Как только они появились, начались телефонные звонки. Когда Эл Гарсия взял трубку, голос на другом конце линии сказал:
      – Почему бы тебе не вернуться в Майами, рожа?
      Когда к телефону подошел Джим Тайл, обращение было:
      – Не показывайся на озере, ниггер!
      После четвертого звонка Гарсия включил свет и сел в постели:
      – Плохо, что они дали нам худшую комнату в этом месте, а теперь еще это.
      – Зато очень милый вид на мусорную кучу, – сказал Джим Тайл. Когда он выпростал свои голые коричневые ноги из-под одеяла, Гарсия заметил повязку, наложенную на пулевое ранение, нанесенное ему Калвером Ранделлом.
      – Ничего особенного, – сказал патрульный, – пуля прошла навылет.
      – Один из этих сумасшедших окунеловов?
      Джим Тайл кивнул.
      – Вот дерьмо, – сказал Гарсия. – Может, нам стоит относиться посерьезнее к этим телефонным звонкам.
      – Они просто пытаются нас напугать.
      Снова зазвонил телефон.
      Джим Тайл смотрел на него с минуту прежде, чем снять трубку.
      – Ты, чучело, убирайся обратно, – протянул собеседник.
      Патрульный повесил трубку. Его челюсти были сжаты, а глаза приняли жестокое выражение.
      – Я начинаю принимать эти звонки близко к сердцу.
      – И ты, и я, мы оба, – Гарсия снял свои брюки со стула и стал копаться в кармане в поисках зажигалки. Когда телефон снова зазвонил, полицейский сказал:
      – Моя очередь.
      Послышался еще один голос с южным выговором:
      – Удачи тебе, жирная рожа.
      Гарсия хлопнул трубкой и сказал:
      – Не думаешь, что нам следует взяться за ум и выключить телефон?
      – Нет, – сказал Джим Тайл. Он беспокоился о Скинке и Декере. Кто-то из них мог позвонить.
      – Не могу представить, чтобы эти сопляки после того, как увидели нашу лодку, действительно беспокоились, что мы выиграем, – сказал Гарсия. – Не могу понять, чего они так напугались.
      – Нашего вида, – сказал Джим Тайл. Он снова лег на подушку и уставился в потолок. Гарсия закурил сигарету и стал просматривать брошюру об Озерах, которую какая-то дама дала ему на барбекью.
      Было уже позже двух часов ночи, когда кто-то выстрелил из ружья к ним в окно и убежал.
      Джим Тайл гневно взял трубку и начал набирать номер.
      Вытряхивая стекло из одеяла, Эл Гарсия спросил:
      – Кому ты собираешься звонить, чико, в Департамент охоты и рыбной ловли?
      – Думаю, важно произвести впечатление, – сказал патрульный. – А ты так не думаешь?
      Для того чтобы добраться до плотины, Эдди Сперлинг должен был проехать на запад по дороге 84, затем повернуть на север по шоссе 27 и добраться до лагеря рыболовов «Фиш Кемп». Здесь плотина была достаточно широка, но только для проезда одной машины. В три часа ночи Эдди не предвидел никакого встречного транспорта. Он медленно вел машину сквозь хрустальную темноту, насекомые с болот клубились вокруг его фар. Время от времени ему приходилось тормозить, потому что пучки света от его передних огней высвечивали какое-нибудь животное, которое замирало на месте в выбитой колее, и в этот момент были видны его рубиновые глаза. Это были кролики, еноты, лисы, рыси и даже жирная старая самка выдры.
      Эдди удивлялся такому обилию диких животных столь близко от большого города.
      Ему потребовался час, чтобы сделать полный круг и вернуться к месту, где вода высоко поднималась у дамбы. Это было Озеро номер семь. Добравшись до места, Эдди Сперлинг выключил двигатель и фары, опустил окно и поглядел на восток. Эверглейдская ночь была необъятна и прекрасна, полоса неба не похожа ни на что из того, что ему доводилось видеть прежде на Юге, казалось, что в этом месте Галактика прямо льет свой свет в мерцающее болото.
