Я излила на Чарлза Лейси этот водопад денег Мак Эндрю и не оставила ни пенни для себя. Одним безрассудным жестом я швырнула к его ногам все состояние Мак Эндрю, оставив Вайдекр без всякой защиты.

И мне пришлось обратиться к другим банкирам с просьбой о новой закладной.

В бристольской клинике доктора Роуза поправлялся мой муж. Его руки перестали дрожать, а из глаз исчез лихорадочный блеск. Сквозь решетки на окне он мог видеть зеленеющие верхушки деревьев и слышать хлопанье крыльев прилетевших грачей. Он мог наслаждаться воркованием голубей. Он еще не знал, что он нищий. Он не имел понятия, что я разорила его. Но он поправлялся, и его разум обращался ко мне все с меньшим страхом.

«Доктор Мак Эндрю постепенно понял, что несчастья последних месяцев не были вызваны вами, — писал мне доктор Роуз с обычным тактом. — Он говорит о вас, как об обычной смертной, а не об исчадии ада. Я знаю, как сильно это расстраивало вас. Вы будете рады узнать, что эти ужасные галлюцинации исчезли».

Я улыбалась, читая это. Выздоровление Джона окажется весьма хрупким, когда он вернется домой и обнаружит себя нищим, живущим за счет моей благотворительности. Он не сможет даже послать письма своему отцу, без того чтобы я не ознакомилась с содержанием.

«Я думаю, он скоро сможет вернуться домой, — писал доктор Роуз. — Я обсуждал с ним этот вопрос, и он уверен, что сможет нормально жить дома и не злоупотреблять выпивкой. В настоящее время он воздерживается от спиртного, но считает, что в состоянии противиться искушению, даже позволяя себе выпить вина с друзьями или в семейном кругу. Он уверен, что научился справляться с этим, и я считаю, что он прав».

Я кивнула и перевернула страницу.

Джон, может быть, уже не сходит с ума от страха передо мной, но он ненавидит и презирает меня. Я вздрагивала при мысли о том, как сильно он должен ненавидеть меня, вспоминая, как его связали и насильно увезли в клинику по моей команде. И я также ненавидела и боялась его. Если бы это было в моих силах, он никогда бы не вернулся домой. Помимо острого ума и проницательных глаз он обладал всей полнотой власти, данной ему людьми и законом. Он понимал, что я собой представляю и что я совершила. Это пугало меня. Если бы я могла, он остался бы в клинике навечно. Но я выбрала плохого доктора. Доктор Роуз оказался честным, знающим врачом. Он встал на мою сторону, поскольку моя история звучала убедительно, мое лицо было красивым, а мой муж выглядел больным. Но его нельзя было просить оставить Джона там навсегда. Джон возвращается домой.

И насколько я знала, он возвращается домой бороться со мной, защищать Селию и ее ребенка. Прежде чем он окажется здесь, я должна выполнить все задуманное. И передать Ричарду Вайдекр.

Я должна сделать это, пока Селия предоставлена самой себе. Пока она не имеет поддержки со стороны Джона или, что гораздо хуже, он не рассказал ей обо мне. Я должна очень умно и осторожно сообщить ей о передаче майората совместно Ричарду и Джулии, прежде, чем она получит представление о реальном положении вещей.

Я взяла ручку, лист бумаги и набросала легкий и уверенный ответ доктору Роузу. «Что за чудесная новость! — писала я. — Мое сердце переполнено счастьем. Но, увы! Моя невестка, которая была так расстроена болезнью моего мужа, теперь больна сама. Я считаю, что было бы лучше, если бы вы позволили Джону переждать в мире и спокойствии Бристоля этот трудный момент и вернуться к нам, когда его горячо любимая семья вновь обретет привычную гармонию и счастье».

Я запечатала письмо своей личной печатью и, удовлетворенная, откинулась на спинку стула.

