Когда мы лежали в ванне, я сказал:
      – Ты удивила меня, лапушка, тем, что умеешь водить вездеход.
      – Ты удивил меня еще более, когда твоя палка превратилась в ружье!
      – О да, это мне напомнило… Тебя волнует, что я держал это в тайне?
      – Да нет же, но каким образом это возможно, Ричард?
      – Моя хитрая палка перестает быть защитой, если люди знают о ее свойствах. Но если предположить, что все выстрелы были сделаны тобой, то никто и не проведает…
      Гвен ответила задумчиво:
      – Не уверена. Или не вполне понимаю. Ведь все в автобусе видели, что ты стрелял из нее как из ружья!
      – Так уж и видели? Сражение происходило в вакууме, в полной тишине.
      Никто не слышал ни выстрела. И кто мог видеть, что я стреляю? Тетушка? Ее ранило прежде, чем я вступил в игру. Прошли всего секунды, но мы и говорим о секундах! Билл? Он возился с тетушкой. Екатерина с детьми? Сомневаюсь, что дети поняли, что именно видят, мать была в страшном шоке, да и сейчас ей вряд ли до свидетельств… Дражайшая Дайана и ее «изумительные» парни?
      Один мертв, другой так наказан за то, что принял меня за бандита! Да и сама Дайана настолько сосредоточена на себе, что даже не врубилась в происходящее. Она посчитала, что какие-то докучные пустяки нарушили ее священные затеи. Ну-ка, повернись, я потру тебе спинку. – Гвен повиновалась. Я продолжал: – Давай усовершенствуем версию. Я покрою тебя в обмен на то, что ты покроешь меня.
      – То есть?
      – Моя трость и твой малыш «мийако» пользуются патронами одного калибра. Поэтому, значит, все выстрелы сделаны из «мийако», и не тобой, а мной! А ты, моя сладкая, невинная женушка, никогда и не помышляла о том, чтобы стрелять в чужих дядечек. Это тебя устроит?
      Гвен так долго не отвечала, что подумалось, а вдруг я ее оскорбил?
      – Ричард, а что если ни один из нас ни в кого не стрелял?
      – Как, как? Это становится интересным! А ну-ка выкладывай!
      – Я же легкомысленно почти забыла о том, что у меня есть пистолет, так же как и ты не думал о неожиданных талантах трости. Но ведь в некоторых местах чрезвычайно плохо воспринимают провоз незарегистрированного оружия. А пистолет между тем нередко спасал мне жизнь, и я вовсе не отказываюсь от мысли владеть им и впредь… И о нем так же, как и о твоей палке, никто не должен знать. Мы тогда все вместе бросились на пол, и меня никто не видел из-за твоей широкой спины, она же непрозрачна! Выходит, никто и не видел, что я стреляю!
      – Н-да. Может быть. Но как же быть с трупами, которые валяются вокруг с пулями калибров в шесть с половиной миллиметров?
      – Они убиты теми мясниками из «большого колеса»!
      – Но они же стреляли лучами, не пулями!
      – Ричард, Ричард! А почему бы им в придачу к лазерам не иметь еще и обычного оружия? Я уверена, что стреляли именно они!
      – Снова «н-да»! Моя любимая, ты хитра, как искусный дипломат!
      – Да нет, я не «как», я просто дипломат! Ну-ка, намыль меня посильнее, пожалуйста! Ричард, давай-ка обойдемся без «добровольных признаний»! Мы – всего лишь пассажиры, невинные свидетели, притом довольно-таки глуповатые. А как там подохли те «аграрии-реформаторы», нас не касается. Мой папочка советовал мне всегда держать карты сложенными у груди и никогда ни в чем не признаваться. Вот и наступило для этого время!
      – И мой дядюшка говорил мне… то же самое! Гвен, почему ты не женилась на мне раньше?
      – У меня не было раньше возможности обработать тебя, милый! Или наоборот… Ты готов принять душ?
      Обтирая ее полотенцем, я вспомнил, что она уклонилась от ответа на один мой вопрос.