      Когда Эдди поглядел на восток, он увидел, что пейзаж здесь ломаный и закрыт аурой огней города. Бледная полоска супершоссе, похожая на шрам, пересекалась тремя другими дорогами, проложенными специально для земельных разработок Чарли Уиба. В этом не было ничего красивого, и Эдди отвернулся. Он надел шапочку, сорвал свой жилет и вышел из грузовика в нежное гудение ночных болот.
      Вода блестела по обе стороны дамбы. Под тонкой дымкой тумана Озеро номер семь лежало плоское и мертвое, как цистерна. По контрасту с этим маленький прудик на стороне Эверглейдса был испещрен ямочками от миног и водяных жуков. Этот карман был богато украшен бахромой рогоза и другой травы, вокруг шуршали листья водяных лилий, огромные как пицца. В пруду что-то плавало: пластиковая бутылка Клорокс, привязанная за веревку.
      Эдди Сперлинг заметил, как неуместно она здесь выглядела, просто непристойно – как мусор. Вся эта затея казалась ему безумной – Уиб и его чертов импорт из Алабамы. Эдди осторожно пробирался по склону дамбы – его сапоги скользили в жидкой грязи. У края пруда он нашел длинную палку, которую использовал, чтобы подцепить белесую плавучую бутылку.
      Он дотянулся до веревки и начал ее вытягивать, меняя руки. Рыбья ловушка оказалась необычайно тяжелой, прямо свинцовой. «Должно быть, запуталась в гидрилле», – подумал Эдди.
      Когда наконец клетка появилась на поверхности воды, он бросил палку и стал ощупывать петли пальцами. Потом вытянул ее на берег. Эдди посветил фонариком в клетку и сказал:
      – Бог мой!
      Он не мог поверить своим глазам: это был медно-черный окунь невероятных размеров, столь огромный, что мог бы быть глубоководным групером.
      Похоже он весил не менее тридцати фунтов. Хог смотрел на Эдди и яростно бился в своей проволочной тюрьме. Эдди, пораженный его размерами, мог только молча смотреть. Он думал: это невозможно.
      С другой стороны пруда послышался шум, и Эдди Сперлинг похолодел. Он узнал ни с чем не сравнимый звук взводимого курка.
      Низкий голос сказал:
      – Положи ее на место.
      Эдди глотнул – его горло было сухим. Он был настолько напуган, что не мог двинуться с места.
      Раздался выстрел и бутылка из-под «Клорокса» взорвалась у его ног. После того, как утихло эхо, голос сказал:
      – Сейчас же.
      Колени Эдди стали, как резиновые, и он поставил клетку в пруд, выпустив мокрую веревку, которая скользнула по его пальцам.
      На другой стороне пруда из рогоза поднялся стрелявший. Судя по силуэту, это был крупный мужчина. Его облик казался еще более устрашающим из-за военного вида одежды и черной маски. Человек зашлепал через болото и перешел на другую сторону дамбы. Эдди подумал о бегстве, но бежать было некуда. Потом он подумал о том, чтобы уплыть, но его остановила мысль о змеях и аллигаторах. Поэтому он просто стоял, стараясь не запачкаться.
      Скоро стрелок замаячил прямо над ним на дамбе.
      – Погаси фонарь! – сказал он.
      Он был настолько близко, что Эдди мог различить его черты. У него были длинные темные волосы, крысиная борода и цветастая пластиковая шапочка. То, что издали показалось маской, вблизи превратилось в солнцезащитные очки. В руках у него была винтовка «Ремингтон».
      – Я Шустрый Эдди Сперлинг.
      – Откуда?
      – С телевидения!
      – Я не смотрю телевизор!
      Эдди попытался подобраться к нему с другой стороны:
      – Тебе нужны деньги? Джип? Подходи и бери!
      Не моргнув глазом, стрелок повернулся и выстрелил в подцвеченное ветровое стекло машины Эдди Сперлинга.
      – У меня есть свой собственный грузовик, спасибо, – сказал он. Потом выстрелил в противотуманные огни Эдди.
