Я бросился к аэроспидстеру, схватил трубку переговорного устройства и, набрав номер ангара-гаража в нашем фамильном имении, связался со своим механиком.
      — Шпиндель, — проговорил я в сильнейшем возбуждении, — приготовьте старый аэровагон. Как только я приеду домой, он мне понадобится.
      — Аэровагон? — изумился механик. — Но его же не выгоняли из ангара вот уже десять лет! Им не пользовались с тех пор, как еще ребенком возили вас с приятелями в школу!
      — Подготовьте все к моему возвращению! — сказал я строго. — Мне предстоит длительное путешествие. А теперь дайте мне Добермана.
      — Молодой Монти? — отозвался Доберман. — Хорошо, что вы позвонили. Ваша матушка не дает мне покоя с самого завтрака — требует, чтобы я узнал, где вы находитесь. Вы не забыли, что вы сегодня идете купаться с Корсой и ее братом?
      Я был так увлечен своим новым делом, что совсем не собирался заниматься такими пустяками. Я приближался к решению загадки.
      — Доберман, соберите инструменты, походное снаряжение, ружья и одежду. И прямо сейчас забросьте все это в аэровагон.
      — Ружья? — в недоумении переспросил он. — Но у вас нет ружей, молодой Монти. Кроме того, вы не можете сейчас отправиться в поход. Сегодня вы приглашены в городской дом Корса на обед!
      — Доберман, — умоляющим голосом проговорил я, — не подведите меня. А за это я обещаю не заставлять вас слушать мою новую оду. Идет?
      — Очень соблазнительно, — ответил Доберман. — Но сейчас вам лучше вернуться домой.
      Дав полный газ, я на всех парах полетел к родному дому.
      И во что я только ввязался? О, читатель, вы не можете не оценить усилий, предпринятых мною, чтобы закончить для вас эту повесть!
      Аэровагон, хоть и порядком грязный, все-таки был на ходу. Но еще оставались моя матушка, и Корса, и ее братец, и Доберман. Трое последних были разодеты в пух и прах!
      — О, пикник это так романтично, — сказала моя мать. — Сегодня в небе будут две луны.
      — Я раздобыл для вас ружья, — сообщил Доберман. — У братца Корсы их просто навалом!
      Шпиндель восседал на водительском месте.
      — Я не могу доверить вам эту рухлядь, молодой Монти, — пояснил он. — Не исключено, что придется устранять поломки прямо в воздухе.
      Мы поднялись в воздух, матушка махала мне на прощание платком; Корсы от радости, что летят со мной, обнимались.
      Как видите, все началось не совсем так, как я планировал. Полагаю, что Бобу Худворду не удалось бы свалить даже самого завалящего президента, если бы его затягивало семейное болото.
      — Куда мы летим? — осведомился Шпиндель. Я покосился в его сторону. Мне хотелось попробовать вести машину самому, чтобы проверить, смогу ли я, как Хеллер, управлять одним коленом. Но я не предпринял подобной попытки. И, похоже, правильно сделал.
      — Поднимитесь над холмами и возьмите курс на Великую пустыню, — распорядился я.
      — О, мы летим к горам Блайк! — воскликнул Доберман. — Надо бы позвонить лорду Моку. Это его охотничьи угодья. Он вышлет лакеев, чтобы встретить нас.
      — Нет-нет! — запротестовал я. — Мы летим не туда. Наша конечная цель — Замок Мрака.
      — Никогда о таком не слыхал, — отозвался Шпиндель, нажав на панели управления кнопку, и на экране появилась карта.
      — Неудивительно, — гордо сказал я. — Это огромный черный замок, сохранившийся с древних времен. В двухстах милях к западу. Мы не можем не заметить его. Правда, сейчас от него, наверное, остались только руины.
      — Не люблю руины, — капризно проговорила Корса. — На Модоне мы построили все новенькое. Сейчас я наняла архитекторов, которые отделывают наш дом.
      Мне стало в буквальном смысле слова нехорошо. Это могло зайти слишком далеко, поскольку события развивались с неимоверной скоростью.
      В это время ее братец решил просветить меня, как нужно охотиться на лепертиджей с пушками, чтобы они не причинили вреда. А Корса прочитала мне длиннющую лекцию о червях, портящих урожай.
      Я почувствовал временное облегчение, когда Шпиндель неожиданно сказал:
      — Смотрите — это то самое место?