Стоял разгар цветения вайдекрских даффодилов, и вся земля в розовом саду казалась покрытой бледно-желтым облачком. Более светлые и изящные, чем садовые нарциссы, эти цветы перешагнули границы сада и рассыпались по выгону. И я видела, как склоняется к ним красивая морда Тобермори и изо рта у него торчит громадный желтый пук цветов. Я пожалела, что рядом со мной нет Ричарда, чтобы показать ему лучшего жеребца нашей конюшни в таком комичном виде. На опушке леса, там, где кончался выгон, вся земля была покрыта сочной зеленью, и даже самые крошечные растения, казалось, дышали отвагой и осмеливались пробиваться прямо к солнышку. Все вокруг цвело и сияло радостью жизни, и только я казалась единственной темной фигурой в этом хороводе счастья.

В неожиданном порыве я вскочила из-за стола, накинула на плечи шаль и с непокрытой головой вышла в сад. Я прошла через него легким, упругим шагом, ощущая запах нарциссов. Через маленькую калитку я вышла на выгон, и Тобермори, тут же увидев меня, побежал мне навстречу, выгибая свою прекрасную шею и вскидывая маленькую голову.

Я потянулась погладить его, и он наклонил голову и стал обнюхивать мой карман в надежде на лакомство.

— Там ничего нет, — нежно сказала я. — Совсем забыла о тебе. Я принесу тебе что-нибудь вкусное попозже.

Мне казалось, что лед тает вокруг моего сердца, и я неспешно пошла в лес, к Фенни, высоко катившей свои полные весенние воды. Тропинка заканчивалась тут же на берегу, моста здесь не было, зато через речку был перекинут ствол поваленного дерева. Кроме меня, им никто не пользовался, так как Гарри боялся, что ствол сломается под его тяжестью, а Селия просто сюда не ходила. Сейчас на середине дерева сидели трое младших детей Ходжеттов, свесив ноги в воду и держа в руках небольшие самодельные удочки с привязанной ниткой. Они были самыми младшими в этой семье, и Сара Ходжетт, родив двойню пять лет назад, поклялась, что у нее больше не будет детей. Свое обещание она сдержала, хотя по временам она и ее муж выглядели довольно странно.

— Хелло! — произнесла я, и мой голос был звонок, как пение птицы, греющей свои перышки на солнышке.

Будто черная туча внезапно опустилась на солнечный лес. Пятилетние двойняшки, очаровательные малютки с копной темных кудрей и ярко-синими глазами, так подпрыгнули, что едва не упали в воду. Их сестра, девочка семи лет с худеньким серьезным лицом, схватила каждую за руку и поволокла на другой берег реки.

— Прошу прощения, мисс Беатрис, — пролепетала она и стала подталкивать малышей к дому.

— Погодите! — позвала я. — Не уходите! Вы забыли ваши удочки.

Девочка все пятилась, не отводя от меня глаз, и я, легко ступив на поваленный ствол, пробежала на середину, взяла удочки и протянула их детям.

— Не оставляйте здесь ваше хозяйство, — улыбаясь, произнесла я с насмешливым упреком. — Вам удалось поймать лосося в этом году?

Девчушка резко оглянулась, и глаза ее расширились от тревоги.

— Мы не ловили ваших лососей, мисс Беатрис, — для пущей убедительности прижимая руки к груди, проговорила она. — Малыши просто играли в рыбную ловлю, мы ничего здесь не брали. Мы только играли здесь прошлым летом, пока еще не знали, что этого нельзя. Малыши попросились опять прийти сюда. Прошу прощения, мисс Беатрис, пожалуйста, простите нас!

Я едва могла разобрать этот поток слов и спрыгнула с дерева с удочками в руке, чтобы отдать их детям и сказать, чтобы они играли здесь сколько угодно и ловили рыбу. Конечно, они имеют право на это, право на детство, на великолепное детство в Вайдекре, где леса тянутся много, много дальше, чем могут пройти их маленькие ножки, и речка течет много, много быстрее, чем они успеют пробежать по берегу.

— Подите сюда, — ласково сказала я и шагнула к ним.

Старшая из девочек вдруг дико закричала от ужаса и бросилась бежать к дому, подталкивая впереди себя малышей. Младшая девочка упала и споткнулась, и тогда сестра подхватила ее на руки и побежала, сгибаясь под непосильной ношей. Я в два шага нагнала детей и, поймав старшую из малышек за плечи, повернула ее лицом ко мне. Она в страхе смотрела на меня полными слез глазами.

