Глава 21

Пираты, которые упали в воду, вскарабкались на борт своего корабля по штормтрапам, предназначенным как раз для этой цели, и следили за ходом битвы на захваченном корабле с настоящим, пусть и немного «подмоченным», энтузиазмом. Неожиданный поворот событий заставил их позабыть свою обычную осторожность, и никто не заметил, что корабли стремительно относит течением к берегу и что французский военный корабль мчится к ним на всех парусах. Крик тревоги, вырвавшийся из груди какого-то пирата, привлек внимание его товарищей, и они повернулись в сторону, куда указывал его дрожащий палец. Именно их дружный крик наконец проник сквозь неразбериху и шум битвы, заставив воюющие стороны замереть. Когда пираты увидели приближающийся французский корабль и поняли, что товарищи собираются бросить их на произвол судьбы, их охватила паника, и они, отпихивая друг друга, начали торопливо карабкаться обратно на свой корабль, выпуская свои жертвы даже несмотря на то, что уже занесли руку для удара. Для них плен означал верную смерть.

В этой дикой свалке пират, который руководил поисками Кейт, внезапно сгреб ее в охапку, перекинул через плечо и бросился к своему кораблю. К этому времени сознание частично вернулось к Чарлзу, и он отважно попытался перехватить его, но мужчина ухватился за одну из веревок, с помощью которых были сцеплены корабли, и перелетел над водой на свой корабль, благополучно оказавшись вне досягаемости Чарлза. Безжалостно переброшенная через плечо мужчины, словно мешок с зерном, Кейт практически висела вверх тормашками, и маленький пистолет, который она спрятала в платье, со стуком упал на палубу пиратского корабля, когда ее захватчик тяжело приземлился на дощатый пол. Теперь, что бы ни ждало ее впереди, она была беззащитна перед этим.

Предоставив своих раненых и не успевших перебраться на корабль товарищей самим себе, пираты обрубили последние веревки, удерживающие корабли вместе, и предприняли отчаянную попытку развернуть судно, прежде чем французский военный корабль успеет догнать их. Оставшиеся на борту пираты либо попрыгали в море, либо были заколоты матросами, воспрянувшими духом и приободрившимися при виде спасающихся бегством пиратов и в то же время подстегиваемыми чувством стыда за то, что им не удалось спасти Кейт.

Командир проходящего мимо французского корабля крикнул им, спрашивая, нужна ли им помощь.

– Нет! – крикнул в ответ первый помощник капитана, который теперь командовал кораблем. – Но у меня на борту англичанин, которого мне нужно передать вам.

Он хотел, чтобы сначала поймали пиратов. Он снова бросил взгляд на тело капитана и нахмурил лоб. Почему его убили? Почему он разговаривал с Рейсули? Дело явно было нечисто, и он хотел во всем разобраться. Это был его долг перед экипажем.

– Сюда направляется еще один корабль! – крикнул в ответ французский командир, в то время как корабли стремительно удалялись друг от друга. – Передайте его им. Я иду за пиратами.

Первый помощник капитана принялся сновать среди матросов, выясняя, кто ранен. Казалось чудом, что капитан и юный Марк были единственными убитыми во время атаки. У многих были разбиты головы, а у некоторых на теле зияли довольно отвратительные раны, но жадность пиратов к превосходным рабам помешала им причинить серьезный вред экипажу. Поэтому, покрытые кровоподтеками и изрядно потрепанные, они смогли вернуться к своим обязанностям на корабле. Новый капитан решил не останавливаться в Алжире, а вместо этого отправиться в Триполи. Кто-то предал англичанина, и у него было такое чувство, что ему, равно как и его экипажу, сейчас нежелательно появляться в Алжире.

Не подозревая, что их собираются передать французам, Чарлз перерезал путы Бретта. К счастью, Бретт все еще был без сознания, но, когда он узнает, что случилось с Кейт, ничто не облегчит его страданий. В какой-то степени было бы лучше, если бы он погиб вместо Марка. Чарлз находился на службе у Бретта восемь лет, и он не предвидел, да и сейчас с трудом в это верил, что Бретт так сильно влюбится, но он успел узнать о нем одну вещь: Бретт не мог смириться с неудачей или поражением. Как он будет жить, зная, что потерял ее? Как он будет жить с мыслью, что не сумел защитить Кейт? И самое главное: как он будет жить, зная, что, возможно, она не умерла?

У Чарлза не было ответа на эти вопросы, и он знал, что у Бретта тоже не будет.

