Декер услышал шаги – в нескольких ярдах позади него хрустел и ломался кустарник. Скинк сделал ему знак, чтобы он уходил. Он опустился на колени, зарылся пальцами ног во влажную почву и оттолкнулся изо всей силы, как спринтер. Он бежал, делая беспорядочные движения, прорываясь сквозь стволы сосен и натыкаясь на кусты сабеля. Закричал человек, и снова началась стрельба. Декер шарахался, когда пули, визжа, отскакивали от древесных стволов – ниже, выше, всего в нескольких футах позади него. Кто бы ни стрелял, но он делал это на бегу, и потому не мог прицелиться, как следует.
      Декер не знал этого места, поэтому бросался туда, где, как ему казалось, он сможет пробиться. Он заметил место, обещающее укрытие, и рванул туда, стараясь держать голову пониже. Он почти добежал до него, когда что-то ударило его по глазам, и он согнулся от боли.
      Пуля задела ветку сосны, и та хлестнула Декера по лицу. Задыхаясь, он лежал на земле, с кулаками, прижатыми к глазам. Может быть, они подумают, что подстрелили его. Может быть, уйдут искать Скинка.
      Внезапно стрельба прекратилась. Декер услышал сигнал клаксона. Кто-то нажал на сигнал грузовика. Долгие требовательные гудки. С шоссе человек выкрикивал чье-то имя. Декер не мог разобрать слов. Он отнял руки от лица и с облегчением убедился, что не ослеп. Щеки его были влажны от слез, глаза болели, но, похоже, они могли видеть.
      Только когда Декер услышал рычание удаляющегося пикапа, он осмелился пошевелиться, но и тогда не мог решить, куда идти. Имело смысл двигаться в сторону от дороги, но он не хотел бросать Скинка, если Скинк еще был жив.
      Декер подполз к дереву и выпрямился, осторожно стараясь встать вровень со стволом, чтобы его профиль не был виден. На прогалине ничего не шевелилось. Утро было безмолвным, как смерть, все певчие птицы умолкли от страха.
      «Что за черт», – подумал Декер. Во всю силу легких он заорал:
      – Скинк!
      Что-то большое и бледное двигалось по краю леса, пересекая прогалину. Оно производило ужасный шум.
      – Я сказал, чтобы ты называл меня капитаном! – промычало оно.
      Скинк был великолепен. Он стоял совершенно голый, если не считать военных сапог.
      – Погляди, что этот говнюк сделал с моим костюмом! Он держал пластиковую куртку. Между лопатками были три маленьких дырочки.
      – Я его снял как раз вовремя, – сказал Скинк. – Повесил на ветку. Когда я зашуршал веткой, этот парень стал прочесывать все вокруг и промахнулся. Он смотрел немного не туда!
      Волосатый и голозадый, Скинк подвел Декера к телу. У мертвого был черный заскорузлый круг между песчаного цвета бровями. Его рот был похож на букву О.
      – Ты был прав насчет Руджера, – сказал Скинк. Ружье лежало рядом. Обойма была вынута из него.
      – Отвечая на твой вопрос, говорю – нет. Я никогда не видел его раньше, – сказал Скинк. – Его наняли, чей-то кузен из города. Его приятель оставался в дозоре там, где начинаются деревья.
      – Уверен, они решили, что одного ружья достаточно, – сказал Декер.
      – Парню не более тридцати лет, – размышлял Скинк, глядя на мертвого. – Глупец!
      Декер спросил:
      – Я так понимаю, что мы не уведомим власти?
      – Ты быстро учишься, – ответил Скинк.