      Эдди прошиб ледяной пот. Человек сказал:
      – Здесь, кажется какая-то рыба, да?
      – Самая большая, какую я видел в жизни!
      – Ее зовут Квинни.
      – Право, это мило, – сказал Эдди в отчаянии. Он не сомневался, что волосатый стрелок собирается его убить.
      – Может быть, интересуетесь, что случилось с вашей рыбой?
      – Собственно, она не была моей, – сказал Эдди. Человек издевательски рассмеялся:
      – Так ты проделал весь этот путь, чтобы поздороваться с ней?
      Эдди ответил:
      – Нет, сэр, я проехал весь этот путь, чтобы выпустить ее.
      – А как насчет того, чтобы я сбил с тебя спесь? Вот пальну в тебя и дело с концом!
      – Пожалуйста, – закричал Эдди. – Я говорю правду, я собирался выпустить эту рыбу. Обыщите мой грузовик, если не верите. Если бы я собирался забрать эту рыбу, я привез бы с собой садок, верно? Или лодку, разве не так?
      Стрелок, по-видимому, обдумывая эту мысль. Эдди продолжал:
      – И зачем бы мне понадобилось приезжать сюда за три часа до начала турнира и рисковать тем, что рыба подохнет?
      Человек спросил:
      – Так вы не из жуликов?
      – Нет, и не собираюсь становиться жуликом. Я не мог с этим примириться, поэтому я обманул Чарли Уиба.
      Человек опустил ружье.
      – Я отпустил этих окуней.
      Эдди Сперлинг сказал:
      – Я рад, что вы это сделали.
      – Трех хогов. Один, должно быть весил фунтов одиннадцать.
      – Хорошо, – сказал Эдди. – Может быть, когда-нибудь я его поймаю, когда он подрастет.
      – А как насчет Квинни? – спросил человек. – Что бы вы сделали с ней?
      Не колеблясь, Эдди сказал:
      – Я и ее бы отпустил.
      – Сомневаюсь.
      – Какой смысл было бы ее убивать, мистер? Предположим, я бы забрал этого монстра домой и сделал чучело. Каждый раз, когда я входил бы в комнату, она смотрела бы на меня со стены, и в этих лиловых глазах была бы ужасная правда. Я не смог бы с этим жить, мистер. Вот почему я говорю, что вам не надо пускать в ход ружье. Я бы ее выпустил.
      Стрелок продолжал стоять, никак не реагируя на слова Эдди. Его солнцезащитные очки приводили Эдди в ужас.
      – У меня мальчик, мистер. Ему девять, – сказал Эдди. – Думаете, я смог бы солгать своему сыну о такой рыбе, как эта? Сказать, что я ее поймал, когда этого не было.
      – Некоторые могли бы.
      – Не я.
      Стрелок сказал:
      – Я вам верю, мистер Сперлинг. А теперь марш отсюда, будьте любезны.
      Эдди послушно вскарабкался вверх по берегу, на дамбу. Он прыгнул в джип, даже не смахнув осколки стекла с сиденья.
      – Вы можете развернуться?
      – Да, – сказал Эдди. – У меня же есть возможность использовать все четыре колеса.
      В темноте он стал нервно нащупывать ключи.
      – Шов вселенной, – размышлял вслух стрелок. – Эта дамба, как нравственный шов вселенной.
      – Да, она узкая, это верно, – подал голос Эдди.
      – Зло по одну ее сторону, добро по другую, – человек проиллюстрировал свою мысль, жестикулируя «Ремингтоном».
      Эдди высунул голову из окна машины и сказал очень вежливо:
      – Могу я вас спросить, что вы собираетесь сделать с этим большим красивым окунем?
      – Я собираюсь его выпустить, – сказал человек, – примерно через пять минут.
      Он не сказал где, не сказал, с какой стороны шва.
      Эдди знал, что не стоит испытывать судьбу, знал, что должен удирать от этого психа во все лопатки, но не мог этого сделать. Рыболов в нем должен был добиться ответа:
      – А сколько она весит?
