает проветриться немного на речном ветерке, ведь стоит такая жара. Ты согласен со мной, Стивен?
      Стивен, смотревший до этого в окно, медленно оглянулся и уныло произнес:
      – Да, мама. Я с нетерпением жду поездки.
      Теперь Анджела понимала, в чем дело. Итак, это и был компромисс, о котором говорила Дилайла. Мать Стивена не прервала их визита в Бель-Клер, но все же они покинут поместье, а на пароходе Клодии не удастся уж слишком донимать Стивена. Что ж, мысль неплохая, но Анджела не могла сейчас уехать от Гатора!
      – Замечательная идея, – промолвила девушка, – но, если вы не возражаете, я, пожалуй, никуда не поеду. Мне не нравятся речные путешествия и…
      – Конечно, возражаем! – с отчаянием в голосе вскричал Стивен. – Боже мой, да все мы против того, чтобы ты оставалась в Бель-Клере! Ах, Анджела, без тебя мы просто со скуки умрем.
      – Он прав, – вмешалась Твайла. – Мы ни за что не оставим в доме тебя или Клодию.
      Услышав это, Стивен нахмурился и опять принялся разглядывать что-то в окне.
      Погруженный в чтение газеты, Элтон не замечал, какая буря страстей разгорается вокруг него. В заметке сообщалось, что мистер Линкольн и мистер Дуглас собирались вступить в дебаты, а Элтон интересовался всем, что касалось мистера Линкольна. Этот человек выступал против рабства, а его оппонент, конечно же, не защищал рабство, но высказывался в том духе, что американцы должны иметь право выбора. И Элтон, черт побери, придерживался того же мнения.
      Обратив наконец внимание на мужа, Твайла недовольно воскликнула:
      – Дорогой, ради Бога! Неужели газета не может подождать? Ты не забыл, что у нас гости?
      Едва сдержав улыбку, Элтон отложил газету в сторону и подумал о том, что ждет не дождется, когда гости наконец уедут. Бесконечная болтовня Дилайлы и ее обжорство действовали ему на нервы. Правда, Твайла уверяла его, что уже слышит свадебные колокола, которые зазвучат на венчании Клодии и Стивена, но Элтон надеялся, что она ошибается. Спаси их Господь от частых визитов этой женщины! Никакой, даже самый богатый, урожай не спасет его от разорения, если ему придется постоянно кормить эту обжору – она объест и разорит кого угодно.
      Тут в комнату, едва переводя дух, ворвалась Клодия. Она сразу поняла, что здесь происходит нечто интересное.
      – Наверное, я все самое важное пропустила? – закричала она, направляясь к Стивену, чтобы встать поближе к нему. – Что случилось?
      Твайла коротко пересказала Клодии предшествующий разговор, и той ничего не оставалось, как выдавить из себя улыбку.
      – Какая чудесная мысль, – кисло проговорила она, поглядев на Анджелу. – И кто же это придумал?
      «Нечего на меня таращиться!» – подумала Анджела, но не сказала ни слова. Ей ничуть не хотелось отправляться в недельное путешествие по реке. Она даже не сможет предупредить Гатора!
      Мать девушек заявила, что всем надо немедленно взяться за сборы, если они хотят выехать в Новый Орлеан сразу после ленча. Анджела едва не плакала. Выйдя на веранду, она принялась раздумывать о том, как сообщить об отъезде Гатору.
      – Надеюсь, ты поможешь мне, – услышала она за спиной голос Стивена, поспешившего присоединиться к ней. Он в нескольких словах рассказал о том, что произошло прошлой ночью. – Теперь ты понимаешь? У меня нет иного выхода. Я не могу рисковать, а она сделает все возможное, чтобы скомпрометировать меня. На пароходе ей такого шанса не представится, если только ты будешь со мной всякий раз, когда мне придется покидать каюту.
      И Анджела согласилась. Девушка подумала, что не стоит еще и Стивену страдать, а Гатор… наверняка поймет, когда она ему все объяснит.
 
      Неделя тянулась ужасно медленно.
      Как только Клодия поняла, что замыслил Стивен, она пришла в ярость и просидела в своей каюте почти все путешествие. Сначала Твайла решила, что приемная дочь заболела, но потом догадалась: Клодия просто дуется на кого-то; и женщина предпочла оставить ее в покое.
      Наконец плавание подошло к концу. Стивен с матерью распрощались и уехали. Дрожа от нетерпения, Анджела ждала возвращения в Бель-Клер.
      Клодия сразу заметила ее нервозность и принялась раздумывать над поведением Анджелы. Несмотря на ревность, ей и в голову не приходило, что Анджела могла завести роман со Стивеном. Она вспомнила, с каким видом сидела девушка на веранде в прошлую субботу. Она так мечтательно смотрела вдаль. С чего бы это? Анджела явно не скучала и по Реймонду. Она даже не вспомнила о нем ни разу за всю поездку. Стало быть, ее волнует что-то другое. Или кто-то другой…
      И тут Клодия припомнила, что Анджела недавно убегала из дома ночью. Тогда она подумала, что та, возможно, бежала на свидание со Стивеном, но ведь Клодия сама ни на секунду не отходила от него. Значит, Анджела встречалась с кем-то другим. Но если не с Реймондом и не со Стивеном, то с кем же?
      Глядя на сестру, которая от нетерпения ерзала на сиденье коляски, Клодия пообещала себе непременно все выяснить в ближайшее же время.
      Черное небо то и дело озарялось вспышками молний, грохотал гром.
      Стоя у дверей веранды, Анджела думала о том, что дождь может пойти в любую минуту – последние дни были очень жаркими даже для Луизианы. Все говорило о том, что вот-вот начнутся знаменитые луизианские ливни. Конечно, девушке не хотелось совершать прогулки к старой иве в непогоду, но ничто не могло удержать ее. Если Гатора там не будет, она огорчится, но не удивится. В конце концов он же не знал, почему она не показывалась целую неделю, и вполне мог разозлиться. Но пусть даже так, подумала Анджела, сжимая кулаки, она пойдет на плантацию и объяснит ему, в чем дело.
      Отец был слишком занят и не смог поехать с ними в путешествие, так что теперь он заперся с Твайлой в своей комнате, чтобы обсудить накопившиеся за неделю дела. Клодия заявила, что устала и хочет прилечь. Прошел час. Анджела не могла больше ждать.
      Выйдя на веранду, девушка осторожно закрыла за собой двери. Непогода разыгралась не на шутку: ветер рвал ее платье и волосы, небо побелело, но она будто ничего не замечала. Спускаться по решетке было опасно, однако лишь этим путем Анджела могла ускользнуть из дома незамеченной. Мысли о Гаторе и об их любви придавали ей смелости. Добравшись до земли, девушка подобрала юбки и что есть духу припустилась к реке.
      Но у ивы никого не было.
      Анджела сказала себе, что это сущая нелепость – надеяться встретить его здесь в такой неподходящий момент. Деревья гнулись под порывами ветра, по реке с ревом катились высокие коричневые волны. Ждать долее было опасно, и Анджеле не оставалось ничего другого, как вернуться домой.
      И тут она услышала крик.
      Его голос перекрывал вой ветра. Дрожа всем телом, девушка повернулась и увидела, что Гатор бежит к ней по тропе. Она бросилась ему навстречу.
      – Господи, мне не верится, что ты все-таки пришла! – прокричал он, осыпая ее лицо поцелуями. – Я каждую ночь был здесь, ждал, молил Господа, чтобы он дал мне возможность увидеться с тобой еще хоть раз! Под конец уж и не надеялся, что ты придешь…
      Анджела стала рассказывать ему, что произошло, и не успела она закончить, как он рассмеялся и закружил ее в воздухе. Гатор признался, что обвинял во всем себя – ведь она могла испугаться того, что было между ними.
      – Ах нет, – прошептала Анджела, взяв его лицо в свои ладони и глядя ему прямо в глаза. – Я все время думала лишь о тебе. Дни и ночи напролет.
      – Мы не можем оставаться здесь, – проговорил молодой человек, продолжая держать девушку на руках.
      Небо опять озарилось вспышкой яркой молнии. Прижимая Анджелу к себе, Гатор побежал к зданию сахарного завода.
      Внутри было тепло и сухо. Гатор нашел где-то кучу циновок, аккуратно расправил их, а затем бережно уложил на них девушку.
      – Господи, Анджела, как я люблю тебя, – прошептал он. – Я все время говорил себе, что ты не могла солгать и испытываешь те же чувства, что и я.
      – Да, дорогой, так и есть. – Положив руку ему на затылок, она приблизила к себе его лицо. – Поверь мне, я тоже тебя люблю.
      – Никогда не лги мне! – вдруг резко сказал он. – И лучше скажи сразу, если решила просто позабавиться со мной.
      – Ничего не бойся, любимый. Да, я хочу позабавиться, но только пусть это будет сегодня, и завтра, и всегда… Я хочу всю жизнь быть с тобой, – горячо говорила Анджела.
      – Мы что-нибудь придумаем, – прошептал Бретт, прежде чем накрыть ее рот своими губами. – А теперь, – оторвавшись на мгновение, проговорил он, – я хочу тебя.
      Страсть кипела в девушке, как вода в бурной Миссисипи, ее уже нельзя было унять – она вырвалась на свободу.
      Руки Бретта лихорадочно срывали с нее одежду, ласкали ее нежные груди, гладили бархатное тело.
      Она стонала, кричала, прижимала его к себе, потеряв стыд, забыв обо всем на свете, кроме желания отдаться Гатору.
      Тут Бретт перекатился на спину, увлекая ее за собой.
      – Не хочу причинить тебе боль, – прошептал он.
      Анджела даже не поняла, что он хочет сделать, но тут Гатор осторожно опустил ее на свою восставшую плоть.
      Она сдержала крик, хотя ей было больно. Во всех рассказах Симоны ни слова не говорилось о том, что ей придется испытать боль.
      Тем временем Гатор опять уложил ее на спину, приговаривая:
      – Теперь все хорошо, любимая. Боли уже не будет.
      Они понеслись на волнах страсти, и, когда наслаждение достигло апогея, Анджеле показалось, что все это происходит с кем-то другим. Она и не предполагала, что любовь может подарить ей такое блаженство…
      Когда все было кончено, они некоторое время лежали, прижавшись друг к другу, не в силах шевельнуться.
      Сознание постепенно возвращалось к Анджеле. Господи, что она наделала? А если он не любит ее и лишь удовлетворяет свою грубую мужскую потребность?
      Почувствовав ее напряжение, Бретт ласково спросил:
      – Ты жалеешь? – Его руки нежно ласкали ее плечи.
      Закусив губу, она кивнула, хотя в темноте он и не увидел этого. Порыв страсти утих, и теперь обоим опять вспомнилось, что они принадлежат к разным мирам.
      Бретту теперь тоже лезли в голову невеселые мысли. «Может, ей на меня наплевать? Может, она просто решила развлечься перед замужеством?» – спрашивал он себя. Он никак не мог отделаться от грустных воспоминаний о своем прошлом, о том, как поступила с ним дочка другого богатого плантатора.
      – Хватит ли у нас сил? – едва слышным голосом проговорила Анджела. – Я думаю, хватит ли у нас сил преодолеть все препятствия, чтобы оказаться в одном, лишь нам принадлежащем, мире?
      – Конечно, если только захотим. – Приподнявшись на локте, он попытался заглянуть ей в глаза. – Мы же не можем все время прятаться, как сейчас. Если поймают, нам несдобровать.
      Анджелу внезапно охватила паника. Вдруг их секрет и в самом деле раскроют? Сможет ли Гатор пойти к ее отцу и потребовать ее руки? А вдруг он просто спрячется в своей деревне и забудет о ее существовании? Этой ночью она все поставила на карту, и теперь последствия ее поступка рисовались ей в самых мрачных тонах.
      Анджела решила, что сейчас ей необходимо побыть одной и как следует все обдумать. Вскочив на ноги, она принялась шарить вокруг в поисках разбросанной одежды.
      Бретт не двинулся с места, чтобы остановить ее. Анджела должна сама во всем разобраться, если сомневается в правильности своего решения. А еще ему предстояло объяснить ей, почему он намерен остаться после сезона сбора урожая, хотя прежде собирался уехать из Бель-Клера. Он не станет принуждать Анджелу, но, если девушка захочет, то непременно возьмет ее с собой, если все же соберется в будущем оставить насиженное место. Одно Бретт знал твердо: Анджела должна захотеть этого сама.
      Тем временем девушка оделась и направилась к дверям. Бретт, не шелохнувшись, лежал на циновках.
      – Я, пожалуй, пойду, – запинаясь, проронила Анджела. – Кажется, пока дождя нет, так что я сумею добежать до дома.
      Бретт вскочил и в одно мгновение оказался рядом с ней, его сильные руки крепко обняли ее. Прижав головку девушки к своей груди, он прошептал:
      – Завтра я буду ждать тебя под ивой.
      Подняв лицо, Анджела поцеловала его в губы, а затем шагнула во тьму.
      Растерянная, брела она к дому, почти не чувствуя, как капли дождя леденят ее кожу. Чего Гатор не договаривал? Что за мрачная тайна заставляла его скрывать настоящее имя? Может, у него где-то есть жена? Или любовница, о которой никто ничего не знает? Как глупо было обсуждать с ним фантастические планы, вместо того чтобы просто подумать о том, как поскорее убраться из Бель-Клера! Хотя… если Гатор любит ее так же сильно, как и она его, то он тоже должен думать о будущем…
      Вопросы, вопросы… Чем больше Анджела думала, тем сильнее сомневалась. Единственное, в чем она была уверена, так это в завтрашней ночи. В каждой ночи, которую они смогут провести вместе. А там, глядишь, все сложности разрешатся сами собой.
      Девушка понимала, что еще очень молода и во многом наивна, но все же любила Гатора всем сердцем и надеялась, что он отвечает ей взаимностью.
 
      Бретт тоже спрашивал себя, не совершил ли он ошибки. Фатальной ошибки. Может, ему дольше стоило сдерживать свои чувства? Ведь Анджела была еще сущим ребенком, и он не знал, чего она ждет от него. Глядя ей вслед, когда она бежала к дому, он ощущал, как по его спине ползет холодок.
      Она была напугана.
      Да, можно не сомневаться: он напугал ее.
      Бретт лишь надеялся, что, обдумав все как следует и разобравшись в своих чувствах, Анджела поймет: она поступила правильно. Наверняка ее родители ничего не заметят.
      Молодой человек решил, что завтра непременно спросит ее, любит ли она его настолько, чтобы уйти с ним, когда он расплатится с долгами.

* * *

      Клодия вся вымокла, но не от дождя, потому что он начался гораздо позже, а от холодного пота, который ручьями стекал по телу. Подглядывая за тем, с какой страстью Анджела и Бретт занимаются любовью, она чувствовала, что и ее охватывает возбуждение.
      Ей удалось проникнуть в помещение завода через заднюю дверь, и она стояла всего в каких-нибудь двадцати футах от них. Клодия узнала мужчину. Тот самый каджун. Он весьма красив. Однажды, совершая верховую прогулку, она увидела его и остановилась, чтобы поболтать. Прежде она уже заводила отношения с несколькими белыми работниками и была не прочь найти себе нового любовника. Но он говорил с ней таким ледяным тоном, что она почувствовала себя уязвленной. И теперь, глядя на то, как он удовлетворяет Анджелу, Клодия тряслась от гнева. Она, стало быть, недостаточно хороша для него, а вот ее ненавистная сестрица почему-то ему подходит. Опять Анджела увела у нее мужчину!
      Лишь когда они оба ушли из здания, Клодия начала хохотать и смеялась так сильно, что бока заболели.
      Ах как глупо поступила Анджела! Как глупо! Попалась прямо ей в руки! Как только Реймонд узнает, что она, как дешевая шлюха, улеглась с каким-то паршивым работником, то тут же откажется жениться на ней! Вот тогда он и достанется Клодии!
      Решив, что сначала надо обо всем доложить родителям, Клодия выбежала под дождь. Как только Твайла узнает подробности, дело закрутится само собой.

      Твайла в ужасе уставилась на Клодию: ей не верилось, что приемная дочь говорит правду.
      Она знала, что Клодия нередко преувеличивает, когда разговор заходит об Анджеле, – такая привычка укоренилась у нее еще с самого детства. Но это… Похоже, Клодия превзошла саму себя, и Твайла решила, что скажет ей все, что думает по этому поводу.
      – Дорогая, я понимаю: ты огорчена тем, что Стивен не сделал тебе предложения. Но Анджела не имеет к этому никакого отношения. Он же знал, что Анджела помолвлена – знал еще до приезда в Бель-Клер. Кажется, он заинтересовался тобой и…
      Клодия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Они были в комнате Твайлы, а сама Твайла полулежала на кровати, попивая утренний кофе. Клодия глаз за ночь не сомкнула, изнывая от желания поскорее рассказать приемной матери о падении ее родной дочери.
      – При чем тут Стивен! – закричала она. – Я как дура пытаюсь рассказать вам все, что видела, а вы приплетаете какого-то Стивена!
      – Нет, дорогая, я тебя слушаю. – Твайла старалась сдержать дрожь. – Я просто молю Господа, чтобы это было неправдой, чтобы, подумав как следует, ты поняла, что видела нечто совсем другое, или кого-то другого, а не Анджелу…
      – Да сходите в ее комнату, – перебила Твайлу Клодия. – Уверена, что вы найдете там мокрые вещи, потому что дождь лил все время, пока она шла к дому. Я не ошибаюсь, я была совсем рядом. Моя одежда, кстати, тоже совсем вымокла. Нет, там точно была она. Боже мой, мамочка… – Клодия демонстративно заломила руки и закатила глаза, изображая отвращение. – …Мне приходилось видеть, как это делают животные, поэтому я поняла, чем они занимаются с этим грязным каджуном. Каждый раз при вспышке молнии я могла разглядеть все подробности. Она голая лежала под ним, обхватив его ногами, а он качался над нею и рычал… – Клодия сделала вид, что дрожит от омерзения. – Да, мамочка, я все это видела, и это было так… гадко. Гадко! Мне стало противно, и я хотела тут же убежать, но не могла этого сделать, опасаясь, что они увидят меня. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, на какие пакости мне довелось смотреть. Всю ночь я пыталась успокоиться, говоря себе, что просто обязана рассказать вам обо всем. – Клодия была довольна своей речью. В конце ей даже удалось выдавить несколько слезинок.
      Отбросив одеяло в сторону, Твайла резко села в постели и схватила Клодию за руки.
      – Ох, бедняжка, – прошептала она, сдерживая рыдания, которые готовы были вырваться из ее груди. – Ты должна была сразу же прийти ко мне. Да-да! Сразу же – как только увидела, что она уходит из дому. Представляю, что тебе пришлось пережить… – Прижав девушку к себе, Твайла принялась лихорадочно размышлять о том, как следует поступить.
      Когда Клодия сделала вид, что успокоилась, Твайла погладила ее по голове и, отстранившись, спросила:
      – А как по-твоему, Анджела в первый раз занималась… этим?
      Покачав головой, Клодия быстро проговорила:
      – Да нет, конечно! Думаю, она все время встречается с ним. Разве вы не помните, что до нашего речного путешествия Анджела каждый вечер извинялась и уходила из гостиной, делая вид, что у нее болит голова?
      Твайла кивнула. Тогда ей не пришло в голову, что в поведении дочери было что-то особенное, но теперь стало казаться, что Анджела и впрямь держалась как-то странно.
      – Еще я видела, как она убежала с бала накануне нашего отъезда, – продолжала Клодия. Припомнив сцену со Стивеном, девушка на мгновение помрачнела, но затем снова заговорила с энтузиазмом: – Думаю, она и в ту ночь с ним встречалась. Кажется, ее тогда не было очень долго. К тому же, судя по их поведению, можно подумать, что они давно близки. – Клодия усмехнулась.
      – А ты бы смогла узнать этого человека? На плантации работает так много каджунов.
      Клодия решила не упускать случая и отомстить Гатору за то, что он так пренебрежительно повел себя с ней.
      – Конечно, мамочка. Как-то раз я ехала верхом вдоль наших полей и… – Она сделала вид, что не в силах продолжать.
      – Надеюсь, он не пытался дотронуться до тебя? – испуганно перебила ее Твайла.
      – Нет. Но он такпосмотрел на меня, а потом сказал что-то другому работнику. Я не расслышала, что именно, но, конечно же, это была какая-нибудь пошлость, потому что они оба гадко засмеялись.
      – Ты должна была обо всем рассказать отцу, – заметила Твайла.
      – Для чего? Чтобы пошли разговоры? Чтобы над ним смеялись? Или, еще хуже, надо мной? Этот тип сказал бы, что ничего не делал и не говорил. Во всяком случае, я знаю, кто это такой.
      – И даже знаешь его имя? – нетерпеливо спросила Твайла. – Скажи мне!
      – Нет, настоящее его имя мне неизвестно. Каджуны называют его Гатором, потому что когда-то давно он сразился с аллигатором. Я слышала, его отец тоже работает у нас – надсмотрщиком на хлопковых полях. Кажется, отца зовут Лео.
      Твайла вздохнула. Она знала об этом Лео, потому что Элтон не раз делился с ней своими опасениями: он подозревал, что Лео жестоко обращается с рабами. Что ж, неудивительно, что у такого отца и сынок непутевый.
      – А теперь слушай меня, – приказала Твайла, взяв Клодию за плечи и глядя ей прямо в глаза. – Ты никому ни слова не скажешь о том, что видела. Поняла?
      Клодия все еще продолжала прикидываться, что страшно смущена.
      – Я ведь тоже не хочу, мамочка, чтобы эта история получила огласку. Если правда выплывет наружу, ни один мужчина из порядочной семьи не захочет посвататься ко мне. Ой, а как же Реймонд? – Клодия сделала вид, что лишь сейчас вспомнила о женихе сестры. – Вдруг он что-нибудь узнает?
      – Нет, не узнает, – возразила Твайла. – И не только он: никто ничего не узнает. Уж я позабочусь об этом. А теперь ступай и веди себя так, словно ничего не случилось. И послушай, Клодия. – Глаза Твайлы сузились. – Меня не волнует, как ты относишься к сестре, но не смей и виду подать, что ты видела ее с мужчиной. Поняла? Обещай мне, что будешь молчать.
      Не задумываясь, Клодия в очередной раз солгала:
      – Поверьте мне, мама, я больше вас хотела бы, чтобы никто ничего не узнал. – Она закрыла глаза, притворяясь, что пытается прогнать от себя неприятные воспоминания. – Конечно, я вам обещаю. Но что вы хотите делать?
      Твайла встала с кровати и подтолкнула ее к двери.
      – Позволь мне обо всем позаботиться, а сама веди себя как ни в чем не бывало.
      Оставшись одна, Твайла заметалась по комнате. Ну почему? Господи, почему Анджела сделала это? Как могла она так низко пасть, как могла совершить этот грех – всего за несколько месяцев до венчания?
      «Думай! – говорила себе женщина. – Ты не привыкла пасовать перед чем бы то ни было. Придумай же, как поступить, чтобы избежать скандала. А вдруг Анджела вообразила, что любит этого каджуна и хочет убежать с ним? Нет, этому надо немедленно положить конец».
      Как обычно, Элтон отправился на утренний объезд плантации и должен был вернуться к ленчу. Твайла велела Кезии сказать хозяину, как только он приедет домой, что она ждет его в своих покоях, а сама решила не выходить из комнаты, чтобы не встретиться ненароком с дочерью. Она не хотела видеть Анджелу до того, как они примут решение. Но Твайлу уже обуяла ярость! Девчонка всегда была себе на уме и упряма, а Элтон защищал ее, уверяя, что та просто независима и самолюбива. И вот к чему привело его попустительство.
      Отложить дату свадьбы невозможно – Твайла понимала это. Но, с другой стороны, Анджела просто не может выйти замуж сейчас. Нужно сделать что-то, чтобы усмирить ее неуемный нрав. Иначе она, того и гляди, станет неверной женой, и тогда пойдут сплетни, а значит, доброе имя Синклеров будет запятнано.
      Тяжело вздохнув, Твайла пришла к выводу, что единственный разумный выход – отослать дочь в какую-нибудь английскую школу для девушек, где царят строгие порядки. Богатые семейства часто отправляли своих детей за границу, и, если кто-то и приподнимет недоуменно брови, не понимая, почему Твайла откладывает свадьбу дочери, она всегда сумеет объяснить, что хотела дать Анджеле настоящее образование перед замужеством. Ведь девочке, в конце концов, всего-то шестнадцать. И Реймонду с образованной женой будет лучше.
      Но сначала надо поговорить с мужем. Как раз в это мгновение Твайла услышала за дверью знакомые шаги.
      Элтон бледнел с каждым ее словом. Когда Твайла закончила, он качнулся на стуле и хрипло прошептал:
      – Я не верю ни единому слову Клодии. Она лжет.
      – Я тоже думала, что она может преувеличить, – призналась женщина, – но теперь верю, что каждое ее слово – правда. Бедняжка была так расстроена! Увидеть сестру… – Покачав головой, она тяжело вздохнула.
      Ужас Элтона постепенно уходил, уступая место безумному гневу. Его зубы заскрежетали, а руки с такой силой вцепились в подлокотники, что костяшки пальцев побелели.
      Тогда Твайла выложила ему свой план.
      – Я еще не разговаривала с ней сегодня, – сказала она, – и Анджела не знает, что их видели. Я ничего не стала предпринимать, не поговорив сначала с тобой. Нам надо быть осторожными, – продолжала она, опять начав ходить взад и вперед по комнате. – Во-первых, если они воображают, что влюблены, мы должны скомпрометировать каждого в глазах другого, чтобы они больше не искали встреч. Да, мы должны добиться того, чтобы эти двое стали презирать друг друга. – Твайла потрясла в воздухе кулаком.
      Элтон медленно кивнул головой. Этот человек посмел надругаться над его любимой дочерью… Кулаки Элтона сжались до боли. Господи, да он был в состоянии задушить мерзавца голыми руками!
      – А тебе известно, кто это? – спросил Элтон у жены.
      – Клодия сказала, что его отец работает надсмотрщиком. Отца зовут Лео.
      – Лео?! – вскричал Элтон. – Черт! Сколько раз собирался избавиться от него! Да я… – Элтон вскочил со стула и уже готов был выбежать из комнаты, но Твайла остановила мужа, упав перед ним на колени. Взяв его за руки, она напомнила о своем плане.
      – Мы не должны совершать опрометчивых поступков, Элтон. Выслушай меня. Пусть этот человек узнает, что Анджела пришла домой в слезах и заявила, будто он изнасиловал ее.
      Элтон в ужасе посмотрел на нее, но Твайла выдержала его взгляд.
      – Если это так, – прохрипел Элтон, – то я убью негодяя…
      – Да нет же, он никого не насиловал, – успокоила его Твайла, – но лучше бы он сделал это. Мне было бы легче осознавать, что она совершила ужасный проступок не по своей воле. Ты должен сказать Лео, что его сын изнасиловал нашу дочь, и тогда этот Гатор возненавидит ее за ложь. Ты понимаешь, чего я добиваюсь?
      Элтон в отчаянии кивнул.
      – Я со своей стороны сделаю все, чтобы Анджела думала, что она – всего лишь одна из многих его любовниц. Она услышит новость от… – женщина задумалась, – …от одной из своих подружек. Кажется, их зовут Симона и Эмили. Уж я сумею заставить их сказать ей именно то, что надо.
      – Иди к Симоне, – посоветовал ей Элтон. – Она замужем. Я пообещал дать премию ее мужу, чтобы они смогли переехать в дом побольше. Скажи ей, что если она не поможет нам, то им придется уехать из Бель-Клера без денег. А эту чертову решетку я сорву своими собственными руками, – добавил Элтон, резко выпрямляясь.
      Но Твайла стала удерживать мужа:
      – Нет, ты этого не сделаешь. Анджела ничего не должна знать, пока мы не избавимся от этого человека. Разве ты не понимаешь? Пусть идет на свидание с ним и ждет его. Пусть несколько раз сходит зря, а уж потом мы скажем ей, что заметили, как она убегает из дома. Мы сделаем вид, что больше нам ничего не известно. Она к тому времени будет так огорчена рассказом девчонок, что не станет противиться отъезду в Европу. А уж когда Анджела вернется, то превратится в очаровательную леди, которая станет хорошей женой для Реймонда.
      Позже Элтон удивится, почему у него даже не возникло сомнений в правильности их плана. Он, не задумываясь, согласился отослать любимую дочь, полагая, что иного выхода нет.
      – Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы этого типа больше не было в Бель-Клере, и ты тоже сделай все возможное: пусть Анджела не заподозрит, что мы задумали разлучить их.

* * *

      Мастер Синклер хочет видеть его! Лео Коди бегом бросился в контору. Похоже, мчась под жарким солнцем, он вообразил, что хозяин наконец-то решил освободить его от работы надсмотрщиком на хлопковых полях и перевести на другую, более спокойную, должность.
      Но, едва войдя в помещение, он понял, что услышит все, что угодно, только не хорошую новость.
      Элтон поджидал его в своем кабинете. Он даже отпустил остальных работников, чтобы беседа проходила с глазу на глаз.
      – Кажется, у тебя есть сын? – ледяным тоном осведомился он. – По-моему, он работает на тростнике?
      Лео оторопел. Он редко встречался с Бреттом, или, как его сейчас называли, Гатором. Они никогда не были особенно близки, а уж с тех пор, как Бретт вернулся из плавания после смерти матери, отец с сыном и вовсе стали чужими людьми, и пропасть между ними становилась все шире и шире. Впрочем, как бы там ни было, Бретт всегда был неплохим работником, и Лео даже в голову не приходило, что парень мог вызвать неудовольствие хозяина.
      – Да, сэр, – ответил он, от волнения переходя на каджунский диалект, который всеми силами старался забыть. – Да, у меня есть сын, но он никогда не ввязывается ни в какие истории, так что я не возьму в толк, чем вы недовольны.
      Элтон с такой силой стукнул кулаком по столу, что тот чуть не развалился. Под кожей у разгневанного отца заходили желваки, а глаза налились кровью.
      – Моя дочь сообщила, что твой сын изнасиловал ее прошлой ночью в здании сахарного завода. Она вернулась домой в разорванной одежде, вся в синяках.
      Лео попятился назад и схватился дрожащими руками за голову.
      – Нет-нет, сэр, – забормотал он. – Мой Бретт не мог этого сделать. Он хороший мальчик. И не способен на такое. Только не мой сын.
      – Это он! – зарычал Элтон, рывком отодвинул стол, выскочил из-за него и бросился к Лео. – Если я увижу его, то убью! Я не повесил этого сукина сына на ближайшем дубе лишь потому, что не хочу окончательно загубить репутацию моей девочки. Впрочем, я бы и тебя с удовольствием повесил рядом с ним – за то, что ты произвел на свет такого ублюдка.
      Лео попытался убежать, но Элтон не отступал от него.
      – Да, Лео, я могу убить тебя, и ни один раб даже не пикнет. Слышал я немало историй о том, как ты издеваешься над людьми, и довольно странно, что твои останки еще не достались какому-нибудь голодному аллигатору… Итак, – заговорил он спокойнее, – я больше не хочу видеть тебя. – Вдруг Элтон схватил Лео за грудки и отбросил к противоположной стене так, что тот упал. – Скажи своему недоноску, что, если он еще хоть на день останется в Бау-Перо, я прикончу его.
      Закрыв лицо руками, Лео разрыдался.
      – Да… да, сэр, – пролепетал он, – но я не пойму, почему ваш гнев распространяется и на меня…
      Элтон снова схватил его и что есть силы толкнул к двери. Лео рухнул прямо в грязь. Подойдя к нему, Элтон достал пистолет, который всегда носил с собой, и хмуро пообещал:
      – Так вот, если я еще хоть раз увижу тебя, скотина, или узнаю, что ты кому-то проболтался о случившемся, то пущу тебе пулю в лоб. Словом, считай, что это будет равносильно твоей смерти, Лео.
      Лео, кряхтя, поднялся на ноги и бросился наутек. Лишь добежав до болот, он немного притормозил, так как едва дышал. Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи, но не от быстрого бега, а от безумного гнева, который охватил все его существо. Элтон Синклер не имел права так поступать с ним. Он не должен отвечать за поступки Гатора.
      Черт возьми, Лео столько работал, чтобы дослужиться до этой должности. И что с того, что он затащил в кусты несколько рабов и преподал им урок? По крайней мере он не порол их хлыстом, чего они вполне заслуживали, не делал этого, чтобы не оставлять шрамов. Да, он колотил их кулаками, но кто заметит синяки на черной коже?
      Нет, сэр Синклер не имел права так поступать с ним.
      Но, Господи, как же он злился на Гатора! Лео нигде не зарабатывал так много, как в Бель-Клере, и теперь из-за сына должен лишиться всего!
      Он быстро дошел до хижины, в которой жил с толстой женщиной по имени Адель. Она была не больно-то хороша собой, но отлично готовила и никогда не отказывала ему в постели. И она делает отличное вино, напомнил себе Лео, вынимая из буфета бутылку и вытаскивая из нее пробку.
      Отхлебнув вина, он с болью подумал о том, что теперь придется уехать отсюда. Но сначала он потолкует с Гатором, а уж потом соберет пожитки и покинет Бау-Перо. Не стоит оставаться здесь дольше, нарываясь на неприятности. Можно не сомневаться в том, что если Элтон Синклер увидит его, то обойдется с Лео не лучше, чем тот с рабами. Но он еще за все ответит. Да, в один прекрасный день этот Синклер ответит за все…
      Прихватив с собой бутылку, Лео направился к пироге Гатора и стал ждать. Сначала он хотел было пойти прямо на поле, но потом решил, что лучше не попадаться на глаза Синклеру, который мог объезжать свои владения. По правде говоря, Лео с удовольствием превратил бы Гатора в отбивную. Впрочем, страх еще не оставил его, да и вино начинало действовать.
      Что ж, он мог и подождать.
 
      Звон колокола пронесся над плантацией. Усталые и потные рабы и каджуны расходились по домам.
      Бретту день показался невероятно долгим. Он то и дело смотрел на часы, считая минуты, оставшиеся до вечера. Он знал, что не успокоится до тех пор, пока тьма не опустится на землю.
      К тому времени, когда он дошел до своей пироги, стало уже так темно, что ему пришлось зажечь огонь, чтобы не сбиться с пути. Сорвав с себя грязную одежду, Бретт быстро забрался в бочку с дождевой водой. Он хотел вымыться, переодеться и бежать на свидание. Желудок его подводило от голода, но времени на еду уже не оставалось. Больше всего ему хотелось заключить Анджелу в объятия, сказав ей еще раз о своей любви. Он обнажит перед ней душу, отдаст ей свое сердце.
      Признаться, Бретт беспокоился, когда Анджела ушла одна в темноте. Впрочем, ее нервозность можно объяснить – ведь она впервые была с мужчиной. Зато сегодня он объяснит ей, что бояться нечего – ни его, ни будущего.
      Бретт выбрался из бочки и уже было потянулся за полотенцем, как вдруг в воздухе раздался свист кнута, который тут же обмотался вокруг его торса. От боли у Бретта потемнело в глазах, и он упал на колени. Но не успел он вскочить, как кнут снова заходил по его спине, разрывая кожу. Лишь через несколько мгновений Бретту удалось подняться, ухватить кончик кнута и дернуть его на себя. Из кустов к его ногам упал Лео.
      – Отец?! – изумленно вскричал Бретт. – Какого черта ты это делаешь?!
      Лео поднялся на ноги завывая:
      – Ты совсем спятил, идиот? Изнасиловать дочь Синклера! Да тебя убить за это мало!
      Бретт оторопел. Схватив отца, он с силой прижал его к дереву.
      – Говори, в чем дело! Ты немедленно расскажешь мне, что произошло!
      Лео слово в слово повторил рассказ Синклера и от себя добавил:
      – Ты немедленно уберешься из Бау-Перо или я однажды так напьюсь, что убью тебя. Из-за тебя, всего лишь из-за того, что ты не можешь удержать в штанах свой бешеный член, я потерял такую работу! – И Лео с силой ударил сына коленом в пах.
      Бретт согнулся от боли, а Лео снова схватился за свой кнут. Но Бретт успел откатиться в сторону, и кнут лишь зацепил землю рядом с его лицом. Ему вновь удалось дернуть кнут, и Лео опять упал.
      Несмотря на страшную боль, раздирающую его чресла, Бретт умудрился встать и сказал:
      – Не хочу убивать тебя, но, если ты еще хоть раз посмеешь повторить то, что сейчас сделал, берегись.
      – Убирайся отсюда, – прохрипел Лео. Он был слишком пьян, чтобы защищаться. – Считай себя мертвецом.
      Бретт стал собирать вещи. Ружье. Одежда. Кусок бекона. Пакет цикория. Стояла кромешная тьма, он устал после тяжелой работы, к тому же плоть его разрывала дикая боль. Однако он понимал, что должен немедленно уйти.
      Не потому что отец мог еще раз ударить его.
      И Элтон Синклер не волновал молодого каджуна.
      Он боялся встречи с Анджелой и не знал, как поведет себя, если увидит ее. Теперь ему все стало ясно. Когда порыв страсти миновал, она испугалась содеянного. А может, ее поймали, когда она пробиралась в дом. И ей пришлось соврать, что ее изнасиловали.
      Сука! Гатор выругался. Ему показалось вдруг, что он не испытывает к ней больше ничего, кроме жгучей ненависти. Впрочем, ненавидел он и себя – за то, что опять свалял дурака.
      Бретт решительно шел вперед в непроглядной тьме: гнев указывал ему дорогу.
 
      Анджела сидела под ивой, уперев подбородок в колени. Сначала она еще надеялась, что Гатор просто опаздывает, но потом поняла, что он не придет. Ей оставалось только вернуться домой, подняться вверх по решетке, лечь в постель и думать о том, как он в следующий раз объяснит свое отсутствие. Девушка не решалась пуститься на его поиски – это унизило бы ее.
      Поднявшись на ноги, она побрела вдоль берега реки, едва сдерживая подступавшие рыдания.

      Эмили только приготовила кувшин с водой, как вдруг Симона, уже успевшая закатать рукава, прошептала:
      – Что это за женщина на белом коне? Во-он там, под деревом?
      Эмили загородила глаза от солнца и, посмотрев в указанном направлении, удивленно присвистнула:
      – Боже мой, да это же миссис Твайла!
      – Ба-а! Каким ветром ее занесло сюда? Давненько мы не виделись.
      – Сейчас все узнаем – видишь, она машет нам? – показала Эмили.
      Девушки оставили под кустами корзины с провизией и кувшины с прохладной водой для работников. В такую жару скоро от воды ничего не останется, они и так уже четыре раза ходили к реке, чтобы наполнить кувшины.
      Твайла соскочила с коня и поджидала их, укрывшись в тени. Она не ответила ни на их улыбки, ни на вежливые приветствия.
      – Кажется, у тебя есть семья? – ледяным тоном обратилась жена хозяина к Симоне.
      С трудом сглотнув, Симона кивнула головой. Мурашки побежали у нее по коже.
      – Мой супруг доволен работой твоего мужа, Симона. И он пообещал дать ему премию после окончания сбора урожая, не так ли?
      Симона снова кивнула. Она заволновалась, потому что миссис Твайла явно была чем-то разгневана, хотя молодая женщина и не понимала, чем именно. Она давным-давно не видела миссис Твайлу, и наверное, Эмили тоже давно с ней не встречалась.
      Тут Твайла посмотрела на Эмили.
      – А у тебя, кажется, кроме отца и матери в Бель-Клере работают еще двое братьев?
      Эмили с испугом закивала головой.
      Твайла холодно смотрела на них. Девушки еще больше занервничали.
      – Боюсь, у меня для тебя плохие новости, Симона, – заговорила Твайла, вздернув подбородок. – Твой муж не получит премии. Больше того, можешь сказать ему, чтобы он зашел к надсмотрщику и получил расчет. И за тебя тоже. Вы оба больше не работаете в Бель-Клере. Все это относится к тебе, Эмили, тоже. И, разумеется, ко всей твоей семье.
      Эмили испуганно прижала кулаки к губам, но Симона шагнула вперед и, ухватив Твайлу за рукав, взмолилась:
      – Почему? Почему вы это делаете? Мы знаем, что вы не одобряли нашу дружбу с Анджелой, но мы давно не видели ее. Пожалуйста, позвольте нам… – Девушка замолчала.
      Именно такой реакции Твайла и ожидала. Она с отвращением стряхнула со своей руки руку Симоны и, поджав губы, проговорила:
      – Кое-что для своих семейств вы еще можете сделать. Расскажите-ка мне о Гаторе. Все, что знаете.
      Смутившись, Симона быстро ответила:
      – Ничего. Никто ничего о нем не знает. Он держится особняком. Кто-то сказывал, что этим утром он не вышел на работу. Но какое он к нам имеет отношение, миссис Твайла? При чем тут мы? – Она сложила руки на слегка округлившемся животе, будто хотела защитить свое дитя от гнева хозяйки.
      – А вы разве не знали, что Анджела тайно встречается с ним?
      – Не-ет, мадам, нет! – Симона яростно замотала головой, и Эмили горячо поддержала подругу.
      Твайла была удивлена, но чувствовала, что они говорят правду. Она решила перейти к делу.
      – Если вы пообещаете помочь мне, то ваши семьи и вы, разумеется, сможете остаться в Бель-Клере. Но если вы откажетесь…
      – Мы все сделаем! – вскричала Симона. Ей была невыносима мысль о том, что им с Фрэнком придется уехать с плантации несолоно хлебавши.
      Эмили тоже заверила хозяйку, что станет всеми силами помогать ей.
      И Твайла выложила подругам, чего хочет от них.
      – Вы должны быть очень убедительны, – предупредила она, – чтобы Анджела ничего не заподозрила.
      Выслушав ее, девушки обменялись встревоженными взглядами, и Эмили решилась спросить:
      – А как же Гатор? Вдруг он докажет ей, что мы говорим неправду? Он же все станет отрицать…
      – Вот об этом не беспокойтесь. – Твайла злобно улыбнулась. – Он больше близко к Бау-Перо не подойдет. Вам ни в чем не придется убеждать ни его, ни его отца, который тоже, кажется, решил покинуть плантацию. Итак, вы в точности передадите Анджеле то, что я велела.
      – Да, – прошептала Симона. – Но мне это не нравится. Ведь Анджела – моя подруга. А я не привыкла врать подругам.
      – Я тоже, – призналась Твайла. – Вы должны верить мне, девочки, – слегка смягчилась она. – Это для ее же блага. Никто ничего не знает. И не должен узнать. – В руке она держала какой-то сверток, завернутый в носовой платок. Развернув его, Твайла показала девушкам пачку банкнот. Вручив деньги Симоне, она проговорила: – Вот, возьми в знак благодарности. Но пообещайте мне еще одну вещь.
      Симона, в жизни не державшая в руках столько денег, с готовностью закивала.
      – Если только вы увидите этого Гатора или услышите что-то о нем, немедленно сообщите мне или мистеру Синклеру. Вы поняли? И ни слова не говорите ему о нашем разговоре.
      Симона знала, что уж этого ей точно не захочется делать. Бросив взгляд на Эмили, она поняла, что и подруга того же мнения. Чтобы хоть немного успокоиться, она стала убеждать себя, что миссис Твайла права. Они делают благое дело, разлучая Анджелу с Гатором.
      Девушки молча наблюдали за тем, как хозяйка вскочила на коня и ускакала прочь.
      – Не знаю я, Симона, – задумчиво проговорила Эмили. – Не знаю, смогу ли сделать это. Уверена, Анджела поймет, что я вру.
      Симона поглядела на деньги.
      – Я смогу, – сказала она. – Да. Ради будущего моего ребенка. Знаешь, когда придет время, я сама все скажу ей, а ты молчи. Только не противоречь мне. Хоть это ты сможешь сделать?
      Эмили кивнула. В конце концов на карту было поставлено благополучие ее семьи.
      – Конечно, о чем разговор. Мне это не по нраву, но я все сделаю как надо, – заверила она подругу.
 
      Не встретившись с Гатором под ивой и на следующую ночь, Анджела поняла, что дело неладно. Она начала припоминать все их разговоры, пытаясь найти хоть что-то, что помогло бы объяснить поведение ее возлюбленного. Тщетно. Ей вспоминалось лишь хорошее. Ведь не сразу они стали испытывать взаимное влечение. Гатор сумел показать ей красоту родных мест; иногда они целыми вечерами просиживали под ее ивой, и он рассказывал девушке о великолепном многообразии мира, об удивительных краях, где ему удалось побывать.
      Да, их связывала не только страсть, но и крепкая дружба. Случая не было, чтобы он, не объяснив причины, не пришел на встречу с ней.
      Чувствуя себя обиженной и покинутой, Анджела поняла, что более ждать не имеет смысла. Он не придет. Что-то говорило ей, что ни в эту, ни в следующую ночь она его не увидит, поэтому девушка дала себе обещание утром непременно отправиться в поселок, чтобы выяснить, что с ним произошло.
      Анджеле не хотелось идти домой – она знала, что ее опять ждет бессонная ночь, когда она будет ворочаться в кровати, пытаясь отогнать мрачные мысли. А утром ей будет нелегко ускользнуть из дома, потому что Реймонд вернулся в Новый Орлеан и, без сомнения, заедет к ним с визитом. Он отсутствовал почти месяц, но девушка ничуть не соскучилась по жениху. Да и как могла она скучать по Реймонду, если мысли ее были заняты другим человеком?
      Еще Анджелу заинтересовала неожиданная перемена в Клодии – та не обращала на нее никакого внимания и лишь изредка бросала в ее сторону многозначительные взгляды, словно хотела показать, что знает какую-то тайну. Странноватым было и поведение ее родителей – оба тоже, казалось, тяготились ее обществом, а ставшее чуть ли не привычным молчание за обедом напоминало затишье перед бурей. Девушку тревожили все эти перемены в их жизни, но, погруженная в собственные переживания, она не придала им большого значения.
      Ее не было дома часа два. Вернувшись, она уже было направилась к решетке, чтобы по обыкновению забраться по ней на верхнюю веранду, как вдруг застыла от ужаса. Решетку убрали! А из-за кустов гардении навстречу ей вышла Твайла.
      – Мама? – изумленно прошептала Анджела. – Что… что ты здесь делаешь так поздно?
      – Я могла бы спросить тебя о том же, дорогая.
      Твайла была в легком шелковом пеньюаре, накинутом поверх ночной рубашки; ее распущенные волосы были завязаны в свободный «хвост» на затылке. Как только Клодия сообщила, что Анджела опять ушла из дома, Элтон позвал садовника и приказал немедленно убрать решетку. А Твайла все время поджидала дочь в саду.
      – Мне кажется, – продолжила она, – нам надо пойти домой и поговорить. Отец ждет в кабинете.
      Только теперь Анджела поняла причины странного поведения ее родителей и Клодии, которая, несомненно, доложила им о ее уходе. Девушке оставалось лишь с достоинством встретить неизбежное.
      Отец сидел за письменным столом, барабаня пальцами по его крышке, чтобы хоть как-то совладать с гневом. Дождавшись, пока Анджела и Твайла усядутся на диван, он спросил нарочито спокойным тоном:
      – Куда ты ходила, Анджела?
      – Я гуляла. – Отчасти это было правдой.
      – И для того, чтобы погулять, ты спускаешься по решетке? Вот как! – Не дав ей слова сказать, Элтон вскочил со стула и закричал: – Ты ведь ходила на свидание с мужчиной, так?
      Затем он уселся и украдкой посмотрел на Твайлу – та едва заметно кивнула в знак одобрения. Элтон действовал строго по сценарию.
      Уставясь в пол, Анджела нервно стиснула руки. Она не собиралась ни в чем признаваться родителям и упрямо повторила:
      – Нет, я ходила гулять. Мне захотелось пройтись, но я не пошла по лестнице, потому что вы могли услышать мои шаги и не выпустить меня из-за того, что уже слишком поздно.
      Элтон опять посмотрел на Твайлу, показывая, что теперь ее очередь говорить. Хотя он и действовал заодно с женой, ему их затея очень не нравилась.
      – Анджела, мы тебе не верим и считаем, что ты даже не понимаешь серьезности своего поступка, – сурово произнесла Твайла. – Если об этом узнает Реймонд, он не захочет жениться на тебе. Да и не только Реймонд – любой порядочный мужчина. Мы хотим знать, с кем ты встречаешься? Твой отец поговорит с этим человеком, чтобы убедить его ничего никому не рассказывать.
      Анджела молчала.
      Демонстративно вздохнув, Твайла поглядела на Элтона.
      – Впрочем, думаю, когда этот неизвестный поймет, что она не придет на встречу, то догадается, что ее поймали, и не решится распускать язык. Так что, по-моему, можно надеяться, что никто ничего не узнает. – Повернувшись к дочери, Твайла запричитала сквозь слезы: – Как ты могла так поступить с нами? Как могла опозорить свою семью? Ты грешная, своенравная девушка, Анджела, ты разбила наши сердца! – Твайла закрыла руками лицо.
      – Простите, – пролепетала Анджела. – Я не хотела обидеть вас…
      – А что же ты собиралась делать дальше? – вскричал Элтон. – Если бы мы не поймали тебя? Неужто ты так глупа, что решилась гулять с другим мужчиной накануне свадьбы?
      Анджела почла за лучшее не рассказывать родителям, что полюбила каджуна и хочет провести с ним остаток жизни. Это спровоцировало бы новый скандал, а ей нужно было время, чтобы все как следует обдумать. Пока они не знают, с кем она встречается, Гатор в безопасности.
      – А как давно вы узнали? – прошептала она. Девушка подумала, что родителям, возможно, известно имя Гатора, они уже виделись с ним и приказали ему держаться от нее подальше.
      Твайла, уловившая сомнение в голосе дочери, немедленно отозвалась:
      – Как это – «как давно»? Конечно же, этой ночью! Неужели ты могла подумать, что нам известно о твоем поведении и мы молчим, позволяя тебе встречаться с кем попало?
      – Хотел бы я видеть, как ты спускаешься вниз по решетке! – сердито вставил Элтон. – Я бы прихватил с собой ружьецо да прикончил бы негодяя, который втянул тебя в эту историю и заставлял бегать на свидания по ночам, прячась от людей. Ты вела себя как дешевая шлюха!
      – Элтон! – укоризненно проговорила Твайла.
      – Нет, я именно это хотел сказать! – взревел Синклер.
      – Но почему ты делала это? – с укором спросила Твайла. – Как могла ты до такой степени распуститься?
      Чувствуя себя несчастной и униженной, Анджела ничего не ответила.
      Твайла встала и опустилась перед дочерью на колени. Взяв в свои руки ледяные руки Анджелы, она сказала:
      – Ожидая тебя, мы с отцом все обговорили и пришли к определенному решению.
      Анджела вопросительно поглядела на нее.
      – Мы поняли, что ты не очень-то рвешься замуж. Ты ужасно обращаешься с Клодией. Ты явно несчастна. Поэтому мы с отцом решили, что самое лучшее – на некоторое время отослать тебя из дома.
      – Нет! – вскричала Анджела, вырвав у матери руки. Несмотря на отчаяние, она страшно разозлилась. – Я не хочу жить у Иды Дюваль! Только не сейчас! Может, я и смогу терпеть ее общество, когда выйду замуж, но, ради Бога, не приближайте этот день!
      – Дорогая, мы вовсе не к Иде хотим тебя отправить.
      Анджела посмотрела на отца, но тот отвел взгляд. Тогда девушка повернулась к матери:
      – А куда же?
      – В Англию. В хорошую школу для девушек недалеко от Лондона. Ты получишь отличное образование, станешь более зрелой, а когда вернешься – вся эта история забудется. О Реймонде не тревожься, – улыбнулась Твайла. – Думаю, он лишь обрадуется тому, что у него будет такая образованная жена. Он сможет даже иногда приезжать к тебе. Так что все сложится замечательно, а наша семья не будет вовлечена в большой скандал, который неизбежно разразится, если все выплывет наружу.
      Анджела яростно затрясла головой.
      – Нет! Я никуда не поеду! Вы не заставите меня! Я убегу! Да, убегу этой же ночью! – Она вскочила, дрожа всем телом.
      Потом она сумеет справиться с навалившимся горем, но сейчас ей необходимо встретиться с Гатором. Немедленно! Она поверила ему, поверила в его любовь. Что-то удерживает его от встреч с нею, что-то ужасное… Ведь приходил же он под иву каждую ночь, когда она плавала на пароходе! Если уж он доверял ей, то она должна тем же ответить ему.
      Родители ждали такой реакции, поэтому Элтон проговорил:
      – Что ж, поговорим обо всем завтра. Мы все слишком огорчены. Ступай в свою комнату, Анджела.
      Девушка бросилась наверх, ничуть не удивившись, что Клодия отскочила от двери, когда она вышла из кабинета. Сестрица явно подслушивала.
      – Ну и ну! – не удержалась Клодия. – Похоже, маленький папин ангелочек превратился в маленькую шлюшку. – Гадко захихикав, она направилась в свою комнату.
      Но Анджеле не было дела до ее насмешек. Ей вообще ни до кого не было дела. Она хотела одного – убежать из дома и встретиться с Гатором.
      Она не спала почти до рассвета, а заснув, проспала до полудня. Открыв глаза и увидев, что солнце уже высоко, девушка торопливо оделась, гадая, сумеет ли выбраться из дома незамеченной.
      Впрочем, ей не стоило волноваться.
      Когда она спустилась вниз, Кезия сообщила, что миссис и мистер Синклер уехали в Новый Орлеан, чтобы поговорить с Реймондом.
      – Не знаю даже, почему они так торопились, – добавила Кезия. – Уж на что, кажется, я рано встаю, а тут поднялась, вышла из комнаты – гляжу, родители-то ваши уже уезжают.
      Зато Анджела все поняла. Мать боялась, что Реймонд заподозрит неладное, поэтому спешила поскорее встретиться с ним и все уладить. Отлично. Стало быть, она может отправиться на тростниковую плантацию.
 
      Эмили первой заметила ее. Девушки стояли на краю поля возле большой бочки для воды. Вода давно уже кончилась, и работники ругались, потому что им нечего было пить; но девушки не могли пропустить Анджелу, которую поджидали с самого утра.
      – Вон она, – прошептала Эмили. – Слезает с лошади.
      – Отвернись, сделай вид, что наполняешь ведра, – скомандовала Симона. – И главное – соглашайся со всем, что я скажу.
      – Я так боюсь, что она догадается… – пробормотала Эмили. – Господи, лучше бы нам этого не делать.
      – Ты забыла, что миссис Твайла сказала. Это все только на благо Анджеле. Уж матери-то лучше знать.
      Повернувшись к подруге, Симона громко заговорила:
      – А этот Гатор всех нас обдурил, право слово! Подумать только – он так глуп, что осмелился встречаться с чужой женой! Словно не все наши девчонки на него заглядывались! Уверена – любая согласилась бы лечь с ним!
      Эмили принужденно засмеялась, но сказать в ответ ничего не успела, потому что в этот момент к ним подошла Анджела.
      Симона резко обернулась, прикидываясь удивленной.
      – Ах, это ты! Привет, подружка! Давненько не виделись. – К собственному удивлению, ей легко удавалось говорить веселым тоном. Обняв Анджелу, она сразу поняла, что та все слышала – девушка словно окаменела, руки ее стали холодными как лед. – Мы тут как раз толкуем о Гаторе, – небрежно проговорила Симона. – Помнишь его?
      Почувствовав себя увереннее, Эмили тоже повернулась к подруге и добавила:
      – Этот парень вытащил нас с тобой из воды, ты не забыла?
      – Ну да, он еще привез тебя ко мне, – напомнила Симона. – Надеюсь, ты не обратила тогда внимания на мою болтовню и не стала развлекаться с ним? Вообще-то ты умная девка и наверняка сразу его раскусила.
      – Я не пойму, о чем ты говоришь, – деланно равнодушным тоном проговорила Анджела. – Мы просто были друзьями, вот и все. Я очень давно его не видела. Сейчас я просто проходила мимо и подошла поздороваться с вами. А он что, где-то рядом работает?
      – Гатор? Здесь? – Расхохотавшись, Симона захлопала себя по коленям. – Да он, пожалуй, уж за сотню миль отседова – сразу свалил, как только понял, что может получить пулю в лоб.
      – О чем это ты говоришь? – удивилась Анджела. – Кто может получить пулю? – Девушка чуть не кричала от страха, опасаясь, что отец все-таки узнал, с кем она встречалась. – Кто собирался в него стрелять?
      – Как это кто? Разумеется, Карл Норвиль, потому что застукал его в постели с собственной женой. – Симона сделала вид, что не очень удивилась тому, как изменилось лицо Анджелы. – Эй, что-то не так? – тем не менее спросила она. – Подумаешь, это обычная вещь – муж всегда хочет убить того, кто переспал с его женой. Гатору повезло – он сумел сбежать. А сколько женщин по нему сохнет – страсть! Ну да ладно! Он уехал, и все позади. Восс Фэрранд сказал Фрэнку, что Гатор почти каждую ночь уходит куда-то. На днях, кстати, он видел, как тот болтал в лесу с какой-то девушкой.
      Анджела покачнулась. Испугавшись, что подруга вот-вот упадет в обморок, Эмили посоветовала ей присесть в тени под деревом.
      – Нет-нет, все хорошо. – Девушка энергично покачала головой, давая понять, что с ней все в порядке. Никто не догадается, какую глупость она совершила. Родителям известно лишь то, что она была с мужчиной, больше они ничего не узнают.
      Анджела побежала к своему коню.
      – Куда ты? – закричала ей вслед Симона. – Ты же только пришла. Останься…
      Но девушка, не останавливаясь, добежала до лошади, вскочила в седло и пустила ее галопом.
      Подруги смотрели ей вслед, а потом Эмили прошептала:
      – Нам должно быть ужасно стыдно. Я видела ее лицо – она, несомненно, любит этого человека. Но куда же он делся?
      Симона ответила, что не знает. Никто не знал. Ни загадочного Гатора, ни его отца с позавчерашнего дня не видели на плантации. Подняв ведро, девушка направилась к тростниковым зарослям.
      – Это не важно, – пробормотала она. – Для нас это не важно, и мы должны поскорее обо всем забыть.
      Задумчиво кивнув, Эмили пошла следом за ней.
      Анджела лежала на кровати, когда в коридоре послышались шаги матери. Переждав некоторое время, она встала и направилась в ее комнату.
      – Да? Кто это? – откликнулась на ее стук Твайла.
      Открыв дверь, Анджела вошла в комнату.
      Вид у девушки был до того несчастный, что Твайле на мгновение стало жаль дочь. И все же она была рада – ее план сработал. Чтобы как-то разрядить обстановку, Твайла проговорила:
      – Мы с Элтоном утром ездили навестить Реймонда, чтобы он не приехал сюда: ведь, боюсь, тебе сейчас не до встреч с женихом. Но ему так хочется повидать тебя, что он обещал быть к чаю. Однако, если ты не готова увидеться с ним, я скажу, что ты плохо себя чувствуешь.
      – Нет, в этом нет необходимости, – ответила девушка. – Я хочу сама объяснить ему, почему свадьба откладывается.
      У Твайлы перехватило дыхание.
      Анджела на мгновение закрыла глаза, а потом решительно произнесла:
      – Я решила поехать в Англию. И чем скорее, тем лучше.
      Мать едва не закричала от радости. Именно об этом молила она Господа все последние дни. Анджела никогда не узнает об обмане. В это самое мгновение Элтон был занят тем, что выпроваживал с плантации семьи Симоны и Эмили. Они немедленно уедут к одному его приятелю в Алабаму. Синклеры должны быть уверены: никто не сможет рассказать их дочери, что на самом деле произошло.
      Правда, был один короткий миг, когда, увидев, до чего несчастна ее дочь, Твайла чуть не призналась во всем. Но она быстро взяла себя в руки, решив, что любовью сумеет помочь Анджеле больше, чем словами.
      Мать подошла к дочери и обняла ее.
      – Дорогая! Я буду очень скучать по тебе… но все, что мы делаем, – к лучшему. Потом ты сама поймешь.
      Сдерживая подступившие рыдания, девушка уткнулась лицом матери в грудь и хрипло прошептала:
      – Я люблю тебя, мама.
      Твайла села на кровать и усадила дочь рядом.
      – Знаешь, – заговорила она, взяв ее руки в свои, – что бы ты ни думала, я, конечно, тебя люблю больше. Я понимаю, иногда тебе кажется, что я отдаю предпочтение Клодии, но делаю это лишь потому, что она несчастна – ведь у нее же никого нет. И…
      – Мама, не надо, – перебила ее Анджела. – Я все понимаю, хотя временами мне бывает очень больно. Я понимаю, что ты любишь меня. Мне хотелось бы… – Голос ее прервался, но, помолчав, она продолжила: – Мне хотелось бы, чтобы ничего этого не случилось.
      Твайла осторожно убрала прядь волос с лица дочери, а потом снова прижала ее к себе.
      – Дорогая, чем старше ты будешь, тем больше будет вещей, о которых ты пожалеешь. Такова жизнь. Просто помни, что надо всегда смотреть вперед, не оглядываясь на прошлое, и в один прекрасный день ты забудешь все неприятности. И еще помни… – Тут Твайла крепко сжала дочь в своих объятиях. – Всегда помни, что Господь любит тебя и я тоже…
      И в этот момент Анджела мысленно добавила: «Где бы ты ни был, Гатор, знай, что я люблю тебя».
 
      Бретт чувствовал, что замерзает. Поежившись, он подумал, что просто нелепо мерзнуть в жаркий августовский день – видимо, сказывались недавние переживания. Эти раны еще не скоро зарастут.
      Подойдя к поручням, он посмотрел на грязные воды реки. Ему пришло в голову, что река чем-то напоминает его жизнь. Течет себе вперед, становясь все грязнее из-за глупых ошибок. Никогда больше не поверит он женщине. Отныне его сердце закрыто для любви.
      К нему подошел еще один пассажир.
      – Куда едешь, приятель? – спросил он.
      Бретт пробормотал, что еще не знает.
      Незнакомец по-дружески положил ему руку на плечо, но Бретт смерил его таким ледяным взглядом, что тот тут же опустил руку.
      – Просто я подумал, – объяснил незнакомец, – что, может, вы ищете работу?
      Бретт пожал плечами: он уже решил вернуться на море.
      Незнакомец настаивал:
      – Вам будут хорошо платить. Позвольте мне представиться. Джилберт Сэмюелз. Из Сент-Луиса.
      Он протянул Бретту руку, но тот лишь кивнул.
      – Я работаю в компании, которая организует почтовое сообщение с Западом – от Миссури до Калифорнии. Работа опасная, поэтому платят много. Вы производите впечатление сильного и смелого человека, вот мне и пришло в голову, что я могу предложить вам то, что вы ищете.
      Суровость на лице Бретта сменилась явной заинтересованностью. От Миссури до Калифорнии. Девственные места. Дикие и жестокие. Он снова сможет бросить вызов судьбе. Да еще и получить хорошие деньги. И возможность все забыть, думая только о том, как бы спасти шкуру. Чего еще хотеть? Неловко улыбнувшись, Бретт проговорил:
      – Давайте-ка выпьем и обсудим ваше предложение, мистер.
      Он направился в салон, а Сэмюелз поспешил следом за ним.

