Вайдекр (№1) - Вайдекр

Я не имела возражений против этой ее деятельности, так как «она освобождала меня от глупых хлопот. Именно Селия, и никто другой, распаковывала и запаковывала наши вещи, когда мы переезжали из отеля в отель. Именно Селия общалась с портными, прачками, обувщиками, торговцами, когда в этом возникала необходимость. Именно Селия изысканно чинила жилеты моему брату, и это была именно ее задача ублажать Гарри, будто она была служанка, в то время как я занимала и удовлетворяла его, как ровня.

Селия стала немного увереннее в себе после тяжелой ночи в Париже, когда они в действительности превратились в мужа и жену. Гарри и я, сговорившись, выбрали этот вечер, и я постаралась, чтобы он стал максимально неприятным для них обоих. Это произошло после нашего выезда в оперу и ужина. В тот раз я надела низко-декольтированное платье и была хороша в нем, как молодая серебряная березка. Густо напудренные волосы выгодно оттеняли персиковый цвет моего лица. Все в отеле провожали меня глазами, когда мы с Гарри и Селией проходили к нашему столику. Селия в своем бледно-розовом платье казалась рядом со мной просто невидимой.

В тот вечер Гарри сильно напился и мог только нечленораздельным мычанием участвовать в моей остроумной беседе. Он чувствовал себя очень напряженно и норовил все время обидеть или задеть Селию. Она выглядела, как приговоренный к смертной казни, не произнеся за весь вечер ни одного слова и не съев ни кусочка за ужином. Я отослала Гарри в ее спальню, надеясь, что предстоящее событие не принесет им обоим ничего кроме боли и страдания.

Он вернулся даже быстрее, чем я ожидала. Когда он вошел в мою комнату, я увидела, что его халат запачкан кровью Селии. «Уф, дело сделано», — сказал он коротко и завалился спать. Мы уснули вместе в дружеском объятии, будто я утешала его в каком-то горе, а проснувшись утром в сером свете раннего рассвета, мы опять были любовниками.

Но что удивило меня в новой Селии — и что я оставила без комментариев, — я не услышала от нее ни слова об этой ночи страданий. Маленькая доверчивая Селия ничего мне не рассказала, храня преданность Гарри, ее неуклюжему другу, этому законному насильнику. Она ни над чем не задумывалась, ничего не подозревала. И когда она однажды нашла посте…» Гарри нетронутой — мы не успели проснуться вовремя, — она опять не произнесла ни слова, возможно думая, что Гарри уснул в кресле или даже пошел к женщине, Она была идеальной женой для нас. Думаю, что она была глубоко несчастна.

Меня заставляло молчать отношение к ней Гарри. Он так же, как и я, прекрасно видел ее безоговорочную преданность ему, мне, нашему имени. Он отдавал должное ее покорности и услужливости. Я отмечала его галантность по отношению к ней и доверие между ними.

У меня не было оружия, чтобы сражаться против этого, да и желания не возникало. Пусть Селия получает сладкую улыбку Гарри за завтраком, его отсутствующую невнимательную вежливость и почтительное целование рук. У меня же есть сам Гарри и Вайдекр. А я знала от Ральфа, и сама давно поняла, что любовь и Вайдекр — это самые главные вещи на свете. Такие же важные, как краеугольный камень, заложенный старым нормандским лучником в ограду нашего владения.

Таким образом, хоть я была уверена в Гарри, его теплое отношение к Селии удержало меня от признания в том, что я ношу его наследника. Сейчас я с треском закрыла зонтик и, ткнув им в спину кучера, велела поворачивать домой.

Наблюдая за тем, как неповоротливая пара лошадей разворачивается на пыльной дороге, направляясь обратно к отелю, я обдумывала возможность дать жизнь ребенку и вместе с тем оставить Гарри в неизвестности о том, что ребенок зачат мною от него. Мне следовало скрыть беременность, родить втайне ребенка и найти достойную женщину, которая растила бы его, пока я не заставлю Гарри признать его своим.

