История будущего - Кот, проходящий сквозь стены

Мы ведь прокаженные, и это нам ясно дано понять. Менеджер не собирается переселять тебя или меня, ему просто понадобилось вышвырнуть нас из Голден Рула. Я не знаю почему, но нам это и не дано узнать. Как бы там ни было, факт остается фактом. Поняв это, я смирилась. Но когда и ты это поймешь, мои дорогой супруг, тогда мы сможем что-то планировать: отправиться ли на твою родину, или на Луну, или на Землю Обетованную, на Элл-Четыре, Цереру, Марс – куда только пожелаешь, мой суженый! И куда бы ты только ни последовал…
      – На Луну.
      – Сэр!
      – По крайней мере, на первое время. Свободный Штат Луна не так уж плох. Перепады от анархии до бюрократии не привели пока к полной агонии. И свободы для человека, который знает, как ее применить, пока достаточно. Да и места хватает как на поверхности Луны, так и под ней. Да, Гвен, мы должны уехать отсюда. Я догадывался об этом, а теперь знаю точно. И возможно, нам следовало бы прямиком отправиться в космопорт. Но мне все еще хочется повидаться с Менеджером и, черт возьми, услышать из его собственных лживых уст мотивировку такого решения. Вот тогда я смогу с чистой совестью отравить его.
      – А ты намереваешься отравить его, миленький?
      – В фигуральном смысле. Я хочу включить его в мой список, и тогда он получит хорошую порцию быстрой кармы!
      – О, возможно, и я знаю, как этому помочь…
      – Не обязательно. Стоит ему оказаться в списке, как все пойдет своим чередом.
      – Как бы мне хотелось понаслаждаться этим зрелищем! «Мне отмщение…»
      – говорит Господь. А у нас с тобой это будет звучать так: «Гвен отмщение и аз воздам (если Гвен оставит мне что-нибудь!)».
      Я проворчал:
      – А кто тебе сказал, что я не стану вершить правосудие сам?
      – Да речь ведь идет именно о тебе, сэр! Я ни словечка не сказала о себе, хотя могу сделать «быструю карму» еще более быстрой, это же мое любимое хобби!
      – Моя дорогая, ты скверная маленькая девчонка, и я счастлив это отметить. Ты собираешься его убить, напустив на него ос? Или путем вырывания ногтей? А может, доведя до икоты?
      – Я заставлю его бодрствовать, пока он не сдохнет. Бессонница куда хуже твоих списков, если только она длится долго. Рассудок жертвы разлетается на куски задолго до того, как останавливается дыхание.
      Начинаются галлюцинации, отражающие худшие страхи и фобии. Жертва попадает в свой персональный ад и не находит из него выхода!
      – Гвен, это звучит так, словно ты уже испробовала свой метод на практике.
      Она не ответила. Я пожал плечами.
      – В любом случае сообщи, чем я могу быть тебе полезен.
      – Сообщу, сэр. А вот еще: я, пожалуй, забросаю его гусеницами. Хотя не знаю, где раздобыть нужное количество гусениц, разве что привезти их с Земли? А, вот! Можно ведь внушить осужденному, что его одолевают гусеницы.
      Ой, я знаю! – вскричала она, но тут же замахала руками. – Бр-рр! Нет, крыс не надо! Только не крыс, Ричард! Даже воображаемых!
      – Моя несравненная и нежная возлюбленная! Как я рад слышать, что тебя хоть что-нибудь способно остановить.
      – Конечно, что-то и способно! Любимый, ты изумил меня заявлением, что дурные манеры должны караться казнью. А я предпочла бы сражаться скорее со злом, чем с дурными манерами. И считаю, что зло не может оставаться безнаказанным. А Господняя кара кажется мне слишком медленной. Мне надо сейчас же. Схватить бандита и повесить его на первом же суку. Поджигателя следует зажарить на разведенном им самим костре, и уж непременно до того, как угли обратятся в пепел. А насильника надо убить посредством…
      Я так и не узнал, какой изощренный род казни имелся в запасе у Гвен для насильников, так как вежливый чиновник, серый, золотушный, привычно оскаленный, вырос перед нами и вопросил:
      – Доктор Эймс?
