Миссия: Земля «Судьба страха»

      Я и пальцем не мог пошевелить!
      Откуда ей стало известно об этом складе? И тут я вспомнил: я же сам сказал ей, что на нем хранятся гипношлемы. И она тут же сообразила, что там у нас спрятано все что надо.
      (...) Спурк! Мне бы следовало прикончить его много лет раньше!
      (Диктозапиеывающее устройство, с помощью которого была воспроизведена данная книга, а также звукозапись, исполненная неким Монти Нсннвелом для изготовления удобочитаемой копии, равно как и переводчик, подготовивший текст, предложенный вашему вниманию, являются членами Лиги сторонников чистоты машинных текстов, одним из нерушимых принципов которой считается статья Устава Лиги, гласящая: «Вследствие чрезвычайно высокого уровня машин и руководствуясь стремлением не оскорбить их крайнюю чувствительность, а также с целью экономии предохранителей, которые, как правило, перегорают при подобных трудностях, электронный мозг машины, сталкиваясь в обрабатываемых текстах с ругательствами или неприличными словами и фразами, обязан заменять их определенными звуковыми или письменными знаками – (зуммером или многоточием (...)). Машина ни при каких обстоятельствах, даже если по ней колотить кулаком, не вправе воспроизводить ругательства или неприличные слова в какой-либо иной форме, кроме как звук зуммера или знак (...). Если же попытки принудить машину поступить иным образом будут продолжены, машине разрешено имитировать переход на режим консервации». Неукоснительное соблюдение данного правила потребовало встроить специальное приспособление во все машины, с тем чтобы предохранить биологические системы, к которым, в частности, относятся и люди, от возможности нанесения ущерба самим себе. (Примеч. волтариан. пер.))
      И гипношлемы! Я ужаснулся: мне стало ясно, что их она тоже собирается унести с собой! А ведь они могли полностью выполнять свою функцию, если меня не было в радиусе двух миль!
      В данный момент я располагал только стенганом, парой 800-киловольтных бластеров и кинжалом «службы ножа» Аппарата. Идти на графиню Крэк только с этим оружием было бы самоубийством. А что, если мне быстро сгонять на базу, сверкнуло в уме, и упросить пилота-убийцу притащить сюда свою мобильную летающую пушку для космических битв: разнести бы всю эту больницу на мелкие кусочки. Но, чуть поразмыслив, я покачал головой: эта пушка, возможно, сошла бы для космической битвы, но вряд ли смутила бы графиню Крэк.
      Одно только оставалось мне делать, и я так и поступил. Я сел там, где был, и затосковал. Она меня облапошила.

Глава 2

      Заламывая руки, я посмотрел на часы. До отлета оставалось только два часа!
      Если действовать быстро и четко, можно, по крайней мере, увезти ее из Турции. А что там будет с Нью-Йорком – какое мне дело!
      Я достал ее билеты и деньги на расходы. Затем немного помедлил. Обычно в непредвиденных случаях на поездку с базы и обратно выдавали пятьсот долларов. Я вскрыл предназначенный ей пакет. На такси из аэропорта Кеннеди до Нью-Йорка могло уйти до пятидесяти долларов. Я решил, что оставлю ей пятьдесят, и с нее будет довольно. Разницу – четыреста пятьдесят долларов – я положил себе в бумажник. Я сидел – я крепко сидел – на мели! Но взятые мною деньги были мне очень желанны. К тому же обман за обман – она того заслуживала.
      Рат. Мне нужно было посадить его на тот же самолет. Я положил в футляры активатор-приемник и ретранслятор 831. Достал его билет и конверт с деньгами. Поразмыслив, отсчитал от них четыреста пятьдесят долларов и положил себе в карман.
      Потом пустился бегом в его палату. Он как раз поднимался с постели, но, завидев меня, снова забился под одеяло.
      – Конец твоему отпуску, бездельник, – сказал я ему. – Полетишь сегодня утренним самолетом в Нью-Йорк. На борту будет женщина – в капюшоне, накидке и чадре. Паспорт американский, имя – Рада Парадис Крэкл, рост пять футов девять с половиной дюймов. Блондинка. Глаза голубые или серые – в зависимости от того, чего она хочет; вытянуть что-нибудь из тебя или убить. Постоянно держи эту аппаратуру в пределах двухсот миль от нее и после вылета из Стамбула включи вот эту штуку. Пометь этот аппарат буквой «К», чтобы не спутать их, если эти двое расстанутся.