      – Женушка-картинка, где ты научилась водить вездеход?
      – Где? В Море Ясности!
      – Как так?
      – Да я просто наблюдала, как это делали Гретхен и тетушка. Сегодня я в первый раз сидела за рулем такой машины.
      – Ничего себе! А почему ты этого не сказала?
      – Любимый, если бы ты это знал, то начал бы беспокоиться. И понапрасну. Со всеми своими прежними мужьями я держалась правила: не говорить ничего такого, что бы могло озадачить или взволновать мужа. Если только этого можно было избежать.
      Она одарила меня ангельской улыбкой.
      – Поверь, так лучше. Мужчины всегда паникуют, а женщины – нет!

* * *

      Меня разбудил громкий стук.
      – Откройте дверь!
      Я не мог сообразить, что ответить, поэтому промолчал. Широко зевнув, я решил, что еще сплю, и повернулся на правый бок. И тут меня словно пронзило: Гвен не было рядом!
      Я вскочил так быстро, что у меня закружилась голова. Стук продолжался.
      Не пейте шампанского в постели перед сном! Мне пришлось выдуть полбутылки выдохшегося пойла, прежде чем я стал способен что-нибудь сообразить. Теперь в дверь уже колотили.
      В верхнюю часть моего протеза была воткнута записка от любимой женщины. Хитрая девчонка! Это вернее, чем воткнуть ее в мою зубную щетку!
      Я прочитал:
      «Мой несравненный! Меня одолела жалость, поэтому не стала тебя будить. Но мне надо кое о чем позаботиться, посему я ухожу. Сперва навещу „Старину Монтгомери“, передам скафандры и уплачу за их прокат. Там же куплю носочки и трусики для тебя и панталончики для себя. Сделаю еще несколько дел: оставлю у портье записку Биллу, чтобы он вернулся в номер и ждал. (Он появился после нас, и Ксия, как мы с ней и договорились, поместила его в одноместный.) После этого я навещу тетушку в госпитале имени Вайоминг Нотт и еще позвоню Екатерине.
      Ты спишь, как бэби, и я рассчитываю вернуться до того, как ты проснешься. Если нет и если куда-нибудь смоешься, пожалуйста, оставь записку у портье. Люблю тебя, Гвендолин».

* * *

      А в дверь все колотили. Я пристегнул протез и поглядел туда, где вчера озорница Гвен расположила в «романтических» позах наши скафандры. Их там не было. Натянув свою единственную одежду, я сбрызнул водой маленький клен, но это было излишне, так как Гвен о нем уже позаботилась.
      – Откройте дверь! – донеслось снаружи.
      – Пошел к черту, – вежливо рекомендовал я.
      Стук сменился каким-то скрежещущим звуком. Я подошел к двери и стал сбоку. Она не была укрепленной или раздвижной – обычные подвешенные створки. Одна из них приотворилась, и мой непрошеный гость шагнул внутрь.
      Я, перехватив, отшвырнул его. При одной шестой силы тяжести действия требуют осторожности: надо иметь за что зацепиться, иначе вы рискуете потерять равновесие. Но я удержался, а посетитель отлетел к дальней стенке и шлепнулся на кровать.
      – Уберите свои грязные лапы с моей постели!
      Он сполз и поднялся на ноги. Я напустился на него:
      – А теперь объясните, зачем вы вломились в мою спальню, да поторопитесь, пока я не выдернул вам конечности и не отдубасил по башке!
      Кто вы такой, чтобы будить гражданина, потребовавшего, чтобы его не беспокоили? Отвечайте!
      Я уже разобрался, кто он такой – один из тех городских олухов, что напялили на себя униформу с нашивкой «коп» . Его ответ, сочетавший негодование с самонадеянностью, вполне гармонировал со способом появления этого «копа» в моем номере.
      – Почему вы не открыли, когда я приказал вам это сделать?
      – Мне еще не хватало выполнять ваши приказы! Вы что, уплатили за эту квартиру?
      – Нет, но…
      – Вот вы и ответили. Убирайтесь сейчас же!
