Утром шестого января за два часа до рассвета человек по имени Роберт Клинч выкатился из кровати, протирая глаза, чтобы избавиться от сонливости. Он надел три пары носков, синюю фланелевую рубашку, оливковый костюм из грубой бумажной ткани, водонепроницаемые часы «Таймекс» и кепку цвета бургундского вина, с нашивкой на макушке. Нашивку украшала надпись: «Желеобразные черви Манна». Клинч побрел на кухню и приготовил себе кофе, яичницу из четырех яиц (с кетчупом) и четвертью фунта колбасы от Джимми Дина, а также два ломтика поджаренного хлеба из цельной пшеничной муки с виноградным джемом. За едой он слушал по радио сводку погоды: температура сорок один градус, влажность тридцать пять процентов, северо-восточный ветер силой семь миль в час. По словам метеорологов, густой туман окутывал шоссе между Харни и озером Джесап. Роберт Клинч любил вести машину в тумане, потому что это давало ему повод включить янтарные противотуманные фары на его новом грузовике «Блейзере». Противотуманные фары стоили 455 долларов, и его жена Кларисса, которая сейчас спала, всегда собачилась с ним из-за его расточительства. Клинч решил, что позже, когда вернется с озера домой, расскажет Клариссе, как эти фары спасли ему жизнь на шоссе 222, когда тупоголовый шофер грузовика с валенсианскими апельсинами выехал на центральную полосу и свернул в сторону только потому, что увидел противотуманные огни «Блейзера». Роберт Клинч не был уверен, что Кларисса клюнет на эту историю, как не был уверен и в том, что она будет потрясена тем фактом, что грузовик не врезался в него, не смял в молниеносную тысячную долю секунды дорогой «Блейзер», лоснящуюся блестящую лодку для ловли окуней и самого Роберта Клинча. Кларисса не утруждала себя размышлениями о хобби своего мужа. Роберт Клинч надел пару сапог «Гортекс» с мягкими подошвами и скользнул в ярко-красный спортивный жилет, покрытый эмблемами разных соревнований по рыбной ловле.
      Одевшись, он направился в гараж, где держал лодку, и с гордостью воззрился на нее, лаская рукой глянцевый планшир. Это был «Рейнджер 390 V» длиной в девятнадцать с половиной футов с ярко-синими обивкой и дорожками, сделанными на заказ, и двойными резервуарами, в которых помещалось достаточно горючего, чтобы пройти весь путь до Окичоби и обратно.
      На лодке был поставлен мотор «Меркьюри» в двести лошадиных сил, один из самых мощных, которые когда-либо производились. Однажды друг Бобби Клинча выжал из его лодки скорость в шестьдесят две мили в час. Правда, не было никакой причины мчаться так быстро, кроме одной – чертовски хотелось покрасоваться.
      Роберт Клинч любил свою лодку больше всего на свете. Больше жены. Больше детишек. Больше подружки. Больше своего дважды заложенного дома. Даже больше самого большеротого окуня, за которым он охотился. Скользя на рассвете по озеру, Роберт Клинч часто испытывал такое чувство, будто он любил свою лодку больше самой жизни.
      В это утро, а оно было особым, он решил ради форсу захватить и удочку. С подставки на стене он снял дешевое снаряжение для спиннинга – зачем рисковать хорошим? Пытаясь продеть восьмифунтовую одинарную нить через направляющие кольца удочки, Клинч заметил, что его руки дрожат. Он задумался – отчего: от кофе, из-за того, что нервничает или от того и другого вместе. Наконец он снарядил удочку и к концу лески привязал блесну из пластика в виде миноги. Он разыскал свой переносной фонарь «К-Бим», проверил его и положил в люк на носу лодки. Затем он прицепил трейлер к тыльной стороне «Блейзера».
      Клинч завел грузовик и дал возможность мотору разогреться. Воздух в кабине был морозным, он видел, как дыхание паром выходит изо рта. Не спеша, включил печь на полную мощность, подумал, не выпить ли еще одну чашку кофе, но отказался от этой мысли: не хотелось проводить все утро, страдая от напора мочевого пузыря, к тому же было слишком холодно для того, чтобы постоянно расстегивать молнию и вывешивать свое украшение за борт лодки.