      – Ровно двадцать девять.
      – Вот те на! – Эдди Сперлинг часто задышал.
      – А теперь проваливай, – сказал стрелок. – И удачи на турнире.
      После того, как Эдди уехал, Скинк вытянул большую рыбу из пруда. Он повесил клетку на плечо на манер ярма и понес через плотину к Озерам. Он поставил ее снова в воду и начал обыскивать берега, пока наконец не нашел две пустых банки из-под пива, служившие отметкой места, где Джим ТаЙл и Эл Гарсия затопили кучу веток и валежника. Скинк еще раз вытянул клетку и поставил в секретное место. На этот раз он вынул окуня, отметил направление к полузатопленному завалу из веток и нежно подтолкнул туда своего питомца.
      Рыба плеснула, замутила воду и исчезла.
      – Увидимся сегодня вечером, – сказал Скинк. – А потом поедем домой.
      С винтовкой в руке он простоял на дамбе два часа, наблюдая, как начинает бледнеть ночь. На стороне Эверглейдса закричала цапля, начали ссориться дрозды-белобровики в камышах. Но другая сторона дамбы оставалась молчаливой и безжизненной. Скинк ждал, появится ли что-нибудь в Озере номер семь – черепаха, сарган, хоть что-нибудь. Он ждал долго. Потом, глубоко обеспокоенный, он устало двинулся вниз по дамбе туда, где оставил свой грузовик.
      В этот самый момент Р. Дж. Декер припарковал свою машину за рядами трейлеров, в которых жили строители на Озерах. Рассвет был лучшим временем, чтобы двинуться в путь, потому что в этот час большая часть нанятых полицейских спала или трепалась и сплетничала, ожидая окончания смены. Декер заметил только одного охранника в форме, круглого и цветущего парня, который появился из трейлера, задержался ненадолго, чтобы облегчиться, и снова закрыл дверь.
      Декер еще раз проверил камеру. Это была «Минолта Макскум», крепкая, трйдцатипятимиллиметровая. Он купил ее на распродаже в Уэст Палм Бич со скидкой. В этом магазине принимали кредитные карточки. Декер подумал, что «Кодак» или «Шур-Шот» могли бы сработать так же хорошо, но он слишком торопился. Он открыл аппарат и проверил механизм заряжения пленки. То же самое он сделал с блоком привода мотора.
      Удовлетворенный, Декер прикрыл линзы колпачком, закрыл камеру и спрятал ее в отделение для перчаток машины Эла Гарсия. Потом он достал из багажника кусачки и проскользнул к сараю с запчастями, где принялся за работу с подвесным замком.
      Начало мемориального турнира имени Дики Локхарта было назначено на шесть тридцать, но рыболовы прибыли очень рано, чтобы спустить лодки на воду, проверить оборудование и воспользоваться даровым угощением.
      Рыболовы знали, кто бы ни выиграл в этом турнире, он, вполне возможно, не сможет никогда больше опустить в воду удочку не из-за колоссальной премии, но из-за того, что отпадет необходимость рекламировать продукцию спонсоров. Наживка на окуня, которая обеспечит получение главного приза в турнире Локхарта, вне всякого сомнения будет самой модной наживкой, по крайней мере, в течение года в лавках, торгующих приманкой для ловли рыбы в пресной воде. Во всем этом не было никакой логики, потому что окунь жрет что попало (включая собственную молодь), но компании, производящие снасти, делали все возможное, чтобы подстегнуть психоз, связанный с приобретением наживки. До начала турнира, до того, как выстрелом будет подан сигнал к старту лодок, они завалили соревнующихся даровыми блоками, зажимами, обтекателями, а также резиновыми червями, разложенными в гигантских пластиковых корытах, как какая-то адская пурпурная паста.
      Утро было ясным и прохладным. Поговаривали, что к полудню может быть восемьдесят градусов. Матроны из Первой Церкви Пятидесятницы Освобождающего Искупления раздавали библейские брошюры и горячие бисквиты и кофе, хотя многие участники соревнований были слишком возбуждены, чтобы есть или молиться.