      – Да выслушайте меня! Я офицер службы безопасности суверенного города Гонконг Лунный. Вам надлежит явиться к Председателю муниципального совета для дачи показаний, касающихся спокойствия и безопасности города…
      – Ах, так мне «надлежит»? А ну-ка, покажите предписание!
      – Предписание не требуется. Я в форме и при исполнении служебных обязанностей. Вы должны мне содействовать. Устав города, раздел два семнадцать, параграф восемьдесят два, страница сорок один.
      – У вас что, есть полномочия взламывать двери частных спален? И не порите чушь относительно того, что «предписание не требуется»! Я подам на вас в суд и отниму все ваши сбережения до последней кроны, а в придачу и эту обезьянью форму!
      Его челюсть затряслась, и он сумел всего лишь выдавить:
      – Вы будете вести себя смирно, или мне вас потащить силком?
      Я оскалил зубы:
      – Тогда пострадают двое из троих. Одного я уже сделал. Марш отсюда! Тут я понял, что у нашей перебранки есть свидетели: – С добрым утром, Ксия! Вы знаете этого недоноска?
      – Мистер Ричард, я ужасно сожалею… Дневной дежурный пытался его остановить, но он прорвался. Я пришла так быстро, как смогла…
      Я заметил, что она обута на босу ногу и без макияжа. Ее, видно, разбудили, так же как и меня.
      – Вы здесь ни при чем, дорогая, – галантно уверил я. – У него нет предписания. Как вы считаете, имею я право вышвырнуть его?
      – Ну…
      (Она все же была обеспокоена.) – О, я понимаю. Вернее, думаю, что понимаю. Исторически сложилось так, что хозяева гостиниц вынуждены сотрудничать с полицией. И столь же исторически полицейские наделены повадками грабителей и хулиганов…
      Ладно, из симпатии к вам я оставлю его в живых. – Я повернулся к «копу». Парень, можешь вернуться к своему боссу и доложить, что я к нему приду. Но не прежде, чем глотну пару чашек кофе. Если я ему нужен раньше, пусть посылает роту. Ксия, не хотите ли кофе? Пойдемте посмотрим, есть ли у Синга этот живительный напиток с печеньем или чем-нибудь еще?
      Но тут «Джо-штурмовик» вынудил меня вырвать у него пистолет. Меня можно застрелить (возможно, когда-нибудь это и произойдет), но вряд ли такое будет по плечу олуху вроде этого, полагающего, что один вид револьвера для меня аргумент!
      Его оружие было мне вовсе не по вкусу, дешевый стандартный хлам.
      Поэтому я его разрядил и, убедившись, что патроны не того калибра, какой мне нужен, бросил их в мусоропровод, после чего вручил пистолет владельцу.
      Потеряв обойму, он гнусно заверещал, но я на редкость доходчиво пояснил, что разряженный пистолет в его руках ничуть не хуже заряженного, к тому же, учитывая его выдающуюся сноровку, при наличии патронов он может сам себя поранить!
      «Коп» продолжал стенать и грозиться, но я предложил усладить этими звуками слух его босса и повернулся к нему спиной.
      Он, должно быть, испытал досаду. Впрочем, я тоже.

* * *

      Мне стало лучше (несмотря на недосып) после вполне содержательной болтовни с Ксией за кофе и пончиками с кремом. Через сорок минут я доставил себя в офис почтенного Джефферсона Мао, Председателя совета депутатов суверенного города Гонконга Лунного. Это все значилось на вывеске офиса. Я подивился тому, как Конгресс Свободного Штата Луна терпит это понятие «суверенный», но решил, что мое дело – сторона.
      Шустрая женщина с острым взглядом и красными волосами (интересные гены, подумал я) произнесла:
      – Назовите себя, прошу вас!
      – Ричард Джонсон. Председатель пожелал со мной встретиться.
      Она бросила взгляд на монитор.
      – Вы не явились к назначенному часу, придется подождать. Можете присесть.
      – Я могу и не присесть. Я сказал вам, что Председатель хотел меня видеть, но отнюдь не сказал, что и сам жажду свидания с ним. Нажмите ту клавишу и доложите, что я здесь!