      Он подумал также и о том, что надо было бы захватить ружье, но счел эту мысль глупой. Никто не брал на озеро оружие.
      Роберт Клинч уже собирался выехать с подъездной дорожки, когда его осенила счастливая мысль – ему пришло в голову нечто, что смогло бы сделать более сносным его возвращение домой.
      Он снова проскользнул в дом, написал записку Клариссе и положил ее на стол рядом с тостером: «Дорогая, буду дома к полудню. Может быть, мы сможем поехать к Сирсу и поискать занавеску для душа, как ты хотела. Любящий Бобби».
      Роберт Клинч так и не вернулся. К середине дня его жена так рассердилась, что сама поехала к Сирсу и купила не только занавеску для душа, но и несколько штук электрических бигуди и розовый мохнатый коврик. К ужину она уже полиловела от злости и выбросила порцию кентуккийского цыпленка, предназначавшуюся для мужа, через забор соседскому Лабрадору. В полночь она позвонила в Валдосту своей матери, чтобы объявить ей о том, что упаковывает вещи, забирает детей и оставляет эту задницу Бобби навсегда.
      На следующее утро, когда Кларисса прочесывала письменный стол мужа в поисках улик и наличных денег, позвонил шериф округа. У него были скверные новости.
      Пилот сельскохозяйственного самолета-опылителя заметил на дальнем конце озера Джесап, известном как Енотово Болото, гладкое красно-фиолетовое пятно. Во время второго облета пилот разглядел сверкающий корпус лодки: она была перевернута и наполовину затоплена примерно в пятидесяти ярдах от берега. Поблизости плавало что-то большое и красное.
      Кларисса Клинч спросила шерифа, были ли у этого большого и красного, плававшего в воде, светлые волосы, и шериф ответил, что их уже больше не было, потому что стая уток-крякв всю ночь клевала его. Кларисса спросила, были ли обнаружены какие-нибудь документы, и шериф ответил: нет. Бумажник Бобби, должно быть, выпал в момент катастрофы и упал в воду. Миссис Клинч поблагодарила шерифа, повесила трубку и немедленно позвонила в штаб-квартиру Виза Кард в Майами – сообщить о несчастье.
      – Что вы знаете о рыбной ловле?
      – Немного, – ответил Р. Дж. Декер. Собеседование находилось все еще на той стадии, когда Декеру полагалось быть спокойным, уравновешенным и молчаливым, а предполагаемый клиент оценивал, чего он, Декер, стоит. Декер знал, что по части физических статей не подкачает. Он обладал завидными данными игрока на линии: пять футов одиннадцать дюймов роста, вес – сто девяносто фунтов, грудь колесом, руки, как канаты. У него были вьющиеся темные волосы и проницательные карие глаза, в которых трудно было что-либо прочесть. В них часто плясали смешинки, но незнакомым Декер улыбался редко. По временам он мог быть очень внимательным слушателем или притворялся таковым. Декер не был ни застенчивым, ни особенно терпеливым, он находился в состоянии постоянной готовности к любым неожиданностям.
      – Вы из тех, кто работает на воздухе? – спросил Деннис Голт.
      Декер пожал плечами:
      – Если вы хотите знать, могу ли я разжечь костер, то да, безусловно. Могу ли я убить буйвола голыми руками? Вероятно, нет.
      Голт налил себе джина с тоником:
      – Но я полагаю, вы можете действовать руками?
      – Вы полагаете верно.
      – Сила ни черта не значит, – сказал Голт. – Вы все-таки можете оказаться слабаком.
      Декер вздохнул. Еще одна оплеуха. Голт спросил:
      – Так о какого сорта рыбной ловли вам что-нибудь известно?
      – О прибрежной. Ничего экзотического. Я имею в виду дельфина.
      – Это пустяки, – Голт фыркнул. – Для туристов.
      – О! – сказал Декер. – Так вы, должно быть, новый Зейн Грей?