      – Я доктор Эймс.
      – А я – Мангерсон Фитс, помощник Управляющего Ведомством статистических опросов. Мне поручено заняться вашим делом. Вы, должно быть, понимаете, как ужасно занято ведомство Менеджера новыми добавлениями к конструкции Голден Рула? Все это создает массу технических и управленческих забот. Тем не менее, – он оскалился, – я полагаю, вы желали бы повидать самого Менеджера?
      – Вот именно!
      – Превосходно! Из-за нынешней чрезвычайной ситуации я уполномочен решать все проблемы, касающиеся сервиса в Голден Руле. В настоящее время мне поручено быть для вас как бы «вторым я» Менеджера. Считайте, что в моем лице вы имеете дело с ним самим. А это миниатюрная леди – она с вами?
      – Да.
      – Честь имею, мэм! Я в восторге. А теперь, друзья, если вам угодно, следуйте за мной.
      – Нет!
      – Прошу прощения, как вы сказали?
      – Я желаю видеть самого Менеджера!
      – Но я же объяснил вам…
      – Я подожду.
      – Вы, должно быть, не поняли меня. Прошу вас, пойдемте со мной!
      В этот момент Фитсу надо бы схватить меня за шиворот и пинком в зад заставить последовать куда полагалось. Он просто обязан был это сделать! А впрочем, вряд ли он совладал бы со мной: у меня ведь выучка, полученная на Дорсае! И все же Фитсу надо было попытаться. Но вместо этого он проявил сдержанность, корректность и даже предусмотрительность. Он помолчал и расстроенно проговорил:
      – Сэр, вы должны последовать за мной, вы ведь сами знаете!
      – Ничего я не знаю!
      – Но я же пытаюсь объяснить…
      – Я желаю видеть Менеджера. Он говорил вам, что делать в отношении сенатора Кантора?
      – Сенатора Кантора? Позвольте припомнить, он ведь сенатор от… ах… от…
      – Если вы не знаете, кто это, то как вы собираетесь заняться его делами?
      – Я… если вы немного подождете, я… проконсультируюсь.
      – Вы бы лучше проводили нас к Менеджеру, раз вы, как оказалось, не так уж полномочны в данном критическом случае!
      – Ох… ну пожалуйста, подождите здесь.
      Я встал.
      – Нет, я, пожалуй, уйду. Сенатор, возможно, уже разыскивает меня.
      Передайте Менеджеру, что я сожалею о невозможности повидаться с ним.
      Я повернулся к Гвен:
      – Пойдемте, мадам. Не будем заставлять его ждать.
      (Надеюсь, Менеджер сам бы сделал выводы, кого это «его» мы не хотели утруждать ожиданием!) Гвен поднялась и взяла меня под руку. Фитс поспешил сказать:
      – Пожалуйста, друзья, не уходите! Ну что же, пойдемте со мной.
      Он подвел нас к двери без всяких табличек и произнес:
      – Подождите одну секундочку, прошу вас!
      Он исчез больше чем на секундочку, но все же ненадолго, и вернулся, сияя улыбкой (если это можно так назвать).
      – Проходите прямо сюда, пожалуйста!
      Он ввел нас в эту необозначенную дверь, мы прошли коротким коридором и оказались во внутреннем офисе Менеджера.
      У хозяина кабинета, взиравшего на нас из-за письменного стола, отнюдь не наблюдалось отеческого выражения лица, хорошо знакомого по передачам «Слово Менеджера», которыми пичкали поселенцев с каждого терминала.
      Напротив, мистер Сэтос разглядывал нас с такой гадливостью, словно обнаружил нечто гнусное в своей утренней порции овсяной каши. Я проигнорировал такой ледяной прием и встал около двери, все еще держа руку Гвен на своем локте и спокойно ожидая продолжения.
      Когда-то мне пришлось жить с пушистым (на мой взгляд, других и нет!) котиком, который отвергал недостаточно удовлетворяющую его вкусу пищу с негодованием и оскорбленным видом. Если, конечно, понятие «оскорбленный вид» отнести больше к пластике тела, нежели к выражению мордочки, покрытой шерстью. Вот я и демонстрировал то же самое мистеру Сэтосу, вспоминая свою киску.