— Что случилось? — спросила я, мой голос звенел от волнения. — Что с тобой происходит?

— Не присылайте солдат за нами, мисс Беатрис! — закричала девочка в приступе страха. — Не присылайте солдат и не приказывайте нас повесить. Мы не сделали ничего плохого. Мы ничего не сломали и не сожгли. Пожалуйста, не приказывайте нас повесить, мисс Беатрис.

Мои руки отдернулись, будто ее худенькое плечо обожгло их. Я запрокинула голову и закрыла глаза, пытаясь понять, что произошло со мной, бывшей любимицей Вайдекра. Пока я так стояла, девочка опять ухватила малышей за руки и изо всех сил понеслась с ними к дому. Она не чувствовала себя в безопасности, пока они не очутились у себя в саду и не заперли за собой калитку. Пока они не убежали прочь от страшной мисс Беатрис, которая сквозь стены видит как ведут себя непослушные дети. Кто мог бегать быстрее всех и схватил Неда Хантера, хоть тот был самый быстрый бегун в деревне? Кто велел повесить самого честного человека в деревне? Мисс Беатрис, одетая во все черное ведьма, днем и ночью охраняющая землю, которую называла своей. И поэтому маленьким детям не следует играть на улице, а то мисс Беатрис заберет их. И маленькие детки должны обязательно молиться на ночь, а то мисс Беатрис явится в темноте и утащит их. А если они встретят ее где-нибудь, то им лучше бежать так быстро, чтобы, даже ее тень не коснулась их маленькой головки.

Меня пошатнуло, и я коснулась огромного дуба, у которого стояла. Я оперлась на него, устремив невидящие глаза в небо, в котором скользили птицы. Каждый раз, когда мне казалось, что самое худшее миновало, передо мной вдруг разверзалась новая пропасть и для меня не оставалось ничего другого, кроме как храбро спускаться туда. Каждый мой поступок вел к трагедии. Пустячное решение огородить часть общинной земли привело меня к этому дубу, перед которым я стояла словно распятая.

Мои пальцы впились в кору подобно когтям, чтобы я могла удержаться на ногах и не потерять сознание. Ноги подкашивались. Впервые в жизни я бы хотела заснуть прямо здесь и никогда не просыпаться. Я не могла идти домой. Я чувствовала себя так, будто мои ноги схвачены капканом и жизнь по капле вытекает из меня.

Холод помог мне прийти в себя. Оказалось, что я лежу на земле, и мое платье намокло и запачкалось. Сырость весеннего вечера подействовала на меня подобно кувшину холодной воды, и я попыталась подняться на ноги. Мои ноги свело судорогой, и я шла домой, ковыляя, как старуха. И чувствовала я себя так же. Не как пожилая, гордая матрона моих фантазий, окруженная любящими детьми и внуками, основательница рода. А как жалкая, несчастная старуха, близкая к смерти, готовая к смерти и жаждущая ее.

Всего одной неделей позже я уже не думала о смерти. Поскольку получила письмо о завершении нашего дела. Адвокаты покончили с ним, и майорат был переведен с Чарлза Лейси на имя Ричарда и Джулии, и, кроме того, он обеспечивал введение в наследство первого же из их детей, независимо от того, будет ли это мальчик или девочка. Я была счастлива при одной мысли об этом. Женщина, наконец-то, сможет по праву владеть Вайдекром. Да, это так. Если мой первый внук окажется девчушкой с каштановыми волосами и зелеными раскосыми глазами, то независимо ни от чего она станет владелицей этой земли и не должна будет ничем расплачиваться за это. И если она будет так же умна, как я, то выйдет замуж за какого-нибудь бедного сквайра, чтобы только родить для Вайдекра детей, а потом может отправить его куда-нибудь в Австралию или Ирландию, дав неопределенное обещание когда-нибудь последовать за ним, и останется здесь, наслаждаясь своей свободой и любовью к земле. И все люди в Вайдекре будут смеяться — от того, что у них добрая и умная хозяйка, справедливое жалованье и еда на столе.