      – Я не могу впустить вас к Председателю раньше чем через два часа.
      – А вы передайте, что я здесь. Если он откажется меня принять, я отбуду.
      – Ну и прекрасно, возвращайтесь через два часа!
      – Вы меня не поняли. Я отбываю. Покидаю Конг. И не желаю к вам возвращаться.
      Конечно, я сблефовал, но, произнеся слово «отбытие», я вдруг понял, что это, может, и не блеф. Первоначально я намеревался пробыть в Конге какое-то (неопределенное) время, но теперь осознал, что мне не хочется оставаться в городе, настолько павшем, что в нем законом допускается вторжение полицейского в частное жилище только потому, что какому-то чиновнику вздумалось вызвать к себе его владельца!
      Разумеется, нет! Рядовой солдат в достойном, правильно организованном воинском подразделении и то пользуется большими гражданскими правами и свободами! Гонконг Лунный, прославленный в песнях и рассказах как колыбель Лунной свободы, теперь стал местом, не подходящим для обитания.
      Я повернулся к выходу, но она окликнула меня, когда я был уже в дверях:
      – Мистер Джонсон!
      – Да? – спросил я не оборачиваясь.
      – Вернитесь!
      – Зачем?
      Она ответила, скривившись как от боли:
      – Председатель сейчас примет вас.
      – Отлично! – констатировал я.
      Я подошел к дверям, ведущим во внутренний офис, они раздвинулись, но… за ними еще вовсе не находился кабинет Председателя. Там оказались еще три двери, и перед каждой торчал свой гвардейский цербер. Это сказало мне больше, чем я желал бы знать о ныне правящих властях Гонконга Лунного («суверенного города»!).
      Гвардеец у последней двери ввел меня внутрь кабинета.
      Мистер Мао окинул меня взглядом и не здороваясь произнес:
      – Садитесь.
      Я сел, держа палку между коленями. Мне пришлось прождать минут пять, пока «отец города» шуршал бумагами, не обращая на меня ни малейшего внимания. Тогда я поднялся и направился к двери, ступая медленно и опираясь на палку. Мао всполошился:
      – Мистер Джонсон, куда вы?
      – Я ухожу.
      – Ну, разумеется! Вы же не желаете проявить лояльность, не так ли?
      – Я желаю заняться собственными делами. Есть ли к этому какие-либо препятствия?
      – Если вы так настаиваете, я могу процитировать устав муниципалитета, согласно которому вы связаны оказывать мне содействие по первому требованию.
      – Вы имеете в виду параграф восемьдесят два раздела двести семнадцать устава города?
      – Так вы с ним знакомы и сами… Стало быть, ваше поведение тем более неизвинительно!
      – Я не знаком с этим уставом, но знаю номер параграфа. Он был мне назван тем шутом-головорезом, который ворвался в мою спальню. А что, в вашем уставе ничего не говорится о недопустимости взламывания дверей частных покоев?
      – Ах да, вы еще оказали сопротивление офицеру службы безопасности при исполнении им обязанностей! Но мы обсудим это позднее. Устав, который вы упомянули, есть основа нашей свободы. Граждане, временные обитатели и даже гости могут приезжать и уезжать по собственному желанию, но они обязаны выполнять свой гражданский долг и оказывать содействие официальным властям, избранным, назначенным или мобилизованным, при исполнении ими своих функций.
      – А кто решает, когда требуется такое сотрудничество, и определяет его характер и объем?
      – Во всяком случае, этим правом наделены все официальные лица.
      – Ну, предположим. Так чего же еще вам от меня надо? – спросил я, все еще стоя.
      – Сядьте. Конечно, мне следует с вами поговорить. И я требую, чтобы вы мне отвечали. Я сожалею об инциденте, но вы сами не слишком располагаете к вежливому обращению.
      – То есть, исходя из этого, можно и взломать мою дверь?
      – Не утомляйте меня. Посидите и помолчите. Мне необходимо вас допросить… как только появятся двое свидетелей.