      Он уставился на нас, но в конце концов поднялся и, еле наклонив голову, процедил:
      – Мадам… не изволите ли присесть?
      На каковое предложение мы среагировали оба, заняв места и тем самым выиграв очко. Без Гвен мне бы такого не добиться. Но раз уж я опустил свой зад в кресло, Сэтосу не сдвинуть меня с места, если только я сам этого не пожелаю.
      Я сидел неподвижно и спокойно, выжидая. Когда кровяное давление мистера Сэтоса достигло критической точки, он буркнул:
      – Ну? Вы ворвались в мой кабинет. Так что это еще за чушь насчет сенатора Кантора?
      – Я сам бы хотел это услышать от вас! Вы что, решили поместить сенатора в квартиру моей жены?
      – Что, что? Не будьте смешным! У миссис Новак однокомнатная квартирка, самая небольшая из тех, что числятся в первом классе! А сенатор от «Стандарт Ойл», если он только сюда прибудет, разместится в самых роскошных апартаментах, не иначе!
      – Например, в моих? И поэтому вы выкинули меня из квартиры? Чтобы поселить в ней сенатора?
      – Как? Не морочьте мне голову. Сенатора на Голден Руле нет. Нам пришлось потеснить некоторых из наших постояльцев, и вас в том числе. Все дело в новых секциях. Пока они еще не состыкованы с нашим поселением, все квартиры и прочие постройки на кольце один тридцать пять подлежат эвакуации. А выселенным мы собираемся предоставить временно менее просторные помещения. Насколько я помню, в предоставленном вам помещении будут поселены три семьи. Конечно, ненадолго.
      – Понимаю, понимаю! Значит, мне лишь по оплошности не сообщили, куда переселят?
      – О, я был уверен, что вам это сообщили!
      – Увы, нет. Так, может, вы это сделаете сами и назовете мой новый адрес?
      – Доктор, неужели вы полагаете, что я держу в голове все мелкие подробности о предоставляемых жилищах? Вы подождите снаружи, и вам это сообщат мои подчиненные.
      Я, оставив без внимания его предложение-приказ, отчеканил:
      – Уверен, что эти сведения вы держите в голове!
      Он фыркнул:
      – В нашем поселении больше ста тридцати тысяч жителей. И для информации об их адресах имеются компьютеры и сотрудники.
      – И все же вы знаете то, что касается нас! Вы сами убедили меня в этом: когда нужно, вы прекрасно осведомлены о всех «мелких подробностях»!
      Вот вам доказательство: моя жена не была вам представлена. Мангерсон Фитс понятия не имел о ее имени и не мог его сообщить. Но вы это имя держите в голове! Мало того, вы информированы и о том, в какой квартире она живет.
      Вернее, жила, пока по вашему приказу не заперли ее двери. И это составляет вашу деятельность в Голден Руле? Выкидывать людей из жилищ безо всяких церемоний и без предварительного предупреждения?
      – Доктор, вы что же, пытаетесь перейти в нападение?
      – Нет, я просто пытаюсь понять, почему вы объявили нам войну? Почему выпихиваете нас, почему преследуете? И вы и я, мы оба, прекрасно понимаем, что никакой связи тут нет с временным переселением из-за подстыковки новых секций, тем более что о моем выселении мне сообщили всего за тридцать минут. А с моей женой вы обошлись и того круче: попросту заперли ее двери, никак не предупредив вообще. Сэтос, вам не удастся провести нас ссылкой на новые секции, ибо в этом случае нас бы предупредили хотя бы за месяц. Нет, вам всего-навсего понадобилось выжить меня и жену с Голден Рула, и я желаю знать – почему?
      – Выйдите вон из моего кабинета! Я поручу кому-нибудь взять вас за руку и довести до ваших новых – временных – квартир!
      – В этом нет необходимости. Просто назовите координаты и номер помещения. Я подожду здесь, пока вы это сделаете.