      – Не очень-то густо, – сказал Рат, подняв к глазам пятидесятидолларовую купюру. – Они что, сократили проездные расходы? Думаю, до самолета я успею смотаться на базу и поговорить с Фахт-беем. Чтобы прожить в Нью-Йорке, мне понадобятся деньги.
      Чтоб его (...)! Вот хитрюга! Но я был к этому готов. Я вытащил пачку рецептурных бланков, мгновенно извлек свой специальный штамп и поспешно поставил печать на всех этих бланках на строчке, начинавшейся со слова «доктор».
      – Заполнишь их и представишь в нью-йоркском офисе. Тебе выдадут деньги.
      – Надеюсь, я смогу покупать себе еду с фенобарбиталом, – сказал он.
      Я взглянул на него повнимательней. После лечения и регенерации тканей на целлологическом оборудовании он, собственно, выглядел на много лет моложе.
      – Ты слишком растолстел, – сказал я ему. – Растолстел от лежания и безделья. И отпустил усы. Но узнать тебя она не должна! Немедленно сбрить! – Я знал, что этим его достану. Он гордился своими усами, радовался, видя, как они топорщатся.
      Рат вздрогнул.
      Я выхватил из-за шеи свой специальный нож, да так быстро, что он даже не заметил, как оружие оказалось у меня в руке, и угрожающе взмахнул им перед его усами.
      Он отшатнулся и запричитал: – Я сбрею! Я сам сбрею!
      Так-то оно лучше. Теперь я держал его под контролем.
      Я поспешил вернуться в кабинет Прахда. Взглянул на экран видеоустановки. Крэк уходила со склада, унося три большие «санитарные сумки». Времени у меня оставалось совсем немного.
      Я быстро собрал остатки упаковки и часть электронных приборов слежения и выскочил в коридор. Открыв пару дверей в палаты с пробуждающимися пациентами, я обнаружил третью, ведущую в необычную приемную. Я запер видеоустановку в шкафу и покинул комнату, плотно закрыв дверь. Вернувшись в кабинет Прахда, я прихватил саквояж графини Крэк и бегом добежал до ее палаты. Впрочем, к двери я подошел не спеша и в палату ступил вполне степенной походкой.
      Прахд находился там – весь выбритый и причесанный, в свежем больничном халате.
      В дверь вошла Крэк со своими санитарными сумками. На пути через склад она еще прихватила два гипношлема. Теперь она выглядела как ходячая багажная стойка. Прахд услужливо избавил ее от вещей и положил их на постель.
      Глаза графини Крэк горели живым огнем. Нет, не походила она на человека, только что перенесшего операцию. Она вытянула руку, засучивая рукав плаща, и, обращаясь к Прахду, сказала:
      – Я заглядывала тут под повязку. Похоже, вам удалось избавить меня от шрамов. И даже вернуть мне загар. По-моему, вы проделали изумительную работу. А как у меня сверкают зубы – только посмотрите! – И она блеснула ослепительной улыбкой. 
      Я вздрогнул.
      Но Прахд сиял и ковырял носком ботинка пол, как нашкодивший мальчуган. Идиот! Она охмурила его целиком и полностью!
      – Я так счастлив, что вы довольны, – отвечал он ей. – Право, это большая честь – служить такой красивой пациентке. Часам к трем пополудни вы уже можете снять бинты. Они нужны лишь для того, чтоб скорее прошло покраснение.
      Он обратил внимание на ее санитарные сумки, белые, с названием фирмы «Занко» на боку по-волтариански. В принципе – настоящее нарушение Кодекса. А я ей не мог помешать, ведь она могла брать что захочет!
      – Подождите-ка здесь ровно минуту. – Прахд выскочил за дверь и моментально вернулся с целой коробкой различных наклеек. Доктор покопался в их ворохе и выбрал с полдюжины.