       Англия, 1862 год
      Прижимая к груди конверт, мисс Дигон вошла в комнату и уселась за стол из орехового дерева.
      Анджела боялась встречи с ней. С трудом подбирая слова, она заговорила:
      – Мисс Дигон, я хочу извиниться перед вами. Знаю, что не должна была заходить в кухню так поздно, но некоторые девочки очень проголодались, и ведь в конце концов мы взяли всего лишь одну булочку. Я и не думала, что булочка предназначалась для вас, поверьте мне. Я решила, что ее просто кто-то не съел. Боже мой, вечно со мной всякие неприятности происходят, но еще раз прошу вас простить меня, – повторила она. – Мне осталось провести в школе всего несколько месяцев и…
      – Боюсь, тебе придется остаться здесь дольше, чем ты предполагаешь, – перебила ее мисс Дигон, задумчиво постучав пальцами по конверту.
      Анджела оторопела: ей и в голову не приходило, что она может по какой-то причине задержаться в школе.
      – О чем вы говорите? – воскликнула девушка. – Через несколько месяцев я возвращаюсь домой. Это решено. Мои родители уже ждут. Уверена, вы не задержите меня здесь в наказание. Папа и мама не позволят вам сделать это.
      Тяжело вздохнув, мисс Дигон повернулась к окну. Стоял хмурый день. Меньше всего ей хотелось оставлять Анджелу Синклер в своем заведении сверх положенного срока хоть на час. И так эта девушка провела в школе больше времени, чем необходимо, но ее состоятельные родители оплачивали все расходы, так что приходилось терпеть. Но мисс Дигон сама считала дни до того момента, когда мисс Синклер уедет наконец в свою Америку – у нее было немало неприятностей из-за независимого и своевольного нрава этой ученицы. И потом, она плохо влияла на других.
      Да, честно говоря, мисс Дигон только и ждала, когда Анджела уедет из школы. И ей вовсе не хотелось, чтобы столь печальное событие заставило девушку остаться. Желая хоть как-то смягчить удар, она начала издалека:
      – Ты же знаешь, что в вашей стране идет жестокая война.
      – Да, но какое это имеет отношение к необходимости держать меня здесь?
      – Я слышала, что военные действия могут затронуть и Новый Орлеан, – продолжила мисс Дигон, словно не слыша замечания девушки.
      – Папа писал мне об этом, – заметила Анджела. – Он говорит, президент Дэвис обеспокоен присутствием янки на острове. Возможно, они нападут на Новый Орлеан или на Мобил. Но наши войска наготове, так что беспокоиться не о чем. Я только хочу попасть наконец в свою семью. При необходимости я буду сражаться за Бель-Клер.
      Мисс Дигон с отвращением заметила про себя, что молодой леди не пристало даже думать об участии в войне, но промолчала.
      – Королева Виктория заявила, что наша страна займет нейтральную позицию, – сообщила она. Однако тянуть не имело смысла и надо было договаривать все до конца.
      Анджеле многое было известно. Вероятно, о войне она знала даже больше, чем мисс Дигон, потому что отец часто писал ей.
      – Так, может быть, вы все-таки объясните мне, в чем дело? – возмущенно спросила она.
      Еще раз тяжело вздохнув, мисс Дигон посмотрела ей в глаза:
      – Да, я…
      – Мисс Дигон, – перебила ее вошедшая в комнату мисс Мейплз, – прошу прощения, но тут неотложное дело, боюсь, оно требует вашего внимания. Одна из кухарок сильно порезалась, и все остальные чуть не в истерике из-за этого. Вы не могли бы срочно зайти на кухню?
      – О Господи! – вскричала мисс Дигон, выбегая из комнаты.
      Анджела устало откинулась на спинку стула – ждать объяснений, касающихся ее дальнейшей участи, было невыносимо. Но если только мисс Дигон вздумала в наказание задержать ее в школе, из этого ничего не выйдет. Анджела решила, что скорее сбежит, чем задержится еще хоть на день.
      Вообще-то она хотела уехать еще в прошлом году, когда родители навещали ее в Англии. Тогда отец рассказал, что весь Юг волнует вопрос о том, останутся ли южные штаты в составе государства. Он, как и все другие плантаторы и брокеры, пытался прийти к решению: продавать урожай немедленно, чтобы получить солидный куш, или подождать, когда цены возрастут.
      Вскоре после того, как Синклеры вернулись домой, в стране действительно произошел раскол. Луизиана оказалась шестым по счету штатом, вышедшим из Соединенных Штатов в 1861 году. Отец писал, что помогает сохранить федеральную собственность, так как к весне Новый Орлеан больше всего напоминал собой огромный гарнизон. Тут и там выросли военные лагеря, в воздухе запахло войной. Но, несмотря на подготовку, даже после сражения в форте Самтер Элтон чувствовал, что до войны еще далеко.
      В следующем письме Синклер написал, что остров Шип на Миссисипи захвачен союзными войсками, а это означало, что кольцо блокады вокруг южных портов сужается. Несмотря на то что для Синклеров наступили не самые лучшие времена, мать не раздумывая давала денег на покупку домочадцам мягких кожаных тапочек или французского шелка на платья.
      В еде недостатка не было, но вот кое-что другое, например стеклянные банки для консервирования, достать было все сложнее. Поставки с северных фабрик прекратились, а на Юге банок не производили.
      В последнем письме, полученном Анджелой в начале февраля, отец писал, что дела идут совсем плохо. Некоторые рабовладельцы жаловались на то, что среди рабов растет недовольство – особенно среди тех, кого отправляли на строительство фортификационных сооружений. Заметно участились побеги от хозяев. Впрочем, Синклер с гордостью сообщил дочери, что его рабы только рады оставаться у него. Правда, некоторые из них мечтают о свободе, но страшатся неизвестности, связанной с бегством, понимая, что, пока они живут у хозяина, тот гарантирует им безопасность.
      Анджела ничуть не боялась возвращаться к себе на родину. Конечно, она почти ничем не могла помочь, но считала, что должна быть рядом с родными. Ну и конечно, больше всего ей хотелось поскорее оставить надоевшую, нагонявшую тоску школу.
      Кстати, было и хорошее известие, пришедшее из Бель-Клера, – ей уже не нужно выходить замуж за Реймонда. Вскоре после ее приезда в Англию Твайла написала дочери письмо. Она сообщала, что Клодия и Рэймонд недавно поженились. Церемония была очень тихой. После свадьбы они поселились в его семье. Твайла надеялась, что Анджела не станет очень переживать из-за того, что Реймонд наконец понял, кто может составить его счастье.
      Это предложение вызвало у Анджелы настоящий приступ смеха. Можно не сомневаться, что Клодия, не откладывая, все выложила Реймонду о причине столь поспешного отъезда названой сестры в Англию. Тот, разумеется, разозлился и пошел на поводу у Клодии, которая быстро сумела убедить его в необходимости женитьбы на ней.
      Помоги ему Господи, подумала Анджела. Он не сделал ничего дурного и не заслуживал подобной участи.
      Мисс Дигон часто устраивала чайные вечера, на которые приглашала молодых людей, чтобы ее девочки могли общаться с ними. Твайла написала, что они с отцом были бы не против, если бы Анджела надумала выйти замуж за какого-нибудь состоятельного европейца, но девушке даже мысль об этом была противна. Она мечтала не о замужестве, а о возвращении в Бель-Клер.
      Тут дверь отворилась, и в комнату вошла мисс Дигон с конвертом в руках. Анджела ждала, пока та усядется на свое место за столом и поправит очки. Наконец мисс Дигон осторожно вытащила из конверта письмо и развернула его.
      Анджела сразу узнала почерк отца.
      – Это письмо от папы, – сказала она. – Почему вы не отдали его мне? – Вскочив, девушка протянула руку за письмом, но мисс Дигон суровым взглядом остановила ее.
      – Это письмо было написано мне, Анджела, а не тебе. И если ты хочешь знать, о чем оно, то присядь и слушай.
      Чувствуя, что у нее подгибаются коленки, девушка опустилась на стул.
      – Мне очень жаль, что я вынуждена говорить тебе об этом, потому что вызвала я тебя сюда совсем по другой причине, а именно чтобы обсудить твое недопустимое поведение…
      – Я знаю, мисс Дигон, – нетерпеливо перебила ее девушка, – но, пожалуйста, поскорее скажите мне, что написано в письме. Это жестоко – заставлять меня столько ждать.
      Мисс Дигон почувствовала раздражение. Одна мысль о том, что ей еще год придется терпеть в своем заведении строптивую девчонку, была невыносимой.
      – Хорошо, – кивнув, коротко согласилась она и, словно решительно отбросив всякие сомнения, сообщила: – Твоя мать умерла…
      Потом, словно откуда-то издалека, голос мисс Дигон продолжал повествовать о внезапном воспалении легких, о том, что все кончилось очень быстро и мать не страдала. Но следующая новость заставила поникшую от горя Анджелу вскинуть голову, забыв о несчастье.
      – «…и, как это ни грустно, – продолжала читать мисс Дигон, – я решил, что моей дочери лучше оставаться в Англии, пока в Америке все не успокоится. Она будет у вас в безопасности – не то, что здесь, где идет война. Пожалуйста, передайте ей, что я люблю ее и скоро подробно напишу обо всем».
      Анджела едва смогла сдержаться, чтобы не закричать. Сквозь опущенные ресницы она видела, что мисс Дигон не сводит с нее глаз. В здании их школы была комната, куда отправляли девушек, которым, по мнению мисс Дигон, нужно было побыть одним и обдумать свое поведение. Между собой воспитанницы называли ее «преисподней». Попасть туда считалось суровым наказанием. Анджела немало времени провела в этой «преисподней» и понимала, что если не будет сейчас вести себя подобающим образом, то отправится туда сразу после разговора с мисс Дигон. Поэтому ей оставалось лишь сделать вид, что она подчиняется решению отца.
      – Да, – заговорила она шепотом, словно обращаясь к себе самой, – папа прав. Там сейчас небезопасно. Мне нужно побыть одной, чтобы пережить горе…
      Мисс Дигон торжествующе улыбнулась. Возможно, именно осознание того, что ничто в жизни не вечно, поможет сломить упрямый нрав девушки.
      – Тебя все здесь любят, Анджела, – уже мягче сказала она. – Потеря матери – большое горе, но, надеюсь, отныне ты будешь строго следовать нашим правилам и не оскорбишь ее память непослушанием.
 
      Девушки тактично оставили ее одну, и, когда они ушли, Анджела смогла дать волю слезам. Невыносимо было думать о том, что никогда больше не увидит она своей матери.
      Затем, собравшись с мыслями, Анджела принялась обстоятельно обдумывать план побега. Отец был единственным человеком на свете, которого она любила, поэтому девушка решила, что должна быть рядом с ним и разделить его горе.
      Прежде всего ей понадобятся деньги для того, чтобы пересечь Атлантику. Это большая проблема, если учесть, что своих денег у нее вообще не было – отец платил за ее обучение и проживание в школе, посылая деньги на имя мисс Дигон.
      Вдруг Анджела вспомнила об украшениях, которые надевала недавно в оперу. Бросившись к шкафу, она вытащила оттуда шкатулку с жемчужной золотой диадемой и золотыми серьгами. Мисс Дигон требовала, чтобы девушки хранили свои украшения в ее сейфе, но Анджела еще не успела их сдать. Конечно, диадема и серьги были не очень дорогими, но вырученных денег, безусловно, хватит на то, чтобы вернуться домой.
      День тянулся медленно. Сердце девушки ныло, напоминая о тяжелой потере. Наконец наступил вечер, и Анджела присоединилась к остальным воспитанницам, направлявшимся в столовую. Принимая соболезнования от подруг, она мысленно попрощалась с каждой. Они не знали, что Анджела в последний раз проводит вечер в холодных серых стенах школы.
      Под утро, когда кругом еще было тихо, девушка выбралась из постели и быстро оделась. Не желая быть пойманной, она решила, что потом подумает, как сменить одежду.
      Сложив украшения в бархатную сумочку, Анджела взяла свои перчатки и стала спускаться вниз по каменным ступенькам. Большие часы в конце коридора пробили шесть раз.
 
      Был уже почти полдень, когда Анджела оказалась у подъезда, ведущего в квартиру Байрона Розелле. Она познакомилась с ним на одном из чайных вечеров, устраиваемых мисс Дигон. Байрон, не таясь, стал оказывать ей предпочтение перед другими девушками. Анджела сразу дала ему понять, что романтические отношения между ними невозможны, и тем не менее они остались друзьями. Анджела была уверена, что он поможет ей.
      Начинался дождь. Девушка вымокла, замерзла и проголодалась.
      Байрон сразу же отворил дверь и, увидев ее, громко рассмеялся.
      – Ну и ну! Где же та кошка, что подрала вас, мисс Синклер? – Он пропустил ее в дом. – Входите скорее, согрейтесь у огня. Я налью вам бренди, а вы мне расскажете все по порядку.
      Позволив ему снять с нее промокший плащ, Анджела устало прошла в комнату и с наслаждением уселась возле камина. Пока Байрон наливал вино в бокалы, она с интересом осматривалась вокруг. Мебели в комнате было мало, что считалось шиком и говорило о хорошем вкусе хозяина.
      Выпив бренди, Анджела постепенно расслабилась и успокоилась. Она смогла, ни разу не разрыдавшись, поведать Байрону о смерти матери и о своем решении вернуться в Америку к отцу, несмотря на его желание задержать ее в Англии.
      Байрон внимательно слушал девушку, то и дело сочувственно кивая головой.
      – Может, я не должна была приходить к вам, – закончила Анджела, – но мне больше не к кому обратиться за помощью.
      – Ох, дорогая моя, – вздохнул Байрон, убирая мокрую прядь с ее лба. – Жаль, что вы так и не узнаете, какое счастье я сумел бы подарить вам, согласись вы стать моей женой, и я полагаю… – Он еще раз вздохнул. – Думаю, с моей стороны было бы безнравственно предлагать вам разделить со мной ложе – просто чтобы вы могли понять, что я мог бы дать вам. Что ж, зато я смогу продемонстрировать вам мою щедрость. Ни о чем не беспокойтесь, я обо всем позабочусь. Не пройдет и нескольких дней, как вы сядете на судно, направляющееся в колонии.
      – Какие еще колонии? – усмехнулась Анджела. – Вы забыли, что мы выиграли войну?
      – Да, конечно, вот только я никак не могу взять в толк, почему вы предпочитаете ехать туда, где свирепствует война, вместо того чтобы остаться здесь и выйти за меня замуж.
      – Я бы никогда не простила себе этого, – сухо заметила девушка.
      – Может, и так, – согласился с ней Байрон.
      Вытащив диадему и серьги из сумочки, Анджела протянула их Байрону:
      – Вот, возьмите. За них дадут кое-какие деньги, так что вам не придется слишком тратиться.
      Тот лишь замахал руками:
      – Нет-нет, оставьте их себе и носите на здоровье. Буду надеяться, что эти украшения будут иногда напоминать вам обо мне.
      Тронутая заботой, Анджела искренне пообещала молодому человеку, что никогда-никогда не забудет его.

      Элтон Синклер равнодушно смотрел на железный забор вокруг памятника. Он не знал, кто тут похоронен; впрочем, ему и дела до этого не было. Элтон пришел на кладбище Сент-Луис, расположенное в конце Бейзин-стрит, по одной причине: он хотел взглянуть на работу Джорджа Мессона.
      – Ну, мистер Синклер, что скажете? – спросил Джордж, стоявший за его спиной. Сделав шаг вперед, он развернул и показал Элтону рисунок с узором из цветов и дубовых листьев. – Я придумал, как украсить могилу вашей жены. Вот, смотрите. Вы же знаете, – продолжал он, – что я делал отличные машины для вашего сахарного завода, а при необходимости создавал металлические украшения. Только мне не приходило в голову, что придется так часто это делать. Как только началась война, заказы посыпались со всех сторон.
      Возведенный из привезенного из-за границы мрамора, склеп, который Элтон поставил над могилой Твайлы в Бель-Клере, напоминал скорее небольшой собор с витражами в окнах и тяжелой дубовой дверью. Теперь Синклер вздумал окружить склеп узорчатым металлическим забором, чтобы сооружение смотрелось еще более величественно.
      – Самый модный цвет сейчас – светло-зеленый, вот как этот, – сказал Джордж, указывая на свое последнее произведение.
      – Мне нравится зеленый, – безразличным тоном промолвил Элтон. – Да, пожалуй, этот подойдет. – Он указал на рисунок с изображением магнолий, переплетенных со стеблями тростника. Сглотнув застрявший в горле комок, Синклер с трудом заговорил снова: – Сделайте изгородь высотой в пять футов, а окна и дверь заберите решетками. Если эти чертовы янки доберутся до Бель-Клера, им, не ровен час, вздумается и могилу осквернить. Чего еще ждать от таких подонков!
      Джордж едва сдержал довольную улыбку. Такой большой заказ стоил больших денег, но ему было известно, что деньги для Синклера не имеют значения. Впрочем, сейчас дела обстояли несколько иначе – во время блокады всем было нелегко; многие жители вообще уехали. Не хватало всего, и если бы не куча металла, загодя припрятанная им в подвале, не видать бы ему хороших заработков. Конфедераты просто озверели бы, узнав, что он не сдал металл на оружие, но Джордж полагал, что в первую очередь должен заботиться о своей семье.
      – Вот так и сделайте. – Кивнув, Элтон побрел прочь. – Чем скорее вы выполните мой заказ, тем лучше, – бросил он на прощание.
      Джордж с сожалением покачал головой. Мистер Синклер так тяжело переживал потерю жены. Люди поговаривали, что вместе с нею словно ушла и часть его самого.
      Он свернул свои зарисовки. Да, Джордж сочувствовал этому человеку, но не до такой степени, чтобы снизить цену на заказ. Он обратил внимание, что Синклер шел по кладбищу очень медленно и по самой длинной тропинке, явно никуда не торопясь. Сам Джордж направился по короткой дорожке. Он обычно нервничал на кладбищах, особенно когда смотрел на старые надгробия, поросшие кое-где травой и кустами. При одной мысли о том, что корни прорастают сквозь трупы, его бросало в дрожь. Поежившись, Джордж ускорил шаг.
      Элтон устал. У него было такое чувство, словно после смерти Твайлы он постарел лет на двадцать. Сердце его билось все тревожнее, и он опустился на скамью возле какого-то надгробия, полагая, что усопший не будет возражать, если прохожий отдохнет немного у его могилы. Взглянув на голые ветви старого дуба, Элтон заметил молодые почки, уже набухающие на дереве, – первый признак приближающейся весны. Но его не волновала смена времен года. Ничего больше не имело значения. Слава Богу, хоть Анджела в безопасности. Синклер молил Господа о том, чтобы она вышла замуж за достойного молодого человека и осталась жить в Европе, потому что вскоре Луизиана, как и весь Юг, рухнет в преисподнюю этой дьявольской войны и…
      – Элтон, тебя нелегко поймать, – оторвал его от размышлений чей-то голос.
      Подняв голову, Синклер увидел бородатое лицо Милларда Дюбоза – своего поверенного и давнего приятеля.
      – А кто меня ищет? – ворчливо спросил он.
      Миллард тоже присел, тревожно оглядываясь вокруг. День был серым, так что лишь немногие посетители бродили по кладбищу. Убедившись, что рядом никого нет, Миллард решился продолжать:
      – Все мы ищем тебя, Элтон. Мы верим, что ты – по-прежнему один из нас.
      – О Господи! – воскликнул Синклер. – Послушай, я совсем недавно потерял жену. Я в трауре, и мне нет дела до каких-то там янки. Я не хочу тягаться с ними. Пусть молодые воюют.
      – Наши личные интересы зависят от исхода войны, Элтон, и тебе это отлично известно. Ты не забыл, о чем мы говорили во время нашей первой встречи три года назад? – напомнил ему Миллард.
      – Помню, – вздыхая, бросил Синклер.
      – Ты, я, док Дюваль, – продолжил Миллард, – а еще Сет Уайт, Гарди Максвелл, Тобиас Редфорд и Уайтли Кумбз. Мы тогда решили, что будем бороться с янки до последнего вздоха и никогда не сдадимся на милость победителя. Все шло совсем неплохо. Нам удалось удержать казначейство, монетный двор и таможню.
      – Много от этого было проку, – проворчал Элтон. – Я слышал недавно на рынке, что Фаррагут оставил Шип-Айленд и направился в форт Сент-Филипп. Если он займет его да еще форт Джексон, то ему ничто не помешает навестить и нас.
      – Тем более всем нам надо взяться за дело. – Миллард для убедительности положил Элтону руку на колено. – Если Новый Орлеан сдастся, мы должны быть готовы к подпольной работе, чтобы докладывать о происходящем командованию конфедератов. Мы не можем просто сидеть сложа руки и наблюдать за событиями.
      – Как Уайтли? – Элтон всегда считал Уайтли одним из своих близких друзей. Он знал, что Уайтли был потрясен, когда его сын стал сражаться на стороне северян, но Элтону и в голову не приходило, что и отец может повернуться спиной к Югу.
      Миллард нахмурился.
      – Да, это печально, но, когда мальчика убили в Манассесе, Уайтли сказал, что не может сочувствовать армии, которая уничтожила его сына.
      – И все равно он – предатель.
      – Может, и так, но тогда у нас еще больше причин держаться вместе. Мы не можем доверять случайным людям и должны полагаться только друг на друга. Именно поэтому для нас так важно твое участие. Господь не даст мне соврать – мы все скорбим по поводу твоей утраты, но ты не был ни на одном из наших собраний после последнего поражения, – горячо проговорил Миллард.
      – Я был занят, – буркнул Элтон, повернув голову в сторону собора на Джексон-сквер, где в этот момент зазвонили колокола. Потом он встал.
      Миллард поднялся вслед за ним – его рот сжался в тонкую полоску. Он явно не одобрял друга и, потеряв терпение, вдруг начал кричать:
      – Я вовсе не случайно встретил тебя здесь! Я следил за тобой. Я должен был найти тебя и сообщить, что ночью здесь будет собрание, и все будут весьма разочарованы, если ты опять не придешь!
      – Здесь?! – изумленно переспросил Элтон, оглядывая могилы и надгробия. – Но почему именно здесь?
      – Да потому что здесь нас никто не увидит. Янки уже близко, вот-вот будут в городе, и, как только они окажутся рядом, непременно найдутся предатели, которые все выложат их командирам. Вот почему мы не хотим, чтобы о наших собраниях кто-то знал. Мы больше не должны встречаться в кафе и салонах, и даже наши семьи не должны ни о чем знать. Места лучше кладбища не найти. Мы собираемся у склепа Татвайлера – он самый большой с восточной стороны. Войдешь в ворота и пройдешь три ряда могил. Я был управляющим поместья Татвайлеров, а когда хозяева умерли, сумел раздобыть ключ от их семейной усыпальницы. Склеп велик, так что мы все сможем разместиться там. Миссис Татвайлер специально велела сделать склеп побольше – чтобы она могла спокойно погоревать над гробом любимого мужа. Там даже есть кресло-качалка… – Миллард расхохотался… – но старик Татвайлер пережил свою жену, и я ни разу не видел, чтобы он ходил к ее могиле. Словом, склеп идеально нам подходит.
      Элтон заметил, что с их стороны вполне разумно соблюдать осторожность.
      – Но больше мне пока нечего сказать вам, – добавил он. – А теперь, Миллард, с твоего позволения я пойду.
      – Надеюсь, ты передумаешь, – бросил ему вслед Миллард. – Если все будут вести себя так, как ты, нам останется лишь сдаться!
      Элтон даже не обернулся. Не то чтобы ему было наплевать, нет. Он очень переживал за дело южан. Как только пошли разговоры о возможном расколе Штатов, он первым поднял голос в защиту Юга. Он даже ездил в Батон-Руж, чтобы лоббировать там Конвенцию о расколе. А уж когда Луизиана провозгласила независимость, он был в таком восторге, что и не описать, и даже присоединился к другим повстанцам.
      Нахмурившись, Элтон подумал, что именно этого делать и не следовало – он увяз куда глубже, чем хотел.
      Все произошло, когда они брали монетный двор и таможню. Элтон как раз пересчитывал бумажные деньги, чтобы иметь представление о запасах наличности, как вдруг его взгляд упал на стопку каких-то странных резных дощечек. Осмотрев их внимательно и прочитав прилагающиеся к ним бумаги, Элтон понял, что федеральное правительство собирается печатать новые деньги, используя зеленые чернила вместо золотых. Можно было не сомневаться: такие деньги будут печататься и в других местах.
      Синклер сразу же осознал ценность своей находки. С помощью этих дощечек конфедераты смогут печатать деньги, принимаемые северянами, а значит, им станут доступны многие вещи, без которых они до сих пор просто бедствовали, например, продукты и лекарства.
      Оглядевшись по сторонам, Синклер быстро сунул дощечки под сюртук. Позднее его одолели сомнения – он не знал, кому из близких сможет доверить свою тайну, поэтому до поры до времени решил молчать о своей находке.
      Насколько ему было известно, никто даже не обратил внимания на пропажу дощечек. Члены «Комитета бдительности» выгнали всех работников монетного двора, сочувствующих северянам, так что о матрицах могли и не знать. Случилось это около года назад, и Элтон до сих пор никому не сказал ни слова. А дощечки спрятал в таком месте, где даже самому проницательному сыщику и в голову не пришло бы искать их.
      Синклер горячо поддерживал Конфедерацию не только потому, что был ярым приверженцем рабства. Он считал эту чертову войну неизбежной. Северяне не имели права диктовать им, южанам, как надо жить; дело следовало решить путем голосования в каждом штате. Именно голосование помогло бы выяснить, кто предпочитает использовать труд рабов, а кто может обойтись и без него. Да, он готов был платить своим неграм, предоставляя жилье, еду, одежду и медицинскую помощь. Этим людям было выгоднее, чтобы ничего в их жизни не менялось, и они знали это. В Бель-Клере все было благополучно. И все бы так и продолжалось, если бы не эти чертовы янки.
      Но в последние месяцы Синклер предпочитал держаться подальше от своих единомышленников, потому что видел: не все они искренни. Похоже, кое-кто, кого он прежде любил и кем восхищался, круто изменил свою точку зрения. Элтону оставалось лишь надеяться, что он ошибается насчет этих людей. Что ж, время покажет. А пока лучше держать свою находку в тайнике.
      Элтон брел вперед, рассчитывая, что успеет сделать в городе все дела, вернуться домой до темноты и еще сходить на могилу Твайлы. Как ему хотелось, чтобы милая Анджела была сейчас с ним и они вместе пережили страшное горе! Но нет, ей нельзя возвращаться. Пусть пока остается в безопасности, там, куда он ее отправил.
      Элтон вышел с кладбища и быстро направился в сторону Джексон-сквер.
      В спешке он не заметил какого-то оборванца, который болтался у ворот кладбища. В городе в последнее время вообще появилось много нищих, причем часть из них была постоянно пьяна. Элтон не обращал внимания на их протянутые руки. Однако тот, мимо которого он только что прошел, почему-то не протянул руки. Если бы Синклер увидел выражение его лица, то похолодел бы от ужаса.
      Глядя вслед бывшему хозяину, Лео Коди злобно ухмыльнулся. Сунув руку в карман поношенного пальто, он вытащил оттуда бутылку виски и сделал большой глоток.
      – Сукин сын, – угрожающе прошептал Коди.
      Имей он силы – непременно догнал бы Синклера и вытряс из него душу. Но сейчас, едва держась на ногах, Лео был в состоянии лишь осыпать его проклятиями. Впрочем, Элтон Синклер его не слышал.
      Бывший надсмотрщик бормотал, что это из-за Синклера он попал в трущобы Нового Орлеана. Никто не хотел нанимать его на работу, ему предлагали лишь рабский труд на плантации. У кого из плантаторов он только не побывал – тщетно! Те тут же связывались с Синклером, а тот отказывался дать ему хорошие рекомендации, вот с ним и не хотели иметь дела. Так что пришлось ему, Лео, выполнять грязную поденную работу и попрошайничать. Да, он спился, и все это из-за Синклера.
      – Однажды я доберусь до тебя, скотина! – крикнул Лео, разбивая вдребезги пустую бутылку. – Ты еще заплатишь за то, что сделал с Лео Коди, вот увидишь!
      Элтон услышал за спиной какой-то шум, но даже не обернулся. Он бы настолько поглощен собственным горем, что не замечал происходящего вокруг.
      Зато Миллард Дюбоз слышал и видел все. Покачав головой, он поспешил вперед, торопясь рассказать остальным, что они больше не могут рассчитывать на помощь бывшего товарища.

      Когда дилижанс завернул за угол, Бретт увидел какого-то человека, стоящего посреди дороги и размахивающего руками. Убедившись, что ружье лежит на своем месте, Бретт осадил упряжку лошадей. Он не любил подбирать пассажиров на дороге. Это было небезопасно – Бретт не раз слышал о нападениях на дилижансы. А ему надо быть особенно осторожным, ведь он оказался один на дороге, потому что Сет Барлоу, который должен был сопровождать его на пути из Сан-Франциско, не расставаясь с ружьем, так и не появился. Кто-то сказал, что видел его смертельно пьяным в компании записной красотки. Впрочем, у Бретта не было времени искать напарника – он должен был отправиться в путь по расписанию. В последнюю минуту ему не удалось найти сопровождающего, так что оставалось лишь поскорее усадить пассажиров в дилижанс и ехать одному.
      Приближаясь к прохожему, Бретт внимательно огляделся вокруг. Бандитам негде было укрыться здесь, разве что за кустарником, да и тот был слишком низок. Один из пассажиров высунул голову в окошко, чтобы узнать, почему дилижанс замедлил ход, но тут увидел незнакомца.
      – Эй! – закричал он возмущенно. – Эй, здесь уже нет места!
      Бретт не обратил на него внимания. Новый пассажир сядет рядом с ним, и точка. Он решил не удостаивать остальных объяснениями – почему-то сегодня пассажиры ужасно раздражали Бретта. Как правило, хоть один из пассажиров всегда ныл и жаловался, но сейчас все четверо мужчин и две женщины были чем-то постоянно недовольны. Им не нравились места, где дилижанс делал остановки. Еда, по их словам, была отвратительной. Бретт делал остановки не так часто, а им то и дело хотелось пить или прогуляться в кусты. Судя по звукам, раздававшимся из дилижанса, они, к удовольствию Бретта, наконец перессорились между собой. Что ж, хоть к нему не будут приставать какое-то время.
      Как только дилижанс остановился, все тут же стали вылезать из коляски, жалуясь на тесноту. Не успел сам Бретт спрыгнуть на землю, как Элтон Джекобс – тот самый, что не хотел делать остановку, – засыпал незнакомца вопросами:
      – Как вас зовут? А что это вы делаете здесь, так далеко от города? Мы хотим все знать о человеке, который желает отправиться в путь вместе с нами, мистер.
      Приглядевшись к незнакомцу, Бретт сразу понял, что тот не может представлять для них опасности. На вид ему было не больше сорока, но глаза его были безжизненными и пустыми. У этого мужчины были сильные мускулистые руки – сразу видно, что он занимался физическим трудом. Однако, несмотря на возраст, он производил впечатление старика, а голос его, когда он заговорил, был равнодушным и тихим:
      – Мое имя Эдам Барнс. Мне нужно в Сент-Луис, потому что я должен оплатить там кое-какие счета.
      Подняв с земли его потрепанную сумку, Бретт бросил ее к остальному багажу.
      – Занимайте места! – крикнул он. – Нам надо ехать!
      Одна из женщин по имени Флоренс Изадор приблизилась к Бретту и спросила:
      – Неужели мы должны ехать немедленно, мистер Коди? Клянусь, если мне придется просидеть еще хоть какое-то время, прижимаясь коленом к ногам мужчины, я просто закричу!
      – Попросите миссис Тернбоу поменяться с вами, – резко проговорил Бретт.
      Он еще в Сан-Франциско понял, что с этой Флоренс беды не оберешься. Когда они остановились на ночь на каком-то постоялом дворе и Бретт лег спать в сарае на сеновале, она проскользнула к нему и бесстыдно предложила себя. Получив отказ, женщина пришла в ярость.
      – Да, – продолжала ныть Флоренс, – тогда мужчины будут сжимать меня с двух сторон.
      Бретт едва сдержался, чтобы не сказать, что ей это должно нравиться.
      – Занимайте места! – громко повторил он. – По расписанию здесь нет остановки.
      Как только дилижанс тронулся, Коди сообщил Барнсу, сколько тот должен уплатить за проезд, и больше не пускался в расспросы. Он вообще предпочитал не разговаривать с пассажирами, так как не имел потребности изливать перед кем-то душу. Бретт никогда ничего (кроме удовольствия в постели) не обещал женщинам, появлявшимся в его жизни. Он не выносил общества, забыл о любви.
      Поначалу Бретт даже не услышал, что Барнс что-то говорит, но тот повторил вопрос.
      – Есть какие-нибудь новости о войне? – спросил он таким тоном, словно надеялся услышать отрицательный ответ.
      Бретт покачал головой. Он старался не думать о войне, потому что никак не мог решить, на чью сторону встать. После того, что произошло четыре года назад в Луизиане, он был не в состоянии сочувствовать Югу. Но ведь именно Юг взрастил его, так что Бретт не мог поднять на него руку. Поэтому он решил оставаться в стороне, не вспоминая о войне, и зарабатывать себе на жизнь, катаясь из Сан-Франциско в Сент-Луис. Когда в этих местах появились первые составы с лошадиной тягой, он был одним из самых известных работников. Коди не боялся ни индейцев, ни преступников. Даже когда Юг и Запад Штатов соединил между собой телеграф, он продолжал водить дилижансы. Море уже не манило его так сильно, как прежде; зато романтика Дикого Запада проникла в самую душу.
      – Хочу забрать оттуда своего мальчика и привезти домой, – донесся до Бретта голос Барнса. Тот сидел, глядя вперед невидящим взором. – Вы слышали когда-нибудь о местечке Питтсбург-Лэндинг, что в Теннесси?
      Бретт отрицательно покачал головой.
      – Они называют это битвой при Шилоу… Такая бойня… Мой мальчик… – Голос Барнса дрогнул. – Так вот, мой мальчик сражался на стороне генерала Гранта. Вчера я приехал в город за провизией; там меня ждала телеграмма, в которой сообщалось, что мой сынок… убит. Вот я и еду, чтобы откопать его тело, где бы он ни был похоронен, привезти домой и устроить на вечный покой рядом с его мамочкой… – Выхватив из кармана платок, Барнс высморкался и вытер глаза. – Простите. Я вовсе не хотел плакать, как женщина, но после смерти жены у меня никого не осталось, кроме него. Мы втроем приехали сюда в надежде найти золотую жилу, но Марта не смогла перенести здешнюю жару. Да и Лерой не любил ее. Говорили они, говорили, что не будет нам здесь удачи! Лерой уехал, как только началась война, а я остался… – Барнс взглянул на Бретта и, успокоившись немного, продолжил: – Не буду ничего больше рассказывать вам, скажу только, что за день до получения страшной телеграммы я нашел-таки золотую жилу толщиной в руку. – Для пущей убедительности он потряс в воздухе рукой. – Да только зачем она мне теперь… – В его голосе снова послышались слезы.
      – Вам следовало сразу же заявить свое право на эту землю, а то как бы кто другой не нашел жилу, – прервал молчание Бретт.
      Но Эдам только покачал головой:
      – Не-ет, никто ничего не найдет. Мне бы и самому ни в жизни не набрести на жилу снова, да я карту нарисовал.
      Бретт промолчал – его не интересовал Эдам Барнс, равно как и его золото. По сути, его вообще ничто не интересовало – он жил лишь одним днем.
      Не замечая равнодушия Бретта, Эдам продолжал говорить. Ему все-таки удалось втянуть попутчика в разговор на тему о том, как тот относится к войне.
      – А никак, – последовал ответ.
      – Но вам наверняка не все равно, кто возьмет верх, – настаивал Эдам. – Откуда вы родом?
      Бретт сам был удивлен тем, что вступил в беседу с этим человеком. Возможно, на него подействовали открытость и откровенность Эдама. Да и вообще тот понравился ему.
      – Я из каджунов… Жил в Миссисипи… в Луизиане… – Ему не хотелось вспоминать о том периоде своей жизни.
      – Да-а… Южные штаты. Думаю, если понадобится, вы встанете под флаги южан, – заметил Эдам.
      – Это бессмысленная война, – пожал плечами Бретт. – Север с самого начала знал, что обложит Юг блокадой, и южанам оставалось лишь подчиниться.
      – Ну, северяне быстро поняли, что сразу у них ничего не получится. Однако блокада свое дело делает – Юг начинает задыхаться.
      – Зато духом южане сильнее, – уверенно сказал Бретт. – Они защищают свои дома, свою родину. Кстати, не забывайте, что фермеры-южане ездят верхом и стреляют лучше, чем городские мальчики-янки.
      – Недавно я слышал, что недалек тот день, когда война докатится и до Нового Орлеана. Туда уже направлен морской флот северян, так что южанам придется нелегко.
      Бретт напомнил себе: он не должен испытывать чувства вины за то, что стоит в стороне от схватки. Хотя на самом-то деле все обстояло иначе. Втайне он надеялся, что северяне дойдут до Бель-Клера и загонят семейку Синклеров в лес, как когда-то его самого с позором изгнали из этих мест.
      Заметив, что собеседник нахмурился, Эдам поспешил добавить:
      – Эй, не обращайте внимания на мои слова. Да и откуда мне знать? Я всего лишь старый сплетник, который принес новости, услышанные на площади в базарный день. Может, во всем этом и слова правды нет.
      Но Коди уже не замечал своего спутника – воспоминания унесли его в давно прошедшие времена. Барнс, довольный уже тем, что кучер не обозлился на него, отодвинулся подальше и тоскливо уставился на дорогу, не делая больше попыток привлечь внимание неразговорчивого соседа.
      Дни шли за днями. Бретт видел перед собой лишь спины лошадей да постоялые дворы, на которых дилижанс делал остановки. Единственными радостями в дороге были доброе вино да хорошая, сытная еда.
      Через четыре дня после отъезда из Сан-Франциско хозяин одного из постоялых дворов предупредил Бретта, что видел вооруженных всадников:
      – Их было шестеро. Мне показалось, они ищут неприятностей. Сказали, что у них мало денег, но я сразу смекнул: лучше с ними не связываться. Жена дала им все, чего они хотели. Я сказал, что возьму с них половину денег, но они сбежали утром, не заплатив. Слава Богу, хоть не перерезали мне глотку и не ограбили. Так что будьте осторожны.
      Бретт заверил хозяина, что будет держать ухо востро, хотя на самом деле он никогда не терял бдительности.
      Беда пришла на следующее утро.
      Они проехали всего несколько миль, как вдруг Эдам увидел впереди на дороге что-то темное, напоминающее человеческое тело.
      – Господи Иисусе! – вскричал он. – Посмотрите! Он мертв?
      Бретт, уже успевший заметить человека, лежавшего на дороге, одной рукой потянулся к ружью, а другой продолжал держать вожжи. Он решил не останавливаться, пока не убедится, что вокруг никого нет – бандиты с легкостью могли спрятаться в густом высоком кустарнике и в скалах, окружающих дорогу.
      – Остановитесь! – раздался истеричный вопль из дилижанса. – Ему надо помочь!
      Бретт не был уверен в этом: над «трупом» не летали стервятники, которые непременно учуяли бы запах смерти на такой жаре. Стало быть, тело лежит здесь совсем недавно, и те, кто оставил его здесь, должны быть недалеко.
      Бретт решил, что объедет тело стороной, а остановится подальше и посмотрит, что будет. Он мог вернуться к телу один, с ружьем наготове, оставив пассажиров на попечение Эдама и дав тому команду действовать, как только услышит выстрелы.
      – Ах ты негодяй! – завопила из дилижанса Флоренс. – Останови коней, скотина! Он, может быть, жив!
      Эдам наблюдал за Бреттом краем глаза, спрашивая себя, почему тот не тормозит. И вдруг он чуть не упал на бок, потому что дилижанс накренило, когда он стал объезжать тело. «Труп», однако, оказался вполне жизнеспособным – он ловко откатился в сторону, и в ту же секунду раздались первые выстрелы.
      Бретт пригнулся и услышал, как пуля прожужжала над его головой. Из дилижанса раздались вопли ужаса. Сунув вожжи в руку Эдаму, он крикнул:
      – Правь вперед!
      Схватив ружье, Бретт повернулся в сторону стрелявших, но сам выстрелить так и не успел. Пуля бандита с силой ударила его в плечо, и он, теряя сознание, упал навзничь.
 
      Откуда-то издалека до Бретта донесся зловещий хохот бандитов. Боль в плече была невыносимой, но он изо всех сил сдерживался, чтобы не застонать, когда разобрал слова одного из нападавших:
      – А ты уверен, что возница мертв? Может, всадить ему в башку еще одну пулю?
      – Да заткнись ты! Он сдох еще до того, как свалился на землю! – раздался уверенный голос. – Нечего зря тратить патроны. Тут все мертвы. Поехали!
      – Повезло нам сегодня, – заговорил третий бандит. – У этой старой крысы оказалась неплохая брошечка с бриллиантами. За нее дадут столько, что я смогу год пить виски и развлекаться с девками.
      – Да уж, виски бы не помешало, после того как я повозился с этой молодухой, – гоготнул кто-то. – Черт, она померла, прежде чем я успел кончить!
      – Значит, ты затрахал ее до смерти!
      – Поехали! – нетерпеливо крикнул предводитель. – До Калифорнии еще далеко, а мне не терпится убраться от войны подальше!
      – Несладко нам придется, если южане победят, – заметил первый.
      – Да, лучше уж Калифорния, чем хлопковые поля!
      Бандиты вскочили на лошадей и с руганью и смехом поскакали вперед. Вздрагивая от боли, Бретт с трудом разлепил глаза и понял, что не в состоянии шевельнуть левой рукой. Разорвав рубашку, он кое-как наложил на рану тугую повязку, чтобы остановить кровотечение. Покончив с этим, Бретт огляделся. Открывшееся зрелище ужаснуло даже его, хотя он повидал немало на своем веку.
 
      Обнаженная Флоренс с неестественно вывернутыми ногами равнодушно смотрела в небо застывшими глазами. Труп другой женщины лежал в нескольких футах от нее. Двоих мужчин вытащили из дилижанса и убили выстрелами в голову, еще двое были застрелены на своих местах.
      Их было шестеро – Бретт видел всех сквозь полуопущенные веки. Без сомнения, это те самые бандиты, о которых говорил хозяин постоялого двора, но слишком уж быстро все произошло. Он не мог ничего сделать. Возможно, окажись с ним его напарник, они смогли бы отстреляться.
      Подумав о Сете, Коди тут же вспомнил и о человеке, сидевшем рядом с ним на козлах. С трудом поднявшись на ноги, он обошел дилижанс. Эдам лежал вниз лицом, из раны на его спине сочилась кровь. Бретт было пошел прочь, но тут до него донесся слабый стон. Опустившись на колени, он осторожно перевернул Эдама. Тот был еще жив, но быстро угасал.
      Губы Барнса шевельнулись – похоже, он хотел что-то сказать.
      – Молчите! – приказал Бретт. – Бандиты оставили лошадей, так что я смогу довезти вас до станции.
      Он стал приподниматься, но тут пальцы Эдама вцепились в его руку.
      – Нет, – хрипло прошептал тот, – не уходите. Мое время пришло. Я умираю. Я не против – Марта и Лерой ждут меня, но вы… Возьмите это… золото поможет вам забыть… В том месте, куда я направляюсь, оно мне не понадобится – улицы там и так вымощены золотом… – Эдам попытался засмеяться, но силы покидали его. – Ботинки… карта…
      И, сделав последний вдох, Барнс отошел в мир иной.
      Поднявшись на ноги, Бретт побрел к лошадям и принялся разнуздывать ближнего к нему коня. Рана приносила ему столь мучительные страдания, что он даже не вспоминал о словах умирающего. И лишь когда стал взбираться на коня, до него дошел смысл сказанного Эдамом. Глупо было отказываться от подобного предложения.
      Превозмогая боль, он вернулся к телу Барнса. Кажется, тот говорил что-то о ботинках. Здоровой рукой Коди медленно стащил с трупа один ботинок, но в нем ничего не было. Тогда он осторожно принялся стягивать с покойника другой ботинок… На сей раз его рука нащупала сложенный лист бумаги. Развернув находку, Бретт увидел кое-как нарисованный план местности, где Барнс наткнулся на свою золотую жилу. Да, похоже, никому не найти ее – как тот и говорил.
      Бретт Коди подумал, что однажды непременно вернется в эти места и разыщет золото. А сейчас ему необходима помощь, так как в противном случае он легко мог отправиться на тот свет вслед за Барнсом и остальными.
      Бретт не хотел умирать.
      Но не потому, что у него появилась перспектива разбогатеть. Просто его осенило – на рассвете следующего дня он отправится на войну.
      Бретт в этот момент решил, что, сражаясь на стороне северян против Юга, он лучше всего сумеет отомстить Синклерам.
 
      Вздохнув, капитан Джон Дрю вновь поглядел на красивую девушку, сидевшую рядом с ним у поручней; в ее зеленых глазах горел страстный огонь. Он понимал, что спорить бесполезно. Они прибыли в Филадельфию накануне. Новости были до того неутешительными, что среди пассажиров судна началась паника. Капитан пытался уговорить девушку вернуться с ним в Англию, но та лишь упрямо вздернула подбородок.
      – Мы уже в Америке. Я и без вас могу проделать остаток пути, однако вы пообещали мистеру Розелле, что поможете мне добраться до Нового Орлеана, – надменно проговорила она.
      – Я не отказываюсь от своих слов и вчера, кстати, беседовал с капитаном судна. Тот готов рискнуть и попробовать провести вас через линию фронта. Он говорит, что северяне терпимо относятся к морякам, тем более что те всего лишь возят продовольствие, а не поддерживают конфедератов. Но все это не важно, мисс Синклер, поверьте мне. Дело в том, что два форта, охраняющие Новый Орлеан и устье Миссисипи, постоянно обстреливаются юнионистами. Как только форты падут, Новый Орлеан будет взят. Не стоит вам в такое время ехать туда. Даже если вы не хотите возвращаться в Англию, позвольте мне устроить вас в какой-нибудь хороший отель, где можно переждать эти недобрые времена.
      Анджела ни о чем таком и думать не желала. Чем ближе была она к Америке, тем больше было ее нетерпение. Уж если Новому Орлеану суждено пасть, то она должна быть рядом с отцом, чтобы поддержать его – ведь после смерти матери у него никого не осталось. Клодия и не подумает заботиться об Элтоне.
      Глубоко вздохнув, девушка посмотрела Джону Дрю в глаза и решительно заявила:
      – Я еду. И вы не сумеете отговорить меня.
      Покачав головой и воздев руки к небу, капитан Дрю воскликнул:
      – Храни Господь того янки, который вознамерится встать у вас на пути!

      Лео Коди поднял вверх бутылку, чтобы вылить себе в глотку последние капли. Он был в стельку пьян, иначе не позволил бы себе задержаться на кладбище допоздна. Лео решил украсть бутылку, но, когда снимал ее с магазинной полки, его заметили. Он бросился бежать и скрылся на кладбище, задумав отлежаться где-нибудь между могил, пока его ищут. Впрочем, вряд ли лавочник пустился на его поиски, так что Лео устроился поудобнее, прислонившись к какому-то памятнику, и принялся потягивать вино. Да пусть хоть весь Новый Орлеан сдохнет от страха перед янки – ему наплевать. Лишь бы было что выпить.
      Однако сейчас Коди-старший принялся размышлять над тем, что делать дальше. Словно сквозь сон он слышал какой-то шум, звон колоколов, крики; небо над городом осветилось отблесками пожара. Кто-то говорил, что янки не остановить, что тысячи тюков хлопка пропали в огне. Горели также склады с табаком и сахаром.
      Лео было наплевать и на это. Да пусть весь чертов город хоть дотла выгорит. Он закрыл глаза в надежде, что голова перестанет кружиться и он уснет. А когда проснется, уйдет с кладбища. Паника еще не кончится, так что Лео, пожалуй, сумеет стянуть парочку-другую бутылок.
 
      Сет Уайт потянул на себя тяжелую, окованную железом дверь склепа, и та, слегка заскрипев, подалась. Еще раз взглянув на багровое небо, он вошел внутрь. Все уже были на месте.
      – Началась настоящая истерия, – заявил Сет, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Новый Орлеан превратился в ад. Люди сходят с ума.
      – А как же иначе, – сухо заметил Миллард Дюбоз. – Чего вы ожидали? Ловелл вывел свои войска, и мы остались без защиты.
      – Да, черт возьми, – воскликнул Гарди Максвелл, – а ведь почти все солдаты южной Луизианы и Миссисипи в прошлом месяце были отправлены в Виргинию!
      Доктор Винсон Дюваль, сидевший в кресле-качалке, так и не пригодившемся Элме Татвайлер, оглядывался по сторонам, пока остальные горячо спорили. Почти все пространство небольшой комнаты занимали два гроба, покрытых тканью. Окно в задней стене склепа и два небольших окошечка в двери пропускали в помещение немного дневного света, но дышать было почти нечем. Дюваль предпочел бы встречаться с единомышленниками в другом месте, но был согласен с тем, что здесь безопаснее всего.
      – Господа, – присоединился он к хору голосов, – послушайте, мы же знали, что Новый Орлеан обречен. Это стало ясно после того, как армада федерального флота миновала наши форты. К тому же нам было известно, что генерал Ловелл давно думал об эвакуации. Он приказал увезти легкую артиллерию, а также одеяла, лекарства, фургоны, – словом, все! Нет! – Дюваль покачал головой. – Я ошибаюсь. Тяжелые пушки с плотины они не взяли, потому что с ними без ядер нечего делать. Так что… Новому Орлеану остается только сдаться, чтобы избежать большого кровопролития.
      – А вы были на плотине? – закричал Тобиас Редфорд. – Кто-нибудь из вас был там? – Диким взглядом он обвел лица собравшихся в склепе людей. – Там находится обезумевшая толпа стариков, женщин и детей, вооруженных кухонными ножами и пистолетами. Они знают, что бессильны перед северянами и не смогут остановить их, но надеются таким образом выразить свое презрение к янки.
      Сет в сердцах ударил кулаком по стене и тут же поморщился от боли.
      – Все это из-за чрезмерной самоуверенности, беспомощной стратегии, трусости, плохой подготовки и идиотского решения Ричмонда защищать Виргинию, черт бы его побрал!
      – Но с этим мы ничего не можем поделать, – попытался урезонить собравшихся Миллард Дюбоз. – Давайте лучше вспомним, зачем собрались здесь, поставим перед собой цели и разойдемся по домам, потому что пока мы нужнее нашим близким. Согласны?
      – Ну наладим мы каналы связи для того, чтобы доставать информацию, – фыркнул Гарди, – и что? Кому эта информация нужна?
      – Нам нельзя оставаться отрезанными от остального мира, – напомнил ему доктор Дюваль. – Мы должны сообщать нашим войскам обо всем, что здесь происходит, Гарди. К тому же я еще не сбрасываю со счетов возможность неожиданной контратаки. Кстати, – добавил он, – Миллард прав. Было опасно приходить сюда. Боюсь, вражеские разведчики рыщут повсюду, и они не преминут сообщить хозяевам, куда направилась группка хорошо одетых джентльменов. Не нужно обладать слишком богатым воображением, чтобы понять, чем мы тут занимаемся.
      – Совершенно верно, – согласился с ним Сет. Затем он вспомнил: – Неподалеку я видел какого-то человека. На вид он был совершенно пьян, но я подумал, что вряд ли кому придет в голову напиваться ночью на кладбище. Еще кто-нибудь видел его?
      – Да. Но этот пьянчуга не причинит вреда, – заговорил Миллард. – Несколько лет назад он работал у Синклера надсмотрщиком. Потом что-то у них произошло – Элтон никогда не объяснял, в чем дело.
      – Помню-помню, – вмешался Тобиас. – Лео Коди. Он приходил ко мне в поисках работы. Я справился о нем у Элтона, но тот посоветовал не нанимать его. С тех пор я несколько раз видел малого пьяным в трущобах. Не думаю, что он шпионит.
      – Этот тип ненавидит бывшего хозяина, – проговорил Миллард. – Помните, я ходил уговаривать Элтона прийти на собрание? Коди тоже слонялся там. Элтон его не заметил, а вот он видел Синклера и проклинал его последними словами, даже разбил бутылку, когда тот прошел мимо. Может, и к лучшему, что Элтон не пришел сегодня, а то как бы этот дуралей не разбил еще одной бутылки.
      Посмеявшись и убедившись, что никто не подсматривает за ними, мужчины направились по домам.
      А неподалеку от склепа, где они собирались, спал мертвецким сном Лео Коди. Больше на кладбище никого не было – те, кто остался в городе, предпочитали сидеть дома, другие присоединились к безумствующей толпе, пытавшейся защитить себя и своих детей от врага.
      Лео проснулся позже и, оглядевшись по сторонам, оторопел. Он не обращал внимания на тяжелую головную боль, потому что у него явно начались галлюцинации. Черт возьми, он сумеет выбраться отсюда, только бы дрожащие ноги не подвели.
      – Да, Лео, я говорю с тобой, – раздался незнакомый голос.
      Коди хотел было побежать, но вдруг замер от страха – голос шел прямо из-под земли, из-под большого могильного камня. Как ни силился, Лео не мог разглядеть ничего, кроме непонятного белого ореола. Задрожав от страха, он откашлялся и пробормотал:
      – Отпустите меня… Отпустите… Я не сделал ничего дурного…
      – Но тебе никто не причинит вреда, Лео. Не причинит, – повторил Голос, – если ты внимательно выслушаешь все, что я тебе скажу. Но если только ты вздумаешь убежать, я найду тебя и убью.
      Лео Коди не был суеверным человеком и не боялся нечистой силы. Но все же ему не нравилось кладбище и особенно этот Голос, шедший, казалось, из-под земли, называвший его по имени и грозивший убить. Впрочем, Голос не был злым. Скорее, звучал равнодушно. Однако каким-то непонятным образом Лео понял, что угроза – не пустой звук и стоящий за Голосом человек способен выполнить то, что обещал.
      С трудом сглотнув, он устало ответил Голосу:
      – Ладно. Я слушаю. Кто вы такой, черт возьми, и какого дьявола вам от меня надо?
      – Это не важно, – ответил Голос. – Важно другое. Я хочу дать тебе работу.
      – Работу? – переспросил Коди. – Новый Орлеан в огне. Завтра утром янки будут повсюду, а у меня уже сегодня голова трещит от выпитого. Так с чего же это я должен поверить, что какой-то Голос, идущий из-под могильного камня, ни с того ни с сего даст мне работу?
      – С тобой ничего не случится, если ты просто выслушаешь меня, – заявил Голос.
      – Я же сказал, что слушаю. – Лео отвернулся в сторону, не желая все время пялиться на могилу. А то как бы и в самом деле не поверить, что с ним разговаривает усопший, так и свихнуться недолго.
      – Ты знаешь человека по имени Элтон Синклер. – Это был не вопрос, а утверждение.
      Не сдержавшись, Лео повернулся к могиле.
      – Да уж, знаю, – ответил он. – Но какое отношение этот мерзавец имеет к делу?
      Таинственный собеседник усмехнулся:
      – Что там у тебя с ним произошло? Почему Синклер выгнал тебя и ты не смог найти приличной работы?
      – Он заявил, будто я избиваю рабов, и сделал так, чтобы никто больше не нанимал меня, – с готовностью пожаловался Лео.
      – Я хочу, чтобы ты не выпускал его из виду, знал о каждом его шаге. Но он не должен догадываться, что за ним следят. Ты будешь неотступно следовать за ним, будешь слушать все, что он говорит. Днем и ночью.
      – Да запросто, – хвастливо заявил Лео. – Но к чему это вам?
      Холодное высокомерие Голоса неожиданно сменилось раздражением.
      – Это тебя не касается. Работа заключается в том, чтобы, черт возьми, следить за Синклером и сообщать мне о своих наблюдениях. Раз в неделю.
      Лео решил, что эта задумка абсолютно нелепа, но ему было интересно, чем все это закончится.
      – И во сколько же теперь оцениваются такие услуги? – поинтересовался он.
      – Я вообще ничего не оцениваю, идиот, – ответил Голос. – Ты будешь получать за работу двадцать долларов в неделю.
      У Лео закружилась голова – на сей раз давало себя знать выпитое.
      – Так вы говорите, двадцать? – переспросил он.
      – Да, именно столько я предложил тебе. Только не вздумай обманывать меня. Не вздумай сказать, что следил за ним, если сам в это время валялся в сточной канаве. Я сразу пойму, что ты лжешь, потому что отлично знаком с его привычками и твоими. Я хочу знать, ведет ли он обычный образ жизни или что-то в ней меняется. Будешь приходить сюда каждую субботу в полночь – для доклада. Направляйся к склепу Татвайлеров – это в третьем ряду у восточных ворот кладбища. Вставай у стены и, если никого рядом не будет, говори. Но не пытайся даже заглянуть в склеп, – зловеще предупредил Голос.
      – Не беспокойтесь. Это мне и в голову не придет. Разве что зайду за платой, – добавил он нахально.
      – В этом нет необходимости. Деньги ты найдешь на верхней ступеньке. Если я буду удовлетворен твоим докладом, то на следующей неделе тоже заплачу тебе, и так далее… Ты понял?
      Лео усердно закивал.
      – За ним будет нетрудно следить, – продолжал Голос. – С тех пор как его жена умерла, он никуда не ходит и ничего не делает. Твоя задача – выяснить, не изменил ли он своим привычкам.
      – А я и не знал, что его жена умерла, – пробормотал Лео. Потом его осенило: – Кстати, как мне называть вас?
      – Тебе никак не надо называть меня, – холодно отрезал Голос. – Собирай свои пожитки и этой же ночью отправляйся в Бель-Клер. Я хочу получить первую информацию в следующую субботу.
      Лео ухмыльнулся. Это начинало ему нравиться. Неплохо будет иметь хоть немного денег, а что может быть проще слежки за человеком, которого ненавидишь? Он надеялся, что Синклер делает что-то отвратительное, что-то грязное. Тогда, может, он попадет в беду. Может, его даже повесят. Взволнованный этими мыслями, Лео захотел немедленно выпить, чтобы отпраздновать нежданную удачу. К тому же он вдруг ощутил поистине волчий голод. Несмотря на истерию, охватившую город, наверняка где-нибудь еще можно найти съестное, если заплатить, разумеется.
      – Эй! – крикнул он, обращаясь к Голосу. – А как насчет аванса? Я ничего не смогу сделать, пока не наемся до отвала – уж не помню, когда ел в последний раз.
      Могильный камень, как ему и подобало, был нем.
      Ни звука.
      Медленно, осторожно поднялся Лео на ноги и на цыпочках обошел странную могилу.
      Но никого не увидел.
      Похоже, Голос беззвучно ушел с кладбища.
 
      Ужасную новость они услышали еще перед тем, как судно вошло в пролив Миссисипи. Капитан Брэнниган хотел повернуть от побережья Флориды, когда навстречу им попался корабль, с которого сообщили, что Конфедерация потеряла восемь судов, пытаясь противостоять флоту Фаррагута.
      – Они не пропустят нас, – предсказал капитан Брэнниган. – Если бы я и члены моей команды не были такими стариками и если бы мы к тому же не подняли белый флаг, нас бы разбомбили в пух и прах. Вы заметили, что мимо нас прошли уже три корабля федеральных сил?
      Решив не поддаваться его уговорам, Анджела настойчиво проговорила:
      – Вам хорошо заплатили, капитан, и я лишь прошу вас попробовать. Но если вы боитесь, то высадите меня на берег, и остаток пути я проделаю сама.
      Однако капитан не собирался оставлять ее одну – Анджела давно догадалась об этом.
      – Мы заплывем так далеко, как они позволят нам, – угрюмо пообещал моряк. – Но как только нам подадут знак поворачивать, я тут же подчинюсь приказу. Если хотите, мисс, прыгайте за борт и плывите вперед.
      Анджела ничуть не сомневалась, что при необходимости так и поступит.
      Вскоре небо потемнело от поднимавшейся в воздух гари, невыносимо запахло дымом многочисленных пожарищ на плотине. Вокруг их суденышка дрейфовали другие суда – они бросили якорь, потому что янки остановили их и не пропускали вперед. Как и капитан Брэнниган, их хозяева были рыбаками, а не солдатами, и не имели к военным действиям никакого отношения.
      Анджела стояла у штурвала, ее рыжие волосы развевались на ветру, щеки раскраснелись, платье намокло от соленых брызг. Она отчаянно хотела поскорее попасть домой. Узнать после всех лет разлуки с родным краем, что Новый Орлеан сдался врагу, было невыносимо. Больше чем когда бы то ни было она хотела оказаться сейчас рядом с отцом.
      Внезапно услышав ругань капитана, девушка чуть не выпустила штурвал.
      – Что? Что случилось? – взволнованно спросила она.
      Проследив за его взглядом, Анджела застонала: к ним приближался корабль федеральных сил.
      Обычный речной пароход был переделан в военный корабль; борта его для защиты от пуль обшили толстыми досками.
      – Своими пушками, – заметил Брэнниган, – они могут разнести нас в щепки. Бросайте якорь! – закричал он, повернув голову.
      Анджела наблюдала за тем, как корабль янки подходил все ближе. Вот он оказался совсем рядом, и тогда с него на судно капитана Брэннигана перекинули доску, по которой к ним быстро перешли офицер и два матроса.
      Офицер коротко представился, назвавшись капитаном Дарэмом, и спросил, что здесь делает рыболовецкое судно.
      – Может, вы не заметили, – полным презрения голосом проговорил он, – но вокруг ведутся военные действия, капитан.
      – Он работает на меня, – громко произнесла Анджела, выступая вперед. Назвав свое имя, она вкратце описала ситуацию. – Как видите, мы ни для кого не представляем опасности. Пропустите нас, мне очень нужно домой.
      Улыбнувшись столь неожиданной просьбе, капитан Дарэм подчеркнуто вежливым тоном сообщил:
      – Еще вчера наш флот мог либо утонуть, либо оказаться взорванным в последней битве за Новый Орлеан. Капитан Фаррагут послал в город приказ сдаться. Мы слышали, что мэр отказался подчиниться, так что теперь нам остается лишь ждать продолжения событий. Словом, я бы предпочел не пропускать вперед это судно.
      – Я понимаю вас, сэр, – заговорил Брэнниган, – а уж после того, что я услышал от вас, у меня пропало всякое желание плыть дальше. Но что же будет? Вы ведь не собираетесь бомбить город?
      – Нет, – усмехнулся Дарэм. – Фаррагут потребовал, чтобы из города эвакуировали всех женщин, стариков и детей, поскольку вот-вот начнется стрельба, на что мэр ответил, что в этом нет необходимости – в городе никого, кроме этих самых женщин и детей, уже не осталось. Но, – добавил он, – капитан Фаррагут тут же послал новое сообщение и заявил, что, если услышит хоть один выстрел, его войска сровняют Новый Орлеан с землей.
      Анджеле была невыносима даже мысль о том, что ее любимый город может быть уничтожен.
      – Черт бы вас побрал! – процедила она сквозь зубы. Ее глаза пылали огнем. – Будьте вы все прокляты!
      Капитан Брэнниган отвернулся. Ему уже доводилось сталкиваться с проявлениями буйного темперамента мисс Анджелы Синклер и не хотелось, чтобы Дарэм подумал, будто он оправдывает ее поведение.
      – Мы потеряли много хороших солдат, мисс Синклер. Обе стороны понесли большие потери, – холодно произнес военный.
      – Тогда убирайтесь отсюда! – взорвалась Анджела. – Убирайтесь к чертям с Юга, возвращайтесь к себе на Север и займитесь своими делами. Мы сможем решить свои проблемы без вашего вмешательства. Если бы у нас было время, мы поставили бы вопрос о рабстве на голосование. К чему эта война? Зачем? – Всплеснув руками, девушка огляделась вокруг, зная, что попусту тратит слова.
      Как и положено офицеру, капитан Дарэм спокойно выслушал ее гневную тираду и не спеша проговорил:
      – Вам придется вернуться. Уходите из этих вод, сэр. Вам запрещено плыть дальше. Если ваше судно будет здесь утром, я не смогу гарантировать вашей безопасности.
      Как только янки ушли, капитан Брэнниган шагнул к Анджеле, которая в отчаянии смотрела на вражеский корабль. Старик попытался шуткой утешить ее:
      – Кажется, настало время прыгать за борт, а, мисс Синклер? Впрочем, дождитесь лучше темноты. Боюсь, вы нажили себе врагов и как бы они не превратили вас в плавучую мишень, если вы рискнете пуститься в путь сейчас.
      – Но нас еще не разбили, – возразила девушка.
      – Нет, мадам, вы ошибаетесь. – С этими словами Брэнниган приказал поднимать якорь.
      Схватив его за руку, Анджела умоляюще произнесла:
      – Они не смогут увидеть нас ночью…
      Старик устало потер рукой лоб. Терпеливым тоном, каким обычно разговаривают с детьми, он спросил:
      – И куда же мы, по-вашему, направимся, мисс Синклер?
      – Нам необязательно заходить в Новый Орлеан! – возбужденно воскликнула Анджела. – Вы можете доставить меня домой по реке. Она протекает прямо перед нашим домом и…
      – Нет, мисс. – Брэнниган решительно покачал головой. – Я не пойду вверх по реке. Мы не знаем, сколько кораблей противника находится на Миссисипи.
      – Но мы сможем пересечь реку у Мейн-Пасса и подняться вверх через залив Бэтериа-Бей. Папа часто направлял суда к нам именно этим путем. Я знаю место, где вы сможете высадить меня на берег, – горячо говорила девушка, – а уж оттуда я как-нибудь дойду до Бель-Клера сама. Ну, пожалуйста, капитан, – молила она. – Это мой единственный шанс! Прошу вас. Неужели вы не понимаете?
      – Хорошо, – буркнул Брэнниган, злясь на себя за уступчивость. – Но если нас возьмут в плен или обстреляют, не вините в этом меня.
      Встав на цыпочки, девушка поцеловала его в щеку и принялась молить Бога о том, чтобы они благополучно проделали опасный путь.
      «Скоро, – пела ее душа, – очень скоро я буду дома!»

