Глава 19

Александр отложил кисть в сторону. Он пытался рисовать все утро, но никак не мог сосредоточиться. Сегодня утром Генри сказал ему, что завтра они с Жанеттой уезжают домой. Поль и Леони хотели бы остаться, но Александр чувствовал, что их помощь здесь больше не понадобится.

Он понимал, что пришло время, когда Тесс может сделать свой выбор и уехать вместе с ними. Она уедет, и тогда Полю и Леони незачем будет оставаться в этом доме.

Тесс жила здесь, потому что ей некуда больше было пойти. Но если ей предоставится возможность устроить свою жизнь и жизнь Сюзанны в Марселе, она, конечно же, воспользуется ею. Александр был уверен, что Генри с Жанеттой с радостью предоставят ей место, ну, скажем, гувернантки для их детей. У Тесс появятся новые друзья, которые будут заботиться о ней. Может быть, даже она встретит в Марселе человека, которого полюбит и выйдет за него замуж. В Марселе, по крайней мере, ее ожидает какое-то будущее. С ним же она не будет иметь ничего.

Александру хотелось бы сделать жизнь Тесс такой же счастливой и благополучной, как и в Марселе, но ему нечего было предложить ей и ее дочке. Ничего, кроме древнего, разваливающегося замка и заброшенной винодельни. И себя. А ведь это так мало!

Когда Тесс уедет вместе с Генри и Жанеттой в Марсель, он снова останется в полном одиночестве, которого когда-то так страстно желал. В одиночестве, которого теперь так боялся.

Александр отошел от мольберта и вышел из мастерской. Спустившись вниз, на кухню, он застал там Леони, которая готовила чай.

— А где Тесс? — спросил ее Александр.

— Они с Жанеттой понесли маленькую Сюзанну на прогулку.

Леони указала рукой на дверь.

— Они сказали, что пойдут в розарий.

Александр направился было к двери, но голос Леони остановил его.

— Месье, если вы найдете их, передайте, пожалуйста, что их чай готов.

Александр кивнул, спустился по черной лестнице из дома и пошел по тропинке, которая вела к тому месту, что когда-то было розарием. Вскоре он нашел обоих женщин, которые сидели на каменной скамье, с трех сторон окруженные дебрями буйных, давно не подрезавшихся розовых кустов. Тесс наклонила голову и любовалась маленькой Сюзанной, завернутой во фланелевое одеяльце и уютно устроившейся у нее на руках. Тесс, должно быть, забыла дома свою шляпку и ее волосы в лучах октябрьского солнышка светились яркой медью. Она что-то напевала дочке, и Александр, остановившись в нескольких шагах, прислушался. Глаза его были устремлены на Тесс, а присутствие Жанетты он просто позабыл.

— Для моей прекрасной леди Гринсливз… Голос Тесс был необычайно мягким и ласковым, допев песню до конца, она поцеловала Сюзанну в лобик. — Мне, кажется, мы должны спеть еще одну песню, — снова услышал Александр голос Тесс. — Но на этот раз какую-нибудь французскую.

Тело Александра напряглось от улыбки, которая озарила ее лицо. Он вспомнил, как вчера Тесс, прячась за деревьями, наблюдала, как он учит мальчиков плавать, и всего его охватила нестерпимая волна желания.

Тесс начала петь.

— Frere Jacques, frere Jacques, dormez-vous[39]…

Александр наслаждался чудесными мгновениями, стоя недалеко от Тесс, слушая ее удивительно красивый голос, глядя с какой любовью, она смотрит на дочку. Но он боялся, что наслаждается подобной сценой в последний раз.

Александр, невидимый, стоял в тени деревьев, и думал о том, что для Тесс будет лучше, если она уедет. Но он любил ее и понимал, что жизнь его без этой девушки будет пустой и серой.

— …динь-дон, динь-дон.

Александр услышал только последние слова песни и, выйдя из тени, подошел к женщинам.