      Ровно в шесть часов Роллс-Ройс «Корниш» цвета бургундского вина подъехал к причалу номер один Озер Ланкеров. Из него вышли Деннис и Лэни Голт. На Лэни был красный жакет, обтягивающие брюки из грубой бумажной ткани «Гор-Текс» и черные сапоги для верховой езды. Она наслаждалась вызываемым ею восхищением других участников соревнований, которые не сводили с нее глаз и с энтузиазмом грызли горячие рогалики, доставая их из мешка. С видом высочайшего превосходства Деннис Голт отцепил от трейлера свою сверкающую семнадцатифутовую лодку «Рейнджер» и спустил на воду. Он начал методично укладывать свои удочки одну за другой, затем коробку с необходимыми инструментами и наконец огромный ящик с рыболовными снастями. Усаживаясь в кабину лодки, он провелил показания приборов – температуру воды, размещение груза, показатели тахометра, горючего, батарей, давления бензина, нажал на кнопку своего звукового искателя рыбы, и на экране зажглись и замигали ярко-зеленые буквы – доброе утро! Большой подвесной мотор «Джонсон» поддался сразу же и включился, мурлыкая, как тигренок. Пока мотор нагревался, Деннис Голт стоял у руля и небрежно разглаживал складки своего небесно-голубого спортивного костюма. Он брызнул струей Миндекса на стекла своих японских янтарных очков «Поляроид» и протер их темно-синим платком. Затем надел свой жилет с монограммой и сунул в карман флакон «Счастливой Железы» в пять унций. По традициям окунеловов он повернул свою кепку так, что козырек оказался сзади, потому что при скорости в пятьдесят миль в час ветер сорвал бы ее. Деннис Голт был готов к тому, что, как и всегда, послышатся замечания по поводу Роллс-Ройса и того, какой напыщенный и самодовольный осел его владелец, но на этот раз другие окунеловы оставили его в покое. Собственно говоря, Голт был так погружен в свой предтурнирный ритуал, что чуть не пропустил необычное зрелище.
      Оно началось появлением на восточной стороне неба проблеска света величиной с булавочную головку. Свет распространялся быстрее, чем от восхода солнца. Он был пульсирующим и странным. Окунеловы сгрудились у причала, чтобы посмотреть, что это такое. Они предполагали, что большие компании, производящие наживку, решили запустить новую рекламу, и придумали для этого трюк.
      Все небо над Озерами запульсировало аквамариновым огнем. На сорокафутовом экране, сооруженном позади подмостков, появилось лицо преподобного Чарльза Уиба, готового произнести слова утреннего благословения. Конечно, оно было записано на пленку (потому что Чарли Уиб редко поднимался с постели раньше десяти), но ни у кого из участников соревнования не было желания послушать, что сказано в Ветхом Завете о ловле рыбы. Все их внимание было обращено на то, что медленно катилось по дороге в их сторону.
      Это были машины дорожного патруля, а точнее, шестнадцать машин, и их синие огни резали темноту на куски. Самым последним в процессии был грузовик-мусорщик с гребной лодкой, прицепленной к бамперу.
      Деннису Голту это зрелище не понравилось. Он подумал, уж не собираются ли полицейские арестовать кого-нибудь, и не может ли этот кто-нибудь оказаться им самим. Он метнул беспокойный взгляд на Лэни, которая пожала плечами и покачала головой.
      Первые восемь патрульных машин объехали причал с одной стороны и остановились бампер к бамперу, другие восемь встали таким же манером с другой стороны, образовав проезд в форме буквы У для Эла Гарсии и Джима Таила на их мусорщике.
      Каждый из патрульных вышел из машины и встал рядом с ней. У них были невозмутимые лица, и они никак не реагировали на миникамеры СХТ, которые снимали их прибытие.
      Все до единого патрульные были молодыми, прямыми, как стрела, с четкими чертами лица, мускулистыми и хорошо вооруженными. Они принадлежали к числу лучших друзей Джима ТаЙла, и были белыми, что производило немалое впечатление.