      Я сел и умолк. Мне казалось, я начинаю проникаться пониманием нового порядка: абсолютная свобода… за исключением того, что официальные «собачники» всегда могут любому гражданину в любое время приказать все, что им вздумается!
      Итак, «свобода», отвечающая определениям Оруэлла и Кафки, практике Сталина и Гитлера, «свобода» вышагивать взад и вперед в собственной клетке (или камере). Я спросил себя, не будет ли сопровождаться предстоящий допрос применением электрических или механических «вспомогательных приспособлений» или впрыскиванием наркотиков, и почувствовал легкий спазм в желудке.
      Раньше, когда я жил более активной жизнью и всегда мог столкнуться с риском капитуляции и выдачи секретных сведений, при мне всегда находился «последний друг» в виде «капсулки в дупле зуба» или чего-нибудь эквивалентного. Но в последние несколько лет в такой защите необходимости я не испытывал…
      Мне стало страшновато.
      Спустя некоторое время в кабинет вошли двое мужчин. Мао ответил на их приветствия и жестом предложил им располагаться. Третий вошел сразу за ними.
      – Дядюшка Джеф, я…
      – Замолчи и садись!
      Этот последний оказался тем самым олухом, чей пистолет я давеча опростал. Он заткнулся и сел. Я украдкой поймал его взгляд, он сразу же отвел глаза.
      Мао отложил в сторону несколько бумаг. – Майор Бозелл, спасибо, что пришли. И вас тоже благодарю, капитан Мэрси! Майор, вы имели вопросы к некоему Ричарду Джонсону? Вот он сидит перед вами. Задавайте!
      Бозелл оказался коротышкой, но держался очень прямо, задрав голову. У него была густая седоватая шевелюра ежиком и резкие повадки.
      – Ха! Так перейдем прямо к сути. Зачем вы втравили меня в расследование этого липового дела?
      – Какого липового дела?
      – Ха! Вы же не станете, сидя здесь, отрицать, что наплели с три короба о нападении бандитов? Да еще в районе, где никогда никаких бандитов не было? Не станете же вы отрицать, что заставили меня направить туда спасательную команду, прекрасно зная, что я ничего не обнаружу? Отвечайте!
      Я проговорил:
      – Вы мне напомнили о важном… Может ли кто-нибудь из присутствующих сказать мне, каково состояние тетушки Лилибет сегодня утром? Потому что из-за визита к вам я не успел навестить ее в госпитале.
      – Ха! Не уклоняйтесь от темы разговора. Отвечайте на вопрос!
      Я спокойно отпарировал:
      – Но это и есть тема разговора. Вы говорите о трех коробах небылиц, а старая леди может подтвердить, как было все на самом деле. Она жива? Знает ли кто-нибудь из вас?
      Бозелл заерзал, пытаясь что-то еще пролаять, но Мао прервал его:
      – Да, жива. Час назад была еще жива. Джонсон, а вы должны молить Господа, чтобы она выжила! У меня ведь здесь лежит заявление… – Он постучал по своему терминалу. – От гражданки, чья репутация безупречна и которая является одним из наших главных акционеров. От леди Дайаны Керр-Шэпли. Она утверждает, что вы стреляли в миссис Лилибет Вашингтон…
      – Что, что?
      – …с целью терроризировать пассажиров, что явилось причиной гибели от кислородного голодания ее мужа, почтенного Освальда Проганта, перелома запястья ее мужа, почтенного Брокмана Хогга, а также потрясения самой леди Дайаны из-за многочисленных оскорблений в ее адрес.
      – Гм-м… А не сообщала ли она, кто убил ребенка О'Тулов? А как насчет башенного стрелка? Кто убил его?
      – Она утверждает, что, к сожалению, не видела всего. Но вы выходили наружу, когда автобус остановился, и поднимались к башенке. И что, вне сомнения, тогда и прикончили бедного парня.
      – Это говорите вы или утверждает она?
      – Это говорю я! Выдвигаю вероятную версию. Леди Дайана очень щепетильна и не будет утверждать того, что она не видела собственными глазами. Включая этот мифический вездеход, набитый бандитами. Она ничего такого не видела!