Тесс улыбнулась ему теплой и радостной улыбкой.

— Добрый день. А мы вышли подышать свежим воздухом. Сегодня такой прекрасный денек!

Александр пристально посмотрел на Тесс и заметил, как щеки девушки вспыхнули, она застенчиво опустила голову и стала поправлять фланелевое одеяльце на дочке. Догадавшись, что взгляд его был слишком пристальным, Александр перевел его на свою невестку.

— Леони просила передать, что ваш чай готов, — сказал он.

Жанетта поднялась.

— Пойду попрошу Леони принести чай сюда, — сказала она Тесс.

— О да, спасибо. Это было бы чудесно.

Жанетта кивнула и направилась к дому, но ее остановил голос Александра.

— Жанетта, пожалуйста, забери с собой Сюзанну, s'il vous plait[40].

Тесс бросила на него вопросительный взгляд, но передала девочку Жанетте. Александр присел на скамью рядом с Тесс и только после того, как Жанетта ушла, заговорил. Все еще не глядя на Тесс, он сказал:

— Генри с Жанеттой уезжают через несколько дней.

— Да, я знаю. Жанетта сказала мне об этом.

Стараясь говорить безразличным тоном, Александр продолжал:

— Вы можете взять ребенка и поехать с ними.

Он слышал, как Тесс затаила дыхание.

— Почему вы думаете, что мне нужно уехать? — тихо спросила она.

— Я уверен, что Жанетта с радостью примет вас у себя в доме. Возможно, вы станете гувернанткой для их детей. И сможете начать новую жизнь.

Александр почувствовал, как на его руку легла ладонь Тесс, и с неохотой повернулся к ней. В глазах Тесс тот же вопрос, вопрос которого он так боялся. Но она сказала немного:

— Если вы не возражаете, я бы предпочла остаться здесь.

Александр отвернулся и уставился на дикое буйство розовых кустов перед собой.

— Здесь ничего нет. Нет будущего для Сюзанны. А в Марселе вы сможете…

— Марсель — это, конечно, чудесное место, я уверена в этом, — перебила его Тесс. — И несомненно, многое может предоставить мне. Но все-таки в Марселе чего-то недостает, чего-то, что очень важно для меня.

Александр взглянул на нее.

— И что же это?

— Вы, — тихо сказала Тесс.

Александр медленно покачал головой, не желая это слышать. Он с самого начала подозревал, что она видит в нем героя. Но он не хотел быть героем. Неужели она думает, что все, что он рассказал ей об Анне-Марии, неправда?

— Тесс, вы не понимаете меня. Я хотел сказать вам…

Александр стремительно поднялся и хотел было уйти, но его остановил голос Тесс:

— Не уходите.

Александр замер, стоя спиной к девушке. Обернувшись, он увидел Тесс, протягивающую к нему руки. Александр почувствовал, что, как мотылек, притягивается пламенем свечи, так он, понимая, что это есть его судьба, не в силах больше противиться ей. Он сделал один шаг навстречу Тесс, потом другой.

Ветер взлохматил волосы Тесс, и один темно-рыжий завиток упал ей на бровь. Александр протянул руку, чтобы убрать его. Его пальцы скользнули по щеке Тесс и задержались там слишком долго. И прежде чем он успел подумать, прежде, чем успел опомниться, руки его уже обнимали Тесс. Он наклонился и поцеловал ее.

Вкус ее губ подействовал на Александра, как хорошее вино. Он почувствовал, что у него закружилась голова. Дремлющее в нем так долго желание, стало неистово биться, и Александр понял, что теряет самообладание. Он крепче прижал к себе девушку и раздвинул языком ее губы, на слаждаясь их неповторимым, сладковатым при вкусом.

Тесс прижалась к Александру, ее руки нежно скользили по его спине, вызывая во всем теле его приятную, волнующую дрожь. Александр оторвался, наконец, от губ девушки, и она тихо застонала. Но ее шелковистая кожа была еще большим искушением, и губы Александра скользнули к шее Тесс. Он почувствовал, что ее пульс бьется так же бешено, как и его собственный.