К этому письму был приложен тонкий лист пергамента, украшенный красными печатями и атласными лентами. Наполовину исписанный, он извещал нас о том, что наследником и наследницей являются Ричард Мак Эндрю и Джулия Лейси, достигшие возраста одного и двух лет. Наследуемое поместье принадлежит им обоим, а впоследствии наследуется перворожденным ребенком от брака любой из сторон.

Держа лист в руках, я наслаждалась запахом воска и выдавленными на пергаменте буквами. Я едва прочитала два эти параграфа, настолько радовалась самому существованию этой бумаги, которая стоила мне так много.

По моему лицу скатилась слеза, и я спешно подняла голову, чтобы она не капнула на бесценный документ. Всего лишь одна слеза. Я даже не могла сказать, почему я плачу: от облегчения ли, что борьба закончена, или от того, что я победила. Я сама отрезала себя от Вайдекра, и боль от этого была так велика, что я уже не знала, победила я все-таки или проиграла. Я могла только идти вперед, и вперед, и вперед. Острым плугом в поле, острой косой в траве. И была ли поранена лягушка, или изувечен заяц, или это моя кровь текла по острому лезвию, я сама уже не понимала.

Затем я заказала экипаж и попросила Страйда передать Гарри, что прошу его сопровождать меня в Чичестер по важному делу.

Даже прежде, чем совершить это последнее, завершающее усилие, Гарри начал упрямиться.

— Почему бы нам не подождать возвращения Джона? — простодушно поинтересовался он, когда мы уже были в пути.

— Ну, мы же не знаем, в каком он состоянии и как долго он еще будет болеть, — мой тон звучал беззаботно и почти так же простодушно. — Я бы лучше подписала и закончила это дело поскорей. А когда мы скажем об этом Селии и Джону, это станет для них приятным сюрпризом.

— Пожалуй, — неуверенно протянул Гарри. — Но это все-таки нехорошо по отношению к Джону, Беатрис.

Я знаю, что он любит Вайдекр, но мы истратили все его состояние на Ричарда. Я бы предпочел, чтобы мы сначала проконсультировались с ним.

— А как бы я этого хотела! — воскликнула я. — Но что мы могли сделать? Если бы мы тянули с этим делом, то возникли бы слухи о бесплодии Селии, и они бы безмерно расстроили ее. К тому же, они могли достичь ушей кузена Чарлза, и он бы неимоверно взвинтил цену, а может быть, и вообще отказался бы от сделки. Мы просто вынуждены были продолжать, раз уж мы начали. Джон поймет нас. На нашем месте он сделал бы то. же самое.

— Я рад, что ты так уверена, — удовлетворенно проговорил Гарри и устроился поудобнее. Он очень поправился за последнее время. Если он будет продолжать есть как сейчас и проводить время в детской с детьми на коленях, то его слабое сердце может просто не выдержать.

— Но это все-таки не причина, почему мы не можем подождать возвращения Джона для подписи контракта, — беспокойно продолжал он. — Это выглядит довольно странно, Беатрис. Здесь сказано «подпись родителя или опекуна Джулии Лейси», и я ставлю свое имя. Далее сказано «подпись родителя или опекуна Ричарда Мак Эндрю», и я опять ставлю свое имя. Тому, кто не знает нас, это покажется похожим на обман.

— Да, но нас знают все, — легко сказала я. — Для каждого совершенно ясно, что здесь нет никакого подвоха, и единственный человек, который потерял на этом, это Чарлз Лейси. Но даже он получил очень хорошую компенсацию.

— Бедный старый Чарлз! — хихикнул Гарри. — Он вполне мог питать кое-какие надежды, а, Беатрис?

— Да, — улыбнулась я. — Ты его здорово перехитрил, Гарри!

— Мы вместе его перехитрили, — великодушно признал он.

— Но первоначальная идея принадлежала тебе, — настаивала я. — Как зорко ты предвидишь будущее, Гарри. Какая счастливая жизнь предстоит нашим детям.