      Я глянул вниз. Сквозь тучи песка, поднятые ветром в воздух, я увидел огромную трещину, пересекающую местность, очень черную и очень глубокую. На краю этого оврага ясно виднелась груда черных камней.
      — Не вижу никакого замка, — сказала Корса.
      — По-моему, вы сказали, что здесь должен быть замок, — заметил ее братец.
      Край оврага был покрыт густой растительностью; там паслись какие-то животные.
      — Пастух! — воскликнула Корса. — Давайте опустимся, я хочу расспросить его о стаде.
      Шпиндель послушно приземлился. Я выбрался из машины и со всех ног бросился к крестьянину.
      — Это Замок Мрака?
      Придерживая одеяло, служившее ему плащом, пастух глянул туда, куда я указывал рукой.
      — Эти черные камни? — Пожевав листок какого-то растения, он смачно сплюнул зеленую слюну. — Однажды мой прапрадедушка действительно назвал их обломками замка. Может, когда-то здесь и находился замок, но с тех пор тут произошло несколько землетрясений, знаете ли, и все развалилось.
      Я взглянул на зияющий шрам оврага.
      — Вы когда-нибудь спускались туда?
      — Что? — озадаченно спросил он. — Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший. Как-то раз в эту дыру свалилось мое животное, так крик его раздавался с целых полчаса, и я не слышал, чтобы оно ударилось о дно.
      К нам присоединилась Корса и немедленно пожелала узнать, сколько травы в день съедает стадо и не приходилось ли пастуху лечить животных от коликов.
      Отойдя от них, я уселся на огромный черный валун и огляделся вокруг. Благодаря рукописи Гриса я хорошо представлял, где находился Лагерь Закалки — или, как его еще называли, Лагерь Смерти. Мне не хотелось приближаться к этому ужасному месту, где, по всей вероятности, нашла свою гибель графиня Крэк. Интересно, подумал я, сохранилась ли еще подземная тюрьма и кости погибших в ней людей под этими грудами черного базальта?
      Не в силах противостоять охватившему меня вдохновению — в голове моей уже рождались легкие строки, — я достал листок бумаги и записал:
      ОДА ЗАМКУ МРАКА
      О, мрачный замок, предо мной твои руины,
      И вся моя душа полна тоской.
      Поведай мне, что скрыл в своих теснинах,
      Узилищ темных горе мне открой.
      О ты, восставший черною главою
      Из недр зловонного мятущегося ада,
      О сколько душ, загубленных тобою,
      Взывают к мщенью — выслушать их надо!
      О, Замок Мрака, ты предал забвенью
      Не одного живого мертвеца,
      Их образы, не поддающиеся тленью,
      Жгут душу мне слезами без конца!
      Восстаньте, проклятые кости,
      Из сердца кровоточащей земли!
      Лишь ветра стон, шипящего от злости,
      Живет в пустыне. Он один. Увы!
      Перечитав свою оду, я решил, что получилось неплохо, и не без внутренней гордости сказал самому себе: "Ты в хорошей форме, Монти".
      Сзади меня послышались шаги. Ко мне шли Корса с братцем и Доберман. Я не мог удержаться и прочел им свое новое произведение.
      Но услышал смех!
      Отсмеявшись, Корса перевела дух и проговорила:
      — Ох, Монти! Если я излечу тебя от писательской мании, все вздохнут с облегчением. Нет, я сейчас лопну от смеха.
      Я задохнулся от гнева.
      И потому едва расслышал, как Доберман сказал:
      — Вы обещали больше не читать мне своих шедевров. Наверное, я должен больше времени уделять вашему воспитанию, чтобы вы наконец научились держать слово.
      Я с трудом подавил в себе мощный душевный порыв написать "Оду тем, у кого нет сердца".
      Еще раз убедившись, что родился не в то время и не в том месте, я понуро направился к аэровагону.
      — Доставайте инструменты, — приказал я Шпинделю.
      — Вы не сказали, какие инструменты могут понадобиться, но, к счастью, я захватил все необходимое для осмотра двигателя.
      — Я не собираюсь осматривать двигатель. Я собираюсь искать металл под землей.
      — Металл? — переспросил он. — Но чтобы осмотреть двигатель, не нужно искать металл. У меня имеются все необходимые детали. В том числе датчики, которые фиксируют различного рода излучения.
      Шанс уловить под землей какое бы то ни было излучение по истечении века равнялся нулю.
      Чувствуя, что потерпел поражение, я отошел подальше от всех и уселся на камень.