      Взяв немного воды из мойки, он налепил их на сумки и коробки с гипношлемами, закрыв ярлыки с названием фирмы. Шестую наклейку он пришлепал на ее саквояж. Надпись на них гласила:
 
       ОПЕРАЦИЯ «ЗДОРОВЬЕ МИРА»
       ЛАБОРАТОРНЫЕ ОБРАЗЦЫ
       ОБРАЩАТЬСЯ ОСТОРОЖНО!
       НЕ ПРОСВЕЧИВАТЬ РЕНТГЕНОВСКИМИ ЛУЧАМИ!
       МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНТРОЛЬ ЗА БОЛЕЗНЯМИ.
       ТУРЦИЯ
 
      На них еще были красные кресты и красные полумесяцы и символ Организации Объединенных Наций.
      Он достал печать и опечатал все три сумки свинцовыми пломбами с буквами «О.З.М.»
      – Теперь, – пояснил он, – если кто-то вас остановит, скажите, что вы направляетесь в лабораторию Международного контроля над болезнями в Нью-Йорк. Именно туда мы посылаем образцы. Скажите, что в сумках – герметически запечатанные пробирки со спинномозговой жидкостью больных менингитом.
      – Спинномозговая жидкость больных менингитом, – повторила она, запоминая. – Просто не знаю, доктор, как вас благодарить за лечение и помощь.
      – Рад был служить вашей милости. – Он отвесил поклон. Боги! Можно было подумать, что он находится в королевском дворце! – Приятного вам пути и счастливого возвращения, – сказал Прахд. С последним я был совершенно не согласен. Уж коли графиня Крэк уберется отсюда, то навсегда! Он вышел за дверь, буквально пятясь задом.
      Она уложила в свой саквояж комбинезон и куртку для космических перелетов. Мне пришлось проводить ее. От одного лишь приближения к ней у меня начинали дрожать руки. Я достал ее паспорт с билетом на самолет.
      – Вот ваше имя для этой планеты, – сказал я.
      Она заглянула в паспорт и воскликнула:
      – Рада Парадис Крэкл! Мне следовало догадаться, что вы подумаете об этом, Солтен. Как мило с вашей стороны!
      – А вот ваши деньги. Они понадобятся, чтобы заплатить за такси на другой стороне пути. – Я вручил ей пятидесятидолларовую банкноту.
      Она посмотрела на нее с любопытством. Современные американские деньги, скажу я вам: тусклая темноватая зелень на серо-зеленой бумаге, по виду нельзя сравнить с золотистым свечением волтарианской валюты. Крэк рассмотрела картинку.
      – Грант? По-английски это означает «отдавать». Этот денежный билет не может иметь очень высокой ценности, если его просто отдают. Какова его стоимость в кредитках?
      – О нас они еще не знают, – пояснил я, – поэтому американский доллар не имеет курса обмена по отношению к нашей валюте – кредиткам. Но можно предположить, что один доллар равен примерно одной пятой нашей кредитки.
      – Вот это да! – удивилась она. – Так это всего лишь десять кредиток? Солтен, мне не во что одеться. Не могу же я появиться перед Джеттеро в таком виде! Не могли бы вы дать мне – ну, хотя бы немного – денег взаймы?
      Ни за что на свете, подумал я про себя. В этом-то и заключалась соль моей шутки. Во время недавней поездки в Штаты я, на свою шею, обнаружил, какие суммы женщины тратят на наряды. Но благодаря моим подвигам Хеллер оказался довольно здорово на мели. Несколько красивых платьев и меховых пальто доведут его до ручки. Я экспортировал ему финансовый крах. И он его заслужил за все причиненное мне беспокойство.
      Должно быть, я слишком долго злорадствовал про себя. Не дождавшись ответа, она снова заговорила:
      – Солтен, я знаю, что вы главный, кто отвечает за миссию «Земля». Там, в Замке Мрака, когда вы привезли Джеттеро для обучения языку, вы нам ясно дали это понять. А тот, кто управляет миссией, распоряжается и ее расходами. Я знаю, что ваш начальник Ломбар Хисст считает эту миссию довольно-таки важной. Он говорил мне это перед отлетом, говорил, что меня посылают за тем, чтобы выполняющий эту миссию человек не слишком переутомился и был счастлив. И еще из тех секретных документов, которые вы показывали мне, я знаю, что его величество тоже считает ее очень важной. Поэтому не могу себе представить, чтобы они стали скаредничать, финансируя это дело!