      – О Господи! Мне сдается, что вы сами жаждете, чтобы вас выкинули с Голден Рула?
      – Ну что вы! Мне вполне здесь удобно. И я был бы рад остаться, окажи вы нам милость сообщить, где мы будем ночевать сегодня и где будет новый постоянный адрес после подстыковки новых секций. Нам нужна трехкомнатная квартира, видите ли, взамен возвращаемых двух: двухкомнатной моей и однокомнатной, принадлежавшей миссис Эймс. Да еще нужны два терминала. По одному на каждого, то есть как и было до выселения. К тому же квартира должна располагаться на уровне пониженного притяжения, желательно около четырех десятых, но не более половины…
      – А луну с неба вам не надо? Зачем вдруг два терминала? Это же дополнительный монтаж!
      – Ну так я и оплачу все расходы! Я же писатель, и мне необходим отдельный терминал в качестве процессора и для получения библиографических справок. А миссис Эймс нужен второй терминал для хозяйственных нужд.
      – Ого! Вы собираетесь использовать свою площадь для извлечения коммерческой выгоды? Значит, она будет не просто жильем?
      – И что же из этого следует?
      – А то, что надо подсчитать. Для каждого вида предпринимательства существует свой тариф. Для магазинов, ресторанов, банков… И оплата кубометра помещения при этом почти в три раза превышает цену кубометра жилья. Для предпринимателей цена не так высока, как для магазинов, но там учитывается страховка от несчастных случаев и прочего. За склады требуется платить немногим больше, чем за квартиры. В целом, полагаю, вам придется платить, как за офис – в три с половиной раза дороже, но я поручу моему главному бухгалтеру подсчитать поточнее…
      – Мистер Менеджер, правильно ли я вас понял? Вы, кажется, собрались навесить на нас квартплату в три с половиной раза большую, чем мы вдвоем платили за две квартиры?
      – Да, примерно так. Но, может, это будет всего в три раза больше…
      – Чудесно, чудесно! Я не скрывал того, что я писатель – это указано и в моем паспорте, и в анкете, которую я заполнил для вашего управления. И вы знали об этом все пять лет. Так разъясните, почему вы только сейчас вдруг усмотрели разницу между использованием терминала для писания писем и для сочинения рассказов?
      Сэтос изобразил некое подобие смеха.
      – Доктор, Голден Рул является деловым миром, подчиненным законам прибыли. Я это осуществляю со своими партнерами. Ни один из них не проживает здесь и не делает здесь бизнеса. Но если люди поселяются здесь или занимаются бизнесом, то это тоже должно служить на пользу мне и моим партнерам. Во всяком случае, таковы мои убеждения. А если вам они не по душе, вы вольны делать свой бизнес где-нибудь в другом месте!
      Я только что собрался перевести дискуссию в другое русло (ибо понимал, чем он пытается меня разоружить), как Гвен подала голос.
      – Мистер Сэтос…
      – А? Да, миссис Новак… то есть миссис Эймс?
      – Скажите, а не начинали вы с торговли вашими сестрами?
      Лицо Сэтоса приобрело нежно-баклажановый оттенок. Некоторое время он пытался совладать с собой и наконец выдавил:
      – Миссис Эймс, разве вас здесь кто-нибудь намеренно оскорбил?
      – Но это же очевидно! Я не знаю, есть ли у вас сестры, но ведь и сводничество выглядело бы для вас всего лишь предпринимательством!
      Неизвестно, почему вы нас оскорбляете? Мы здесь, чтобы попросить вас исправить несправедливость, а вы отвечаете нам увертками, беззастенчивой ложью, неуместными сентенциями… и откровенным вымогательством! Да еще сопровождаете свои беззакония напыщенной проповедью о свободном предпринимательстве! Так сколько же вы обычно запрашивали за своих сестричек? И каковы были при этом ваши собственные комиссионные? Половина выручки или больше?
      – Мадам, я должен просить вас оставить мой офис… и это поселение.
      Вы не относитесь к сорту женщин, желательных здесь.
      – Я с восторгом покину вас, – ответила Гвен, не шевельнувшись, – но лишь после того, как вы закроете мой счет. А также счет моего мужа.