      Прошло уже два дня, а Клодия никак не могла прийти в себя после того, как увидела корабли федеральных сил, направляющиеся в Новый Орлеан. Встретить врага так близко – как это ужасно! Уже в течение нескольких недель река кишела маленькими суденышками и лодками, набитыми людьми, стремящимися убраться подальше от войны. После сообщения Реймонда о том, что город официально сдался северянам, Клодия все думала и думала о том, что же ждет Бель-Клер.
      Реймонд заявил, что во всем можно найти хорошую сторону.
      – Не переживай, может, дело еще не так плохо. В финансовом отношении бизнес твоего отца идет получше, чем у многих в Луизиане, потому что у него достаточно ума и предусмотрительности. Он посадил больше кормовой кукурузы, позаботился о том, как будет жить в условиях блокады. Он правильно сделал, отправив часть урожая в Техас. Да, все совсем неплохо. Синклер по-прежнему может заботиться о рабах, кормить их и одевать, поэтому ему не стоит бояться того, что они нападут – а ведь именно этого опасаются сейчас многие рабовладельцы. Итак, – Реймонд, салютуя, поднял вверх бокал с виски, – я могу сказать, что Элтону Синклеру есть чем гордиться. Ему осталось лишь подписать присягу верности Союзу – и Бель-Клер спасен.
      Клодия с отвращением посмотрела на него:
      – Да уж, неплохо бы это сделать. Вот только он совсем сдал после смерти Твайлы. И от тебя никакой пользы. Посмотри на себя! Только и делаешь, что пьешь. А если янки нападут на Бель-Клер? Кто поможет нам и спасет от мародеров?
      – Твой язык! – Икнув, Реймонд ухмыльнулся. – Только рявкни на них так же, как на меня, и они вмиг уберутся.
      – Черт бы тебя побрал! – Клодия резко повернулась, сверкнув шелковыми нижними юбками. – Ты – ленивый пьяница и еще трус к тому же!
      Реймонд опрокинул в горло остатки виски.
      – Да, я ленив. Потому что делать мне нечего, – ответил он. – А пью, потому что трезвым не смог бы и дня прожить с тобой. Но вот насчет того, что я трус… – Грубо расхохотавшись, он вытянул вперед ногу, раненную еще прошлым летом в битве при Балл-Ране. Ранение сделало его хромым на всю жизнь, и он не мог больше участвовать в военных действиях. – Я не прятался от сражений, дорогая. Я честно рвался в бой. Так что едва ли меня можно назвать трусом.
      – Ты трус, потому что сбежал в такую минуту из Нового Орлеана. Твое место там! – вопила Клодия. – Ты должен сражаться против янки, как это делает твой отец, а не прятаться тут, напиваясь каждый день до полусмерти!
      Взяв бутылку, Реймонд налил себе еще.
      – Новый Орлеан мы потеряли, – заметил он. – Лишь дурак пойдет сейчас в город, чтобы сражаться неизвестно за что. Поэтому там и остались только женщины и дети. А настоящие мужчины нашли применение своим силам в другом месте. Отец не уехал из города, потому что давным-давно заявил – он придерживается нейтральной позиции. Можешь не сомневаться, – усмехнулся Реймонд, – что отец будет одним из первых, кто подпишет присягу на верность Союзу. Он никогда не забывает о деньгах и сумеет занять достойное положение в новом обществе, заботясь о здоровье янки и их семей. Уж его-то в тюрьму точно не посадят.
      – Неужто ты тоже начал думать о деньгах? – язвительно осведомилась Клодия. – Белые надсмотрщики ушли на войну, а негры ни на что не способны. Элтон еще не скоро придет в себя, так что, пожалуй, делами надо заняться мне.
      – Послушай, а отчего ты никогда не говоришь о нем, как о своем отце? – спросил Реймонд.
      – Потому что он не отец мне, – холодно ответила Клодия.
      – Это же нелепо! Они с Твайлой растили тебя, как родную дочь. С тобой всегда обращались лучше, чем с Анджелой, и тебе это известно.
      – Они пообещали твоим родителям, что выдадут за тебя замуж их первую дочь, но, если бы я не подсуетилась вовремя, мне бы никогда не стать твоей женой. По правде говоря, ты бы до сих пор лип к Анджеле, если бы я не открыла тебе глаза и не рассказала, что на самом-то деле она – обыкновенная потаскушка. Пожалуй, если бы не это, ты бы ни за что не женился на мне, ведь так?
      Реймонд не видел причин лгать. Да, в тот день, когда Клодия рассказала ему, почему Анджелу столь поспешно отправили в Англию, он просто разъярился и позволил Клодии взять верх над собой. Впрочем, Реймонд быстро понял, что к чему, – его жена оказалась еще большей дрянью, чем он предполагал. Реймонд вел жалкое существование, и в бою ему даже было наплевать, выживет он или умрет – до того все опостылело.
      – Нет, – подтвердил он, глядя Клодии прямо в глаза. – Я бы ни за что не женился на тебе.
      В приступе гнева Клодия выхватила из рук мужа бокал и выплеснула виски ему в лицо.
      – Скотина! Ненавижу тебя! Оставайся здесь и подыхай!
      Выбежав из комнаты, Клодия спустилась вниз по винтовой лестнице и ворвалась в кабинет, где, к ее удивлению, застала Элтона. Погруженный в свои мысли, он смотрел в окно.
      – Странно, что ты не в мавзолее, – саркастически заметила Клодия. – Признаться, я удивлена, что ты вообще не переехал туда и не поселился рядом с ее гробом.
      Элтон даже не обратил на нее внимания.
      И вдруг, не в силах больше сдерживать накопившуюся ярость, Клодия со всего маху ударила руками по столу.
      – Послушай-ка! Хватит себя жалеть! Люди умирают, но жизнь продолжается. Ты должен собраться с силами и помочь мне присматривать за хозяйством. Новый Орлеан сдался, и ты тоже должен перейти на сторону северян, показать им, что не собираешься сопротивляться.
      Синклер молчал.
      – Тебе все равно, да? – продолжала разъяренная Клодия. – Со смертью Твайлы тебе на все стало наплевать. Ты не заботишься о Бель-Клере, не заботишься обо мне.
      Нахмурившись, Элтон мрачно поглядел на нее. Себялюбивая, злая женщина! Когда Твайла умерла, она и слезинки не проронила. Элтон жалел Реймонда, который женился на ней, и ругал себя за то, что позволил ей вернуться в Бель-Клер.
      Но он продолжал молчать.
      – Может, стоит попросить доктора Дюваля отправить тебя в приют для умалишенных? – пригрозила Клодия. – Думаю, тебе там самое место, потому что ты явно лишился рассудка.
      Этого Элтон уже не мог вытерпеть.
      – Со мной все в порядке, но если кому-то так уж хочется быть поближе к янки, то почему бы не уехать в Новый Орлеан? Если только Ида Дюваль позволит тебе жить у нее, – добавил он.
      – Никуда я не поеду! – завизжала Клодия. – Мой дом здесь, нравится тебе это или нет. И я не позволю разрушить его лишь потому, что ты, видите ли, впал в маразм!
      – Мы ничего не можем сделать. Что будет, то будет. Мои рабы вольны сами решать свою судьбу и могут идти на все четыре стороны. Думаю, они все же предпочтут остаться, потому что здесь у них есть еда и крыша над головой. Когда янки придут в Бель-Клер, я сумею убедить их, что мы не собираемся сопротивляться. А теперь убирайся отсюда. – Синклер с отвращением махнул рукой. – Уезжай в Новый Орлеан, уезжай куда угодно, только не попадайся мне на глаза. Ты оскорбляешь память матери, разговаривая со мной таким тоном и оскорбляя меня.
      Высоко подняв голову, Клодия вышла из кабинета, но в дверях процедила сквозь зубы:
      – Она не была моей матерью, а ты мне не отец.
      Элтон не был удивлен ее словами, только подумал, каково придется Клодии, когда он отойдет в мир иной и из завещания выяснится, что все имущество он оставил Анджеле.
      Анджела…
      Его сердце замирало при мысли о родной дочери, которую он так любил и по которой очень скучал. Ему было нелегко принять решение оставить ее в Европе. Больше чем когда бы то ни было Элтону хотелось, чтобы дочь была рядом. Еще никогда в жизни он не был так одинок. Но нет, ей лучше оставаться там – будущее Бель-Клера, Луизианы да и всего Юга сейчас такое шаткое…
      Лицо Синклера напряглось, когда он вспомнил о спрятанных дощечках, которые могут пригодиться Конфедерации. Ему оставалось лишь дождаться, пока все немного успокоится и он сможет передать дощечки нужным людям.
      Да, думал он, потирая поседевшие виски, скоро настанет пора действовать.
 
      Клодия уселась в тростниковое кресло-качалку, стоявшее на парадном крыльце. Может, ей действительно стоит самой поехать в Новый Орлеан и добиться того, чтобы Бель-Клер не трогали? Разумеется, не сейчас, а чуть погодя, когда городом начнут управлять победители.
      Уже давно она решила, что ей все равно, кто выиграет войну, лишь бы Бель-Клер уцелел. Если победит Север, то рабы, несомненно, окажутся на свободе, но ведь им понадобится работа. Она освободит их – на бумаге, – и если они не захотят голодать, а пожелают иметь крышу над головой, то им просто некуда будет деться. Они станут работать за ту плату, которую она им предложит. И Бель-Клер будет процветать, она уже видит это.
      Клодия пришла к выводу, что должна постепенно брать все в имении в свои руки, пока Элтон не отдал Богу душу. А его смерть, по ее расчетам, была не за горами, потому что он просто изводил себя страданиями да переживаниями.
      Да, еще Реймонд… Что ж, Реймонд скоро займет подобающее ему место. Хоть он слабак и пьяница, она пока не готова прогнать его. Было, правда, время, когда они начали беспрестанно ссориться, и Клодия опасалась, что он уедет из Бель-Клера. Но дни шли за днями, и становилось ясно – Реймонд и шага без нее не ступит, потому что чувствует себя с женой спокойнее. Дело в том, что его родители пришли в ужас от Клодии и материально не поддерживали сына, предоставив ему самому справляться с трудностями.
      После свадьбы они переехали к Дювалям, но не прошло и недели, как Клодия настояла на том, чтобы муж снял им жилье. Она просто не выносила Иду. Впрочем, чувство это было взаимным.
      Твайла не позволяла Клодии вернуться домой, объясняя это тем, что Реймонд хотел после женитьбы жить в городе и она вынуждена считаться с желаниями молодого мужа. Тогда Клодия сняла себе в дорогом отеле целый этаж и отправила чек на его оплату отцу Реймонда. Реймонд стал распродавать самых дорогих лошадей, и женщина с ужасом ждала того дня, когда все деньги, вырученные за животных, кончатся. К счастью, проблему помогла решить Твайла, которая вовремя отправилась на тот свет. Клодия принялась строить планы, как завладеть особняком Синклера, когда тело ее приемной матери еще не остыло. Теперь она поклялась себе, что никакая сила не заставит ее покинуть Бель-Клер, даже янки. Клодия твердо решила при первой же возможности заключить с ними мир.
      Услышав цокот копыт, женщина вскочила с кресла. Приложив руку к глазам, чтобы защитить их от солнца, она вгляделась вдаль и тут же злобно скривилась, узнав упряжку Иды Дюваль. Лошади мчались с такой скоростью, что сразу стало ясно – что-то произошло. Клодия неторопливо вошла в дом и ледяным тоном велела Кезии сообщить Реймонду, что приехала его мать.
      Бен, кучер Дювалей, резко остановил упряжку и соскочил с козел, чтобы подать руку хозяйке. Вместе с Идой приехала ее горничная, которая тут же принялась выгружать из коляски багаж.
      Клодия вздрогнула: похоже, мать ее муженька надолго заявилась в Бель-Клер.
      – Что вы делаете? – закричала она.
      – Янки! – выкрикнула в ответ Ида, взбегая вверх по ступенькам.
      Клодия в один миг оказалась возле нее. Что она, интересно, о себе вообразила, бегая по всему дому и командуя ееслугами, как собственными?
      – Да что…
      Но Ида ничего не слушала. Навстречу ей одновременно выбежали Реймонд и Элтон: Элтон – из кабинета, а Реймонд, хромая, спустился со второго этажа.
      – Мама, что произошло? – взволнованно спросил он, заглядывая матери в глаза.
      – Янки! – пытаясь отдышаться после подъема по лестнице, повторила Ида. Затем, оглянувшись, она нашла глазами Кезию и велела принести холодного лимонаду. – Они уже в городе. Захватывают дома. Выбрасывают людей на улицу… Это ужасно, просто ужасно… – Ида принялась обмахиваться кружевным платочком.
      Реймонд попытался успокоить ее:
      – Мама, мы знали, что рано или поздно это произойдет. Так что держись.
      – Я не думала, что они станут выгонять людей из их домов, – застонала Ида, откидывая голову назад и закрывая глаза, будто молила Бога, чтобы все это оказалось дурным сном. – Отъезжая, я видела, как они устанавливали свой флаг над ратушей. Вы представляете? Весь город в панике. Просто бедлам какой-то. И никто не знает, что будет дальше. Я решила уехать оттуда.
      – Но почему же ты решила приехать сюда? – вдруг вмешалась Клодия. – У нас довольно своих проблем, чтобы заниматься еще и твоими.
      – Клодия, прошу тебя, – зашептал Реймонд. – Но где же папа? – взволновался он. – Почему не приехал с тобой?
      Покосившись на Клодию, Ида ответила сыну:
      – Ты же знаешь отца. Он будет сидеть в своем кабинете и ждать, когда к нему обратятся за помощью. Я заехала к нему – он был в ужасе от происходящего. – Взглянув на Элтона, она добавила: – Кстати, он просил передать, что если понадобится тебе, то ты знаешь, где его найти.
      Элтон понял, что Винсон имеет в виду, но пока у него не было ни малейшего желания ехать на кладбище Сент-Луис и заниматься подпольной работой.
      Рассказав о том, что ей пришлось пережить в Новом Орлеане ночью, Ида деловито спросила:
      – Какие комнаты я займу?
      Не успел Элтон и рта раскрыть, как Клодия чуть не закричала:
      – Не думаете же вы, что мы позволим вам остаться здесь! Тут, между прочим, не отель. Если прознают, что мы пустили вас к себе, то тут же вообразят, будто мы принимаем всех беженцев, и у нас будет настоящий сумасшедший дом. Нет, вы должны уехать, это решено.
      – Она этого не сделает, – вмешался наконец Реймонд. – Вы согласны со мной, сэр? – повернулся он к Элтону. – В такие минуты близкие люди должны держаться вместе.
      Элтон пожал плечами. Ему было все равно.
      – Пойду-ка я обойду плантацию, – заявил он.
      Синклер вышел из дома, опустив голову, плечи его поникли.
      – Да он несколько недель не обходил плантацию, – фыркнула Клодия. – И если бы не надсмотрщики, работа давно бы встала. А кто присмотрит за ними? Уж, во всяком случае, не ты, – набросилась она на Реймонда.
      Тот только беспомощно развел руки.
      – Я же не плантатор, Клодия, и тебе это известно. – Он встал, опираясь на свою трость. – Покажу маме ее комнату.
      – Я сказала – она здесь не останется, – ледяным тоном заявила Клодия. – Мы не пускаем беженцев.
      – Я не беженка, – возразила Ида. – Просто я хочу быть вместе с сыном. Что в этом плохого? – По ее щекам градом потекли слезы. Ида была в ужасе – она вовсе не хотела, чтобы эта мерзкая девчонка порадовалась тому, что довела ее до слез.
      – Клодия, ты не имеешь права так говорить! – вскричал Реймонд. – Хочу напомнить тебе, что это и мой дом тоже, и мою мать всегда ждут здесь.
      – Во всяком случае, не я, – заявила Клодия, презрительно смерив Иду взглядом. – Поэтому я ухожу.
      – Это твое дело, мама не просит тебя уходить.
      – Но и не задерживает меня, – огрызнулась Клодия.
      Ида поняла, что больше ей не выдержать этого. Она так много пережила: шла война, ей столько раз приходилось утешать близких, чьи сыновья погибли на фронте. Сердце могло разорваться лишь от того, что любимый Новый Орлеан сдался врагу. И теперь ей придется терпеть хамское отношение этой женщины… Нет, это было выше ее сил!
      – Пожалуй, я должна… уехать, – всхлипывая, произнесла она, но Реймонд и слышать об этом не захотел.
      – Ты останешься. Если папа не приедет сегодня, то я сам отправлюсь в город, чтобы узнать, как он. А теперь пойдем – отдохнешь перед ужином. Все будет хорошо. Я позабочусь о тебе.
      Выругавшись сквозь зубы, Клодия направилась в кабинет и заперлась там на ключ. Она знала, что Элтон вовсе не обход плантации пошел делать, а направился в свой драгоценный мавзолей. Опять усядется у гроба и будет говорить, словно Твайла слышит его. Она однажды проследила за ним и все подслушала. Можно было подумать, что он сошел с ума. Да, похоже, Элтон ни на что больше не способен.
      Прошло совсем немного времени, как вдруг в дверь забарабанили. Это был Реймонд – он пришел в ярость от того, как она разговаривала с его матерью.
      – Убирайся! – прошипела Клодия. – Пойди, выпей еще виски!
      Реймонд тут же сдался.
      В раздумье посмотрев на жену, он решил последовать ее совету.
 
      Было уже поздно, когда Элтон наконец вернулся домой. Лишь по настоянию Реймонда Ида спустилась вниз и, увидев Элтона, прошептала сыну на ухо:
      – Попробуй уговорить его присоединиться к нам. Этот человек изведет себя.
      Реймонд направился было к Синклеру, но тут вмешалась Клодия:
      – Нечего приставать к нему. Проголодается – придет.
      Не обращая на нее внимания, Реймонд, хромая, пошел вниз.
      Ида изумленно уставилась на Клодию.
      – Какого черта вы так смотрите на меня? – спросила та раздраженно.
      Ида глубоко вздохнула. Она знала, что должна молчать, но тут ее словно прорвало:
      – Как ты смеешь так говорить об отце? Ты должна стыдиться, Клодия.
      – Он мне не отец.
      – Он вырастил тебя, заботился о тебе, любил тебя…
      – Да что вы говорите, Ида? – усмехнулась Клодия. – Думаю, вы тоже ненавидите меня. Если бы вы сумели настоять на своем и Реймонд женился на Анджеле, вы были бы в восторге, не так ли?
      – Да, – решительно ответила Ида. – Я хотела этого. Анджела – милая, добрая девушка. Ей и в голову не пришло бы вести себя так, как ты.
      Клодия взглянула на Иду с таким видом, словно собиралась ударить ее.
      К счастью, в этот момент в столовую вернулся Реймонд. Повесив трость на спинку стула, он сел.
      – Что тут опять произошло? – спросил Реймонд, сразу почувствовав неладное.
      – Твоя мать только что сказала, что предпочла бы видеть твоей женой Анджелу, – презрительно пояснила Клодия. – Впрочем, это не секрет, я всегда это знала.
      Покачав головой, Ида накрыла руку сына своей рукой.
      – Это было не совсем так, дорогой. Она сама спросила меня. Прости, но я сказала правду.
      Реймонд потянулся к графину с вином, чтобы наполнить бокал.
      – Ты пьешь больше, чем ешь, – со злорадством заметила Клодия.
      Он осушил бокал одним глотком и налил себе второй.
      Не в силах наблюдать за происходящим и сожалея о том, что уехала из города, Ида, извинившись, вышла из-за стола.
      Элтон, без сомнения, уже лег, и Клодия решила, что может спокойно порыться в его бумагах. Но не успела она уйти, как в столовую вбежала взволнованная Кезия.
      – Мастер Реймонд, прискакал какой-то всадник!
      – Обращайся ко мне, а не к нему, – перебила ее Клодия. – Он здесь ничего не решает.
      Кезия уже привыкла к выходкам Клодии, поэтому не обратила на нее внимания. Вместо этого она взяла трость Реймонда и помогла ему встать.
      – Хотите, чтобы я нашла мастера Синклера?
      – Нет. Уверен, что надсмотрщики знают, кто это такой. – Реймонд с трудом спустился в вестибюль и встал в открытых дверях. Вдруг, к своему ужасу, он узнал лошадь отца, который уже успел спешиться и бежал к дому.
      – Папа, что случилось? – спросил он. – Сюда идут янки? В Бель-Клер?
      – Нет еще. Думаю, до этого пока далеко. – Дюваль даже не потрудился снять шляпы перед Клодией. Он презирал жену сына и всегда с трудом выносил ее, а уж в такой ситуации Клодия была просто отвратительна ему. Обняв Реймонда за плечи, Дюваль сказал: – Нам надо поговорить, сынок. А где Элтон? Он тоже должен присутствовать.
      Клодия не допускала и мысли о том, что какой бы то ни было разговор может происходить без нее.
      – Подождите, – закричала она. – Я имею право знать, что происходит.
      – Потом, Клодия, – заявил Винсон, подталкивая сына в кабинет и закрывая перед носом Клодии дверь.
      – Черт возьми! – Женщина побежала в комнату, примыкающую к кабинету. Там был большой шкаф. Если влезть в него и прижаться ухом к стенке, то можно узнать все, о чем говорится в кабинете.
      Услышав новость, принесенную Винсоном, Клодия похолодела.
      – Она вернулась, – взволнованно сообщил Дюваль. – Анджела вернулась. Один мой знакомый видел ее в ратуше. Я пошел туда, но мне не позволили встретиться с нею. Надо позвать Элтона, вернуться в город и постараться что-то предпринять, чтобы вызволить ее.
      – Вызволить? – недоуменно переспросил Реймонд. – Я не понимаю.
      Винсон помолчал немного, а затем пояснил:
      – Она в тюрьме, сынок. Янки держат ее в тюрьме.

      Сжав зубы и сложив руки на коленях, Анджела всеми силами старалась совладать с собой. Капитан Брэнниган сказал, что если бы она помалкивала, когда им встретился очередной корабль северян, то их просто повернули бы назад, а не посадили в тюрьму. Теперь они должны сидеть тут и ждать, пока янки решат, простые они рыбаки или бунтовщики. У них конфисковали судно, причем капитан опасался, что больше не увидит его, даже когда их выпустят из тюрьмы.
      – Это все ваша вина, черт побери, – ругался Брэнниган. – Трудно было промолчать и не оскорблять их, да?
      Анджела сама была удивлена собственным поведением, но, когда янки грубо обыскивали ее, обвиняя в том, что она шпионка и ее держат на судне лишь для развлечения команды, девушка рассвирепела. Она разразилась таким потоком изощренной брани, что даже видавшие виды солдаты оторопели. Впрочем, после этого всю команду капитана Брэннигана вместе с Анджелой отвезли в Новый Орлеан.
      В город они приехали довольно поздно, и Анджела обрадовалась, когда ее наконец увели от остальных пленников. Она чувствовала себя неловко и пыталась что-то объяснять разгневанным рыбакам, но те и слушать ее не хотели. Теперь девушка была довольна, что по крайней мере не видит больше их сердитых взглядов и не слышит их ругани.
      Увидев, как страшно изменился Новый Орлеан, Анджела пришла в ужас. Сердце ее разрывалось: ей все сильнее хотелось встретить отца, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
      Ее отвели в ратушу, где мрачный майор по имени Тайлер Гембри, выслушав ее рассказ, заявил, что она лжет.
      – Я уверен, – майор не спеша отложил протокол допроса, – что все люди на этом судне были шпионами конфедератов, а вы… – Он смерил Анджелу презрительным взглядом. – …вы всего-навсего проститутка, которая путешествовала с ними.
      – Но это же нелепо! – вскричала девушка. – Пошлите за моим отцом, и он подтвердит вам, что мы говорим правду.
      – Что ж, – лениво протянул майор, – может, завтра мы это и сделаем. Сегодня уже поздно. Меня ждет обед.
      Анджелу заперли в крохотной камере вместе с мужчинами. Ночь была ужасной. На рассвете ее сводили в грязную каморку, где стояло ведро для справления нужды, а потом привели назад в камеру. На завтрак дали стакан воды, ломтик хлеба и кусочек солонины, который она с готовностью отдала одному из товарищей по несчастью.
      Около полудня девушку опять привели в кабинет. На этот раз вместо майора за столом сидел какой-то солдат. Он пристально смотрел на Анджелу.
      – Что уставился? – не выдержала она. – Никогда не видел женщины или…
      – Сука! – бросил он и, встав из-за стола, вышел из комнаты.
      Майор все не появлялся. Терпение Анджелы было на пределе. Она решила во что бы то ни стало разузнать, какова ее участь: ждать больше было невыносимо.
      Наконец дверь снова отворилась. Девушка подняла глаза, ожидая увидеть еще одну голубую форму, но вместо янки перед ней стоял Элтон Синклер. Анджела бросилась в его объятия.
      – Папочка, наконец-то! Неужели это ты? Слава Богу, слава Богу! – причитала она.
      – Детка, дай мне посмотреть на тебя, – взволнованно пробормотал Элтон – глаза его были полны слез. Пригладив ее спутанные волосы, он проговорил: – Но как же ты могла убежать из Англии? Разве я не писал, что это опасно? Слава Господу, с тобой ничего не случилось.
      – Неужели ты думал, что я останусь вдалеке от тебя? Мы нужны друг другу, папочка! Теперь, когда мама умерла и идет война… – Она быстро заморгала, стараясь не заплакать. – Я поняла, что должна вернуться домой, чтобы быть вместе с тобой.
      – Представляю, сколько тебе пришлось пережить, дочка, – вымолвил Синклер, пытаясь улыбнуться. Ему так хотелось прямо сейчас рассказать ей о Твайле, но он решил, что пока не время. – Теперь скажи мне, ради Бога, почему эти люди говорят, что ты плыла на корабле вместе со шпионами? Я уж не буду повторять, что еще они говорили про тебя, – сердито добавил он. – Будь сейчас другое время, я бы не задумываясь убил любого из них за такие слова.
      Анджела рассказала отцу все от начала до конца, и он поверил каждому ее слову, пообещав, что доктор Дюваль непременно поможет ей.
      – Так доктор Дюваль здесь? – удивилась девушка. Она внезапно смутилась от того, что кто-то еще может узнать ее историю.
      – Да, дорогая, именно он сообщил мне о том, что ты приехала. Один из его пациентов увидел, как тебя ведут в ратушу, и тут же рассказал об этом Дювалю. Доктор сейчас там, за дверью. Он разговаривает с майором Гембри. Видишь ли, – добавил Синклер, стараясь скрыть презрение, невольно зазвучавшее в его голосе, – Винсон решил сотрудничать с северянами. Он сразу предложил янки свои услуги, пообещав лечить их раненых. Мне это непонятно… но лучше уж лечить кого-то, чем сидеть в тюрьме. Кстати, Клодия того же мнения, она говорит, что ради спасения Бель-Клера можно пойти на все. Хотя… Ладно, поговорим об этом позже. Первым делом надо вызволить тебя отсюда и увести домой.
      Пока они ждали, чем закончатся переговоры доктора Дюваля с майором, Анджела без умолку говорила, и все ее слова были о возвращении домой.
      Элтону оставалось только восхищаться ее смелостью и решительностью.
      – Но откуда же у тебя деньги? – спросил он.
      – Потом расскажу, папочка, – быстро прошептала девушка, потому что как раз в это мгновение дверь открылась и они увидели улыбающегося доктора Дюваля. Отец и дочь сразу поняли, что все в порядке.
      За Дювалем маячила фигура мрачного майора. И не подумав извиниться, он бросил Анджеле:
      – Можете идти.
      – Пойдем скорее отсюда. – Элтон схватил ее за руку.
      – Нет, погоди. – Анджела высвободила руку.
      Майор Гембри уселся за стол, но тут девушка подошла к нему и решительно спросила:
      – Вы больше ничего не хотите мне сказать?
      Гембри нахмурился:
      – А чего вы еще желаете услышать?
      Элтон было снова потянулся к ней, но Анджела лишь отмахнулась.
      – Теперь вам известно, что я говорила правду. Вы не хотите извиниться?
      Майор так стремительно вскочил на ноги, что стул за его спиной с грохотом полетел на пол. Анджела отпрянула назад, но он наклонился совсем близко к ее лицу, ноздри его раздувались от ярости.
      – Позвольте-ка сказать вам кое-что, мисс Синклер, – прошипел майор. – Вы и все жители Нового Орлеана отныне должны подчиняться союзным властям. Мы здесь представляем власть и не потерпим дерзости и несоблюдения субординации. Я вам ни-че-го не должен! Вас победили, и вы должны благодарить меня за то, что я сразу не повесил вас за вашу беспардонную болтовню! А теперь убирайтесь, – взревел он, указывая на дверь, – пока я не передумал.
      На мгновение Анджела застыла на месте, не слыша, как отец и доктор Дюваль уговаривают ее не злить майора и не искать новых неприятностей. Наконец она повернулась к двери и спокойно заявила:
      – Меня никто не побеждал, майор. Вы можете посадить меня в тюрьму, можете надеть на меня наручники, но вам никогда не сломить мой дух. Точно так же, как северянам никогда не сломить всего Юга. А на это нельзя не обращать внимания.
      – Я вам это припомню! – мрачно пообещал Гембри вслед Анджеле, которую Элтон и Винсон вместе пытались вытолкнуть из кабинета. – Можете не сомневаться, ваше имя окажется первым в списке мятежников, который я представлю генералу Батлеру. Он будет здесь уже скоро, так что вам недолго придется ждать…
      Лишь когда они выбрались на улицу, Дюваль решился обнять дочь друга.
      – Спасибо, вы выручили меня, – пожала ему руку Анджела, – и простите за то, что не сдержалась. Признаться, я не ожидала, что в родной Луизиане меня встретит такой прием.
      – В чем-то ты права, – проговорил Дюваль без улыбки. И, повернувшись к Элтону, добавил: – Спасибо за то, что позаботился об Иде. Я приеду, как только смогу, но пока здесь еще очень много дел. Солдаты болеют, многие ранены, а на флоте не хватает докторов, так что я должен помочь нуждающимся.
      – Надеюсь, вы не лечите янки, доктор Дюваль? – воскликнула Анджела.
      Дюваль смерил ее ледяным взглядом. Прежде он просто обожал эту девушку, и, если бы она столь поспешно не уехала в Европу, его сын был бы сейчас счастлив. Доктор лишь пожал плечами, вспомнив, каким ударом для них с Идой стал отъезд Анджелы.
      – Я врач, – напомнил он, – и лечу всех, кому требуется моя помощь, независимо от того, какого цвета форму они носят.
      – Понятно, – неодобрительно процедила Анджела.
      – Пора бы тебе усвоить, как тут обстоят дела, – заметил Дюваль. – И забыть о своем высокомерии.
      – Мне все равно, – надменно бросила девушка, не обращая внимания на знаки, которые делал ей отец. – Я, конечно, не собираюсь впутываться в неприятности, но и кланяться этим мерзавцам тоже не собираюсь. Наш дом – здесь. Они не имеют права командовать.
      Доктор Дюваль покачал головой. С таким неуемным нравом неприятностей ей не избежать, и они, несомненно, не заставят себя ждать. Кивнув Элтону, доктор пошел прочь.
      По дороге в Бель-Клер Синклер попросил дочь сдерживать себя – в городе бесчинствовали янки. Девушка повиновалась, хотя это требовало от нее больших усилий. В самом деле, зрелище было поистине ужасающим: жители, лишенные крова, в отчаянии бродили по улицам в поисках пристанища, а их дома тут же занимали северяне.
      – Не думаю, что они будут так же радоваться, когда у них не останется еды и никто не сможет накормить их, – вслух размышляла девушка; потом, желая хоть немного отвлечься от этого кошмара наяву, спросила: – А как дела в Бель-Клере?
      Элтон поспешил заверить, что изменилось немногое.
      – Мы же всегда хорошо обращались с рабами, так что у нас не возникло тех проблем, которые волнуют сейчас большинство плантаторов. Я вырастил неплохой урожай, и все бы шло своим чередом, если бы не война.
      Анджела слушала отца, понимая, что тот не хочет говорить о Твайле. Что ж, она дождется, когда он будет готов, и тогда внимательно выслушает все и разделит его горе.
      Они уже почти подъехали к дому, когда Элтон безразличным тоном заявил:
      – Кстати, Клодия здесь. Они с Реймондом переехали после… – Помолчав, он договорил дрогнувшим голосом: —…после смерти твоей матери. Надеюсь, тебе нетрудно будет жить с ними в одном доме.
      Анджела сжала его руку:
      – С Клодией всегда было нелегко ладить, но если хочешь знать правду, я никогда не хотела выходить замуж за Реймонда.
      – Знаю. – Отец наградил ее ласковой улыбкой. – Хочешь, я скажу тебе кое-что еще? Я рад, что ты приехала, моя родная.
      Ида поджидала их на крыльце. Не в пример Винсону она не считала девушку виноватой в том, как сложилась судьба их сына. Конечно, Ида была недовольна столь поспешным отъездом Анджелы, однако она всегда считала, что за всем этим кроется какая-то тайна. Ида пыталась завести об этом разговор с Твайлой, но та каждый раз старалась быстро сменить тему.
      – Слава Богу, с тобой все в порядке! – Ида протянула руки навстречу Анджеле. – Мы так волновались.
      Обняв девушку, Ида провела ее в дом:
      – Я рада, что мы увиделись до моего отъезда.
      – Вы уезжаете в Новый Орлеан? – изумилась Анджела. – Но там сейчас просто ужасно. Возможно, вам даже негде будет остановиться, потому что янки отнимают у людей их дома.
      – Знаю-знаю. Но Винсон говорит, нам не о чем беспокоиться, потому что он согласился лечить северян. – И, не желая рассказывать о безобразной сцене, которую недавно устроила ей Клодия, Ида поспешила объяснить: – Дело в том, что Винсон не может уехать из города, а мое место рядом с ним.
      Анджеле было приятно увидеть Кезию и всю домашнюю прислугу. Ни Клодии, ни Реймонда видно не было, и девушка стала медленно переходить из комнаты в комнату, дотрагиваясь до вещей и вспоминая сцены из детства. Ида настояла на том, что должна уехать немедленно, и Анджела была немного удивлена тем, что Реймонд даже не вышел проводить мать. Отец сказал, чтобы она хорошенько отдохнула, а уж потом они поговорят обо всем. С удовольствием съев тарелку замечательного ракового супа, приготовленного Кезией, Анджела направилась в свою комнату. Но, открыв дверь и переступив порог, она застыла на месте.
      У окна в кресле сидела Клодия.
      – Зачем ты приехала? – мрачно спросила она.
      – Здесь мой дом. – Анджела поначалу даже растерялась. – Послушай, мы не виделись четыре года. Может, попробуем жить мирно? Неужели ты хочешь сразу устроить ссору?
      – Я ненавижу тебя, – спокойно проговорила Клодия, – и не хочу, чтобы ты жила здесь.
      – Какое это имеет значение? Я останусь здесь. – Анджела осмотрелась вокруг: все вещи, к ее радости, были на своих местах.
      Помолчав, Клодия холодно заявила:
      – Очень ненадолго.
      Анджела резко повернулась к названой сестре – в лице Клодии читалась угроза. Но девушка твердо решила, что не позволит издеваться над собой, как прежде.
      – Знаешь, мамы уже нет, так что некому будет защищать тебя, а папа отлично понимает все. Имей в виду: тебе больше не удастся пакостить мне, Клодия. А теперь убирайся из моей комнаты. – Анджела указала сестре на дверь.
      Клодия не шевельнулась.
      – Я никуда не пойду, пока мы не обсудим проблему Реймонда, – злобно прошипела она.
      – Да что тут обсуждать? – недоуменно пожала плечами Анджела. – Вы женаты, я желаю вам счастья. Поверь мне.
      – Поверить тебе? Ты что, меня за дуру принимаешь? Я же понимаю, что сейчас здесь нет всех тех мужчин, которым ты могла бы строить глазки. Но не думай, что сможешь увести Реймонда! Даже не пробуй, а то пожалеешь!
      Анджела едва не сказала, что раз уж четыре года назад она не хотела выходить за Реймонда, то сейчас у нее и подавно нет желания уводить его от жены, но она понимала, что Клодия немедленно передаст ее слова, а огорчать Реймонда ей не хотелось.
      – Тебе не о чем беспокоиться, Клодия, – терпеливо проговорила она. – А теперь, пожалуйста, выйди из моей комнаты.
      Клодия продолжала сидеть на месте.
      – Мне кажется, – сказала она, – тебе следует убраться отсюда. Лучше всего уехать в Новый Орлеан и поселиться там в отеле. Может, какой-нибудь солдат позаботится о тебе.
      – О Господи! Я не желаю больше слушать тебя. – С этими словами Анджела вышла и спустилась вниз, решив прогуляться – весенний день был теплым и солнечным.
      Что-то надо делать с Клодией, вот только что?
      – Эй, мисс Анджела! – окликнул ее кто-то. – Неужто это вы?
      Девушка повернулась и увидела перед собой какую-то женщину. Лицо показалось ей знакомым, но Анджела не могла припомнить ее имени.
      – Вы меня не помните? Анабель! – Оставив ведра у колодца, пожилая женщина подошла ближе.
      И тут Анджела вспомнила: Анабель была из акадийцев; она вместе с Симоной и Эмили носила воду на плантацию. Девушки не были с нею особенно дружны, потому что по возрасту она им в бабки годилась, но Анджела все равно была очень рада видеть ее.
      Рассказав вкратце о себе, Анджела быстро перевела разговор на своих подруг:
      – А вы давно их видели? Где они работают? Мне ужасно хочется поболтать с ними. Господи, мы так давно не встречались!
      – А вы разве не знаете? Уж несколько лет, как они уехали, – сказала Анабель.
      – Вы уверены? – не поверила своим ушам Анджела.
      – А как же! Да я сама помогала им собирать вещи! Они отправились куда-то в Алабаму. Больше я ничего о них не слышала. – Анабель пожала плечами. – Отсюда вообще многие уехали. Кто на войне, кто прячется от янки на болотах. Нет человека, который знает здешние болота лучше, чем каджуны.
      Анджела почти не слышала болтовни старой Анабель – она была огорчена тем, что не увидит больше подруг. А ведь ей так хотелось возобновить былую дружбу.
      Но вдруг слова Анабель опять привлекли ее внимание.
      – А вы помните того парня по имени Гатор? Я вам сейчас такое расскажу! – тараторила Анабель. – Моего кузена недавно ранили на войне. Он приехал домой и рассказал, что видал этого Гатора. А воюет он на стороне юнионистов! Вот так-то! Уж ему прямо не поверилось, что один из нас будет сражаться против своих. Жаль, случая поговорить с Гатором у него так и не было.
      – Да-а… – только и смогла пробормотать Анджела. Сердце ее тревожно забилось, когда она услышала его имя, но пробудившаяся было нежность быстро сменилась гневом. Как гнусно он предал ее! А теперь, оказывается, предает близких ей людей… Нет, не будет она больше думать о Гаторе – он того не заслуживает.
      Опустив голову и погрузившись в размышления, девушка направилась к портику, не замечая стоявшего у колонны Реймонда.
      – Добро пожаловать домой.
      Вздрогнув, Анджела подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Когда-то они были помолвлены. А теперь он женат на другой женщине… Обоим почему-то стало неловко.
      Заставив себя улыбнуться, Анджела первая протянула руку.
      Заметив трость, на которую опирался Реймонд, она сочувственно спросила:
      – Тебе очень больно? Мама писала мне о твоем ранении. Так жаль, что это случилось, но, слава Богу, ты жив.
      – Сейчас нога не болит, но одно время рана очень беспокоила. Пушечное ядро сломало кость, и теперь это уже не поправишь. Впрочем, все могло быть гораздо печальнее. – Реймонд улыбнулся. – Ты лучше расскажи о себе. Я слышал, что твое прибытие в Новый Орлеан было весьма необычным.
      Анджела уселась в кресло-качалку, Реймонд пододвинул другое кресло поближе и тоже сел. Обрадованная тем, что он не задает ей больше вопросов о прошлом, Анджела с удовольствием принялась описывать свое путешествие из Англии в Америку.
      Реймонд слушал, затаив дыхание, а когда она закончила рассказ, восхищенно воскликнул:
      – Ну и ну! Да ты настоящий подвиг совершила! Думаю, если кто-то и мог именно так вернуться домой, то только дочь Элтона Синклера!
      Они долго говорили и смеялись, вспоминая забавные эпизоды былого. Кезия принесла им холодного лимонаду. С реки дул теплый ветерок, воздух был напоен ароматом цветущей жимолости. На короткое время оба забыли, что их привычный мир рушится на глазах.
      А Клодия подглядывала за ними из окна гостиной и с каждой минутой становилась все злее. Анджела сказала, что на этот раз ей будет нелегко пакостить. Что ж, раз мелкие пакости ее не устраивают, то пусть получит, что хочет – она объявит ненавистной сестрице настоящую войну!
 
      Бретт и Большая Раби обнялись. Ему было известно, что женщину прозвали так из-за огромного бюста, но сам Бретт если что и ценил в ней, так это открытую душу и доброе сердце. Именно она выходила его, вытащила с того света.
      После нападения бандитов Бретт пытался вернуться на станцию, но лишился сознания от большой потери крови. К тому времени, когда лошадь сама, повинуясь инстинкту, добрела до какого-то селения, он был едва жив. Доктора в поселке не оказалось, и все заботы о раненом взяла на себя Большая Раби. Почему-то она решила, что он не умрет.
      И Бретт остался жив.
      Его терзала жестокая лихорадка. Несколько дней он метался в бреду, ничего не замечая. А когда пришел в себя, то первое, что увидел, были большие карие глаза и гигантские груди.
      Большая Раби надеялась, что, поправившись, Бретт останется жить у нее, но он твердо решил отправиться на войну и сражаться на стороне янки. И вот теперь они прощались. Прильнув к груди Бретта, Раби шепнула, что не держит на него зла и всегда будет любить его.
      – Я тоже буду помнить тебя, – ответил ей Бретт, понимая, что женщина ждет от него совсем другого. Она хотела, чтобы он остался с ней, хотела вечной любви, которой он не мог ей дать.
      Вскочив на коня, Бретт дотронулся рукой до шляпы.
      – Береги себя, – сказал он на прощание Большой Раби.
      – Ты тоже, солдат… – Она заставила себя улыбнуться. – Желаю тебе найти своего ангела.
      – О чем речь? – недоуменно спросил Бретт.
      – Я же слыхала, что ты говорил в бреду. То и дело звал какого-то ангела, разговаривал с ним, или, лучше сказать, с ней. Ну, я и решила, что ты любишь ее. А если так… – Большая Раби еще раз улыбнулась. – Надеюсь, что ты ее разыщешь.
      Бретт покачал головой с таким видом, словно не понимал, о чем она говорит, а затем пустил лошадь галопом.
      Да уж, ангел, пронеслось у него в голове. Скорее дьявол, чем ангел…
      Впрочем, в одном Большая Раби была права: он все еще любил Анджелу.

      Прошло уже несколько недель, с тех пор как Анджела вернулась в Бель-Клер, и с каждым днем становилось все очевиднее, что трудности их жизни связаны не только с войной. Девушка замечала, что отец все дальше и дальше уходит от действительности. Он или сидел, запершись в кабинете, или проводил время в усыпальнице Твайлы да еще пил больше, чем когда бы то ни было. Казалось, его вообще перестало что-либо волновать.
      Тем временем работа на плантации шла своим чередом. Все жили ожиданием, не зная, что будет, когда генерал Бенджамин Батлер присоединится к своим войскам.
      Анджела хотела было сама объезжать поля, как это делал отец, но Клодия ни на шаг не отставала от нее. Девушка боялась, что та скажет что-то обидное работникам, и они решат уехать. По всей Луизиане не хватало надсмотрщиков. В начале апреля конгресс конфедеративных штатов принял решение о мобилизации всех белых мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет. Разрешалось оставлять одного надсмотрщика на двадцать рабов.
      К счастью, чем жарче становилось, тем меньше желания было у Клодии выходить из прохлады дома и таскаться по плантации следом за Анджелой. Зато почти каждый день она стала ездить в Новый Орлеан. За ужином Клодия рассказала о том, что в городе становится все спокойнее и что она завела дружбу со многими офицерскими женами.
      Однажды, когда названая сестра хвасталась тем, что пила чай с миссис Элизабет Гембри, Анджела, не выдержав, спросила:
      – А ее муж, случайно, не майор?
      – Да, конечно, – удивленно подняла брови Клодия. – Откуда ты знаешь?
      Внезапно потеряв аппетит, Анджела отодвинула тарелку с супом и пробормотала:
      – Этот человек был очень груб со мной, когда я приехала в город.
      – Не сомневаюсь, что ты сама его спровоцировала, – тут же заявила Клодия. – Элизабет рассказывала мне, что офицерам строго-настрого велели корректно вести себя с местным населением, так что наверняка это ты виновата в том, что майор Гембри вышел из себя. Почему-то со мной он обращался замечательно.
      – Еще бы, – пожала плечами Анджела, – ты им всем задницы лижешь.
      – Анджела, следи за своей речью! – возмутился Элтон. Впервые за долгое время он принял участие в общей трапезе и был удивлен, услышав, какие выражения позволяет себе его дочь.
      – Прости, папочка, но другими словами поведение Клодии не описать. Уверена, что ты тоже недоволен ею.
      Элтон вообще больше всего хотел, чтобы Клодия убралась в Новый Орлеан и жила там с каким-нибудь мерзким янки. Но, не желая устраивать скандала, он решил сменить тему:
      – Мама всегда говорила, что за столом надо беседовать о приятных вещах.
      – Это не я начала, – заявила Клодия, пожелавшая, чтобы последнее слово осталось за ней.
      Элтон протянул чашку, и Кезия налила ему еще кофе. Сделав глоток, он недовольно поморщился.
      – Не знаю даже, что заставляет меня пить эту бурду. Не помню уж, когда мне в последний раз подавали нормальный кофе или цикорий. Похоже, кухарка варит это зелье из кукурузы, поэтому у него такой гадкий вкус.
      – А вот я пила сегодня замечательный кофе, – вмешалась Клодия. – Вчера пришло судно с продовольствием, и всем женам офицеров раздали много еды.
      – Я смогу достать вам немного кофе, – произнес Реймонд. – Один из офицеров поделился кофе с отцом, за то что тот ухаживал за его больной женой. Я непременно привезу вам кофе, когда в следующий раз поеду в Новый Орлеан.
      – Нет, ни за что! – возмущенно всплеснула руками Анджела. – Мы ничего не возьмем у чертовых янки.
      – Это же смешно, – захихикала Клодия. – Когда только ты повзрослеешь и поймешь, что ведешь себя глупо?
      – Анджела, мне кажется, ты преувеличиваешь, – примирительным тоном проговорил Элтон. – Надо же и о Бель-Клере думать.
      Увидев, что все смотрят на нее осуждающе, Анджела спросила:
      – Что ты имеешь в виду?
      Слегка смутившись, Синклер объяснил:
      – Ко мне недавно приезжал Джон Кэрроуэй, у которого плантация выше по реке. Он говорит, рабы все больше бунтуют, и единственный способ успокоить их – сотрудничать с федеральными властями.
      – Не понимаю, какое это имеет отношение к нам? – покачала головой девушка. – У нас-то нет таких проблем.
      – Пока нет, но наверняка будут, – возразил Элтон. – Недовольные рабы могут переманить на свою сторону тех, кого пока устраивает их положение. Джон сказал, что они объединяются в настоящие банды, которые присягают на верность федералам. Рабы больше не хотят работать на плантациях.
      – Но чего же они хотят? – возмутилась Анджела.
      – Они были не готовы… – начал было Реймонд, но его остановил ледяной взгляд Клодии.
      – Да, с рабами могут возникнуть проблемы, и единственный выход в такой ситуации, – продолжал Синклер, – это обратиться за помощью к янки. Я согласен с Джоном: мы должны дождаться генерала Батлера и сообщить ему, что занимаем нейтральную позицию в этой войне.
      – Я не стану присягать на верность Союзу, – упрямо сказала Анджела.
      – Этого и не надо делать, – заверил девушку отец.
      – А ты? – возбужденно заговорила Клодия, обращаясь к Синклеру. – Ты это сделаешь?
      Анджела мысленно молила отца ответить, что он никогда не встанет на сторону юнионистов, однако в глубине души девушка понимала, что Элтон решил придерживаться иной позиции.
      – Да, – заявил Синклер. – Думаю, для всех нас так будет лучше. В конце концов какая разница! Моя подпись на листке бумаги не изменит моих мыслей и не уменьшит моей преданности Конфедерации. Этого они у меня не отнимут. Я просто использую янки, неужели вы не понимаете? – Элтон накрыл своей рукой руку дочери.
      Признаться, Анджела действительно не понимала, почему это необходимо, но была рада, что отец начинает хоть к чему-то проявлять интерес.
      – Просто держи рот закрытым и не наживешь беды, – фыркнула Клодия. – Может, янки и не узнают о твоем существовании. Слава Богу, ты не пойдешь на бал, устраиваемый в честь генерала Батлера. Хоть семью не опозоришь…
      Анджела была поражена.
      – Клодия! – Она чуть не поперхнулась. – Не хочешь же ты сказать, что пойдешь на бал юнионистов?
      – Конечно, пойду. И надену новое платье, – расхвасталась Клодия. – Эффи Лотер, как и другие портнихи Нового Орлеана, сняла со своей мастерской вывеску, поклявшись, что не станет шить для жен янки. Поэтому им, бедняжкам, нелегко приходится – ни одна портниха не признается, чем занимается. Янки не привыкли к нашей жаре, а одежда у всех теплая. Так что, – торжествующе заключила она, – когда я рассказала Элизабет Гембри про Эффи, та так обрадовалась, что предложила сшить платье и на меня.
      – Эффи тебе не забудет этого, – заметила Анджела, – и я ее понимаю. Но как ты могла предать ее?
      – Запросто. И в чем тут предательство? Она заработала, а я получила не только новое платье, но и приглашение на бал; теперь офицерские жены просто боготворят меня.
      – Боюсь, ты слишком самонадеянна, – пробормотала Анджела.
      Хоть это и было не по душе Элтону, он решил, что лучшего момента для новости, которую он должен сообщить дочери, не найти:
      – Должен сказать, что мы тоже приглашены на бал. Все.
      Анджела отрицательно покачала головой:
      – Я ни за что не пойду развлекаться с янки.
      – Прошу тебя, – к удивлению присутствующих, обратился к дочери Элтон. – Я хочу, чтобы ты была со мной – вместо Твайлы.
      – А я не желаю, чтобы она туда ходила! – завопила Клодия. – Она мне все испортит и непременно сделает что-нибудь, чтобы нас унизить. А потом генерал Батлер отдаст приказ разрушить наш дом и сжечь плантацию… – Клодия истерично разрыдалась.
      С отвращением поглядев на жену, Реймонд покачал головой и снова принялся за еду.
      Анджела пообещала подумать, но уже знала, что выполнит просьбу отца, хотя ей очень не хотелось ехать на бал юнионистов.
      Элтон, едва дотронувшийся до еды, извинился и вышел из-за стола.
      – Предупреждаю, – набросилась на Анджелу Клодия, – если ты сделаешь хоть что-то, чтобы помешать мне, ты пожалеешь об этом! Я намерена войти в новое общество, а ты норовишь встать у меня на пути.
      Анджела не собиралась и дальше выслушивать оскорбления и, поднявшись, вышла на веранду. Темная лента реки поблескивала в лучах вечернего солнца; голубое небо темнело, уступая место розовым и багровым закатным всполохам. В воздухе стоял запах свежевскопанной земли. Все было таким спокойным и умиротворенным; не хотелось верить, что привычным красоте и покою может прийти конец.
      Постукивание трости сообщило ей о том, что Реймонд рядом.
      – Пожалуй, я скоро предпочту голодать, лишь бы не быть свидетелем таких безобразных сцен, – заметил он.
      – Папа был прав, – устало согласилась с ним Анджела. – Мама не терпела неприятных разговоров за столом.
      – Когда Клодия рядом, все становится неприятным, – заметил он.
      Анджела промолчала: ей было неловко, что Реймонд при ней ругал жену.
      – Помнишь день своего приезда? – продолжал Реймонд, не замечая хмурого взгляда девушки. – Как ты думаешь, почему я не вышел тебя встретить? Мне очень хотелось, но Клодия была в такой ярости, узнав, что ты скоро будешь в Бель-Клере! Она визжала, кричала, что запрещает мне видеться с тобой. Я бы, конечно, не обратил на ее слова внимания, но из-за мамы мне пришлось остаться: я не хотел, чтобы она стала свидетельницей ужасной сцены. Ты бы видела, что сделалось с Клодией, когда мама сообщила, что поживет здесь некоторое время! Мы были в ужасе: Клодия посмела ей заявить, что она должна немедленно убраться из Бель-Клера. Я не хотел, чтобы мама опять услышала ее ругань. Хотя, – продолжал он, – бедная мама уже привыкла к выходкам Клодии. Пока мы жили у родителей в Новом Орлеане, они беспрестанно ссорились. Поначалу я пытался мирить их, но потом бросил эту затею. Признаться, я с радостью пошел на войну.
      Тут краем глаза Анджела заметила какое-то движение и, повернувшись, увидела, что ее отец направляется в сторону семейного кладбища. Стало быть, он опять шел к усыпальнице Твайлы. Вообще-то девушка ждала, чтобы он сам позвал ее туда, но сейчас она решила присоединиться к Элтону, и ей было не до Реймонда.
      – Прости, – обратилась она к нему, – но я должна пойти с папой.
      С этими словами Анджела поспешно направилась вслед за отцом. Позади она услышала тяжелый вздох Реймонда, но помочь ему была не в силах.
      Ей и так хватало неприятностей с Клодией, чтобы еще решать семейные проблемы молодой пары.
      Кладбище Синклеров располагалось в самой высокой части сада, покрытой розовыми кустами. Анджела видела, что отец уже миновал сад и ступил на кладбищенскую дорожку. Девушка хотела окликнуть его, но тут ее внимание привлек какой-то молодой человек, стоявший неподалеку, на краю леса. Поняв, что его заметили, незнакомец поспешил скрыться в густой листве.
      Анджела успела разглядеть его лицо, и оно показалось ей знакомым; вот только она не могла припомнить, где встречала этого человека прежде. Он был белым, но не в форме юнионистов, из чего девушка заключила, что это просто один из акадийцев, не ушедших на войну. Впрочем, Анджела не долго думала о незнакомце: спеша нагнать отца, она побежала вслед за ним.
      Синклер открыл массивный замок обитой железом калитки, ведущей к склепу. Услышав шум, он повернулся, и его глаза посветлели: Элтон был рад видеть дочь.
      – Мне так хотелось, чтобы ты сходила сюда со мной, – произнес он, – но я ждал подходящего момента.
      – А я – когда ты позовешь меня, папочка. Впрочем, я уже здесь; остальное не имеет значения.
      Синклер наконец отворил калитку, а затем отпер железную дверь склепа.
      – Детка, я прячу ключи от этой двери, – сообщил он дочери. – В дымоходе камина в моем кабинете есть кирпич, скрывающий тайник. Если вдруг захочешь прийти сюда, то знай, что это третий кирпич во втором ряду слева.
      Войдя в усыпальницу, Анджела замерла от удивления. Печальное место напоминало гостиную: здесь стояло кресло-качалка, а коврик, как ей помнилось, вязала сама Твайла. В склепе был даже маленький столик, на котором лежала Библия, рядом с ней стояла ваза с цветами.
      Девушка почтительно пропустила отца вперед, и он медленно опустился на колени перед саркофагом с гробом ее матери. Элтон молился несколько минут, а затем поведал Анджеле о последних минутах жизни Твайлы. Ему не верилось, что она угаснет так быстро. Доктор Дюваль ничего не мог поделать. Никто не мог! Твайла слегла, жалуясь на головную боль и озноб. Потом началась лихорадка, и почти сразу же она впала в кому. Трое суток он ни на шаг не отходил от любимой жены, а на четвертую ночь ее не стало.
      – Она так любила тебя – прошептал Синклер, погладив дочь по голове, когда та, заливаясь слезами, опустилась на колени рядом с ним. – Так скучала по тебе… Когда началась война, я стал убеждать ее, что ты должна оставаться в Англии, пока здесь все не успокоится… Во время этих разговоров твоя мать становилась такой тихой и грустной… Она понимала, конечно, что так для тебя лучше, но ей хотелось, чтобы ты вернулась домой…
      – Мне очень жаль… – начала было Анджела, но голос ее сорвался из-за подступающих слез. – Я уехала… Поверь мне, папочка, я не хотела обидеть вас обоих…
      – Все уже в прошлом, – проговорил Элтон. – Я бы вообще не вспоминал былое, если бы не Клодия… Мы с твоей матерью сразу заподозрили, что она все выложит Реймонду, добавив, разумеется, гнусные подробности от себя. Видимо, она столько всего ему наговорила, что парень просто разъярился и позволил ей делать с ним все, что она пожелает. Что ж, помоги ему, Господи, справиться. – Синклер отрешенно покачал головой.
      Они оставались в склепе до сумерек; наконец Элтон встал, сказав, что пора идти домой, потому что скоро совсем стемнеет и они не смогут разобрать дороги.
      Заперев дверь, Элтон бросил последний взгляд на усыпальницу и вдруг удивленно вскрикнул:
      – Только посмотри! Вон там! На стене, с той стороны, которая примыкает к саркофагу! Цветы! Они проросли сквозь камень! И совсем недалеко – тело твоей матери!
      Проследив за его взглядом, Анджела увидела молодую поросль скромных полевых цветов, их разноцветные головки тянулись к заходящему солнцу. Элтон осторожно протянул дрожащую руку к нежным лепесткам.
      – Видишь? – прошептал он. – Ты понимаешь? Сама Смерть уступила дорогу Жизни.
 
      Лео на цыпочках приблизился к склепу. Часы на Джексон-сквер только что пробили полночь. Никто не видел, как он входил на кладбище. Даже патрули юнионистов обходили это место стороной, полагая, что никого не занесет сюда в такое время суток. Но ради денег Лео решился бы и не на такое. Он хотел было толкнуть дверь, но Голос был тут как тут и грозно остановил его, как всегда напугав.
      – Черт! – выругался Лео и выронил деньги, а затем в кромешной тьме принялся шарить по земле, разыскивая их. – Не пугайте меня так больше! – взмолился он.
      – Ну что? Можешь сообщить мне что-нибудь? – Незнакомец, как обычно, скрывался за холодными серыми плитами.
      – Ничего, – заговорил Лео. – Синклер только и делает, что слоняется по дому или сидит на могиле жены. Кстати, я вам уже говорил, – ухмыльнулся Лео, – что мне надоело шляться среди могил.
      – Заткнись! – оборвал его Голос. – Тебе платят за работу. Ты уверен, что у него не было гостей? Что он ни с кем не разговаривал?
      Лео рассказал, что видел Джона Кэрроуэя, но не слышал, о чем тот беседовал с Синклером. Еще он припомнил, что Кэрроуэй недолго задержался в Бель-Клере.
      Похоже, эта информация не заинтересовала Голос. Он знал Кэрроуэя и считал, что тот не станет участвовать в подпольной борьбе конфедератов против юнионистов. Уж ему-то Синклер наверняка не вздумал рассказывать о найденных дощечках.
      – Послушай меня, – суровым тоном заговорил Голос, – пора тебе узнать, что у Элтона Синклера есть нечто, принадлежащее федеральному правительству. Я надеялся, что он расскажет кому-нибудь об этом и мы сможем быстро разрешить проблему. Но, судя по твоим словам, он пока не сделал ничего необычного.
      – Верно, – отозвался Лео. – Сидит себе сиднем у могилы! Или прямо в склепе, или рядом с ним. Похоже, даже урожай его не интересует!
      – Стало быть, нам пора действовать. Можешь делать с ним что хочешь, но заставь рассказать, где он спрятал одну вещицу.
      Лео возбужденно ухмыльнулся – он давно ждал возможности расправиться с Синклером.
      – Только расскажите мне, что я должен искать, – попросил он.
      – Я не хочу неприятностей, – заверил его Голос. – Просто заставь его раскрыть тайну. Надень маску, чтобы он не узнал тебя. Скажи, будто ты знаешь, что он взял на монетном дворе. Не сомневаюсь, после этих слов Синклер отдаст этотебе.
      – Постараюсь поймать его у склепа, – хрипло прошептал Лео.
      – Как хочешь, но ты должен сделать это поздним вечером в субботу. Потом ты принесешь мне то, что он отдаст тебе.
      – А что же это будет? – поинтересовался негодяй.
      Голос решил сказать Лео правду. Все равно он все узнает, когда Элтон отдаст ему то, что украл с монетного двора.
      – Резные дощечки, – сообщил Голос. – С их помощью печатают деньги для федерального правительства. Если только они попадут в руки конфедератов, катастрофа неизбежна.
      – Я не допущу этого, – зловеще расхохотался Лео. – Но сколько вы мне заплатите? Такая работа дорого стоит, не так ли?
      – Тебе хорошо заплатят, – посулил Голос. – А теперь ступай и не обмани моих ожиданий.
      – Не беспокойтесь, – заверил его Лео и, сунув деньги в карман, бросился бежать с кладбища.
      На мгновение ему захотелось притаиться и подождать человека, который выйдет из склепа, чтобы узнать, кто же это такой.
      Но что-то подсказало Лео Коди – лучше ему этого не знать.