      Его величество! В самом деле! Если бы только она знала: эти «королевские декларации», которыми ей и Хеллеру гарантировалась счастливая жизнь после возвращения на Волтар, были всего лишь фальшивками, созданными мною, чтобы ее одурачить. Мне надо было как-то отвлечь ее от этой темы. И вдруг меня осенило.
      – Собственно говоря, графиня, на этой планете не очень-то много пользуются деньгами. У них есть такая штука под названием «кредитные карточки». – Ну, Хеллер, теперь держись! – Все, что вам нужно сделать, – что набрать толстую пачку кредитных карточек и покупать на них все, что захочется. Просто покупать, покупать, покупать! Так вот делаются дела. Когда будете в Нью-Йорке, пользуйтесь кредитками и покупайте все, что душе угодно. Нагружайтесь доверху!
      – Кредитные карточки? – удивилась она. – Это ведь значит «денежные» карточки. О, так они пользуются ими вместо вот этих жалких бумажек?
      – Именно так, – подтвердил я. – Из рук в руки, по сути, деньги почти уже совсем не ходят. Все делается с помощью кредитных карточек. – Я вытащил из карма на связку этих (...) штук и показал ей.
      – Так вот почему у вас нет денег!
      – Верно. Верней и не скажешь, – подтвердил я с полной уже искренностью.
      – Странная планета, – сказала она. – Значит, просто берешь одну из таких вот карточек, и тебе дают все, что захочешь? Чудеса да и только.
      – Можете это повторить на весь свет и под звуки фанфар, – сказал я с легким оттенком горечи и, взяв у нее их назад, сунул к себе в карман.
      Графиня Крэк подумала-подумала и сказала:
      – Но у меня же нет этих карточек, совсем нет. Придется что-то делать. Не хочу, чтоб Джеттеро увидел меня такой. – Она вздохнула и встала. – Ладно, по крайней мере спасибо за информацию. Вы, Солтен, настоящий друг. – И она похлопала меня по плечу.
      Я содрогнулся, но быстро скрыл свое замешательство. Она не должна была заподозрить, что я хитро пользуюсь ею с целью полного уничтожения Хеллера. Я взглянул на свои часы и воскликнул:
      – О силы небесные! Мы же опоздаем на самолет! – А сам подумал: «Какое это будет облегчение – сплавить ее с рук!»

Глава 3

      Я вызвал свое такси, и мы отвезли ее в аэропорт с ее объемистыми сумками, гипношлемами в коробках и саквояжем. Используя таксиста в качестве носильщика, я доставил этот багаж к месту регистрации, отведя туда же и графиню. Конечно же, багажа оказалось чересчур много – на триста двадцать девять долларов! А ведь я сказал ей, что денег у меня нет. Но к этому я был готов.
      Когда ей дали посадочный пропуск, я отвел ее в зал ожидания и усадил в кресло. Сам же вернулся к регистрационной стойке. С помощью простого механизма, а именно дав чиновнику «на лапу» двадцатидолларовую банкноту, я решил эту проблему: багаж пометили надписью «за излишки уплачено».
      Крэк озиралась вокруг, разглядывая ожидающих посадки пассажиров. Женщины, даже в плащах и чадрах, были неплохо одеты. Под верхним одеянием угадывались белый шелк и золотая парча. Крэк печально посмотрела на свою одежду. Сравнение было не в ее пользу. Я постарался поглубже спрятать свое веселье. Графиня Крэк и впрямь выглядела довольно непрезентабельно в этом темном плаще и дырявом капюшоне. Чадра же за много лет выцвела и стала просто серой. О, радовался я, уж она-то заставит Хеллера раскошелиться на одежду!
      Радиосистема компании «Пан-Америкэн» раскатисто оповещала о посадке на ее самолет, сначала по-турецки, потом по-английски: «Пассажиры могут пройти на посадку на рейс 19 THY, курс – Стамбул. Выход на посадку – номер один».