Гарри кивнул и уставился в окно. Мы ехали по лесной дороге, идущей в Чичестер с севера. Особняк де Курси остался слева, и следом потянулся длинный ряд жалких лачуг бедняков. Но вот колеса застучали по мостовой, и мы оказались в городе, среди особнячков процветающего городского населения, и впереди виднелся шпиль главного собора города.

Гарри, воодушевленный успехами своего острого ума, с ходу подписал нужный документ, как было указано, в двух местах.

— Все это выглядит несколько странно, — сказал наш поверенный. — Неужели обязательно было делать это без подписи доктора Мак Эндрю?

— Мой муж болен, — тихо произнесла я.

Старик кивнул головой, даже этот седой, погрязший в делах человек жалел меня, зная, что самая красивая девушка графства имела несчастье выйти замуж за пьяницу.

— К сожалению, мы не знаем, когда он поправится, — и я остановилась, так как не могла говорить от с трудом сдерживаемых слез.

Поверенный подал мне руку.

— Я прошу у вас прощения, миссис Мак Эндрю, — виновато произнес он. Не думайте больше об этом, прошу вас.

Я кивнула и послала ему на прощание извинительную улыбку, он склонился к моей руке и поцеловал ее. Я медленно спустилась по лестнице и в карете, с обессиленным видом, склонила голову на подушки. Гарри увидел мое лицо и взял меня за руку.

— Не грусти так, Беатрис, — сказал он. — Джон скоро поправится. Возможно, вы еще будете счастливы. Селия уверена в этом. Что бы ни случилось с твоим мужем, ты и твой сын всегда будете в безопасности на земле Вайдекра.

Я кивнула и пожала его руку.

— Да, — произнесла я, — мы сделали сегодня хорошее дело, Гарри.

— Это точно, — подтвердил он. — Когда мы скажем Селии?

Я лихорадочно стала думать. Я не хотела говорить ей ничего, но знала, что это нужно. Я предвидела ее возражения, когда мы объявим радостную весть об изменении майората в пользу Ричарда и Джулии. Она прекрасно знала, что они наполовину брат и сестра, оба мои дети. Она могла даже догадаться, что у них к тому же один отец, ее собственный муж. Но ей всегда не нравилась их близость. И она не выносила моих контактов с Джулией.

— Позволь мне первой поговорить с Селией, Гарри, — предложила я, подумав. — Тогда ее это меньше расстроит. Будет лучше, если я мягко скажу ей, что ты все знаешь, но нашел очень умный путь сделать Джулию наследницей.

— Это будет лучше всего, дорогая, — согласился он. — Делай, как ты находишь нужным. Все, о чем я сейчас в состоянии беспокоиться, — это мой обед. Какие холодные вечера в этом году в апреле! Сегодня будут подавать суп к обеду?

— Наверняка, — спокойно ответила я. — Я поговорю с Селией в гостиной, немного попозже. Ты можешь подольше пить свой портвейн. Не приходи, пока я не позову тебя.

— Очень хорошо, — послушно согласился Гарри. — Я велю подать сыр к портвейну, и у меня не будет причин торопиться, уверяю тебя…

Гарри заказывал этот сыр с таким важным видом, что Селия сразу поняла: мы с ней должны выйти в гостиную.

— Я согласна, — смеясь, ответила я. — Я вполне могу сунуть яблоко в карман. Так что оставляем тебя, Гарри, наедине с твоим сыром.

Гарри рассмеялся, совершенно не обиженный.

— Вы слишком добры, мои дорогие, — парировал он. — Идите, поболтайте. Селия, я надеюсь, то, что Беатрис расскажет тебе, станет для тебя приятной новостью и сделает тебя счастливой.

Глаза Селии метнулись к моему лицу, и ее всегдашняя улыбка осветила ее черты.

— О, Беатрис, это Джон? — спросила она, едва дверь гостиной закрылась за нами.

— Нет, — сказала я. — Но в своем последнем письме доктор Роуз обнадеживает нас. Речь идет уже буквально о месяцах.