      Анджеле и в голову не приходило, что она будет развлекаться с янки, и, если бы не просьба отца занять место Твайлы, она ни за что не согласилась бы поехать на бал. В довершение неприятностей новоявленная подруга Клодии, Элизабет Гембри, и обидчик Анджелы, майор Гембри, устроили бал в доме Друзиллы и Гарди Максвелл – близких друзей семьи Синклер.
      – А где же мисс Друзилла и мистер Максвелл? – холодно спросила Анджела, обращаясь к отцу, когда они поднимались вверх по широкой лестнице двухэтажного особняка.
      Клодия едва сдерживала нетерпение, поджидая Реймонда, который с трудом хромал по ступенькам, опираясь на свою трость.
      – Они теперь живут в подвале, – поспешила ответить она. – Элизабет позволила им остаться в доме, так что теперь Друзилла занимается у нее хозяйством. Дело в том, что Элизабет не доверяет неграм. Насколько я поняла, Гарди по-прежнему работает в банке, только теперь ему приходится возиться с деньгами федералов.
      Анджела, державшая отца под руку, почувствовала, как он напрягся при словах Клодии. И дело было не только в том, что близкие друзья до такой степени унижены, что им приходилось жить в подвале собственного дома. Нет, его пугало, что Клодия уже не таясь поддерживала янки. Зато Анджела ничуть не удивилась поведению названой сестры.
      – Долго мы не задержимся, – шепнул Элтон на ухо дочери. – Я только что услышал, что генерала Батлера здесь не будет. Впрочем, сомневаюсь, что его вообще ждали. Янки просто хотели унизить нас, заставив прийти к ним на бал.
      – Да, но некоторые просто мечтали получить приглашение, – заметила девушка. Она, разумеется, имела в виду Клодию и знала, что отец понял ее.
      – Ладно, дочка, а теперь попридержи язычок и не допусти, чтобы они вывели тебя из равновесия. – Элтон похлопал дочь по руке. – Янки только этого и добиваются – хотят, чтобы мы сами спровоцировали скандал.
      Анджела пообещала, что не доставит им такого удовольствия.
      Майор Гембри принимал гостей в парадной форме. Камзол синего цвета был украшен двумя рядами медных пуговиц и золотыми эполетами. На левом боку висели серебряные ножны, а талия была обвязана красным кушаком с кисточками на концах. На голубых брюках поблескивали золотые лампасы.
      Анджела старалась не хмуриться, признав в белом платье из тафты, надетом на жену Гембри, работу Эффи Лотер. В знак траура и чтобы не принимать участия в светских развлечениях, девушка надела простое черное платье из бомбазина.
      Майор Гембри сразу заметил Анджелу. Повернувшись к жене, он что-то тихо сказал ей. Элизабет нахмурилась.
      – Надеюсь, вы рады встрече, – заявил он.
      – Я тоже надеюсь, что вы рады видеть меня, – спокойно ответила девушка. Однако через несколько минут она стала умолять отца уехать: – Пожалуйста, папочка. Давай оставим этот дом немедленно.
      – Боюсь, дитя мое, это невозможно. Наш отъезд примут за вызов. Давай-ка выпьем чего-нибудь освежающего.
      Повернувшись, чтобы подозвать слугу, Элтон заметил Друзиллу. Она была одета в серое платье, какие обычно носили служанки. Женщина расставляла на столе тарелки.
      – Господи! – только и смог выдохнуть Синклер.
      – Ты думаешь, нам стоит обратиться к ней? – тихо спросила у отца Анджела. – Вдруг она смутится, увидев нас?
      И тут они заметили, что Друзилла смотрит прямо на них – похоже, именно Синклеров она разыскивала среди гостей. Быстро оглядевшись вокруг и убедившись, что никто не смотрит на нее, Друзилла сделала им знак следовать за ней. Когда они оказались в коридоре, Друзилла обняла по очереди отца и дочь и быстро проговорила:
      – Если увидите здесь кого-то из наших друзей, скажите, чтобы они не смущались и постарались не обращать на меня внимания. Для меня это… – она запнулась, – …мне будет нелегко обслуживать их. Разумеется, – с горечью добавила она, – янки устроили этот прием только для того, чтобы выставить нас идиотами, сломить наш дух. Они хотят добиться, чтобы мы повиновались им, слушались их и боялись даже пикнуть.
      – Но что же происходит на самом деле? – решился спросить Элтон. – Мы почти все время проводим за городом, так что ничего толком не знаем.
      – Многие наши женщины, опасаясь потерять все, стараются завести дружбу с офицерскими женами, – недовольно проговорила Друзилла. – А некоторые плантаторы, по словам Гарди, заискивают перед янки, надеясь, что те помогут им держать рабов в узде. Тогда они сумеют вовремя собрать урожай. Все ждут, что генерал Батлер, придя к власти, издаст закон, по которому работники плантаций должны будут получать жалованье. И, – добавила она, – думаю, вы слышали, что генерал Батлер поймал человека, который осмелился сорвать флаг Союза.
      Ничего не знавшая об этом, Анджела покачала головой, а Элтон кивнул.
      – Да, – пробормотал он, – мне говорили.
      Друзилла принялась поспешно объяснять, почему решилась увести их с бала.
      – Гарди попросил привести вас к нему, – сказала она, обращаясь к Элтону. – Он хочет поговорить с вами. Кажется, это очень важно, иначе я не побеспокоила бы вас.
      Вздохнув, Элтон с неудовольствием кивнул головой. Он велел Анджеле вернуться к гостям, прибавив при этом, что долго не задержится. Синклеру не хотелось встречаться с Гарди, но он опасался, что тот, чего доброго, заявится в Бель-Клер, если сейчас не поговорить с ним. Элтон рассчитывал заниматься только своей плантацией и надеялся, что янки оставят его в покое. Конечно, уверенности в том, что желание его сбудется, было мало, но после смерти Твайлы его ничто не интересовало, кроме земли. Элтон понимал, что старается для Анджелы – раз уж она вернулась в Америку, он должен заботиться о ней и жить ради любимой дочери.
      Синклер знал путь в подвал – одно из предыдущих собраний проходило там. Он осторожно выскользнул наружу с обратной стороны дома и, миновав густые заросли какого-то кустарника, прокрался к тяжелым деревянным дверям. За ними начинались ступеньки вниз.
      Гарди уже ждал его. Пахло какой-то кислятиной, но подвалы в Новом Орлеане вообще были редкостью, и во всех стояла сырость. Едва вдохнув спертый воздух, Элтон скривился: думал ли когда-нибудь Гарди, что ему придется поселиться в подобном месте?
      Мужчины пожали друг другу руки, и Элтон тут же сказал, что у него мало времени.
      – Наш разговор будет недолог, – заверил его старый приятель. – Я подумал: может, тебе стоит узнать о том, что они интересуются событиями на монетном дворе?
      – Но почему? – Синклер напрягся. – Теперь все у них под контролем. Какая разница, кто организовал его захват? И о чем беспокоиться? Мы все нацепили маски. К тому же монетным двором сейчас управляют северяне. А мы всего-то и сделали, что закрыли его!
      – Они провели инвентаризацию, – сообщил Гарди.
      – Ну и что? Мы же ничего не украли, – возразил Элтон. – Да и этот так называемый захват был всего лишь демонстрацией нашей позиции.
      – Знаю-знаю. Но дело в том, что, по их утверждению, с монетного двора пропал набор резных пластин для печатания денег. Новых. Думаю, это правда. Иначе они не стали бы печатать сто пятьдесят миллионов зеленых купюр на другом монетном дворе. Они не знают, что делать – если пластины попали в руки южан, финансовой катастрофы не миновать.
      – Господь с тобою, друг, – возвысил голос Синклер, – на чьей же ты стороне?
      На мгновение Гарди съежился под горящим взглядом Элтона, но потом выпрямился и спокойно ответил:
      – Ты не живешь в подвале, Элтон. И жена твоя не прислуживает янки. То, что я, и ты, и остальные пытались сделать, не дало результата. Мы ничем не можем помочь Конфедерации. Нравится нам это или нет, но все мы – снова часть Союза. Нам не победить их, – продолжал Гарди ровным тихим голосом, как будто только сейчас вспомнил, что происходит у него над головой. – Стало быть, мы должны подумать, как присоединиться к ним, не теряя при этом самоуважения. Некоторые плантаторы поговаривают даже о том, как бы создать консервативное крыло юнионистской группы, которое помогло бы восстановить Луизиану в Союзе еще до окончания войны.
      – Но это же нелепо, – пожал плечами Синклер.
      – Почему? Если обдумать все как следует… Они хотят попросить лишь о двух вещах – о сохранении рабства и о том, чтобы во властные структуры штата ввели нашего представителя.
      – Этого не будет никогда, – отрезал Синклер.
      – Нет, будет, если только они не посчитают нас бунтовщиками. Меньше всего нам сейчас нужно, чтобы янки заподозрили нас в том, что это мы устроили переворот на монетном дворе и украли пластины для печатания денег. Причем украли для Конфедерации, – горячо договорил Гарди.
      – Знаешь, я больше не хочу всем этим заниматься, – устало ответил Элтон. – Все, чего я хочу, это мира для моей семьи и покоя на плантации. Так что, если кто и скажет, что я принимал участие в событиях на монетном дворе, я буду это отрицать.
      – Никто ни в чем не признается, – заверил его Гарди. – Но ты же больше не ходишь на наши собрания, а значит, тебе неизвестно, что происходит. У меня хватило глупости подумать, будто наши дела все еще интересуют тебя, но выяснилось, что я ошибся.
      – Верно, – кивнул Синклер. – А теперь, если ты уже все сказал, позволь мне откланяться – хочу вернуться наверх, пока никто не заметил моего отсутствия.
      – Да, я все сказал, – с презрением бросил Гарди.
 
      Анджела чувствовала себя ужасно, зато Клодия весь вечер в упоении плясала и развлекалась в обществе янки. Анджела сочувствовала Реймонду, который хмуро наблюдал за поведением жены.
      – Видишь, как ухмыляются эти негодяи, – обратился Реймонд к Анджеле. – Понимают, что я повредил ногу на войне, и теперь радуются, что могут у меня на глазах танцевать с моей женой.
      – Постарайся не показывать им, как ты презираешь их, – увещевала его Анджела. – Ведь только этого они и добиваются. Сделай вид, что тебе все равно.
      – Вообще-то мне и в самом деле это безразлично, – заметил Реймонд.
      Анджелу это не удивило, но она ничего не сказала.
      – Ты – единственная женщина, с которой мне хотелось бы танцевать, – вдруг взволнованно заговорил Реймонд. – Только тебя я хотел бы видеть своей женой. Каким же идиотом я был! Я всегда считал само собой разумеющимся, что ты станешь моей, поскольку так решили наши родители, и даже не подумал сделать что-то для того, чтобы ты полюбила меня так же сильно, как я любил тебя! Ах, если бы это случилось, мне не пришлось бы жениться на другой и…
      – Реймонд, прекрати! – оборвала его Анджела. Его признание вызывало у нее только раздражение. Затем, смягчившись, она добавила: – Прошлого не вернуть. Одному Господу известно, как я поступила бы, если бы могла это сделать…
      – Анджела, – удивленно вскричал Реймонд, – не хочешь же ты сказать…
      – Нет! – остановила его девушка. – Ты неправильно понял меня. Я хочу быть твоим другом, но это нелегко, когда ты говоришь такие вещи. Мне очень жаль, что ты несчастлив с Клодией, но тебе не следует рассказывать мне об этом. Разве ты не понимаешь?
      Тут к ним подошел Элтон и громко, так, чтобы слышали окружающие, проговорил:
      – Как жаль, что голова у тебя так и не проходит. Ты очень бледна, похоже, тебе стало хуже. Боюсь, нам придется уйти.
      Анджела поняла его с полуслова. Прижав пальцы к вискам, она простонала:
      – Да, папочка. У меня такое чувство, что я вот-вот упаду в обморок, к тому же меня мутит.
      Взяв дочь под руку, Синклер кивнул Реймонду и направился к хозяйке, чтобы принести свои извинения.
      Темные глаза Элизабет Гембри подозрительно заблестели.
      – Какая досада, что вы плохо себя чувствуете, – с напускной вежливостью произнесла она. – Да, мне действительно очень жаль.
      – Надеюсь, мы как-нибудь увидимся еще раз, – сердечно улыбаясь, промолвила Анджела. – Вы – чудесная хозяйка. Нам, южанкам, надо многому научиться у вас, северян. – Со стороны казалось, что беседуют две лучшие подруги.
      Однако в глазах женщин отражались их истинные чувства друг к другу.
      Тем временем Реймонд сообщил Клодии, что они уходят. Та энергично принялась отказываться.
      – Мы не можем уехать сейчас, – еще не восстановив дыхание после очередного танца, заявила она. – Это было бы просто грубо.
      – Ваша сестра плохо себя чувствует, – сообщила Элизабет.
      – Но это вовсе не означает, что мы тоже должны уехать, Реймонд. – Клодия резко повернулась к мужу. – Мы сможем взять коляску у твоего отца и приедем позже.
      – Боюсь, нам небезопасно будет ехать ночью вдвоем, – заметил Реймонд, стараясь сделать вид, что огорчен необходимостью покинуть бал.
      Губы Клодии задрожали.
      – Вы сможете остаться у нас, – принялась успокаивать ее Элизабет, обняв Клодию за талию.
      Клодия, как маленькая девочка, всплеснула руками и запрыгала на месте.
      – Как здорово! Мы с удовольствием останемся! А теперь, с вашего позволения… Я обещала капитану Барлоу этот танец. – Подхватив юбки, она побежала в бальный зал, даже не обернувшись.
      – Я не могу оставить ее, – сказал Реймонд. – На ночь мы, разумеется, поедем к моим родителям.
      Переживая за него, Анджела порывисто поцеловала своего бывшего жениха.
      Клодия, вихрем кружившаяся в вальсе, как раз в это мгновение повернула голову, и лицо ее исказилось от злости.
 
      Убаюканная мерным покачиванием кареты, Анджела задремала, положив голову отцу на плечо.
      – Мы уже дома, дорогая, – донесся до нее голос Элтона, когда тот слегка потряс девушку за плечо.
      Управляющий Вилбур, как всегда, дожидался их возвращения. Поднимаясь наверх, Анджела слышала, как отец, передавая Вилбуру фрак, сказал:
      – Я еще посижу в кабинете, но ты можешь идти, Вилбур. Ты мне больше не нужен.
      – Папочка, уже так поздно, – посмотрев на отца, сказала Анджела. – Может, тебе стоит лечь?
      Элтон не ответил: он опять погрузился в горестные воспоминания. Сердце девушки сжалось, но она ничем не могла помочь отцу.
      Зайдя в кабинет, Элтон уселся за стол. Он закрыл глаза и перенесся мыслями в прошлое. Как хорошо все было: тихая, спокойная жизнь, Бель-Клер и его любимая Твайла…
 
      А неподалеку от дома, прячась среди густого кустарника, затаился Лео Коди. Взяв у приятеля на время лошадь, он следил за Синклерами по пути в Новый Орлеан, но, когда понял, что те приехали на бал, устраиваемый северянами, решил, что там ему делать нечего. Как, черт возьми, он мог подслушать, о чем Элтон говорит с гостями? В конце концов это его не должно волновать: раз Голосу хочется, чтобы он следил за Синклером, значит, он будет это делать. Впрочем, напомнил себе Лео, после этой ночи все переменится, потому что он твердо решил заполучить злополучные дощечки. К его радости, Элтон вернулся домой только с дочерью. Дело не в том, что Лео боялся хромоногого парня и его визгливой жены, нет! Просто все будет гораздо легче сделать, когда в доме меньше людей.
      Лео видел, как управляющий вышел из особняка через заднюю дверь. Потом в верхнем этаже загорелось и погасло окно – стало быть, дочка ушла к себе и легла. Теперь свет горел лишь в одной комнате на нижнем этаже. Сквозь открытое окно Лео видел, что Элтон сидит к нему спиной, опустив голову.
      Вытащив из кармана большой платок, Коди закрепил его наподобие маски, прикрыв нижнюю часть лица. Затем он бесшумно перемахнул через подоконник.
      Синклер ничего не заметил.
      Быстро подойдя к Элтону, Лео вынул кинжал и, прижав острие к его шее, прошептал ему на ухо:
      – Сиди тихо, а не то я проткну тебе горло.
      Сердце Элтона тревожно забилось. Чувствуя, что холодное лезвие упирается в его шею, ни жив ни мертв от страха он взмолился:
      – Пожалуйста, возьмите, что вам надо, только не убивайте меня.
      – У тебя где-то здесь должен быть сейф, сукин сын. – Лео слегка проколол кожу Синклера. – Скажи мне, где он, или я голову тебе отрежу и переверну тут все вверх дном!
      Чувствуя себя совершенно беспомощным, Элтон подумал, что его не волнуют деньги и драгоценности, спрятанные в сейфе.
      – Дверца за картиной, – дрожа, прошептал он.
      – Какие цифры набрать?
      Синклер назвал комбинацию по памяти, ругая себя за то, что отдал Вилбуру фрак, не вытащив оттуда пистолета.
      – Попробуй только обмануть, – пригрозил Лео. – А теперь сиди тихо и не двигайся. – Он попятился к двери.
      – Нет… Нет, что вы… – нервно забормотал Элтон. Он чувствовал, как теплая струйка крови течет по шее, но боялся даже поднять руку. – Прошу вас… Пожалуйста. Возьмите, что вам нужно, и уходите.
      Сняв картину, Лео принялся левой рукой набирать шифр, не выпуская кинжала из правой и то и дело косясь на Синклера.
      Наконец дверца сейфа с легким клацаньем открылась. Внутри было множество шкатулок. Открыв одну из них, Лео увидел ожерелье из драгоценных камней и серьги. Решив, что заслужил дополнительное вознаграждение, Коди ухмыльнулся: Голос интересовали только эти дурацкие дощечки. Лео перерыл весь сейф, вытряхнул на пол кучу каких-то документов. Он решил, что у него еще будет время забрать драгоценности.
      Элтон наконец решился дотронуться до шеи. Похоже, кровотечение не было сильным да и рана оказалась неглубокой. Все будет хорошо, если только грабитель не вздумает под конец убить его. Очень тихо он приподнялся, опираясь на подлокотники кресла. Ему понадобится какое-то оружие.
      Тут взгляд его упал на тяжелую кочергу у камина. Не спуская глаз с грабителя, Синклер одним прыжком оказался у очага и схватил ее.
      Выругавшись – он так ничего и не нашел, – Лео повернулся как раз в тот момент, когда Элтон занес над ним кочергу. Негодяй успел отскочить в сторону.
      Кочерга с размаху ударила по полу, но Элтон, бросив ее, ухватил одной рукой руку грабителя, державшую кинжал, а другой сорвал с него маску.
      – Лео?! – вскричал он, от удивления разжимая руку.
      И тут Лео ударил его кинжалом.
      В ужасе распахнув глаза, Синклер схватился руками за грудь. Чувствуя, как кровь, пульсируя, хлещет из раны, он упал на пол.
      Лео опустился на колени рядом с ним:
      – Скажи, где ты прячешь эти чертовы дощечки для печатания денег, и я позову кого-нибудь на помощь. Клянусь!
      Элтон закашлялся кровью.
      – Иди к черту! – прохрипел он.
      Анджелу разбудил какой-то шум. Сев на кровати, она тревожно огляделась вокруг.
      Затем быстро вскочила и, на ходу надевая пеньюар, распахнула дверь. В коридоре было темно. Постояв немного, чтобы глаза привыкли к темноте, девушка побежала по лестнице.
      Внизу все было спокойно, но она не сомневалась, что шум ей не послышался, поэтому решила выяснить, в чем дело.
      Дверь в кабинет отца была закрыта, но под ней виднелась узкая полоска света.
      – Папа, с тобой все в порядке? – крикнула она.
      Ответа не было.
      Анджела повернула ручку, отворила дверь и тут же увидела распростертое на полу тело отца с торчащим из груди кинжалом.
      – Боже мой, нет! – закричала она, бросаясь к Элтону.
      От испуга девушка зажала рот руками, затем медленно дотронулась до дорогого лица. Элтон открыл полные боли глаза, губы его зашевелились – он пытался произнести ее имя.
      – Лежи спокойно, – велела Анджела, постепенно приходя в себя. – Я позову кого-нибудь…
      Девушка хотела было встать, но Элтон, собрав последние силы, остановил ее, взяв за руку, и прошептал:
      – Времени нет. Послушай…
      Анджела положила ему под голову ладонь:
      – Говори быстрее, и я пойду за помощью.
      Лео, стоявший за дверью, выругался про себя: он был уверен, что Синклер мертв. Он не мог допустить, чтобы тот рассказал, кто напал на него. Быстро перейдя комнату, негодяй схватил кочергу и стал подкрадываться к девушке.
      Глаза Элтона постепенно затуманивались. Он уже не видел дочь и чувствовал, что смерть накрывает его своим покрывалом. Губы его вновь шевельнулись, но раненый не мог говорить из-за бурлящей в горле крови. Анджела почти прижалась ухом к его рту, чтобы разобрать хоть слово.
      – Полевые цветы… – послышалось ей, но она ничего не поняла.
      Тело отца слегка вздрогнуло и опало – он был мертв.
      Не успела Анджела вскрикнуть, как краем глаза заметила, что в комнате есть еще кто-то. С искаженным от страха лицом она медленно повернулась и увидела мужчину, который замахивался на нее кочергой с дьявольской ухмылкой на губах…
      И тут ее осенило – она видела его когда-то. Но где? Кто он?
      Анджела успела чуть отклониться, и лишь поэтому с силой опущенная кочерга не размозжила ей голову.
      Наступила тьма…

      Было уже почти девять часов утра, когда Дювали приехали наконец в Бель-Клер. Слуга, отправленный Кезией за доктором Дювалем, проскакал весь путь с бешеной скоростью, его взмыленная лошадь едва дышала. Винсон сидел за завтраком, когда Ханна – одна из домашних служанок – вбежала в столовую и сообщила ему, что у задней двери стоит человек из Бель-Клера и что человек этот на грани обморока. Доктор бегом бросился туда, за ним поспешила Ида. Едва увидев их, негр, нервно мнущий в руках поношенную шляпу, забормотал:
      – Хозяин мертв, хозяин мертв…
      Большего от него добиться не смогли. Не в силах слушать это, доктор, не долго думая, приказал запрячь карету и подать его медицинский саквояж. Ида разбудила Реймонда, и тот выбежал из дома, одеваясь на ходу.
      Приехав в Бель-Клер, они увидели, что у парадного крыльца стоит толпа слуг и любопытных. Ида задержалась, чтобы спросить у Кезии, что произошло, а Реймонд с отцом сразу бросились в дом.
      Управляющий Вилбур метался по вестибюлю; он не мог говорить от испуга и лишь махнул в сторону кабинета. Винсон мгновенно преодолел расстояние до роковой комнаты и замер в дверях, увидев распростертое на полу окровавленное тело Элтона Синклера. Сомневаться не приходилось: Элтон был мертв. Подойдя к нему, доктор Дюваль закрыл убитому глаза, но тут вдруг услышал отчаянный вопль сына:
      – О Господи! Не-ет!
      Увидев Анджелу, которую слуги уже перенесли на диван, Реймонд бросился к девушке и упал перед ней на колени.
      Винсон оттолкнул сына и взглянул на Анджелу. Ее лицо было залито кровью.
      – Она жива, – пробормотал старший Дюваль и, быстро осмотрев раненую, добавил: – Но, похоже, положение критическое.
      Не в состоянии смотреть на убитого, Реймонд огляделся вокруг и, заметив большой шерстяной платок, взял его и накинул на Элтона. Он не знал, что надо делать в такой ситуации, и принялся нервно метаться по комнате из угла в угол. Увидев открытый сейф и его содержимое, вываленное на пол, он заметил:
      – Похоже, грабитель не ожидал увидеть Элтона. А Анджела, наверное, услышала шум и прибежала сюда.
      – Ее надо отнести в другую комнату, – проговорил доктор Дюваль. – Анджела не должна увидеть отца, если вдруг придет в себя.
      Из-за больной ноги Реймонд не мог помогать Вилбуру и отцу нести девушку, он только следовал за ними. Не успели они миновать и нескольких ступенек, как со двора раздался какой-то шум и стук копыт.
      – Это янки, – застонал, выглянув в окно, Реймонд.
      – Откуда они узнали? – раздраженно проворчал Винсон. – Уж кого нам здесь не надо, так это северян.
      Реймонд сказал, что послал Ханну сообщить Клодии о несчастье, так что она, наверное, вот-вот приедет домой.
      – Я полагал, – добавил он, – что Гембри пошлют с ней кого-то, но и подумать не мог, что это будет целый взвод.
      – Ты не должен был позволять ей оставаться у Гембри на ночь, – заметил доктор. – Надо было настоять на своем и увести ее оттуда.
      – Знаешь, отец, – ответил Реймонд, – у меня всего лишь одна здоровая нога, но, даже если бы их была целая дюжина, я не смог бы совладать с Клодией. Никто не в состоянии с нею управиться. Впрочем, я не хочу сейчас говорить об этом. Меня беспокоит Анджела.
      – А я потерял лучшего друга, – горестно вздохнул доктор. – Может, даже лучше, что эти чертовы янки заявились сюда. Надеюсь, они перевернут все вверх дном, но дознаются, кто совершил преступление. А пока я должен заняться Анджелой. – Дюваль приказал Вилбуру послать Кезию за горячей водой и полотенцами, чтобы можно было промыть рану девушки и осмотреть ее как следует.
      Вдруг тишину дома прорезал дикий вопль.
      – Это Клодия, – спокойно произнес Реймонд. – Спущусь-ка я лучше вниз.
      Вскоре Кезия принесла воды, и доктор смог наконец взяться за работу. Промыв и осмотрев рану, он принялся сшивать ее края, благодаря Господа за то, что девушка без сознания и не чувствует боли. Покончив со швом, он вытащил из саквояжа бутыль со смесью, приготовленной из уксуса и размятых листьев хрена, и обработал ею рану, а затем велел Кезии разорвать простыню на узкие полоски, чтобы забинтовать ими голову Анджелы. Больше он ничем не мог помочь.
      – Не отходи от нее ни на минуту, – наставлял он Кезию. – Я буду внизу, и, если она придет в сознание, немедленно позови меня.
      Спускаясь вниз, Винсон увидел в вестибюле толпу любопытных, и это привело его в ярость. Но к дому со всех сторон подъезжали и подъезжали коляски с соседями, уже узнавшими о несчастье в Бель-Клере. Заметив Вилбура, доктор Дюваль крикнул ему:
      – Немедленно прогоните этих людей из дома и закройте дверь! Нам здесь толчея ни к чему.
      – Но я тут по делу, доктор Дюваль, – заявил, выступая вперед, майор Гембри. – Совершено убийство, и я хочу задать мисс Синклер несколько вопросов.
      – Мисс Синклер без сознания. Как только она придет в себя, вы первым об этом узнаете. А пока, может, стоит отправить ваших людей на поиски убийцы?
      – Они уже все обыскивают вокруг, доктор. Но довольно трудно искать, не зная, кто совершил преступление.
      – Сделайте все, что в ваших силах, – холодно промолвил Дюваль, направляясь туда, откуда неслись истерические рыдания Клодии.
      Она стояла посреди кабинета, глядя на накрытое платком тело, и Реймонд никак не мог успокоить ее. Винсон достал из своего саквояжа ампулу с опием и заставил девушку проглотить ее содержимое. Через несколько мгновений она утихла, и все смогли вздохнуть с облегчением.
      Казалось, никто не знает, что делать дальше. Убедившись, что с Клодией больше проблем нет, Ида вышла в гостиную и велела слугам принести побольше освежительных напитков.
      Через некоторое время приехала Элизабет Гембри. Она настояла на том, чтобы увезти с собой Клодию; никто не стал ей возражать, даже Реймонд. Усиленно демонстрируя сочувствие, Элизабет дошла до того, что пообещала прислать в Бель-Клер настоящего чая и кофе. Сказав об этом, она торжествующе оглядела присутствующих, ожидая восторженных восклицаний по поводу ее щедрости. Но друзья и соседи Синклеров, собравшиеся в гостиной, молчали. Тогда, вздернув вверх подбородок, Элизабет выплыла из дома, решив, что не пришлет невеждам ничего.
      Вернувшись в кабинет, Реймонд подошел к сейфу. Его содержимое так и лежало на полу. Сомневаться не приходилось: негодяй, убивший Элтона и ранивший Анджелу, перепугался и сбежал, не успев прихватить драгоценности. Реймонд принялся собирать рассыпанные украшения в шкатулки, как вдруг взгляд его упал на конверт, надпись на котором гласила: «Последняя воля и завещание».
      Не сумев сдержать любопытства, Реймонд вытащил листок, быстро пробежал его глазами и удовлетворенно улыбнулся.
      Ида сказала Винсону, что надо что-то делать с телом. Погруженный в собственные мысли, тот лишь рассеянно кивнул. Тогда Ида решила взять все на себя. Позвав перепуганных слуг, она велела им отнести тело в баню, расположенную в задней части дома, и сама проследила за тем, как труп обмыли и обрядили, чтобы отправить в последний путь.
      Устав от наплыва людей, которых, несмотря на его приказание, становилось все больше и больше, Винсон решил укрыться в спальне Анджелы. В это время в дверь заглянул Миллард Дюбоз – по его виду можно было понять, что он просто потрясен случившимся.
      – Хотелось бы знать, что искал грабитель?
      – Какая разница? – покачал головой Дюваль. – Мы потеряли замечательного человека.
      Время шло, но Анджела так ни разу и не пошевельнулась, не издала ни звука.
      Поздним вечером в комнату зашел майор Гембри, желавший узнать, есть ли какие-нибудь перемены в ее состоянии.
      – Никаких, – сухо бросил ему Дюваль, которому не хотелось вступать в долгую беседу.
      Не обратив на это внимания, майор подробно рассказал о том, как его люди прочесали окрестности.
      – Они взяли с собой одного из местных рабов, но тот не заметил ни одного постороннего, – сообщил Гембри. – Ничего подозрительного! Никто ничего не видел и не слышал! Похоже, преступнику удалось скрыться, и искать бессмысленно, пока она… – он кивнул головой в сторону Анджелы, – …не придет в себя.
      –  Еслипридет, – поправил его Дюваль.
      – Вы думаете, она может умереть?
      – Признаться, я удивлен, что она до сих пор жива. Судя по всему, удар был ужасным. Нам остается только ждать. Я бы хотел пригласить сюда еще нескольких докторов из Нового Орлеана, чтобы и они высказали свое мнение.
      Гембри повернулся к двери.
      – Что ж, – сказал он, – пошлите за мной, если она очнется. А сейчас я должен вернуться в город.
      – Я тоже. – Встав, доктор потянулся и, обернувшись к Кезии, сидевшей в углу комнаты в ожидании распоряжений, произнес: – Ее нельзя оставлять одну. Ни на мгновение. Если будут хоть какие-то перемены, немедленно посылайте за мной слугу. В любом случае я вернусь сюда с рассветом.
      Реймонд, ждавший в коридоре, лишь отрешенно покачал головой, когда отец предложил ему поехать с ним в Новый Орлеан, чтобы обсудить там с Клодией, как будут проходить похороны.
      Глядя сквозь приоткрытую дверь на Анджелу, Реймонд стал молить Бога, чтобы хоронить им пришлось лишь одного человека.
 
      Лео присел у склепа.
      Черт возьми, он вовсе не ожидал, что дело примет такой оборот; все было бы совсем иначе, если бы Синклер не вздумал напасть на него.
      Наконец решив побыстрее покончить с этим, он набрал в грудь воздуха и хрипло проговорил:
      – Эй, вы! Это я. Вы там?
      Некоторое время стояла гнетущая тишина, а затем из-за холодных плит прозвучал вопрос:
      – Где то, за чем я тебя посылал?
      Запустив пятерню в спутавшиеся волосы, Лео пробормотал сквозь зубы:
      – Я не смог их найти. Произошел несчастный случай. Синклер бросился на меня. Он сорвал маску и узнал, кто я. Пришлось убить его. Но тут вошла его дочь, и мне ничего не оставалось, как убить и ее. Но в сейфе я не нашел пластин или дощечек, как их там называют.
      Наступила тишина. Подождав некоторое время, Лео решился спросить:
      – Вы меня слышали?
      – Да. – Ответ прозвучал зловеще. – Расскажи мне все. Как это было?
      И Лео все подробно описал. Он заверил Голос, что дощечек в кабинете не было, а обыскать весь дом он не успел.
      – Конечно, не успел, – согласился Голос. – Так ты говоришь, он был еще жив, когда вошла его дочь?
      – Нет, то есть да. Точнее, я-то думал, что Синклер уже умер. Когда она вбежала в кабинет, он принялся стонать и словно хотел сказать ей что-то. Тут-то я и понял, что должен прикончить ее. У меня не было возможности подслушать, что он ей скажет.
      – Так ты не слышал? – раздраженно перебил Голос. – Слышал или нет?
      – Да, как же! Она и сама ничего не могла разобрать, а в конце даже приложила ухо к его губам.
      – Ну и натворил ты дел, Лео, – заметил Голос.
      – Знаю. – Лео уселся и его опять затошнило, что случалось каждый раз, когда он вспоминал, сколько драгоценностей осталось на полу. Вот уж глупость-то!
      – Девушка не умерла, – сообщил Голос.
      – Этого не может быть! – вскричал Лео, чуть не подпрыгнув от удивления. – Я ударил ее кочергой. Я проломил ей голову.
      – Уверяю тебя, она жива. Кое-кто рассказал мне об этом. Правда, неизвестно, сколько она протянет. Как я понял, рана очень тяжелая.
      – А она… она сказала, что это был я? – затрясся от страха Лео.
      – Она без сознания и может умереть, не приходя в себя.
      – Надеюсь, так и будет, – уныло проговорил Лео, стуча от страха зубами. – Тогда она никому обо мне не расскажет.
      – Заткнись, идиот! – сердито прикрикнул на него Голос. – Тебе не пришло в твою дурацкую башку, что Элтон мог шепнуть ей на ухо, где спрятаны пластины? А может, он еще раньше говорил ей об этом и она приведет тебя к ним? Перестань думать о себе и думай лишь о том, как бы раздобыть то, что от тебя требуется, ведь для тебя это единственный способ избежать обвинения в убийстве.
      – О чем это вы говорите? – вскричал Лео.
      – Если только вздумаешь сбежать из города, Лео, я немедленно сообщу о том, что это ты убил Синклера. Он был уважаемым человеком. И не только в этих местах. Не сомневаюсь, что федеральные власти весь штат перевернут вверх дном, но найдут убийцу.
      – Так вы решили теперь выдать меня? – прошептал Лео.
      – Ничего подобного, – возразил Голос. – Я нанял тебя на работу, которую ты не только не выполнил, но и вдобавок понаделал такого, что волосы дыбом встают. Так что я просто даю тебе шанс оправдаться передо мной. – И Голос стал излагать свой план. – Если девчонка придет в себя и не вспомнит о тебе, мы отстанем от нее на некоторое время. Будем полагаться на то, что она знает, где спрятано то, что нас интересует. Но тебе придется следить за ней – так же, как ты следил за Элтоном. Ну а если она вздумает передать пластины конфедератам, ты заставишь ее отдать их тебе.
      – Да, неплохо придумано, – заметил Лео. – Но что, если она понятия не имеет о том, где эти дощечки, а, увидев меня, узнает и поднимет крик? Что тогда?
      – У тебя будет довольно денег, чтобы как можно быстрее уехать из Луизианы. Я позабочусь об этом. В противном случае, если ты не согласишься, тебе не убежать далеко. И помни – я всегда найду тебя.
      – Но сегодня вы не оставили мне денег. Вы должны мне…
      – Ничего я тебе не должен, – перебил его Голос. – Ты провалил дело, но у тебя есть еще одна попытка. Я хочу, чтобы ты приходил сюда каждую ночь. Если увидишь на заборе белую перчатку, это будет означать, что я здесь. И не вздумай разнюхивать, кто я такой. У меня есть пистолет, и, если ты только попытаешься сунуться, я убью тебя.
      Лео нервно прикусил губу. Похоже, у него не оставалось выбора, но, не успел он и рта открыть, чтобы согласиться, Голос сделал ему еще одно предложение:
      – Если Анджела Синклер выживет и ты сумеешь раздобыть дощечки, я обещаю тебе награду. Тысячу долларов.
      Брови Лео, как и его настроение, поползли вверх.
      – Отличная сделка, мистер! – крикнул он.
      – А теперь иди! – велел ему Голос. – И держи язык за зубами.
      – Вот об этом не беспокойтесь, – с готовностью заверил его Лео, направляясь к выходу с кладбища. – Да, об этом волноваться не стоит.

      Клодия была в восторге оттого, что ее окружили повышенным вниманием. К великому раздражению Реймонда, Элизабет Гембри настояла на том, чтобы его жена осталась у нее. Янки приходили выразить ей свое сочувствие, зато друзья Элтона предпочли собраться у Дювалей и даже не пригласили Клодию.
      Из близких к ней зашел один Реймонд. Он хотел узнать, готова ли она подумать о предстоящих похоронах. В этот момент Клодия лежала на диване в залитой солнцем гостиной. Элизабет предоставила в ее распоряжение девчонку-негритянку, которая должна была выполнять все ее приказания.
      Наслаждаясь холодным лимонадом, Клодия рассеянно слушала рассказ Реймонда о состоянии Анджелы – оно ее совсем не волновало. Честно говоря, Клодия думала о том, насколько проще бы все обернулось, если бы Анджела умерла. Сама она уже успела подружиться с янки и смогла бы вести светскую жизнь в Бель-Клере: принимать гостей, устраивать приемы и балы. Она забыла бы о войне, и все бы шло прекрасно. При мысли о такой перспективе губы Клодии тронула удовлетворенная улыбка.
      – Я знаю, что тебе на нее наплевать! – внезапно воскликнул Реймонд. – Так что давай, пожалуй, обсудим похороны твоего отца. Собственно, для этого я к тебе и приехал. Или тебя даже не интересует, как будет организован прощальный ритуал?
      Клодия наградила его ледяным взглядом.
      – Думай, что говоришь, – прошипела она. – Нас могут услышать.
      Реймонд усмехнулся:
      – А нам этого не надо, не так ли? Посмотри только на себя. Да, янки принимают тебя как принцессу, но другие женщины Нового Орлеана не чувствуют себя так же свободно, как ты. Между прочим, некоторым из них приходится даже прислуживать нашим… врагам.
      – Это для их же блага, – быстро проговорила Клодия. – Им нужны деньги, а янки хорошо платят. Никто не заставляет их работать, Реймонд! Так что успокойся, дорогой, потому что я не намерена и дальше терпеть твое хамское обращение со мной!
      – И что ты будешь делать? Закричишь? Попросишь свою всемогущую хозяйку позвать солдат, чтобы они выкинули меня вон из дома? Не думаю. – Реймонд тяжело опирался на свою трость, потому что стоять на одном месте ему было все труднее. – Хочу, чтобы ты знала – ты позоришь мою семью. Да! Ты и твои выходки невыносимы! Из-за тяжелого состояния Анджелы желающие проститься с твоим отцом собираются у нас в доме, и именно там ты должна быть сейчас! – горячо воскликнул Реймонд. – Ты, кажется, не соображаешь, что своим поведением оскорбляешь память Элтона Синклера!
      – Какую чушь ты несешь! Это я-то не соображаю, что делаю? Лучше убирайся поскорее отсюда! – выкрикнула Клодия.
      – Я пришел, чтобы поговорить о похоронах.
      – Пусть твоя семейка этим займется. Похоже, они и без меня со всем справятся.
      – Куда же денешься, – презрительно фыркнул Реймонд. – Боюсь, мне просто не остается ничего другого, как позаботиться обо всем самому. Как только отец приедет от Анджелы, мы с ним займемся приготовлениями.
      – Давай-давай. Может, повезет, и тебе придется устраивать сразу двое похорон, – злобно парировала Клодия.
      Реймонд вздрогнул: он знал, что его жена невыносима, но ему и в голову не приходило, что она может быть столь жестокой и циничной. Однако он не двинулся с места.
      – Чего же ты ждешь? – нетерпеливо спросила Клодия. – Все решено! Ты и твоя семья займетесь этим. Я слишком расстроена, – добавила она.
      – Я хотел отвезти тебя домой. Я же сказал: к нам все время приезжают люди, чтобы почтить память Синклера.
      – Они, кстати, и сюда заходят. – Клодия пожала плечами.
      – Ну да, янки, – окончательно разозлился Реймонд. – Тебе отлично известно, что друзья твоего отца в этот дом и ногой бы не ступили!
      Клодия кокетливо встряхнула золотыми кудрями:
      – Вот как! Значит, этим так называемым друзьям трудно перешагнуть через свои понятия о так называемой чести ради памяти Синклера?
      – Не теберассуждать о чести. Ты и понятия не имеешь о том, что это такое!
      Клодия злобно прищурила глаза:
      – Попридержи язык, Реймонд Дюваль, а то как бы тебе навсегда не остаться со своими родителями. Я не возьму тебя с собой в Бель-Клер, когда отправлюсь туда, вот что! Со мной поедут янки, которые помогут мне следить за порядком. Я стану богатой, а вы все, называющие себя «гордыми южанами», – грязными нищими.
      Закинув голову назад, Реймонд расхохотался.
      – Это тебе придется молить у двери, чтобы я пустил тебя в Бель-Клер, потому что только Анджела имеет право распоряжаться им.
      – О чем ты говоришь? – Клодии не понравился блеск в глазах мужа – она поняла: он знает что-то такое, что неизвестно ей.
      – Только такой глупой женщине, как ты, – вскричал он, – могло прийти в голову, что Бель-Клер достанется тебе!
      Клодия уже задумывалась над этим, но решила, что Анджела, возможно, еще не скоро придет в себя, а стало быть, она, Клодия, станет «представлять интересы» названой сестры. К тому же она не зря подружилась с представителями федеральных войск – в случае необходимости они придут ей на помощь. Да, беспокоиться не о чем.
      – Я потом подумаю об этом, – сухо вымолвила Клодия.
      Реймонд был в восторге: давненько он не видел, чтобы его женушка нервничала, но сейчас, похоже, она почувствовала себя не в своей тарелке, хотя и пыталась это скрыть.
      – А может, Анджела не захочет, чтобы ты жила в Бель-Клере? – предположил он. – Может, она решит сама управлять имением?
      – Это мы еще посмотрим, – усмехнулась Клодия.
      – Нечего смотреть – наследство оставлено Анджеле.
      – Но Элтон бы никогда…
      – Он сделал это, – перебил ее Реймонд.
      Глаза Клодии налились кровью, она яростно затрясла головой:
      – Нет! Ты лжешь! Ты нарочно говоришь это, тебя просто злит, что я здесь, а не у тебя в доме! Ты пытаешься мне отомстить!
      – Я сам видел завещание. Его новоезавещание, – спокойно остановил ее муж. – Элтон Синклер все свое имущество оставил Анджеле. Ты, дорогая, не получишь ни гроша.
      Клодия закачалась из стороны в сторону, едва не теряя сознание.
      – Я… Я хочу сама его увидеть… Я тебе не верю. Пусть адвокат Дюбоз подтвердит твои слова.
      – Разумеется, он это сделает, – заверил ее Реймонд. – Я сам привез ему завещание.
      Глаза супругов встретились. В них светилась одна ненависть.
      – А теперь я пойду, – заявил Реймонд, которому надоел бессмысленный спор с женой. – Я дам тебе знать, когда будут назначены похороны.
      Только он повернул к двери, как в комнату вплыла Элизабет Гембри.
      – Ох, вы уже уходите, – обратилась она к Реймонду с кислой улыбкой. – Ну ладно. В нижней гостиной собрались женщины, которые хотят засвидетельствовать свое почтение нашей дорогой Клодии. Знаете, – добавила Элизабет, прекрасно понимая, что молодой Дюваль враждебно относится к ней, – ваша жена стала нам настоящим другом.
      – Да, – Реймонд старался оставаться вежливым, – в трудные времена друзья так много значат.
      – Не только в трудные времена, но и всегда, – многозначительно произнесла Элизабет, усаживаясь рядом с Клодией. – Послушайте, душечка, у нас с майором Гембри был серьезный разговор, и он попросил меня передать вам, чтобы вы ни о чем не беспокоились. В вашем распоряжении будет любая помощь, необходимая для управления Бель-Клером. Солдаты помогут заставить негров работать, так что забот с урожаем у вас не будет.
      – О Бель-Клере позаботятся, – вмешался Реймонд. – Не забывайте обо мне и, конечно же, об Анджеле.
      Элизабет наградила его высокомерным взглядом.
      – Что ж, когда вы подпишете присягу на верность Союзу, мы поговорим о том, какую роль вы сможете сыграть в дальнейшей судьбе Бель-Клера, мистер Дюваль. А что касается Анджелы… Не думаю, что мой муж согласится иметь с ней дело после того, что она ему наговорила.
      Не обращая внимания на Клодию, которая делала ему знаки уходить, Реймонд решил не упускать возможности и объявить о завещании Синклера.
      – Боюсь, миссис Гембри, вам не удастся списать ее со счетов. Согласно воле ее отца мисс Синклер отныне является единственной владелицей Бель-Клера.
      – Вы, кажется, кое о чем забыли, – фыркнула Элизабет. – Теперь только федеральное правительство решает, кто из южан будет землевладельцем. – Она похлопала Клодию по колену с довольной улыбкой. – Так что моей маленькой приятельнице не о чем беспокоиться.
      Почувствовав, как к горлу подступает тошнота, Реймонд, хромая, вышел из комнаты.

* * *

      Бретт держал умирающего за руку. Он ничем не мог помочь, и ему оставалось лишь выслушать его последние невнятные слова. Живот бедняги разворотило; хорошо хоть, он был в шоке и не чувствовал боли.
      Вступив в армию, Бретт, как всегда, держался особняком. Но Билли Боб Холей не обращал внимания на его холодную сдержанность и предложил Бретту свою дружбу.
      Подумав, Бретт решил, что совсем неплохо иметь в товарищах смелого и доброго Билли Боба.
      Во время битвы Мак-Доуэлла – главного сражения кампании при Шенандоа-Велли – они были вместе. После того как конфедераты, возглавляемые генералом Стоунволлом, уничтожили почти весь их полк, Бретт и Билли Боб были одними из немногих, оставшихся в живых. Затем друзей отправили в армию Мак-клеллана на Потомаке. Но по пути на них напали бродяги. Билли Боб прикончил двоих, прежде чем они ранили его; Бретт разделался с остальными.
      – Мне бы так хотелось… – прерывисто шептал Билли, – …чтобы меня похоронили недалеко от дома… Но я ни за что не соглашусь, чтобы родные считали меня предателем…
      – Ты вовсе не предатель, – пытался успокоить его Бретт. – Ты сражался за то, во что верил. Так же, как и я.
      Билли Боб попытался улыбнуться, но вместо улыбки лицо его исказила гримаса.
      – Во что я верил, Коди? Господи, я даже не знаю… Отец против сына. Брат против брата… Какова цель этой бессмысленной войны? Зачем я умираю?
      – Может, Господь скажет тебе об этом, когда ты попадешь в рай, – предположил Бретт. Он просто не представлял, что еще придумать.
      – Наверняка скажет, если мое имя есть в Христовом списке Книги Жизни. Иначе мне придется иметь дело с сатаной, – прошептал Билли Боб.
      – Я уверен, что Господу нашему известно твое имя, – проговорил Бретт, чувствуя, что теряет ощущение реальности, и не зная, как еще утешить умирающего. Его собственные представления о загробной жизни были весьма скудны.
      Вдруг Билли Боб закашлялся, обрызгивая все вокруг кровью. Успокоившись немного, он приподнялся и, схватив Бретта за рубашку, стал из последних сил умолять друга:
      – Отправляйся домой, Коди. Сразу же. Ты не должен тут быть. И я тоже… Это не наша война… Это… – Испустив последний вздох, он выпустил Бретта.
      Для Билли Боба война закончилась…
      Склонив голову, Бретт закрыл глаза. Но он не молился. Нет, он просто пытался хоть как-то осмыслить свое существование. Временами ему приходило в голову, что он не должен был идти на войну. Может, стоило отправиться на поиски золотоносной жилы, о которой рассказывал Эдам Барнс? Разве плохо стать богатым? Или взять да и жениться на Раби, а потом у них родится ребенок… Но Бретт понимал, что все это нереально. Еще в 58-м году он поклялся, что больше никогда не поверит женщине. До сих пор оставался верен клятве и не намерен был в дальнейшем нарушать ее.
      Расстелив на земле одеяло, он завернул в него Билли Боба и привязал тело поперек седла; затем вскочил на коня и направился в Виргинию.
      Стараясь не думать об умершем друге, Бретт стал размышлять о войне. Генерал Макклеллан находился в Ричмонде, в Виргинии. Следовало догнать его, прежде чем тот пойдет в атаку.
      Бретт слышал, что в штате Миссисипи тоже ведутся военные действия. Билли Боб поддразнивал его, говоря, что Бретта интересуют новости оттуда и из Луизианы из-за девушки, которую он там оставил.
      Бретт нахмурился.
      Никакой девушки он там не оставлял.
      Правда, там осталось его сердце.
      – Черт, довольно! – громко выругался он, встряхивая головой, будто ему досаждали насекомые.
      Но это не помогло. Словно во сне перед ним вставало прекрасное лицо Анджелы. Господи, как она хороша! Длинные шелковистые волосы цвета закатного неба над Миссисипи. Глаза, взгляд которых способен проникнуть в самые темные, самые потаенные уголки мужской души.
      И никогда – ни до, ни после – не видел он такого совершенного тела. Твердые упругие груди с острыми сосками, длинные стройные ноги с тонкими лодыжками… Он помнил все до мельчайших подробностей, будто только вчера ночью эти ноги сжимали его, а его руки впивались в ее нежные бедра…
      Сколько раз говорил он себе, что должен ненавидеть ее за слабость и ложь, но каждый раз признавался, что любовь к Анджеле не уходит из его сердца.
      Да, несмотря ни на что, Бретт любил Анджелу Синклер и знал, что любовь его никогда не умрет.
      Именно поэтому его интересовало, как идут дела в Луизиане. Он волновался, узнав, что Новый Орлеан пал и что там теперь хозяйничают янки. Бретту оставалось лишь надеяться, что с Анджелой все в порядке. Впрочем, о ней мог позаботиться ее отец, да и муж – ведь она наверняка вышла замуж за Реймонда Дюваля, и, возможно, у нее уже есть дети.
      Бретт понимал, что не должен постоянно думать о ней, но не мог забыть Анджелу.
      Это была плата за его глупость.
 
      – Анджела, ты меня слышишь? – Убрав прядь волос со лба девушки, доктор Дюваль погладил ее по щекам и еще раз спросил Кезию: – Ты уверена, что она приходила в себя?
      – Да, доктор, да! – взволнованно вскричала Кезия. – Я пришла утром и хотела отпустить Мисси – девочку, что присматривает за ней по ночам, а та сказала, что мисс Анджела всю ночь стонала. Тогда я подошла к ней и стала вытирать ее личико влажным полотенцем, а она как откроет глаза и давай звать своего папочку, а потом ка-ак закричит, заплачет… И снова уснула, бедняжка… Господи… – по щекам Кезии потекли слезы, – сколько же она вынесла, сколько пережила! Не хочу я говорить ей о смерти отца, не хочу!
      – Можешь не делать этого, – согласился Винсон. – Я сам скажу. А теперь принеси мне таз с холодной водой и губку.
      Когда Кезия выполнила приказание, доктор обмакнул губку в воду и провел ею несколько раз по лицу больной. Сначала девушка даже не шелохнулась, а затем ее голова едва заметно качнулась из стороны в сторону.
      – Ты слышишь меня, Анджела? Это я, Винсон Дюваль. Я с тобой. Ты слышишь меня, дорогая?
      Ресницы девушки затрепетали.
      – Хвала Господу, она приходит в себя! – вскричала Кезия, всплеснув руками.
      – Уйди отсюда, – махнул ей доктор. – Ты перепугаешь ее до смерти. Я тебя позову, если понадобишься.
      Кезия бросилась вон из комнаты, торопясь рассказать обитателям Бель-Клера, что молодая госпожа пришла в себя.
      – Анджела, поговори со мной, – уговаривал Дюваль.
      Ей казалось, что она скользит по темному мягкому бархату. Ей так хорошо, но какая-то сила пытается вырвать ее из этого уютного, теплого мира, в котором она оказалась… и из которого ей вовсе не хочется уходить… Анджела напряглась, пытаясь собрать обрывки тревожащих ее воспоминаний воедино. Отец… Что-то случилось с отцом.
      – Папочка… – прошептала она, не понимая еще, почему при мысли о нем ей становится так нехорошо. – Папочка, пожалуйста…
      Винсон схватил ее за руки. Пальцы девушки зашевелились, словно ища, за что бы ухватиться.
      – Анджела, не думай сейчас ни о чем. У тебя болит что-нибудь? Я помогу тебе. – Он давал ей большие дозы успокоительного, полагая, что лекарство дольше продержит ее в забытьи и она не будет чувствовать боли.
      Вдруг глаза Анджелы обагрило кровью, словно перед ними развернулось алое покрывало. Потом это покрывало начало постепенно отодвигаться, и она увидела… отца… И сразу поняла, что он мертв.
      Девушка разрыдалась.
      – Поплачь, поплачь, – погладил ее по плечу доктор. – Все пройдет.
      Он долго утешал девушку, даже не замечая, что кто-то настойчиво стучит в дверь. Наконец, прикрыв Анджелу одеялом, Дюваль встал и подошел к двери, чтобы узнать, кто смеет так бесцеремонно ломиться в комнату больной.
      Оказалось, майор Гембри, узнав от Кезии, что девушка пришла в себя, поспешил посетить ее в надежде выяснить, кто же поднял руку на ее отца.
      – Анджела, слушай внимательно, – проговорил доктор, вытирая ей слезы, – я знаю, что ты расстроена, но ты должна нам помочь. Человека, который убил твоего отца, еще не нашли. Ты можешь сообщить нам что-нибудь? Какие-нибудь приметы?
      – Я помню только кровь. Только кровь, – отозвалась девушка. – Я бы хотела… – От усердия она даже стиснула зубы, голова ее буквально раскалывалась от боли. – Я не могу… Мне очень жаль…
      – А отец сказал тебе что-нибудь перед смертью? Ужасно, что приходится так мучить тебя, но вдруг ты сможешь помочь… Тебя нашли у тела твоего отца. Мы поняли, что он умер у тебя на руках. Может, он сказал хоть что-то, назвал имя убийцы? Попытайся вспомнить.
      – Не могу, – хрипло прошептала Анджела. – Я лишь помню, что спустилась вниз и увидела его тело, залитое кровью. А потом пустота…
      Винсон разочарованно пожал плечами:
      – Ну хорошо. Может, позднее тебе удастся вспомнить больше. А теперь спи. Тебе надо отдохнуть.
      – Нет, я не хочу спать. Мне кажется, что я проспала целую вечность. – Она попыталась сесть, но от усилия голова закружилась сильнее. Упав на подушки, девушка взмолилась: – Зажгите, пожалуйста, свет. Мне не хочется лежать в темноте.
      Винсон и майор обменялись встревоженными взглядами.
      Стоял полдень. Шторы были раздвинуты, и комнату заливало яркое солнце.
      Винсон наклонился поближе к Анджеле и заглянул ей в глаза. Она даже не моргнула.
      Он медленно поводил рукой перед ее лицом – девушка продолжала смотреть вдаль, взгляд ее был неподвижен.
      Повернувшись к майору, Дюваль покачал головой. Оба были потрясены.
      Анджела ослепла.

      Проконсультировавшись с новоорлеанскими врачами и медиками, прибывшими в город вместе с войсками генерала Батлера, доктор Дюваль пришел к выводу, что пока невозможно сказать, навсегда Анджела потеряла зрение или ее слепота со временем пройдет. Равно как нельзя было узнать наверняка, сможет ли она вспомнить события страшной ночи или они совсем стерлись из ее памяти.
      С забинтованной головой, поддерживаемая с одной стороны Винсоном, а с другой – Реймондом, Анджела все же присутствовала на похоронах отца. Мужчины помогли ей удержаться на ногах, когда гроб с телом Элтона устанавливали в склепе рядом с гробом его любимой Твайлы. Отделенная от мира непроницаемой завесой тьмы, Анджела подумала, что еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.
      В последующие дни она совершенно потеряла ощущение времени. Лишь немногие друзья ее отца заходили к ней, чтобы высказать соболезнования и выразить сочувствие. Кое-кто из них деликатно интересовался ее состоянием, избегая даже произносить слово «слепота». Девушка едва не кричала от отчаяния – их жалость была невыносима.
      Когда визитеры расходились, она полностью погружалась в себя. Анджела твердо решила, что будет бороться: даже если зрение не вернется к ней, она не будет беспомощным инвалидом.
      Как-то вечером Мамма Кезия принесла Анджеле поднос с ужином, и девушка настояла на том, что будет есть самостоятельно. Ах, как трудно оказалось управляться с вилкой! По тяжелым вздохам Маммы Кезии Анджела поняла, что пока все идет не слишком гладко.
      – Я должна попробовать, – снова и снова повторяла она. – У меня все получится, если я буду стараться.
      Услышав, как открывается дверь, Анджела инстинктивно подняла голову, и сразу почувствовала отвращение, узнав голос Клодии.
      – Ах, какая гадость! – закричала Клодия. – Мамма, что с тобой случилось? Почему ты сама не кормишь ее? Посмотри, она вся перемазалась, вся постель в еде! Я прикажу тебя выпороть…
      – Не смей так говорить! – перебила ее Анджела, отбрасывая поднос в сторону.
      Клодия выругалась, потому что молоко, выплеснувшись из стакана, пролилось на кровать. Потом Анджела почувствовала, как грубые руки толкнули ее.
      – И не вздумай вставать, ты слышишь меня? Настало наконец время указать тебе твое место в этом доме! Не попадайся мне на пути, а то как бы тебе не пришлось пожалеть об этом! Плантация требует внимания, а ты все время отрываешь меня от дел!
      Анджеле не нужно было видеть, чтобы догадаться – сейчас Клодия нависает над ней с искаженным от злобы лицом, глаза ее налиты кровью и готовы вот-вот вылезти из орбит, зубы скрежещут, кулаки крепко сжаты.
      Подождав, пока Клодия переведет дыхание, Анджела твердо заявила:
      – Я и не собираюсь тебе мешать. Но я не позволю, чтобы со мной обращались как с инвалидом, запирали меня в комнате и кормили с ложечки как младенца! Я научусь сама заботиться о себе, и ты меня не остановишь!
      – Я вольна поступать как хочу, Анджела! – взвизгнула Клодия. – Это тебе не остановить меня, так и знай! Во-первых, не забывай, что ты слепа и беспомощна. Мало того! Напоминаю тебе, что идет война. Плантаторы убегают с насиженных мест целыми толпами, но я останусь здесь, потому что мне на помощь придут войска северян, которые заставят негров работать и собирать урожай. Благодаря мне Бель-Клер будет процветать!
      – Ты ничего не забыла, а, Клодия? – спокойно осведомилась Анджела. – Что скажешь о завещании папы? Мистер Дюбоз сказал, что передаст мне все права на имение, как только я почувствую себя лучше. Он сообщил мне о последней воле отца, – добавила она.
      – Ты что, вообще ничего не соображаешь? – завопила Клодия. – Идиотка! Я же не просто так подружилась с янки! Теперь я могу попросить генерала Батлера конфисковать Бель-Клер и передать его мне! Не забывай, что я подписала присягу на верность Союзу и теперь могу делать все, что захочу!
      Закрыв глаза, Анджела вновь погрузилась в свой темный мир. Отчаяние одолевало ее. Клодия права. Какая разница, что отец написал в завещании? Он с таким же успехом мог оставить свое имущество Союзу.
      Клодия замолчала на некоторое время: она хотела, чтобы Анджела хорошенько обдумала ее слова. Вспомнив вдруг о том, что Мамма Кезия все еще стоит рядом, Клодия взмахом руки отпустила старую служанку.
      Услышав, как открылась и закрылась дверь, Анджела решила, что названая сестра ушла наконец из комнаты, и с грустью прошептала:
      – Мамма Кезия, дорогая, ну что же мне делать?
      Ответом ей был издевательский смех Клодии:
      – Если тебе что и надо делать, так это держаться от меня подальше, дорогуша! А как только доктор Дюваль скажет, что твое состояние улучшилось, ты немедленно уберешься из моего дома! Не хочу, чтобы ты болталась тут, сокрушаясь о своих бедах. А я… Я слишком занята, чтобы возиться с тобой. У меня столько планов! Все янки смогут останавливаться здесь! Я буду устраивать балы, приемы, вечера, пикники! Я не допущу, чтобы ты попадалась моим гостям на глаза и навевала на них тоску своим унынием!
      Каждое слово было для Анджелы как удар бича. Девушка вся сжалась, но решилась возразить Клодии:
      – Не забывай, что это и мой дом тоже. Ты не сможешь выгнать меня отсюда.
      Клодия расхохоталась:
      – Мы еще посмотрим!
      Как только она ушла, Анджела вытянулась на кровати, размышляя о том, как будет жить в неведомом темном мире. Во-первых, ей надо вспомнить, где что стоит в ее комнате. Впрочем, это как раз нетрудно – здесь девушка знала каждый уголок. А потом… Потом она постепенно обойдет весь дом: каждую комнату, каждый коридор. А уж когда сможет без труда ходить по дому, то решится выходить на улицу. Правда, ей сначала придется полагаться на помощь слуг, Маммы Кезии например, но она сумеет преодолеть все трудности. Господь ей поможет. И она не позволит Клодии выгнать ее из собственного дома.
      Анджела решила бороться.
      Несколько недель она удивляла слуг своим упрямством. Научившись без труда ориентироваться в доме, девушка взялась за уроки верховой езды. Здесь ей нужен был помощник, и на эту роль она пригласила Вильяма, сына Кезии.
      Вскоре это зрелище стало привычным для обитателей Бель-Клера: маленький негритенок едет на лошади рядом с белой леди. Человек, не знающий, какая беда постигла Анджелу, ни за что не догадался бы, что она слепая – девушка сидела в седле очень прямо, высоко подняв голову и расправив плечи.
      Лишь оставаясь наедине с собой, Анджела давала волю своим чувствам и позволяла страху вырываться наружу.
      Поначалу Клодия злорадно наблюдала за названой сестрой, надеясь, что та упадет с лошади и расшибется насмерть, но потом ей надоело это занятие. Она решила, что Анджеле все равно не удастся вернуть себе имение.
      Чувствуя свою полную бесполезность, Реймонд с каждым днем все больше и больше пил. Основную часть времени он проводил в полубессознательном состоянии, не понимая, что происходит вокруг. Клодия пообещала, что выгонит его из дома, если он хоть пальцем пошевелит, чтобы помочь Анджеле, и Реймонд испугался. Ему некуда было идти, и он почел за лучшее повиноваться жене. Родители Реймонда подписали присягу на верность Союзу, а он решительно отказывался это делать; поэтому они панически боялись его приездов, опасаясь, что в пьяном угаре сын сболтнет лишнее и устроит им неприятности. Из-за больной ноги Реймонд не мог пойти на войну, не мог работать. В Бель-Клере о нем заботились. Когда запасы спиртного, сделанные Элтоном Синклером, подошли к концу, а Клодия и не подумала возобновить их, Реймонд, к собственному удивлению, изобрел способ изготовления самогона – некоего подобия рома – из черной патоки. С тех пор он почти все время стал проводить на сахарном заводе, готовя свое зелье и напиваясь там же до полусмерти.
      Тем временем Клодия, не без помощи майора Гембри и генерала Батлера, разумеется, сумела благополучно вырастить урожай хлопка и сахарного тростника. Она нашла нескольких надсмотрщиков, которые были готовы за соответствующую плату подгонять обленившихся рабов. Устроив дела на плантации, Клодия смогла взяться за выполнение своего плана по превращению Бель-Клера в уютный уголок, двери которого были распахнуты для янки. Офицеров приглашали занять самые роскошные покои, а солдаты разбивали палатки на газонах вокруг дома. Клодии больше не надо было беспокоиться о том, что особняк обворуют или нападут на него. Горе было тому, кто осмелился бы нарушить покой этого райского места.
      Анджела ненавидела янки, и, когда они бывали в доме, она отказывалась выходить из своей комнаты. Мамма Кезия подробно описывала девушке роскошные пиршества, и той казалось, что ее отец переворачивается в гробу.
      Она плохо спала, ее то и дело преследовали воспоминания об ужасной ночи. Анджела знала, что нечто очень важное все время ускользает от нее. Да, чего-то вспомнить она не могла! Напрягая память, девушка представляла, как отец лежал в луже крови с торчащим из груди кинжалом, а она стояла рядом с ним на коленях. Он сказал ей что-то, но его слова никак не могли пробиться сквозь таинственную завесу… Временами перед внутренним взором Анджелы вставала ужасная картина: к ее лицу приближается кочерга, и она видит человека… Но кто же он? Иногда казалось, что она вот-вот вспомнит… но картина, как снег, таяла в ее сознании.
      Одно очень огорчало девушку – она не получала никаких известий о том, как обстоят дела на войне. Анджела все еще надеялась, что силы сопротивления прогонят янки.
      Реймонду запрещали встречаться с ней, Клодия даже не разрешала ей спускаться вниз к столу, но Анджела была только рада этому, потому что ей невыносимо было осознавать, как янки хозяйничают в их доме. Лишь доктор Дюваль приносил иногда кое-какие новости, но теперь и он стал реже бывать у нее. Время шло, и Дюваль пришел к выводу, что нет никакой необходимости навещать девушку по нескольку раз в неделю, так как ее рана почти зажила. Доктор снова и снова повторял, что ей неслыханно повезло. Будь удар хоть капельку сильнее, она бы не выжила. Но он не мог успокоить ее и сказать, когда зрение снова вернется. Дюваль призывал Анджелу не терять надежду и уповать на Бога. Теперь он приезжал в Бель-Клер только раз в десять дней.
      Во время своих недолгих визитов он рассказывал Анджеле, как идут дела на фронте: о сражениях в Виргинии и о том, что федеральные силы пытались захватить Ричмонд. Хотя последний удар северян нанес серьезное поражение войскам южан, генералу Ли удалось задержать армию юнионистов у Потомака. Анджела была сильно опечалена, услышав о том, что в так называемой семидневной кампании погибло около двадцати тысяч конфедератов.
      Еще больше она расстроилась, когда узнала, что в военных действиях погиб Джеми Рэбин – сын ее учительницы музыки. Девушка понимала, что мать, должно быть, сходит с ума от горя. К ее великому удивлению, доктор Дюваль был против того, чтобы она навестила Мелору.
      – Молодой леди небезопасно ездить сейчас в город, – заявил он. – Особенно в подобном состоянии…
      Анджела не стала спорить, а принялась спокойно разрабатывать собственный план. Через два дня Мамма Кезия сообщила ей, что Клодия на целый день уехала к Элизабет Гембри. И Анджела немедленно приказала приготовить экипаж.
      – Ты поедешь со мной, – сказала она Кезии, – и будешь моими глазами. Сначала мы заедем к миссис Мелоре с соболезнованиями, а потом отправимся на прогулку по Новому Орлеану, и ты будешь рассказывать мне все, что видишь. Я хочу знать, каким стал город.
      Кезия попыталась сопротивляться, ссылаясь на то, что в городе неспокойно.
      – Ерунда! – бросила Анджела, не желавшая слушать возражений. – Янки же больше не воюют, разве не так? Я уверена, что они не устраивают беспорядков и не нападают на прохожих. Ну скажи, что может случиться? Успокойся, все будет хорошо.
      По пути Мамма Кезия рассказывала, что везде много народу, в основном по улицам бродят солдаты; и Анджела действительно слышала шум и громкий говор.
      – Надеюсь, дом миссис Мелоры не разворовали, как другие дома в Новом Орлеане, – заметила девушка.
      Наконец экипаж остановился, и Кезия сказала:
      – Вот мы и приехали. Это дом Мелоры. Впрочем, – добавила она, – кажется, нам стоит немного подождать. Сюда идут несколько солдат, и они смотрят на вас.
      – Ну и что? – пожала плечами Анджела. – Мы же не делаем ничего плохого. Помоги мне, Вильям, – обратилась она к сыну Кезии.
      Девушка не видела, что мальчик уже соскочил на землю и стоял перед ней, готовый подать руку. Мамма Кезия устало раскрыла над своей подопечной зонтик от солнца.
      Янки подошли совсем близко. Вильям отпрянул назад, а Анджела решила, что он просто испытывает ее. Шагнув вперед, она наткнулась на одного из солдат.
      – Эй, ты, смотреть надо! – закричал он. – Ты нарочно это сделала, а? – Подозрительно прищурившись, солдат уставился на девушку. – Поди, решила, что все должны уступать тебе дорогу, потому что ты леди с Юга! Конечно, именно это ты и вообразила!
      Анджела даже не сразу поняла, что происходит, потому что перепуганный Вильям при виде солдат поспешил скрыться за коляской. Мамма Кезия, которую тоже парализовал страх, едва слышно шептала:
      – Это солдаты, детка. Дай им пройти.
      К восторгу всей компании, военный, на которого наткнулась Анджела, с такой силой толкнул ее, что девушка отлетела назад к экипажу.
      – Уберись с дороги! – рявкнул он. – Покажи, что уважаешь нас.
      – Что вы себе позволяете? – возмутилась Анджела. – Толкаете женщину и говорите о каком-то уважении. Вы, чертовы янки…
      Одной рукой девушка нащупала зонтик, который Мамма Кезия все еще держала в руках. Выхватив его, она размахнулась и умудрилась ударить одного из солдат по лицу. Завопив от испуга, Кезия бросилась на середину улицы, сопровождаемая Вильямом.
      – Ах ты маленькая сучонка! – взревел солдат, вырывая зонт из рук Анджелы и разламывая его пополам о колено. – Сейчас я покажу тебе, как надо со мной обращаться!
      – Да уж, – поддержал его приятель. – Не забывай о приказе номер двадцать восемь, Нед. Перед тобой обычная проститутка. Пожалуй, нам стоит отвести ее за ближайший угол и заставить поработать.
      Слишком разъяренная, чтобы испугаться, Анджела принялась вырываться, кусаться и царапаться, когда сильные руки схватили ее и поволокли куда-то.
      Мелора Рэбин, услышав шум, выбежала из дома и закричала:
      – Отстаньте от нее, скоты! Оставьте девушку в покое!
      – Держись от нас подальше, – предупредил ее один из солдат. – А то как бы тебе самой не попасть под действие этого приказа.
      Вокруг них начала собираться толпа. Мелора увидела, что к солдатам со всех сторон бегут их приятели.
      – Я прошу вас отстать от нее, – не унималась Мелора. – Разве не понимаете – это слепая.
      – Слепая? – удивился один из солдат.
      Мужчины выпустили Анджелу, но она все еще продолжала размахивать руками, пытаясь пробраться к дому.
      Отступив назад, солдаты наконец убедились, что девушка действительно не видит их.
      – Все хорошо, – вскричала Мелора, подбегая и обнимая ее. – Пойдем со мной. – Она быстро увела Анджелу в дом и закрыла за собой дверь.
      Когда они прошли в гостиную, Мелора сочувственно вздохнула.
      – Ах бедняжка! – проговорила она. – А ведь все дело в генерале Батлере и его приказе номер двадцать восемь. – Мелора хмыкнула. – Женщинам теперь небезопасно показываться на улицах, потому что солдаты могут посчитать их проститутками.
      Немного успокоившись, Анджела спросила, о чем речь.
      – Как, разве ты не слышала? Генерал Батлер заявил, что устал от постоянных оскорблений, наносимых нашими женщинами его солдатам. Вот он и издал указ, позволяющий янки любую женщину считать проституткой.
      – Боже мой! – Анджела покачала головой. На глаза ее навернулись слезы, но она твердо решила не давать им воли.
      Мелора отправилась на кухню приготовить чай, и когда вернулась, то решила заговорить о том, что больше всего терзало ее душу:
      – Я знаю, ты приехала ко мне из-за Джеми. Спасибо тебе. Кажется, его смерти мне не пережить. Когда десять лет назад Фред умер от малярии, я поняла, что такое сердечная боль. Но теперь-то я знаю, – это было ничто в сравнении с тем, когда мать теряет свое дитя. Тогда боль становится невыносимой.
      Нащупав руку Мелоры, Анджела сжала ее:
      – Родителей тоже тяжело терять. Кто я теперь? Сирота.
      – Да, и у тебя большое горе, – вздохнула Мелора. – Все это так печально…
      – Только, пожалуйста, не жалейте меня, – попросила Анджела. – Со слепотой я еще могу справиться, но жалость мне не одолеть.
      – Ты отлично держишься, дорогая. Ида Дюваль говорила мне, что Винсон доволен тем, как ты справляешься с несчастьем. Хотя я никак не могу понять, как тебе удается ладить со своей сестрицей-предательницей.
      – Мы делаем то, что должны делать. В один прекрасный день все переменится. – Найдя на подносе сливочник, Анджела стала наливать сливки в чай, радуясь тому, что Мелора не помогает ей.
      Вдруг в дверь громко забарабанили.
      – Это, наверное, Мамма Кезия, – бросила Мелора и отперла замок. – Я видела, как она убежала. Наверное, поняла, что опасность миновала, и решила вернуться.
      Анджела нахмурилась: Кезия не могла стучать с такой силой. Услышав сердитые крики, она поняла, что ее худшие подозрения оправдались.
      Беда, да и только!
      – Да, она здесь, – донесся в гостиную нерешительный голос Мелоры, – но не забывайте – она слепая.
      – Ничего, мы и со слепой справимся.
      Анджела вскипела, узнав голос майора Гембри. Подойдя к ней, майор ядовито сообщил, что она, Анджела Синклер, обвиняется в нарушении приказа номер двадцать восемь и он намеревается препроводить ее в штаб-квартиру юнионистов для выяснения подробностей. Девушке пришлось прикусить язык, иначе бы она наговорила много дерзостей этим наглым янки. Не желая навлекать еще больше неприятностей на Мелору и дать майору возможность применить силу, Анджела повиновалась.
      С гордо поднятой головой она пошла вслед за солдатами, шагавшими впереди. Девушка ничего не видела: у нее было такое чувство, словно она попала в ловушку, расставленную посреди какого-то бесконечного ночного кошмара. Анджела даже не представляла, сколько времени просидела на жесткой лавке, ожидая, пока ею займутся. Но держалась она стойко.
      Когда майор Гембри, войдя, посмотрел на нее, ему пришло в голову, что он в жизни не видел существа упрямее. Она очень красива, ничего не скажешь, и слепота ее – настоящая трагедия, подумал майор. Слава Богу, что такой нрав не у всех южанок, а то не видать бы юнионистам победы, как своих ушей.
      – Генерал Батлер поручил мне разобраться с вашим делом, – коротко бросил он.
      Анджела слышала его шаги, поэтому не удивилась, когда Гембри заговорил.
      – Ну что ж, майор, действуйте, – сказала она. – Вы и правда собираетесь обвинить меня в проституции в соответствии с этим знаменитым и нелепым приказом? Да уж, слепая шлюха – это нечто даже для видавших виды северян.
      Майор просто задрожал от злости, но ничего не сказал: со всех сторон на его пленницу глазели солдаты, и он не хотел, чтобы какая-то девчонка ставила его в неловкое положение.
      – Я не стану обращать внимание на вашу грубость, мисс Синклер, принимая во внимание ваше увечье. Но я хочу, чтобы вы знали: лишь благодаря вашей сестре генерала Батлера удалось уговорить не принимать к вам жестких мер. Его не тронул мой рассказ о вашей слепоте. Генерал сказал, что вы наверняка используете ее для выгоды южан.
      – Это ложь, – заявила Анджела, не в силах больше терпеть.
      Словно не слыша ее замечания, Гембри продолжил:
      – Итак, мне удалось уговорить его, и он согласился не сажать вас в тюрьму, хотя для вас там самое место. Генерал согласился дать вам еще один шанс при условии, что вы не будете приезжать в Новый Орлеан. В ожидании его распоряжений вы не должны покидать Бель-Клер. Вы поняли меня?
      – Это несправедливо. Вы не имеете права указывать, куда мне ездить, а куда – нет.
      Анджела услышала какой-то шорох и поняла, что присутствующие, замерев от любопытства, прислушиваются к их разговору.
      – Следует ли напомнить вам, что вы – наша пленница? – усмехнулся майор.
      – В том, что ваши солдаты грубы и тупы, нет моей вины. Это они устроили скандал, а не…
      – Боже мой, Анджела, смолкнешь ты когда-нибудь или нет? – вскричала Клодия, вбегая в комнату и приветственно махая рукой майору Гембри. – Я в жизни не попадала в такую нелепую ситуацию. Подумать только, сижу я себе, болтаю с Элизабет, а тут вдруг приходят солдаты и говорят, что тебя арестовали. Честное слово, я запру тебя в комнате, чтобы такое не повторилось. – Повернувшись к майору, Клодия добавила: – Я всем слугам велю следить за ней. Клянусь, что с ней у вас больше не будет неприятностей.
      – Надеюсь. Генерал Батлер дал мне понять, что в следующий раз она будет отправлена в тюрьму. Он уже устал от того, что с его солдатами обращаются без должного уважения.
      – Зато в Бель-Клере с ними обходятся по-королевски, – кокетливо промолвила Клодия. – С нетерпением жду, когда генерал Батлер прибудет к нам с визитом.
      Анджела не шевельнулась, чувствуя, как внутри у нее все закипает.
      Схватив сестру за руку, Клодия поволокла ее из комнаты, на ходу продолжая расписывать, как отныне она будет следить за ней.
      Анджела решила молчать, потому что спорить все равно было бесполезно. Не сейчас. До тех пор, пока зрение не вернется, она не станет ничего предпринимать. А если этого не случится никогда? Анджела отгоняла от себя грустные мысли, но они снова и снова начинали преследовать ее. Не дай Бог – иначе она окажется в полной зависимости от Клодии.
 