      Голт поднял глаза от своего джина и метнул проницательный взгляд.
      – Меня не интересует ваше мнение, мистер.
      Декеру случалось такое слышать и раньше. Хотя обращение «мистер» было еще не самым худшим. Деннис Голт сказал:
      – Похоже, что вам хочется дать мне в зубы?
      – Это было бы забавно.
      – Не понимаю вас, – сказал Голт, помешивая свой джин. – Вам что не терпится, как следует, размахнуться?
      – Зачем? – сказал Декер. – Каждый раз, когда мне хочется дать кому-нибудь по заднице, я отправляюсь прогуляться по Бульвару Бискейн и нахожу там то, что требуется.
      Он догадался, что Голту понадобится пять-шесть секунд, чтобы найти остроумный ответ. В действительности потребовалось больше.
      – Бьюсь об заклад, что вы никогда не встречали задницы вроде моей, – сказал он.
      Декер посмотрел на ручные часы, вид у него был скучающий – его обычный прием.
      Голт скорчил гримасу. На нем был пуловер в обтяжку, цвета пороха с синевой, и мешковатые полотняные брюки. Выглядел он лет на сорок, может быть, чуть старше. Он внимательно изучал Декера сквозь янтарные летные очки.
      – Я вам не нравлюсь, так ведь?
      – Я вас не знаю, мистер Голт.
      – Вы знаете, что я богат, и знаете, что у меня есть проблемы. Этого достаточно.
      – Я знаю, что вы держите меня в духоте своей модерновой конторы цвета земли уже два часа, – сказал Декер. – Я знаю, что имя вашей секретарши Рут и что у нее нет таблеток Маалокса, потому что я просил их. Я знаю, что ваш папаша – владелец этого небоскреба, а ваш дедушка – хозяин сахарного завода, и я уже знаю вашу чертову майку с этими брюками и что сие значит. И это все, что я о вас знаю.
      Что было в некотором смысле ложью. Декер знал также о двух семейных банках в Бока Ратон, о целой улице магазинов в Дайтоне-Бич и семидесяти пяти тысячах акров земли с плантациями сахарного тростника к западу от озера Окичоби.
      Деннис Голт сидел за низким письменным столом с покрытием из плексиглаза. Письменный стол выглядел как музейный – словно предназначался для экспозиции керамики племени Майя. Голт сказал:
      – Итак, я сахарный папочка, вы правы. Хотите знать, что мне известно о вас, мистер Частный сыщик, Мистер Фелони Паст?
      О, парень, подумал Р. Дж. Декер, вот твоя жизнь.
      – Скажите мне о вашей проблеме, или я ухожу.
      – Соревнования по рыбной ловле, – сказал Голт. – Что вы знаете о соревнованиях по рыбной ловле?
      – Ни черта.
      Голт встал и благоговейно указал на чучело жирной черноватой рыбы, водруженное на стене.
      – Вы знаете, что это такое?
      – Барабан, – ответил Декер, – с глазами.
      Он знал, что это было такое. Нельзя жить на юге и не знать этого.
      – Большеротый окунь! – воскликнул Голт.
      Он воззрился на чучело рыбы, как если бы это была икона. Легко было догадаться, за что эта рыба получила свое имя: в ее утробе мог поместиться футбольный мяч.
      – Пятнадцать фунтов, четыре унции, – объявил Голт. – Поймал ее на приманку на озере Тохо. Не знаете, сколько стоит эта рыба?
      Декер почувствовал себя беспомощным. У него было такое ощущение, что он застрял в лифте с одним из членов секты «Свидетели Иеговы».
      – Семьдесят пять тысяч долларов, – сказал Голт.
      – Господи!
      – Теперь вы одарили меня своим вниманием, правда? – Голт ухмыльнулся.
      Он похлопал бок пластикового окуня, как если бы это была домашняя собака.
      – Эта рыба, – продолжал он, – выиграла Приз в Классических соревнованиях рыбаков-окунеловов Юго-Восточного Региона. Это было два года назад. Первое место означало семьдесят пять тысяч и форд модели «Сандерберд». Я отдал машину каким-то переселенцам.