      На озеро был спущен старый деревянный «скиф», и это обошлось без осложнений.
      Дьякон Джонсон поднялся рано. Значение этого дня тяжело давило на него, и у него были все основания беспокоиться. Он надел свой любимый спортивный костюм цвета пустыни, кремовые башмаки из буйволовой кожи и подровнял волосы, торчащие из носа. За завтраком он без аппетита пожевал рогалики с изюмом, просмотрел спортивную страницу газеты, чтобы быть уверенным, что они не испортили большую рекламу турнира и опубликовали ее, потом вызвал лимузин. Он решил сделать еще одну попытку прорваться в больницу. На этот раз рядом с администратором его поджидали двое врачей. Дьякон Джонсон улыбнулся и протянул руку, но врачи посмотрели на него, будто он был гремучей змеей.
      – Сожалею, – сказал один из них. – Вы должны удалиться.
      – Неужели здесь нет никого, кто хотел бы появиться на экране телевизора?
      – Они сказали, что вы предлагали им деньги.
      – Был вынужден, – солгал дьякон Джонсон. – Таковы правила.
      – Деньги, – продолжал доктор, – в обмен на ложь об их болезнях.
      – Не ложь – а лицедейство, драматизация. Это большая разница. – Дьякон Джонсон негодующе сложил руки. – У нас тут насквозь Христианское предприятие в СХТ.
      – Вы совершенно расстроили нескольких пациентов, когда были здесь в прошлый раз.
      – Я не имел в виду ничего дурного.
      – Они обсуждали вопрос о насилии, – сказал один из врачей, по-видимому, психиатр.
      – Насилии? – переспросил дьякон Джонсон.
      – Вот почему мы не можем вас впустить.
      – Но там был один капрал Клемент. Он выразил интерес к нашему шоу и хотел сегодня появиться на экране рядом с преподобным Уибом.
      Доктора переглянулись.
      – Клемент, – повторил дьякон Джонсон, произнося имя по буквам. – Этот малый со странными коленями.
      Психиатр сказал:
      – Боюсь, что капрала Клемента перевели на шестой этаж в качестве пациента больницы.
      – Кажется, прошлой ночью он вломился в аптеку, – объяснил другой врач.
      – Он не сможет участвовать в телешоу, – добавил психиатр. – Пожалуйства, уйдите, мистер Джонсон, пока мы не вызвали службу безопасности.
      Дьякон Джонсон сел в лимузин и нахмурился.
      – Куда? – спросил шофер.
      – Вы знаете город?
      – Родился и вырос здесь, – сказал шофер.
      – Хорошо. Найдите мне каких-нибудь бродяг.
      Самолюбие Чарли Уиба пострадает. Он ведь специально предупредил, чтобы не было людей с улицы: это слишком рискованно. Он должен был поддерживать стандарты высокомерия и дендизма, но у дьякона Джонсона не было времени. До исцеления оставалось несколько часов.
      Шофер лимузина отвез его на бесхозную часть пляжа форта Лодердейл, известную, как «Полоска». У всех бродяг, которых они там встретили, были выцветшие от солнца волосы и слишком здоровый загар.
      – Выглядят чересчур здоровыми, – решил дьякон Джонсон.
      – Есть кухня, где кормят бесплатным супом на Бульваре Восхода, – сказал шофер.
      – Попробуем.
      Дьякон Джонсон убедился, что шофер был прав в отношении кухни: от стены до стены пьяные, одутловатые, беззубые, с жирными волосами бродяги, самые заскорузлые из закорузлых. Некоторые были так истощены, что им не помог бы никакой грим: придать им презентабельный вид для предстоящего шоу было бы невозможно. Хуже всего было то, что большинство из них страдало от похмелья, и это мешало им понять предложение дьякона Джонсона во всех деталях. То, что касалось вопроса о деньгах, они понимали достаточно хорошо, что же касалось необходимости одеться и отрепетировать свое выступление, тут была полная расплывчатость.