      Сердце Лео забилось быстрее при виде белой перчатки. Он огляделся вокруг, желая убедиться, что на кладбище никого нет – ему все меньше и меньше нравились эти прогулки.
      – Эй, вы там? – неуверенно окликнул он.
      – Конечно, – ответил Голос.
      – Она умерла?
      – Нет. Она выздоровела и будет жить. – Голос казался сегодня каким-то равнодушным.
      Мысленно выругавшись, Лео облизал пересохшие губы и решился спросить еще:
      – А меня она вспомнила?
      – Говорят, она помнит лишь, что видела тело отца, лежащее на полу. Кстати, она ослепла.
      Лео вздохнул с облегчением.
      – Что ж, тогда все будет в порядке. – Он усмехнулся.
      Голос продолжал говорить, не обращая внимания на бормотание Лео:
      – Ты по-прежнему будешь приходить сюда и ждать моего сигнала.
      – Какого сигнала? – удивился Лео. – Вы же только что сказали мне, что она ослепла и ничего не помнит. Если так, о чем нам беспокоиться?
      – Заткнись и слушай меня, кретин. – Голос явно был раздражен. – Ничего этого не случилось бы, выполни ты свою работу как следует. Как только я прикажу тебе, ты используешь все – слышишь? – все средства для того, чтобы выколотить у Анджелы Синклер признание. Я должен знать, где спрятаны пластины. Ты понял меня?
      Лео недовольно пробормотал, что понял.
      – У двери ты найдешь некоторую сумму, – сообщил Голос. – Этого достаточно, чтобы ты мог какое-то время напиваться в стельку.
      Лео потянулся за деньгами. Ему и вправду больше всего хотелось напиться до бесчувствия.
 
      Весь мокрый от жары, Бретт сидел возле палатки. Был конец июня – самое жаркое время в этих местах. Повсюду на земле лежали измученные жарой солдаты, надеясь, что легкий ветерок хоть немного облегчит их страдания. Они наконец добрались до Гаррисон-Лендинг – базы снабжения федеральных сил на Джеймс-Ривер, но попасть туда было нелегко. Когда до них дошли слухи, что армия генерала Ли прорвалась сквозь укрепления федералов на Гейнс-Милл, Макклеллан приказал своим войскам ретироваться – ему не нравилось слово «отступать». Они повиновались приказу, и 29 июня приняли бой в местечке Сэведж-Стэйшн, а на следующий день бой повторился у фермы Фрейзера и на болоте Уайт-Оук. Хуже всего им пришлось первого июля на Малверн-Хилл, но вскоре на подмогу подошел федеральный флот. Оставшиеся в живых благодарили Господа за то, что он даровал им жизнь, но приподнятое настроение, в котором они отправлялись в поход, больше не посещало их: надежда захватить Ричмонд рухнула.
      Теперь Бретту хотелось выспаться как следует, но его вызвали в штаб, поэтому он вынужден был ждать, когда начальство сообщит, что от него требуется. Наконец старший сержант Петерсон пригласил его войти. Устало поднявшись на ноги, Бретт отряхнул штаны и шагнул в штабную палатку, отдавая на ходу честь.
      Полковник Дрейк, стоявший у стола, улыбнулся и протянул Бретту руку.
      – Рад видеть вас, Коди, – промолвил он. – Вы сумели отличиться.
      Только сейчас Бретт заметил две нашивки на погоны, лежавшие на столе. Две золотые звездочки. Да-а… Бретт понимал: он должен почувствовать хоть что-то, но, похоже, его уже ничто не волновало. Да и какое чувство мог он испытать? Гордость? Он всего лишь пытался выжить в этой бессмысленной войне. Повышение в чине означает, что отныне ему будут платить семьдесят долларов в месяц – на десять больше, чем прежде. И все.
      – Поздравляю, – еще шире улыбнулся полковник. – Вас произвели в чин капитана.
      Бретт послушно пробормотал слова благодарности.
      – Но награждение – не единственная причина, по которой я вызвал вас сюда, – продолжил офицер. Усевшись, он предложил стул и Бретту. – Вы переводитесь в другое место. Я получил сообщение от генерала Батлера из Нового Орлеана: он жалуется, что его замучили шпионы конфедератов, промышляющие в местных лесах. Думаю, не стоит объяснять вам, почему северяне не решаются пускаться за ними в погоню – они попросту боятся заблудиться. Так вот: генерал хочет, чтобы в подмогу ему я послал кого-нибудь, кто знает эту местность. Нам известно, что вы из Акадии и жили там, а значит, не испугаетесь ни змей, ни крокодилов. Словом, вы направляетесь в распоряжение генерала Батлера.
      – Полагаю, мой отказ не изменит этого решения? – усмехнулся Бретт.
      – Совершенно верно, – кивнул полковник.
      Нахмурившись, Бретт пошел прочь.
      Он направился туда, где оставил своего коня, потому что в седельной сумке у него была припрятана бутылочка виски; еще никогда в жизни ему не хотелось выпить так сильно, как сейчас.
      Меньше всего Бретт стремился вновь оказаться в Луизиане, где жила женщина, встречи с которой он боялся.

      Анджела стала все больше времени проводить на кладбище. Когда становилось слишком жарко, она скрывалась в тени раскидистой магнолии. Если шел дождь, приходилось прятаться в склепе, но ей не было страшно – напротив, там она чувствовала удивительное умиротворение. Вспоминая о счастливом прошлом, девушка не замечала, как проходит время. Иногда от отчаяния и гнетущего чувства одиночества Анджела плакала, но даже в этом случае не возвращалась домой, где ее ждали лишь оскорбления Клодии да вечно пьяные самодовольные янки.
      Слугам Клодия строго-настрого запретила гулять с Анджелой и сопровождать ее на верховых прогулках. Мамме Кезии было лишь разрешено приносить бедняжке еду, да и той не позволялось задерживаться надолго.
      Вообще-то Анджела была удивлена тем, что Клодия не запрещает ей ходить на кладбище; тем не менее время шло, а названая сестра молчала.
      Анджела разыскала в доме старую трость, принадлежавшую еще отцу Элтона. С ее помощью она передвигалась увереннее. Девушка оставалась на кладбище, пока колокол не возвещал об окончании рабочего дня. Лишь к вечеру Анджела возвращалась в Бель-Клер, входила в дом с черного хода и медленно поднималась в свою комнату.
      Дни шли за днями. Анджела не слышала больше голоса Реймонда, но Мамма Кезия украдкой шепнула ей, что муж Клодии почти не бывает дома: похоже, он все время где-то напивается. Самой Клодии больше ни до кого не было дела, кроме себя. О плантации заботиться не приходилось, потому что всю работу взяли на себя надсмотрщики. Интересы Клодии свелись к бесконечным развлечениям: дня не проходило, чтобы в особняке не устраивали для северян и их жен приемов, обедов или танцевальных вечеров. По выходным, если, конечно, позволяла погода, шумное общество отправлялось на пикники или веселилось прямо на лужайке около дома.
      Доктор Дюваль все реже навещал ослепшую пациентку. Он ничем не мог обнадежить Анджелу и лишь без устали повторял, что ей несказанно повезло и что зрение, возможно, еще вернется к ней, но наверняка ничего обещать не мог.
      Анджела в глубине души начала подозревать, что уже никогда не излечится от слепоты. Девушка не раз замечала: окружающие стали считать, что она не только слепа, но и глуха. Если она оставалась посидеть на веранде, то нередко слышала, как приятельницы Клодии громко обсуждают ее.
      – Какая жалость, – заметила как-то одна дама. Судя по голосу, женщина стояла в каких-нибудь десяти футах от нее. – Клодия просто святая, она столько делает для этой слепой.
      – Да уж, – с готовностью подхватила ее подруга, – это такая тяжелая ноша, такая ноша… Насколько я поняла, бедняжке Клодии приходится постоянно следить за ней. Говорят, она настоящая бунтовщица, однажды напала на солдата! Генерал Батлер велел посадить ее в тюрьму, но… – Их голоса становились все тише и тише – дамы удалились на прогулку.
      Поднявшись с кресла, Анджела направилась в то единственное место, где она ощущала покой, – на кладбище.
      Иногда, когда девушка уходила на кладбище слишком рано, Мамма Кезия приносила ей корзинку с едой, а затем торопливо возвращалась в дом, чтобы прислуживать гостям.
      Как-то раз, когда Кезия принесла еду, Анджела уже собралась было откусить кусочек бутерброда с ветчиной, как вдруг ее внимание привлек какой-то шорох. До этого она никого не встречала в этом уединенном уголке, спрятанном от посторонних глаз в густом кустарнике, и теперь, услышав непривычный звук, испугалась.
      – Кто это? – слегка дрожащим голосом спросила она. – Кто здесь? – Девушка успокаивала себя, надеясь, что кто-то просто проходил мимо.
      Шорох раздался снова.
      – Пожалуйста, – стараясь держаться уверенно, проговорила она, – прошу вас, уходите.
      Но шаги приближались. Анджела задрожала от страха. Нащупав трость, она схватила ее и громко повторила:
      – Уходите! Я не хочу неприятностей…
      Вдруг человек, оказавшийся совсем близко, заговорил. При звуке его голоса девушка чуть не подпрыгнула.
      – А-а-а… Вы слепая… Стало быть, не видите меня.
      Анджела попятилась назад.
      – Я же просила вас уйти, – прошептала она. – Уходите! Оставьте меня! Я закричу, если вы…
      – Нет! Господи, не делайте этого! – взмолился неизвестный. – Я ухожу. Ухожу, – повторил он.
      Анджела с облегчением вздохнула.
      – Я не хотел напугать вас, – поспешно объяснил он. – Просто я почувствовал запах… ветчины и подумал, что, может, вы поделитесь кусочком с оголодавшим южанином… Но… нет, пожалуй, я пойду.
      – Стойте! – Настроение Анджелы в один миг переменилось. Она не могла оставить голодным конфедерата. – Вот, возьмите. – Поводя тростью в воздухе, она нашла корзинку с провизией. – Ветчина и печенье. Еще Мамма обычно кладет мне немного фруктов, если, конечно, они есть в доме, но теперь это бывает очень редко. Ах, кажется, пахнет мускатным виноградом!
      – Да, Господи, да! Виноград! – Незнакомец едва мог говорить, потому что рот его был набит ветчиной, печенье он быстренько пододвинул к себе. – Отличная ветчина, доложу вам. Уж не помню, когда я в последний раз ел ветчину, а у этой именно такой вкус, какой бывает только у ветчины, приготовленной у нас в Миссисипи.
      – Так вы из Миссисипи? – радостно воскликнула Анджела. Она присела, слушая, как незнакомец жадно ест. – Ради Бога, скажите, вам известно что-нибудь о том, как идут дела на войне? Мы выигрываем? Вернутся ли наши мужчины и выгонят ли они янки из Нового Орлеана? Вы по этой причине здесь? – Она была так довольна, что может хоть с кем-нибудь поговорить.
      – Хотелось бы, чтобы так и было, но увы… Знаете, у меня мало времени: я должен возвращаться в свою часть. Я потерял полк в битве при Батон-Руж и с тех пор пытаюсь разыскать его.
      – Так вы здесь прячетесь? В Бель-Клере? – удивленно спросила Анджела. – Но тут полно янки… из-за моей сестры. – Девушка едва не подавилась, произнося слово «сестра». – Она попросила их охранять Бель-Клер, и теперь они везде!
      – Нет, конечно, я прятался… недалеко отсюда. Знаете, я мог бы уже отправиться на поиски своего полка, если бы не был так голоден. Я просто не могу никуда идти, пока не поем.
      – Ох, боюсь в моей корзине недостаточно съестного для вас, – с сожалением промолвила девушка. – Если бы я знала заранее, то могла бы попросить, чтобы мне принесли побольше.
      – Вы что, хотите сказать, у вас есть чем поделиться? – недоверчиво спросил незнакомец. – Леди, не слишком-то много здесь людей, у которых в доме есть лишняя еда.
      – А вот у нас полно. – Анджеле было невыносимо даже думать о том, откуда у них бралась провизия. – В доме все время живут янки, поэтому ни в чем нет недостатка. Я с радостью принесу еще немного еды, если только вы не уезжаете немедленно.
      – Правда?! Вы сделаете это?! Вы принесете мне еды?
      – Конечно, – пообещала девушка.
      – А когда? Я подожду! – нетерпеливо заговорил мужчина. – Я знаю, что должен немного поправиться, прежде чем снова отправлюсь на войну. Мне же придется добираться до Теннесси.
      Сердце Анджелы тревожно забилось. До сих пор она чувствовала себя совершенно беспомощной и страдала, что ничем не может помочь любимому Югу. Но вот наконец у нее появился шанс! Она может помочь конфедерату!
      – Приходите завтра на рассвете – до того, как работники отправятся на поля. Я принесу вам все необходимое, – пообещала она.
      – Да что вы? – скептически усмехнулся незнакомец. – Вы же слепая! За вами могут следить. Если меня поймают, то убьют.
      – Этого не случится. Никто меня не увидит, потому что все еще будут спать. К тому же я знаю, как выбраться из дома через кухню. Я принесу вам муку, сахар, кофе, сало. И немного ветчины, – добавила она с улыбкой.
      – Да вы святая! Ангел! – закричал солдат. – Я обязательно приду! А теперь, с вашего позволения, я возьму остатки вашего обеда и спрячусь, а то, чего доброго, меня здесь застукают.
      – Нет, прошу вас, не уходите, – взмолилась девушка. – Вы даже не назвали себя…
      – Лечворд. Мое имя Том Лечворд.
      Анджела услышала, что Лечворд пошел прочь.
      – Прошу вас, Том, побудьте еще немного. Я так хочу услышать о том, как идут дела на войне. Не бойтесь, сюда никто не придет. Это семейное кладбище, и здесь бываю лишь я одна… – Голос Анджелы оборвался, когда она услышала удаляющиеся шаги. Опять одна…
      И вдруг девушка чуть не разрыдалась от огорчения. Как ей узнать, что наступил рассвет? Она должна полагаться лишь на свои инстинкты, прислушиваясь к звукам заснувшего дома. Только когда наступит полная тишина, можно будет пробраться в кухню и собрать сумку с едой. Ей придется несколько часов сидеть на кладбище, потому что она не знает, когда солдату удастся прийти туда. Ну и пусть, с горечью сказала себе Анджела. Можно подумать, у нее есть другие дела. Хорошо хоть, что впервые за много дней она окажется кому-то полезной. Именно этого девушке хотелось больше всего.
      Время ползло невыносимо медленно. Вечером Мамма Кезия принесла ей поднос с ужином, но Анджела не собиралась есть – она хотела все до последнего кусочка отдать голодному солдату.
      – Жареный цыпленок? – почувствовав аромат еды, спросила девушка.
      – Да-да, – подтвердила Кезия. – Кукурузные лепешки и пирог с черной смородиной.
      – А что, у Клодии сегодня много гостей?
      – Как обычно, – фыркнула Кезия. – Шесть офицеров, и лишь пятеро из них приехали с дамами. Не нравится мне это. Особенно если учесть, что мистер Реймонд напился и спит у себя в комнате. Думаю, до утра он не встанет. Нет уж, мисс. Не по нраву Кезии эта история, не по нраву… Но, думаю, мисс Клодия иного мнения, вот так-то!
      Анджела вздохнула. Ей пришло в голову, что, не потеряй она зрения, никогда не допустила бы такого. Только не здесь, не в особняке ее родителей. Она быстренько прогнала бы отсюда всех янки, да и Клодию вместе с ними, если бы та только пикнуть посмела. И Реймонда она сумела бы отучить от алкоголя, а когда он пришел бы в себя, то… Девушка в отчаянии покачала головой. Что толку рассуждать о том, как бы она поступила?
      Анджела подумала было попросить Мамму Кезию о помощи, но тут же отвергла эту мысль. Если что-то не заладится, Кезия может проболтаться.
      Служанка не заметила, что Анджела не оставила, как обычно, корзинку для провизии в шкафу, а отнесла к себе в комнату. Слава Богу, она никого не встретила по пути. Девушка осторожно переложила в корзинку свой ужин и засунула ее под кровать.
      После этого ей оставалось только ждать.
      На некоторое время Анджела задремала, но быстро проснулась. Прежде она могла определять время по звону больших часов, но и этого удовольствия Клодия лишила ее, заявив, что слепой ни к чему знать время.
      – Какая тебе разница, который час? – злилась на нее сестра. – Для тебя теперь всегда ночь, так что нечего спрашивать о времени.
      Посчитав про себя, сколько шагов от ее спальни до лестницы, Анджела приложила ухо к двери, но ничего не услышала. Затем она осторожно нажала на ручку, отворила дверь и еще раз прислушалась. Кажется, все было спокойно.
      Помолившись Богу, Анджела осторожно вытащила из-под кровати корзину с едой, взяла трость и на цыпочках пошла к лестнице. Чем ниже она спускалась, тем увереннее себя ощущала. В доме было совсем тихо – похоже, все давно уснули.
      Вот наконец и кухня. Принюхиваясь и ощупывая все вокруг, Анджела смогла найти большой кусок ветчины, буханку хлеба и пакет с кофе. Ей удалось наполнить корзину до краев. Нести все это на кладбище, конечно, будет нелегко, но при мысли о том, что она поможет голодному солдату, девушка преисполнилась решимости.
      Моля Бога о том, чтобы все еще была ночь, Анджела осторожно двинулась к задней двери. Мамма Кезия как-то раз провожала ее на кладбище, и тогда она успела сосчитать ступени; но они выходили из дома со стороны веранды, а не с черного хода.
      Это был долгий, тяжелый путь. Анджела делала несколько шагов, а потом опускала корзину на землю, чтобы перевести дух, ведь одной рукой она вынуждена была держать трость.
      Как ни силилась, девушка не могла услышать никаких звуков, выдающих присутствие человека; тишину нарушали лишь жалобный крик козодоя да шорох листвы на деревьях. Медленно бредя по дорожке, Анджела стала вспоминать, как несколько лет назад бегала на свидания под старую иву. Гатор… вот кто разбил ее сердце, и осколков уже не собрать. Зато воспоминания о часах, проведенных с ним, были самыми радостными в ее жизни. Разве можно забыть ту ночь, когда Гатор показал ей волшебный мир Луизианы, когда благодаря ему она познала вечную красоту леса, реки, увидела необычных зверьков, которые днем прячутся от людей. Да, хотя бы только за это можно было благодарить Гатора.
      В такие мгновения, как это, Анджела позволяла себе помечтать. Почему бы и нет? В самом деле, зачем вечно думать о предательстве? Лучше вспоминать его ласковые, сильные руки и горячие, полные любви слова. Несмотря на долгие годы разлуки, она все еще часто видела Гатора во сне, ощущала на себе его добрый внимательный взгляд. Эти грезы помогали девушке в ее теперешнем отчаянном положении, и уже не важно было, что он солгал; важным казалось лишь то, что этот человек дарил ей такую радость, какой она больше уже никогда не испытает в жизни.
 
      Вскоре трость наткнулась на железные ворота. Поставив ношу на землю, Анджела отодвинула щеколду, а затем, подняв корзинку, проделала остаток пути.
      Было довольно свежо, дул прохладный ветерок. Найдя свое любимое дерево, девушка уселась под ним, закуталась поплотнее в шаль и стала ждать. Она надеялась, что до рассвета еще далеко и несчастный солдат успеет забрать у нее еду, пока ее саму не заметил какой-нибудь янки. Можно было не сомневаться, что, если это случится, неприятностей не избежать.
      Казалось, прошла целая вечность, но вот наконец Анджела услышала знакомый шорох.
      – Том, я здесь, – тихо позвала она, поднимаясь на ноги и стуча по корзине своей тростью. – Посмотрите-ка, что я вам принесла.
      – Спасибо, – начал было Том, но вдруг вскричал: – Черт! Да за вами следили!
      Он убежал, а девушка принялась шарить вокруг руками.
      – Подождите! Что случилось? Куда же вы? Здесь никого нет, кроме меня!
      Внезапно совсем рядом с ней раздался низкий мужской голос:
      – Вы ошибаетесь, мисс Синклер. Если бы вы могли видеть, то поняли бы, что привели с собой целую компанию.
      Застонав, Анджела опустилась на землю и тут же услышала приближающийся смех Клодии.
      – Вы поймали его? – спрашивала та. – Или ему удалось скрыться?
      – Можете не сомневаться, мои люди схватят мерзавца, но что такое один бунтовщик? Самое главное, теперь мы знаем, кто помогал этим головорезам и снабжал их провизией.
      – Нет-нет, вы ошибаетесь, – запротестовала Анджела. – Он вовсе не бунтовщик. Это просто несчастный солдат, отставший от своего полка. Ему надо нагнать своих, и я пообещала дать ему немного еды. И потом, это в первый раз…
      – И в последний, – перебил ее мужчина. – Уведите ее.
      Анджела почувствовала на себе грубые мужские руки. Она выронила трость, которую, несмотря на мольбы, ей так и не вернули.
      – Там, куда вы едете, трость вам больше не понадобится, – зловеще проговорил кто-то.
      – На сей раз я не стану помогать тебе, – раздался голос Клодии. – У тебя был шанс, и ты его упустила. Мне остается лишь надеяться, что генерал Батлер поймет: я просто не могла ничего с тобой поделать. Иначе он прикажет спалить Бель-Клер дотла. Именно это он обещал сделать с жилищами тех плантаторов, которые помогают бунтовщикам. Так что, если он сожжет особняк, это будет на твоей совести.
      Как только они подошли к дому, тут же раздался приказ приготовить фургон. Анджеле связали руки за спиной. Офицеры и их жены, разбуженные криками, собрались на веранде.
      Анджела со злостью слушала, как Клодия на ходу придумывает историю о том, что ее сестра в последнее время как-то странно себя вела. Она якобы и подумать не могла, что та помогает бунтовщикам, но, проследив за ней, к своему ужасу обнаружила, как обстоят дела.
      – Пусть немедленно убирается отсюда! – закричал кто-то. – Надеюсь, генерал Батлер прикажет ее повесить.
      – Нет, ее не повесят, – прозвучал другой голос, – но гарантирую вам, что она долго-долго будет сидеть в тюрьме. Больше ей не удастся помогать бунтовщикам, в этом можно не сомневаться.
      Кезия издалека наблюдала за происходящим; по щекам ее катились крупные слезы.
      Она не решилась и рта раскрыть, потому что теперь, как и остальные слуги, целиком зависела от Клодии. Мастера Синклера, который мог бы защитить их, не было в живых, а мисс Анджела ослепла. И все же Кезия чувствовала себя виноватой в том, что не предупредила Анджелу. Негритянка видела, как та собирала продукты в корзину, поскольку встала этим утром раньше обычного. Ночью она принимала роды; мать младенца была до того слаба, что не могла ухаживать за ним, вот Кезия и пришла на кухню, чтобы приготовить сахарной воды для малыша. Только она хотела подойти к мисс Анджеле и спросить, что девушка делает на кухне в столь ранний час, как вдруг ее внимание привлекла мисс Клодия, беседовавшая на веранде с одним из солдат. Вот и пришлось Кезии прятаться, чтобы Клодия не заметила ее. Но она продолжала следить за происходящим и все видела.
      Господи, как же ей хотелось поведать людям правду!
      Тем солдатом был вовсе не заблудившийся южанин.
      И он не был бунтовщиком.
      Кезии было известно, потому что она видела, как мнимый южанин, чуть не лопаясь от смеха, бежал с кладбища и кивал встречавшимся на пути другим янки.
      И это был тот самый человек, с которым мисс Клодия разговаривала рано утром на веранде.
      Анджела попала в ловушку.

      – Вам не стоило приходить сюда лишь для того, чтобы еще раз извиниться за свою сестру, – усаживаясь за стол, проговорил майор Гембри. Ему хотелось, чтобы Клодия поскорее ушла – он только что получил секретное донесение от генерала Уолбриджа, которое надо было немедленно прочитать, а Клодия отрывала его от дел. – Я очень занят, – добавил он.
      Клодия отлично поняла, что майор пытается выпроводить ее, но это ничуть не смутило молодую женщину.
      – Элизабет сказала то же самое, – проворковала она, – но какое-то внутреннее чувство приказало мне прийти к вам. Вы даже не представляете себе, майор, до чего я огорчена этой историей. Вы же знаете, как я стараюсь поддерживать хорошие отношения с вашей доблестной армией, мне совсем не нужна война. Сколько раз я пыталась уговорить отца освободить рабов и платить им жалованье! Не сомневаюсь, что все они предпочли бы остаться у нас, потому что условия в Бель-Клере куда лучше, чем на других плантациях, и…
      – Да, я знаю, – нетерпеливо перебил ее Гембри. – А теперь, с вашего позволения… Право, я очень занят.
      – Но я должна вам кое-что сообщить. – Клодия улыбнулась: она ничуть не сомневалась, что майор не пропустил мимо внимания ее тщательно подобранный изысканный туалет, за которым она просидела все утро. Бледно-розовое платье с присборенными рукавами, узким лифом и пышной юбкой было украшено кружевным воротничком. Его прекрасно дополнял батистовый чепец с атласными розочками и кружевами, из-под которого выбивались золотистые кудряшки; тонкие перчатки и изящный зонтик довершали картину.
      И майор сдался, понадеявшись, что Клодия может сообщить ему нечто интересное.
      Посмотрев на Гембри из-под опущенных ресниц, Клодия томно вздохнула и заговорила робким голоском:
      – Знаете, майор, должна сообщить вам, что Анджела не впервые позорит нашу семью. Четыре года назад я имела несчастье наткнуться на нее, когда она… они занимались неким непотребством с одним из акадийцев. Это был человек с плохой репутацией по кличке Гатор. Боже мой, у него даже имени нормального не было. Так вот, они были вдвоем на сахарном заводе, и я… нет, женская скромность не позволяет мне передать вам, что я там видела. Но, полагаю, вы понимаете, о чем идет речь. Разумеется, мне пришлось обо всем рассказать родителям, и это разбило их сердца.
      Майор Гембри заметил, как горят глаза Клодии: она едва сдерживала довольную улыбку. Он прекрасно понимал: женщина в восторге от того, что может наконец рассказать ему эту грязную историю, несмотря на уверения, будто ее волнует честь семьи.
      – Ну, и для того, чтобы избежать сплетен, – продолжала Клодия, – родители отослали ее в Англию. Они вообще не хотели, чтобы эта развратная дикарка возвращалась сюда, поэтому-то вы и поймали ее, когда она тайком пробиралась в Новый Орлеан.
      Клодия замолчала: майор смотрел ей в глаза, губы его сложились в едва заметную усмешку.
      – Что-то не так, майор? – растерянно спросила она. – Я вовсе не хотела ставить вас в неловкое положение, просто мне подумалось, что вы должны узнать, как я отношусь к сестре. Она не должна больше причинять нам неприятности. Честно говоря, я надеюсь, что генерал Батлер сделает что-нибудь с ней. Эта ее слепота… Мне кажется, моя сестрица научилась пользоваться ею и хочет, чтобы ее все жалели…
      – Да-да, вы правы. – Вскочив из-за стола, майор Гембри быстро пересек комнату и распахнул дверь в знак того, что разговор окончен. – Вам не о чем беспокоиться.
      – Я смутила вас этим ужасным рассказом? – спросила Клодия, опуская глаза.
      – Совсем наоборот. Мне необходимо было это знать, так что не тревожьтесь. Вашу сестру предупреждали, и теперь она заплатит за содеянное. Уверен, генерал Батлер согласится со мной: самое подходящее для нее место – это тюрьма.
      – Надеюсь, надолго? – Вся показная робость Клодии мгновенно слетела с нее, она должнабыла узнать, чем кончится дело. – Признаться, мне не хочется, чтобы эта предательница возвращалась в Бель-Клер. Пусть ее объявят недееспособной. Тогда все земли нашего отца перейдут в мою собственность.
      – Да-да… – Майор слегка подтолкнул Клодию, кивая дежурному солдату, чтобы тот проводил ее. – Вполне возможно, что ваша сестра проведет остаток жизни в тюрьме.
      Клодия едва не подпрыгнула от радости:
      – Замечательно! Так будет лучше всего! То есть я хочу сказать, что она беспомощна и…
      – До свидания, – пробормотал майор, закрывая дверь у нее перед носом.
      Вернувшись к столу, Гембри развернул бумагу с донесением генерала Уолбриджа и прочел, что, по сообщениям осведомителей, пластины для печатания денег с монетного двора мог украсть только один человек – Элтон Синклер.
      Улыбнувшись, майор Гембри закинул руки за голову и откинулся на спинку стула. Ему уже пришло в голову, что Синклера убили именно из-за этих дощечек. Они понадобились кому-то еще, и этот неизвестный пытался раздобыть их, но у него ничего не вышло. Можно не сомневаться, что Синклер сообщил кому-нибудь, где они спрятаны. И уж, разумеется, не Клодии.
      Что ж, логично предположить, что Анджеле удалось обелить себя в глазах отца, и перед смертью он раскрыл ей тайну. А если так… Теперь она ищет способ передать их Конфедерации. Майор Гембри улыбнулся еще шире. Он знал, кто ей поможет.
      А сделав это, он получит звание подполковника.
      Подойдя к двери, Гембри приказал дежурному привести к нему узницу.
      – Не развязывайте ей руки, – напомнил он солдату. – А то еще разбуянится.
      – Об этом не волнуйтесь, – рассмеялся солдат. – Я видел, как ее привезли сюда и посадили в камеру. Она уселась на землю прямо промеж ног Бейли! Ха-ха-ха! Бедняга до сих пор кричит, когда ему надо пописать! Ха-ха-ха!
      На этот раз начальник наградил солдата таким угрюмым взглядом, что улыбка мгновенно исчезла у того с лица. Он бросился исполнять приказание.
      Через несколько мгновений Анджела предстала перед майором Гембри. Лицо слепой было искажено гневом.
      – В чем меня обвиняют на этот раз? – воскликнула девушка, когда один из сопровождавших толкнул ее на стул. – В убийстве?
      Гембри махнул солдатам и подождал, пока дверь за ними закроется. Когда он заговорил, Анджела повернула голову, не осознавая, что смотрит на стену.
      – Мисс Синклер, обвинение, грозящее вам, весьма серьезно, поверьте мне.
      – Я всего лишь принесла голодному человеку еды, – энергично проговорила Анджела, вскакивая со стула. – Если это преступление, то застрелите меня, повесьте! Я не стану молить о снисхождении!
      – Вас обвиняют в присвоении украденных вещей. Если вы согласитесь помочь мне и скажете, где они спрятаны, то я, в свою очередь, обещаю вам, что постараюсь облегчить вашу участь и не слишком сурово накажу за помощь бунтовщику…
      – Это ложь! – взорвалась Анджела. – Я уже сказала вам, что всего лишь принесла ему еды! И я не понимаю, о чем вы говорите. Какие краденые вещи, скажите мне, ради Бога! И еще мне хотелось бы знать, – добавила она, – как это вам, янки, удается придумывать такие нелепости. Подумать только, я присвоила украденные вещи! – Кажется, столь странное обвинение даже развеселило девушку, и, усмехнувшись, она снова села.
      – Я хочу услышать о резных дощечках, мисс Синклер, о пластинах, с помощью которых печатают деньги. – Майор ожидал, что Анджела станет все отрицать – якобы она понятия не имеет, о чем речь, но она молчала, внимательно слушая его.
      Когда Гембри закончил, Анджела спокойно сказала:
      – Я и в самом деле не понимаю, о чем вы говорите, майор. Отец никогда не рассказывал мне о том, что принимал участие в захвате монетного двора, и ни разу не упоминал ни о каких дощечках или пластинах. Но если бы он это и сделал, я бы предпочла умереть, чем рассказать вам правду.
      – Поступайте как хотите, – заявил майор с показной решимостью. – Я уже говорил вам, что сумею облегчить вашу участь, если вы согласитесь со мной сотрудничать. Может, мне удастся сделать так, что вы будете сидеть в тюрьме только до окончания войны. Но если откажетесь, то обещаю: вы сгниете в тюремной камере.
      Анджела помолчала, делая вид, что обдумывает его слова.
      – Ах ты подонок! – неожиданно набросилась она на своего мучителя. – Неужели ты думаешь, что меня волнует, где я умру? Мои родители покинули этот свет, мой дом осквернен вами, грязными янки! Я потеряла зрение и, возможно, никогда не смогу видеть! Так с чего ты взял, что меня можно чем-то испугать?! Жизнь для меня закончена, и мне все равно, где придется провести остаток дней! Делайте со мной что хотите! Теперь мне хочется только одного – чтобы все вы провалились в преисподнюю!
      Гембри отступил назад, пораженный ненавистью, горевшей в ее незрячих глазах.
      – Что ж, отлично, мисс Синклер, – проговорил он. – Вы не оставляете мне выбора. – Он позвал караульного: – Немедленно соберите отряд и доставьте узницу на Шип-Айленд.
      – Но почему туда? – в изумлении спросила Анджела.
      Гембри, которому удалось овладеть собой, объяснил, что теперь тюрьма расположена на острове возле форта Массачусетс.
      – Оттуда вы не сможете помочь бунтовщикам найти пластины, – добавил он.
      – Я же сказала вам, – сквозь зубы процедила Анджела, – что мне об этом ничего не известно.
      – Надеюсь, несколько недель полной изоляции помогут освежить вашу память, мисс Синклер. Но предупреждаю, что слишком долго ждать я не намерен. Если их разыщут без вашей помощи, не ждите пощады от генерала Батлера. Он навсегда оставит вас в тюрьме, и остаток жизни вы проведете в одиночной камере.
      – Вряд ли что-то может вспомнить тот, кто ничего не знает, – спокойно произнесла девушка, – а что касается одиночной камеры… По-моему, я уже давно сижу в ней.
      Как только Анджелу увели, майор вытащил из ящика стола список недавно прибывших солдат и офицеров. На одном из вечерних приемов он слышал, как присутствующие говорили о каком-то акадийце, который был прислан в распоряжение капитана Бишопа. Этого акадийца по имени Бретт Коди узнали каджуны.
      И вот теперь майор Гембри все вспомнил. Его даже пот прошиб.
      Да и было от чего.
      Парень, по рассказам каджунов, носил прежде прозвище, полученное после битвы с аллигатором, – его все называли Гатором.
 
      Этот Гатор внезапно пропал из принадлежавшего Синклерам Бау-Перо четыре года назад. А ведь Клодия говорила, что именно тогда видела какого-то типа с Анджелой. Это не могло быть совпадением. Сомнений не оставалось, речь шла об одном человеке! Майор был в восторге: у него в голове созрел отличный план.
      Для начала он отправился на поиски Бишопа, чтобы поделиться с ним своей затеей. Бишоп согласился, что попробовать стоит, и немедленно послал за Бреттом Коди.
      На все ушло около недели.
      Бретта было нелегко отыскать, потому что большую часть времени он занимался тем, ради чего сюда прибыл: водил из Бау-Виста юнионистские патрули по болотам в поисках бунтовщиков или спрятанных судов южан. Он был недоволен неожиданным вызовом в штаб и не скрывал этого.
      – В чем дело, майор? – спросил офицер, поприветствовав Гембри. – Вы могли бы написать мне, а не вызывать сюда, – так было бы проще.
      Майор Гембри вспыхнул, но промолчал, сознавая, что не должен ссориться с человеком, который был ему нужен.
      – Я не мог писать об этом, – произнес он. Заставив себя улыбнуться, Гембри перешел к делу. – Вас высоко ценят все, кто с вами знаком, – издалека начал он.
      Бретт смотрел на майора с каменным лицом – он знал, как быстро изменили бы о нем мнение все эти господа, если бы им только было ведомо, до чего он хочет оставить службу. У молодого человека больше не было желания мстить Анджеле, и ему не доставляло удовольствия смотреть на то, как рушится ее мир. Похоже, даже ненависти к ней у него не осталось. Девушка стала для него лишь частью прошлого, все остальное затмили ужасы войны. Чаще и чаще Коди думал о том, что должен был остаться на Западе и не ввязываться в эту бойню.
      – Не думаю, – заговорил он наконец, – что вы вызвали меня сюда только для того, чтобы поговорить о том, как ко мне относятся офицеры.
      – Вы правы. У меня есть для вас одно очень важное дело. – Гембри стал серьезным. – Если вы справитесь, то я готов заверить вас, что продвижение по службе вам гарантировано.
      – Меня не интересует продвижение по службе, если оно повлечет за собой возвращение в действующую армию. – У Бретта не было ни малейшего желания возиться с перепуганными насмерть новобранцами, которые шарахались решительно от всего, начиная от больших серых пауков и кончая ядовитыми змеями. С ними он чувствовал себя не разведчиком, а скорее гувернером.
      – Хорошо, – буркнул Гембри. Он не хотел отвлекаться, но надо же было с чего-то начать. – Насколько я понимаю, вы родом из этих мест. Точнее, из Бау-Перо.
      – Я там работал, – равнодушно пояснил Коди, спрашивая себя, к чему клонит майор.
      – Если я не ошибаюсь, это была плантация некоего Синклера в местечке под названием Бель-Клер?
      – Майор, какого черта? Чего вы хотите?
      – Нам известно, – спокойно продолжал Гембри, – что этот Синклер принимал участие в перевороте. Мы также знаем, что он украл резные пластины, предназначенные для печатания денег. Если они попадут в руки конфедератов, финансовой катастрофы не миновать.
      Бретт удивился.
      – Разве это имеет ко мне отношение? – спросил он. – Я ушел от Синклера четыре года назад. Спросите его…
      – Он умер, – перебил Гембри.
      Вздохнув, Бретт спокойно повторил:
      – Я еще раз спрашиваю, какое все это имеет отношение ко мне?
      – Мы считаем, что его дочери Анджеле известно, где спрятаны пластины.
      – Вот и спросите ее. – Бретт встал. – Я не хочу иметь к этому никакого отношения.
      Гембри решил, что пора вспомнить о субординации.
      – Я вас не спрашиваю об этом, капитан! – взорвался он. – Сядьте и заткнитесь.
      Мужчины посмотрели друг другу в глаза.
      Зная, что за неповиновение грозит тюрьма, Коди мысленно послал майора ко всем чертям.
      – Насколько я понял, у вас с этой девушкой были романтические отношения, – продолжил майор, – и…
      – Откуда вам это известно? – снова удивился Бретт.
      – Это не важно. Если вы прекратите перебивать меня, то я смогу наконец все объяснить.
      Бретт кивнул. Его слегка передернуло – он уже понял, что вряд ли ему понравится то, что он услышит от майора.
      – Итак, мы полагаем, что дочери Синклера известно, где спрятаны пластины, но у нее не было возможности передать их нужным людям. Можете мне поверить, если бы они сделали попытку забрать их, мы бы об этом узнали. Теперь Анджела Синклер в нелегком положении, потому что сидит в тюрьме на Шип-Айленде за помощь бунтовщикам.
      – В тюрьме? – не поверил своим ушам Бретт. – Но…
      – Коди, она самая настоящая бунтовщица и не оставила нам выбора.
      Бретт покачал головой. Несмотря ни на что, мысль о том, что Анджела сидит в тюрьме, была невыносимой.
      – Это неправильно, – заявил он.
      – Я рад, что вы так считаете. Вы и поможете ей оттуда сбежать.
      – Не забывайте, я не ношу форму ее любимых цветов.
      – Вы сумеете убедить девушку, что шпионите в пользу конфедератов. Назоветесь другим именем и сообщите, будто бунтовщикам известно, что ее отец взял пластины. Тогда она отдаст их вам – для передачи Конфедерации. Мы считаем, – поспешил добавить майор, заметив недоумение Коди, – что именно вам она доверится: вы сможете убедить ее. Будете ходить вместе с ней по ее любимым местам и…
      – И охмурять ее? – Не выдержав, Бретт расхохотался: абсурдность плана была очевидной. – Вам не так уж много известно, майор, – проговорил он, успокоившись. – Да, у нас были романтические отношения, как вы это называете. Но вашим источникам, похоже, известно далеко не все. Дело в том, что она обвинила меня в изнасиловании, поэтому мне и пришлось уехать. Уж если кто и сумеет убедить в чем-то Анджелу Синклер, то только не я. Думаю… – в глазах его блеснул стальной огонек, – вам лучше подобрать для этого дела другую кандидатуру.
      Гембри покачал головой.
      – Нет, эта работа именно для вас. И вы справитесь с ней. Главное, что вы знаете Анджелу Синклер, знаете ее привычки. Скажете ей, что сердцем вы южанин и лишь для вида переоделись в форму янки. Черт, скажете наконец, что вы – из Акадии и бывали в Миссисипи. Да мне наплевать, что вы ей наговорите, Коди! Поступайте с ней как хотите! Прежде вы ведь уже позволяли себе кое-что, а? – подмигнул он Бретту.
      Больше всего Коди хотелось съездить майору по физиономии.
      – Что было, то прошло. И вспоминать об этой истории мне неприятно. Она всего лишь посмотрит на меня – и дело провалено.
      – Она не сделает этого, – ухмыльнулся Гембри.
      – Не сделает чего? – не понял Коди.
      Вытащив из ящика сигару, майор медленно зажег ее. Затем он откинулся на спинку стула, выпуская кольца дыма и наслаждаясь изумлением Бретта.
      – Она вас не узнает, – наконец объяснил он и торжествующе улыбнулся. – Дело в том, что Анджела Синклер ослепла.
      Пораженный, Бретт долго молчал. И когда он ушел, майор приблизился к окну и некоторое время наблюдал за ним. Заметив, что Коди вышел из здания, к Гембри зашел Бишоп, чтобы узнать, как все прошло.
      – Отлично, – заверил его майор. – Сначала парень удивился. Я знал, что так будет. Но он справится с делом.
      Вздохнув с облегчением, Бишоп спросил:
      – А вы собираетесь сообщить нашему агенту о том, что побег закончится, как только она приведет нас к тайнику?
      – Ни в коем случае, – не задумываясь ответил Гембри, – не верю я этим южанам, которые якобы борются за Союз. Они упрямы и всегда будут действовать в своих интересах. Так что мы не скажем ему ничего лишнего.

      Никто не обращал внимания на Лео, который плелся по Бейзин-стрит, ссутулившись и опустив голову, не глядя по сторонам. В этом и не было необходимости – дорогу он отлично знал. Каждую ночь ему приходилось совершать ставшее уже привычным паломничество на кладбище Сент-Луис, и Лео гордился тем, что так удачно изображает из себя согбенного, измученного нищетой старика.
      Увидев перед собой ворота кладбища, Лео ускорил шаг. Он смертельно устал. Прошла уже неделя, с тех пор как его выгнали с постоялого двора, и он вынужден был спать на сене в конюшне. Когда ему удавалось украсть бутылку виски, Лео напивался до полусмерти и частенько засыпал, свернувшись калачиком прямо на куче лошадиного навоза. Ну нет, такой образ жизни его не устраивает. Если Голос не появится в ближайшее время, он будет вынужден искать работу, а найти ее в Новом Орлеане непросто, если не хочешь трудиться на плантации простым работником. Он и не хотел, черт побери! Стало быть, ему придется сбежать из города и направиться на Запад, чтобы его не сцапали и не забрали в армию. А то сунут в руки ружье – и отправляйся погибать под вражескими пулями. Больно надо! Но если он не будет достаточно проворен, то Голос выследит его и выдаст властям. Тогда уж его точно арестуют за убийство.
      Продолжая сердито бормотать что-то себе под нос, Лео брел на кладбище, притворяясь пьяным – на случай, если кто-нибудь наблюдает за ним. Правда, вряд ли кому в голову придет выяснять, что этот человек делает ночью в столь невеселом месте.
      Увидев белевшую во тьме перчатку, Лео удовлетворенно хмыкнул. Пошарив руками по холодному камню, он обнаружил несколько смятых купюр. Не удержавшись, Лео довольно засмеялся.
      – Заткнись, придурок! – выдал свое присутствие Голос. – Рядом могут быть другие пьяницы, которым станет интересно, что ты здесь нашел.
      Лео сунул деньги поглубже в карман и лишь потом нагнулся к двери, за которой скрывался Голос.
      – Ну хорошо, – заговорил Лео. – Я здесь, слава Богу, и вы тоже. А то, признаться, я уж совсем устал.
      – Выполняй все мои приказы, Лео, и ты больше никогда и ни в чем не будешь нуждаться.
      – Я вас слушаю.
      – Анджелу Синклер арестовали и отправили в федеральную тюрьму на Шип-Айленде. Ее содержат в сарае, за которым начинаются болота. Они ведут прямо к океану. Отправляйся в Билокси. Там найдешь человека по имени Сьюард – у него есть рыбацкая шхуна и ему заплачено. Он перевезет тебя на остров Шип-Айленд.
      – Что я там должен делать? – спросил Лео в надежде, что скоро сумеет освободиться от поручений Голоса. Он получит много денег и навсегда покинет Юг.
      – Девушка больше не нужна нам, – заявил Голос. – Мы не сумеем следить за ней. Но она может внезапно все вспомнить, Лео, включая тебя. – Голос затих, давая Коди возможность осмыслить сказанное. – Боюсь, тебе придется убить ее. Я не хочу рисковать. Вдруг ты меня выдашь?!
      – Черт побери, да я даже не знаю, кто вы! – воскликнул Лео. – Дьявольщина, вы – просто-напросто Голос, звучащий из могилы. Я решительно ничего о вас не знаю…
      – Я не смогу быть спокойным, если она вспомнит твое имя и скажет, что ты убил ее отца. Нет… – Голос решительно вздохнул. – Настало время избавиться от нее – слишком многое поставлено на карту. Я хочу, чтобы ты убил ее.
      – Вы хорошо мне заплатите? – весь напрягшись, спросил Лео.
      – Да, как только ты выполнишь мое приказание. Если у тебя не получится с первого раза, повтори попытку: она должна умереть.
 
      Внимательно изучив дело Анджелы Синклер, Бретт еще раз встретился с майором Гембри. Он сказал, что хотел бы задать несколько вопросов о ее состоянии доктору Дювалю, но Гембри ответил, что в этом нет необходимости. Доктор, поддерживаемый друзьями Элтона Синклера, уже обращался с просьбой осмотреть Анджелу. Просьба была удовлетворена, и он пришел к выводу, что девушку содержат в хороших условиях. Тогда Бретт решил не настаивать на встрече с врачом и не задавать больше лишних вопросов. Он знал, что ему нелегко будет завоевать доверие девушки и придется быть очень осторожным, чтобы она не догадалась о том, кто он такой.
      Сначала Бретт удивился, узнав о том, что Реймонд Дюваль не стал мужем Анджелы. Но потом ему пришло в голову, что Синклер, возможно, не сумел скрыть так называемого изнасилования дочери. Скорее всего Реймонд узнал об этом от Клодии и, разумеется, решил, что Анджела недостойна стать его женой.
      Однако, прочитав отчет о том, как Анджела впервые столкнулась с федеральным флотом, Бретт был поражен. Он не мог понять, зачем она вернулась в Америку в столь опасное время. И еще его заинтересовало, что девушка делала в Бель-Клере до того, как случилось несчастье с ее отцом. Гембри ответил на первую часть вопроса, сообщив, что Анджела, по ее словам, вернулась в Луизиану, чтобы быть рядом с отцом после смерти матери.
      На мгновение Бретту стало жаль девушку, но он ничем не выдал своих чувств. Странно раскладывает карты судьба… Как бы то ни было, несмотря на предательство, Анджела Синклер не заслуживала столь тяжелой участи.
      Гембри сообщил Бретту, что его миссия будет секретной.
      – Вам придется действовать по своему усмотрению, – предупредил он. – Если вас поймают, я посодействую тому, чтобы вас не повесили. Но вас могут застрелить, когда вы будете помогать ей бежать из тюрьмы. У вас не будет никакого прикрытия. На первый взгляд все будет выглядеть так, словно южанин-бунтовщик устраивает бегство мятежной южанки.
      Бретт согласился, но заметил:
      – Ни один человек не должен ничего знать – вдруг южане и в самом деле зашлют туда своего шпиона.
      – Справедливо, – кивнул Гембри. – Мы все сохраним в тайне.
      Нахмурившись, майор отдал последние распоряжения:
      – Как только увезете девушку с острова и доставите на материк, можете использовать любые средства для того, чтобы она привела вас к тайнику, где спрятаны пластины. Понятно?
      – А что потом?
      Гембри пожал плечами, губы его сложились в презрительную усмешку.
      – В Нью-Йорке есть приют для умалишенных, – объяснил он, решив, что Коди, пожалуй, достаточно ненавидит Синклеров и нет смысла что-либо от него скрывать. – Туда мы ее и отправим. Она больше не сумеет мешать нам.
      Ну, это вам вряд ли удастся, подумал Бретт.
      – А что, если наш план – пустая трата времени? – спросил он.
      – Девушка в любом случае отправится в приют, а мы скрестим пальцы и будем уповать на то, что Синклер умер, никому не рассказав об украденных пластинах.
 