      – Вон отсюда!
      Гвен протянула к нему ладонь.
      – Сначала расплатись с нами, лысый мошенник! Весь баланс наших счетов плюс неустойку за досрочное освобождение квартир. Мы не покинем эту комнату, не получив денег, а то вряд ли удастся иначе выжать из тебя то, что нам по праву причитается! Заплати все, и немедленно! Иначе, чтобы избавиться от меня, тебе придется меня укокошить, а если ты, губошлеп паршивый, вызовешь своих тупиц-молодчиков, я закричу так, что стены повалятся. Хочешь, покажу?
      Гвен откинула голову и издала пронзительный крик, от которого у меня разболелись зубы.
      У Сэтоса, наверняка, тоже – я увидел, как он содрогнулся. Довольно долго он тупо смотрел на Гвен, потом дотронулся до какой-то кнопки на своем столе и сказал в селектор:
      – Игнациус! Закройте счета доктора Ричарда Эймса и миссис Гвендолин Новак, а также уплатите неустойку за… – после небольшого колебания он точно назвал наши адреса и добавил: – И поскорее удалите их из моего кабинета, принеся сюда наличные для полного расчета и бланки расписок в получении денег. Не чеками, а наличными. Что? Нет, вы послушайте меня: если это займет больше десяти минут, я велю произвести полнейшую ревизию вашего ведомства и выясню, кого надо сжечь, а кого просто разжаловать!
      Он отключил связь, не глядя на нас.
      Гвен вынула игральную доску и предложила мне сыграть партию в «крестики-нолики», по-видимому, считая, что эта игра как раз соответствует моему интеллекту. Она обыграла меня четыре раза, хотя в двух партиях мой ход был первым. Но в моей голове все еще звучал ее сверхзвуковой вопль!
      Я не очень следил за временем, но, кажется, через десять минут в кабинет вошел человек с нашими счетами. Сэтос взглядом повелел ему подойти к нам. Мне показалось, что со мной расчет произведен точно, и я уже хотел подписать расходный ордер, как Гвен спросила:
      – А кто оплатит мне проценты по деньгам, которые лежали на депозите?
      – Как вы сказали? О чем вы?
      – Деньги на обратный проезд мной положены на депозит наличными, а вовсе не отданы вам на хранение! Ваш банк обязан выплатить мне эту сумму плюс девять процентов годовых, не облагаемых налогом. Правда, срочный вклад был бы выгоднее, но что делать? Я пробыла здесь больше года, так что… дайте сообразить… – Гвен подняла карманный калькулятор, который она только что использовала для подсчета очков в игре. – Вы должны мне проценты на сумму восемьсот семьдесят крон. Желательно в швейцарских золотых, что составит…
      – Мы платим в кронах, у нас нет швейцарской монеты.
      – Ну и ладно, платите в кронах, как я посчитала.
      – Но мы не платим процентов на деньги на обратный билет. Он же исчисляется в СКВ…
      Я вдруг насторожился.
      – Так вы не платите, да? Дорогая, можно мне твой компьютерчик?
      Так-с… Значит, смотри-ка: сто восемьдесят тысяч поселенцев и оплата туристической поездки в Мауи на Пан-Америкэн или Кантас…
      – Семьдесят две сотни в день, – быстро ответила Гвен, – не считая выходных и праздников…
      – Итак, – я произвел подсчет. – Гвен, это составляет около двух миллиардов крон! Единица, девять, девять, шесть и в придачу шесть нулей!
      До чего же интересно! Сэтос, старичок, вы же могли бы передавать больше ста миллионов в год для наших сирот в фонды Луна-Сити, да еще не облагаемых налогом! Но сдается мне, вы вряд ли так поступаете. По крайней мере с большей частью этих денежек. И думаю, что и с других вкладов вы также снимаете пенки в пользу своего «предпринимательства», не так ли? А вкладчики и не ведают ни о чем, правда?
      Служитель (Игнациус?) прислушивался к моим словам с несомненным интересом.
      Сэтос рявкнул:
      – Подписывайте ордера и убирайтесь!