* * *

      В середине семидесятых губернатором Флориды стал человек по имени Клинтон Тайри. В нем было все, чего жаждут избиратели: он был высок, в нем была грубоватая красота, в колледже он был звездой футбола (вторая команда общеамериканских линейных игроков), увенчанный наградами ветеран Вьетнама, снайпер, который однажды на шестнадцать дней оказался за линией неприятеля без пищи и боеприпасов, завидный жених, страстный любитель развлечений на свежем воздухе, а главное – он был местным уроженцем, что в то время было редкостью во Флориде. Политическая идеология Клинтона Тайри была консервативной, когда это было нужно, и либеральной, когда это не имело особого значения. При росте в шесть футов шесть дюймов он выглядел впечатляюще во время избирательной компании, средства массовой информации любили его. Он получил губернаторство, пройдя на выборах как демократ, но на практике повел себя, как не вел ни один демократ или республиканец, которых когда-либо видел штат Флорида. К величайшему смущению всех жителей Талахасси, Клинт Тайри оказался совершенно честным человеком. Когда он впервые отверг взятку, те, кто хотел его подкупить, естественно, подумали, что проблема заключалась в сумме. Те, кто пытался всучить ему взятку, были богатыми дельцами, занимавшимися земельным благоустройством, и им приглянулся прибрежный заповедник дикой природы. Они сделали новую попытку подъехать к губернатору с повторным предложением. Денег было так много, что они гарантировали бы ему безбедное существование после отставки в любой части света.
      Эти дельцы были не дураки. Деньги, предназначенные для взятки, должны были поступить из иностранной корпорации, имевшей банковский счет в Нассау. Эти средства должны были быть переведены по телеграфу с Бэй Стрит в акционерную компанию на Большой Кайман, а оттуда на анонимный счет, открытый специально для Клинтона Тайри в одном из банков Панамы. Таким образом, внезапно обретенное богатство новоиспеченного губернатора Флориды было бы защищено гарантиями секретности трех иностранных правительств.
      Мошенники-дельцы сочли этот план оригинальным и безупречным и были ошарашены, когда Клинтон Тайри посоветовал им интимно пообщаться друг с другом. Упомянутые дельцы по своей наивности вложили большие средства в избирательную кампанию Клинтона Тайри и теперь не могли поверить, что это был тот самый человек и что именно он теперь выступил в печати штата, охарактеризовав их как «подонков, недостойных даже пресмыкаться в грязи»
      Богатые дельцы были еще более изумлены, узнав, что все их беседы с губернатором оказались тайно записанными на пленку им самим. Они об этом узнали только, когда к их затейливо обставленной конторе на Брикелл Авеню подъехали – машины, полные молчаливых агентов ФБР, вооруженных ордерами на арест, и вся связанная золотой цепочкой банда была арестована. Скоро Внутренняя Служба Доходов бодро принялась за расследование, и через полгода одна из величайших фирм по земельному благоустройству и развитию в Юго-Восточной части Соединенных Штатов оказалась плавающей брюхом кверху.
      Это был волнующий и важный момент в истории Флориды. Редакционные статьи флоридских газет прославляли губернатора Клинтона Тайри за львиную храбрость и честность, в то время, как ученые мужи из радиокомпаний пророчили ему роль предвестника стремительного становления Нового Юга.
      Но, конечно, люди, которые в действительности имели вес, то есть люди с деньгами и облеченные властью, вовсе не рассматривали нового губернатора как героя. Они видели в нем опасную помеху – гвоздь в заднице.
      Конечно, каждый ловкий политик во Флориде становился в позу и высказывался в пользу честного правительства, но немногие смутно понимали эту мысль и еще меньше было таких, кто был готов испытать это на практике. Клинт Тайри был иным, он был препятствием. От него исходили чуждые сигналы.
      Учитывая тот факт, что Флорида больше не была целинной землей, соперничество алчных дельцов было жестоким. Преимущество получили те, у кого была возможность дать приличную взятку и у кого были более влиятельные связи. В Солнечном Штате рост всегда зависел от прививки, развитие от взятки: тот, кто был против коррупции, был со всей очевидностью против прогресса. Что-то надо было делать.
      Круги, заинтересованные в развитии штата, имели возможность выбирать из двух вариантов: ждать, пока истечет срок губернаторства Тайри и тогда проголосовать за его отстранение от должности, или обвести его вокруг пальца.
      Что они и сделали. Они бросили все свои ресурсы и сосредоточили все внимание на развращении тех, кто больше всего был им необходим, при этом задача была достигнута при минимальном сопротивлении. Губернатор получил большинство в один голос в кабинете штата, и для его политических противников было простой задачей обеспечить лояльность оппозиционного большинства. Для этого требовались только деньги. В равной мере было просто (хотя и несколько дороже) обеспечить поддержку в палатах штата, так что часто налагемое Клинтоном Тайри вето автоматически отменялось.