      – И все за одну рыбу? – Декер был изумлен. Цивилизация оказалась под угрозой, и угроза была серьезной.
      – В 1985 году, – продолжал Голт, – я участвовал в семнадцати соревнованиях и заработал сто семьдесят пять тысяч долларов, мистер Декер. Не смотрите с таким удивлением. Призовые деньги поступают от спонсоров – судостроителей, производителей снастей, компаний, выпускающих приманку. Короче, от промышленности, производящей рыболовное снаряжение. Ловля окуня – чрезвычайно прибыльное дело, самый быстро распространяющийся спорт в Америке. Конечно, организацию турниров – ни в коем случае не назовешь спортом. Это опасное и отчаянное предприятие.
      – Но вам ведь не нужны деньги, – сказад Декер.
      – Мне нужно соперничество.
      «Синдром Теда Тернера», – подумал Декер.
      – Так в чем проблема?
      – Проблема в том, что есть преступники.
      – Не можете ли объяснить поподробнее?
      – Жульничество!
      – Люди лгут, называя завышенные размеры рыбы, которую они ловят... – Голт кисло рассмеялся. – Вы не можете солгать относительно размера. Живая или мертвая, но рыба поступает обратно на пристань, где ее взвешивают.
      – В таком случае, как же можно жульничать?
      – Ха! – сказал Голт и поведал свою историю.
      Инцидент произошел на соревнованиях, в северном Техасе.
      Там пахло большими деньгами. Спонсорами соревнований были знаменитая компания по производству пластиковых червей. Был назначен приз в четверть миллиона долларов.
      В конце финального дня Деннис Голт стоял на пристани со связкой большеротых окуней, которые весили двадцать семь фунтов, в том числе один потянул на все девять. При нормальных обстоятельствах такой улов означал бы победу на турнире, безоговорочную победу, и Голт горделиво позировал со своей удочкой, когда к пристани, урча, подкатила последняя лодка. Человек по имени Дики Локхарт вышвырнул из нее чудовищного окуня, настоящего монстра – двенадцать фунтов семь унций, который, конечно же, занял первое место.
      – Эта рыба, – сердито вспоминал Деннис Голт, – была мертва уже два дня.
      – Откуда вы знаете?
      – Потому что я понимаю, что такое окоченение, когда встречаюсь с этим. Эта уродина была холодна, мистер Декер, как бывает холодна рыба, вынутая из холодильника. Вы слушаете?
      – Вы что-то заподозрили? – это было все, что Декер мог сказать, чтобы не рассмеяться.
      – Я знаю, о чем вы думаете: кому какое дело, если какой-нибудь тупой краснорожий говнотряс жульничает с рыбой? Но подумайте о другом: о последних семи соревнованиях, которые проводились в Штатах и где шла речь о больших деньгах. Дики Локхарт выиграл в пяти, а во втором дважды. Это означает двести шестьдесят тысяч долларов. А также то, что в конечном счете он не такой уж тупой говнотряс. У него свое чертово телешоу, хотите верьте – хотите нет.
      – И вы схлестнулись с ним из-за ваших подозрений? – спросил Декер.
      – Черт, нет. У меня не было серьезных доказательств.
      – Больше ни у кого не возникло подозрений?
      – У всех они возникли, но ни у кого не нашлось достаточно храбрости погрозить ему хотя бы пальцем. За пивом, да, они говорили, что знают, рыба была окоченевшей. Но не в лицо Дики.
      – Этот Локхарт, видно, крепкий орешек, – сказал Декер раздраженно.
      – Не крепкий – влиятельный. Большинство профессионалов-рыбаков не хотят его злить... Если спросите людей, вам скажут, что лучше быть в дружбе с Дики. Если хотите иметь лицензию, лучше поцелуйте Дики в задницу. Хотите заниматься оптовой торговлей рыбой, делайте то же самое. Все это складывается в одну картину. Некоторые ребята терпеть не могут это дерьмо Дики Локхарта, но они хотят быть в телешоу.