      Сменив форму, Бретт Коди вновь оказался в звании рядового. Получив документы, подтверждающие, что он направлен на караульную службу в федеральную тюрьму на Шип-Айленде, Бретт прибыл к своему новому командиру – сержанту Эдгару Бодайну.
      Едва взглянув на него, Бретт тут же пришел к выводу, что глаза сержанта напоминают глаза корабельной крысы. Нижняя часть его лица заросла спутанной бородой, живот нависал над спустившимся чуть не в самый пах ремнем, а жирные ручки только-только доходили до бедер. Бретт отдал ему честь, но сержант и не подумал ответить на приветствие или хотя бы кивнуть вновь прибывшему. Он просто покачивался на стуле, ковыряя в зубах ножом для разрезания конвертов.
      Равнодушно оглядев Бретта, сержант Бодайн пролистал бумаги, которые тот вручил ему.
      – Итак, вы – новый караульный, – пробормотал он. – Садитесь.
      Оглядевшись, Бретт увидел лишь раскрытый сундук. Сесть он отказался, равно как отказался и от свинины в горшочке, которую доедал сержант.
      – Напрасно, – заметил Бодайн, облизывая пальцы. – Знаете, у нас тут отличные ребята. Вам понравится здесь. Работа плевая. За морем наблюдают моряки, так что нам остается лишь следить за пленными. Слава Богу, их немного, так что мы не устаем. Держим их в старом амбаре. Они спят на сеновале, а днем собираются в большом помещении. Нам всего-то и надо, что ставить у дверей караульных да приносить им еду дважды в день.
      Руки Бретта невольно сжались в кулаки, когда он подумал о том, что Анджелу содержат в таких ужасных условиях.
      – Я слышал, у вас тут есть женщина? – решился спросить он. – Ее-то, поди, не держат вместе со всеми в амбаре, а?
      – Вы что, спятили? С этой бабой одна морока! – проворчал сержант. – У нас тут ничего не приспособлено для женщин, особенно для слепых! Я уж жаловался начальству, так они велели мне сделать все, что могу. Я и сделал. Приготовил для нее отдельный сарай, отнес туда стул, стол да койку. Ей приносят еду три раза в день; остальное время она предоставлена самой себе. Сначала я запирал ее, а потом решил, что и так никуда не денется. Кажется, в сарае она чувствует себя в безопасности. Честно говоря, – зевнул он, – она выходила всего один или два раза. Думаю, я хорошо напугал ее, рассказав о болоте, которое начинается прямо за сараем.
      Напомнив себе о необходимости соблюдать осторожность, Бретт спросил:
      – Ну а медицинское обслуживание? С этим, наверное, тоже проблемы возникают?
      – Да не-е… – протянул сержант. – Она здесь всего две недели, но к ней уже наведался семейный доктор. Был у нее и адвокат. Даже какой-то тип из Нового Орлеана приезжал – назвался банкиром. Доктор сказал, что с ней все в порядке, если не считать слепоты. Теперь, парень, отправляйся на поиски жилья, – предложил сержант. – Познакомься с другими ребятами. А вообще-то здесь делать нечего. Мы в основном играем в покер. По вечерам в субботу я разрешаю всем ездить на материк – для развлечения. С женщинами, ну и так далее… Женщин там хватает. – Для пущей убедительности сержант похлопал рукой по ширинке.
      Бретт решил, что обязательно вызволит Анджелу. Ей тут не место – рано или поздно какой-нибудь солдат переберет спиртного и догадается, что для развлечения вовсе не обязательно отправляться на материк.
      «Уж тогда, – подумал Коди, – она не солжет, рассказывая о том, что ее изнасиловали».
      Лошадь Бретт оставил в конюшне. С собой у него был лишь небольшой ранец, который он положил в углу какого-то заброшенного барака, после чего без особой охоты отправился знакомиться с другими караульными.
      Впрочем, все они держались довольно дружелюбно. Бретт сразу обратил внимание на то, что солдаты, похоже, совсем обленились и растолстели от постоянного безделья. Большую часть времени они проводили за игрой. Служба мало кого интересовала, и Бретт понял, что выполнить поставленную задачу будет куда проще, чем он предполагал.
      Быстро перекусив, он сказал стражникам, что хочет осмотреть остров. В длину Шип-Айленд достигал примерно десяти миль – с одного конца на нем располагалась база федеральных сил, а с другого – тюрьма. Похоже, именно поэтому сержант и его подчиненные чувствовали себя так свободно: пока сюда не привезут других пленников, делать им просто нечего; к тому же никто не следит за ними. Бретт решил пока не подходить близко к сараю, в котором держали Анджелу, чтобы не вызвать подозрений. Но, Господи, как ему хотелось сделать это – ведь он чертовски давно не видел ее! Впрочем, когда он вспомнил, при каких обстоятельствах они расстались, нетерпение уступило место гневу. Да, он выполнит порученную работу – вытащит слепую женщину из тюрьмы, – и на этом дело кончится.
      Ему пришлось ждать три дня. Все это время Бретт разрабатывал план бегства. На берегу он обнаружил небольшую пещерку, в которой на всякий случай держали лодку. До материка было всего двадцать миль – ничтожное расстояние для человека, имеющего опыт борьбы с морской стихией.
      Наконец настал его черед относить Анджеле поднос с едой.
      – Все, что тебе нужно сделать, – наставлял его Рэмей Стокс, – это постучать. Она отопрет дверь изнутри. Тебе придется подождать, пока она найдет дорогу к двери. Не забывай – она слепая, – напомнил Рэмей.
      Бретт кивнул. Жалость к девушке не оставляла его ни на минуту с того мгновения, когда он узнал о ее несчастье. Ему то и дело вспоминалась чудесная ночь, когда Бретт показывал Анджеле природу Бау-Перо. «Интересно, – спросил он себя, – помнит ли она то время, думает ли хоть когда-нибудь обо мне?»
      – Ну вот, ты отдаешь ей поднос, – продолжал Рэмей, – только не входи, пока она не попросит тебя вынести ведро и принести чистое. Ну-у… скажет что-то вроде этого. Она держится дружелюбно. Думаю, ей тут одиноко. Как-то раз она попросила меня зайти… – он ухмыльнулся, – …для того чтобы вынуть у нее из пальца занозу. Тогда я заметил, какая она хорошенькая. Волосы как золото. А когда смотришь на нее, то и не догадаться, что она слепая. Глаза у нее желто-зеленые, как у кошки. Да-а… нипочем не скажешь, что она ничего не видит. Только когда смотрит мимо тебя куда-то вдаль, это становится заметно. Такой ужас! – Он покачал головой. – Но никуда не денешься, она шпионка. Говорят, прятала у себя повстанца-южанина, вот так-то!
      Бретт молчал, делая вид, что его все это не интересует.
      Забирая из кухни поднос с едой для Анджелы, он обратил внимание, что ее похлебка выглядит чуть более аппетитно, чем бурда, приготовленная для узников-мужчин. Потом он направился к сараю, расположенному в болотистой части острова.
      Подойдя к двери, Бретт набрал полную грудь воздуха и крикнул:
      – Ваш завтрак, мисс Синклер!
      В сарае раздался шорох, затем дверь распахнулась.
      От волнения Бретт потерял дар речи. Несмотря на грязные спутанные волосы, Анджела стала еще красивее, чем была прежде. Лицо ее было грустным, печальные глаза обрамляли длинные шелковистые ресницы. Бретт чуть не раздавил поднос, с силой вцепившись в него, чтобы подавить желание броситься к любимой, сжать в своих объятиях, припасть губами к ее губам. Да простит ему Господь его глупость, только в этот момент Бретт понял, что его чувство к этой девушке стало еще сильнее.
      – Кто сегодня пришел ко мне? – мелодичным голосом спросила она. – Рэмей?
      – Нет, – вполголоса ответил Коди. – Это не Рэмей. Хотите, чтобы я поставил поднос?
      – Да, вот сюда, на сундучок. – Девушка шагнула в сторону, пропуская солдата. Заметив, что он говорит с южным акцентом, она спросила: – Вы, должно быть, новенький? Откуда прибыли?
      Бретт знал, что должен с самого начала расположить Анджелу к себе. Он не мог ошибиться. Стоит ему допустить хоть малейший промах – все пропало. Бретт представил себе, что раскачивается на конце веревки – тут уж майор Гембри вряд ли успеет вмешаться.
      – Я из Миссисипи, мисс, – тщательно выговаривая каждое слово, ответил он.
      – А-а… – осуждающе протянула Анджела. – Так вы – один из тех людей, которые предали Юг?
      – Не совсем. – Черт его дернул сказать про Миссисипи…
      Девушка презрительно передернула плечами.
      – Не совсем? – повторила она. – Что проку ходить вокруг да около? Вы – южанин, а сражаетесь на стороне северян. С моей точки зрения, вы – предатель.
      – Человек делает то, что вынужден, мисс Синклер. Кстати, вы в таком же положении. Полагаю, южная красавица не должна называть такой сарай, как этот, своим домом. И, насколько я знаю, вы не очень-то рискуете выйти на прогулку. – Господи, только бы не сбиться! Надо было продолжить, но больше ему ничего не приходило в голову.
      Медленно повернувшись, Анджела пробралась к койке и села. Ей, конечно, не нравилось, что ее собеседник – янки, зато она могла хоть немного с кем-то поговорить.
      – Знаете, – призналась она, – я бы с удовольствием ходила гулять, да боюсь свалиться в воду, хотя временами мне кажется, что утонуть не так уж плохо.
      – Солдаты могли бы сопровождать вас, – проговорил Бретт, – чтобы вы не упали.
      – У них нет времени для такой ерунды. Я часто слышу, как они ругаются, перепив виски. И вы – один из них.
      – Вообще-то нет. Я приехал сюда всего несколько дней назад и, конечно, видел, чем они занимаются, но сам я не люблю ни выпивки, ни игры. – Подумав, Бретт решился: – Если хотите, я с радостью сводил бы вас на прогулку. Уверен, никаких проблем с сержантом Бодайном не возникнет. Он даже будет доволен тем, что вы подышите свежим воздухом.
      Глядя в черную пропасть, Анджела подумала, что голос этого человека звучит по-доброму. Она устала. Ничего не поделать с тем, что он был ее врагом, а она совершенно беспомощна.
      – Можно мне подумать? – наконец произнесла девушка. – Я вас не знаю, и не знаю, могу ли доверять вам.
      – Это похоже на веру в Бога, мисс Синклер, – нашелся Бретт. – Верите же вы в того, кого никогда не видели. – Лишь произнеся эту фразу, он задумался о ее значении. Может, в его памяти всплыли давние наставления набожной матери?
      Впрочем, на Анджелу его слова не произвели должного впечатления.
      – Бывает и так, солдат, что вы видите то, чего на самом деле не существует.
      Не придумав, что еще сказать, и решив, что для первого раза он провел с подопечной достаточно времени, Бретт повернулся к двери.
      – Как вас зовут? – спросила Анджела.
      – Коди. Рядовой Бретт Коди.
      – Что ж, рядовой Бретт Коди, – улыбнулась девушка, – я обязательно дам ответ на ваше предложение.
      Бретт поспешил прочь из сарая – ему надо было побыть одному и прийти в себя.
      Когда он явился к ней в следующий раз, держа в руках поднос с обедом, Анджела сказала вместо приветствия:
      – Я решила принять ваше предложение, рядовой Коди. С моей стороны глупо сомневаться. Уже давно пора прогуляться и подышать свежим воздухом, а сейчас, если не ошибаюсь, еще не поздно. К тому же вы вряд ли причините мне вред.
      – Не бойтесь меня, мисс Синклер. Ни днем, ни ночью. – Войдя в сарай, Бретт поставил на сундук миску с тушеной рыбой. – Я вернусь попозже, когда вы поедите.
      – Нет! – поспешно остановила его Анджела. – Я не хочу есть. Если вы не возражаете, мы отправимся на прогулку немедленно – я так давно не гуляла. К тому же пахнет эта рыба отвратительно. – Девушка засмеялась, морща носик.
      Стараясь не давать воли эмоциям, Бретт, помявшись немного, согласился и протянул ей руку. Проще всего было провести ее мимо пальм, под которыми сидели другие тюремщики, но он знал, что его появление с пленницей вызовет недоуменные взгляды. Можно не сомневаться, что его прогулка с Анджелой не останется без внимания – солдаты тут же начнут подтрунивать над тем, что он увлекся хорошенькой шпионкой. Что ж, пусть будет так – это вполне соответствует его плану. Никто не должен ничего заподозрить.
      У Анджелы было такое чувство, будто она заново открывает для себя окружающий мир. Вскоре Бретт осознал, что попросту стал ее глазами, отвечая на бесчисленные вопросы, которые девушка торопилась задать. Да, подтверждал он, они действительно слышат шум прибоя. А на волнах играют солнечные зайчики, и брызги переливаются на солнце, как бриллианты.
      – Наверное, небо сегодня голубое? – невинным тоном осведомилась Анджела, поднимая голову. – Думаю, что голубое. Я чувствую, как солнышко греет мое лицо.
      Бретт закашлялся, чтобы скрыть подступившие слезы. Господи, видеть ее такой было невыносимо! Бедняжка! Она так беспомощна и даже лишена возможности любоваться красотой окружающего мира.
      Через некоторое время Анджела, не обращая внимания на молчание своего спутника, стала рассказывать:
      – Прежде я жила на плантации, расположенной к югу от Нового Орлеана, прямо на берегу Миссисипи. У меня был свой уголок под деревьями, где я часто лежала, глядя в небо. Я все время мечтала о том, чтобы небо опустилось на землю – тогда я могла бы плавать в нем. А в больших пышных облаках я всегда старалась найти какие-нибудь фигуры и даже воображала, что вижу человеческие лица. Мне казалось, они живые. – Девушка рассмеялась, вспоминая прежние счастливые времена.
      Бретт внимательно прислушивался к каждому ее слову. Он понимал, что за пустой болтовней она пытается скрыть смущение – ведь он был незнакомцем для нее, врагом…
      Потом Анджела попросила его рассказать о войне, и Бретт согласился. Он описал ей ход основных военных действий, которые велись в Виргинии, и добавил, что Англия предпочла не ввязываться в конфликт.
      Но этого Анджеле было мало, она хотела знать, какие отношения у Юга с другими частями страны, как южане справляются с нехваткой еды, одежды, денег.
      Бретт обратил внимание на ее интерес к деньгам. Ему хотелось знать, вызван ли он размышлениями о том, как передать южанам пресловутые дощечки, или она просто переживает за земляков.
      Бретт стал рассказывать, как пострадала от войны местность, где она жила. Янки пустили на костры все изгороди, изготовленные из дорогого кипариса. Бретт считал, что зимой дела станут еще хуже, потому что в холодную пору северянам придется не только готовить себе еду, но и обогревать жилища. У плантаторов забрали всех лошадей и мулов, так что те не могли полностью собрать урожай. Мебель и вся обстановка покинутых хозяевами домов были легкой добычей, но северные предприниматели, как они себя называли, предпочитали дожидаться, пока конгресс примет в июле закон о конфискации. Помощь повстанцам-южанам была объявлена преступлением.
      Еще Бретт рассказал Анджеле о действиях скрывающихся в лесах повстанцев, которые приводили северян в бешенство. Чего стоил один только приказ Фаррагута напасть на пароход «Самтер», груженный сахаром, и сжечь его.
      На плантациях дела шли все хуже и хуже: там почти не осталось людей. Повсюду свирепствовала малярия, а у врачей уже не было хинина.
      – Кстати, – добавил Бретт, внимательно наблюдая за девушкой, – на Юге почти не осталось денег. Люди добывают необходимые вещи и продукты, выменивая их на то, что у них еще есть. Проблем нет только у тех, кто знает, как раздобыть зеленые купюры северян – на них можно купить все, что угодно.
      Анджела лишь покачала головой. Было не слишком похоже, что ее хоть как-то волнует вопрос о деньгах северян.
      Они гуляли почти до заката, и, прощаясь, девушка заставила Бретта пообещать, что он отправится с ней на прогулку на следующий день.
      Лежа ночью без сна, рядовой Коди размышлял о том, как трудно ему придется. Ах, если бы только он ненавидел ее по-прежнему! Находиться так близко от любимой, не раскрывая себя, было невыносимо. И дело не только в этих дурацких пластинах. Черт возьми, ему было наплевать на них так же, как и на войну. Если даже Анджела знает, где они, пусть! Лучше бы они там и остались, не помогая ни одной из враждующих сторон! Когда придет время, с этим разберутся. Куда труднее будет убедить Анджелу в том, что он шпионит в пользу конфедератов.
      Насколько Бретт сумел понять ситуацию, опасность угрожала со многих сторон. Можно не сомневаться в том, что один из тех, кто участвовал во взятии монетного двора, был шпионом северян. Стало быть, об украденных пластинах знали многие; в числе их были, несомненно, и друзья Элтона Синклера. Нельзя также сбрасывать со счетов человека, убившего Синклера. Возможно, девушка и забыла его на некоторое время, но он-то наверняка понимает, что память может внезапно вернуться к ней.
      Бретт решил, что должен действовать быстрее – теперь жизнь Анджелы была в его руках.

      Не прошло и нескольких дней, как Анджела привязалась к Бретту Коди. И не только потому, что с его помощью ее беспросветная жизнь обрела какой-то смысл, – тут крылось нечто большее. Да, он был добрым, предупредительным, ласковым и внимательным, но главное – Бретт стал ее глазами, заново открыл ей мир. Вот только почему? Этот вопрос преследовал Анджелу, не давал спать по ночам, а когда она все-таки засыпала, то тревожные мысли преследовали ее и во сне.
      И ни единого раза за все время, что они провели вместе, он не сделал ничего предосудительного.
      Вдруг Анджела горько рассмеялась. Как могла она на что-то надеяться? Скорее всего солдат проводил с ней время просто для развлечения. Ведь говорил же он ей, что его не интересуют ни выпивка, ни игра; очевидно, ему просто надо было чем-то заняться. А если так, то почему бы не приударить за слепой леди?
      Анджела то и дело повторяла себе, что с ее стороны глупо испытывать к нему какие-то чувства. В конце концов она уже однажды обожглась и не должна повторить ошибку. Никогда.
      Но все же ее очень интересовало, как он выглядит. Девушка знала, что ее тюремщик высок – как-то раз она споткнулась и задела головой его широкое плечо. Да, он должен быть высоким. Руки у него сильные и…
      Анджела покачала головой – она не должна думать о таких вещах. Однажды, может быть, весьма скоро, его отправят в другое место, а она опять будет считать дни и минуты своей бессмысленной жизни, сокрушаясь лишь о том, что убийца ее отца не покончил и с ней.
      Господи, до чего же все несправедливо! Она столько натерпелась, и ей так хотелось хоть немного счастья!
      Но пока девушка могла уповать только на Бретта Коди.
 
      Принеся на обед рыбные пирожки и сыр, Бретт предложил Анджеле устроить на берегу пикник.
      – Сегодня отличный день, – весело заметил он. – Правда, жарко, но дует прохладный ветерок. Я даже позволю тебе побродить по воде.
      Девушка едва не запрыгала от радости.
      – Как здорово! – закричала она. – Я так любила гулять у реки!
      Ведя ее за руку, Бретт вышел из сарая. Анджела рассказала ему о Бель-Клере и о том, как хорошо ей жилось там. Однако он заметил, что она говорила только о своем детстве, будто воспоминания о более позднем времени не оставили в ее памяти никакого следа. Как-то раз Бретт спросил, почему девушка вернулась из Англии в такое опасное время, и поинтересовался, что она там делала. Ответив, что в Европу ее отправляли учиться, Анджела тут же сменила тему.
      Они много говорили о войне, и оба сошлись во мнении, что страданиям и смертям должен быть положен конец. Анджеле хотелось знать, что заставило Бретта отвернуться от Конфедерации и принять сторону Союза.
      – Я и не думал отворачиваться от конфедератов, – поспешно ответил Коди. – Но мне казалось, что Союз необходимо сохранить.
      Анджела лишь покачала головой, не понимая, как можно встать на сторону врага. Повернувшись к своему конвоиру, она призналась:
      – Вы нравитесь мне, Бретт Коди. Как бы я хотела увидеть вас! Вы стали моим добрым другом и даже напомнили одного давнего знакомого… – Голос ее сорвался. Прикусив губу, девушка подумала о том, что не должна была откровенничать с ним.
      Сердце Бретта заколотилось быстрее. Неужели она догадалась, кто он? Ведь он был так осторожен, следил за каждым своим словом.
      – Что вы имеете в виду? – нерешительно спросил он. – Судя по вашему тону, можно подумать, что вы недовольны моим сходством с этим человеком. Интересно, кто же он такой? – Бретт заставил себя усмехнуться.
      Пожав плечами, Анджела покачала головой и пробормотала:
      – Это не имеет значения. Я тогда была очень молода и глупа. Он… не стоит того, чтобы о нем вспоминать. Но одно время, пока я не узнала его получше, он мне очень нравился. И… нет… – Повернувшись к Бретту, она улыбнулась. – Это вовсе не плохо, что вы на него похожи. Я не могу сказать, что эти воспоминания неприятны мне.
      Сжав руки в кулаки, Бретт отошел в сторону, чтобы девушка не почувствовала, как напряглось его тело – узнать, что он, оказывается, не стоит того, чтобы о нем вспоминали, было невыносимо, хотя последние ее слова…
      Бретт задумчиво посмотрел на океан – по бирюзовым волнам неторопливо скользила рыбацкая шхуна.
      Черт возьми! Он тоже был тогда слишком молод! И глуп! Поскольку надеялся, что она любит его. Но она не любила. Еще бы, он всего лишь каджун! Она просто развлекалась с ним. Как же все глупо! И сейчас он не поумнел. Надо выполнить порученное ему дело и навсегда забыть ее.
      Но Бретт все же решил рискнуть и задать Анджеле еще несколько вопросов:
      – А что случилось? Кажется, вы опечалились?
      – Мы были с ним из разных миров, – задумчиво вымолвила девушка. – Сейчас я понимаю, что не должна была так увлекаться… Впрочем, я не хочу больше говорить об этом.
      – Похоже, существует очень много вещей, о которых вам говорить не по нраву, – не подумав, резко проговорил Коди. Однако заметив, что она нахмурилась, он добавил: – Я не хочу сказать, что осуждаю вас. Вы и так много пережили, поэтому не стоит вспоминать историю, которая печалит вас.
      Анджела ничего не ответила.
      Бретту захотелось встать и уйти от нее. Навсегда. Но он должен был завершить начатое дело. И еще, несмотря ни на что, он хотел, чтобы эта девушка оказалась в безопасности. Да, не стоит ворошить прошлое. Давняя история оставила незаживающую рану в его сердце, но ее не надо бередить.
      Они сидели на узкой полоске пляжа. Большая часть острова была застроена какими-то сараями, однако Бретту все же удалось найти уединенное местечко, где их никто не видел.
      Другие караульные знали, что большую часть времени рядовой Коди проводит в компании хорошенькой узницы, и, разумеется, сплетничали об этом, но Бретт не обращал внимания на досужие домыслы. Однако сержант Бодайн счел нужным предупредить новичка:
      – Не вздумай соблазнить ее. Притронешься к ней пальцем, а она потом обвинит тебя в изнасиловании. Конечно, генерал Батлер радеет о своих солдатах, но, думаю, даже он не сможет защитить юниониста, который осмелится силой взять слепую женщину.
      Однако Бретт сумел убедить сержанта в том, что просто жалеет несчастную. Сам же подумал, что должен как можно скорее вызволить ее из заточения. Пока ему еще удавалось усыплять бдительность любопытных караульных, но можно не сомневаться, что со временем их подозрения усилятся.
      Анджела тем временем скинула туфли и чуть не по щиколотку погрузила ноги в горячий песок. Вдруг она вскрикнула и вытащила из-под ступни большую ракушку. Повернувшись к Бретту, девушка попросила:
      – Прошу вас, пожалуйста, опишите мне ее.
      – Ну-у… Это морская раковина, – рассказывал Коди. – Напоминает скрученный рог.
      – А какого она цвета? – нетерпеливо спросила Анджела, поглаживая пальцами шероховатую поверхность.
      Волна жалости снова захлестнула Бретта.
      – Знаете, она молочно-белая с розовыми и бледно-оранжевыми прожилками. Внутри раковина абрикосового цвета, но в глубине – почти малиновая. Вот. Сейчас я вам кое-что покажу. – Он осторожно прижал ракушку к уху Анджелы.
      – Надо же, это напоминает шум океанского прибоя! – восторженно воскликнула девушка. – Удивительно!
      – Так и есть, – рассмеялся в ответ Коди, довольный тем, что его подопечная хоть на мгновение почувствовала себя счастливой.
      – Я хочу оставить ее у себя, – прошептала Анджела.
      Бретт внимательно осмотрел раковину, поясняя, что в ней мог жить крабик, но из этой он, похоже, уже уполз.
      – Думаю, что краб-бунтовщик, – поддразнила его девушка. – Узнал о приходе янки и тут же сбежал.
      – Возьмите, – прикидываясь обиженным, проворчал Бретт. – Заберите свою ракушку, колдунья-южанка.
      Анджела поняла, что он не сердится, и, когда Коди еще раз приложил ракушку к ее уху, слегка сжала его пальцы.
      – Я всегда буду держать ее при себе, – пообещала она. – Слушая океан, я вспомню вас и этот чудесный незабываемый день.
      Она осторожно дотронулась рукой до его лица.
      Бретт не шелохнулся.
      Медленно, словно боясь поранить, девушка провела пальцами по его подбородку, погладила его губы.
      Не удержавшись, Бретт нежно поцеловал ее пальцы.
      Судорожно вздохнув, Анджела потрогала его щеки, нос, лоб.
      – У вас замечательное лицо, Бретт Коди, – дрожащим голосом промолвила она. – Сейчас я его опишу. Красивое. Волевое. Как бы мне хотелось увидеть ваши глаза! Глаза могут так много рассказать о человеке… – Внезапно она замолчала, вспомнив другие глаза – такие внимательные и страстные. Да… Ей и в голову не приходило, что те глаза могли лгать. А может, она просто была такой наивной и не хотела видеть очевидного?
      Схватив ее руку, Бретт снова поцеловал ее. «Черт, – застучало у него в голове, – не делай этого, не целуй ее до потери сознания. Ведь это не помогло прежде, не поможет и сейчас».
      – Не бойся меня, – прошептал он. – Я твой друг.
      – Я понимаю, – тихо проговорила Анджела, – но я должна кое-что сказать тебе. – Она отняла руку, недовольная тем, что все ее существо охватила сладостная истома. – Мне пришло в голову, что тебя могли подослать ко мне специально – для того, чтобы ты попробовал выудить у меня кое-какие сведения.
      Бретт был ошарашен этими словами и едва сумел взять себя в руки.
      – Я не понимаю, о чем вы говорите, – спокойно заметил он.
      – Наверняка вы слышали о том, что я – отъявленная преступница? Уверена, что, если б я не была слепой, меня заперли бы в настоящей камере. Я всего лишь принесла еды голодному солдату, и, признаюсь, меня не очень-то удивит, если он был янки. Кстати, – торопливо продолжила она, – я не сомневаюсь, вам известно о том, что моего отца обвиняют в организации захвата монетного двора и в том, что он украл какие-то дощечки для печатания денег. Думаю, его именно из-за этого убили. И теперь, возможно, эти люди решили, что беззащитная и слепая женщина непременно доверится солдату, который проявил к ней немного сочувствия и доброты.
      Бретт понемногу приходил в себя. В конце-то концов Анджела Синклер – умная женщина. И нечего удивляться тому, что у нее возникли подозрения.
      – Я знаю, что вашего отца убили и что вас ранили той же ночью, после чего вы ослепли. Мне известно, что после этого вас отправили сюда, но ни о каких дощечках я не слышал. Мне хотелось лишь вернуть вас к жизни, честное слово! Вы – очень красивая женщина, Анджела. – Он с обожанием посмотрел на нее. – Лишь круглый дурак не захотел бы сделать вас счастливой.
      – Вы так добры, – пробормотала девушка, спрашивая себя, кажется ей это или глаза его действительно излучают тепло. – И я ценю все, что вы делаете для меня. Я с ужасом думаю о том времени, когда вы уедете отсюда. Без вас мне будет очень одиноко…
      – Может, тюремщик, которого пришлют на мое место, окажется именно тем человеком, который захочет что-то узнать о ваших пластинах. – Бретт заговорил о пластинах не только потому, что хотел выведать у нее тайну, но и чтобы отвлечься – ее близость сводила его с ума.
      – И что бы вы стали делать, скажи я вам, где они спрятаны? – усмехнулась Анджела. – Побежали бы к командиру, чтобы все ему передать?
      – Разумеется, – подыграл ей Бретт. – Без сомнения, меня бы за это наградили.
      Ее смех был похож на звон серебряных колокольчиков. Он был замечательный – мелодичный, нежный.
      – Боюсь, не видать вам продвижения по службе, рядовой Коди. Потому что, по правде говоря, я не представляю, где они могут быть. Отец сказал мне что-то перед смертью, но я не могу вспомнить его слов. Если это все же случится, думаю, я догадаюсь, что к чему. А до тех пор вашему правительству не стоит и добиваться от меня этих сведений.
      Бретт спросил себя, не настало ли время признаться ей, зачем он здесь. Ведь вместо него к девушке могут прийти другие люди, которые заставят ее говорить. Анджелу необходимо как можно быстрее увезти с острова!
      – Послушайте, – начал он, – мне надо кое-что сказать вам. Обо мне, о вас и о…
      – Не-ет! – нарушил тишину возглас девушки. – Я не хочу говорить о серьезных вещах. Не сейчас. – Она медленно покачала головой и, подтянув к себе колени, уперлась в них подбородком. – Знаете, я чувствую себя в безопасности в моем темном мире. У меня такое ощущение, что люди не могут видеть меня, потому что я не вижу их. Возможно, даже к лучшему, что я не вижу ваших глаз – иначе я бы заглянула в вашу душу, и, кто знает, многое в ней могло бы мне не понравиться. Так что не стоит толковать обо мне и о вас, Коди, – задумчиво добавила она, – потому что насне существует. Просто есть этот остров, есть солдат, который добр к слепой леди. Сегодня. Потому что нет ни вчера, ни завтра.
      Издалека донесся звон колокола – настала пора возвращаться.
      – Нет, дорогая, – возразил Коди, – завтраесть. Завтра мыс вами увидимся, и я заставлю вас выслушать меня.
      Анджела пожалела, что так резко разговаривала с ним. Может, он хотел убедить ее в том, что она ему небезразлична, потому что так оно и было? А, поверив ему, она бы, того и гляди, рассказала о своих чувствах. Так что же в этом плохого?
      Да, она дождется завтрашнего дня, в который он так верит.
      На обратном пути они не разговаривали. Бретт довел узницу до двери, а через несколько минут Рэмей принес ей ужин. Анджела решилась спросить, где рядовой Коди. Рэмей ответил, что Коди приказано ночью сторожить амбар.
      – Сегодня у нас большая игра, леди, – признался Рэмей. – Возможно, вам известно, что рядовой Коди не играет, потому он и согласился поработать ночью. Думаю, завтрак тоже я вам принесу, а то ему придется бодрствовать всю ночь, и к утру он, пожалуй, заснет мертвецким сном. Но Коди просил передать вам, что днем непременно придет.
      – Непременно, – шепотом повторила Анджела. Она уже с нетерпением ждала этого мгновения.
      – А Коди-то, похоже, положил глаз на вас, – ухмыльнулся Рэмей. – Кто знает? Может, когда война закончится, вы…
      – Благодарю вас, сержант Рэмей, – перебила его Анджела, закрывая перед ним дверь.
      Съев ужин, она запила его стаканом молока и, растянувшись на койке, погрузилась в размышления. Девушка вспоминала события прошедшего дня. Если завтра Бретт и в самом деле скажет ей о своих чувствах, как быть тогда? И стоит ли говорить, что она тоже относится к нему не только по-дружески?
      Да, о многом надо было подумать, но Анджела сурово напомнила себе, что между ними, возможно, лежит непреодолимая пропасть. В те давние времена, когда она любила Гатора, их разделяла социальная преграда.
      Девушка принялась невольно сравнивать двух мужчин. Бретт говорил хрипловатым вкрадчивым голосом, а Гатора всегда было слышно издалека, и ей нравилось, как он растягивал слова. Еще Гатор был тоньше Бретта, видимо, из-за тяжелой физической работы. Ей никогда не забыть, что волосы Гатор носил завязанными в «хвост» на затылке. Да, Гатор был более легкомысленным, чем Бретт, потому что Бретт, кажется, все время чем-то озабочен и…
      Анджела решительно покачала головой, желая отогнать от себя мысли о прошлом. Гатор для нее больше не существует, а с Бреттом, к которому она успела привязаться, ее разделяет закон. Она верна Югу. Бретт Коди стал послушным солдатом Севера.
      И все же, если их взаимное влечение друг к другу будет расти, они, наверное, смогут найти взаимопонимание.
      Но… Была одна вещь, которая могла всему помешать. И избавиться от нее, возможно, Анджеле не удастся.
      Она была слепа.
 
      Бен Сьюард сказал, что понятия не имеет, кто заплатил ему, чтобы он перевез Лео на Шип-Айленд.
      – Могу сказать лишь одно, – добавил Бен, – как-то раз моего матроса затащили в темный угол, когда тот вышел из салуна, и наставили на него пистолет. Ему дали сотню золотом, велев передать деньги мне в уплату за то, чтобы я отвез вас на остров, когда вы разыщете меня. Если я это сделаю, мне дадут еще одну сотню. А если не сделаю – мне перережут горло. Матрос не сумел разглядеть лица говорившего, потому что тот стоял в тени. И, черт возьми, я решил, что перевезу вас. Думаю, что не стоит ставить на карту собственную жизнь.
      Лео сказал Сьюарду, что сначала следует медленно обойти на шхуне остров, чтобы он мог осмотреться.
      – Хотите кого-то вытащить из тюрьмы? – изумленно спросил Сьюард. – Господи, надеюсь, вы не навлечете на меня неприятностей!
      – Вам всего-то и придется, что подождать, пока я вернусь. У меня там есть дельце, но оно не займет много времени. Больше вам ничего не надо знать.
      – А я и не хочу знать больше, – проворчал Сьюард. – Зачем мне впутываться в ваши дела.
      Шхуна медленно плыла вокруг острова – именно так обычно плавают рыбацкие суденышки. Лео стоял на носу, оглядывая берег. Вдруг сердце его забилось быстрее: на прибрежном песочке он увидел мужчину в форме, рядом с ним сидела женщина. Ее золотые волосы развевались на ветру. Без сомнения, это была Анджела.
      Внимательно осмотрев берег, Лео заметил небольшое болотце.
      – Запомните это место, – бросил он Сьюарду. – Высадите меня ночью, около полуночи. Мне хватит часа. Когда вернетесь, подплывете как можно ближе и бросите якорь. Я вплавь доберусь до шхуны. А если не вернетесь, – пригрозил он, вынимая из сапога острый нож, – можете считать себя покойником. Тому, кто заплатил вам, не придется никого разыскивать – я сам обо всем позабочусь.
      Сьюард поспешно согласился – больше всего ему хотелось поскорее покончить со всем этим. Порой у него пропадало желание преступать закон. То ли дело контрабанда, за которую можно выручить неплохие деньжата, не рискуя быть зарезанным. В будущем, поклялся Сьюард про себя, он постарается стать менее заметным.
 
      К полуночи пошел дождь, однако ветра почти не было. Океан оставался спокойным, и Сьюарду не пришлось волноваться за свое судно. Тем не менее он спросил у Лео, не хочет ли тот дождаться следующей ночи, когда погода, возможно, улучшится.
      – Вам же придется идти по болоту, – напомнил капитан. – Думаю, это очень опасно, особенно при дожде. В полной тьме вы будете путаться в ветвях, спотыкаться о корни. Да мало ли что может случиться!
      В ответ Лео расхохотался до слез, а потом, все еще давясь от смеха, с гордостью заявил:
      – Я вырос на болоте. И плавать научился раньше, чем ходить. Так что, дружище, именно на болоте я чувствую себя в полной безопасности. И не стоит беспокоиться!
      Но Бен совсем не беспокоился. Признаться, он был бы доволен, если бы этот мерзкий тип утонул.
      Лео беззвучно соскользнул с борта шхуны и поплыл к берегу, а затем, когда стало мельче, побрел по пояс в воде, благополучно минуя препятствия, о которых говорил Сьюард. Он с легкостью ориентировался в незнакомом месте, хотя было до того темно, что он не видел даже своей руки, поднося ее близко к лицу. Но все это не имело значения, и он уверенно продвигался вперед.
      Свой острый кинжал Лео держал в зубах – он был готов ко всему, но, разумеется, лучше всего подготовился к встрече с Анджелой Синклер, о которой и собирался «позаботиться».
      Наконец впереди показались темные очертания сарая. Его задняя стена утопала в болоте, а окно находилось всего в каких-нибудь трех футах от воды. Лео с легкостью мог дотянуться до него, хотя его ноги увязали в густой тине. Ставни были закрыты – видимо, обитательница сарайчика хотела уберечься от змей и насекомых. Не издав ни звука, Лео по воде осторожно обошел сарай, выбрался на берег и прокрался к двери.
      На мгновение он замер, чтобы оглядеться. На стоявшем невдалеке здании тускло горели фонари. Оттуда доносились шумный говор и смех. Чем бы там солдаты ни были заняты, их, кажется, совершенно не интересовало, что происходит за стенами дома.
      Лео осторожно нажал на ручку двери. Она не поддалась – очевидно, была заперта изнутри. Это не удивило его. Оставалось лишь вернуться к окну и постараться бесшумно открыть ставни.
      Но не сделал он и двух шагов, как из сарая раздался женский голос:
      – Рэмей, это вы? Боже мой, неужели уже утро?
      Сев на кровати, Анджела зевнула и потянулась. Погрузившись в приятные размышления о Бретте Коди, она и не заметила, как заснула. Слава Богу, уже наступило утро, и скоро он сам придет и скажет ей, что у него на уме.
      – Подождите минуту! – крикнула девушка. – Я только найду халат и впущу вас.
      Нащупав оставленный на краю койки халат, Анджела закуталась в него и направилась к двери. Она чувствовала себя здесь уверенно, потому что уже успела хорошо изучить убогую обстановку сарая.
      Отодвинув щеколду, она уже хотела было распахнуть дверь, как вдруг что-то насторожило ее.
      Из-за слепоты у Анджелы сильно развились другие чувства, в том числе обоняние и осязание, но больше всего – слух!
      Что-то заставило ее испуганно замереть на месте. Но вот только что? Что за звук вызвал в ней тревогу?
      И вдруг она догадалась!
      Воздух за стенами ее сарая наполняли ночные звуки. Квакали древесные лягушки. Трещали сверчки. Ухала сова. Нет, утро еще не наступило, и это не Рэмей принес ей завтрак… Анджелу затошнило от страха.
      Она всем телом навалилась на дверь, но не смогла дрожащими пальцами задвинуть щеколду.
      Услышав ее сдавленный крик, Лео догадался, что девушка что-то заподозрила, и с силой толкнул дверь.
      Она распахнулась. Анджела отлетела к противоположной стене сарая. Выругавшись, Лео принялся размахивать кинжалом.
      – Где же ты, сука? – злобно прохрипел он. – Я могу все закончить очень быстро, но могу заставить тебя и молить о смерти. Поняла? Не вынуждай меня делать лишнюю работу!
      Анджела чувствовала, что ей не хватает воздуха, однако старалась держаться на ногах и сдерживать дыхание. Надежда была лишь на то, что, попав в кромешную тьму, бандит какое-то время будет видеть не больше, чем она. Но как только его глаза привыкнут к темноте, он настигнет ее. Правда, у Анджелы было одно преимущество: она знала, как расположена мебель в сарае. Услышав, что нападавший споткнулся о койку, девушка догадалась, что он находится всего в нескольких дюймах от нее. Справа был деревянный сундучок – девушка нащупала его, подняла и, собрав все силы, швырнула бандиту под ноги. Тот закричал – стало быть, она не промахнулась.
      – Теперь-то я до тебя доберусь! – вопил Лео, пытаясь подняться с койки.
      Изогнувшись, Анджела метнулась к двери, надеясь не ошибиться и не наткнуться на стену, что означало бы неминуемую смерть. Ей удалось выбежать из сарая. Девушка что есть силы помчалась к болоту и упала на землю, укрывшись среди коряг и корней. Она слышала, как ее преследователь, ругаясь, прошел мимо, и поспешила отползти подальше.
      А Лео тем временем решил побыстрее убраться отсюда. Он не знал местности и, разумеется, не смог бы найти свою жертву в полной темноте. Зато, черт возьми, он слышал гул океана со стороны, где было болото, за которым на шхуне его поджидал Сьюард.
      Шагая вперед, Лео со злостью думал, что Голосу придется изобрести новый план. Может, он справится с задачей, если проберется в тюрьму, переодевшись в караульного? Нет, не стоит самому ломать голову: пусть думает Голос. Да, Лео больше не будет беспокоиться. Голос скажет ему, что делать, и уж тогда он, Лео, заставит эту рыжую сучонку сполна заплатить ему за причиненные неприятности.
      Анджела боялась шевельнуться, боялась кричать. Она не знала, сколько прошло времени, но ее окоченевшее тело болело все сильнее. Несмотря на то что стояла теплая сентябрьская ночь, на болоте было очень холодно. Но девушка ничего не могла сделать. Скорее всего человек, задумавший убить ее, притаился где-то рядом. Но должен ведь когда-то наступить день! Света она не увидит, однако по звукам догадается, что остров проснулся. Замолкнут древесные лягушки и другие ночные животные, спасшие ее от гибели, и тогда можно будет пошевелиться. А пока стоит ночь, он ищет ее и хочет убить.
      Помоги ей, Господи!
 
      Приготовив поднос с завтраком, Рэмей понес его Анджеле. Насвистывая и наслаждаясь прекрасным утром, он даже не взглянул на сарай, а все посматривал в сторону голубого океана.
      Однако, повернув к сараю, он удивленно вскрикнул:
      – Что за черт…
      Дверь была открыта. Она никогда не оставляла ее незапертой.
      Рэмей побежал, не обращая внимания на то, что кофе выплескивается из большой кружки.
      – Мисс Синклер! – закричал он. – Мисс Синклер, с вами все в порядке?
      Ответа не было. Рэмей остановился, бросил поднос и заглянул в сарай. Койка была перевернута, сундучок валялся на полу.
      Анджелы нигде не было.
      Рэмей помчался назад к тюрьме.
      Бретт крепко спал. Его сменили только в четыре часа. Он до того устал, что решил не ходить в свой барак, а уснул прямо в амбаре на соломе. Вдруг сквозь сон он услышал вопли Рэмея и, вскочив на ноги, быстро спустился вниз по приставной лестнице.
      Рэмей сбивчиво рассказал ему, что Анджелы нет в сарае, и Бретт, проклиная все на свете, бросился туда. Черт, ему надо было раньше вызволить ее.
      – Думаете, она сбежала? – крикнул другой тюремщик. – Тогда ей должны были помогать. Я хочу сказать, что она не могла сама уйти отсюда.
      Бретт оттолкнул его в сторону и вошел в сарай. Анджела не могла убежать, в этом он был уверен. Кровь его застыла в жилах, когда на выщербленном полу сарая он увидел многочисленные следы грязи. Здесь явно боролись, но, слава Богу, крови не было.
      Пение горна означало сигнал тревоги: срочно собирался поисковый отряд.
      Зажав виски пальцами, Бретт внимательно осматривал все вокруг, надеясь найти хоть что-нибудь, что дало бы ему ключ к разгадке ночного происшествия.
      И вдруг из-за сарая донесся какой-то звук, напоминающий мяуканье крошечного котенка.
      Коди бросился к болоту, на ходу раздвигая руками ветви деревьев и кустарников. Увидев Анджелу, он вскрикнул от радости, и, опустившись возле девушки на колени, заботливо спросил:
      – С тобой все в порядке? Этот негодяй не ранил тебя?
      Анджела, которую покидали последние силы, устало прошептала:
      – Нет… но он хотел убить меня.
      – Все будет хорошо, – пообещал Коди, крепче прижимая ее к себе.
      К ним подходили другие стражники, и Бретт должен был собрать все свои силы, чтобы ничем не выдать волнения. Он лишь успел еще раз шепнуть ей в самое ухо:
      – С тобой ничего не случится, ангел мой, клянусь.
      Улыбнувшись, девушка положила голову на его широкое плечо, и Бретт на руках вынес ее из воды. Анджелу охватило сонное оцепенение – бояться больше нечего. Он назвал ее ангелом – так, как называл когда-то отец и еще один человек, которого она никак не могла забыть. Как бы там ни было, на какое-то время она в безопасности.
      Покосившись на девушку, Бретт решил, что она или заснула, или впала в забытье. Он облегченно вздохнул – кажется, самое худшее позади.
      Следующей ночью он вытащит ее отсюда. Времени на раздумья не оставалось. Медлить нельзя, а объяснения он оставит на потом. Убийца непременно вернется, чтобы довершить свое грязное дело.

      Сержант Бодайн кипел от ярости.
      – С ней не было никаких проблем до тех пор, пока вы здесь не появились! Уж не знаю, почему она надумала ночью бродить по болоту, но я не уверен, что это не повторится! – орал он. – Итак, сегодня вы еще будете присматривать за ней, потому что, проснувшись, она может снова испугаться, но с завтрашнего дня вы приступите к другим обязанностям! Мне не нравится, что вы так много времени проводили с ней! Она стала привыкать к вам!
      – Согласен, сэр, – с готовностью кивнул Коди. Он знал, что завтра ни его, ни Анджелы на острове уже не будет. – Наверное, ей привиделся ночной кошмар.
      Бодайн приказал запереть сарай снаружи.
      – Если с ней что-то случится, у меня будут неприятности, – заявил он.
      Заверив сержанта, что непременно выполнит все его приказания, Бретт поспешил к сараю. Рэмей сидел возле девушки – ему тоже не хотелось, чтобы она была одна. Кажется, преступник не причинил ей вреда, если не считать нескольких царапин и синяков.
      Как только Рэмей ушел, Бретт осторожно потряс Анджелу за плечо, окликая по имени. Она зашевелилась и, застонав, резко села в постели, с испугом озираясь по сторонам.
      – Нет! Нет! – закричала она.
      – Я здесь, не бойся, – прошептал Коди. – Все в порядке. – Он прижал ее к груди, нашептывая на ухо ласковые слова. Когда Анджела немного успокоилась, Бретт попросил: – А теперь постарайся вспомнить все, что произошло прошлой ночью.
      Слушая леденящее кровь повествование девушки о том, как какой-то негодяй рвался в сарай, чтобы убить ее, Бретт думал только об одном: как бы поскорее увезти Анджелу с острова. Но для этого она должна была сначала выслушать и принять его предложение.
      Когда рассказ подошел к концу, Бретт бережно погладил девушку по голове.
      – Анджела, а теперь внимательно слушай меня, – заговорил он. – У меня есть основания предполагать, что происшедшее прошлой ночью имеет прямое отношение к убийству твоего отца и к пластинам, о которых я говорил.
      Девушка, вздрогнув, отпрянула от него.
      – Но почему? – вскричала она. – И при чем тут я?
      – Похоже, кто-то считает, что ты должна знать, где они спрятаны. Пластины до сих пор не найдены, ими не пользуются – значит, ты пока молчишь. Если тебя не станет, то Конфедерация потеряет возможность причинить неприятности янки.
      – Боже мой! Мне же ничего не известно! – застонала Анджела. – Честное слово! Клянусь!
      – Я верю тебе, но очевидно, что кто-то решил не упустить шанс и разделаться с тобой. Поэтому я должен вытащить тебя отсюда. Сегодня же ночью. Они могут предпринять еще одну попытку.
      Анджелу охватила паника:
      – Но куда ты повезешь меня? В другую тюрьму или на Север? Нет! Они все равно нас разыщут. Здесь хотя бы за меня могут заступиться друзья отца. Я обращусь к ним, и они потребуют, чтобы возле этого сарая всегда дежурил часовой.
      – Анджела, это слишком рискованно. Тот, кто хотел тебя убить, не оставит попыток, пока не добьется своего. Думаю, ты понимаешь, что если южане начнут печатать деньги северян, то для Союза это будет настоящей катастрофой. Они ни перед чем не остановятся, пока не увидят тебя мертвой.
      – Даже если бы я знала, где эти пластины, то ни за что не сказала бы об этом чертовым янки! – горячо воскликнула Анджела, потрясая в воздухе маленьким кулачком.
      Бретт велел ей говорить потише, чтобы кто-нибудь не услышал их.
      – Ты не понимаешь, – настаивал он. – Я не собираюсь перевозить тебя в другую тюрьму. Я помогу тебе убежать из тюрьмы. Янки узнают об этом, когда будет уже поздно.
      – Янки! – усмехнулась девушка. – Ты говоришь о них таким тоном, словно сам ты кто-то другой.
      – Так и есть.
      Анджела удивленно вскрикнула.
      И Коди солгал ей. Правда, глядя на девушку, он был готов побиться об заклад, что она не до конца поверила ему.
      – Послушай меня, – говорил он. – Я не причиню тебе вреда. Со мной ты будешь в безопасности, не сомневайся.
      – Но как мне поверить, что это не обман? Я не дурочка, Бретт Коди. К тому же сколько можно повторять тебе, что я не имею никакого представления об этих дощечках?
      – Может, ты еще вспомнишь, но, признаться, меня это не интересует. Я всего лишь хочу защитить тебя.
      – Не знаю, не знаю, – пробормотала девушка.
      – Черт побери, но у тебя нет другого выхода! – Схватив Анджелу за плечи, Бретт слегка встряхнул ее. – Сержант сказал, что я провожу с тобой слишком много времени. Завтра я буду вынужден приступить к другим обязанностям и больше не смогу бывать здесь. Разве этого не достаточно? Доверься мне! Послушай, – с отчаянием продолжил он, – что еще сделать, чтобы ты поверила? Помнишь тот день, когда ты спросила меня, какого цвета сейчас небо, и я ответил, что оно голубое. Но ведь оно могло быть серым и хмурым, Анджела! Могла даже стоять глухая ночь! Ты же этого не знала, не могла знать! Ты просто поверила, и все – потому что хотела верить, – горячо говорил Бретт. – Ты хотела поверить в то, что небо голубое. Это называется слепой верой. Я смогу помочь тебе лишь в том случае, если ты станешь слепо верить мне.
      – Слепо верить тебе, Бретт Коди? – переспросила девушка. От неожиданности она даже усмехнулась. – Ты предлагаешь мне верить тебе, просто потому что я этого хочу?
      – Ангел мой, – прошептал Бретт, нежно проводя кончиками пальцев по ее щеке, – у меня нет других доводов.
      Анджела оттолкнула его руку, опасаясь, что Бретт почувствует ее дрожь.
      – Одного моего желания мало, – произнесла она, – но по крайней мере ты говоришь правду – у меня нет другого выхода.
      – Боюсь, что так. – Коди с облегчением улыбнулся, а затем изложил девушке своей план, добавив, что они смогут убежать сразу после наступления темноты.
      – И что будет, когда мы доберемся до берега? – поинтересовалась Анджела. – Куда ты повезешь меня?
      – В какое-нибудь безопасное место. – Он не хотел говорить, что намеревается отвезти ее в свой дом в Блэк-Бау. Это было единственное место, где он чувствовал себя уверенно, потому что знал, как в случае необходимости скрыться от северян или южан. Позже, если он сочтет возможным, то разыщет людей, которые знали его когда-то и называли, прости, Господи, Гатором.
      Около полудня пошел дождь, так что они не смогли отправиться на обычную прогулку. Бретт решил не оставаться слишком долго в ее сарае, чтобы не вызывать лишних толков, поэтому посоветовал девушке как следует отдохнуть. Позднее он принесет ей ужин и запрет сарай снаружи – как приказал сержант Бодайн. А как только все лягут спать – он вернется.
      День, казалось, тянулся целую вечность. Бретт делал вид, что постоянно занят: он чистил пистолет, полировал свои сапоги, вытряхивал одежду – словом, старался занять себя чем придется, лишь бы остальные не заметили его нервозности. Ему так хотелось, чтобы минуты летели быстрее!
      Дав занятие рукам, Бретт принялся размышлять над тем, кто желал смерти Анджелы. Майор Гембри в этом деле не мог быть замешан – он не послал бы его сюда, если бы вынес девушке смертный приговор. Нет, в ее гибели был заинтересован некто далекий от армии, и этот человек, несомненно, имел прямое отношение к расправе с Элтоном Синклером. Да, Бретт не сомневался, что эти события связаны. Но пока он не понял, как именно, – Анджела в опасности.
      Наконец время пришло.
      – Я не голодна, – заявила девушка, когда он принес ужин. – Лучше запри меня поскорее и побыстрее возвращайся.
      – Нет, ты должна заставить себя поесть, – настаивал Бретт. – Не знаю, когда тебе удастся хотя бы перекусить. Мы можем на некоторое время вообще остаться без еды. – Он собирался провести ее по безлюдной местности, подняться вверх по Вольф-Ривер, добраться до самого центра Миссисипи, пешком пройти до Перл-Ривер, которая и приведет их в Виксбург, а затем в Блэк-Бау. Продукты он решил купить в Билокси, спрятав где-нибудь Анджелу на это время. Но им придется поторопиться – они должны как можно скорее выбраться из этого района.
      Когда Коди ушел, Анджела, так и не съев ни кусочка, рассовала по карманам муслинового платья сливы и печенье. Тут она вспомнила, что на ней чужая одежда. Ее красивые платья украли. Кто-то, скорее всего Кезия, прислал в тюрьму целый сундук с ее вещами. Девушке сказали, что жена одного рыбака будет раз в неделю забирать у нее грязное белье и приносить чистое. Та действительно забрала вещи, а вернула какое-то тряпье. Можно не сомневаться: жена рыбака решила, что раз уж пленница ничего не видит, то не заметит подмены. Анджела тогда промолчала; собственно, это ее мало волновало; но теперь, чтобы понравиться Бретту, ей хотелось выглядеть получше.
      Девушка тут же напомнила себе, что нельзя быть такой глупой. Ну какая разница, как она выглядит? Она же слепая! А разве мужчина захочет связать свою судьбу со слепой женщиной? Стало быть, Бретт всего лишь выполняет задание по поручению конфедератов, как он сказал. Он исполнительный солдат и еще добрый человек, но это не имеет никакого отношения к ее внешности.
      Анджела уселась на край койки. Нервы ее были напряжены до предела, слух обострился. Внезапно ей вспомнились события прошлой ночи. Ее спасло не только чувство самосохранения, нет. Анджела только теперь поняла, что и в самом деле учуяла беду, словно то чудовище распространяло вокруг себя флюиды опасности.
      Поежившись, она вспомнила еще одну ужасную ночь… Отец тогда хотел сказать ей что-то, вот только что?.. Удастся ли ей когда-нибудь вспомнить его слова или они вечно будут ускользать от ее сознания?
      – Анджела!
      Вскочив на ноги, девушка бросилась к двери и отодвинула щеколду. Легкий стук с внешней стороны показал, что дверь снаружи уже открыта.
      – Я готова, – взволнованно проговорила она.
      Бретт крепко взял ее за руку.
      – Итак, делай все, как я велю, и ничего не бойся, – прошептал он. – Я стану твоими глазами.
      «И моим сердцем», – пронеслось в голове у Анджелы, но она тут же укорила себя за столь неподходящие мысли.
      Бретт повел ее по дорожке, освещаемой таинственным светом полумесяца. Он шагал очень осторожно и следил за тем, чтобы девушка не споткнулась о камень или корень. Временами, когда тропа становилась чуть шире, он обнимал ее за талию. Тогда они шли, как влюбленные, и он все время говорил ей что-то спокойным, ласковым голосом.
      Анджела была уверена, что ей нечего бояться, пока Бретт рядом. Правда, иногда она начинала сомневаться в том, что он действительно приведет к конфедератам. Как ни странно, в этот момент девушка стала молить Бога, чтобы память вернулась к ней и она догадалась, где спрятаны те самые пластины, из-за которых, возможно, погиб ее отец.
      Бретт был поражен тем, как вела себя его спутница – дорога была нелегкой, но она ни разу не пожаловалась и не попросила сделать привал, а лишь внимательно прислушивалась к его голосу.
      Когда они очутились на воде, руки Анджелы судорожно вцепились в борта лодки.
      Бретт подробно описывал ей, как луна то появляется, то исчезает за кудрявыми облаками, как водная зыбь искрится в ее свете. Он греб изо всех сил, сверяясь с компасом в те моменты, когда луна выходила из-за облаков. Бретт хотел выбраться на берег где-нибудь в уединенном месте подальше от бухты Билокси. Больше того, они должны были оказаться на суше еще до рассвета. Если только их заметят с кораблей юнионистов, им конец – все судна отправятся на поиски. Его страх передался и Анджеле, но она старалась держать себя в руках.
      Наконец они оказались у цели.
      – Как раз вовремя, – выдохнул Коди, выпрыгивая в прибрежную пену. – Уже почти рассвело. Еще десять—пятнадцать минут – и нас бы заметили.
      – Думаешь, нас уже хватились? – с тревогой спросила Анджела. Она совсем измучилась от недосыпания и от переживаний последних суток.
      – Возможно. Караульные тут же обнаружат пропажу лодки и свяжутся с флотом. Поэтому надо поторопиться. Знаю, что ты устала, но потерпи еще немного. Пока я буду покупать вещи, которые понадобятся нам во время путешествия по реке, ты сможешь передохнуть.
      Бретт подробно описал ей их дальнейшие действия, и по его голосу Анджела поняла, что он тоже вымотан до предела.
      – Ты ведь и сам устал, так что можешь какое-то время не быть моими глазами. – Она дотронулась до его плеча.
      Он крепко сжал ее руку, и девушке показалось, что она чувствует тепло его взгляда.
      – Но я хочу, Анджела. Хочу… – Он поймал себя на мысли, что хочет обладать ею. И поспешил добавить: – Я хочу, чтобы ты знала, что происходит, и не боялась.
      – Я и не боюсь, пока ты со мной, – просто сказала девушка.
      – И все же мне придется на время тебя оставить. Впереди есть покинутая хозяевами лачуга. Ты сможешь побыть там, а я постараюсь обернуться как можно скорее.
      Когда они подошли к хижине, Бретт направился к росшим неподалеку пальмам. Одеяло, которое он почти месяц назад припрятал, было на месте. Вернувшись, Бретт расстелил его на полу.
      – Поспи, пока меня нет, – предложил он Анджеле. – Когда ты проснешься, я уже вернусь.
      Коди направился к двери, но девушка, схватив за рукав, остановила его.
      – А что, если ты не придешь? Что мне делать тогда? – В голосе ее прозвучало отчаяние. – Нет уж, пожалуйста, возьми меня с собой.
      Убрав со лба Анджелы золотистую прядь, Бретт приподнял вверх ее подбородок.
      – Не могу, – произнес он. – Ты меня задержишь, а мне надо как можно скорее попасть в город и вернуться обратно. К тому же я не хочу, чтобы кто-нибудь обратил внимание на солдата, ведущего под руку слепую женщину. Но ты не беспокойся – ничто не задержит меня.
      И вдруг, словно это уже вошло у них в привычку, Бретт наклонился и прильнул своими губами к ее губам. В ответ Анджела обвила его шею руками, а он стал осыпать частыми поцелуями ее лицо.
      Анджела наслаждалась его ласками, прижимаясь к нему все сильнее.
      Но тут Бретт словно протрезвел. Он должен положить конец этой идиллии. Отпустив Анджелу, Бретт отступил назад.
      – Я не хотел, – со вздохом пробормотал он. – Прости меня.
      Погладив его губы кончиками пальцев, девушка прошептала:
      – Тебе не стоит извиняться. Знаешь, мне кажется, я ждала, когда это случится. И я рада, что это произошло здесь.
      У Бретта перехватило дыхание – внезапно он понял, что, возможно, она полюбит его. Господи, только бы это было так! Почувствовав себя на седьмом небе от счастья, он схватил Анджелу за руку и нежно поцеловал ее пальчики.
      – Я непременно вернусь. – Голос его слегка дрожал от не остывшей еще страсти.
      Затем Анджела услышала, как песок зашуршал у него под ногами. Потом наступила тишина. Девушка улеглась на расстеленное на полу одеяло и закрыла глаза. На губах ее играла счастливая улыбка. Может, она мечтала о том, что, несмотря на слепоту, судьба все же улыбнется ей?
 
      Лео ничуть не боялся рассказывать Голосу, что произошло.
      – Черт, что же мне было делать? – оправдывался он. – Она знала дорогу, а я – нет. Я не собирался блуждать там в темноте, рискуя быть застреленным.
      Из усыпальницы не раздалось ни звука.
      Лео заскрежетал зубами от злости. Вернувшись в Новый Орлеан, он первым делом прицепил к забору старую белую перчатку – как велел ему Голос. Он приходил сюда уже пять ночей подряд, но перчатка оставалась нетронутой. Осенние листья наполовину засыпали ее, и заметить перчатку мог только человек, который знал, что она может здесь появиться. Этой ночью условный знак на заборе исчез. Лео тут же бросился к усыпальнице и принялся рассказывать о своем провале… мертвецам.
      – Черт бы ее побрал…
      – Я не обвиняю тебя, Коди. Садись. – Незнакомец заговорил как всегда неожиданно.
      С облегчением вздохнув, Лео повиновался.
      – Это был поспешный, плохо продуманный план. А торопливость и отчаяние редко приводят к успеху.
      Лео почувствовал, что Голос ничуть не удивился его словам.
      – Мне все известно, – заметил Голос. – Я понял, что ты не выполнил задания, как только услышал о бегстве Анджелы.
      – Так она сбежала? – вскричал Лео. – Но как? Она же слепая.
      – Ей помогли. С острова также пропал один из тюремщиков. Я слышал, что он много времени проводил с ней. Нам лишь остается надеяться, что он не был шпионом. Впрочем, рано или поздно мы об этом узнаем – все станет очевидным, если Конфедерация вдруг начнет расплачиваться пачками зеленых денег, – саркастически добавил он.
      – И что же вы теперь от меня хотите? – растерянно спросил Лео. – Мне все еще будут платить?
      – Ты станешь приходить сюда раз в неделю – как прежде. У дверей тебя будет ждать небольшая сумма – компенсация за беспокойство. Если ты увидишь перчатку, это, как и раньше, будет означать, что я тоже здесь и знаю, где прячется девушка.
      – Ну и, разумеется, – добавил Голос, – ты должен будешь убить ее.
      Лео рассмеялся:
      – Не беспокойтесь. Вы найдете ее, а мой кинжал найдет ее горло! На этот раз она уж точно отправится к праотцам вслед за своим папашей! – зловеще проговорил он.

      С полными страха глазами, Клодия, разинув рот, слушала майора Гембри, читавшего приказ генерала Батлера.
      Было раннее утро. Клодия еще не успела переодеться, и на ней был пеньюар; золотые волосы развевались на ветру.
      Стоявший позади нее Реймонд едва сдерживал злорадную усмешку. Он давно ждал этого мгновения, ждал, когда Клодия свалится с воздвигнутого ею трона. Реймонд уже давно понял, что безбедной жизни плантаторов, пожелавших подписать присягу на верность Союзу, рано или поздно придет конец. Теперь генерал Батлер заявил о расширении своего влияния, так что можно было не сомневаться – неприятные перемены не заставят себя долго ждать. Впрочем, большинство плантаторов давно покинули насиженные места, и лишь немногие вроде Клодии имели глупость надеяться, что сумеют сохранить свои владения. Так что Реймонд чувствовал скорее удовольствие, чем разочарование, хотя известие, принесенное майором, было весьма печальным.
      – Послушайте, майор, если мой отец и имел дело с повстанцами, я ничего об этом не знаю, – яростно выпалила Клодия.
      – Мы понимаем, что вы не были близки, – спокойно проговорил Гембри, – но при этом не сомневаемся, что он доверился Анджеле.
      – Уверяю вас, в Бель-Клере нет никаких краденых вещей, – возмущалась Клодия. Наклонившись поближе к майору, она прошептала так, чтобы другие не слышали: – Мне просто не верится, Тайлер. Вы же знаете, что мы с вашей женой – как сестры. Это невыносимо! Уверена, что она будет недовольна, узнав, что вы обыскиваете мой дом.
      Уголки его рта слегка дрогнули, и майор, тоже наклонившись к Клодии, прошептал в ответ:
      – Ей все известно, Клодия, и она очень огорчена. Она просила передать, чтобы вы не ждали ее и других дам сегодня к чаю. Думаю, это даже к лучшему, потому что они моментально распространят слухи о том, что ваш отец был вором.
      Новость о том, что Элтон поддерживал связь с повстанцами, обрадовала Реймонда, хотя он был огорчен, узнав о бегстве Анджелы.
      И вдруг краем глаза он увидел, что Клодия готовится дать майору Гембри пощечину.
      – Это не совсем умно, дорогая, – остановил он ее, вовремя зацепив руку Клодии своей тростью. – Как бы тебе не отправиться вместо сестры на Шип-Айленд.
      – Мудрое замечание, – усмехнулся майор Гембри, – впрочем, я уверен, что Анджелу непременно схватят. Но это не помешает нам продолжить то, для чего мы приехали в Бель-Клер – пластины, несомненно, спрятаны где-то здесь.
      Майор кивнул поджидавшим в стороне солдатам, и те незамедлительно разбрелись по имению. Несколько человек направились в дом.
      Клодия зажала уши, чтобы не слышать, как переворачивают и разбивают мебель, срывают со стен картины и драпировки.
      – Подонки! Все вы! И вы смеете так поступать после того, как я пустила сюда целую армию? Вы здесь отдыхали и развлекались, весь Бель-Клер был к вашим услугам! А теперь вы тут все ломаете!
      – Мы пришли вовсе не за тем, чтобы портить вашу мебель, Клодия, – спокойно заметил Гембри, – а ищем то, что принадлежит нам. И не сомневайтесь, мы оценили ваше гостеприимство. Но это не может продолжаться вечно. Генерал Батлер полагает, что мы не должны покровительствовать женщине, отец которой украл принадлежащие правительству вещи. С ним, между прочим, согласна и моя жена.
      – А мои рабы? – спросила Клодия. – Всем отлично известно, что рабы все чаще и чаще вступают в ряды повстанцев. Да что там, целые банды бродят вокруг плантаций! Я уже со счета сбилась, прогоняя тех, кто рвался в мой дом по ночам! Если вы уведете отсюда своих людей, я останусь без защиты. Я не знаю, как тогда вести дела в имении!
      Майора Гембри ее причитания не тронули.
      – У нас тоже немало проблем с этими людьми, – пояснил он. – Только на прошлой неделе толпа черных заявилась в Новый Орлеан. Они пожаловались, что им приходится слишком много работать за гроши. Все были вооружены ножами, палками и косами. Чтобы остановить их, одного пришлось убить, несколько ранены. Так что, дорогая Клодия, боюсь, Союзу не до вас. – Щелкнув каблуками, майор насмешливо отдал честь и направился к своему коню. Даже не обернувшись, он поскакал прочь, оставив роскошный особняк на разграбление солдатам.
      – А ты в восторге, не так ли? – завопила Клодия, поворачиваясь к мужу. – По глазам вижу – так и есть! Ты ни слова не упустил, стоял и радовался! Доволен, что меня оскорбили! Я знаю, ты ненавидишь меня, ничтожество, но твоя ненависть куда меньше моей!
      Упав в кресло-качалку, Клодия в истерике принялась молотить кулаками по подлокотникам. Она не решалась войти в дом, поскольку боялась, не сдержавшись, схватить что попадется под руку и отдубасить какого-нибудь солдата по спине.
      Реймонд только пожал плечами. Ее ругань и оскорбления уже не действовали на него. Усевшись рядом с женой, он принялся молча раскачиваться, зная заранее, что это приведет Клодию в еще большее раздражение, чего он и добивался.
      – Ты прекратишь или нет? – скоро завопила Клодия. Глаза ее горели бешеным огнем. – Черт возьми, Реймонд, неужто ты такой идиот, что все еще веришь, будто я любила тебя?
      Реймонд взглянул на нее с таким видом, словно был уверен, что жена лишилась рассудка.
      – Нет, ты никогда не любила меня, и нам обоим это известно, – равнодушно сказал он. – Ты вышла за меня замуж только по той причине, что не хотела, чтобы я достался Анджеле. Ты всегда была самодовольной сучкой, Клодия, – добавил Реймонд, ухмыляясь.
      Клодия вскочила и принялась бить мужа по щекам, пока тот не поднял трость, чтобы защититься. Как только трость опустилась на ее плечо, Клодия, взвизгнув, отлетела назад.
      – Да ты… Ты – полный кретин! – закричала она. – Когда-нибудь ты за все заплатишь! И ты, и твоя дорогая Анджела! Если только она посмеет вернуться сюда, я сама ее прикончу! И тебя тоже, если попробуешь встать у меня на пути.
      Подняв юбки, Клодия с громким плачем убежала за угол дома.
      Закрыв глаза, Реймонд откинулся на спинку кресла и снова стал раскачиваться. Щеки его горели – ему порядком досталось. Но это скоро пройдет, а как только янки обыщут усадьбу и уберутся, он направится на сахарный завод, вдоволь хлебнет своего рома – и пусть этот мир катится ко всем чертям.
 