      Если мои поиски зайдут в тупик и я никогда не напишу книгу-разоблачение, можно считать, что на моей жизни поставлен жирный крест. Провести свой век, уткнувшись в канцелярский стол или в ссылке на Модоне… Лучше уж сразу покончить счеты с жизнью, кинувшись в этот бездонный овраг.
      Так я сидел, смотрел на заходящее солнце, и в душе моей тоже сгущались сумерки. Собранного мною материала было недостаточно. В качестве подтверждения своей теории я мог предъявить только старую карту, которую, кстати, мне так и не удалось получить, бортовой журнал, рапорт разведки и исповедь Гриса. С этим мне не удастся выстроить реальную картину грязных махинаций. Интересно, подумал я, а как бы поступил на моем месте Боб Худворд?
      Ко мне подошел Шпиндель:
      — Не расстраивайтесь. Я слышал, как вы декламировали — по-моему, неплохие стихи. Кроме того, у меня появилась идея. Поскольку уж вам непременно хочется искать под землей металл, я могу взять запасной топливный энергостержень, воткнуть его в землю и сделать отвод-распайку, и если там есть металл, то появится магнитное поле. Тогда с помощью приборов мы определим наличие излучения. Только я хочу спросить: что вы намерены найти — неужели клад?
      — Да, в некотором роде, — ответил я. На самом деле то, что я ищу, во много раз дороже всякого клада. Если я найду необходимые доказательства, то смогу обрести свободу, сбросив ярмо абсолютного, унизительного рабства!
      — Тогда, — проговорил Шпиндель, — за работу.

      Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: копать придется много. Но тут возникло препятствие в образе Добермана.
      — Нет, нет и нет! — сказал он. — Вы не можете заниматься раскопками в этом костюме, но если вы полагаете, что мы со Шпинделем будем копать одни, то глубоко заблуждаетесь, молодой Монти. — Повернувшись к пастуху, он спросил: — Нет ли здесь поблизости какой-нибудь деревеньки?
      Пастух равнодушно сплюнул зеленую слюну:
      — Прямо за этими черными камнями.
      Я попросил брата Корсы разгрузить походное снаряжение и начинать устанавливать палатки и бросился вдогонку за Доберманом, который своей неуклюжей походкой быстро шел в указанном направлении.
      Предупреждая меня на каждом шагу, чтобы я не поцарапал ботинок и не провалился случайно в одну из неизвестно кем вырытых ям, Доберман провел меня вокруг огромной кучи камней, и уже через пятнадцать минут мы добрались до "деревеньки".
      Собственно, деревенькой оказалось несколько пробитых в скале пещер, у входа в которые сидели женщины и дети.
      Порасспросив половину равнодушных или удивленных жителей, Доберман отыскал пещеру деревенского старосты, обстановку которой в основном составляло множество разных запахов. Старосте — скрюченному, беззубому старикашке — на вид было лет сто девяносто.
      Ага, подумал я, наверное, он один из бывших узников замка, оставшихся в живых после землетрясения, да так и осевших на этой земле.
      — Что за племя, говоришь? — переспросил старик. — Пастухи мы. Мы блуждали по этой пустыне на протяжении пятидесяти лет, пока наконец не нашли пастбище и не осели в этом месте. — Как выяснилось, он даже не знал, что когда-то здесь стоял замок.
      — Сколько ям вы намерены выкопать? — спросил у меня Доберман.
      — А что, разве можно это знать заранее?
      — Что ж, в таком случае лучше составить план на максимальное количество ям, если меня не обманывают воспоминания о ваших играх в песочнице. Сколько у вас с собой денег?
      — А зачем мне здесь деньги?
      — Затем, что я хочу нанять людей, — ответил Доберман.
      — Понятно.
      Доберман заключил сделку с полусотней пастухов, которые пообещали помочь нам копать ямы.
      Мы тронулись в обратный путь. Всю дорогу я слушал стенания Добермана, который не умолкая просил меня соблюдать осторожность, дабы не порвать брюк о колючки низкорослого кустарника.
      Когда мы вернулись, я не обнаружил никаких признаков лагеря.
      Где-то неподалеку раздавались выстрелы: это братец Корсы решил поохотиться на певчих птичек. Сама Корса была занята не менее важным делом: она беседовала с пастухом о животноводстве.