      – О, я готов…
      – Но не прежде, чем они уплатят проценты, – ввернула Гвен.
      Я покачал головой.
      – Нет, Гвен. Такого можно было бы уговорить где угодно, но не здесь.
      Тут он сам себе и закон, и судья. Впрочем, мистер Менеджер, вы подали мне идею великолепной высокооплачиваемой статьи для «Ридерс дайджест» или «Форчун». Да еще под заголовком: «Небесный пирожок, или как разбогатеть на чужих денежках: экономика частновладельческого космического поселения». А далее такая фразочка: «Сто миллионов в год, мошеннически недоданных публике только на одном Голден Руле». Ну и еще в том же духе!
      – Вы опубликуете это, а я воздам вам за все ваши художества!
      – Да неужели? Увидимся в суде, старичок. Не думаю, чтобы вам сильно улыбалось полоскание вашего грязного бельишка в суде, не подвластном вам.
      М-мм, у меня появилась совсем уж дикая идея! Вы сделали очень ценное добавление. И я погляжу вместе с «Уолл-стрит джорнел», как вы будете выпутываться без ваших продажных покровителей. Сколько средств в СКВ курсирует от кольца один тридцать до кольца один сорок? И сколько поселенцев, покидающих Голден Рул, может получить их обратно из ваших банков? Или ваш валютный запас – такое же пустозвонство, как и все ваши слова?
      – Заявите об этом публично, и я затаскаю вас по всем судам Системы!
      Подписывайте ордера и убирайтесь!
      Гвен не стала подписывать, пока не пересчитала все деньги. Потом она поставила свою подпись, и я сделал то же.
      Когда мы укладывали деньги, терминал на столе Менеджера засветился.
      Экран был виден только Сэтосу, по голосу я понял, что это Главный проктор Франко.
      – Мистер Сэтос!
      – Я занят.
      – Чрезвычайное сообщение! В Рона Толливера стреляли. Я…
      – Вы что?
      – Только что! Я был в его офисе, он тяжело ранен, возможно, стрелявший не рассчитал. Но я видел все сам. Это сделал тот фальшивый доктор, Ричард Эймс.
      – Заткнись!
      – Но, босс!
      – Заткнись, говорю тебе! Ты глупый, все перепутавший осел! Доложишь мне сейчас же лично!
      Он снова обратился к нам:
      – А теперь уходите!
      – А может, лучше дождаться этого «очевидца покушения»?
      – Убирайтесь! И покиньте наше поселение!
      Я предложил Гвен свой локоть.

Глава 7

      Ты не сможешь обмануть честного человека.
      Воровство разобьет ему сердце.
Клод Уильям Дакенфельд (1880-1946)

      Мы увидели Билла в вестибюле. Он так и сидел на парашютном чехле с бонсай-деревцем в руках. При виде нас он встал с каким-то растерянным видом. Но стоило Гвен улыбнуться ему, как Билл сам расплылся в улыбке.
      Я спросил:
      – У тебя, что, возникли проблемы, Билл?
      – Нет, хозяин. Ох, да, одна шкура хотела купить деревце!
      – Так что же ты не продал?
      Он крайне изумился:
      – Чего? Оно же принадлежит ей!
      – Ты прав. Знаешь, что бы она с тобой сделала, если бы ты продал? Она бы забросала тебя гусеницами, вот что бы она сделала! Но не горюй, теперь тебе это больше не грозит. И крысы тоже. Пока ты с ней, никакие крысы тебе не страшны. Я прав, миссис Хардести?
      – Абсолютно правы, сенатор. Никогда никаких крыс! Билл, я горжусь тобой, ты не поддался искушению. Но я хочу, чтобы ты избавился от сленга.
      Если услышат твои словечки, подумают, что ты из «ночных ходоков». А нам бы этого не хотелось, не так ли? Поэтому никогда не говори «одна шкура хотела купить», а просто скажи: «один человек».
      – Ох, но ведь по правде та шкура-то была девкой. Ох, простите, бабой.
      Усекли?
      – Усекла. Но давай попробуем снова. Скажи «женщина».