      Бретт предпочитал передвигаться ночью по двум причинам: во-первых, в это время суток им встречалось меньше людей, а значит, их не могли запомнить. Во-вторых – и это было самое главное, – он не хотел в темноте оставаться наедине с Анджелой. С тех пор как он осмелился поцеловать девушку, оба ощущали неловкость. Он до боли хотел обладать ею, но не желал пользоваться ее беспомощностью и незащищенностью. К тому же Бретт ни на секунду не забывал о человеке, пытавшемся убить Анджелу, и это заставляло его все время быть настороже.
      Днем, если позволяла погода, они находили укрытие в густом лесу на берегу Вольф-Ривер. Еще в самом начале путешествия Бретт понял, что плыть на лодке в сопровождении слепой блондинки небезопасно, поэтому им оставалось только идти пешком на север, в сторону Ламбертона. Разумеется, они медленнее продвигались вперед, зато с пищей проблем не возникало.
      Как-то раз путники набрели на старого рыбака, который с радостью вступил с ними в разговор. Старик сообщил, что генерал Стоунволл Джексон ходил в Виргинии в атаку на Харпера Ферри, и в результате, как поговаривали, в плен было взято около двадцати тысяч солдат-юнионистов.
      Результаты битвы на северо-востоке штата, в Люке, недалеко от Теннесси, наоборот, повергали рассказчика в отчаяние. Юнионистский генерал Роузкранц в пух и прах разбил формирования южан и занял город.
      Больше всего Анджеле хотелось узнать, как идут дела в Луизиане, точнее в Новом Орлеане, но рыбак знал о тех местах немного. Впрочем, и до него дошли слухи об удивительной жестокости и тирании генерала Батлера.
      Бретт с Анджелой двинулись дальше. На пути им встретился убитый горем отец, который вез хоронить тело погибшего от рук янки сына. Этот человек поведал им о тяжелом сражении при Коринфе. Хотя федеральные войска под командованием Роузкранца и были изрядно потрепаны генералом Ван Дорном, последнему пришлось отступить.
      Коди переживал, что не сумел дать Анджеле как следует отдохнуть, но сделать ничего было нельзя – война вот-вот могла докатиться до самого сердца Миссисипи.
      Одним холодным октябрьским утром они, к его радости, набрели на развалины бревенчатой хижины. Собрав валявшиеся кругом доски, Бретт соорудил неплохое укрытие от холода и пронизывающего ветра. Потом он развел огонь и стал готовить кролика, пойманного в силки. До этого они в основном питались овощами и фруктами, которые ему удавалось собрать в одичавших садах или попросту украсть в брошенных хозяевами огородах. Мясо они ели редко.
      – Нам осталось потерпеть еще несколько недель, – сказал он девушке. – Перл-Ривер ведет прямо к Джексону, где, надеюсь, я сумею раздобыть пару лошадей. Так что остаток пути мы проделаем верхом.
      – А что потом? – спросила Анджела.
      Бретт часто пытался представить, каково это – идти, спотыкаясь, падая и поднимаясь, не видя вокруг себя ничего. Сердце щемило, когда он смотрел на девушку, но выхода не было – им надо было спешить.
      – Всего несколько недель, – повторил он. – Жаль, что мы не сумеем двигаться быстрее, но…
      – Я не могу, – быстро перебила его Анджела. – Может, ты не заметил, но ноги мои разбиты в кровь, я не помню, когда мы ели нормальную пищу и… – Голос ее дрогнул. – Прости меня, я знаю, что ты делаешь все, что можно… но почему мы выбрали этот путь? Не сомневаюсь, что мы могли бы встретить патруль конфедератов, которые, несомненно, защитили бы нас. Почему мы должны бежать, как преступники?
      И действительно, почему? Бретт нахмурился. Как только они встретятся с южанами, ему придется признаться во лжи. Он также не мог доверить Анджелу юнионистам, потому что не знал, кто пытался убить ее, не знал, кому можно доверять.
      – Просто так лучше, – наконец ответил он Анджеле. – Ты пока можешь отдыхать и не задавать себе вопросов, а тем временем память, возможно, вернется к тебе…
      – Но что, если этого не произойдет? – Девушка внезапно разрыдалась.
      Бретт смотрел на нее, на мгновение лишившись дара речи. Они уже столько пережили вместе, побывали во множестве переделок, но Анджела ни разу не пожаловалась, не заплакала. Он понимал, что, даже обладая возможностью видеть, она не могла бы держаться лучше. Теперь, похоже, силы ее были на исходе.
      Почувствовав, что Бретт положил руки ей на плечи, Анджела оттолкнула его.
      – Нет, только не трогай меня! – взорвалась она. – Мне не нужна твоя жалость! Черт возьми! Просто отстань… – Она с трудом поднялась на ноги, проклиная себя за слабость, и, спотыкаясь, побрела вперед.
      – Анджела, погоди! Ты упадешь. – Подскочив к ней, Бретт обнял девушку и повернул лицом к себе. – Что с тобой произошло? – воскликнул он. – Я ни разу не видел тебя в таком состоянии.
      – Я тоже ни разу не видела тебя, Бретт, – резко ответила его спутница, – так что у тебя есть определенное преимущество.
      Бретт слегка встряхнул ее:
      – Послушай меня, Анджела. Мы уже забрались так далеко, что нет смысла поворачивать назад только из-за того, что тебе вдруг стало жаль себя.
      – Дело вовсе не в этом, – пробормотала она. – Просто я… – Она яростно замотала головой, не решаясь сказать Бретту, что не может больше быть с ним. Если бы не тот поцелуй в Билокси, она, пожалуй, уговорила бы себя, что ничего не чувствует, но теперь все было иначе. А ведь она пыталась, видит Бог, пыталась. Притворялась веселой, никогда не опускала голову, держалась с ним по-дружески тепло.
      Но больше всего ей хотелось броситься в его объятия и припасть губами к его губам. Если бы он хоть намекнул на то, что и она ему нравится! Но нет, Бретт держался с ней равнодушно. Похоже, он и думать забыл о том поцелуе, и это больше всего угнетало ее.
      – Пойдем, – позвал он. – На ветру очень холодно, и нам лучше спрятаться в укрытии. Ты устала, тебе надо отдохнуть.
      Она позволила ему отвести себя в их шалаш, но ей было так неловко… особенно когда Бретт ласково усадил ее на землю.
      – Прости, – пробормотала она. – Я веду себя как ребенок. Меня так смутил твой поцелуй… Я подумала, что ты, может… – Она замолчала, чувствуя на себе его вопросительный взгляд. – Так вот, – девушка откашлялась, – я было подумала, что между нами возникает нечто вроде… романтических отношений. Я почти обезумела от волнения и радости, но вскоре поняла, что ничего такого нет… И потом… – Она помолчала, тряхнула длинными волосами и решительно продолжила: – Я слепая. Нелепо ждать от тебя чего-то, кроме дружбы, за которую, впрочем, я очень тебе благодарна. Я была глупа, вот и все. Этого больше не повторится. – Она заставила себя улыбнуться.
      На короткое мгновение Бретт оцепенел, не зная, что делать. Но в ее глазах горело желание.
      Она хотела его.
      И он хотел ее.
      На этот раз обратного пути не было.
      Бретт осторожно привлек ее к себе.
      – Ты – маленькая дурочка, – хрипло прошептал он. – Если бы только ты знала, как я хочу тебя! Но я не решался признаться в этом. Ты такая беспомощная, и я боялся, как бы ты не подумала, что я пользуюсь этим. Одному Господу известно, как я хочу тебя, Анджела. – Он крепко поцеловал ее, и Анджела, застонав, обвила его шею руками.
      Бретт принялся лихорадочно расстегивать пуговицы на ее лифе, а затем стянул его с ее плеч.
      – Скажи мне, Бретт, что ты чувствуешь? – хриплым шепотом попросила она. – Скажи мне, каково это…
      Он поймал губами ее отвердевший сосок и стал ласкать его.
      – Знаешь, – оторвался он на мгновение, – у меня такое ощущение, словно я ем вишню – сладкую и сочную.
      – Я хочу снять это, – пробормотала она, пытаясь освободиться от платья. – Я не вижу тебя, но чувствую, как твоя плоть прожигает одежду…
      Бретт, едва сдерживая нетерпение, сорвал то, что на них еще оставалось. Он так долго ждал этого мгновения! Его руки лихорадочно ласкали ее податливое тело.
      – Сейчас, – в полузабытьи шептала она, – возьми меня прямо сейчас…
      – Нет, ангел мой, – отозвался Бретт, – потерпи немного.
      – Господи, любимый, я не могу ждать. Кажется, я умру, если ты немедленно не войдешь в меня.
      – Нет, терпи, потому что очень скоро ты взмолишься о пощаде, – пробормотал Бретт, осыпая ее тело поцелуями.
      – Никогда, – рассмеялась она. – Напротив, я буду просить тебя еще и еще…
      Бретт столько раз представлял себе эту сцену, что на мгновение даже забыл о ее слепоте.
      Не в силах сдерживаться более, он рывком вошел в ее теплое, нежное лоно, и их понесло в бурный океан страсти…
      Когда они наконец насытились друг другом, Бретт откатился в сторону, не выпуская девушку из своих объятий. Так же ли им хорошо, как в первый раз? – осмелился спросить он себя. Ответа не было. Мысль о том, что им, возможно, вновь придется расстаться, была невыносимой, но он не мог повлиять на будущее, поэтому оставалось лишь радоваться настоящему.
      Анджела уткнулась лицом в его плечо:
      – Я не отпущу тебя, Бретт Коди. Ни за что. Может, конечно, ты и не захочешь остаток жизни провести в обществе слепой женщины, но в таком случае тебе придется спрятаться от меня, потому что я все равно стану искать и…
      – Нет, тебе не придется этого делать, – почти крикнул Коди, рывком поднимая ее на руки. – Ты не потеряешь меня, Анджела Синклер. Забудь о войне. Забудь обо всем, кроме меня и тебя, потому что я все сильнее хочу тебя.
      Губы их встретились, а тела приникли друг к другу, освещаемые тусклым мерцанием тлеющих в очаге углей…

      Чем ближе они подходили к Биг-Блэк-Ривер, тем больше знакомых Бретту мест встречалось им на пути.
      Миновав переправу, молодые люди вновь устремились к Миссисипи – продвигаясь вперед вдоль реки, они должны были вскоре добраться до Виксбурга, от которого рукой подать до Блэк-Бау.
      Положив головку на широкое плечо Бретта, Анджела размышляла о том, как любит этого человека. Благодаря ему она почувствовала себя нужной и желанной. Больше всего Анджеле хотелось увидеть его лицо, заглянуть в его глаза – ведь это он заставил ее ощутить себя счастливой. Несмотря на долгое, полное лишений путешествие, она ни разу не потеряла уверенности в себе и чаще всего находилась в прекрасном расположении духа. Но самым удивительным было то, что, описывая окружавшую их природу, Бретт помог Анджеле избавиться от страха вечной темноты.
      Он сказал, что отвезет ее в укрытие, где она сумеет отдохнуть и, возможно, припомнить предсмертные слова отца. Анджела была рада тому, что будет вместе с ним, но все же ей хотелось снова оказаться в Бель-Клере и попытаться вернуть себе то, что по праву принадлежало ей. Впрочем, пока шла война, думать о возвращении домой вообще не стоило: для янки она была беглой преступницей.
      Бретт описывал девушке окружавший их лес, то и дело посмеиваясь над забавным бурундучком, который увязался за ними. Зверек то бежал следом, то вдруг неожиданно выскакивал на тропинку перед их лошадью. Анджела сказала Бретту, что просто обожает животных, и вдруг неожиданно для себя поведала ему о чудесных ночах, проведенных на берегу Миссисипи и в лесу.
      – Я видела енотов, оленя и даже лису, – похвасталась она. – Это было замечательно. Человек, показывавший мне все это, был каджуном, поэтому и знал самые дикие уголки леса.
      – Это тот самый мужчина, о котором ты как-то обмолвилась? – деланно равнодушным голосом осведомился Бретт.
      – Да, – призналась Анджела. Теперь, когда она полюбила Коди, ей стало не так больно вспоминать ту историю. – Я уже говорила, что была тогда очень молода – мне было всего шестнадцать. И я просто… развлекалась, как все девчонки. Он ничего не значил для меня, – засмеявшись, добавила она, но что-то в ее голосе заставило его заподозрить, что девушка не до конца откровенна.
      Бретт хранил молчание, Анджела решила подразнить его:
      – Ты ведь ревнуешь, правда? Я сказала, что он ничего не значил для меня, но он был самым привлекательным парнем и… – Внезапно она осеклась, заметив, что лошадь замедлила ход, а ее спутник, едва вздрогнув, напрягся.
      – Что-то случилось? – с испугом спросила она. – Что ты увидел?
      Еще раньше Бретт дал себе обещание, что, добравшись до плантации Лобашей, он даже не взглянет на нее и проедет мимо, держась берега реки. В конце концов прошло уже девять лет. К тому же он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал его. По пути из Билокси он переоделся в гражданскую одежду, а юнионистскую форму спрятал в седельную сумку.
      Сейчас они находились в том самом месте, где прежде была пристань. На воде по-прежнему качались лодки, словно поджидая гостей, но от самой пристани остались лишь какие-то жалкие обломки. Вода была грязной и мутной.
      – Бретт? – встревоженно повторила Анджела. Ее все больше волновала гнетущая тишина.
      – Бояться нечего, – проговорил наконец он.
      – Но что ты увидел?
      – Я еще не уверен…
      Он пустил коня вверх от берега – в сторону обсаженной цветами дорожки, которая вела к дому. Однако дорожки не было видно, а на месте цветов разрослись сорняки; над ними роем кружились дикие пчелы.
      Бретт глазам своим не верил. Прежде вокруг особняка расстилался изумрудный ковер мягкой травки, но теперь весь газон, как и дорожка, зарос сорняками, а за ними высилась громада дома с выбитыми окнами, сорванными с петель дверьми… Даже часть крыши была проломлена.
      Потом Бретт заметил беседку. Увитая прежде розами и жимолостью, теперь она представляла собой какую-то развалюху, крыша которой едва держалась на подломленных столбах; в полу беседки зияли дыры. Он горько усмехнулся, вспоминая, как они с Маргит сгорали здесь от страсти и он грезил о вечной любви.
      Исчез и белый забор, за которым раньше выгуливали породистых лошадей, лишь вдали виднелись руины сгоревшего амбара.
      Бретт подробно описывал все это Анджеле, направляя коня к сахарному заводу. Не желая вдаваться в подробности, он сообщил девушке, что, будучи мальчиком, знавал здесь нескольких людей.
      Заглянув в окно, он увидел огромные бочки, наполовину наполненные черной патокой; за заводом тянулись поля одичавшего сахарного тростника.
      Что же здесь произошло? Похоже, янки действительно поднимались вверх по реке. Черт возьми, да всего несколько дней назад он слышал о битве при Лабадьевилле, недалеко от Бау-Лафурш. А оттуда до Нового Орлеана рукой подать. Впрочем, Союз все-таки не полностью подчинил себе Луизиану… Так почему тогда усадьба Лобашей в таком ужасном состоянии?
      Коди проехал мимо опустевших хижин рабов, находившихся за хозяйским домом. Только сейчас он вспомнил, что Лобаш заменил старые глинобитные хижины на солидные дома из кирпича. Да-а, тогда здесь все было иначе. Теперь природа наступала на покинутую людьми усадьбу, отвоевывая все большее пространство.
      Вернувшись к большому дому, Бретт соскочил с коня возле мраморной лестницы, ведущей к портику. Он осторожно вел за собой Анджелу – в прежние времена ему не приходилось бывать в особняке, оказавшемся теперь в полном запустении.
      – Здесь все поломано и разрушено, – объяснил он девушке. – Не осталось ни посуды, ни подсвечников, ни даже огарка свечи.
      Они поднялись наверх, но и там картина была такой же.
      Около комнаты Маргит Бретт на мгновение задержался – он знал, что это ее покои, потому что она не раз показывала ему свои окна. Если в других помещениях все просто было поломано, то здесь бандиты вели себя как настоящие варвары: в стенах зияли дыры, балконные двери были сорваны с петель и переломаны, мебель представляла собой груду щепок. Бретт описал весь этот ужас Анджеле, не упоминая, впрочем, что некогда состоял в близких отношениях с владелицей комнаты.
      Галерея второго этажа упиралась в лестницу, и Бретт уже было хотел спуститься вниз, как вдруг заметил, что с другой стороны галерея резко поворачивает в сторону. Ступени оттуда тоже вели вниз, очевидно, в помещение для прислуги. К удивлению Бретта, там осталась кое-какая мебель – шкаф, кровать, а в углу находился кухонный лифт. Похоже, здесь спали слуги, ухаживавшие за детьми. И тут Бретт вспомнил, что у Маргит были два брата-близнеца. Вероятно, мародеры просто не заметили этой скрытой от чужих глаз комнатушки.
      Однако им нельзя было долго здесь задерживаться. Скоро стемнеет, а он собирался добраться до Блэк-Бау засветло, чтобы успеть там осмотреться.
      Они спустились вниз к реке, и вдруг Коди заметил старого негра, сидевшего на берегу с удочкой в руках. Рядом с ним были выложены три крупные зубатки. Негр тоже заметил Бретта и от испуга выронил удочку. Он с трудом поднялся на ноги.
      – Пожалста, маста, пожалста, не трогайте меня, – пробубнил он. – Я не делаю ничего плохого.
      Быстро объяснив Анджеле, что происходит, Бретт заверил старика, что не собирается обижать его.
      – Мы просто проезжаем мимо, – добавил он.
      – Прошу вас, маста… – Негр как заведенный кивал головой. Потом, похлопав по карману, старик растянул губы в беззубой улыбке. – А я и не боюсь вас, вот так, – заявил он.
      – У тебя там пистолет? – рассмеялся Бретт. – Наверное, совсем маленький.
      – Не-е, сэр, откель? Тута у меня бумаги, так што я могу доказать – я не беглый какой.
      – Как твое имя?
      – Руфус, – с готовностью ответил старик. – Это имя записано в бумагах, что дал мне маста Лобаш. Это он меня так назвал.
      – Так ты был рабом мистера Лобаша? – решил удостовериться Коди. – И он освободил тебя?
      – Ага, – кивнул Руфус. – Он освободил всех рабов, и они сбежали на Север, чтобы у них не отняли бумаги и не отдали их другому хозяину. А я уже стар, мне некуда бежать. И еще вот што… – Негр многозначительно обернулся на реку. Теперь он был уверен, что бояться нечего. – …Мастер Лобаш позволил мне ловить сколько угодно рыбы, так теперь я никуда отседова не уеду.
      – А где сам мистер Лобаш, Руфус? Его дом разграблен, плантация заросла сорняками. Что случилось? – засыпал старика вопросами Бретт.
      Анджела, державшая Бретта за талию, не решалась спрашивать; ее удивил его неожиданный интерес к делам какого-то Лобаша.
      Руфус не видел большого вреда в том, чтобы рассказать им о случившемся.
      – Ужасные вещи тут произошли, вот что, – кивнул он головой. – Маста Лобаш помер. Сам себя, стало быть, убил. Думаю, он не хотел жить дальше, раз уж его сынишки попали в такую беду. А я все это помню, – добавил с гордостью старик, – потому что им помогал. Я был управляющим масты Лобаша и знал обо всем, что происходило в ихней семье.
      Оцепенев, Бретт слушал историю падения дома Лобашей. Сначала Маргит сбежала с женатым мужчиной. Потом мальчишки-близнецы подшутили над каким-то пьяницей в салуне Виксбурга и были застрелены. Эдит Лобаш умерла от разрыва сердца, а сам хозяин освободил рабов, прекратил работу на плантации, заперся у себя и покончил жизнь самоубийством.
      – Всего за какую-то неделю, – покачал головой негр, – поместье разграбили подчистую.
      – Но хоть кто-нибудь здесь бывает? – поинтересовался Бретт.
      – Иногда солдаты захаживают, которые проезжают мимо. Но янки здесь еще не было. – Старик нахмурился. – Да они и не придут сюда. Сдались они мне тут. Нет уж, сэр. Я хочу остаток жизни провести спокойно, а не прятаться от пуль.
      Бретт тронул коня, и Анджела, не выдержав, спросила:
      – Ты знал этих людей?
      – Не очень хорошо, – ответил ее спутник.
      Это было недалеко от правды, ведь он, по сути, так и не узнал Маргит. Глупо было с его стороны верить ее обещаниям и клятвам в вечной любви. И если бы, черт возьми, та история послужила ему уроком, он сейчас не оказался бы в таком идиотском положении! Анджела любит его только потому, что она слепая! Рано или поздно ему придется признаться во лжи!
      Девушка не стала больше задавать вопросов; Бретт замолчал, и она поняла: с ним что-то не так. «Может, и хорошо, что я не все знаю», – устало подумала она.
      Вскоре путники въехали в Блэк-Бау, но Бретт, к своему удивлению, не нашел знакомой тропы. Сорняки достигали стремян, да и вообще все кругом было в полном запустении, словно сама природа скорбела по уехавшим каджунам мистера Лобаша.
      Бретт пустил коня вперед. Укрыться было негде: если на пути им и встречались развалины хижины или старой пироги, то они были еще в худшем состоянии, чем особняк.
      И тут его осенило!
      Лучше всего спрятаться в особняке! Их там никто не увидит. Он сможет время от времени ездить в Виксбург за едой и заодно узнавать новости.
      – Что происходит? – нетерпеливо спросила Анджела. – Почему ты повернул назад? Мне казалось, мы уже близки к цели?
      – Дорогая, тут все разрушено. – Он погладил ее по плечу. – Нам придется вернуться к дому, мимо которого мы только что проехали.
      Анджела чувствовала, как высокая сорная трава хлещет ее по ногам, и решила, что в особняке тоже будет не слишком уютно.
      – Я не хочу оставаться, – проговорила она. – Давай поедем в Ричмонд. Там мы уж точно будем в безопасности, а если я вспомню что-то про эти дощечки, то смогу пойти к властям.
      – Все не так просто, – заметил Бретт. – Во всяком случае, мы не должны делать это, пока не выясним, кто пытался убить тебя. Мы же не знаем, кому можно доверять, потому что у янки есть шпионы среди южан. Более того, в Ричмонде тоже небезопасно, так что, возможно, мы нарвемся на патрули.
      – И долго нам придется прятаться? – нетерпеливо спросила Анджела.
      Бретт не мог ответить ей, не раскрывая своего плана. Рано или поздно янки, занятые войной, забудут о них. Он надеялся переждать некоторое время, а затем направиться на Запад и начать там новую жизнь, но не хотел пока говорить об этом девушке. У него не было уверенности в том, что она согласится.
      Бретт Коди просто не смог бы еще раз пережить разлуку с ней.
 
      Они устроились в сохранившейся комнатушке под лестницей, привели в порядок помещение, служившее прежде кухней. К ним часто захаживал Руфус. Он приносил рыбу и всегда с готовностью оставался на ужин.
      Днем они гуляли возле реки, держась за руки. Стоял ноябрь, и Бретт описывал Анджеле, какими красками расцветилась природа, готовясь к скорой зиме. А ночами они занимались любовью. Страсть, охватившая их, была так велика, что Анджела не переставала дивиться ее силе.
      Но… Как бы хорошо им тут ни было, рано или поздно надо было возвращаться к людям. Они не могли прятаться вечно. Однако, когда она заговорила об этом с Бреттом, он даже не стал ее слушать.
      – Давай жить сегодняшним днем, – предложил он.
      – А как же твоя миссия? Правительство конфедератов захочет узнать, что с нами случилось!
      – Пусть они думают, что нас где-нибудь убили, – пожал плечами Бретт.
      – Кажется, ты надеешься, что и янки решат так же, – усмехнулась девушка.
      – Совершенно верно.
      – А что потом? – Анджела вдруг ощутила внутри какую-то пустоту. Они лежали на кровати в дальней комнате. Стояла морозная ночь, а их укрывало лишь тонкое одеяло. Девушка, как всегда, крепко прижималась к Бретту, потому что рядом с ним чувствовала себя в большей безопасности.
      Ласково погладив ее по щеке, Коди рассеянно спросил, как бы она поступила.
      – Иногда я думаю, что хотела бы отправиться домой… но тут же останавливаю себя – ведь там тоска по прошлому станет еще сильнее. И тогда мне кажется, что лучше было бы уехать и начать новую жизнь в другом месте.
      Бретт вздрогнул: он так давно ждал, что Анджела заговорит об этом! Теперь он может наконец предложить ей свой план. Дело в том, что ему не хотелось воевать, никогда не хотелось; к тому же он не видел смысла в этой войне. Честно говоря, он ненавидел рабство, ненавидел манеру некоторых южан смотреть на выходцев из Акадии свысока.
      – Я думаю об этом всякий раз, когда стою на берегу реки, – прошептала девушка, наслаждаясь ласками Бретта. – Знаешь, я слышу, как шумит вода, и тогда мне кажется, что я просто должна плыть по течению. И все будет хорошо, а я скоро окажусь под моей любимой плакучей ивой… Я всегда называла ее «древом исполнения желаний», – усмехнулась она. – Я воображала, что достаточно загадать желание, стоя под ее ветвями, и оно непременно исполнится. Но затем… затем я возвращалась домой, с грустью сознавая, что ничего не изменилось. Но с тобой, Бретт… – ее рука скользнула вниз и сжала его отвердевшую плоть, – …у меня всегда бывает такое чувство, словно я снова нахожусь под ивой, и мои желания сбываются. Тогда я начинаю мечтать о том, чтобы когда-нибудь увидеть тебя…
      – Ты видишь меня своим внутренним взором, – хрипло прошептал он. – Пусть твое воображение рисует самые смелые картины, оживляемые… желанием…
      Бретт рванул ее к себе, закрывая губы Анджелы горячим поцелуем. Его язык проник в тепло ее рта, а затем, оторвавшись от ее губ, он стал ласкать ее нежные груди. Девушка выгнулась, стараясь как можно сильнее прижаться к нему.
      – Возьми меня, Бретт, – шептала она, – возьми меня немедленно…
      Коди тихо смеялся: ему нравилось, что Анджела, отбросив стыдливость, жаждала любви. Он не спешил, стараясь подольше растянуть эту сладкую пытку, но когда терпения у обоих уже не осталось, он быстро вошел в нее, чувствуя, как тело любимой плавится от его ласк. Не прошло и нескольких минут, как страсть, кипевшая в их телах, бурлящей лавой вырвалась наружу…
      – В такие минуты мне хочется, чтобы время остановилось, – прошептала Анджела, немного успокоившись. Она положила голову Бретту на грудь.
      – Мне тоже хотелось бы этого, – улыбнулся он, поглаживая ее по щеке. – Знаешь, здесь, конечно, не Эдем, но мне что-то не хочется покидать этот уголок.
      – Ты забыл о своем деле, солдат? – усмехнулась Анджела. – Ты только и делаешь, что занимаешься любовью со своей пленницей.
      – М-м-м… – улыбнулся Бретт, переворачивая ее на бок. – По-моему, это вовсе не плохо.
      – А что же ты будешь делать, если в один прекрасный день память вернется ко мне? – настаивала на своем Анджела, зажав пальчиком рот Бретта. – Или даже зрение? Что тогда будет с нами? Мы не сможем вечно оставаться здесь, нам надо продолжать жить дальше.
      Тело Бретта напряглось при одной мысли о том, что, если ее слепота пройдет, она сможет узнать его. Он с болью вспомнил – собственно, ничего не изменилось. Раньше она грезила о любви под своей плакучей ивой, а теперь нашла любовь под пологом вечного мрака…
      Все это было так далеко от реальности! Если Анджела догадается, кто он такой, то они опять окажутся по разные стороны разделяющей их пропасти – как это было в Бель-Клере четыре года назад, когда их любовь так печально оборвалась.
      Но пока он собирался наслаждаться каждым днем, каждым мгновением их близости…
      Вдруг что-то насторожило Бретта. Он замер, предостерегающе зажимая Анджеле рот.
      – В доме кто-то есть, – прошептал он ей на ухо. – Не двигайся. Ни звука. Оставайся здесь.
      Анджела подчинилась, хотя ей стало очень страшно, когда Бретт, тихо встав с кровати, выскользнул из комнаты. Впрочем, он быстро вернулся.
      – Они поднимаются по лестнице. Я спрячу тебя в кухонном лифте – на тот случай, если они заметят эту комнату. Что бы ни случилось, не выходи оттуда.
      – А вдруг тебя поймают? – прошептала она в ответ.
      – Все равно оставайся здесь. – Обняв девушку, Бретт помог ей забраться в лифт.
      Анджела почувствовала, как он поцеловал ее на прощание, а затем дверца лифта тихо захлопнулась. Ей оставалось только ждать, съежившись от страха и гадая о том, что будет.
      Девушке уже стало казаться, что больше она не выдержит, как вдруг поблизости раздались голоса, идущие не из оставленной ею комнаты, а из помещения наверху, куда вела шахта лифта.
      – Здесь никого нет, – проговорил грубый голос.
      – Ни души, – отозвался еще один.
      – Пожалуй, здесь можно устроить командный пост, – заметил первый. – Похоже, тут вообще никто не появляется. Наши разведчики смогут пробираться сюда и уходить незамеченными. Мы будет собирать информацию о том, что происходит в Виксбурге, и передавать ее генералу Гранту.
      Анджела зажала рот руками. Янки! Они шпионят за войсками конфедератов, которые защищают Виксбург. Только бы им не пришло в голову как следует осмотреть дом!
      – Генерал Грант сейчас у Большой Развилки. Туда к нему подтягиваются войска, идущие из Коринфа и Боливара, что в штате Теннесси. Мы наладим отличную линию связи!
      – Ага, – согласился с ним второй солдат. – А теперь мне, пожалуй, надо вздремнуть. Я едва на ногах держусь. Давай ляжем спать в передней.
      – Неплохая мысль. Никто сюда не придет, так что мы здесь в безопасности…
      Голоса постепенно затихали, и Анджела, дрожа от страха, стала молить Бога о том, чтобы Бретт поскорее вернулся.
      Бретт первым делом вытащил Анджелу из лифта и сообщил ей то, о чем она уже знала. Генерал Грант намеревается напасть на Виксбург и собирал для этого войска, а солдаты, пробравшиеся в особняк, – шпионы северян. Они должны выяснить, хорошо ли укреплен город, и передать сведения об этом в штаб янки.
      – Мы дождемся утра, – прошептал Бретт, – и, когда они уйдут, найдем себе другое укрытие.
      Глядя в мрачную тьму перед собой, Анджела в который раз пожалела, что не может видеть его глаз, его лица.
      – Но зачем нам уходить отсюда, Бретт? Мы можем прятаться в лифте всякий раз, когда они будут здесь появляться, и подслушивать их разговоры, а потом передавать сведения конфедератам. Мы поможем южанам, благодаря нам они будут знать планы янки! – горячо проговорила девушка.
      Коди ничего не ответил, потому что не был готов к такому повороту событий. Господи, она просила его шпионить за федералами! Ведь она считает, что он служит южанам!
      – Это слишком рискованно, – как бы раздумывая, заметил он. – Нас могут найти, могут выяснить, кто ты такая, а я уже столько раз говорил тебе: мы не знаем, кому можно доверять.
      – Мы должны воспользоваться случаем, – твердо сказала Анджела. – У нас нет выбора.
      Нахмурившись, Бретт подумал, что так и есть.

      Караульный оторопело смотрел на мужчину в лохмотьях, державшего под руку слепую женщину. Ему было велено никого не пропускать без соответствующих бумаг.
      – Плевать я хотел на ваши новости, – заявил он. – Вам придется подождать, пока я отправлю сообщение генералу. Кстати… – Прищурив глаза, он подозрительно осмотрел Коди. – Почему это вы не в форме? Разве не слышали о всеобщей мобилизации? По вашему виду не скажешь, что вы не годны к службе.
      Бретт был готов к подобным расспросам.
      – Видите ли, моя жена слепа, за ней некому присматривать. Мне удалось скопить пять сотен и заплатить парню, который отправился служить вместо меня, – объяснил он. – Насколько мне известно, это не запрещено.
      Караульный немного смягчился.
      – Так что же это у вас за ужасная новость? – спросил он.
      – Я бы предпочел сообщить ее офицеру, – заявил Коди.
      – Мы можем рассказать кое-что о разведчиках генерала Гранта, – вмешалась Анджела.
      Ей не терпелось предупредить конфедератов о грозящей опасности. Девушка была так взволнована, что не спала всю прошедшую ночь. Как только янки ушли из особняка, она настояла на том, чтобы немедленно отправиться в Виксбург.
      Караульный недоуменно перевел на нее взгляд.
      – О чем вы говорите, леди? Где вы видели разведчиков? – В его голосе слышалось недоверие.
      Бретт занервничал, увидев, что к ним направляются другие солдаты. Меньше всего ему хотелось привлекать к себе внимание. Если их заметят, то ему придется отвечать на многочисленные вопросы, а он был готов лишь к тому, чтобы передать конфедератам интересующую их информацию. Потом он хотел как можно скорее убраться подальше и найти новое убежище. Не исключено, думал он, что придется уйти из Миссисипи. На Запад. Туда, где Анджела будет в безопасности и где ее не сможет найти убийца. Среди конфедератов вполне могли оказаться шпионы северян, которые не станут терять времени и тут же сообщат своим о том, что беглая заключенная Анджела Синклер обнаружена.
      Бретт крепко сжал руку Анджелы и шепнул ей на ухо:
      – Прошу тебя, не вмешивайся. Я сам справлюсь.
      – Прости, – пробормотала девушка, услышав приближающиеся голоса. Как и Бретт, она не хотела задерживаться здесь дольше необходимого.
      Приосанившись, Коди выразительно посмотрел караульному в глаза и заявил:
      – Или я буду говорить с офицером, или вообще не скажу ни слова.
      Подумав немного, караульный наконец решился и повел их куда-то.
      Анджела, казалось, чувствовала на себе любопытные взгляды солдат.
      – Поговори со мной, – взмолилась она. – Скажи, что происходит?
      Бретт стал описывать ей лагерь – целое море палаток. Вокруг них сидели военные: одни чистили ружья, другие приводили в порядок одежду. Лошади жевали сено.
      Рядом с санитарной палаткой лежал умерший. Бретт не стал рассказывать девушке о том, что видит целую гору ампутированных конечностей, ожидающих захоронения. Похоже, гангрена не щадила раненных в битве при Коринфе.
      Наконец они добрались до командного поста. Это тоже была палатка, отличавшаяся от других большими размерами. Над ней реял огромный флаг конфедератов. У командного поста дежурили двое солдат, которые преградили путь пришедшим ружьями. Караульный нерешительно передал им слова Анджелы, и те обменялись скептическими взглядами. Бретт уже начал терять самообладание, как вдруг полог палатки поднялся.
      Из нее вышел генерал Джон Пембертон: двойной ряд медных пуговиц сверкал на его сером мундире, на плечах красовались огромные эполеты.
      – В чем дело? – раздраженно спросил он. – Что здесь происходит? Что эти штатские делают в моем лагере? Почему вы не в форме? – рявкнул он, обращаясь к Бретту.
      Повторив выдумку о слепой жене и о том, что откупился от службы в армии, Бретт приступил к делу:
      – Мы можем поговорить наедине? У нас есть для вас важное сообщение.
      – Нет, – отрезал генерал. – Поговорите с одним из моих офицеров. Я занят. Сержант Креншоу! – позвал он, щелкнув пальцами.
      Бретт увидел, как из толпы военных выступил человечек с огромным брюхом.
      Генерал небрежно махнул рукой в сторону Бретта и Анджелы.
      – Отведите их куда-нибудь и узнайте, чего они хотят. – Затем, повернувшись к караульному, который привел их, генерал процедил сквозь зубы: – И не вздумайте больше приводить сюда штатских, ясно? – С этими словами он исчез в палатке.
      Креншоу кивнул Бретту, приглашая его последовать в соседнюю со штабной палатку. Когда они сели, он лениво спросил:
      – Ну, что там у вас?
      – Ваш генерал груб, – не удержавшись, выпалила Анджела. – К тому же, – добавила она сокрушенно, – у него северный акцент.
      Не обращая внимания на нахмурившегося сержанта, Бретт объяснил ей:
      – Дело в том, что генерал с севера, он янки по рождению. Этим и объясняется его акцент. Я слышал, что он из Пенсильвании, а жена его южанка. Кажется, из Виргинии. Пембертон – выходец из Вест-Пойнта, но поддерживает Конфедерацию. Вот почему… – Коди выразительно посмотрел на сержанта. – …многие не доверяют ему. Признаться, я и сам не очень-то доверяю ему теперь, ведь он отказался выслушать нас.
      – Он занятой человек, – заметил Креншоу. – И я тоже. Так что, если у вас есть что сказать, говорите. – Сержант нетерпеливо заерзал.
      Бретт поведал ему о событиях прошлой ночи.
      Креншоу внимательно выслушал его, причем интерес его возрастал с каждым словом Бретта. В то же время он не до конца доверял этому оборванцу.
      – Так вы говорите, что остановились в пустом особняке? – переспросил он. – А что вы там делали?
      – Мы искали убежище, – пояснил Бретт. – Нам некуда было пойти, потому что мы лишились дома. – Он с горечью подумал о том, что это было чистой правдой.
      – Что ж, посмотрим… – Откинувшись назад, сержант Креншоу уставился в потолок палатки. – Мы слышали, что генерал Грант направляется в Ла-Грандж. Этот проклятый тип сел на поезд в Холли-Спрингз. Да, – продолжал он, разговаривая вслух с самим собой, – Грант вполне мог послать сюда кого-нибудь, чтобы выяснить, в каком состоянии наши войска, и… Черт возьми… – Резко повернувшись к Анджеле с Бреттом, он заорал: – А что может быть лучше, чем подослать сюда парочку штатских, которые выведают, какова численность нашей армии? Шпионы янки!
      Бретт испугался, что сержант вот-вот позовет караульных и упрячет их в тюрьму.
      – Секундочку, сержант, – торопливо заговорил он, – вы все перепутали.
      Настала очередь Креншоу почувствовать себя неуютно. Так или иначе, перед ним сидел человек, который мог быть весьма опасен.
      – Послушайте… – заговорил толстяк, приподнимаясь со стула.
      – Нет, это вы послушайте, – перебил его Коди, наклоняясь к сержанту. Глаза его загорелись, на щеках вздулись желваки.
      У Анджелы перехватило дыхание – она испугалась, что может произойти нечто ужасное. Может, Бретт был прав, и им не стоило приходить сюда?
      – Так вот, – продолжал Коди, – мы здесь, чтобы оказать конфедератам услугу и сообщить, что в разграбленном особняке янки хотят устроить место встречи разведчиков. И если вас это не интересует, то мне и подавно наплевать, черт побери!
      Креншоу с трудом сглотнул. Возможно, подумал он, этот человек говорит правду. Сержант взял перо и бумагу.
      – Ну хорошо. Скажите точно, где этот особняк?
      – Да пошел ты! – Вскочив так резко, что табуретка, на которой он сидел, перевернулась, Бретт схватил Анджелу за руку и потащил из палатки.
      – Погодите! – всполошился сержант, бросившись вслед за ними. – Мы могли бы поехать туда и осмотреть все. Мы можем даже оставить там засаду, и если они вернутся, то…
      – …мы спугнем их, так?! – перебил его Коди. Он не верил своим ушам.
      – Дело в том, что я сомневаюсь…
      – Да ладно, – бросил Бретт. – Если мы еще раз их увидим, то непременно сообщим вам, – солгал он. Больше всего ему захотелось поскорее убраться из лагеря и вообще из Виксбурга.
      Ночью он стал уговаривать Анджелу уехать.
      – Но куда мы направимся? – спросила она.
      – Это не важно, – пожал плечами Бретт. – Просто мне кажется, что здесь тебе находиться небезопасно.
      – Мы нигде не сможем чувствовать себя в безопасности, – заспорила девушка. – Дело в том, что ты настоящий дезертир, который не смог выполнить задание своего командования и не доставил меня к конфедератам. Зато сейчас у нас появился шанс хоть чем-то помочь Югу.
      – Хотел бы я знать чем, – усмехнулся Бретт. – Ты же слышала, как они с нами разговаривали. Все, чего хотел этот толстый сержант, так это схватить нескольких янки, чтобы выслужиться перед генералом Пембертоном. Он даже не подумал о том, что за ними можно было бы следить и… – Он поймал себя на том, что почти кричит от негодования. Господи, он же был офицером федеральной армии! Что приключилось с ним?
      Ночь была холодной, поэтому они рано улеглись в постель, чтобы согреться.
      – Прошу тебя, – прошептала Анджела, прижимаясь к нему, – давай задержимся здесь. Я чувствовала себя такой беспомощной, а теперь, кажется, у меня появился шанс сделать хоть что-то для моего народа.
      Бретт знал, что может силой заставить ее идти за ним – ведь не останется же она здесь в одиночестве. Впрочем… Анджела успела подружиться с Руфусом, который, похоже, при необходимости будет готов и жизнь за нее отдать. Однако вряд ли она захочет полностью зависеть от освобожденного раба. Стало быть, она скорее всего уйдет с ним, поэтому Бретт жаждал выложить девушке свой план.
      Но в то же время он безумно хотел остаться…
 
      Дни шли за днями, недели сменялись неделями. Бретт много бродил по плантации и ее окрестностям. Оглядывая знакомые места, он все чаще думал о том, что о прошлом у него больше добрых, чем горьких воспоминаний. В конце концов он здесь вырос, и, пока Маргит не ворвалась в его жизнь, все было не так уж и плохо. Разве что отец устраивал скандалы, когда напивался. Именно тогда Бретт и стал часто уходить из дома и бродил по болотам, изучая повадки аллигаторов и охотясь на них.
      Как-то раз Коди набрел на место, где жил прежде. Все так изменилось! Человеку несведущему и в голову бы не пришло, что прежде тут была деревня. Руфус рассказал ему, что каджуны, которые жили здесь, переехали на север, ближе к Виксбургу. Устроившись работать на плантациях, расположенных по реке Язу, многие каджуны поселились в Чикасоу-Бау. Бретт подумал, что это не так уж и плохо, во всяком случае, никто не назовет его там по имени, услышав которое Анджела навсегда отвернется от него.
      Временами Бретт с горечью думал о том, что теперь ее не интересует его происхождение. Она полностью зависела от него, и ее не волновало, богат ее спутник или беден; важно было лишь, что он заботился о ней. Впрочем, может, ему не стоило так думать? Ведь родители ее умерли, и за ней действительно некому следить, а жениха у нее не было. Кто знает, вдруг при других обстоятельствах она полюбила бы его не меньше, чем любит сейчас. Во всяком случае, ему нравилось думать, что так могло произойти.
      На смену ноябрю пришел декабрь. Они все время были начеку, поджидая разведчиков-янки, но те так и не появились.
      Руфус знал о войне больше Бретта, потому что много времени проводил на берегу реки: другие рыбаки с готовностью делились последними новостями со старым негром.
      Таким образом они узнали, что Гренада, расположенная в сотне миль к северо-востоку, сдалась федералам, однако конфедераты успели уничтожить большую часть паровозов и вагонов, чтобы не оставлять их врагам.
      Бретту было по нраву жить одним днем. Он вдруг понял, что не желает отныне служить северянам, и все больше чувствует привязанность к своей родине.
      Его любовь к Анджеле с каждым днем становилась все сильнее; правда, Бретта не оставляло чувство тревоги: он опасался, что она покинет его, если зрение вернется. Именно поэтому он смущался всякий раз, когда девушка заговаривала о женитьбе. Он не мог так поступить с ней. Если в один прекрасный день Анджела прозреет, то она, возможно, возненавидит его и предпочтет уйти. Мысль об этом была невыносимой.
      Как-то раз Руфус спросил его, сможет ли Анджела когда-нибудь видеть снова? Бретту пришлось сказать старику, что никому это не известно.
      – У нее такие красивые глаза, – заметил Руфус. – Бедняжка стыдится того, что они не видят.
      И опять Бретта охватили чувства сомнения и вины.
 
      Анджела старалась хоть как-то развлечь себя, но у нее ничего не выходило. Ей мучительно хотелось узнать, что происходит в мире. Движение на реке почти замерло; единственным утешением была новость о том, что храбрый бригадный генерал Конфедерации Натан Бедфорд Форрест находится на пути в Теннесси, ведя за собой три тысячи кавалеристов. По слухам, они намеревались сразиться с генералом Грантом, который направлялся в Виксбург.
      Бретт предложил Анджеле устроиться в особняке на зиму, однако заметил, что им придется убежать, если бои подойдут слишком близко.
      В один морозный декабрьский денек Бретт спросил у Анджелы, не станет ли она возражать, если он отправится с Руфусом на охоту. Оружия, правда, не было, но они сумели смастерить луки и стрелы, и оба были не прочь полакомиться свежей дичью. Девушка не возражала, и Коди настоял на том, чтобы она не выходила из комнаты в его отсутствие – ему не хотелось, чтобы Анджела в одиночестве бродила по плантации, где ее могли увидеть посторонние.
      Пришлось с неохотой согласиться. Забравшись под одеяло, чтобы согреться, Анджела подумала, что ужасно устала от такой жизни. Ну что могла сделать слепая? Может, Бретт все-таки прав и им стоит уехать? Уж сколько раз он намекал на то, что пора двигаться на Запад, да она и не возражала… только просила его задержаться подольше, потому что не хотела навсегда прощаться с прошлым. Ведь не будет же война длиться вечно, а когда она кончится, южанам, возможно, возвратят утерянное жилье. Но так ли ей хотелось вернуться в Бель-Клер? Чем больше Анджела думала об этом, тем сильнее крепло в ней сомнение – ведь дурных воспоминаний у нее осталось больше, чем хороших. Так, может, стоит забыть обо всем и думать… но о чем? Об их с Бреттом будущем?
      Сама того не замечая, девушка задремала, продолжая, однако, чутко прислушиваться ко всем звукам. Вдруг она уловила голоса, доносившиеся, как и в прошлый раз, из шахты лифта. Она осторожно выбралась из постели и подкралась поближе. Приложив ухо к дверце, она поняла, что слышит чужаков до того отчетливо, словно они говорят совсем рядом. Один из них гнусавил, голос другого был басовитым и хрипловатым.
      Они вспоминали дорогу и то, как случайно столкнулись в нескольких милях отсюда, у реки, решив, что заблудились, но в конце концов все-таки нашли особняк. Гнусавый сказал, что здесь не самое лучшее место для встреч, и человек, обладавший басом, согласился с ним.
      Сначала в их беседе не было ничего интересного: оба жаловались на усталость и на голод. Сверху раздавались еще какие-то звуки – похоже, они осматривались.
      Бретт сказал Анджеле, что позаботился о том, чтобы в других комнатах ничто не выдавало их присутствия. Даже в кухне он уничтожал все следы приготовления пищи сразу после того, как они заканчивали есть. Девушка также была уверена, что Бретт не наткнется на них, потому что он всегда был очень внимателен, выходя из дома и входя в него.
      Вдруг незнакомцы сменили тему разговора.
      – А вот что интересно, у этих сукиных сынов действительно так много всего? – спросил гнусавый.
      – Да, – резко бросил его собеседник. – Они припрятали около миллиона да еще сожгли пару тысяч тюков хлопка. Только шесть рот из Второй Иллинойской армии смогли вырваться из ловушки. Кажется, они увели с собой около тысячи пленных.
      Гнусавый пробормотал что-то, чего Анджела не разобрала.
      – Гранту придется отложить атаку, но Шерман все равно уже вышел из Мемфиса. Меня отправили узнать у тебя, что ожидает его на пути.
      Гнусавый хмыкнул.
      – Пару дней назад мне удалось подслушать разговор двух южан-пьянчужек. Наверное, один из них был связным – он выболтал, что Джефф Дэвис направил Пембертону сообщение, в котором есть приятная новость: он не уверен, что удержит Виксбург в сражении против Гранта.
      – Отлично. Если южанин обеспокоен, значит, Шерман и без Гранта сумеет потрепать их. Что еще тебе известно?
      Анджела оцепенела, услышав, как шпион передает план разрушения Виксбурга и железной дороги – это позволило бы северянам перекрыть снабжение города. Корабли янки должны были обстрелять местечко под названием Хейнс-Блафф. Потом, к ее удивлению, гнусавый попросил передать Шерману совет пересечь реку Язу в районе Чикасоу-Бау, потому что южане будут поджидать его у Биг-Блэк-Ривер, сосредоточив основные силы там.
      – Что ж, я доложу ему об этом, – заявил другой шпион, – только сначала набью себе чем-нибудь брюхо. У меня в седельной сумке есть немного бекона, – проговорил он, – а в кухне я заметил сковородку.
      Анджела на цыпочках отошла от кухонного лифта и упала на кровать. Ее трясло. Итак, на Виксбург готовится нападение.
      – Боже мой, – прошептала она вслух. Бретт должен предупредить Пембертона, но не сможет ничего узнать от нее, потому что будет ждать, пока янки поедят и уйдут из особняка. Увидев дымок над кухней, он не рискнет пробраться в дом, но, несомненно, будет беспокоиться за нее.
      Вздохнув, Анджела сказала себе, что ей остается только ждать. Она натянула одеяло на подбородок, дрожа от страха при мысли о том, что янки могут ее обнаружить.
      Сначала девушка даже не поняла, что происходит. Она так привыкла к постоянной тьме перед глазами, что и не заметила, как та постепенно светлеет, превращаясь из черной в серую.
      И лишь когда серый свет стал сменяться серебристым, Анджела изумленно заморгала; у нее даже перехватило дыхание.
      Это правда!
      Перед ней появлялся свет! Пока еще бледный, он становился все отчетливее и отчетливее.
      Анджела затрепетала, спрашивая себя, означает ли это, что зрение возвращается. Время шло, но больше ничего не происходило. Ей подумалось, что, возможно, это случится не сразу. Может, на выздоровление уйдут дни и даже недели. Но тьмы перед ее глазами уже не было.
      Девушка решила, что не будет поначалу ничего говорить Бретту, чтобы не подавать ему напрасной надежды. А вдруг она ошибается! Надо заставить себя подождать.
      В это время Бретт ворвался в комнату и схватил ее в объятия.
      – Славу Богу, с тобой все в порядке! – задыхаясь, выговорил он. – Господи, ты даже не представляешь, как я волновался! Увидев дым, мы с Руфусом сразу же прибежали сюда и сидели в кустах, дожидаясь, пока эти мерзавцы наедятся. Ты спряталась в шахту, как я тебе велел?
      – Бретт, ты должен меня выслушать. – Анджела быстро пересказала слова северян.
      – Ты останешься здесь, и Руфус присмотрит за тобой, – сказал Бретт, едва она замолчала. – Я немедленно отправляюсь в путь.
      – Хорошо. Надо как можно быстрее попасть к генералу Пембертону.
      – Ты не забыла, что он не захотел нас слушать? Ни он, ни его толстый сержант. Ты думаешь, сейчас все повернется иначе? К тому же у меня не будет времени убеждать их в своей правоте. Нет, я поступлю по-другому.
      – Куда же ты пойдешь? – встревожилась Анджела.
      – В Чикасоу-Бау, – уверенно ответил Бретт. – У меня есть там друзья, которые не захотят, чтобы янки топтали их землю.
      Лишь позднее, вспоминая их разговор, Бретт Коди понял, что именно в это мгновение перешел на сторону южан.
      Янки разрушили его мир, и настала наконец пора воспринимать их как врагов.

      Бретт умело завел плоскодонку в узкий приток реки Язу, который вел в Чикасоу-Бау. В юности он много охотился в здешних местах, и чем уже становилась река, тем увереннее он себя чувствовал. Все в этом мире, увитом побегами дикого винограда, казалось таким спокойным и мирным. Тишину лишь изредка нарушали уханье совы, рев аллигатора да хлопанье крыльев спугнутых им птиц.
      Добравшись до отмели, Бретт отложил весла и вытащил со дна лодки шест.
      Перед тем как отправиться в путь по реке, он внимательно осмотрел местность. Ему было нетрудно избежать встреч с янки, потому что он предпочитал держаться болот и дремучего леса, куда северяне опасались заходить без провожатых. Коди с легкостью продолжал путь и ночью, так как прекрасно ориентировался в Чикасоу-Бау. Он уже видел войско генерала Шермана, готовящееся пересечь реку Язу, чтобы отправиться в поход на Виксбург – Анджела оказалась права.
      Бретт стал продвигаться вперед быстрее: у него оставалось мало времени.
      Он передал письмо генералу Пембертону, но не был уверен, что оно дойдет. Усмехнувшись, Бретт вспомнил, что для этого ему пришлось напасть на часового. Он прыгнул на солдата сзади, пригрозил кинжалом, а затем вручил послание генералу и растворился в лесу. Издалека Бретт видел, как часовой помчался прочь, но не мог знать, увенчалась ли его попытка успехом.
      Так что у Коди была лишь надежда на то, что перепуганный часовой отправится прямо в штаб и передаст послание в руки Пембертону.
      Река становилась все уже, уступая место болоту. Бретт не видел никаких признаков жизни – очевидно, каджуны предпочитали попадать в свою деревню другой дорогой. Но Коди умышленно выбрал этот путь: в случае, если бы его заметили, он мог с легкостью скрыться от преследователей. К счастью, ему удалось добраться до места в темноте.
      Бретт отправился в путь в день Рождества. Он успел стать свидетелем того, как взрывали железную дорогу. Можно не сомневаться в том, что Анджела тоже слышала грохот. Имей он время, непременно предпринял бы что-нибудь, но было уже поздно. Зато он еще мог предупредить конфедератов о намерениях Шермана.
      Знакомый с местными джунглями с детства, Бретт знал, что здесь он должен быть готов к любым неожиданностям. К примеру, даже в зыбком предрассветном полумраке он мог с уверенностью сказать, что длинное бревно, застывшее перед лодкой на поверхности воды, на самом деле вовсе и не бревно, а затаившийся аллигатор. Бретт изо всех сил треснул его шестом по голове. Крокодил щелкнул огромной пастью, обнажив на миг острые зубы, а затем, махнув хвостом, уплыл куда-то – похоже, он был сыт, поэтому не хотел связываться с нападавшим.
      В другое время Бретт непременно заметил бы человека, притаившегося за деревьями, но сейчас его внимание было направлено на аллигатора: тот может вернуться. Впрочем, не прошло и нескольких мгновений, как Коди снова был начеку и тут же заметил темную фигуру незнакомца. Он уже было приготовил кинжал, чтобы встретить врага, как вдруг человек на берегу позвал его:
      – Гатор? Господи, неужели это ты, мой мальчик?
      Узнав говорившего, Бретт усмехнулся.
      – Бел Талуз! Ах ты, старая болотная крыса! Я-то думал, что ты давно умер! – радостно закричал он.
      Подбоченившись, тот расхохотался.
      – Да, как же! – пробасил Бел. – Я не из тех, кто бросает женщин на произвол судьбы. Но как случилось, что ты-то сумел выжить?
      «Итак, я действительно дома», – подумал Бретт. Подведя плоскодонку к прибрежным кустам, он соскочил на берег, ухватившись за руку Бела.
      – Друг, – торопливо заговорил он, – я бы с радостью потолковал с тобой о прежних временах, но у меня есть дело поважнее. Есть тут еще люди?
      Бел Талуз сразу понял: что-то произошло. Он направился в глубь леса, сделав Бретту знак следовать за ним.
      Новое поселение акадийцев было еще больше прежнего. Да и жили они не хуже: Бретт тут же приметил добротные дома на сваях, которые выглядели куда лучше полуразвалившихся хижин, служивших до этого жилищем каджунам.
      Забрав детей, женщины увели их с собой, уступая мужчинам место у огня. Все каджуны помнили Гатора, но у него не было времени на воспоминания. Бретт сразу же перешел к делу, сообщив бывшим соседям, что янки идут на Виксбург и собираются пересечь Язу.
      – Мы должны задержать их, – заявил он, – чтобы конфедераты успели подготовиться.
      Бретт заметил, что каджуны обменялись недовольными взглядами – они явно не желали вмешиваться. Эти люди не имели рабов, поэтому их не волновало, к кому наниматься на работу – к янки или конфедератам.
      Наконец слово взял Бел Талуз:
      – Все это нас не касается, Гатор. Мы не хотим проливать кровь и умирать.
      Бретт был готов к такому заявлению:
      – Не сомневаюсь, Бел, что вы заговорите иначе, когда ваши дети будут плакать от голода и вы не сможете накормить их, потому что враги заберут всю пищу, а поля сожгут. Уж поверьте мне, – он обвел каджунов тяжелым взглядом, – вам не устоять, если Виксбург падет. Вашей спокойной жизни придет конец. Но у вас есть шанс защитить себя.
      Каджуны стали перешептываться; наконец Бел прямо спросил у Гатора, на что тот намекает.
      – Я знаю, в каком месте Шерман собирается перевести свои войска через Язу, – сообщил он. – Не будем ему препятствовать. Конфедераты, несомненно, окажут ему сопротивление, но им надо подготовиться, да и встретят они его дальше. В атаку Шерман пойдет первым, – продолжал рассуждать Бретт, – и споткнется здесь, в Чикасоу-Бау. Нам-то отлично известно, что тут есть всего два места, в которых можно с легкостью пересечь реку.
      – Ну и?… – насторожился Бел.
      Бретт обвел людей уверенным взглядом. На его губах заиграла улыбка.
      – Мы покажем им, как, черт возьми, каджуны умеют драться. Мы перекроем одно из этих мест.

* * *

      Собранного оружия оказалось немало – пистолеты, ружья, ножи и топоры. Подгоняемые Бреттом, все принялись наспех сооружать плоты, не забывая укладывать на них промасленные ветки.
      Работа кипела весь день. Разведчики, посланные в расположение генерала Шермана, донесли, что колонна подошла к реке и собирается пересечь ее на рассвете. Несколько человек отправились в Виксбург, расположенный милях в восьми от Чикасоу-Бау, чтобы убедиться в том, как обстоят дела у южан. Вернувшись, они сообщили, что генерал Пембертон действительно продвигается навстречу Шерману, но делает это крайне медленно. Этого Бретт боялся больше всего: похоже, битва разразится в самом Чикасоу-Бау.
      Сражение началось на рассвете двадцать восьмого декабря. В воздухе стоял запах серы; крики умирающих и раненых заглушались треском выстрелов. Враги бились на воде, зажатые с обеих сторон военными кораблями. Конфедераты пока держались, но Шерман делал настойчивые попытки прорваться сквозь лес – и тогда уже им не устоять.
      Каджуны подвели свои плоты к самому узкому и наиболее опасному месту реки. Потом они подожгли их и пустили по течению. Пылающая преграда подплыла к броду и перекрыла дорогу неприятелю.
      Нескольким янки все же удалось прорваться сквозь огонь. В стычках между ними и каджунами пуля попала в Бела. Коди потащил его в укрытие, где обнаружил, что тот лишь ранен. Зато двум другим каджунам не повезло: они погибли прямо на берегу.
      Вдруг один из каджунов, забравшийся на дерево, неистово завопил:
      – Мы тесним их! Янки отступают!
      Бурные крики восторга вознеслись к небесам. Они смогли остановить Шермана! Однако Бретт сдержал ликование каджунов, заметив, что янки наверняка предпримут новую атаку.
      Битва продолжалась всю ночь. Еще два дня генерал Шерман делал отчаянные попытки потеснить южан. Снова и снова его отбрасывали назад, а Бретту все время приходилось охлаждать пыл торжествующих друзей.
      На третий день Шерман пошел в атаку при поддержке тяжелой артиллерии. Увидев, как каджуны падают под огнем неприятеля, Бретт с горечью подумал о потерях. Бел сообщил ему, что погибло уже двенадцать человек.
      Наконец все было кончено. Отчаянная попытка северян провалилась, и генерал Шерман приказал своим войскам отступить. Радости не было границ!
      – Шерман не покорился, – мрачно заметил Бретт, – а всего лишь отошел, чтобы собраться с силами и дождаться генерала Гранта. Он непременно вернется. Скорее всего это произойдет весной.
      – Но мы будем готовы встретить его, – решительно проговорил Бел. Потом, положив руки Коди на плечи и проникновенно заглянув ему в глаза, добавил: – Спасибо тебе, друг. Ты помог нам понять, что мы не должны стоять в стороне.
      – Боюсь, теперь уже никто не сможет стоять в стороне от этой войны, – пожал плечами Бретт, – нравится вам это или нет.
      – Но ведь ты останешься с нами? – озадаченно спросил Бел.
      Бретт ответил, что у него есть другие дела, но не стал вдаваться в подробности. Он был уже не рад, что решил принять участие в сражении. Он был так близок к смерти в эти два дня! Что стало бы с Анджелой, если бы он погиб? Ведь она так беспомощна! Видно, пришло время сделать то, что он должен был сделать уже давно: передать ее на попечение правительства конфедератов.
      И уж только после этого он будет иметь право воевать!
      А когда война окончится, он вернется к ней, и они вместе подумают о будущем.
      – Наверняка дело в женщине, – поддразнил его Бел. – У Гатора появилась новая красотка.
      – Нет, не новая, – усмехнулся Коди. – Скорее прежняя, только она не знает об этом.
      Бел удивленно заморгал.
      – Что-то я не понимаю тебя, – пробормотал он.
      Бретт отвернулся, подумав, что Белу и не нужно ничего понимать.
 
      Это произошло через несколько дней.
      Сначала серебристый свет сменился грязновато-белым, тот вскоре стал розоватым, а потом пелена спала с глаз Анджелы, и, проснувшись, она увидела мир во всем его великолепии.
      Не в силах пошевелиться, девушка лежала на кровати, осторожно переводя глаза с предмета на предмет; больше всего она боялась, что тьма снова вернется.
      Но темная пелена не опускалась больше на ее глаза. Подождав немного, Анджела медленно встала с постели и вышла из комнаты. Она не могла сдержать радостного смеха и принялась разглядывать дом. Вдруг вспомнив, что она босиком и на ней надета всего лишь ночная рубашка, которую Бретт взял в каком-то шкафу, Анджела поспешила в свое убежище, чтобы одеться.
      Натянув убогое платье, девушка выбежала во двор и, разведя руки в стороны, радостно заплясала, высоко подняв голову. Был первый день нового года. Несмотря на зиму, погода была необыкновенно теплой – ведь она находилась в Миссисипи, на Юге. И, хвала Господу, зрение вернулось к ней! Ах, как Анджеле хотелось, чтобы Бретт был рядом и разделил с ней ее радость!
      Бретт…
      Анджела замерла на месте, подумав, что теперь сможет наконец-то взглянуть в глаза любимого. Каков же он? Хотя… Ей очень хотелось увидеть Бретта, но она знала, что его внешность не имеет значения. Пусть даже он окажется самым безобразным существом, какое только можно вообразить, – она не станет любить его меньше. Ее сердце было навеки отдано ему, и теперь они вместе смогут строить планы на будущее.
      Тут к ней подошел Руфус. Еще издалека заметив, что девушка как-то странно ведет себя, старик испугался.
      Лишь когда Анджела рассказала ему необыкновенную новость, Руфус подошел поближе, заглянул ей прямо в глаза и воскликнул:
      – Господи, радость-то какая! Слава Богу! Вы видите, мисс Анджела!
      Прошло еще два дня. Анджела все больше волновалась за Коди. Днем она бродила по окрестностям особняка, наслаждаясь открывавшимся ее взору видом, а укладываясь спать, с радостью думала о том, что ночная темнота – временная и что утром она вновь увидит мир.
      Уже темнело, когда взволнованный Руфус прибежал к ней, чтобы сообщить о скором прибытии Бретта, лодку которого он заметил с берега. Старик не сомневался в том, что это Бретт, потому что тот двигался очень осторожно, явно не желая быть замеченным с проплывающих мимо судов.
      – Представляю себе, как он обрадуется, узнав, что вы прозрели! – закричал негр.
      Анджела хотела выбрать какой-то особенный момент, чтобы сообщить любимому счастливую весть. Нет, она не побежит ему навстречу, пусть он сам догадается.
      Это случится на рассвете, решила она. Анджеле хотелось, чтобы при первых лучах солнца он увидел, какой любовью сияют ее глаза! Ей будет трудно удержаться, но она дождется этого мгновения.
      Догадавшись, что девушке хочется побыть с Бреттом наедине, старик попрощался и поспешно ушел из дома.
      Анджела медленно спустилась к пристани, осторожно постукивая перед собой тростью, чтобы не споткнуться. Было так темно, что она в самом деле ничего не видела. Услышав, как лодка ударилась бортом о деревянную балку, девушка тихо спросила:
      – Бретт, это ты?
      – Анджела, родная, что ты здесь делаешь? – Соскочив на берег, Бретт крепко сжал ее в объятиях. – Господи, как же я по тебе соскучился…
      – А я… я чуть не обезумела от беспокойства, – прижимаясь к нему, прошептала она. – С тобой и правда все в порядке?
      Заверив ее, что дело закончилось благополучно, Бретт взял Анджелу за руку и повел ее к дому.
      – Я все расскажу тебе, не тревожься.
      Анджела продолжала притворяться слепой. Они сели, и после страстного поцелуя Бретт стал пересказывать события последних дней.
      – Слава Богу, – проговорила Анджела, когда узнала, что федералы были вынуждены отступить. – А что будет дальше? – Она улыбнулась, решив, что теперь они могут мечтать о чем угодно. Однако Бретт не ответил, и она поняла, что по какой-то причине он не хочет говорить на эту тему.
      – Мы подумаем об этом утром, любимая, потому что сейчас я хочу тебя. Прямо здесь. – Он почти грубо привлек девушку к себе.
      Груди Анджелы прижались к его груди, а его восставшая плоть прижималась к ее лону. Бретт властно поцеловал полураскрытые губы и, расстегнув пуговицы платья, принялся осыпать трепещущую грудь подруги горячими поцелуями.
      Желание опалило Анджелу. Забыв о стыдливости, она стала молить Бретта поскорее взять ее.
      Бретт еще сильнее прижался к ней и припал к ее губам страстным поцелуем, сулящим им обоим невиданную радость. Весь мир перестал существовать для них. Движения Бретта становились все стремительнее, и вот наконец Анджела громко закричала под ним, ее тело затрепетало от страсти. К сладостным стонам Анджелы присоединился громкий рык Бретта Коди, которого захлестнула волна наслаждения.
      – Анджела, как я люблю тебя! – задыхаясь, проговорил Бретт, переворачиваясь на спину, но не отпуская ее. – Дорогая, я надеюсь, что весной мы сможем заниматься любовью прямо на траве. Неподалеку отсюда есть чудный склон, который зарастет пестрыми цветами, как только потеплеет. – Он потерся носом о ее подбородок. – Ангел мой, я жду не дождусь весны. Когда я занимаюсь с тобой любовью, мне кажется, что я нахожусь в раю, полном милых полевых цветов. – С этими словами Бретт закрыл глаза. Усталость взяла свое – он уснул.
      Анджела тоже задремала, ей было так уютно, так спокойно в его объятиях.
 