      Выручил Доберман, успевший принять решение:
      — Я собираюсь вернуться с аэровагоном в город, чтобы положить на ваш счет некоторую сумму в счет ваших карманных расходов на следующий месяц. А заодно привезу вам какую-нибудь рабочую одежду. Вы должны были предупредить меня, чем собираетесь заняться. А пока присядьте на этот камень и отдохните до моего возвращения.
      Вместе со Шпинделем Доберман выгрузил из вагона снаряжение для лагеря, а потом отправился в город. Усевшись на камень, я начал с грустью размышлять о невзгодах подневольной жизни. Я был уверен, что Бобу Худворду никогда не приходилось преодолевать подобного рода препятствий на своем героическом пути.
      Шпиндель в это время закапывал топливный энергостержень в землю и делал отвод. Наконец он сказал мне:
      — Молодой Монти, я не могу одновременно заниматься всем сразу: подключаться к энергостержню и снимать показания приборов. Вы бы помогли мне, а? Идите за мной в пятнадцати-двадцати футах и слет дите за детектором.
      Я подчинился. И почти сразу же наткнулся на то, что искал. Охваченный возбуждением, я принялся рыть землю руками. Ко мне присоединился Шпиндель. Наверное, со стороны мы напоминали двух голодных хищников, раскапывающих нору какой-нибудь несчастной зверушки. Во все стороны от нас летели вырванная с корнем трава и тучи песка и пыли.
      — Что вы делаете? — поинтересовалась любопытная Корса.
      — Ищем клад, — ответил Шпиндель, не поднимая головы.
      — Но нельзя же делать это так, как вы! — возмутилась она. — Вы портите пастбище. Сейчас же закопайте яму и верните на место траву.
      — Конечно-конечно, — быстро согласился я. — Только сначала мы посмотрим, что там внизу.
      — Монти, — строго сказала Корса, — я вижу, что ты не собираешься удовольствоваться одной ямой. Твое неразумное поведение может привести к эрозии почвы. Мне становится грустно, когда я представляю себе, сколько мучений мне придется вынести, чтобы сделать из тебя достойного фермера. У тебя просто нет сердца. Сейчас же прекратите копать и сделайте так, как было!
      Пришлось нам остановиться. Я вернулся к своему камню и с мрачным видом уселся на него. Что же, черт возьми, там, под землей? Отчего зашкаливают приборы?
      На небе уже показались обе луны, когда наконец вернулся Доберман.
      Он привез с собой двух лакеев, повара и горничную Корсы и тут же отчитал меня за то, что я испортил свой новый костюм.
      Лакеи нашли источник, возле которого мы и принялись за еду, привезенную Доберманом из города.
      Но я задумал небольшую хитрость — к счастью для вас, читатель, иначе вы бы никогда не узнали продолжение увлекательнейшей истории, описанной Грисом на страницах его исповеди.
      Я подождал, пока все уснут, и, выбравшись из спального мешка, вернулся к яме и начал копать. Стараясь не шуметь, я руками разрывал землю, разгребал песок и в конце концов стер пальцы до кровавых мозолей.
      И все-таки я был вознагражден за труды: в зеленоватом лунном свете моему взору предстало колесо пушки!
      Оно было ржавое и гнутое, с оплавленной дугой, будто от взрыва.
      У меня не осталось никаких сомнений, что на этом самом месте когда-то состоялось грандиозное сражение.
      Мои надежды начинали сбываться.
      Наконец-то я смогу стать хозяином своей судьбы.
      Меня ждала слава!
      Немного придя в себя, я выкатил колесо на ровное место и постарался аккуратно зарыть яму, однако мне не удалось окончательно замести следы: в темноте я никак не мог отыскать вырванную с корнем траву.
      Закатив свою находку в укрытие, я залез в спальный мешок и спокойно заснул.
      Меня разбудила непонятная суматоха, но я не сразу выяснил, в чем дело, поскольку ко мне пристал Доберман и заявил, что прежде всего мне следует побриться и надеть спортивный костюм и соответствующую обувь; он даже заставил меня позавтракать. И только после этого оставил меня в покое.
      Оказалось, что разбудивший меня шум подняли жители деревни, которых Доберман нанял для рытья ям. Вооруженные лопатами и тяпками, они кольцом обступили Корсу. В груди у меня затеплилась надежда. Может, сегодня она сменила гнев на милость? И тут до меня донеслись ее слова.
      Корса говорила пастухам, что территорию пастбища можно расширить в четыре раза, если выкопать в некоторых местах рвы для дождевой воды, что, в свою очередь, приведет к предотвращению эрозии почвы и повышению ее плодородия.