      Бозелл радостно подхватил.
      – Вы сами видите, мистер Председатель! Этот преступник затеял стрельбу в автобусе, убил троих и ранил двух пассажиров, а потом стал заливать байки о бандитах, чтобы прикрыть собственные художества. В этом районе бандитов нет, всякий это знает!
      Я попытался воззвать к здравому смыслу.
      – Один момент, мистер Председатель! Здесь находится капитан Мэрси. Я полагаю, его спутник-разведчик засек вездеход бандитов?
      – Здесь вопросы задаю я, мистер Джонсон!
      – Но спросите, есть ли у него такой снимок или нет?
      – Прекратите, Джонсон! Ведите себя должным образом. Или мы вас успокоим…
      – А что же я делаю «не должным образом»?
      – Вы нарушаете течение допроса неуместными репликами. Дождитесь, пока вам дадут слово. А теперь отвечайте на вопрос.
      – Да, сэр. Так каков же вопрос?
      – Я приказываю вам успокоиться!
      Я «успокоился». Остальные тоже.
      Мистер Мао побарабанил пальцами по столу и спросил:
      – Майор, у вас есть еще вопросы?
      – Ха! Он же ни на один еще не ответил, просто ускользнул от ответа!
      Председатель произнес:
      – Джонсон, отвечайте же.
      Я притворился дураком. Эта роль мне удается лучше всего.
      – А в чем заключается вопрос?
      Мао и Бозелл заговорили одновременно. Бозелл что-то кричал, а Мао пробурчал:
      – Подытожим все наши вопросы. Почему вы совершили то, что совершили?
      – А что же я совершил?
      – Я только что сказал вам, что именно вы совершили!
      – Но я не делал ничего из того, что вы перечислили, мистер Председатель, и не понимаю, почему вы пытаетесь приписать мне все это? Вас же там не было. К тому же этот автобус не принадлежал вашему городу, я сам тоже не живу в вашем городе, и то, что произошло, случилось вне города.
      Так какое вам до этого дело?
      Мао откинулся назад и самодовольно раздулся. Бозелл торжествующе ввернул свое «ха!» и добавил:
      – Дайте я сам ему скажу!.. Или это сделаете вы, мистер Председатель?
      – Да, это сделаю я! Мне доставит удовольствие сказать это. Джонсон, менее года назад Совет данного суверенного города принял весьма мудрое решение. Он распространил свою юрисдикцию на все поверхности и глубинное пространство в пределах окружности, отстоящей на сто километров от края муниципальной капсулы – оболочки города!
      – И сделал дружины безопасности официальными войсками правительства, – снова не утерпел Бозелл, – обязав их поддерживать спокойствие в обозначенном стокилометровом кольце. И вы попались как раз в нем, вы, убийца!
      Мао пропустил мимо ушей последнюю «врезку», но добавил:
      – Поэтому, как видите, Джонсон, в то время как вы полагали, что находитесь в зоне анархической свободы, где законы не писаны, вы, напротив, оказались в сфере действия закона, и ваше преступление вполне наказуемо!
      (Интересно, когда кто-нибудь еще захочет заграбастать под «свою юрисдикцию» и Пояс астероидов?) – Так, выходит, это мое «преступление» было совершено на расстоянии, меньшем чем сто километров от Гонконга Лунного?
      – Э? Меньшем. Значительно меньшем.
      – А кто это измерил?
      Мао взглянул на Бозелла.
      – Как далеко это произошло?
      – Около восьмидесяти километров от города. Немногим меньше.
      Я спросил:
      – А что означает ваше «немногим меньше»? Майор, да никак вы говорите о нападении бандитов на автобус, а не о том, что произошло внутри автобуса?
      – Не вкладывайте в мои уста своих слов! Мэрси, скажите ему вы!
      Тут Бозелл почему-то смешался. Хотел было еще добавить что-то, но запнулся.
      Я совершенно спокойно стал ждать продолжения.
      – Так что же, капитан Мэрси? – нетерпеливо спросил Мао.