      Декер спросил:
      – Он единственный жульничает?
      Голт крякнул.
      – Так в чем, черт возьми, дело? Почему это так важно?
      – Дело в том, – хмыкнул Голт, – что Локхарт жульничает по большому счету. Проблема в том, что его жульничество вредит мне. Есть разница между бейсболом Кивание и вонючей Мировой Серией, как по-вашему?
      – Конечно, – сказал Декер. Он уже достаточно наслушался. – Мистер Голт. Право, не думаю, что могу быть вам полезен.
      – Сядьте!
      – Слушайте, я не силен в этом вопросе...
      – А в чем вы сильны? В разводах? Укрывательстве машин? Присвоении квалификаций рабочим? Если у вас все идет как по маслу... почему вы халтурите в самом захолустном страховом агенстве, где я вас откопал?
      Декер направился к двери.
      – Гонорар – пятьдесят тысяч долларов.
      Декер резко повернулся и уставился на собеседника. Наконец он сказал:
      – Вам нужен не частный детектив, а доктор.
      – Деньги ваши, если вы поймаете этого гомика на жульничестве и докажете это.
      – Докажу это?
      Голт сказал:
      – Вы ведь были когда-то классным фотографом. Я знаю, что пару раз вы получали большие призы. Я знаю все о вас, Декер. Знаю о вашем дерьмовом характере и ваших взаимоотношениях с законом. Я знаю также, что вам приятнее спать в палатке, чем в отеле Хилтон. И это хорошо. Говорят, вы немного свихнутый, но легкий свих – это как раз то, что надо.
      – Вам нужны фотографии? – спросил Декер. – Рыбы?
      – А какое доказательство может быть лучше? – Голт просиял при этой мысли. – Вы добываете мне снимки Дики Локхарта за его гнусной работенкой, а я даю вам возможность публиковать свои фотографии во всех популярных журналах свободного мира. Это будет премией, сверх оплаты.
      – Обложка журнала «Поле и река», – подумал Декер, – осуществление мечты. – Я ничего не знаю о турнирах рыбной ловли.
      – Если вам приятно это узнать, вы не первый, кому я делаю это предложение.
      Декер не почувствовал себя лучше от этого заявления.
      – Первый малый, которого я подцепил, знал многое о рыбной ловле, – сказал Деннис Голт. – Настоящий профессионал.
      – И?
      – Не справился. Не сработало. Теперь мне нужен кто-то новый.
      Казалось, Деннис Голт не совсем в своей тарелке. Он снова принялся за свой джин, затем полез в письменный стол. Выудил оттуда чековую книжку с обложкой под кожу ящерицы. Впрочем, возможно, это была натуральная кожа ящерицы.
      – Для начала двадцать пять, – сказал Голт, потянувшись за ручкой.
      Р. Дж. Декер подумал о возможной альтернативе и пожал плечами.
      – Пусть будет тридцать, – сказал он.

      Обязанность по вскрытию тела Роберта Клинча выпала на долю доктора Майкла Пемброка.
      Тяжесть этой скорбной миссии была для доктора Пемброка почти непереносимой, потому что по диплому он был судебным экспертом, а не хирургом. Он легко и уверенно обращался с бородавками, кистами, опухолями и полипами, но его пугали трупы, равно как и вскрытия вообще.
      Большая часть округов Флориды имеет ставку медицинского или судебного эксперта, чтобы справиться с потоком смертей. Сельскохозяйственный округ Харни не мог оправдать такую роскошь перед своими налогоплательщиками, поэтому окружная комиссия ежегодно голосовала за то, чтобы в случае нужды прибегать к услугам судебного эксперта в качестве хирурга-совместителя. За огромную сумму в пять тысяч долларов доктор Майкл Пемброк принял на себя эти обязанности. Работа не отнимала чрезмерно много времени, поскольку округ населяли только четыре тысячи человек и умирали они не часто. Большинство из тех, кто все-таки умирал, имели честь совершить это в больнице или при обычных обстоятельствах, после чего не требовалось ни вскрытия, ни расследования. Те немногие граждане Харни, что скончались не от естественных причин, могли быть классифицированы как жертвы несчастных случаев: а) дома, б) в автомобильной поездке, в) на охоте, г) на воде или д) во время грозы. В округе Харни было больше смертей от ударов молний, чем в любом другом месте Флориды, хотя никто не знал почему. Местная фундаменталистская церковь провела целое исследование, посвященное этой статистике.