Охваченный водоворотом чувств, Александр не сразу почувствовал внезапное сопротивление девушки. Но ее руки продолжали настойчиво отталкивать его, и до опьяненного разума Александра дошел, наконец, смысл иступленного шепота Тесс.

— Перестаньте, Александр. Перестаньте!

Смущенный этим внезапным отказом, Александр взглянул на девушку и испугался выражения ее глаз и внезапной скованности ее тела. И когда Тесс отступила назад, руки его отпустили ее.

— Идет Леони, — задыхаясь, прошептала Тесс.

— Что? — Александр помотал головой, пытаясь вернуть в нее ясность.

— По тропинке сюда идет Леони и несет чай, — повторила Тесс.

— Черт бы побрал этот чай. — Александр потянулся было к Тесс снова, но она опять отступила назад, чтобы он не смог дотянуться. Она заулыбалась и приветливо помахала рукой приближающейся Леони, чувствуя себя, явно, более уверенно, чем Александр. Александр же отвернулся и тяжело опустился на скамью. Он нервно провел рукой по волосам, понимая, что потерял всякий контроль над собой. И осознавать ему это было горько.

Леони передала поднос Тесс и пошла назад, к дому. Тесс села на скамью, поставив поднос между собой и Александром. Взяв чайник, она принялась наливать чай, но слова Александра заставили ее прервать это занятие.

— Я думаю, что вам все-таки следует ехать с Генри и Жанеттой, — сказал он.

Тесс поставила чайник на поднос.

— Почему? — тихо спросила она. Александр смотрел в сторону, на заросшие розовые кусты.

— Разве нужно спрашивать после того, что произошло сейчас?

— Но я не хочу никуда ехать, — робко сказала Тесс.

— Если бы вы знали историю об Анне-Марии до конца, вы бы давно уже уехали.

— Я никуда не уеду.

— Черт возьми, Тесс. Я ведь сказал…

— Я помню, что вы мне сказали, — перебил Александра мягкий голос девушки. — Но это не имеет значения.

Александр почувствовал, что задыхается.

— Не имеет значения? Mon Dieu! Я убил свою жену!

Тесс не ответила, и он поспешил продолжить.

— С самого начала это была моя вина. Я хотел ребенка. Я знал, что она боится рожать, но меня это не волновало. Мы стали спать в разных комнатах… мы никогда раньше не спали в отдельных комнатах. Я старался понять ее, пытался быть терпеливым, но однажды ночью она закрыла от меня дверь, и я не выдержал больше. И выломал дверь…

Он повернулся к Тесс.

— Вы понимаете? Я взял ее силой.

Тесс почувствовала, что щеки ее запылали от столь интимных подробностей семейной жизни, но она-то знала, что значит взять силой, и она знала Александра. А еще она помнила, что рассказывала ей об Анне-Марии Жанетта.

— Мне кажется, — мягко начала Тесс, — что я все очень хорошо понимаю. — Я думаю, что раньше вы не были способны на такое. Просто вы оба потеряли головы, — она помолчала, отчаянно заливаясь краской, — в этот момент. И я держу пари, что она никогда не говорила вам — нет, а закрылась на ключ просто так. Я права?

— Это не имеет значения, — раздраженно заметил Александр. — Она забеременела, она страшно боялась этого и этого никогда и не случилось бы, если бы я хоть немного прислушивался бы к ее желаниям.

Голос Александра был наполнен ненавистью к самому себе, и сердце Тесс сжималось от жалости к нему.

— А почему она так боялась иметь ребенка? — спросила она чуть слышно.

Александр наклонился, положив руки на колени.