Селия кивнула, но глаза ее потускнели. Она была жестоко разочарована. Я не могла не размышлять над этим с моим обычным житейским цинизмом. Ранняя женитьба Гарри превратила его из сказочного золотоволосого принца в дремотное, вечно объевшееся существо. И не будет ничего удивительного, если тонкая натура Джона, его отчаянное горе, его нервная, страстная борьба со своим пороком и моим влиянием на него возбудили в Селии любовь более, чем сестринскую.

Но я не собиралась разоблачать эту тайну и поддразнивать Селию. Передо мной стояло более трудное препятствие, и все свои силы и внимание я направила на него.

— Это хорошие новости, — сказала я, подходя к камину, усаживаясь и ставя ноги на скамеечку. Селия сидела в кресле, напротив меня, не сводя с моего лица глаз. В отблесках огня и пламени свечей она выглядела, как юная серьезная школьница. Слишком юная, чтобы выбраться из паутины лжи и полуправды, которой я опутала ее. И слишком хрупкая, чтобы ослабить мою хватку и высвободиться из нее.

— Гарри известно о том, что ты бесплодна, и он отчаялся иметь наследника мужского пола, — резко сказала я.

Селия задохнулась от ужаса и вскинула руки к лицу, будто у нее разом заболели все зубы.

— О!.. — едва выговорила она и замолчала.

— Однако он разработал замечательный план, чтобы передать поместье Джулии, — продолжала я. — Это была целиком его идея, но я, конечно, помогала ему. Мы ничего не говорили тебе, пока была неясна возможность такого акта. Теперь известно, что это можно сделать. Гарри может выкупить право на майорат у нашего кузена Чарлза Лейси и передать его Джулии. Она и Ричард совместно унаследуют Вайдекр и затем станут вместе управлять им.

На лице Селии было написано величайшее изумление и зарождающийся ужас.

— Управлять им вместе? — переспросила она. — Как они могут совместно унаследовать имение?

Я старалась сохранить в голосе спокойствие и дружелюбие, но слова я подбирала очень осторожно. Мне было неловко. Я нервничала и чувствовала себя так, будто на незнакомой мне лошади должна взять препятствие, о котором ничего не известно, и все это происходит в чужой стране.

— Как объединенные партнеры, — легко произнесла я. — Как это делаем сейчас Гарри и я.

— Как Гарри и ты, — сказала Селия. — Как Гарри и ты, — еще раз повторила она. Она встала ко мне спиной, не отводя глаз от пламени огня в камине. Мне казалось, что она там что-то видит.

— Нет, — вдруг резко сказала она.

— Что? — я даже вздрогнула в непритворном ужасе.

— Нет, — повторила она. — Я не даю моего согласия, я не хочу этого. Я не думаю, что это удачная мысль.

— Селия, что ты такое говоришь? — спросила я. Мне не нравилось, с какой скоростью она выпаливает слова. Напряженная, маленькая фигурка в палевой гостиной действовала мне на нервы.

— Я не хочу, чтобы этот контракт был подписан, — ясно повторила она. — Я — мать Джулии, и я имею право решать вопрос о ее будущем. Я не хочу этого.

— Селия, но почему нет? — спросила я. — Что тебя заставляет противиться намерениям Гарри?

Мои слова не остановили ее, хотя заставили чуть помедлить. Но она по-прежнему не сводила глаз с пламени, будто видела нас с Гарри, совокупляющихся на полу, на этом самом месте, — картину, что убила маму.

— Это трудно объяснить, — начала Селия. — Но я не хочу, чтобы Джулия была вовлечена в управление имением так, как в это вовлечена ты, — напряжение в ее голосе выдавало то, как она боится задеть меня. Но я была бы глухой, если бы не расслышала в нем решительности. — Вайдекр значит для тебя так много, Беатрис, что ты не в состоянии понять: для девушки существует и другая жизнь. Но я хочу, чтобы Джулия любила это место всего лишь как родину ее девичества и чтобы она сумела с легким сердцем оставить его, как только по своему выбору выйдет замуж.

— Но это не исключено и для наследницы, — воскликнула я. — Она выйдет замуж по своему желанию, и они станут жить здесь, как живем мы с Джоном или ты с Гарри. У Вайдекра будут два хозяина. Ты не можешь сделать своей дочери лучший подарок.