      Аэропорт в Афьоне совсем не велик: один рейс в день, один выход. Но с тех пор как он вновь открылся несколько лет назад, им тут нравится подражать стилю больших городов.
      – Это ваш самолет, – спешно довел я до сведения графини Крэк. Уж одно только пребывание рядом с ней разрушительно действовало на нервную систему. Если бы она догадалась, на что я ее толкаю, она вполне могла бы впечатать меня прямо в вокзальный пол.
      – Подождите-ка, Солтен, – сказала она, – вы не забыли кое-что?
      Ах да. Я все еще держал в руке ее конверт с необходимыми для рейса бумагами.
      – Пожалуйста, – сказал я. – Здесь другая часть вашего билета и квитанция на багаж и избыток груза. К выходу вон туда...
      – С этим-то все в порядке, – сказала она, забирая у меня конверт и вытягивая из другой руки посадочный пропуск. – Но мне говорили, что Нью-Йорк – крупнейший город на планете. И хотя я уверена, что теперь Джеттеро все знают, он может пользоваться другим именем – ведь и мне вы дали земное. А у меня даже нет его адреса!
      О мои боги, как же я мог упустить это из виду! Ведь если она не сможет его разыскать, ее отправят назад, прямо сюда.
      Снова раздался гулкий голос из громкоговорителя. Видимо, оператор системы оповещения пассажиров заметил, что кое-кто остановился и больше не движется к проходу на летное поле, а именно – мы!
      – Рейс 19 THY! Выход номер один. Султан-бей, вы не успеете на свой рейс! Поторопитесь!
      Какое же (...), когда ты слишком известен. Меня охватило смущение. Я поискал карандаш – его не было. Я бросился к регистратуре и взял казенный. Бумаги там не оказалось. Я сунул руку в карман и вытащил какой-то клочок. На обратной стороне я поспешно написал земное имя Хеллера и его адрес. Затем бегом вернулся к графине Крэк, сунул клочок ей в руку и повлек ее к первому – он же и единственный – выходу.
      Служащий у дверей взяд ее посадочный пропуск и повелительно указал рукой на самолет. Все, кроме нее, были уже там. Но она повернулась, схватила меня за плечи и прямо через чадру поцеловала в щеку.
      – Спасибо, Солтен, – растрогалась она. – Я ценю вашу доброту. Хороший вы человек.
      Крэк повернулась и бросилась к самолету. Взбежав по ступенькам трапа, она повернулась, помахала мне рукой и скрылась в самолете.
      Очень меня это насторожило. С внешней стороны вроде бы и заслуживало одобрения и благодарности то, что я вызвал ее сюда, удалил с ее тела шрамы и помог ей отправиться на встречу с любимым. Но, имея дело с графиней Крэк, вы при одном лишь поверхностном взгляде на вещи могли бы очень крепко вляпаться в неприятности. Что-то она задумала. Это внезапное проявление нежности... уж больно оно не вязалось с ее натурой, и в самой глубине души я знал, что это не предвещает ничего хорошего. Да-да. И чем больше я об этом думал, тем больше проникался уверенностью. Тут крылась какая-то жуткая хитрость! Я ведь знал ее слишком хорошо. На свою беду.
      Самолет с шумом покатился на исходную позицию, а потом с ревом помчался по взлетно-посадочной полосе и взмыл в воздух.
      Я еще не мог поверить, что избавился от нее окончательно. Графиня Крэк еще могла не пересесть в Стамбуле на международный рейс. Она еще могла передумать и вернуться назад.
      Такси примчало меня к больнице.
      Я вошел в приемный покой и запер за собой дверь. Затем, открыв знакомый мне шкаф, достал из него свою видеоаппаратуру.

Глава 4

      Графиня Крэк сидела в салоне самолета Турецких авиалиний. Без чадры на лице. Стюардесса подавала ей кофе и засохшую булочку. Графиня приняла подносик и придирчиво осмотрела его содержимое, пощупала бумагу, пытаясь прочесть написанное на сахарной обертке – это был турецкий язык. Она не знала, что нужно положить кусочек сахара в чашечку с кофе. Вкус напитка явно не вызвал ее одобрения. Но тут графиня заметила, что один из пассажиров нажал кнопку звонка и подозвал к себе стюардессу. Она сделала то же самое. Стюардесса явилась.