      И очень скоро новый губернатор выяснил, что почти в каждой важной политической битве он оказывается среди проигравших. Он убедился в том, что давать интервью Дэвиду Бринкли или появляться на обложке «Тайм» не значило ничего, пока его коллеги голосовали за то, чтобы сдать каждый дюйм флоридского побережья объединившимся моголам с пальцами, унизанными перстнями. С каждым поражением Клинтон Тайри становился все мрачнее, подавленнее и нелюдимее. Письма, которые он диктовал, становились настолько непонятны и нечестивы, что его помощники боялись их отсылать с печатью штата и тайно их переписывали.
      Они шептались между собой, что губернатор слишком похудел, что его костюмы теперь не всегда выглажены, что волосы его становятся космами. Некоторые республиканцы даже пустили слух, что Тайри страдает какой-то ужасной венерической болезнью.
      Тем временем богатые дельцы, которые пытались его вначале подкупить, в конце концов оказались ответчиками на процессе, а губернатор был главным свидетелем обвинения. Это, как говорят, было похоже на цирк. Друзья Клинтона Тайри считали, что он держал себя, как и следовало ожидать, враги же говорили, что он выглядел скованным и неопрятным, похожим на наркомана, когда давал показания на свидетельском месте.
      Процесс оказался сомнительной победой. Дельцы были признаны виновными в подкупе и заговоре, но наказание, которое они понесли, было всего лишь порицанием. Ведь они были семейными людьми, объяснил судья, и ревностными прихожанами.
      По проклятому совпадению через день после вынесения приговора кабинет правительства Флориды проголосовал большинством в шесть голосов против одного за закрытие заповедника дикой природы Воробьиная Отмель и продаже ее Корпорации по развитию Воробьиной Отмели за двенадцать миллионов долларов. Объявленной причиной этой продажи была несчастная гибель единственного оставшегося в живых воробья Карп Сигрейв (умершего от сексуальной неполноценности или от преклонного возраста). Ради этого вида зеленый заповедник и был в свое время создан. Учитывая смерть последней редкой птицы, кабинет решил, что не было смысла продолжать оставлять втуне во всех отношениях удобное побережье. Единственный голос, прозвучавший против земельной сделки, принадлежал, конечно, губернатору, и только потом он узнал, что главным держателем акций Корпорации по развитию Воробьиной Отмели был не кто иной, как его доверенный коллега, лейтенант-губернатор.
      На утро после голосования губернатор Клинтон Тайри сделал то, чего никогда не делал ни один губернатор Флориды. Он исчез.
      Ни одной живой душе в Талахасси он не сказал, что собирается предпринять. Он просто вышел из губернаторского особняка, сел на заднее сиденье своего лимузина и велел шоферу ехать.
      Шестью часами позже он велел шоферу остановиться. Лимузин привез его на конечную остановку автобусов в деловой части города Орландо, где губернатор распростился с шофером и велел ему убираться к чертовой матери.
      В течение двух дней губернатор Клинтон Тайри был предметом самой массированной охоты на человека в истории штата. ФБР, дорожная патрульная служба, морская патрульная служба, Флоридский Департамент отправления законов и Национальная гвардия посылали своих агентов, войска, психиатров, собак-ищеек и вертолеты. Правительственного шофера допрашивали семь раз, и хотя эти допросы всякий раз оканчивались ничем, а шофер не давал повода к подозрениям, все-таки на него продолжали смотреть как на подозреваемого номер один, замешанного в исчезновении губернатора. Поиски закончились, когда в Капитолий было доставлено нотариально заверенное отречение Клинтона Тайри. В его коротком обращении к прессе экс-губернатор сообщал, что отказывается от должности, по причине «тяжелых нравственных и философских конфликтов».
      Он сердечно благодарил своих друзей и сторонников и заканчивал свое послание ядовитым но, казалось бы, совсем не относящимся к делу пассажем из песни группы «Муди Блюз».