— Мы были женаты семь лет. Когда мы жили в Италии, у нее было два выкидыша, все это сопровождалось ужасной болью. Вскоре после того, как мы приехали сюда, Анна-Мария стала свидетелем очень тяжелых родов. Рожала одна служанка. Ребенок родился мертвым, умерла и мать. После этого Анна-Мария никогда даже не заводила разговора о детях. Она попросила меня перенести свои вещи в соседнюю спальню, что я и сделал. Это было за восемнадцать месяцев до ее смерти.

— И только поэтому вы думаете, что убили ее? Из-за того, что она умерла при родах?

Александр поднял голову и посмотрел на голубое небо над головой.

— О Боже, конечно же, нет. Дело не только в этом.

— Что же случилось?

— Она абсолютно не заботилась о себе. Она не хотела ребенка, и даже не хотела смириться с тем фактом, что была беременна. Ей нравилась винодельня, и она всегда помогала делать вино. Но после того как она забеременела, я запретил ей работать там, но она отказалась бросать это занятие. Мы часто ссорились из-за этого.

Александр обхватил руками голову, все еще не решаясь взглянуть на Тесс.

— Однажды, когда Анна-Мария была уже на седьмом месяце, я обнаружил ее, поднимающуюся по лестнице из винных погребов. Я заметил, что она шла спотыкаясь. Меня охватила ярость, мне все это уже надоело, и я приказал ей немедленно выйти из винодельни. Она же ответила, что я не имею права приказывать ей.

Александр говорил торопливо, слова буквально вылетали из него. А Тесс слушала и вспоминала все случаи, когда он не позволял ей много работать, вспоминала, какое бешенство охватило его тогда, в саду. И теперь она поняла, чего он так боялся.

Александр продолжил:

— Мы стояли на лестнице и кричали друг на друга. Мы оба говорили друг другу ужасные вещи. Я сказал ей, что не допущу, чтобы она подвергала риску моего ребенка. Она же твердила, что никогда и не хотела иметь ребенка. Я сказал ей, что кошка — лучшая мать, чем она. Она же упрекала меня в том, что я люблю ребенка больше, чем ее, и что забочусь я тоже только о ребенке. Я же спросил ее — почему, если она так ненавидит этого ребенка, она не попросила Бабетту помочь ей избавиться от него. Она ответила… — Голос Александра дрогнул. — Она ответила, что обращалась за этим к Бабетте, но та ей отказала.

Тесс ощутила внезапную слабость. Она смотрела на склоненную от груза страданий темноволосую голову Александра и чувствовала, что сердце ее разрывается от боли и жалости.

— Так, что же случилось? — задыхаясь спросила она.

— Я был так взбешен, что хотел ударить ее. Но Господь помог мне, и я не сделал этого. — Он поднял голову и посмотрел прямо перед собой, как будто все это происходило сейчас перед его глазами.

— Она вынуждала меня сделать это. Я схватил ее за руки, принялся трясти ее. Она назвала меня свиньей. Я же назвал ее трусихой, и она…

— Что?

— Она вырвалась от меня. Мы стояли на лестнице. Я был так взбешен, что не мог даже подумать… Я видел, как она упала… но не мог удержать ее. Она падала вниз, ударяясь о каждую ступеньку. Через три дня Анны-Марии не стало. И ребенок тоже умер. Во всем виноват только я.

Последовало долгое молчание. И потом Александр сказал:

— Теперь вы понимаете, почему вам лучше всего уехать отсюда.

Тесс поднялась и стала перед ним, ожидая, что он поднимет голову и взглянет на нее. Она опустилась на колени и взяла лицо Александра в свои руки.

— Все, что я понимаю, — прошептала она, — это то, что я понимала давно. Я люблю вас.

Голова его судорожно дернулась, он отодвинулся от девушки.

— Нет, — пробормотал Александр. — Вы не можете. Вы должны уехать с Генри и Жанеттой. Это будет лучше всего.

И он поднялся, чтобы уйти. Тесс поднялась на ноги и крикнула ему вдогонку.

— Я никуда не поеду.

Услышав слова девушки, Александр остановился, но только на мгновение.

Тесс смотрела, как фигура Александра скрывается за кустарником.