      Проснувшись, она резко села в постели. Прохладный ветерок, дующий с реки, быстро развеял ее сон. Но на сей раз девушку поднял не какой-то шум, как это случалось раньше, нет, ее встревожило что-то другое… Последние слова Бретта, которые он произнес перед тем как уснуть.
      Ей опять привиделся тот же ночной кошмар. Вот она стоит на коленях перед истекающим кровью отцом, и он пытается что-то сказать ей… Да! Так и есть! Только сейчас память не подвела ее, и она вспомнила слова Элтона.
      Полевые цветы!
      Да, он сказал что-то о полевых цветах.
      Следом другое воспоминание всплыло на поверхность ее сознания.
      …В тот день они ходили с отцом в усыпальницу ее матери. И отец увидел, что на склепе, с той стороны, где внутри стоял саркофаг с гробом Твайлы, из каменной кладки пробились робкие побеги полевых цветов. «Сама Смерть уступила дорогу Жизни», – заметил он тогда.
      И тут Анджела поняла, что отец хотел сказать ей, перед тем как испустил последний вдох. Злополучные пластины для печатания денег спрятаны в семейном склепе!
      Небо озарилось первыми лучами восходящего солнца. Девушка взволнованно повернулась к Бретту, спавшему на боку, спиной к ней, и осторожно потрясла его за плечо, желая тут же поведать ему сразу о двух чудесах.
      Пробормотав что-то, он перевернулся на спину, но так и не проснулся.
      Анджела едва сдержала крик изумления.
      Сердце ее забилось с неистовой силой, дыхание перехватило. Перед ней лежал Гатор!

      Анджела ехала вдоль реки.
      Сильное течение извилистой Миссисипи подмывало берега. Анджеле приходилось все время быть начеку, чтобы лошадь Бретта не споткнулась о неожиданное препятствие или не увязла в мокром песке.
      Девушка находилась в пути уже довольно давно – она не сбавляла ходу, не желая, чтобы Бретт, узнав об ее бегстве, смог догнать ее.
      Бретт…
      Анджела сердито поежилась.
      Гатор…
      Ну как же она не догадалась?! Конечно, у него было преимущество перед ней, ведь она не видела его, а голос он старательно изменял. Да, он вел себя совсем иначе, он даже по-другому занимался любовью!
      Но тут Анджела напомнила себе, что не видела Гатора целых четыре года.
      Ох, как же ее взбесил этот обман! Он притворялся с самого начала! Бретт был на службе у федералов. Стало быть, янки разузнали об их романтических отношениях в прошлом и решили воспользоваться ее слепотой, чтобы Гатор, как и четыре года назад, околдовал ее. Можно не сомневаться, что все это было затеяно лишь с целью выведать у нее тайну.
      Да уж, нахмурившись подумала Анджела, может, что-то и переменилось за это время, только не способность Гатора обманывать.
      Итак, кусочки пестрой мозаики стали складываться в единую картину. Теперь-то она поняла, почему он не увез ее к конфедератам. Его вовсе не волновало, что кто-то пытался убить ее. Он просто хотел быть рядом, когда память вернется к ней. И покушение на нее было, несомненно, инсценировано, чтобы он мог сделать вид, что спасает ее.
      Как только ей открылась горькая правда, девушка поняла, что единственный выход для нее – бегство. Неизвестно, как Бретт поведет себя, узнав, что она прозрела. Ясно одно: он ее не отпустит.
      Анджела решила как можно быстрее добраться до Нового Орлеана, чтобы проверить, правильно ли она истолковала последние слова отца. Если она найдет пластины в склепе матери, то постарается отвезти их в Ричмонд и передать правительству Конфедерации. Но Бретт обязательно поедет за ней – в этом можно не сомневаться. Руфус сообщит ему, что зрение вернулось к ней, и Бретт тут же поймет причину ее поспешного отъезда. Дальше…
      Бретт непременно догадается, что она вспомнила, где спрятаны дощечки, и тоже поедет в Новый Орлеан. Причем он, пожалуй, подумает, что она все время знала, где они, только притворялась, будто ничего не помнит. А обратно не ехала лишь потому, что была беглой узницей и боялась снова попасть за решетку.
      Анджела специально забрала его лошадь – так ему будет труднее догнать ее. Бретт, конечно же, попытается найти другую, потому что на маленькой лодочке ему не добраться до Нового Орлеана. Это займет у него некоторое время.
      Девушка проехала мимо нескольких хижин, но не решилась сделать привал, дожидаясь, пока окончательно стемнеет. В конце концов она остановилась на небольшой ферме. Пожилые муж с женой, назвавшиеся Джаспером и Дейзи Кингстон, с радостью пустили ее на ночлег, когда она сообщила им, что спешит в Новый Орлеан к смертельно больной матери.
      Джаспер тут же стал наставлять Анджелу.
      – Вы не должны путешествовать в одиночестве, – настаивал он. – Дороги полны вооруженных до зубов янки, грабителей, повстанцев да бог знает еще кого. Много зла теперь повсюду, мисси, много зла… – повторил он. – Выезжать одной на большую дорогу – настоящее самоубийство. Тут и днем-то страшновато, а уж ночью и подавно стоит остерегаться. Теперь Миссисипи и Луизиана совсем не те, что прежде, – столько бандитов и убийц собралось здесь.
      Анджела понимала, что старик говорит правду, а не просто пытается запугать ее.
      – Но я должна попробовать, – решительно заявила она, – мне надо добраться до Нового Орлеана как можно скорее.
      Дейзи невольно вспомнила о собственной дочери, умершей, когда ей было четыре годика. Может, она стала бы такой же красавицей, как Анджела. У девочки волосы тоже были цвета мартовского солнца на рассвете, а на щеках, как и у их гостьи, играли очаровательные ямочки. Накрыв руку мужа своей рукой, она с надеждой спросила:
      – А что твой брат в Батон-Руж?
      – Что мой брат? – резко переспросил Джаспер, сразу догадавшийся, что она имеет в виду.
      Смущенно покосившись на Анджелу, женщина проговорила:
      – Так уж случилось, Джаспер, что мне известно кое-что о твоей семье. Я знаю, что Лютер с друзьями иногда ездят в Новый Орлеан, чтобы продавать солдатам виски. Конечно, они неплохо зарабатывают на этом, – заметила Дейзи. – Так почему бы им не взять с собой Анджелу, когда они в следующий раз поедут в город? Их судно не обыскивают, поскольку всем известно, что они возят. Грешной напиток, вот что, – нахмурившись, добавила она.
      – Да, это было бы чудесно, – поддержала ее Анджела. – Меня только до окраины города довезти, а оттуда я уж сама доберусь до места.
      Скривив губы, Джаспер переводил взгляд с одной женщины на другую, надеясь, что выглядит устрашающе.
      – Собственно, если с Лютером все в порядке, – наконец пробормотал он, – то что же я-то раздумываю?
      Дейзи и Анджела, довольные, обняли его по очереди.
      Через три дня Джаспер привез девушку к брату, который согласился взять ее с собой в Новый Орлеан в обмен на ее отличную лошадь. Анджела, не моргнув глазом, согласилась. У нее было чувство, что таким образом она хоть немного отомстит Бретту.
      Друзья Лютера – Холлис и Эдвин, – как и он сам, были слишком стары, чтобы воевать. Они сразу понравились Анджеле, потому что были добры и вежливы с ней, и ей было легко с ними.
      Анджелу спрятали в трюме среди ящиков с бутылками и банками с домашним виски, но, как только суденышко покинуло порт, ей позволили выйти на палубу и оставаться там два дня, пока они не придут в Новый Орлеан.
      Старики поведали Анджеле, что сумели неплохо нажиться на пристрастии янки к спиртному. С тех пор как Батон-Руж пал в сражении с федералами, троица стала богатеть буквально на глазах, вытягивая деньжата из изнывающих от жажды северян.
      Анджела была рада, что у нее появилась компания; к тому же спутники знали, как обстоят дела на войне. Разговоры с ними умеряли ее неутихавшую ярость.
      – Дожди и сильный ветер, – проворчал Лютер, когда они подплыли к предместьям Нового Орлеана. – И такая погода стоит уже несколько недель. Один солдат сказал мне, что улицы во Вье-Каре напоминают каналы.
      – От этого гораздо холоднее, чем обычно, – добавил Холлис. – Многие болеют воспалением легких, врачей не хватает. Остались старики вроде нас, да и тем позволяют лечить лишь янки и не выпускают их из больниц, чтобы они, не дай Бог, не помогли кому-нибудь, кто не подписал присягу федералам. Не хватает медикаментов. Да что там – ничего нет! Даже свечей! Людям приходится делать их самим или обходиться без света. Керосина тоже нет, газовые фонари на улицах не горят, поэтому вечером никто носа из дома не высовывает.
      – Ну да, кому нужны неприятности, – продолжал Холлис. – Моя кузина живет в городе, так она говорит, что янки вламываются в дома в любое время суток. Все ищут что-то! Особенно их злит, когда они находят у кого-нибудь куски серой шерсти, из которой конфедератам шьют форму. Да что там форму! Не дай Бог кому обронить листок с нотами гимна южан! Найдут – тут же хозяев из дома выгонят, а дом конфискуют. Джелси, моя кузина, – пояснил Холлис, – сказала, что скорее помрет, чем подпишет эту их присягу. Но потом она поняла, что янки катаются ночами по домам тех, кто не подписал ее, вот и решилась. А что? Мы зато с этого навар имеем, продаем янки наше виски.
      К тому времени, когда они приехали в Новый Орлеан, Анджела была в ужасном состоянии. Ее и без того грязное платье помялось и кое-где порвалось, спутанные волосы свешивались на лицо. Но настроение девушки было замечательным. Еще бы! К ней вернулось драгоценное зрение, она направлялась домой!
      Якорь бросили в миле от города перед самым рассветом. Старики по очереди распрощались с Анджелой, пожелав удачи и счастливого пути.
      – Возьми-ка немного денег, дочка, чтобы добраться до дома, – пробормотал Холлис, сунув ей в руку несколько монет. – Такая хорошенькая девушка не должна показываться чертовым янки на глаза.
      Эдвин подарил ей несколько зеленых купюр, которые теперь печатали федералы, – на новое платье.
      А Лютер дал денег на баню. Извинившись, он признался:
      – Знаете, мисси, вы своим видом кого угодно до смерти напугаете.
      Со слезами благодарности Анджела крепко поцеловала трех мужчин в щетинистые щеки и обняла их. Помахав им на прощание, она направилась в лес, чтобы там как следует обдумать, что делать дальше. В Бель-Клере девушка могла доверять только Реймонду и Кезии, но она решила, что постарается не попадаться на глаза даже им. В таком виде ей вообще никому не стоило показываться. Потом она вспомнила про Мелору Рэбин. Пожалуй, если та все еще живет на прежнем месте, Анджела может обратиться за помощью к ней.
      Итак, она направилась в город, держась поближе к лесу. Съежившись и наклонив голову, чтобы спастись от пронизывающего ветра, Анджела подумала о том, как тепло было всего в каких-то нескольких сотнях миль отсюда, тепло для…
      Девушка вздрогнула.
      Никогда больше она не позволит себе вспоминать, как хорошо ей было в объятиях Бретта Коди. Она постарается даже не думать о нем. Только таким образом она сможет забыть кошмар прошлого.
      Дойдя до города, Анджела прямиком направилась к дому Мелоры, моля Господа о том, чтобы та была дома. Прячась за заборами, она едва сдержала крик радости, увидев во дворе старую коляску учительницы.
      Анджела несколько раз постучала. Дверь отворилась, и перед ней предстала Мелора собственной персоной.
      – Господи, детка, заходи скорее! – воскликнула она и тут только поняла, что произошло чудо. – Боже мой, ты видишь! – Мелора разразилась слезами.
      Уставшая и измученная, Анджела бросилась в ее объятия.
      Мелора принялась хлопотать. Она настояла, чтобы девушка легла, пока она приготовит ей поесть и согреет ванну.
      – А потом ты мне все расскажешь. Я слышала, тебя отправили в тюрьму, якобы за то, что ты помогаешь повстанцам. Знала бы ты, как я разъярилась, узнав, что все произошло по милости этой дряни Клодии. А потом до меня дошли слухи о том, что тебе удалось убежать. Я все время молила Господа, чтобы с тобой не случилось ничего дурного. Ну вот, – тараторила добрая женщина, – вот я и приготовила тебе поесть. Знаешь, я подписала эту чертову присягу, так что теперь мне дают небольшой паек – у меня есть немного картошки и мяса. Я с радостью поделюсь с тобой, дорогая… – Глаза Мелоры горели от радости. Она еще раз обняла Анджелу.
      Наконец, вымытая и накормленная, Анджела поведала учительнице часть своей истории – о том, как сбежала из тюрьмы, а теперь хочет попасть в Бель-Клер, чтобы забрать некоторые свои вещи.
      – Я не могу долго оставаться у вас, потому что мне надо идти. А то как бы при моей удачливости не нарваться на майора Гембри, который снова упрячет меня на Шип-Айленд.
      Усмехнувшись, Мелора сообщила:
      – Нет, этого не будет. Гембри уехал вместе с Батлером еще в ноябре. Теперь тут верховодит генерал Бэнкс. Житье стало чуть лучше, но ненамного. – И она принялась рассказывать, каким мучениям подвергаются плантаторы, отказывающиеся подписывать присягу на верность Северу. Их сажают в тюрьму вместе с беглыми рабами и заставляют строить укрепления. – Солдаты угрожают пушками даже детям и старикам. Всех заставляют работать! Меня освободили лишь по той причине, что я согласилась давать уроки музыки детям янки.
      – А как живут наши знакомые? – спросила Анджела. – Папин адвокат мистер Дюбоз? А доктор Дюваль? Максвеллам вернули дом после отъезда Гембри?
      Мелора рассказала, что Максвеллам действительно вернули их дом и что они и Миллард Дюбоз подписали присягу. Оба сейчас работают в федеральном банке. Доктор Дюваль стал одним из главных специалистов в больнице северян.
      – Не думаю, что они чувствуют себя намного лучше, чем я, но мы сделали это для того, чтобы сохранить собственную жизнь. К тому же победа досталась янки не так легко, как они рассчитывали, никто тут пятки им не лизал. Мы дали понять, что презираем их.
      Потом Мелора сказала, что симпатизирует неграм, хоть те только и ждут, когда Союз возьмет верх в противоборстве Севера и Юга. Теперь не делается различий между свободными людьми и рабами, сказала она, но все должны работать. Если кто не нашел работу в городе, его отправляют на плантацию, причем предупреждают, чтобы в Новый Орлеан он не возвращался. Женщины, бывшие рабыни, которым прежде всего-то и вменялось в обязанность следить за господским платьем или переодевать младенцев, теперь тоже заняты тяжелым трудом.
      Анджела с грустью покачала головой.
      – Жены янки ведут себя отвратительно, – сердито продолжала Мелора. – Нашим женщинам в магазинах приходится пропускать их, и они забирают все самое лучшее. Мы теперь даже дорогу должны уступать им, а они проплывают мимо с задранными вверх носами. Словом, наше место – в грязи, а их – на главной улице. Они ездят верхом и в каретах, а мы должны ходить пешком. Ты, наверное, видела за домом мою коляску? Так вот: мне позволили пользоваться ею, но предупредили, что, если я буду ездить на ней не только на уроки к их детям, а еще куда-нибудь, коляску отберут.
      – Думаю, Клодия процветает, ведь она-то как раз лизала им пятки и… – Анджела осеклась, увидев, что Мелора как-то странно посматривает на нее и улыбается. – Что такое? Почему вы так на меня смотрите?
      – Дитя мое, конечно, твоему дому не повезло, но я рада, что это случилось, – заявила Мелора.
      – Не пойму, о чем вы говорите? – пробормотала Анджела.
      – О Бель-Клере. Майор Гембри не только запретил своим офицерам ездить туда, но и снял охрану с особняка. Он сказал, что не допустит, чтобы северяне развлекались в доме человека, который обокрал Союз. А сейчас, между прочим, время варить сахар, но тростник твоего отца просто-напросто гниет на корню.
      Чувствуя себя виноватой, Анджела тем не менее подумала, что ее это совершенно не волнует, особенно если случившееся можно расценивать как возмездие Клодии.
      – А что с рабами? – спросила она. – Все разбежались? Это было бы неудивительно, если учесть, как она обращалась с ними.
      – Судя по словам Иды, так и произошло. Но она очень давно там не была. И Клодии больше не видно. Она так разъярилась из-за того, что сделали с Бель-Клером, что подралась с женой майора Гембри, и тот заявил, что, если она еще хоть раз посмеет появиться в Новом Орлеане, он прикажет отправить ее на Шип-Айленд.
      – Что они сделали с особняком?
      – Искали там что-то, что, по их мнению, Элтон украл у Союза.
      Настала очередь Анджелы улыбнуться. Она еще больше уверилась: ее догадка о том, где спрятаны пластины, верна. Отец правильно рассудил, решив, что никому и в голову не придет искать их в семейном склепе. И, раз уж теперь янки нет в Бель-Клере, она сможет спокойно поехать туда и все проверить на месте.
      Тем временем Мелора продолжила свой рассказ, сообщив девушке, что время от времени встречает Иду Дюваль на рынке.
      – Она так переживает за Реймонда. Насколько я поняла, он пьет беспрерывно и почти не трезвеет.
      Он сам выбрал для себя такой образ жизни, хотела сказать Анджела, но прикусила язык. Ему следовало быть сильнее, потому что его слепотабыла иного происхождения, чем ее.Уж мог, во всяком случае, распознавать, кто обманывает его.
      Мелора сказала, что хочет заварить чаю.
      – Боюсь только, он будет не очень-то вкусным. Я уже несколько раз использовала эту заварку, но это все же лучше, чем ничего.
      Женщины сидели в гостиной, потому что это было единственное теплое помещение в доме. Дров не хватало, и Мелора могла отапливать только одну комнату. За окном выл ветер; Анджела плотнее закуталась в шерстяную шаль и, откинувшись на подушки, закрыла глаза и задремала.
      Вернувшись в гостиную и увидев, что Анджела уснула, Мелора сама выпила весь чай, решив не будить девушку.
 
      Бретт почти доехал до Луизианы. Всю дорогу ему не давала покоя одна мысль: он должен как можно быстрее оказаться в Новом Орлеане и найти Анджелу, пока тот, кто хочет убить ее, не сделал это.
      …Был почти полдень, когда он проснулся, но не увидел Анджелы рядом. Бретт почти не спал всю прошедшую неделю и теперь заснул настолько крепко, что не слышал, как она ушла. Но, не найдя ее рядом, он вскочил как ужаленный и сразу побежал к реке, испугавшись, что девушка, не ровен час, свалилась в воду. Потом он бросился к дому. В их комнате на полу валялась разбитая раковина, которую Анджела нашла на острове и хотела сохранить навсегда.
      Бретт направился на поиски Руфуса. Увидев его, старый негр еще издали закричал:
      – Какое счастье, что к мисс Анджеле вернулось зрение, правда?
      И тут Бретт все понял.
      Она увидела его при первых лучах солнца и, конечно, тут же узнала. А как только это произошло, любовь уступила место ненависти. Итак, для него все кончено.
      Что ж, пусть так.
      Бретт знал, что дело может принять такой оборот, но, хоть сердце его и разрывалось от боли, он должен был что-то предпринять.
      Несомненно, девушка направилась в Новый Орлеан, для того чтобы раздобыть дощечки. Не исключено, что она с самого начала знала, где они спрятаны, но недостаточно доверяла ему, поэтому молчала. Бретту это было безразлично. Его волновало другое: Анджела отправилась прямо в когти убийцы.
 
      Анджела проснулась, услышав взволнованные голоса. Стряхивая с себя остатки сна, она села, протирая глаза, но никак не могла припомнить, где находится. Постепенно память вернулась к ней.
      Итак, она в Новом Орлеане. В доме Мелоры Рэбин. Но, Господи, что это за люди? Ей не пришлось долго ждать ответа на этот вопрос.
      – Анджела, Боже мой, ты дома, ты жива! – обнимая ее, зарыдала Ида Дюваль. – Слава Всевышнему, ты видишь!
      Следом за женой в комнату вошел доктор Дюваль со своим медицинским саквояжем. Он хотел немедленно осмотреть девушку, но его остановили Друзилла и Гарди Максвелл, за которыми маячил Миллард Дюбоз. Все жаждали услышать рассказ о том, как ей удалось сбежать из тюрьмы.
      Анджела была очень рада видеть их, но все же встревоженно покосилась на Мелору.
      – Они ни за что не простили бы мне, если бы я не сообщила им, что ты здесь, – пожала та плечами, – и к тому же ты сказала, что не задержишься надолго. Не бойся, они никому не скажут.
      – Конечно, – торопливо проговорила Ида. – Мы же давным-давно знаем друг друга, дорогая.
      – Это верно, – подхватила Друзилла, направляясь к девушке.
      Однако Винсон Дюваль умудрился опередить ее и, наклонившись к Анджеле, заглянул ей в глаза.
      – Да, дорогая, с тобой все в порядке, – заявил он ко всеобщему восторгу. – Очевидно, удар по голове вызвал внутреннее кровоизлияние, и потребовалось долгое время, чтобы зрение восстановилось. – Доктор отошел от дивана, уступив место остальным.
      Мужчины согласились с тем, что она может вернуться в Бель-Клер, но не должна долго задерживаться там, чтобы янки не успели об этом узнать.
      – Мне просто надо кое-что сделать, – промолвила Анджела. – А потом я уеду.
      – Куда же ты поедешь? – спросила Ида.
      – Прямо в Ричмонд, – решительно заявила девушка.
      – Но почему? – удивилась Мелора. – Это так далеко, дорога опасна и…
      – У меня будут сопровождающие, – заверила их Анджела. – Так что не беспокойтесь: со мной ничего не случится.
      – Зачем тебе ехать туда? – недоумевал Гарди. – Почему ты решила, что должна отправиться в столицу?
      Анджела таинственно улыбнулась.
      – Просто я поняла, что настала и моя очередь вступить в войну, – сообщила она.

      – Ты не замерзнешь? – спросила Мелора, передавая Анджеле поводья. – Господи, не живи я тут сызмальства, решила бы, что пойдет снег. Не помню, чтобы стоял такой холод.
      – Не беспокойтесь. На мне столько одежды, что я едва могу двигаться. – Анджела имела в виду шерстяное платье Мелоры и ее же плащ. Вещи были велики девушке, но она не обращала на это внимания. Тяжелая полсть прикрывала ее ноги, шапка была подвязана теплым шарфом, а на руки Анджела натянула толстые перчатки. – Вы не забыли, где я оставлю коляску?
      – Гарди сказал, что они с Миллардом привезут ее сегодня же. Но как ты вернешься? Ты уверена, что не хочешь поехать обратно с ними? – Мелора потерла озябшие руки, зубы ее выбивали дробь на утреннем морозце.
      Анджела в который раз повторила, что не знает, сколько времени ей придется пробыть в Бель-Клере, добавив при этом, что ей лучше не возвращаться в Новый Орлеан.
      – Я отправлюсь в Ричмонд морем. Не сомневаюсь, что найду рыбака, готового помочь мне добраться до корабля конфедератов. – Заметив, что Мелора дрожит от холода, девушка добавила: – Идите-ка лучше в дом, а то совсем окоченеете.
      – Мне кажется, я вот-вот расплачусь, – промолвила Мелора, – у меня такое чувство, что я больше не увижу тебя.
      Анджела с трудом сглотнула застрявший в горле комок.
      – Я никогда не забуду вас. Подумать только, раньше я с неохотой ожидала вас, думая об очередном уроке… – Она рассмеялась. – Зато сейчас что бы я без вас делала? Я всегда буду благодарна вам.
      – Я рада была помочь тебе, дитя мое. Я любила твою маму, а твой отец… – Мелора быстро заморгала и замахала руками. – Поезжай скорее, а то я и вправду расплачусь. Слезы на щеках превратятся в ледышки, и на кого я буду похожа? – Всхлипнув, женщина пошла к дому.
      Анджела, пустив лошадь рысью, поехала по булыжной мостовой, ни разу не обернувшись назад.
      Тяжелые серые облака низко нависли над землей. Над рекой и болотами поднимался густой туман, так что коляски с беглой заключенной почти не было видно. Кроме того, в этот ранний час на улице было мало прохожих.
      Анджела даже радовалась плохой погоде и туману – ей не хотелось видеть опустошенных плантаций. Но когда она ехала знакомой дорогой, ей, казалось, слышалось заунывное пение рабов, которые обычно подбадривали себя песней во время тяжелой работы. Однако на самом деле ничто не нарушало гнетущую тишину.
      Анджела была очень благодарна Мелоре Рэбин – мало того, что та одолжила ей свою коляску и не пришлось идти пешком, так Мелора еще снабдила ее своими документами – на случай встречи с патрулем юнионистов.
      Внезапно девушку стали донимать мысли о Бретте. Ей так хотелось возненавидеть его, но, как ни странно, ненависти не было в ее душе. Да, конечно, он обманул ее, но ведь они провели вместе столько восхитительных минут. Именно Бретт помог Анджеле почувствоватьмир! Это он научил ее снова радоваться жизни, и этого она не забудет.
      А что говорить о его объятиях! Анджеле казалось, что она улетала в другие миры, паря на серебристых облаках наслаждения. Охваченные пламенной страстью, они, по сути, становились единым существом. Анджела даже начала верить, что они всегда будут вместе.
      И еще Бретт помог ей поверить в свои силы и забыть о слепоте. Он добился того, что она перестала замечать болезнь, полагая, что, раз уж они вместе, им ничто не страшно.
      Снова и снова девушка пыталась найти ключ к загадке – почему он столь подло использовал ее? Но ответа не было. Можно не сомневаться, этот человек – мастер по части обмана. Вспомнив об этом, Анджела почувствовала, что гнев опять охватывает все ее существо.
      Анджеле хотелось забыть о своей любви, потому что именно любовь приносила ей самые горькие страдания. К тому же, поскольку Бретт и Гатор – один и тот же человек, получается, что она дважды влюбилась в него и он дважды обманул ее.
      Коляску и лошадь Анджела спрятала в зарослях низких пальм. Девушка решила поторопиться, чтобы не навлечь на себя новые неприятности. Впрочем, едва ли кто-то отважился бы отправиться на прогулку в такую погоду.
      Наконец она увидела серый обветшавший дом. Тростник, как и говорила Мелора, склонился к земле, словно плача от горя. Коробочки хлопка пожелтели: можно не сомневаться, что хлопок, как и тростник, тоже погибнет. Красивая, ухоженная плантация исчезла.
      Холодный ветер с реки пробежал по голым ветвям дубов, и они тяжело застонали, словно жалуясь. Анджеле даже пришло в голову, что этот шум – горькие стоны ее отца, страдающего в гробу от того, что сотворили янки с его любимой плантацией.
      Девушка вошла в дом с черного хода. Тяжелая тишина, царившая в особняке, угнетала.
      Заглянув в комнату слуг, Анджела заметила признаки жизни. Но где же все? Мелора сказала, что Реймонд с Клодией по-прежнему живут здесь вместе с несколькими слугами. Однако Анджела не увидела пока ни души.
      Внезапно какой-то звук привлек внимание девушки. Обернувшись, она чуть не вскрикнула от радости: по двору из кухни ковыляла Кезия.
      Увидев Анджелу, негритянка разрыдалась:
      – Господи, мисс Анджел, неужто это вы? Детка моя, слава Богу!
      – Да, это я, – рассмеялась Анджела, но на глазах у нее были слезы. – Как же я рада видеть тебя!
      Отступив на шаг, Кезия с восторгом оглядела девушку.
      – Господи, вы видите?! Господь Вседержитель, видите! – Кезия разразилась бурными рыданиями.
      Анджела, пытаясь успокоить негритянку, повела ее в дом.
      – Я сюда очень ненадолго, Мамми. Если только янки найдут меня, то снова упрячут в тюрьму. А где же все?
      Всхлипывая и утирая нос краем фартука, Кезия заговорила:
      – Мисс Клодия никогда не спускается вниз раньше полудня, да и то только чтобы поругаться. Уж она завсегда находит причину. А мастер Реймонд… Он все время пьяный: то спит в постели, то в кабинете вашего батюшки, а то уходит на сахарный завод и там делает ром. Так что туточки, окромя меня, всего несколько человек осталось, – продолжала она. – Да и они ничего не делают, потому что ненавидят мисс Клодию и знают, что она им не заплатит.
      Интуиция подсказывала Анджеле, что не стоит задавать этого вопроса, но она все же спросила:
      – А как твой сын, Кезия? Как Вильям?
      Заливаясь потоками слез, негритянка опустилась на табуретку. Оказывается, мальчик два месяца назад слег с малярией. Лекарств не было, поэтому смерть быстро забрала его.
      – У меня больше никого нет, мисси, некуда пойти. Я уж стара, чтоб блуждать по стране да искать где лучше. Здеся у меня хоть крыша над головой есть, а мисс Клодия, какая б ни была, кормит меня. Всех коров и свиней забрали солдаты. Оставили одну лошадь да коляску, и все только потому, что мастер Реймонд – сын доктора Дюваля. Доктор работает в ихней больнице, вот они и смилостивились. А вся еда в доме появляется, когда мастер Реймонд ездит в город и привозит кое-что от свово папочки.
      – Боже мой, – в отчаянии прошептала Анджела.
      Покачиваясь на табурете, Мамма Кезия причитала:
      – Здесь все плохо, все плохо, мисси, не стоило вам даже приезжать сюда. Солдаты обязательно вас поймают, так и знайте. Ах, мисс Анджел, зачем вы вернулись? Нечего здесь делать, нечего…
      С тревогой оглядевшись по сторонам, девушка пробормотала:
      – Молчи, Кезия. У меня были причины вернуться.
      – Но вас же увидит мисс Клодия! Она позовет янки…
      – Надеюсь, я уеду до того, как она проснется. – Анджела направилась к двери. – Пожалуйста, Мамми, не говори, что видела меня, хорошо? Не только Клодии, но и Реймонду. Я постараюсь уехать как можно быстрее.
      – Об этом не беспокойтеся, мисс Анджел, но лучше вам поторопиться, потому что она вот-вот придет. А если уж она встретит вас – неприятностей не миновать.
      Кивнув, Анджела побежала в кабинет отца, надеясь, что не встретит там Реймонда.
      Дверь была заперта. Девушка протянула было руку, чтобы открыть ее, но тут страшные воспоминания нахлынули на нее. Вот она видит распростертое на полу тело отца, бросается к нему… Какое-то неожиданное движение, она поворачивает голову, но слишком поздно… Лицо, уже виденное когда-то… А потом – страшная боль и забытье…
      Набрав в грудь воздуха, девушка повернула ручку и решительно вошла в кабинет. Она быстро подошла к камину и опустилась возле него на колени. Несколько мгновений ее пальцы нащупывали кирпичи… Один, второй… Отец говорил, что надо найти третий и…
      Кирпич зашатался от ее прикосновения.
      С замиранием сердца Анджела увидела ключ на том самом месте, о котором говорил отец. Сунув ключ в карман, она задвинула кирпич на место. Девушка едва не смеялась от радости: у нее почему-то возникла уверенность, что теперь все будет хорошо. Ей осталось лишь пройти в склеп и забрать пластины. После этого она сможет уехать.
      Усмехнувшись, Анджела подумала, что, возможно, украдет лошадь Клодии, как уже однажды украла коня Бретта. Это будет неплохой местью.
      Девушка остановилась на мгновение, желая в последний раз оглядеть кабинет отца. Мелора Рэбин почувствовала, что больше им не встретиться, а теперь и у Анджелы появилось ощущение, что она никогда больше не вернется сюда и не увидит родного дома. Да и зачем? Бель-Клер, который она так любила, умер. Даже если тут все привести в порядок, дом уже не будет прежним. Что ж, наверное, это не так страшно – ее ждала новая жизнь, и девушка без опаски шагала в неизвестное будущее.
      Анджела медленно обошла комнату, бережно дотрагиваясь до вещей, которые напоминали ей о прежних счастливых деньках. Настала пора оставить все эти воспоминания в прошлом.
      Тяжело вздохнув, она повернулась к двери и… оцепенела: перед ней стояла Клодия. Названая сестра лишь отдаленно напоминала ту красавицу, какой была когда-то. Блестящие белокурые кудряшки превратились в бесцветные патлы, обрамляющие изможденное лицо. Ее утреннее платье было заляпано пятнами, и, несмотря на холод, Клодия была босиком. Гадко хихикнув, она заметила:
      – Итак, ты у нас прозрела. Ну-ну… – Отпив глоток виски из грязного стакана, который она держала в руках, Клодия завопила: – Какого черта ты вернулась? Что ты здесь делаешь, сука поганая?
      – Я уже ухожу, – спокойно ответила Анджела. У нее не было ни малейшего желания скандалить. – Не стоило приходить сюда. Мне очень жаль.
      – Тебе… жаль? – икнула Клодия.
      Анджела подумала, что сестра явно перебрала спиртного.
      – Да, жаль. И я ухожу…
      Замахнувшись, Клодия швырнула в нее стакан. Анджела едва успела пригнуться – стакан вдребезги разбился о стену.
      – Как ты посмела вернуться? – взвизгнула Клодия. – Это ты во всем виновата! Если бы не ты, Бель-Клер не был бы разрушен…
      – Я же сказала, что ухожу, – повторила Анджела. – Так что не расстраивайся.
      С дрожащими от злости губами Клодия невнятно пробормотала:
      – Я должна была получить то, что хотела. Должна! Я хотела, чтобы тебя здесь не было, а Бель-Клер перешел в полную мою собственность… Я-то думала, что, если подставлю тебя, обвинив в помощи повстанцам, ты навсегда останешься в тюрьме. Куда там!.. Янки, черт бы их побрал, решили, что твой папаша спер у них что-то, поэтому все страдания выпали на мою долю, а ты… ты… Когда ты сбежала из тюрьмы, они заявились сюда и перевернули все вверх дном. Я пообещала им, что беспокоиться нечего, что я сама убью тебя, если ты только объявишься. – Клодия вошла в кабинет.
      Анджела попятилась назад – к стене, отделявшей кабинет от столовой.
      Клодия подошла к камину и взяла кочергу – Анджела, содрогнувшись от ужаса, узнала в ней ту самую, которой ее однажды уже чуть не убили.
      – Нет, послушай, – взмолилась она, – позволь мне уйти. Пусть Бель-Клер будет твоим, я никогда больше не вернусь, обещаю.
      Клодия принялась размахивать кочергой, приближаясь к сестре.
      – Что, дорогая сестрица? Говоришь, я могу все оставить себе? Какая щедрость! Особенно твой дар ценен после того, что по твоей милости сделали с усадьбой. А скажи-ка, не отдашь ли ты мне и моего муженька? Может, ты оставишь его, и он перестанет думать о тебе день и ночь, а? Даже когда я рассказала, как ты трахалась с этим каджунским ублюдком, он никак не прореагировал! Да, конечно, он согласился жениться на мне, надеясь, что брак поможет ему забыть тебя… но нет, все оказалось напрасным. Он превратился в тряпку, он постоянно пьян, тут еще ты явилась! Нет, дрянь, ты мне за все заплатишь…
      Краем глаза Анджела заметила, что дверь в узкий проход, соединяющий столовую с кабинетом, слегка приоткрыта. Она могла спастись! Девушка бросилась в темную комнатушку, рванула ручку двери, ведущей в столовую, и с ужасом поняла, что та заперта.
      И тут вдруг дверь, через которую она вбежала сюда, захлопнулась. Анджела оказалась в кромешной тьме. Она попала в ловушку!
      – Теперь ты сполна за все заплатишь! – захохотала Клодия. – Ты решила, что можешь перехитрить меня? Да я же видела сверху, как ты шла сюда, дурочка. Я заранее заперла дверь в столовую, так что посиди-ка в темноте, пока солдаты не уведут тебя туда, где тебе самое место. Ты сгниешь в тюрьме! Я иду за ними! Да, кстати, сестренка, – бросила она, уже выходя из кабинета. – Может, поверив в мою преданность, северяне окажут мне услугу и не просто посадят, а повесят тебя. Я очень на это надеюсь.
      Клодия бросилась в свою комнату, дрожа от возбуждения. Быстро одевшись, она накинула самый теплый плащ, надела шляпу и побежала вниз.
      По пути ей встретилась Мамма Кезия. Едва взглянув на ее испуганное лицо, Клодия сразу поняла, что та все знает. Быстро подойдя к негритянке, Клодия дала ей пощечину. Кезия испуганно вскрикнула и схватилась за щеку.
      – Да, Мамми, сучонка надежно заперта, – сквозь зубы процедила Клодия. – Я уверена, ты знала о том, что она сюда заявилась, но даже и не подумала доложить об этом мне. Попробуй только освободить ее. Я сейчас еду в Новый Орлеан за солдатами, и если только ее не будет там, где я оставила ее, то ответишь за это ты! Тебя посадят за решетку или застрелят на месте! Поняла?
      Дрожа всем телом, Кезия испуганно забормотала:
      – Да, мэм, да… Я все поняла… Да, мэм… Я не выпущу ее. Обещаю…
      Вздернув подбородок, Клодия вышла из дома и направилась в конюшню.

* * *

      И опять Анджела оказалась в полной тьме.
      Опустившись на пол, она в отчаянии подумала, что, пожалуй, лучше бы зрение не возвращалось к ней. Она по-прежнему жила бы с Бреттом, чувствуя умиротворение в своем темном мире.
      Ведь говорил же он ей, что любит и хочет провести вместе с ней всю жизнь. Может, конечно, его слова и были ложью, но… Счастье длилось бы чуть дольше…
      Анджела с горечью созналась себе, что, возможно, на этой земле, полной обмана и жестокости, слепоте можно даже радоваться.
 
      Пробравшись в кладовую, Лео вытащил метлу. Проклятые янки, злился он, никак не оставят его в покое! Он подписал эту чертову присягу, хотя сразу же сообщил им, что на войну ему наплевать. Но этого им было мало! Они, видите ли, захотели, чтобы он работал! Пришлось ему притвориться хромым и сказать, что он не в состоянии трудиться. На это они заявили, что даже он и ему подобные годны на что-то. Лео вручили метлу и велели подметать и выполнять мелкие поручения. Однако в последнюю ночь он забыл о работе: ему удалось стянуть у одного офицера бутылочку виски, напиться и отправиться на прогулку по своей любимой аллейке. Но солдаты нашли Лео, поколотили и посоветовали приняться за дело, пока его не отправили рыть канавы.
      Лео то и дело забывал хромать – это было нелегко, когда голова гудела с похмелья, но он все же старался. Сейчас, похоже, вокруг не было ни души. Лео слышал, как солдаты говорили о том, что все офицеры собрались в штаб-квартире моряков – им надо было обсудить поражение в Бау-Теш.
      Но Лео это не волновало. Ему вообще на все было наплевать и хотелось лишь одного – раздобыть где-нибудь еще бутылку виски и напиться до полусмерти. Каждую неделю Голос оставлял ему некоторую сумму возле усыпальницы, но денег всегда оказывалось так мало.
      У Лео было еще одно желание: он хотел увидеть на заборе белую перчатку. Это означало бы, что Голос узнал, где скрывается Анджела Синклер. Лео прикончил бы ее, получил что ему причитается и убрался отсюда подобру-поздорову.
      Он закончил работу около трех. К его глубокому сожалению, виски он так и не нашел, хотя старательно перерыл столы всех офицеров. Стало быть, ему придется бродить по улицам в надежде найти еще какого-нибудь выпивоху, который уснул, не допив бутылки.
      Лео опять спустился в кладовку, освещаемую слабым светом фонаря. Открыв дверцу, он хотел было положить метлу на место, но вдруг вскрикнул от радости: на гвозде для метлы висела белая перчатка.
      Это могло означать лишь одно – Голосу удалось что-то разузнать.
      Лео стремглав помчался на кладбище, надеясь, что Голос сообщит ему, где находится Анджела Синклер.

      Анджела изо всех сил забарабанила кулаками в дверь, призывая Кезию или еще кого-нибудь прийти ей на помощь. Тщетно. Девушка устало опустилась на пол.
      Все кончено.
      Скоро в дом придут солдаты. Они заберут ее, и тогда она пропала. Впрочем, Анджела решила, что просто так не сдастся. Пусть они и уведут ее, пусть! Теперь она может видеть, и ничто не помешает ей убежать! К тому же она стала умнее и не позволит больше мужчине обмануть ее, потому что Бретт преподал ей неплохой урок…
      Анджела подняла голову.
      – Кто там? – нерешительно спросила она.
      Голос Маммы Кезии был едва слышен:
      – Это я, мисси, я просто пришла сказать вам, что мне очень жаль, но я не могу выпустить вас. Мисс Клодия погрозила, что солдаты пристрелят меня, если я это сделаю. А я боюся, мисси, боюся…
      Вскочив на ноги, Анджела принялась дергать ручку двери.
      – Мамми, послушай меня, – взмолилась она. – Ты должна открыть. Солдаты не тронут тебя, потому что ты уйдешь со мной…
      – Нет, я не могу, – разревелась негритянка. – Не могу я уйти отсюдова, мисси. Разве вы не понимаете? Куда я пойду, если тут мой сыночек? Я чувствую, что мы рядом…
      – Мамми, прекрати! – Анджела начинала терять терпение. Она твердо решила выбраться до прихода янки. – Отопри дверь и выпусти меня! Ты не можешь так со мной поступать, ты слышишь? Клодия лжет! Они не тронут тебя! А теперь немедленно отопри дверь!
      Внезапно наступила тишина.
      – Мамми, ты слышишь меня?
      Ответа не было, и Анджела поняла, что Кезия ушла. Надежда была потеряна, оставалось ждать неизбежного. Девушка опять медленно сползла на пол.
      Время шло. Анджела уже начала молить Бога, чтобы они поскорее пришли и увели ее – тогда она сможет строить планы побега. Не исключено, что у нее даже будет шанс сбежать на пути в Новый Орлеан. Если ее посадят на лошадь со связанными за спиной руками, то на мосту она сможет спрыгнуть и убежать болотами. Они не сумеют догнать ее, а она, возможно, доберется до деревни каджунов, найдет там кого-нибудь и…
      Снова Анджела услышала какой-то шум, только на сей раз это было легкое царапанье, сопровождаемое тихой руганью.
      Девушка медленно поднялась на ноги, шаря вокруг руками в поисках хоть чего-нибудь для защиты. Похоже, янки перебили всю посуду, потому что руки ее нащупывали лишь какие-то осколки. Что ж, и осколки могут помочь. Если ей удастся полоснуть чем-то острым первого солдата, то остальные поостерегутся входить вслед за ним, и тогда она выбежит, размахнется и…
      – Чертов замок! – раздался мужской голос.
      Дверь с треском распахнулась, и только тут Анджела догадалась, что слышит Реймонда.
      С радостным криком бросилась девушка в его объятия. Кезия стояла рядом, нервно потирая руки.
      – Благослови тебя Господь, Мамми! – воскликнула Анджела. – Спасибо тебе.
      – Мне нелегко было найти его, – заявила негритянка. – Я все обошла. Он, знаете ли, мисси, все время прячется в разных местах. Наверное, мисс Клодия везде его находит.
      Реймонд, как ребенок, повис на Анджеле и горько зарыдал. От него сильно пахло спиртным. Девушка вопросительно посмотрела на Кезию.
      – Он все время такой, – ответила та на ее молчаливый вопрос. – А плачет лишь тогда, когда кончается еда и когда бывает нужно съездить в город к папаше.
      Анджела осторожно высвободилась из объятий Реймонда. Тот смотрел на нее припухшими глазами.
      – Я не так уж и пьян, милая моя Анджела. Я же смог спасти тебя из когтей Клодии, не так ли?
      – Да, благодарю тебя за это, – проговорила девушка, но тут же добавила: – Ты скажешь, что сам выпустил меня, услышав крики. Якобы ты просто решил узнать, кто здесь. Не выдавай Мамми.
      Икнув, Реймонд усмехнулся, а затем вытащил из кармана большую фляжку и сделал внушительный глоток.
      – Не беспокойся, дорогая. Я уже привык обманывать Клодию и жалею лишь о том, что не делал этого раньше. Я ждал, что ты вернешься, потому что… – на мгновение он зажмурился и, похоже, впал в забытье, но тут же вновь открыл глаза и продолжил: —…потому что ты – моя единственная любовь, Анджела.
      – Спасибо, что спас меня, Реймонд, – только и сказала Анджела.
      Она с сожалением смотрела, как Реймонд тяжело опустился в кресло и опять отхлебнул из фляги.
      – Я должна немедленно уйти отсюда, – бросила она Кезии. – Они скоро будут здесь. – Анджела торопливо обняла негритянку.
      Ей не хотелось расставаться с домом, но надо было спешить – за окном темнело, нельзя было терять ни минуты.
      Заморгав, Реймонд протянул к ней руки.
      – Погоди, Анджела. Давай убежим вместе и начнем новую жизнь. Я всегда любил тебя… И всегда буду любить…
      Девушка вздохнула: ей жаль было Реймонда, но они не могли путешествовать вместе. Она выполнит свою миссию, а уж затем сможет подумать о новой жизни. Правда, как это ни печально, в той жизни не будет места Реймонду или… другому мужчине… Она будет жить одна.
      Выйдя из дома, Анджела поспешила на кладбище. Расправив темные крылья, на землю опускалась ночь, но семейный склеп Синклеров, казалось, боролся с тьмой, стремясь ввысь из мрачной тени. За то время, что Анджела не была здесь, склеп зарос диким виноградом, который теперь, почернев, падал на землю. Судя по обилию сорняков, на могилу Синклеров давно никто не захаживал.
      Анджела бросилась к калитке, однако что-то привлекло ее внимание. Наклонившись, девушка подняла трость, которую обронила в роковое утро своего ареста. И тут она почувствовала, что ее схватили и бросили на землю. Закричав от ужаса, Анджела вцепилась в трость и, обернувшись, увидела лицо нападавшего.
      Лео потянулся к ее горлу, но тут трость обрушилась на его голову – прямо над правым ухом. Вскрикнув от боли, Лео зашатался, стараясь сохранить равновесие.
      Анджела с трудом поднялась на ноги и еще раз ударила его, но Лео успел пригнуться: удар пришелся ему по плечу. И тут она узнала его! Это был тот самый человек, который преследовал ее в ночных кошмарах.
      – Вы? – выкрикнула она. – Это вы убили моего отца, я узнала вас! Вы работали на нашей плантации! Вы – отец Гатора! Господи…
      Воспользовавшись ее изумлением, Лео отскочил.
      – Да, это был я, – пробормотал он. – Жаль, что я тогда не прикончил тебя, потому что сейчас буду вынужден превратить тебя в…
      Анджела с ужасом наблюдала за тем, как Лео вытаскивает из сапога острый кинжал.
      И в этот момент из тени выступил Бретт Коди. Дуло его ружья было направлено прямо на Лео.
      – Все зашло слишком далеко, па, – ледяным тоном обратился он к отцу.
      От удивления Анджела лишилась дара речи.
      Свободной рукой Бретт поманил ее к себе, но она не могла даже пошевелиться.
      – Убирайся-ка отсюда, сынок, – прохрипел Лео. – Я не хочу ссориться с тобой.
      Не опуская ружья, Бретт попытался поговорить с Анджелой:
      – Ты не должна меня бояться. Я ждал у дома и, как только увидел, что ты вышла, последовал за тобой. Я не причиню тебе вреда, – не сводя глаз с Лео, продолжал он. – Я люблю тебя. Поэтому я и поехал за тобой из Миссисипи. Я должен все тебе рассказать!
      Анджела постепенно приходила в себя. Ее страх сменился гневом.
      – Скотина! – вскричала она, взмахнув кулаками. – Неужели ты думаешь, что я поверю хоть одному твоему слову? Теперь-то я знаю, что ты всего лишь хотел заполучить эти чертовы пластины, предатель! Не подходи ко мне, убирайся отсюда и прихвати с собой своего папашу-убийцу!
      – Выслушай же меня наконец! – Бретт знал, что у них нет времени на ссору. – Как ты не понимаешь? Если мой отец хочет убить тебя, значит, кто-то приказал ему сделать это. Он не стал бы сам преследовать тебя, стало быть, кто-то заставляет его, и тот человек не успокоится, пока ты не умрешь. Поэтому нам надо немедленно уехать отсюда.
      Яростно замотав головой, Анджела вскричала:
      – Я никуда с тобой не поеду! Но он скажет, почему пытался убить меня и… моего отца… – Девушка горящим взором посмотрела Лео в глаза, по щекам ее текли крупные слезы. – Ну почему, скажи мне! Ах, дьявол, почему ты сделал это!
      – Он заплатил, – пробормотал Лео. – И неплохо. Но я, черт возьми, не собирался убивать вашего отца, хотя, признаться, не сожалею о том, что сделал. Он вынудил меня, когда пытался защищаться. А я всего-то искал то, что он украл. Потом он помер, но мне пришлось заняться вами, потому что вы видели мое лицо и могли вспомнить меня.
      – А зачем же ты отправился на Шип-Айленд? Чтобы сделать еще одну попытку убить ее? – спокойно спросил Бретт. – Она же тогда была слепой и к тому же ничего не помнила. Почему ты просто не уехал из города, чтобы забыть об этой истории?
      Лео признался, что хотел поступить именно так, но ему пригрозили: если он посмеет сбежать, его тут же обвинят в убийстве Элтона Синклера.
      – Я уже сказал, – продолжил он, – мне неплохо заплатили. И обещали дать еще денег, если я убью ее. Так что уйди-ка с моей дороги, сынок, мне надо наконец выполнить свою работу. – Лео зловеще прищурился. – Тебе-то что, собственно? Неужто ты так глуп, что снова связался с маленькой сучонкой, обвинившей тебя в изнасиловании? Из-за этой поганки я потерял свою лучшую работу, и нас обоих выгнали с плантации…
      – О чем это вы говорите? – Несмотря на обиду, Анджела не смогла скрыть изумления. Она в недоумении покосилась на Бретта. – Ты лгал даже своему отцу? Сказал ему, что хочешь сбежать, потому что я обвинила тебя в изнасиловании? Можно подумать, он не знает, что ты удрал от разгневанного мужа, с женой которого переспал! И ты хотел свалить все на меня?
      Бретт не сводил с нее спокойного взгляда, словно пытался заглянуть в самую душу девушки. За долгие месяцы, что они провели вместе, он хорошо изучил ее и теперь понимал, что Анджела не лукавит.
      – Скажи ей, черт возьми, – повернулся он к Лео, – скажи, что Элтон Синклер открыл тебе в тот день?
      Тот с готовностью принялся пересказывать все, что произошло между ним и отцом Анджелы, – он надеялся, что, услышав все еще раз, его сын вспомнит, сколько неприятностей ему причинила эта женищина, и позволит в конце концов убить ее.
      Слушая старого негодяя, Анджела чувствовала, как негодование переполняет ее. Яростно замотав головой, она повернулась к Бретту и вскричала:
      – Нет! Это ложь! Тут нет ни слова правды! Я не говорила родителям, что ты изнасиловал меня! Это потом я узнала, что нас выследила Клодия, но тогда считала, что она всего-навсего подглядела, как я спускаюсь по решетке. И когда родители меня спросили, с кем я встречалась, я не призналась им.
      – Тогда почему же твой отец сказал, что я тебя изнасиловал? – мрачно спросил Бретт.
      Смахнув с глаз слезы, Анджела едва смогла прошептать:
      – Я не знаю, только… Значит, это мои родители устроили так, чтобы мы расстались! – С трудом сглотнув, она осмелилась спросить: – И ты не обманывал меня? Не спал с замужней женщиной?
      Бретт даже рассмеялся.
      – Господи, да нет, конечно! – воскликнул он. – С чего ты взяла?
      И тогда она рассказала все. О Симоне и Эмилии. И о том, как расстроилась до такой степени, что согласилась уехать в Англию, ненавидя его всем сердцем.
      – Господи, – прошептал Бретт, осознав, что она стала жертвой предательства. – А я все это время считал, будто ты обвинила меня в изнасиловании, поскольку родители узнали, что ты убегаешь из дома на свидания. Решил, что ты все свалила на меня, чтобы оправдаться, а я ничего для тебя не значил…
      – Это неправда! – Чувства, которые она пыталась скрыть, переполняли Анджелу, но вдруг она вспомнила: – Почему же ты сразу не открылся мне? Почему не сказал, кто ты?
      – И ты убежала бы со мной? – Бретт насмешливо улыбнулся. – Сомневаюсь. Дело в том, что я был послан сюда, чтобы водить янки по местным лесам, но потом мне велели проникнуть в тюрьму и помочь тебе сбежать. Они решили, что ты приведешь меня к этим чертовым дощечкам. Каким-то образом они прознали, что мы с тобой были знакомы.
      – Это Клодия, – вздохнула Анджела. – Она еще раз напакостила мне.
      – Теперь ты понимаешь, что я не мог открыться тебе. В конце концов все эти годы ты вовсе не жаждала встречи со мной, – пожал плечами Бретт.
      Анджела шагнула было к нему, но тут Лео предостерегающе взмахнул кинжалом и зловеще пробормотал:
      – Я же сказал тебе, что прикончу эту сучонку…
      – Нет! – Бретт взвел курок и прицелился в Лео. – Ты и пальцем ее не тронешь!
      – И вас, черт возьми, повесят за убийство моего отца! – процедила сквозь зубы Анджела.
      – Не повесят, – пробормотал Лео, скрежеща зубами. – Я вообще не виноват. Это Голос заставил меня.
      – Голос? – недоверчиво переспросил Бретт. – О чем это ты говоришь?
      Трясясь от страха, но все же понадеявшись, что признание поможет ему и он сумеет убежать, Лео рассказал о встречах с таинственным незнакомцем, который прятался в склепе.
      – Это он приказывал мне и оставлял деньги у двери. А этим утром оставил перчатку в шкафу с метлами, – зачастил старик. – Я тут же побежал на могилу, где мы с ним встречались. Голос, как обычно, ждал меня и велел немедленно пробираться сюда, потому что она… – Лео кивнул в сторону Анджелы, – …вернулась. Он дал мне коня и велел убить ее.
      Девушка медленно подошла к Бретту. Ее страх исчез, как только он обнял ее своей сильной рукой и прижал к себе. Она чувствовала, что Лео хочет убежать, но слушала внимательно, желая понять, кто же этот человек, приговоривший к смерти не только ее отца, но и ее саму.
      – Тогда ты не виноват, па, – нарочито тихим и спокойным голосом промолвил Бретт. – Но о ком ты говоришь? Кто прятался в склепе? Ты хоть раз видел его?
      Только сейчас Лео понял, что на самом деле совсем не хочет убивать эту девушку. Если все действительно обстоит так, как она рассказала, и она не обвиняла Бретта в изнасиловании, а он любит ее, то они заслуживают того, чтобы быть вместе. Черт с ними, с деньгами, и с Голосом заодно! Он уедет отсюда и никогда не вернется.
      – До сегодняшнего дня я не знал, кто это, – хрипло проговорил Лео. – Я ни разу не осмелился подкараулить его, но сегодня я понял, что у меня остался последний шанс. Я должен был узнать, что за невидимка платит мне – на случай, если бы обещанных денег не оказалось в условленном месте. Так что я притаился в кустах и дождался, пока он выйдет из склепа. Он и вышел. – Лео замолк.
      Тело Бретта напряглось, Анджела задрожала.
      – Продолжай! – нетерпеливо вскричал он. – Говори же, кто это!
      – Я не знаю его имени, – пробормотал Лео. Глаза его забегали, рука, державшая кинжал, упала вниз. – Но мне приходилось встречать этого человека. Это…
      Неожиданно грянувший выстрел заставил его замолчать навсегда. Лео как подкошенный рухнул навзничь, из огромной раны на его голове фонтаном била кровь.
      Мгновенно сориентировавшись, Бретт толкнул Анджелу на землю, собираясь прикрыть ее своим телом, но девушка невольно задела его руку, и он выронил ружье. Бретт нагнулся и хотел было поднять его, но тут из кустов раздался голос:
      – Не трогай ружье!
      Анджела медленно повернулась и оцепенела, увидев перед собой доктора Дюваля.
      – Нет! – прошептала она. – Этого не может быть! Только не вы…
      – Теперь вы оба умрете, – мрачно проговорил доктор. Его холодные глаза были полны решимости. – Я не хотел, чтобы все так обернулось, но я не доверял Лео, поэтому и проследил за ним. И, как выяснилось, правильно сделал, потому что он разнюхал, кто я.
      Несмотря на охвативший ее страх, Анджела никак не могла понять, как давний друг ее семьи мог пойти на такое.
      – Но почему? – растерянно спросила она. – Почему, доктор Дюваль?
      – Все очень просто. Мы с твоим отцом вместе с другими принимали участие в захвате монетного двора. Пластины для печатания денег взял Элтон, и, похоже, он в чем-то заподозрил меня, потому что не рассказал о них ни мне, ни остальным. Синклер не знал, – доктор зловеще улыбнулся, – что я видел, как он берет их. Потом я понял, что он поджидает подходящего момента, чтобы передать пластины правительству конфедератов, и все силы положил на то, чтобы раздобыть их. Вот так. Остальное вам известно.
      – Вы – предатель, – пробормотала Анджела. Ей пришло в голову, что в надвигающейся темноте Дюваль похож на исчадие ада. – Получается, что вы все время работали на янки.
      – Я же не дурак, – пожал плечами доктор. – Новый Орлеан пал, и скоро падет весь Юг. Не хочу из-за этого страдать. Я не обнищал и не голодаю, как другие упрямцы, не желающие принимать новую власть. И моя семья цела, не в пример твоей. – Дюваль с ненавистью взглянул на Анджелу.
      – Ну, пора кончать комедию. – Требование прозвучало настолько неожиданно, что рука Дюваля дрогнула. Тем временем из кустов появился Реймонд. Чувствовалось, что он совершенно подавлен происходящим. – Не усугубляй своей вины, – взмолился он. – Я все знаю. Я пошел за Анджелой, услышал выстрел… Ради всего святого, не убивай их! – Заливаясь слезами, Реймонд упал перед отцом на колени и спрятал лицо в ладонях.
      …Анджела только успела заметить, как исказилось лицо доктора. Раздался выстрел, и Дюваль упал, выпустив в себя пулю…
 
      На какое-то мгновение все застыли на месте. Потом Реймонд подполз к телу доктора.
      – Отец, отец, ты не должен был так поступать, – рыдая, причитал он. – Я бы не стал любить тебя меньше. И мама тоже… Мы бы простили тебя…
      Бретт крепче прижал к себе Анджелу.
      – Все кончено, мой ангел. Он бы не смог смотреть в глаза близким, узнай они о его предательстве. Может, так даже лучше. Но одно я знаю наверняка – мы должны как можно быстрее выбираться отсюда, – решительно добавил он.
      – Пластины… – прошептала девушка. Сунув руку в карман, она вытащила ключ и указала на склеп. – Они там. В гробу моей матери. Сама Смерть, – глотая слезы, повторила она слова отца, – уступила дорогу Жизни…
      Бретт не сразу понял, о чем речь; он думал лишь о том, как бы поскорее раздобыть эти пластины и уйти. Взяв у Анджелы ключ, он подошел к двери.
      – Лучше подожди здесь, – велел он девушке, увидев, что она последовала за ним. Бретт не хотел, чтобы Анджела стояла рядом, когда он откроет гроб.
      Ему пришлось напрячь все силы, чтобы поднять тяжелую крышку саркофага. Приоткрыв гроб, сдерживая дыхание и не глядя на полуистлевший труп, Бретт быстро нашарил в ногах покойницы небольшой мешок. Он понял, что нашел то, что искал.
      Не тратя даром времени, Бретт быстро захлопнул гроб и накрыл саркофаг.
      Выйдя из склепа и вручив мешок Анджеле, он с облегчением произнес:
      – А теперь поскорее пойдем отсюда.
      – Погоди. – Девушка подошла к Реймонду, все еще прижимавшему к себе тело отца. – Если ты хочешь, можешь пойти с нами…
      – Нет. – Реймонд покачал головой. – Я должен отнести его домой и похоронить. Потом я уеду. Я сумею убедить мать, что нам больше нечего здесь делать. А вы бегите, вам надо торопиться. Мамми сказала, что Клодия отправилась за янки.
      И тут они увидели Клодию, бежавшую вверх по холму, на котором примостилось семейное кладбище Синклеров.
      – Да вот она, – усмехнулся Реймонд. – Стало быть, и солдаты недалеко.
      Реймонд наклонился, чтобы подобрать отцовское ружье, валявшееся на земле.
      – Бегите! – приказал он. – Я скажу им, что вы ушли. Скройтесь в лесу! Ночью они не осмелятся преследовать вас.
      Бретт не стал спорить и, несмотря на протестующий возглас Анджелы, крепко взял ее за руку и повел за собой в лес. Вскоре оба скрылись в ночной мгле.
      Увидев распростертые на земле тела Лео и доктора Дюваля, Клодия завопила:
      – О Боже! Она убила обоих! Куда она подевалась? Мы должны задержать мерзавку здесь, пока не придут солдаты!
      Не выпуская из рук ружья, Реймонд медленно поднялся на ноги и спокойно спросил:
      – А где же солдаты, Клодия? Почему они не явились вместе с тобой? Ты ездила за ними в город, если не ошибаюсь.
      – Конечно, ездила. – Слегка успокоившись, Клодия подняла на мужа взгляд. – Но янки сочли, что сообщение о беглой узнице сейчас не так уж и важно. Впрочем, они обещали как-нибудь навестить нас. Зато все взволнованно обсуждали сражение при Бау-Теш.
      И тут, вспомнив, что, вернувшись, не нашла Анджелу в ловушке, а потом услышала выстрелы, Клодия вновь рассвирепела.
      – Но кто же выпустил ее? Кезия поклялась, что не делала этого. Стало быть, это ты, упрямый тупица, удружил мне?! Теперь тебя повесят! Думаю, это к лучшему, ведь ты никак не можешь забыть эту стерву, не так ли?
      Догадавшись, что у жены вот-вот начнется истерика, Реймонд решил солгать ей:
      – Анджела сказала, что укажет мне, где спрятаны дощечки, – зачем же было держать ее взаперти? Думаю, мы неплохо заработаем, если предложим их кое-кому, а? – Он подмигнул Клодии. – Уверен, что федеральное правительство щедро наградит нас.
      Она пришла в восторг от этой идеи. Настроение Клодии моментально переменилось.
      – Конечно же, дорогой! Нам дадут солдат, которые восстановят Бель-Клер, снабдят нас всем необходимым! И в продуктах не будет недостатка! Но где же дощечки? – Безумным взором она огляделась вокруг. – Я хочу дождаться солдат, держа дощечки в руках.
      Кивком головы Реймонд указал на склеп, дверь которого все еще была приоткрыта.
      – Они в склепе, – сказал он. – Элтон решил, что там никто не станет искать их.
      – Ну разумеется! – засмеялась Клодия. – Какой чудесный тайник!
      – Они лежат на крышке гроба Твайлы, – добавил Реймонд.
      Клодия окончательно развеселилась. У нее появилась уверенность, что все будет хорошо. Черт с ней, с Анджелой! Пускай уходит! Клодии наплевать, лишь бы сестрицы не было рядом.
      Чмокнув мужа в щеку, Клодия, напевая, вбежала в склеп.
      Реймонд шагнул к тяжелой двери и быстро запер ее. Под дикие вопли жены он поднял тело отца и на руках понес в усадьбу.
      Но когда Реймонд спустился с холма, с кладбища уже не доносилось ни звука.
      Он подумал, что через несколько дней там наступит полная тишина.
      И ничто не нарушит ее…
 
      Скрывшись в густых зарослях, Бретт привлек к себе Анджелу и крепко поцеловал.
      Когда поцелуй прервался, она посмотрела на него полными нежности глазами и прошептала:
      – Я очень люблю тебя, Гатор. Поверь мне.
      – Значит, я снова Гатор? – усмехнулся он. И добавил охрипшим от волнения голосом: – Я тоже люблю тебя, ma chere, так люблю… Всегда любил. И всегда буду любить.
      – Но что нас ждет? – нерешительно спросила девушка. – Куда мы пойдем? Может, сначала дождемся окончания войны, а потом… Не знаю… В одном я уверена: остаток жизни мы проведем вместе. Пока я с тобой, могу забыть прошлое и не думать о том, чего лишилась.
      – Кстати, у нас есть золотая жила, если мы, конечно, найдем ее, – с таинственной улыбкой проговорил Гатор. – Впрочем, сейчас нас ждет нечто более важное, чем золото.
      – Что же? – спросила Анджела, крепче прижимаясь к нему и поднимая лицо для поцелуя.
      – Весна, – прошептал Бретт. – Мы дождемся весны, наберем огромный букет полевых цветов и окажемся в раю, моя любимая. И ты всегда будешь в моем сердце.
      Не произнося слов вслух и лишь шевеля губами, Бретт поклялся Анджеле, что их ждет вечная весна и… рай в шалаше…