      — Слишком много влаги уходит в тот овраг, — говорила она, указывая на бездонную трещину, которую мы заметили во время полета сюда. — Вот вам карта. Можете приступать к работе.
      Когда рабочие разбрелись, она подошла ко мне:
      — Видишь, Монти, какую заботу я проявляю о тебе? Почему бы тебе не найти моего брата и не поохотиться вместе с ним на птичек? Они наносят большой урон урожаю.
      Я поймал себя на том, что, подобно Доберману, с мольбой возвожу глаза к небу, и вовремя удержался: не гримасничать же перед ней.
      Нам со Шпинделем оставалось только следить за рабочими, надеясь, что они случайно откопают что-нибудь заслуживающее внимания.
      Почти сразу же нам повезло: землекопы наткнулись на богатую рудную полосу! (Этот термин, кажется, придуман шахтерами.)
      Один из пастухов, поддев толстый пласт земли, откинул его в сторону, и Шпиндель, заметив, как на лопате что-то сверкнуло, пулей понесся туда. Подобрав с травы что-то круглое, он сказал, обращаясь ко мне:
      — Проклятье, я думал, это золотая монета! — И, не успел я ответить, выбросил свою находку.
      Я мигом нагнулся и поднял круглую вещицу.
      Пуговица! На ней был изображен какой-то знак, напоминающий бутылку — или нет, перевернутое весло!
      Символ Аппарата!
      Ага! Значит, в исповеди Гриса все было правдой!
      Целый день я со страстью коллекционера-любителя подбирал с земли выкопанные вещи. Было ясно как день, что ископаемые куски металла никак не могли являться частью естественного грунта. Один из пастухов поведал мне, что железные осколки часто появлялись на поверхности после обильного дождя. Значит, не зря я затеял эту экспедицию!
      К вечеру я обнаружил даже часть ограды с сохранившейся электрической обмоткой.
      Я все больше воодушевлялся и даже пропустил мимо ушей лекцию братца Корсы, сортирующего груду птичьих перьев, о том, каких птиц надо убивать в первую очередь, если хочешь, чтобы они не испортили всю прелесть отдыха на природе. Интересно, подумал я, а не были ли предки Гриса родом с Модона?
      И долго ли мой бедный рассудок сможет выдерживать общение с этой парочкой?
      Около полуночи меня разбудил Шпиндель.
      — Если мы собираемся найти какие-нибудь сокровища, — сказал он, — нужно работать ночью. Пойдемте. Будете снимать показания детектора.
      Мы осторожно улизнули из лагеря.
      — Сегодня, когда я летал в город за семенами травы, — сказал Шпиндель, — я еще раз взглянул с воздуха на это место. Если здесь и вправду когда-то стоял замок, разрушенный потом землетрясением, то обломки должны были упасть в сторону запада. Если посмотреть сверху на расположение камней, то можно увидеть очертания башни. Сдается мне, что, если в крепости имелась комната-сейф, у нас есть все шансы отыскать ее среди развалин. Пойдемте.
      Мы начали пробираться среди глыб черного базальта, таинственно сверкающих в зеленом свете луны. Вот так, наверное, поступил бы и Боб Худворд.
      Дул сильный ветер, зловеще завывающий среди камней, которые я окрестил про себя "могильными плитами". В голове у меня начинали складываться строки "Оды неприкаянному привидению". Я так задумался, что не смотрел под ноги.
      И вдруг я куда-то провалился!
      Упав с высоты пятнадцати футов, я, шатаясь, поднялся на ноги. Из темноты до меня донесся встревоженный голос Шпинделя.
      — Эй, куда вы исчезли?
      — Я здесь, внизу! — откликнулся я.
      Я увидел, как на краю ямы на фоне освещенного лунами неба появился черный силуэт взлохмаченной головы Шпинделя.
      — Надо было внимательнее смотреть под ноги! Вы могли разбиться!
      — Мог разбиться? — простонал я. — Я и так чувствую себя совсем разбитым! Вытащите меня отсюда!
      Осветив лучом фонаря дыру, в которую меня угораздило провалиться, Шпиндель присвистнул от удивления.
      — Эй! — крикнул он. — Хорошие новости! Вы нашли комнату-сейф!
      Мигом забыв о боли в костях, я осмотрелся вокруг. Да, эта дыра очень напоминала комнату.
      Шпиндель закрепил на краю ямы веревку, но, вместо того чтобы вытащить меня наверх, сам спустился ко мне.