      – Это ужасно горько, – заговорила графиня по-циглийски. – Нет ли у вас немного джолта?
      О боги! Нарушение Кодекса! Но инструктировать ее на этот счет было бы бесполезно. Она бы просто фыркнула: я, мол, не в военной организации, вот и все!
      Стюардесса опешила. Но мигом пришла в себя.
      – На ранних утренних рейсах, мадам, мы обычно не подаем крепких напитков, – объяснила она.
      – Но ведь этот такой горький!
      – А-а, – поняла стюардесса, – вы же не положили сахар. – Она распаковала пару кусочков и бросила их в чашку. Наверное, она приняла графиню Крэк за слабоумную.
      Графиня рассмотрела тупой ножик странной для нее формы. Наверное, она решила, что им-то и нужно размешивать сахар, ибо так она и поступила. Потом обнаружила завернутую в салфетку ложечку и исследовала ее. На подносе лежал кусочек масла для булочки. Она отделила немного ложкой и осторожно попробовала на вкус. Отхлебнула глоточек кофе. Затем вернула все на поднос. Я услышал, как она пробормотала по-волтариански: «Небось, Джеттеро с голоду помирает на этой планете!»
      За весь день это была самая ободряющая мысль! Я снял шапку и освободился от медвежьей куртки. Видеоустановку я поставил на кушетку для обследования пациентов, а сам устроился в кресле: теперь можно было немного и расслабиться. И еще нужно было до конца убедиться, что этот лепертидж убрался из Турции.
      Я потянулся рукой к медальону, желая его погладить – порой возникает такая прихоть. Но ничего не нащупал!
      Проверил глазами, не доверяя руке.
      Исчез! Он исчез.
      Должно быть, я его где-то обронил!
      Мне вдруг стало не по себе. Я ведь хотел только на время воспользоваться изумрудным медальоном Ютанк, чтобы придать себе необходимый начальственный вид, когда искал и не мог найти свой собственный, и намеревался до исхода этого дня незаметно вернуть его в ящик с украшениями. О мои боги, она же так разъярится, что мне на вилле житья не будет!
      «Подожди, – сказал я себе. – Когда ты ощущал его на теле в последний раз?» Я не мог вспомнить.
      Я выбежал в коридор и нос к носу столкнулся с Прахдом.
      – Вы не находили медальон? – гаркнул я ему в лицо.
      – Ш-ш, ш-ш! – прошипел он и затолкнул меня в свой кабинет. – Не надо так орать. К тому же вы сняли с себя меховую куртку. Вам нельзя бегать на виду у всех в волтарианской форме! Вот, держите. – Он выхватил из ящика комода белый медицинский халат и всучил его мне.
      Мне пришлось довольно долго успокаиваться, чтобы надеть его. Полы и рукава оказались слишком длинными.
      – Этот медальон, – объяснял я Прахду, – я носил, чтобы видели мой ранг. А теперь он куда-то пропал. Прошу вас, помогите мне его найти.
      – К сожалению, не могу, – отвечал он. – У меня плановая операция. Просто вспомните, куда вы ходили, и там поищите.
      Этот мудрый совет пришелся мне по душе. Я отправился в операционную, которой мы пользовались прошлым вечером. Там шла уборка помещения. Нет, зеленого медальона никто не видел.
      Я пошел к тому месту, где стоял и глядел в окошко. Нет, на полу ничего, никакого медальона.
      Отличная мысль: я позвонил своему таксисту. И ждал на телефоне, пока тот ходил и смотрел у себя в такси. Нет, медальона там не было.
      Умоляющим тоном я попросил его съездить в аэропорт, поискать там на полу и позвонить. Он сказал, что съездит.
      Я шагал из угла в угол. О боги, ведь Ютанк целыми днями, неделями, месяцами напролет будет кричать, беситься и швырять в меня чем попало. О, это будет настоящий ураган! Этот камень был самым крупным в том ящике. Тысяч на пятьдесят – не меньше! Да к тому же не этих (...) турецких лир, а долларов.