Алжир представлял собой огромное скопление сверкающих побеленных зданий, господствовавших над укромным портом. Склон холма в старой части города был сплошь утыкан белыми кубовидными домиками, ютившимися по канонам османов и под зеленым флагом ислама. В лабиринтах Медины, где нависающие крыши закрывали небо, оставляя видимой лишь ярко-голубую полоску, испанские, итальянские, берберские, английские, греческие и арабские купцы собрались, чтобы заниматься торговлей. Торговые корабли всевозможных стран стояли на якоре в лазурных водах бухты, а маленькие лодочки, выстроившиеся в ряд между берегом и кораблями, доставляли людей с борта на берег и обратно.

Французский корабль, на борту которого находился Бретт, недавно вернулся в порт, где его встретила огромная любопытная толпа. По городу пронесся слух, что этим утром корабль, находившийся в пределах видимости с берега, подвергся нападению пиратов. При упоминании о пиратах население города, привыкшее к таким вещам, затрепетало от страха и волнения: людям не терпелось увидеть любого человека или корабль, которому удалось победить Рейсули. Толпы людей собрались в порту и выстроились вдоль улиц: их длинные халаты слились в однородную бело-серую массу, а их тюрбаны пестрели на белом фоне, как засахаренные фрукты на рождественском пироге. То там, то сям мелькало закрытое паранджой лицо, указывая на присутствие женщины, но их было мало.

В этом загруженном порту было всего два пирса весьма незатейливой конструкции. Как только судно было пришвартовано и сходни спущены на берег, элегантно одетый мужчина среднего роста и хрупкого сложения вылез из закрытой кареты и взошел по сходням на борт. После того как он обменялся парой фраз с дежурным матросом, его проводили в каюту капитана. Прошло довольно много времени, прежде чем он постучал в каюту Бретта.

Чарлз открыл дверь в своей обычной бодрой манере, несмотря на то что треть его головы и лица закрывала повязка. Бретт, который пренебрег повязками, лежал на своей койке, повернувшись на бок, чтобы не давить на две огромные шишки, образовавшиеся у основания его черепа. Его запястья и щиколотки были закованы в кандалы, которые были крепко привинчены к стене..

– Я Кеннет Уиггинс – английский консул в Алжире, – представился мужчина. – Боюсь, прием, оказанный вам в этой стране, был довольно грубым, – вкрадчиво сказал он тихим, хорошо поставленным голосом, который, казалось, был неспособен подняться до крика от гнева или любого другого проявления страсти.

Бретт внезапно сел в постели и, несмотря на мучительную боль в глазах, вперил в Уиггинса нетерпеливый взгляд.

– Они поймали их? – резко спросил он.

– Прошу прощения? – сказал Уиггинс, которого ужаснула смерти подобная внешность Бретта.

– Пиратов, – уточнил Бретт. – Они поймали пиратов?

– Я не знаю. Они еще не вернулись. Примите мои извинения, что вас спас французский корабль, но, как вам известно, у нас здесь нет регулярного флота. Мы видели ваше судно с крыши консульства, но ничего не могли сделать. Да и ни один из наших кораблей не подоспел бы вовремя.

– Вы должны выяснить это для меня. Я должен знать.

– Непременно, – ответил Уиггинс по-прежнему довольно холодно. – Но вы, несомненно, можете дождаться их возвращения.

– Моя жена сейчас на этом чертовом корабле, кретин! – с дикой яростью заорал на него Бретт. – Они украли мою жену!

– О, понимаю, – пробормотал Уиггинс. Его бледная кожа приобрела сероватый оттенок. – Это в корне меняет дело. – Он умолк на мгновение, глубоко задумавшись, а затем снова устремил взгляд на Бретта. – Меня не уведомили, что вы везете с собой жену. Мне сказали, что вы холост.

– Мы поженились во Франции незадолго до отъезда. Мы не хотели разлучаться сразу после свадьбы.

– Понятно, но довольно неблагоразумно, – ответил Уиггинс. – Это неподходящее место для юной леди.

– Я знаю! – крикнул Бретт. – Вы думаете, я не проклинаю себя за эгоистичность каждую минуту с тех пор, как очнулся? Просто снимите с меня это, – сказал он, погремев цепями, которые удерживали его. – Я ничего не могу сделать, пока прикован к стенам этого треклятого корабля!

– Не уверен, что могу сделать это, по крайней мере не сейчас.

– Что вы хотите этим сказать? – требовательно спросил Бретт.

– Похоже, человек, который взял на себя командование вашим кораблем, дал капитану французского корабля довольно путаное описание цели вашего приезда в Алжир. Настолько путаное, что тот решил посоветоваться со своими властями, прежде чем решить, отпускать вас или нет.