      – Олл райт. Та шкура была женщиной. – Он радостно заулыбался и сообщил: – А вы говорите совсем как сестры, учившие нас Закону Божьему там, на Земле.
      – Это комплимент, Билл… но все равно стану придираться к твоей грамматике и произношению и разным словечкам куда больше, чем они. До тех пор, пока ты не заговоришь, как сенатор. Знаешь, много лет назад один мудрый скептик доказывал, что самый важный признак любого человека – его речь. И что правильная речь может стать залогом успеха. Ты понимаешь меня?
      – Уф… так, кое-что…
      – Ты не сможешь научиться сразу всему, я на это и не рассчитываю. Но, Билл, если ты будешь мыться ежедневно и научишься правильно говорить, то люди решат, что ты счастливчик, и станут относиться к тебе с уважением.
      Поэтому давай попытаемся, ладно?
      Я сказал:
      – Между прочим, важнее было бы срочно выбраться из этого притона.
      – Сенатор, важно и то и другое!
      – Ну да, ну да, старое правило «статуэтки для битья», я понимаю. И все же давай двигаться отсюда.
      – Да, сэр! Держим путь в космопорт?
      – Пока нет. Держим на Эль Камино Реал в поисках терминала, по которому можно было бы поговорить за монетку. У тебя есть мелочь?
      – Несколько монеток. Достаточно для непродолжительной беседы, наверное.
      – Хорошо. Но все же поглядывай, нет ли по пути разменного пункта.
      Теперь, когда мы закрыли счета, придется частенько действовать с помощью мелочи.
      Мы подняли вещи и двинулись в путь. Гвен тихонько произнесла:
      – Мне бы не хотелось, чтобы Билл это слышал, но… не составляет особого труда «убедить» общественный терминал в том, что у тебя есть кредит в банке, даже если его и нет!
      Я так же тихо ответил:
      – Мы прибегнем к этому, если откажут честные приемы. Моя дорогая, сколько еще хитрых штучек у тебя про запас?
      – Сэр, я даже не понимаю, о чем вы говорите! В ста метрах впереди нас… А что, на той будке светится желтый знак? Но почему столь немногочисленны будки, принимающие мелочь?
      – Да потому, что Большой Брат желает знать, кто и кому звонит. А при наличии кредитной карточки мы практически делимся с ним своими тайнами.
      Да, на той будке есть знак. Стало быть, можно запихивать туда наши монеты!
      Преподобный Хендрик Шульц быстро ответил по своему терминалу. Его глаза на добродушном лице Санта Клауса внимательно оглядели меня, оценили и подсчитали, сколько деньжат в моем кошельке.
      – Отец Шульц?
      – Во плоти. Чем могу служить, сэр? – Вместо ответа я вытянул из бумажника тысячекроновую купюру и подержал ее перед экраном. Доктор Шульц поглядел на нее, поднял лохматые брови и сообщил: – Вы меня заинтересовали, сэр!
      Я похлопал себя по ушам, зыркая глазами вправо и влево, потом изобразил всех троих маленьких обезьянок . Он, прекрасно поняв, ответил:
      – Ну что ж, мне, пожалуй, следует выпить чашечку кофе. Не хотели бы вы составить компанию? Одну минуточку…
      Он проворно написал что-то на листе бумаги и показал его. Там крупными печатными буквами было выведено: «СТАРАЯ МАКДОНАЛЬДОВА ФЕРМА».
      Вслух старикан произнес:
      – А не встретиться ли нам в гриль-баре на Сан-Суси? Это на Петтикот-Лейн, как раз напротив моей студии. Через десять минут, пожалуй?
      Говоря это, он пальцем водил по написанному.
      – Нормалек! – ответил я и отключил терминал.