      После отречения Клинтона Тайри грязное дело распродажи Флориды возобновилось в столице штата. Лица, лояльные по отношению к молодому губернатору, начали давать интервью, намекая на то, что уже в течение целых двух лет они знали, что он был не в себе. Несколько отважных репортеров исчерпали бесценные отчеты, пытаясь проследить всю деятельность Клинтона Тайри и представить правдивую его историю, но не добились успеха. Единственное, что удалось доказать, это то, что в день исчезновения беглого губернатора из деловой части Орландо, он был на автобусной станции. Под именем Блека Леклера он купил билет в одну сторону до Форта Лодердейл, но так туда и не прибыл. По пути туда междугородный автобус «Грейхаунд» остановился на станции Экскон для заправки. Шофер не заметил, как высокий пассажир в синем костюме в узкую полоску, отправившийся в мужской туалет, так и не вернулся. Заправочная станция Экскона была расположена напротив фруктового лотка на шоссе 222, в четырех милях от пригородов Харни.
      Клинтон Тайри избрал Харни не только из-за красот природы в этих местах (озера, кипарисы и сосны), но также и по причине глубокой политической отсталости. Округ Харни имел самый низкий процент избирателей на голову населения по сравнению с любым другим округом во Флориде. Это было одно из немногих мест, попавшее в черные списки избирателей по статистике Гэллапа и Лу Харриса в виду того, что шестьдесят три процента из опрошенных не могли правильно назвать вице-президента, хоть какого-нибудь вице-президента Соединенных Штатов. Четверо из пяти граждан Харни не утруждали себя тем, чтобы бросить бюллетени в урну во время прошлых выборов губернатора главным образом потому, что ежегодный аукцион по продаже быков-производителей был назначен на тот же день.
      Это был город, где Клинтон Тайри, был уверен, его никогда не узнают, где он мог построить себе домишко и заниматься своими делами и называться Рейджнишем или Баззом или даже Скинком, и где никто бы не побеспокоил его.
      Скинк вынужден был прождать целый день, чтобы избавиться от тела. Как только стемнело, он взял грузовик и оставил Р. Дж. Декера в хижине. Декер не спрашивал ни о чем, потому что ничего не хотел знать.
      Скинк пропадал час. Когда он вернулся, то был снова одет в свой флюоресцирующий дождевик. Он прошествовал сквозь щитовую дверь и скинул свои морские сапоги. Его ступни были голыми. Под мышкой он держал двух обмякших белок, только что убитых на дороге.
      – «Армадил» все еще там, – сообщил он.
      Тотчас же Декер догадался, что произошло: Скинк отволок второе тело в Морганово Болото. И, возможно, насадил его на ту же самую рыболовную веревку.
      – Я не могу здесь оставаться, – сказал Декер.
      – Поступай, как знаешь. Машины шерифа обшаривают все вокруг. Две припаркованы возле Тропы Мормонов, и им очень не нравится там, можешь мне поверить. Значит, где-то пахнет жареным.
      Декер сел на голый деревянный пол, потирая спину о шершавые доски книжного шкафа. Он хотел спать, но, как только закрывал глаза, видел труп Отта Пикни. Образы были неизгладимыми. Три кадра, если бы при нем были камеры.
      Первый: макушка, пробивающаяся на поверхность сквозь воду, мокрые волосы Отта, свисающие на одну сторону, как бурые водоросли.
      Потом кадр с его бескровным лбом и широко открытыми глазами, уставившимися в бесконечность.
      И наконец: вся бледная маска смерти целиком, гротескно насаженная на веревку с помощью тяжелой проволочной петли и держащаяся навесу над водой благодаря невероятной силе рук Скинка, видимых в нижней левой части кадра.
      Р. Дж. Декер был обречен запомнить Отта Пикни таким. Проклятием профессионального фотографа была невозможность забыть.
      – Ты, похоже, готов все бросить, – заметил Скинк.
      – Предложи мне другой вариант.
      – Продолжай все, будто ничего не произошло. Оставайся сидеть на хвосте у Дики Локхарта. В этот уик-энд намечается турнир по ловле окуня...
      – В Новом Орлеане?
      – Да, Поедем?
      – Ты и я?
      – И мистер «Никон». Я надеюсь, у тебя приличная тренога.