— Я никуда не уеду, Александр, — прошептала она.

Александр шел, не обращая внимания, куда он идет.

Она не может любить его. Разве она не слышала, что он сказал ей? Разве не поняла, что он не сможет быть хорошим мужем и отцом?

Александр остановился, как вкопанный, поняв, наконец, что идет по тропинке, по которой не ходил уже три года. Ноги сами привели его к тому месту, к которому он дал клятву, никогда больше не подходить. Он оказался среди виноградников.

Сейчас, когда Александр уже стоял здесь, его охватило неотступное желание идти дальше. Он пошел и вскоре подошел к винодельне. Здесь он неуверенно остановился, почти со страхом глядя на эти каменные здания. Когда Александр решился-таки подойти к первому зданию, сердце его бешено колотилось. Повернув дверную ручку, он почувствовал, что рука его стала липкой от пота. Александр толкнул дверь, и она с громким скрипом открылась.

Мимо него прошмыгнула крыса. Александр медленно шел между рядов огромных пустых бочек к противоположному концу большой мрачной комнаты без окон, и лицо его то и дело щекотали многочисленные паутины, оплетшие все вокруг. Он задумчиво посмотрел на каменные ступеньки, ведущие вниз, в винный погреб. Свет, падавший через открытую дверь здания, не нарушал кромешной тьмы погреба, где прятались отголоски прошлого.

Александр вспомнил вдруг свои слова.

— КОШКА — ЛУЧШАЯ МАТЬ, ЧЕМ ТЫ! ТЫ, НИ ЧЕРТА НЕ ЗАБОТИШЬСЯ ОБ ЭТОМ РЕБЕНКЕ!

И словно услышал голос Анны-Марии.

— РЕБЕНОК, РЕБЕНОК. ТЫ БЕСПОКОИШЬСЯ ТОЛЬКО О НЕМ. Я НЕНАВИЖУ ЭТОГО РЕБЕНКА! СЛЫШИШЬ? Я НЕНАВИЖУ ЕГО, НЕНАВИЖУ, НЕНАВИЖУ!

Александр закрыл глаза, глубоко дыша. Он вдыхал запах пыли и воспоминаний из прошлого.

— ПОЧЕМУ ЖЕ ТОГДА ТЫ НЕ СХОДИЛА К БАБЕТТЕ? ЗА ПРИЛИЧНУЮ СУММУ ДЕНЕГ ДАЖЕ ОНА ПОМОГЛА БЫ ТЕБЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЭТОГО РЕБЕНКА!

— Я ХОДИЛА К НЕЙ, НО ОНА ОТКАЗАЛА МНЕ.

Александр все еще помнил всю беспомощность этих ее слов. Для него они были, словно сильный удар в живот. Страдания, гнев. Александр пошатнулся и ухватился за край винной бочки, стоявшей рядом. Он стоял так довольно долго, медленно и глубоко дыша и мысли его вновь вернулись к Тесс.

Он вспомнил, как нежно обхватили его ее руки, почувствовал снова вкус ее губ, услышал ее шепот.

— Я ЛЮБЛЮ ВАС.

Тесс отвела от него одиночество, и наполнила его жизнь любовью.

Открыв глаза, Александр сделал шаг вперед, вглядываясь в кромешную темноту погреба. Он говорил с Анной-Марией:

— Ты так боялась умереть. Я понимаю, что виноват, и мне невозможно искупить свою вину.

Прислонившись плечом к стене, он продолжал:

— Когда ты умерла, я хотел пойти вслед за тобой. Я тоже хотел умереть. Но потом я понял, что мое наказание — это продолжать жить дальше. Я так долго был одинок, cherie. Но больше я не хочу жить в одиночестве.

Александр сошел со ступенек, ведущих в подвал и уселся на грязный пол. Он закрыл глаза и снова стал думать о Тесс.