— Могу! — Селия говорила яростно, хотя голос ее и оставался тихим. — Лучшее благословение, которое я могу дать Джулии, это сделать ее свободной от мысли, что Вайдекр — это единственное место в мире, где она может жить. Что это единственное место, которое может сделать ее счастливой. Я хочу, чтобы она не зависела от этого места. Я хочу, чтобы она была счастлива, потому что ведет порядочную жизнь и имеет чистую совесть, и потому что может свободно любить и быть любимой. Я не хочу, чтобы, счастье всей ее жизни заключалось в нескольких акрах земли и несчастной, нищей деревне.

— Селия! — я смотрела на нее в ужасе. — Ты не понимаешь, что ты говоришь?

— Понимаю, — с ударением выговорила она, глядя прямо на меня. — Я думала об этом много и тяжело. Я думаю об этом все время, с тех пор, как мы вернулись в Англию. Я не хочу, чтобы Джулия делила свой дом с другой парой, как бы они ей ни были дороги. Когда она выйдет замуж, она будет жить со своим мужем и только с ним одним. Я не хочу, чтобы она вошла в дом другой женщины, как это случилось со мной, и чтобы она видела своего мужа поглощенным и порабощенным другой женщиной, как это видела я. Если она полюбит его всем сердцем, я хотела бы, чтобы он отдал ей всю свою любовь и все свое время.

— Но мы же были счастливы, — слабо проговорила я. — Мы все были так счастливы.

— В этом чувствовалось что-то ужасное, — взорвалась Селия. Она сделала несколько стремительных шагов ко мне и теперь стояла, пристально глядя мне в лицо, будто читая в моей душе. — В этом было что-то отвратительное. Ты знаешь, что именно, а я нет. Джон знал об этом, но он не мог мне сказать, и я думаю, что это довело его до пьянства и почти свело с ума. Я чувствую это везде в доме. Я слышу это в воздухе. И я не хочу, чтобы мой ребенок соприкасался с этим.

— Ну, ну, какая чепуха, — еле выговорила я. Меня захлестнуло воспоминание о том, как мама чувствовала, что в доме происходит что-то черное и грязное, она ощущала грех, но не видела его. Я считала, что моя мать слишком труслива и слишком глупа, чтобы выследить эту мерзость и взглянуть ей в лицо. Когда она однажды случайно увидела это отвратительное четырхногое чудовище на полу перед ней, она умерла от ужаса.

Но у Селии хватило бы мужества проследить этот смрад до самого истока и взглянуть правде в лицо. Вооруженная любовью к ребенку и своей храбростью, Селия могла понять, что убило маму.

— Прекрати, Селия! — грубо бросила я. — Ты расстроена. Не станем говорить об этом сегодня. Если тебе не нравится сама идея, мы можем изменить что-нибудь. А сейчас давай выпьем чаю и пораньше пойдем спать.

— Нет, я не прекращу, и не пойду пить чай, и не лягу спать, пока не пойму все. Каким образом была компенсирована доля Чарлза Лейси? Что об этом сказано в контракте?

— О, Боже! Ты хочешь поговорить о деле? Ну хорошо, — с удивлением сказала я и забросала ее цифрами об аренде и ренте, о кратковременных займах, которые могут стать длительными, о правах арендаторов, об огораживании общинной земли и о ценах на пшеницу. О том, как можно продать урожай на корню, как можно сыграть на росте рыночных цен и на том, что у соседа плохой урожай. В пылу битвы я даже упомянула об уровне воды в Фенни и проблемах, связанных с этим.

— Итак, мы изменили систему ведения хозяйства, чтобы сделать его более прибыльным, и использовали также небольшую часть денег Мак Эндрю, — закончила я вскользь.

Селия кивнула, чтобы прийти в себя, но это не было согласие. Она не поняла ни слова.

— Деньги Джона? — выхватила она нужную мысль.

— Да, — сказала я. — Как доля Ричарда, в совместном наследовании и управлении землей.

— Ты использовала деньги Джона без его согласия? — ее голос был ровным, но выражение лица ужасно жалобным.