      Я почти не практиковал походы в сторону ферм, поскольку они находились в зоне полного притяжения, не очень приятного для моей больной ноги. Впрочем, я не вполне точен: в Системе можно встретить достаточное количество поселенцев, занимающихся фермерством при любой частичной величине земного притяжения, той, какая была предпочтительнее им самим или выращиваемым растениям-мутантам. Но на Голден Руле основные свежие продукты производились под натуральным солнечным освещением и в зоне полного земного притяжения. Некоторые области поселения, освещавшиеся искусственным светом, тоже что-то производили, правда, при других величинах притяжения, но сколько места это занимало в общем балансе продовольствия, я не знаю. Мне лишь было известно, что достаточно обширная территория от кольца пятьдесят до кольца семьдесят от края до края являлась гигантской плантацией-оранжереей со столбиками-подпорками, гасителями вибрации и пешеходными тропинками по краям.
      На этом участке из двадцати колец длиной в восемьсот метров радиусы 0-60, 120-180 и 240-300 пропускают внутрь солнечный свет, а сектора между радиусами 60-120, 180-240 и 300-0 являются «фермерскими угодьями». «Старая Макдональдова ферма» занимает всю поверхность секторов 180-240 между кольцами 50 и 70.
      Среди обширных фермерских угодий можно было заблудиться, особенно в посадках кукурузы, которая вымахивала здесь значительно выше, чем в Айове.
      Но док Шульц польстил мне, предположив, что я соображу, где именно его найти. Впрочем, он оказался прав, ибо я сразу направился к известному ресторану с баром, расположенному в середине фермы, на шестидесятом кольце и радиусе 210 в зоне (ну конечно же!) полного земного притяжения. Ресторан располагался «под открытым небом» и носил название «Сельская кухня».
      Нам пришлось спуститься внутрь кольца пятьдесят, пройти до конца шестидесятого четыреста метров и подняться на поверхность в зону полного (будь оно неладно!) притяжения. Не так уж это далеко – около четырех городских блоков. Но попробуйте одолеть эту дистанцию на искусственной ноге, с культей, изрядно натертой чрезмерно долгой ходьбой, да еще с грузом!
      Гвен почувствовала это по моему голосу, выражению лица, походке… А может, уже научилась читать мои мысли – я бы не мог это отрицать с полной уверенностью.
      Она остановилась. Я тоже.
      – Что-нибудь не так, милая?
      – Да. Сенатор, отдайте этот узел. Я могу понести «дерево-сан» на голове. Поэтому отдай!
      – У меня все в порядке…
      – О да, сэр. Конечно же, в порядке, и я собираюсь этот порядок поддерживать. Тем более что у тебя есть привилегия изображать «macho», когда тебе вздумается, а мне разрешается быть слабой, рассуждать нелогично и устраивать истерики. Вот и теперь я почти близка к обмороку. И останусь в этом состоянии, пока ты не отдашь мне узел. Позднее тебе будет позволено меня отколотить.
      – Гм-гм. Не наступила ли моя очередь выдвигать аргументы?
      – Она наступит в ваш день рождения, сэр. Но пока что его не видать.
      Позволь мне взять узел, ну пожалуйста!
      Возразить было нечего, и я сдался, выпустив узел из рук. Билл и Гвен пошли впереди меня, причем дорогу прокладывал Билл. Деревце на голове Гвен не покачнулось, хотя дорога оказалась далеко не гладкой: ее захламили всякого рода отбросы.
      Я потихоньку ковылял за ними, тяжело опираясь на палку и перенося на нее почти всю нагрузку с культи. Поэтому, когда мы дошли до ресторана-дворика, я чувствовал себя вполне сносно.
      Док Шульц стоял спиной к бару, опираясь на стойку согнутой в локте рукой. Он узнал меня, но не подал виду, пока я не приблизился вплотную.
      – Доктор Шульц?
      – А-а, это вы! – Он не спросил, как меня зовут. – Не устроиться ли нам поуютнее? Мне приглянулся тот тихий яблоневый сад. А что если попросить хозяина отнести туда маленький столик и поставить парочку стульев под деревьями?
      – Пожалуй. Но три стула, а не два…
      Гвен подошла ближе.
      – А не четыре?
      – Нет. Я хочу, чтобы Билл сторожил наши вещички, как и раньше. Вон там есть свободный стол, и Билл разместит наш багаж на нем и вокруг. Вскоре мы втроем устроились за столом, вынесенным в сад.