      Это напомнило мне о состоянии моих финансов. Скоро на меня снова набросятся хищники-кредиторы. Я не имел никакого понятия, сколько еще оставался им должен после поездки в США, но, наверное, не меньше полумиллиона. Вытряхнуть его от больницы или из Фахт-бея не представлялось ни малейшей возможности. При теперешнем положении дел, может быть, они удовлетворятся продажей виллы с прислугой. Но если я куплю взамен потерянного еще один медальон и влезу в еще большие долги, они, возможно, продадут и меня самого!
      Нет, о покупке еще одного медальона не могло быть и речи. У меня кровь застывала в жилах от одной только мысли о новых долгах.
      Прошел час. Позвонил водитель такси. Нет, на полу аэропорта он не нашел никакого медальона, никто его не сдавал в администрацию, и теперь я задолжал ему еще пятьдесят долларов. Это здорово меня разозлило. Купив мне новый гардероб по кредитным карточкам, он и так уже, вероятно, склонил чашу весов в пользу нанесения мне телесных увечий, а теперь вот не способен был справиться даже с таким простым делом. Но я не стал на него взъедаться. Ведь он был мне единственным другом. Я просто повесил трубку.
      Уныло побрел я назад в приемный покой, которым теперь пользовался как местом для своих наблюдений, вошел и закрыл за собой дверь.
      Графиня уже сделала пересадку в Стамбуле и теперь летела в Брюссель, чтобы сделать там следующую пересадку.
      Очевидно, в транзитной гостиной она сделала кое-какие приобретения. Там у них имелся довольно приличный бар с журнальным стендом, и она хорошо отоварилась. На коленях у нее лежало множество журналов. Она смотрела, какой из них выбрать, выбрала французский под названием «О lala, la Femme». 
      Ликование, которое мне следовало бы ощутить при осознании того факта, что ее уже нет в Турции, что с каждой секундой она все больше удаляется от меня, не наступало.
      Может, все дело в журнале? Это был журнал мод. Я знал, что по-французски она не читает, но эти большие цветные образцы одежды не нуждались в словах. Что они говорили ее душе, я не знал, но мне они говорили только одно: «Дорого!» Теперь в том, что касалось женских нарядов, я был стреляный воробей!
      Однако понемногу настроение у меня улучшалось. Эти роскошные цветные фотографии замысловато позирующих моделей, наряженных в невероятно экстравагантные одеяния, обойдутся Хеллеру в кругленькую сумму! Парижский дизайнер не смотрит на фигуру заказчицы, он смотрит только на ее чековую книжку. Если он считает, что и то и другое должно отличаться большой толщиной, то почему же, дивился я, модели в таких журналах всегда так худы – просто кости да кожа? Удивительный это мир – женская мода. Французы, насколько я мог разобрать, демонстрировали моду под названием «Le Look Garbage» – «Посмотрите, я со свалки».
      Кто-то – да, вспомнил: человек в самолете – объяснил мне все это однажды. Он говорил, что дизайнеры мод – сплошь все гомики и женоненавистники, видящие в женщинах конкурентов. Поэтому они втайне стремятся одеть их как можно экстравагантнее, чтобы отпугнуть от них мужчин. Может, он был и прав. Эти картинки заставляли меня еще больше ненавидеть гомиков. Одно дело – одевать женщин в странные наряды, но уж совсем непростительно – одевать их так дорого!
      Наконец графиня отложила французский журнал в сторону и взяла в руки толстый американский под названием «Современные морды». Опять фасоны модной одежды. Как ни странно, они сильно отличались от французских. И дело не в том, что выглядели они менее экстравагантно, что модели имели больше мяса на костях, что эти (...) гомики меньше изощрялись в стремлении обезобразить внешний вид женщины и тем самым завлечь мужчин в свои собственные постели – нет; просто они были совершенно другими. Американские геи проталкивали в моде «the marionette look» – «кукольную внешность». Журнал был полон набросков, изображающих марионеток с переплетенными, перекрещенными и неестественно изогнутыми ногами и с удушающими их шнурами.