– Это невыносимо! Они не имеют права, – вспылил Бретт.

– К тому же вы, похоже, усугубили свое и без того трудное положение тем, что набросились на капитана, когда он отказался передать командование кораблем в ваши руки, – продолжил Уиггинс так же невозмутимо, как всегда.

– Я всего лишь хотел отправиться вслед за Кейт, пока корабль пиратов не скрылся из виду, – неистовствовал Бретт, натянув цепи, как собака – поводок.

– Вы, несомненно, могли бы попытаться поговорить с капитаном, прежде чем кидаться на него с кулаками.

– Я так и сделал, но этот чертов олух продолжал пререкаться со мной, а у меня не было времени его убеждать. Если бы оба корабля отправились за ними в погоню, мы бы наверняка уже их поймали.

– Возможно, но нельзя же рассчитывать на то, что француз позволит, чтобы у него отобрали корабль, особенно когда человек, претендующий на место командира, является англичанином.

– Я вижу, вы прекрасно подходите на должность дипломата, – презрительно заметил Бретт. – Вы один из тех, кто будет стоять в сторонке и разглагольствовать о политике, пока головорезы сжигают, грабят и насилуют всех на своем пути в каждой деревне графства.

– Все не могут быть людьми дела, – тихим, успокаивающим тоном произнес Уиггинс: его отстраненный взгляд не выражал никаких эмоций. – Кроме того, кто-то же должен спасать вас, бесстрашных воинов, от последствий ваших неосмотрительных поступков.

– Говорите, если это необходимо, но вытащите меня отсюда! – крикнул Бретт. – С каждым упущенным часом у этих варваров появляется все больше возможностей скрыться.

– Я незамедлительно сделаю все, что в моих силах, – сказал Уиггинс, поднимаясь на ноги, – но, боюсь, это займет некоторое время. Что касается пиратов, то, если французский корабль не помешал им сойти на берег, они скроются где-нибудь в деревенской глуши, и следующее, что мы должны будем сделать, это найти место, куда они увезли вашу жену. На это уйдет еще больше времени.

– Но вы не можете позволить им держать ее в плену, старина! Она такая же гражданка Англии, как и вы.

– Будь она самой королевой, я не смог бы сделать ничего сверх того, что я делаю сейчас, – сообщил ему Уиггинс. – У меня есть свои каналы, но здесь на все требуется время. Простите меня за вопрос, но ваша жена хорошенькая?

– Она красавица! – прогремел Бретт. – Самая красивая женщина на свете!

– Тогда дела не так уж плохи.

– Как вы можете такое говорить? Она сейчас одна в пустыне в окружении этих дикарей.

– Если она молода и красива, то она слишком ценный товар, чтобы причинять ей вред. К тому же ее стоимость так велика, что ее можно продать только на крупнейших рынках рабов, так что у нас есть время. Если она действительно так красива, как вы говорите, то у нас есть еще больше времени. Они попытаются заинтересовать одного из доверенных лиц султана, чтобы тот принял участие в торгах.

– Вы должны найти ее, – сказал Бретт – его голос с требовательного внезапно перешел на умоляющий. – Она убила трех человек. Возможно, они захотят отомстить.

– Она убила трех человек! – эхом повторил Уиггинс – его голос утратил свою невозмутимость. – Как такое возможно?

– Она застрелила двух пиратов и перерезала яремную вену Рейсули одним ударом кинжала, – ответил Бретт, не в силах скрыть гордость в голосе.

– Рейсули! – повторил Уиггинс. Его голос поднялся еще на одну октаву. – Вы хотите, чтобы я поверил, что ваша жена убила самого опасного пирата в Средиземноморье?

– Можете спросить любого на нашем корабле, – сказал Чарлз, который впервые за время беседы подал голос. – Они все это видели.

– Ваш корабль не останавливался в Алжире, – сказал Уиггинс, к которому вернулась часть его самообладания. – Капитан французского корабля не знает, куда они направились.

– Значит, кто-то на самом деле продал сведения о нас, – сказал Бретт. Его лицо потемнело от ярости.

– Весьма вероятно. За деньги можно купить любые сведения, но это больше не наша забота. Я выясню, что можно сделать насчет вашего освобождения. Я также прикажу начать расследование, чтобы выяснить, куда они увезли вашу жену и что они собираются с ней сделать. До тех пор вы действительно не можете ничего сделать, даже если бы вы были свободны, так что лягте и попытайтесь держать себя в руках в присутствии ваших захватчиков. Своим несдержанным поведением вы только навредите как себе, так и нам.