      – Что вы хотите услышать от меня, сэр? Директор космопорта, направивший меня к вам, настоятельно требовал, чтобы я был полностью лоялен… и ничего от себя не говорил, если вы не спросите.
      – Я хочу знать все, относящееся к данному инциденту. Это ведь вы сообщили майору Бозеллу цифру восемьдесят километров?
      – Да, сэр. Семьдесят восемь километров. – А что она означает, откуда вы ее взяли?
      – Я определил ее по монитору на моем пульте. Обычно мы не печатаем фотографии со спутников, лишь смотрим на изображение по дисплею. Этот человек – вы называете его Джонсоном, я же знаю под именем Миднайт (если это, конечно, он) – вызвал меня прошлой ночью в час двадцать семь и сказал, что находится в автобусе из «Счастливого Дракона», и сообщил, что автобус был атакован бандитами…
      – Ха!
      – …и что они вывели из строя водителя, тетушку Лилибет, то есть миссис Вашингтон. Он сказал, что она ранена и что башенный стрелок…
      – Мы все это знаем, капитан. Расскажите о фотоснимках.
      – Слушаюсь, мистер Председатель. По сведениям, полученным от Миднайта, я сумел найти объект и сфотографировать его со спутника. Это был вездеход.
      – И что, этот автобус находился в семидесяти километрах от города?
      – Нет, сэр, не автобус, а другой вездеход…
      На несколько секунд повисло молчание, которое можно было бы назвать «гробовым». Потом Бозелл заорал:
      – Но это же безумие! Там не было никакого…
      – Минуточку, Бозелл! Мэрси, вас ввели в заблуждение измышления Джонсона. То, что вы видели, был автобус!
      – Нет, сэр. Я видел и автобус также. Он тоже записан на монитор. И я видел, что он движется. Тогда я переместил камеру назад на десять километров и увидел второй вездеход, в точности как сказал Миднайт.
      Бозелл чуть не заплакал.
      – Но там же… ничего не было, говорю я вам! Я и мои парни прочесали все вокруг. Ничего! Мэрси, вы сошли с ума!
      Не знаю, сколько бы еще вопил Бозелл о вездеходе, который он не нашел, если бы его не прервали. В кабинет вошла Гвен. И я ощутил, как мое сердце вернулось на место. Теперь все должно пойти как надо!
      (Но меня тут же обеспокоила мысль о гвардейцах, что сторожили три входа на пути к Мао. Они же защищали своего босса от убийц! Как же Гвен сумела их обойти? Да, видимо, я еще не до конца узнал моего маленького «гиганта»!) Она улыбнулась мне, послала воздушный поцелуй, потом обернулась и распахнула двери:
      – Прошу вас сюда, джентльмены!
      Двое молодцов из личной охраны Мао вкатили кресло на колесах, осторожно регулируя его наклон, ибо в кресле восседала… тетушка Лилибет собственной персоной! Она поглядела по сторонам, приветливо улыбнулась мне и обратилась к Председателю.
      – Привет, Джефферсон! Как поживает твоя матушка?
      – Хорошо, спасибо, миссис Вашингтон. Но вы же…
      – Что еще за «миссис Вашингтон»? Что за глупые церемонии? Мальчик, я же меняла тебе пеленки! Ты всегда звал меня тетушкой, ну и дальше так делай! А я услышала, что ты собираешься вручать медаль сенатору Ричарду за то, что он спас меня от бандитов, так я сказала себе: «Джефферсон не слыхал о двух других, которые заслужили медали не меньше сенатора Ричарду». Ты уж извини меня, Джефферсон!
      Я произнес:
      – О, как вы правы, тетушка!
      – Ну вот, я и привела их обоих. Гвен, милочка, скажи «хелло»
      Джефферсону. Он главный в этой капсуле. А Гвен – это жена сенатора Ричарда, Джефферсон! А Билл… но где же Билл? Би-и-лл! Иди, иди сюда, сынок! Не робей! Джефферсон, пока сенатор голыми руками расправился с теми нехорошими людьми…