      Когда новость о смерти Роберта Клинча достигла лаборатории, доктор Пемброк был занят тем, что разглядывал обыкновенную бородавку, срезанную с большого пальца руки фермера, выращивающего арбузы. Коричневый чешуйчатый бугорок не представлял собой приятного зрелища, но оно было бесконечно более предпочтительно, нежели раздувшееся лицо мертвого ловца морского окуня. Доктор пытался увильнуть, делая вид, что он сильно занят у микроскопа, но помощник шерифа терпеливо ждал, листая какие-то брошюры по дерматологии. Наконец доктор Пемброк сдался и сел на заднее сиденье полицейской машины, чтобы поехать в морг.
      – Вы можете сказать мне, что случилось? – спросил доктор Пемброк, подавшись вперед.
      – Это Бобби Клинч, – через плечо ответил помощник шерифа. – Похоже, его лодка перевернулась на озере.
      Доктор Пемброк почувствовал облегчение. Теперь у него была теория. Скоро он узнает причину смерти и вернется к бородавке. Может быть, все не так и ужасно.
      Полицейская машина подкатила к красному кирпичному зданию, в котором помещался морг округа. Когда-то оно сдавалось в аренду под ресторан «Бургер Кинг» и не ремонтировалось с тех пор, как его купил округ. В то время как вывеска «Бургер Кинг» была снята (и продана клубу студенческой общины колледжа), прилавки, кабины и окошко, через которое когда-то подавались блюда, оставались точно такими же, как в былые дни. Как-то однажды доктор Пемброк написал письмо окружной комиссии и высказал мысль о том, что ресторанчик-забегаловка едва ли подходящее помещение для морга, но члены комиссии кратко возразили, что это единственное место в Харни с встроенной морозильной камерой.
      Заглянув в окошко, доктор Пемброк увидел толстого человека с красным, как бы расплющенным лицом. Это был Калвер Ранделл, плечи которого, насколько помнил доктор, были покрыты коричневыми, сливающимися друг с другом родинками. Из них была взята биопсия, и сделано это было мастерски, но родинки были признаны доброкачественными.
      – Эй, док! – сказал Калвер Ранделл, когда доктор Пемброк вошел в комнату.
      – Хэлло, – ответил врач. – Как там ваши родинки? – Гистологам редко удается видеть пациентов целиком, поэтому они, как известно, снискали себе репутацию косноязычных, когда речь заходит о легкой светской болтовне.
      – Родинки рецидивируют сотнями, – отрапортовал Калвер Ранделл. – Моя жена берет фломастер и развлекается игрой «соедините все точки», разрисовывая меня от шеи до ануса.
      – Почему бы вам не придти на прием и не дать мне их посмотреть?
      – Нет, док, вы сделали все, что могли. Я привык к этим чертовым штукам, и Дженни тоже. Мы извлекаем из этой ситуации, что можем, и не принимаем ее близко к сердцу, если вы понимаете, что я хочу сказать.
      Калверт Ранделл держал лагерь для рыболовов на озере Джесап. Он сам не увлекался рыбной ловлей, но любил заниматься поставкой живой приманки, главным образом червей и золотого леща. Он также исполнял обязанности официального весовщика во время некоторых престижных американских турниров по ловле окуня, и этой честью Калвер Ранделл был обязан своей длительной (в течение всей жизни) дружбе с Дики Локхартом, чемпионом по ловле окуней.
      – Это вы нашли погибшего? – спросил доктор Пемброк.
      – Нет, мальчики Дэвидсона.
      – Которые? – спросил доктор Пэмброк. В округе было три ветви Дэвидсонов.