      – Это же телевидение, поймите, ради Бога, – умолял их дьякон Джонсон.
      Они только улыбались и почесывались.
      Отчаявшись, дьякон Джонсон выбрал тощего бродягу по имени Клу, сидевшего в кресле на колесиках. Шофер посадил Клу на заднее сиденье лимузина и, сложив его кресло на колесах, спрятал его в багажник.
      По мере продвижения к Озерам у дьякона Джонсона стали возникать сомнения:
      – Ты уверен, что сможешь подняться?
      – А то!
      – По команде.
      – А то!
      На лице Клу появилась шкодливая улыбка, вызвавшая удивление дьякона Джонсона.
      – А что с твоими ногами? – спросил он.
      – Ни черта, – ответил Клу.
      – Тогда почему ты в кресле на колесах?
      – Обменялся, – сказал Клу. – Заполучил его за три жестянки пива и шерстяной носок. Думаю это выгодная сделка.
      – Действительно, – сказал дьякон Джонсон. – И как давно это было?
      – В девятьсот восемьдесят первом, – ответил Клу, все еще самодовольно ухмыляясь.
      – И с тех пор ты в кресле?
      – Все время, – сказал Клу. – Нет нужды вставать.
      Дьякон Джонсон подался вперед и сказал шоферу, чтобы тот остановил машину:
      – Вылезай, – сказал он Клу.
      – Зачем?
      – Проверим, – ответил дьякон Джонсон. – Вылезай и обойди вокруг машины.
      Когда шофер открыл дверцу, Клу вывалился на мостовую лицом вниз.
      Шофер потянулся, чтобы помочь ему подняться, но дьякон Джонсон погрозил ему пальцем.
      Он сказал:
      – Можешь подняться, сынок?
      Клу пытался изо всех сил, пока не раскраснелся, но его тощие ноги не работали.
      – Ничего не понимаю, – хныкал он.
      – Как я и предполагал, – сказал дьякон Джонсон жестко. На земле Клу продолжал кряхтеть и извиваться.
      – Дайте мне минуту, – умолял он.
      – Отдай ему его проклятое кресло, – рявкнул дьякон Джонсон на водителя, – и поехали.
      Когда он уже убедился, что грандиозное телеисцеление придется отложить или свести его масштабы до исцеления овцы или кошки, дьякон Джонсон заметил слепого.
      Человек был один, сидел на автобусной остановке, опираясь на спинку скамьи при самом въезде на Озера Ланкеров под огромным щитом из кедрового дерева с названием места, как раз под второй буквой «а». То, что он оказался сидящим здесь в столь решающий момент, казалось божественным чудом, если не считать того, что дьякон Джонсон не верил в чудеса. Это можно было назвать простым старым добрым словом «везение». Он велел водителю лимузина остановиться.
      У слепого не было ни собаки-поводыря, ни белой палки. Поэтому дьякон Джонсон предположил, что они смогут договориться.
      Он подошел к нему и поздоровался. Человек не двинулся с места, просто продолжал смотреть прямо перед собой. Дьякон Джонсон не мог видеть ничего, кроме собственного опрятного отражения в его темных очках.
      – Могу я спросить, – обратился к нему дьякон Джонсон, – вы слепой?
      – Думаю, да, – ответил человек.
      – Могу ли я спросить, насколько вы слепы?
      – Зависит от того, что вы имеете в виду.
      – Вы можете видеть надпись на этом щите? – дьякон Джонсон указал на большую рекламу «Тойоты» в четверти мили на дороге.
      Человек сказал:
      – Не очень.
      Дьякон Джонсон вытянул ладонь перед его лицом:
      – А это видите?
      Человек кивнул в знак согласия.
      – Очень хорошо.
      «Слава Богу», – подумал дьякон Джонсон.
      Для тренировки полуслепой подходил отлично. Что касалось премии за актерское мастерство, то человек соответствовал требованиям: он был достаточно болен, но не выглядел таким болезненным, как некоторые бродяги в ночлежке.