      – Милочка, вы, я вижу, рассматриваете фасоны. – Незнакомый голос. Крэк взглянула на свою соседку по ряду. Пухлая краснощекая блондинка лет сорока – впрочем, блондинка явно ненатуральная. – Понимаю, уже пора! – Она улыбнулась. – Я Мамми Бумп, возвращаюсь в Большое Яблоко – Нью-Йорк и к ярким огням. А вы кто?
      Вот что мне нравится в путешествующих американцах. Прямо к делу. Без лишних слов.
      – Я Рада Крэкл – так мне велено называться, – представилась графиня Крэк. – Как поживаете?
      – Да вполне прилично, спасибо, – особенно после моего турне по горячим точкам Среднего Востока. Я известная певица. Эти арабы нагрузили меня кучей бабок, и вот я возвращаюсь в Божью страну, чтобы их истратить. Господи, просто не верится, что наконец-то по прошествии года мне удастся поспать в нормальной кровати! Но, душечка, у вас такой вид, словно вы побывали в верблюжьей аварии!
      – В самом деле?
      – Ну да, эта одежда, – и Мамми Бумп презрительно указала на плащ графини. – Где вы достали такое тряпье?
      – Меня три года держали в крепости в плену, – сказала графиня Крэк. – Они украли всю мою одежду.
      – Не может быть! Вот (...)! – посочувствовала Мамми. – Господи, эти (...) арабы способны на все. В наши дни жизнь девушки дорого стоит, если она уезжает из США. Только не вздумайте спускать им такое с рук! Не надо терять головы. В Марокко со мной случилось почти то же самое. Но я сказала королю, да, я так и сказала:
      «Послушай, мужик, если не принесешь мне бриллиантов, я не только ампутирую тебе (...), я добьюсь того, чтобы ты больше не получал американской помощи», – поэтому он просто наполнил мои карманы старинными камешками и отпустил. Посмотри-ка, вот один из них! – И она показала Крэк массивное кольцо с бриллиантом, ладно сидевшее среди многих других на пухлой ее руке. – Бриллианты – лучшие друзья девушки, – добавила она.
      – А изумруды и рубины тоже ценятся на этой планете? – спросила графиня.
      – Да, конечно, деточка. Не возражаешь, если я помогу тебе с этим журналом и покажу, отчего мужики действительно просто звереют?
      Внезапно меня пробрал холод, словно по жилам пронесся арктический ветер. Вдруг вспомнилась яркая сценка: как графиня Крэк в неожиданном приступе нежности целует меня в щеку. Что совершенно не в ее характере!
      Ловкость рук! Она же в этом деле профессионалка. Обучила всем этим штучкам десятки фокусников. Ей и нужно-то было только одной рукой расстегнуть застежку, а другой поймать то, что падает.
      Точно! Медальон с изумрудом теперь у графини Крэк. Все сходилось. Делая мне под гипнозом внушение, она убеждала меня позволить ей унести все, что она захочет. А когда она в первый раз увиделась с Хеллером, как она переживала из-за своей внешности!
      Теперь-то я точно знал, что она намерена делать. Она приземлится в Нью-Йорке. Накупит себе ворох одежды. А расплатится – медальоном! Тем самым медальоном Ютанк стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, на возвращение которого я потерял всяческую надежду.
      О, без всякого сомнения, графиня была преступницей! Я сразу же поверил во все, что имелось на нее в полицейских досье, – во все до последней точки! Воровка!
 

Глава 5

      Хоть и разрывался я между яростью и отчаянием, мне поневоле пришлось принимать своеобразное участие в этом полете.
      Фасоны, фасоны, фасоны. Одежда, одежда, одежда. Высоко над Дунаем в снегах – фасоны, фасоны, фасоны и одежда, одежда, одежда. Перелет через Альпы и Германию, пересадка в Брюсселе – фасоны, фасоны, фасоны и одежда, одежда, одежда. Над оконечностью Англии и над штормами Атлантики – все фасоны, фасоны, фасоны и все одежда, одежда, одежда. Они даже пренебрегли обедом: графиня Крэк – потому что она не могла понять, как его едят, а Мамми Бумп – потому что и так чересчур растолстела и уже больше не влезла бы во все эти фасоны, фасоны, фасоны и одежду, одежду, одежду.