– Бесчувственный болван, – прошипел Бретт, когда Уиггинс вышел. – Не сомневаюсь, что он с великой радостью оставил свою жену в Англии. Его, наверно, хватил бы апоплексический удар, если бы она обнажила перед ним свою грудь.

Но вскоре Бретт позабыл о Уиггинсе. Местонахождение и безопасность Кейт занимали все его мысли. С той самой минуты, когда он очнулся и обнаружил, что прикован цепями к стене, он постоянно шаг за шагом перебирал в уме события той битвы с того момента, когда прозвучал сигнал тревоги, до того, как его оглушили во второй раз, пытаясь понять, что можно было сделать по-другому, где он совершил ошибку, но не мог придумать, что они должны были сделать, чтобы победить пиратов. Им еще повезло, что они так легко отделались, ведь, не приди французский корабль им на помощь, их всех отправили бы на какой-нибудь рынок рабов. Но Бретту было трудно испытывать благодарность к французам за их вмешательство, ведь именно командир французского корабля отказался отправиться вслед за Кейт и теперь удерживал его, не давая последовать за ней.

Он изо всех сил старался поверить заверениям Уиггинса, что Кейт ничто не угрожает, и большую часть времени ему это удавалось, но тут он вспоминал о ее красоте, и тревога за нее сводила его с ума. Он не знал, что Рейсули пытался ее изнасиловать, – Чарлз решил, что не стоит ему об этом говорить, – поэтому ему не составило труда поверить, что Уиггинс знает, что может произойти, потому что он был знаком с этими людьми и их привычками. Это страх заставил его попытаться захватить командование французским кораблем, и страх был причиной того, что он рвался на свободу, натягивая цепи, так что его кожа покрылась кровоточащими ссадинами, и именно от страха ему становилось дурно, когда он представлял, что может произойти с Кейт. Ему не оставалось ничего другого, кроме как поверить в то, что она в безопасности. Иначе… Он не мог посмотреть в лицо этому «иначе».

Он закрыл глаза и откинулся на подушку, но не мог расслабиться. Воспоминания об утрах, когда он просыпался и испытывал благоговейный трепет при виде великолепной красоты Кейт, словно видел ее в первый раз, о днях, когда они играли друг с другом как старинные друзья, о вечерах, когда они резались в карты или делились друг с другом мнениями по поводу бесчисленных вопросов, и о ночах в ее объятиях, когда ему не хотелось, чтобы наступал рассвет, сыпались на него градом. Снова и снова он видел любовь в ее глазах, ощущал нежность ее кожи, вдыхал запах ее волос и кожи, упивался вкусом ее губ, слышал, как она произносит его имя, и мысль о том, что он может больше никогда этого не испытать, причиняла ему нестерпимые муки.

Но именно чувство беспомощности было самым тяжелым испытанием для его нервов. Никогда прежде он не был пленником, и только здравый смысл удерживал его от бессмысленных попыток разорвать цепи, связывающие его. Его гордый дух бунтовал при мысли, что кто-то посмел посадить его под замок, и он с трудом сдерживался, чтобы не дать клятву отомстить французу-капитану, хотя он и понимал, что, будь он свободен, он все равно был бы столь же беспомощен. Уиггинс был прав: если бы корабль французов не взял их в плен, прежде чем они достигли берега, они бы сгинули безвозвратно, исчезли без следа в бесчисленных городах и деревнях, которые они и им подобные пополняли таким образом каждый год. Броситься сломя голову в деревенскую глушь означало поставить под угрозу свою жизнь и жизнь Кейт, равно как и обречь на провал возложенную на него миссию. Разум говорил ему, что сейчас он ничего не может сделать, что лучше всего предоставить события их естественному ходу, а именно: подождать, пока не вернется французский корабль и пока Уиггинс не выяснит, что сможет. Но тут он вспоминал о Кейт, вспоминал ее маленькие причуды, какие-то поступки, слова, то, как она смеялась, попадая в центр мишени, как разбрасывала карты по всей комнате, когда проигрывала ему, и боль становилась такой невыносимой, что он был уверен, что сейчас умрет, если не встанет и не начнет что-нибудь делать.

Бретт откинулся на подушку и попытался выкинуть из головы все, что не касалось его миссии. Да, здесь он тоже ничего не мог сделать, но по крайней мере, думая об этом, он не чувствовал себя так, будто его внутренности вытаскивают наружу раскаленными щипцами.