— Это всего лишь заем, — уверенно объяснила я. — Сама идея передачи полномочий состоит в охране интересов пациента. Совершенно очевидно, что это в интересах Джона — и меня, как его жены и матери его сына, — чтобы он получал большие проценты. Заем, который он сделал, принесет гораздо больший доход, чем дивиденды предприятия Мак Эндрю. К тому же это обеспечит будущее его сына.

— Ты использовала деньги Джона без его согласия и сделала его сына наследником Вайдекра, пока он не знал этого? — недоверчиво спросила Селия.

— Конечно, — я с вызовом смотрела ей в глаза. — Каждый родитель был бы счастлив, что можно перевести майорат на другое имя.

Селия провела рукой по лбу, как будто пытаясь смахнуть наваждение. Но ничего не помогало.

— Это дело Джона и твое, — сказала она, ее мысли путались. — Мне кажется, что ты поступила правильно. Не могу поверить, что Гарри взял деньги Джона в то время, когда он болен. Если контракт еще не подписан, давайте подождем возвращения Джона.

— Давайте, — рассеянно проговорила я. — Я не знаю, какими деталями занимался Гарри. Я только хотела уверить тебя, что, хотя Гарри знает о твоем бесплодии, ваш брак не будет разрушен, поскольку он нашел путь разрешить это затруднение. Твоя чудесная маленькая дочурка получит землю своего отца.

— Ты считаешь, что она и Ричард будут объединенными наследниками? — медленно повторила Селия. — Что она и Ричард будут расти вместе и вместе изучать землю и хозяйство?

Я кивнула.

— И вы с Гарри станете их обучать всему? И они сблизятся между собой? И только ты и я будем знать, что они не просто партнеры и даже не кузены, а гораздо более близкие по крови родственники, почти брат и сестра?

— Да, — ответила я. — Но, Селия…

— Мы не можем даже рассказать им об этом, — сказала она. — Они станут друзьями, будут вместе играть и даже вместе заниматься делом. Они научатся любить друг друга, у них будут общие интересы. Как они смогут полюбить кого-нибудь другого, если они все равно что помолвлены? Как сможет моя Джулия вести ту жизнь, которую я ей предназначила и которая предназначена ей по праву рождения, если она признана наследницей в возрасте двух лет и в партнеры ей дан мальчик, за которого она не может выйти замуж, потому что он ее брат?

Селия повернулась на каблуках, чтобы не видеть меня, и спрятала лицо в ладонях.

— Это какой-то кошмар, — сказала она. — Я не знаю почему, но это грозит Джулии опасностью.

— Ты ведешь себя крайне глупо, Селия, — холодно ответила я и, взяв ее за плечи, насильно повернула к себе. Она вздрогнула, как испуганный жеребенок. — Вайдекр — это семейный бизнес. И у Джулии есть некоторые обязательства перед ним. Она просто будет работать с Ричардом, как я работаю с Гарри.

Эта фраза лишила ее остатков самообладания.

— Нет! — ее голос сорвался на крик, — Нет! Я запрещаю это! Ты отдала Джулию мне и сказала, что она будет моим ребенком. И я заявляю, что я вправе распоряжаться ее будущим. Она не будет работать с Ричардом, как работаете вы с Гарри, я боюсь этого, я не могу найти слова, чтобы выразить то, что леденит мою душу, когда я просыпаюсь ночью. Я не знаю, в чем причина моих страхов, и никому не жалуюсь. Но мне страшно, Беатрис! Мне страшно за Джулию! Я не хочу, чтобы она участвовала в новом партнерстве брата и сестры. Нет. Я не даю своего согласия и скажу об этом Гарри.

Я кинулась к двери и раскинула руки, не давая ей выйти.

— Селия, подожди, — говорила я. — Не показывай Гарри, что ты расстроена. Он подумает, что мы с тобой поссорились. Успокойся и подумай, о чем ты говоришь. Если ты хочешь, чтобы Джулия унаследовала Вайдекр одна, то она всегда сможет купить долю Ричарда, когда они станут старше, или он сможет купить ее долю. Нет никакой необходимости так расстраиваться, Селия.