      – Дэниел и Дэзи. Они нашли Бобби плавающим в болоте и отбуксировали его в лагерь рыболовов. У нас нет катафалка, и я использовал свой грузовик.
      Доктор Пемброк перелез через прилавок туда, что когда-то считалось кухней «Бургер Кинга». С некоторым усилием Калвер Ранделл последовал за ним. Тело Роберта Клинча лежало на длинном столе из нержавеющей стали. Зловоние было ужасающим – смесь запахов влажного трупа и окаменевшего французского жаркого.
      – О Боже! – сказал доктор Пемброк.
      – Знаю, – ответил Ранделл.
      – Сколько времени он был в воде? – спросил доктор.
      – А мы надеялись, что это вы нам скажете, – ухмыльнулся помощник шерифа, стоявший у прилавка: будто бы в ожидании ванильного коктейля.
      Доктор Пемброк ненавидел утопленников, а этот был особенно «хорош». Глаза Бобби Клинча были выпучены и почти «вывалились из орбит», словно держались на пружинах. Разбухший язык торчал изо рта мертвеца, как жирный медный угорь.
      – Что произошло с его головой? – спросил доктор Пемброк.
      Казалось, во многих местах на голове Роберта Клинча волосы были выдернуты, обнажив свежие ссадины на черепе, что оставляло впечатление разграфленного на секции черепа рокера-панка, прическа которого была не закончена.
      – Утки, – сказал Калвер Ранделл, – целая стая.
      – Они думали, это пища, – объяснил помощник шерифа.
      – Волосы в воде похожи на рдест. Особенно такие, как у Бобби, – продолжал Ранделл. В воде они напоминают водоросли.
      – В это время года утки едят все, – добавил помощник шерифа.
      Доктор Пемброк почувствовал приступ тошноты. Иногда он жалел о том, что не пошел в радиологию, как его тупой кузен. Тяжелыми хирургическими ножницами из нержавеющей стали он начал разрезать одежду Роберта Клинча – задача, которая требовала особой энергии в виду того, что конечности и торс разбухли.
      Как только пропитанная водой одежда Клинча была разрезана и обнажились дополнительно участки лиловой плоти, оба, Калвер Ранделл и помощник шерифа, отступили и встали по другую сторону стола, где они нашли кабинку, и принялись болтать о недавнем скандале в футбольной команде Университета Флориды.
      Пятнадцатью минутами позже доктор Пемброк вышел с картой и блокнотом. Записывая что-то в блокнот, он объяснял:
      – Тело находилось в воде по крайней мере двадцать четыре часа, – сказал он. – Причина смерти – утопление.
      – Он был пьян? – спросил Ранделл.
      – Сомневаюсь, но я не смогу получить результаты проб крови, по крайней мере, в течение недели.
      – Сообщить ли мне шерифу, что это несчастный случай? – спросил помощник.
      – Да, похоже на то, – сказал доктор Пемброк. – У него рана на голове, по-видимому, вызванная ударом, полученным от столкновения лодки с чем-то твердым, когда она шла на большой скорости.
      Это был сильный ушиб, который мог быть вызван разными причинами, но доктор Пемброк предпочитал высказываться конкретно. Большая часть того, что он знал из области судебной медицины, основывалась на постоянном просмотре телевизионного шоу Квинси М. И. Судебный эксперт Квинси в телевизионной программе мог взглянуть на травму и тут же заявить, что это такое и чем вызвано. Поэтому доктор Пемброк попытался сделать то же самое. После того, как двое других присутствующих мужчин ушли от стола, где производилась аутопсия, доктор Пемброк работал так быстро, как только мог. Он взял кровь для анализа, отметил ушиб величиной с мяч для гольфа на черепе Бобби Клинча и далеко не профессиональным движением сделал надрез в форме буквы У от шеи и до живота. Он раздвинул края надреза, добрался до легкого, захватив его рукой, и быстро убедился, что оно наполнено коричневой озерной водой, то есть как раз тем, что доктор Пемброк и рассчитывал увидеть. Это означало, что Бобби Клинч утонул, как все и предполагали. Следующим доказательством было наличие блестящей мертвой миноги в правом бронхе, а это показывало, что, опускаясь вниз, Бобби Клинч сделал сильный вдох, что не могло ему помочь. Приняв такую точку зрения, доктор Пемброк не стал тратить больше ни минуты на разлагающееся тело. Он даже не потрудился его перевернуть, чтобы оглядеть со всех сторон до того, как его оттащат в морозилку для гамбургеров.