      Дьякон Джонсон представился и сказал:
      – Вы слышали о Спортивной Христианской Телесети?
      – Да, – ответил слепой.
      – Тогда вы должны были слышать и о преподобном Чарльзе Уибе и о том, как он исцеляет людей. Это показывают по национальной программе телевидения.
      – Я не смотрю телевизор.
      – Да, я понимаю, но, по крайней мере, вы слышали о преподобном Чарльзе Уибе, как он исцеляет людей, и это показывают по национальному телевидению. Причина, почему я об этом спрашиваю, в том, что сегодня у него как раз сеанс исцеления. И именно здесь.
      – Исцеление.
      – Это показывают по спутниковому телевидению, в прямом эфире, – сказал дьякон Джонсон. – Вас это не заинтересует?
      Человек поиграл своей бородой.
      – За пятьсот долларов, – сказал дьякон Джонсон.
      – И я буду исцелен?
      – Позвольте вам сказать, что у преподобного Уиба получаются блестящие результаты. Конечно, с Божьей помощью.
      Дьякон Джонсон покружил вокруг слепого и проверил, как он будет выглядеть перед камерой.
      – Думаю, Бог желает, чтобы мы вас побрили, – сказал он. И, возможно, подстригли вам волосы. Эта коса будет отвлекать внимание.
      Слепой поднял средний палец перед носом дьякона Джонсона.
      – Вы это видите? – спросил он.
      Дьякон Джонсон слабо хихикнул:
      – Я вас недооценил, сэр. Давайте остановимся на тысяче долларов.
      – За тысячу долларов я приму душ, – сказал слепой. – И это все.
      Когда он поднялся, то дьякону Джонсону показалось, что он завис над ним, как гора. Он натянул на голову цветастую пластиковую шапочку и пригладил ее на голове. Потом своими толстыми заскорузлыми пальцами ухватил дьякона Джонсона за локоть и сказал:
      – Показывайте дорогу.
      В тот момент, когда другие лодки окунеловов с ревом сорвались с места, Эл Гарсия почувствовал, что он и Джим Тайл неминуемо утонут, что волны затянут в глубину деревянный «скиф» и он будет плавать вверх дном, а они оба окажутся пойманными, как в западню. Но этого не случилось. «Скиф» оказался не только устойчивым, но и сухим. Однако он двигался чудовищно медленно – даже медленнее, чем мог бы, из-за того, что его тяжесть увеличивалась за счет контейнера, наполненного пресной водой озера Джесап, предназначенной специально для Квинни. Это усугубляло и без того значительный вес двоих мужчин, обрудования, баллона с горючим, коробок с ленчем, якоря, наживки (нескольких фунтов мороженого золотистого леща из округа Харни, любимого лакомства Квинни) – всего этого было слишком много для старого усталого маленького мотора Меркьюри в шесть лошадиных сил.
      Гарсия направился прямо по каналу, держа курс на Озеро номер семь. Одной рукой он управлял рулем. Другой держал удочку с наживкой, которая издавала неприятные резкие звуки, притягательные для рыбы.
      – Похоже на то, как трубит слон, – сказал Гарсия бойкому, но не внушающему симпатий коммивояжеру, всучившему ему эту приманку у причала.
      Это была долгая и медленная поездка, и ритмическое гудение подвесного мотора в конце концов начало убаюкивать. Гарсия почти дремал, когда что-то задергалось у него под руками: он открыл глаза и увидел, что кончик его удочки дрожит и ныряет. Вспомнив, чему его учил Скинк, он дважды дернул кверху, и ответом ему было упрямое натяжение на конце лески. Без особого усилия полицейский стал сматывать удочку и на ней оказалась маленькая черная рыбка не более чем в двадцать дюймов длиной. Джим Тайл сказал:
      – Я думаю, это окунек-младенец.
      – Будь я проклят, – ответил Эл Гарсия. – Брось его в контейнер.
      – Зачем?
      – Чтобы мы могли показать губернатору, что честно потрудились.
      – Она ужасно маленькая, – заметил Джим Тайл, выпуская окуня в контейнер.