О Тесс, цвет глаз которой напоминал цвет мокрой листвы, чьи волосы были такими же яркими, как солнце Прованса. О Тесс, у которой хватит мужества родить дюжину ребятишек, и огромное, доброе сердце, которой будет любить их всех. О Тесс, чье благородное сердце полюбило даже его.

— Я ЛЮБЛЮ ВАС.

Но Александр понимал, что не заслуживает ее любви. Он понимал это и все-таки желал этого. Он любил Тесс. Для нее было бы, конечно, лучше, если бы она уехала, и все-таки он был эгоистичен. Он хотел, чтобы она осталась. Хотел, чтобы слова ее оказались правдой, хотел верить, что она сказала их от чистого сердца.

Но если Тесс и ее дочка останутся здесь, как он о них позаботится? Какое наследство оставит Сюзанне? Ведь у него ничего нет, кроме разваливающегося замка и заброшенной винодельни. А Тесс заслуживает лучшего.

Винодельня.

Открыв глаза, Александр осмотрелся по сторонам. Он поднялся на ноги и принялся осматривать оборудование для производства вина, размышляя, не сходит ли он с ума. По крайней мере, мысль, пришедшая ему в голову, была явно сумасшедшей.

Оборудование оказалось еще в довольно сносном состоянии. Правда, несколько дубовых бочек подточили крысы, и их придется заменить другими.

Александр провел рукой по тяжелым деревянным перекладинам пресса, думая о том, что нужно где-то раздобыть денег, чтобы купить новый пресс. Старый был уже безнадежно старомоден и стал плохо действовать еще три года назад, и Александр понимал, что без новых прессов не обойтись.

Выйдя из первого здания винодельни, он направился во второе. Вдоль стен здесь тянулись ряды пустых бутылок, покрытых толстым слоем пыли. Посреди комнаты стояли деревянные ящики тоже с пустыми бутылками, которые так никогда и не наполнялись вином.

На полу валялся всякий хлам. Видно крысы и здесь тоже хорошо поработали. Александр опустился на колени и осмотрел открытый ящик с винными пробками, которые еще никогда не были в употреблении.

На многих пробках виднелись отметины от зубов крыс.

Отбросив пробку, которую рассматривал, Александр выпрямился. Бутылки необходимо вымыть, ими еще вполне можно пользоваться. И он направился к третьему зданию.

А вот помещение для перегонки бренди в очень плохом состоянии. Оба дистиллятора пропали, должно быть, их украли. Все бутылки были разбиты какими-то хулиганами. Уголь для растопки пропал тоже.

Александра охватили сомнения. Он не знал, справится ли со всем этим. Хотя понимал, что глупо упускать такую возможность. Ведь Тесс сказала ему, что остается с девочкой здесь. И если это действительно так, значит он просто обязан позаботиться о них. Теперь он будет отвечать за них.

Но если он собирается вновь открывать винодельню, ему понадобятся деньги. Ведь ему придется покупать новое оборудование. Необходимо нанять рабочих, которые подрежут виноградные лозы и удалят те, которые поражены болезнью и вообще будут заботиться о винограднике все лето.

У Александра было немного денег, достаточно для того, чтобы вести тот образ жизни, к которому он так привык. Но этой суммы даже близко не хватит для того, чтобы вновь превратить винодельню в действующее, приносящее доход, предприятие.

Может быть, ему удастся собрать необходимую ему сумму денег благодаря рисованию? Генри сказал как-то, что все еще получает приглашения от разных галерей с предложением организовать его, Александра, выставки. Это принесло бы ему неплохой доход. Но настоящая прибыль заключалась бы в заказах на портреты, которые последуют после этих выставок. Во Флоренции, будучи в пике своей популярности, Александр писал до трех портретов в неделю.

Если Генри все устроит, он мог бы поехать в начале весны в Париж, а затем в Лондон. Он мог бы поехать и во Флоренцию. Переоборудование винодельни происходило бы по мере поступления денег и, может быть, даже этой осенью им удалось бы собрать небольшой урожай винограда.