      Хирург подписал свидетельство о смерти и передал его помощнику шерифа. Калвер Ранделл читал его через плечо служителя закона и кивал.
      – Я позвоню Клариссе, – сказал он. – Потом выну шланг из ящика.
      Ловля большеротого окуня – самая популярная рыбацкая забава в Северной Америке, как в этом можно убедиться почти в каждом штате, в той его части, где вода самая теплая.
      Популярность окуня в последние десять лет выросла настолько, что тысячи вылезших, как грибы, клубов по его ловле едва справлялись с потоком желающих вступить в них. По данным индустрии спортивных товаров на ловлю большеротого окуня тратится больше миллионов долларов, чем на любую другую забаву на свежем воздухе во всех Соединенных Штатах. Журналы для рыболовов рекламируют этот вид как рыбу рабочего человека, доступную любому живущему в пределах пешего хода от озера, реки, водопропускной трубы, резервуара или дренажной канавы. Окунь непривередлив, смел, плодовит и в определенные дни сожрет любую занюханную приманку, протянутую у него перед пастью. Как боец, он задирист, хотя и легко устает; как прыгун – великолепен, хотя и не идет в сравнение с грациозной канадской форелью или тарпоном; в качестве блюда – вполне приемлем, даже вкусен, если подан с хорошим гарниром. Его ошеломляющая популярность является следствием скромной комбинации этих достоинств с прибавлением того простого факта, что большеротый окунь плавает повсюду в таких количествах, что поймать его может любой дурак.
      Демократичная природа окуня делает его идеальной мишенью в рыболовных турнирах и весьма выгодным для рекламы снасти. Поскольку большеротый окунь из Сиэтла ничем не отличается от своего двоюродного брата из Эверглейдса, дорогой рыболовный инвентарь не нуждается в переделке применительно к регионам а, следовательно, в этом не нуждается и его реклама. Поэтому начинающие ловцы окуня всюду оснащены одинаково, начиная от грузовиков и кончая одеждой и снастью. На любом водоеме, в любом округе, городском или сельском, братство окунеловов по одежде и оснащению узнается безошибочно. Главная цель – поймать одного из этих причудливых, больших окуней, известных как «ланкеры» или «хоги». Во многих частях страны рыба, весящая более пяти фунтов, считается трофеем, и для страстных ловцов окуня обычное дело – иметь на стенах своего дома три-четыре подобных экземпляра: одного для гостиной, другого для кабинета и так далее. Географически места обитания действительно гигантской рыбы весом от десяти до пятнадцати фунтов ограничены влажными районами Глубокого Юга, особенно штатами Джорджия и Флорида. В этих районах охота за величайшим в мире окунем ведется бешено и безжалостно, для соревнующихся рыболовов высшей лиги главный приз в двухдневном соревновании может составить 75 тысяч долларов. Если погода в эти дни плохая или вода слишком холодна, то главный приз может выиграть и изящный четырехфунтовый окунь. Хотя гораздо более вероятно, что для победы в турнире понадобится «ланкер», но немногие рыбаки могут поймать его всего за два дня.
      Рыбаки, приезжающие только на уик-энд, гордо подчеркивают, что самый большой окунь был пойман не участником турнира. Он был пойман на излучине реки в омуте, называемом Озеро Монтгомери, девятнадцатилетним фермером из Джорджии по имени Джордж У. Перри.
      К тому же юный Перри никогда не слышал о приборах Лоранса для обнаружения рыбы или приспособлениях Трастера для протягивания блесны, или графитных стержнях Фенвика для подсечки. Перри поехал рыбачить в простой весельной лодке и прихватил с собой единственную наживку на окуня, которую имел: побитого речного голавля.