      – Конечно, – сказал Декер. – В машине.
      – И, по крайней мере, шестисотмиллиметровая пленка?
      – Верно.
      С помощью его верных линз можно было бы разглядеть ноздри четвертьзащитника.
      – Ну? – сказал Скинк.
      – Да не стоит того, – ответил Декер.
      Скинк сорвал с головы свою купальную шапочку и бросил ее в угол. Потом он стянул резиновую повязку со своей гривы и тряхнул длинными волосами.
      – Я хочу поужинать, – сказал он. – Если ты не голоден, я съем все.
      Декер потер виски. У него не было аппетита.
      – Не могу поверить, что они могли кого-то убить из-за проклятой рыбы.
      Скинк встал, держа мертвых белок за задние ноги.
      – Это не из-за рыбы.
      – Ну, значит из-за денег, – сказал Декер.
      – Это только часть правды! Если мы бросим дело сейчас, не узнаем всего. Если бросим сейчас, возможно, упустим Дики Локхарта навсегда. Они не могут обвинить его в убийствах, пока еще не могут.
      – Знаю, – сказал Декер.
      Не будет никаких доказательств: ни лоскутка, ни ниточки. Оззи Ранделл скорее сядет на электрический стул, чем донесет на своего идола.
      Декер спросил:
      – Как ты думаешь, они знают, что это мы?
      – Все зависит... – заговорил Скинк, – все зависит от того, видел ли тот другой парень в пикапе наши лица утром. Все зависит также от того, сказал ли «Армадил» им о нас перед смертью. Если он сказал им, кто ты, тогда у тебя возникают проблемы.
      – У меня? А как насчет тебя? Ведь из твоего оружия убит тот парень.
      – Какого оружия? – сказал Скинк, поднимая руки. – О каком оружии вы говорите, офицер? – Он полыхнул своей неотразимой улыбкой.
      – Не беспокойся обо мне, Майами. Если у тебя есть потребность беспокоиться, то беспокойся о том, чтобы сделать несколько хороших фотографий рыбы.
      Скинк поджарил белок на воздухе над открытым огнем. Декер пил холодное пиво и чувствовал, как ночь сгущается над озером Джесап. Они ели молча. Декер оказался голоднее, чем думал. Потом они оба открыли по следующей банке пива и смотрели, как догорают угли.
      – Джим Таил всегда с нами, – сказал Скинк.
      – А это не опасно? – спросил Декер. – Я хочу сказать, для него.
      – Ни для него, ни для нас. Но Джим Тайд – осторожный человек. И я тоже. А ты – ты учишься на ходу.
      Скинк балансировал жестянкой пива, поставив ее на колено.
      – Есть здесь Восточный, который идет без остановки до Нового Орлеана, – сказал он, – отходит из Орландо примерно в полдень.
      Декер поглядел на него:
      – Что ты имеешь в виду?
      Скинк сказал:
      – Вероятно, разумнее нам поехать порознь.
      Декер кивнул. Они никогда не пустят его в самолет, подумал он, особенно в такой одежде.
      – Тогда, я думаю, увидимся в аэропорту.
      Скинк опрокинул жестянку воды на оставшиеся угли.
      – Куда ты направишься сегодня вечером? – спросил он.
      – Есть еще кое-кто, кого мне надо повидать, – сказал Декер. – Хотя я не уверен, что знаю, где она остановилась. По правде говоря, я не уверен даже, в городе ли она. Это сестра Денниса Голта.
      Скинк засопел.
      – Она еще в городе. – Он снял свой дождевик. – Она в гостинице «Дейз Инн», по крайней мере, именно там припаркован этот крошка – «Корвет».
      – Спасибо, я найду ее. А как насчет этих типов на дороге?
      – Давно уехали, – сказал Скинк. – Смена закончилась полчаса назад.
      Он проводил Декера до машины.
      – Будь осторожен с этой дамой, – сказал Скинк. – Если у тебя возникнет непреодолимое желание рассказать ей историю своей жизни, я могу это понять. Только не рассказывай ту ее часть, которая связана с сегодняшним днем.
      – Я слишком чертовски устал, – вздохнул Декер.
      – Это то, что все они говорят.

10