      — На чем это вы стоите? — поинтересовался он. Я посмотрел вниз.
      Дверь!
      Она была сделана из какого-то неизвестного мне сплава и покрыта толстым слоем ржавчины и грязи.
      Открыв дверь с помощью дезинтеграционной дрели, мы заглянули внутрь — и ничего не увидели. Тогда мы зажгли фонарь и обнаружили комнату, только лежащую на боку. Очевидно, она приняла такое положение после того, как башня рухнула.
      Внутри мы обнаружили обломки мебели. Спустив в проем веревку с крючком на конце, мы вытащили сломанный стул, похожий на те, что я видел как-то раз в антикварном магазине. Сначала я подумал, что мы нашли старинный склеп, и оглядел все вокруг в поисках гроба или погребальных принадлежностей, но повсюду видел только осколки стекла.
      — Давайте посмотрим, нет ли в стене потайного сейфа, — предложил Шпиндель. — Вы следите за приборами, а я надену изоляционные перчатки и спущу вниз конец энергетического кабеля.
      Едва мы двинулись вдоль стен, вокруг нас заплясал фейерверк электрических искр. В воздухе запахло озоном.
      Пройдя вдоль одной из стен, я заметил, что стрелка моего датчика едва не выпрыгивает из-под стекла корпуса. Шпиндель подбежал ко мне.
      — Чтоб у меня шестеренки полетели! — прокричал он. — За этими стенами, должно быть, тонны железа!
      Пройдя до самого конца стены, мы обнаружили под обломками еще одну дверь. Разобрав камни и сломав петли, мы открыли ее.
      За дверью оказалась еще одна комната.
      Я включил фонарик и застыл на месте: прямо напротив двери стояло то, что осталось от компьютера!
      — Вот черт! — выругался разочарованный Шпиндель. — Это совсем не сокровища. Мы просто подзарядили электромагнитные стержни. Как мы промахнулись!
      — Нет-нет! — воскликнул я. И тут я понял, куда мы попали.
      Этот античный трон, найденный нами в первой комнате, эта дверь, эти столы — все совпадало с описаниями в рукописи Гриса!
      Мы находились в кабинете Ломбара Хисста!
      Это его компьютер!
      О, мог ли я мечтать, что отыщу такое сокровище!
      — Быстрее, Шпиндель! — крикнул я. — Вы можете заставить эту штуку работать?
      Шпиндель скептически осмотрел машину. Когда башня рухнула, стены некоторых комнат выдержали, но компьютер представлял собой довольно жалкое зрелище.
      — А зачем? — поинтересовался он.
      — Чтобы получить информацию, разумеется!
      — Ну, в таком случае мне очень жаль разочаровывать вас, Монти, но если после падения башни от записей что-то и осталось, то сейчас все уже стерто.
      — Это еще почему? — простонал я.
      — Ну, ведь чтобы найти клад, мы пропустили через машину это проклятое электричество, и теперь, наверное, все файлы уничтожены.
      Это известие повергло меня в совершенное отчаяние.
      Какой еще удар суждено было выдержать Бобу Худворду!
      Если мне еще раз окажут такую «помощь», я могу распрощаться со всеми своими надеждами!
      Я выбрался по веревке наружу и в унынии опустился на сверкающий в лунном свете валун.
      С одной стороны — перспектива жизни на Модоне вместе с Корсой и ее братцем, с другой — монотонный и утомительный труд за канцелярским столом. Из этих двух видов изощренных пыток невозможно выбрать наиболее мягкий вариант. И никогда уже мое славное имя не воссияет огненными буквами на зеленом небосклоне Волтара. Нет, уж лучше овраг. Вне себя от горя, я начал сочинять "Оду загубленной жизни".

      Весь следующий день я равнодушно слонялся вокруг лагеря, даже не желая подбирать куски и осколки, выкопанные из земли в соответствии с планом Корсы по восстановлению пастбища.
      Во-первых, я не выспался. Во-вторых, я очень хорошо знал, что для племени пастухов вопрос о воде и траве имеет первостепенное значение, и мне сейчас было очень стыдно, что я мог раньше так равнодушно относиться к этому. Когда-то Великая пустыня представляла собой плодородную равнину, но это было очень давно — сто двадцать пять тысяч лет назад, а может, и больше. То здесь, то там еще встречались пересохшие русла оросительных каналов, но местное население, к сожалению, вымерло и плодородную землю покрыл толстый слой сухого песка.