Я застегнула перчатки и стала разглядывать стройные ряды виноградников. Крестьяне, согнувшись, собирали в корзины спелые гроздья. Огромные, тяжелые, темные гроздья, из которых потом делают знаменитые вина. Нам подавали одно из них в тот день за обедом. В это время года его пили молодым, и вино слегка пощипывало кончик языка. Это было очень приятно, но сейчас ничто не доставляло мне удовольствие, так меня отягощала предстоящая задача. Прежде всего, Гарри мог начисто отказаться от мысли усыновить ребенка. Или же он мог сначала согласиться, а затем, охваченный угрызениями совести, отказаться признать его перед Селией. В каждой знатной семье бывали незаконно рожденные дети, но отцы очень редко признавали их своими наследниками. Селия, со своей стороны, тоже может отказаться принять ребенка и, возможно, найдет поддержку у моей матери, не говоря уж о Хаверингах. Кроме того, каждый будет интересоваться происхождением ребенка, а я совсем не доверяла умению Гарри противостоять расспросам.

Проблема введения в права незаконнорожденного ребенка казалась непреодолимой, и это разжигало во мне гнев. Перед моим сыном стоят те же препятствия, что и передо мной. Но подобно мне, он должен победить. Я должна видеть его во главе вайдекрского стола, крепко держащим власть, чего бы это мне ни стоило.

В то же самое время мне необходимо найти добрую, почтенную, честную женщину, которая приняла бы новорожденного ребенка и сумела бы подготовить его к той жизни, которую ему предстоит вести, и к тому месту, которое ему надлежит занять. Ландо остановилось, и я оторвалась от дум. Я должна найти в этой незнакомой стране, на языке которой я не понимаю ни слова, друга. Я неподвижно стояла, опершись кончиком зонта в землю у своих ног, а по ступенькам ко мне спускалась Селия, моя глупенькая, доверчивая, ласковая невестка, и решение вдруг озарило мой мозг.

— Ты чувствуешь себя получше? — нежно спросила она. Я взяла ее под руку» и мы стали подниматься.

— Мне намного лучше, — конфиденциально прошептала ей я. — Мне нужно поговорить с тобой. Я нуждаюсь в твоей помощи. Пойдем ко мне в комнату и поболтаем до обеда.

— Конечно, — ответила Селия, затрепетав. — Но что ты хочешь сказать мне? Ты знаешь, я сделаю для тебя все, что смогу, Беатрис!

Я любяще улыбнулась ей и пропустила ее вперед. Что, в конце концов, значил этот небольшой жест, дань ее превосходству, когда мне нужны были вся ее верность и безоговорочное доверие?

Как только я закрыла за нами дверь, я постаралась придать моему лицу торжественное выражение и, усадив Селию, тихо взяла ее руку в свои. Я обратила к ней грустный, любящий взор и почувствовала, как мои кошачьи глаза наполняются слезами.

— Селия, — проговорила я, — со мной произошло нечто ужасное и я не знаю, что теперь будет.

Глаза Селии расширились и краска сбежала с ее щек.

— Я погибла, Селия, — произнесла я с рыданием и спрятала лицо у нее на плече.

— Я, — едва выговорила я, не поднимая головы, — Селия, я жду ребенка.

Коротко вздохнув, Селия замерла. Я почувствовала, как каждый мускул ее тела напрягся от удивления и ужаса. Затем она приподняла мое лицо и заглянула мне в глаза.

— Беатрис, ты уверена? — переспросила она.

— Да, — я выглядела такой же подавленной, как она. — Да, я уверена. О, Селия! Что мне теперь делать?

Ее губы задрожали, и она обхватила мое лицо руками.

— Что бы ни случилось, — произнесла она, — я всегда буду твоим другом.

Мы немного посидели в молчании, пока она собиралась с мыслями.

— Отец ребенка… — неопределенно начала она.

— Я не знаю его, — осторожно ответила я, стараясь выбрать безопасный путь. — Помнишь тот день, когда я прискакала к вам померить платье и меня, больную, отправили в Вайдекр?

Селия утвердительно кивнула, не сводя с меня честного взгляда.

— Я была слишком слаба, чтобы скакать верхом, и мне пришлось спешиться. Я немного задремала, а когда проснулась, какой-то неизвестный джентльмен приводил меня в чувство. Мое платье было в беспорядке, — помнишь дырку на моем воротнике? — но я не знала… Я не могла заставить себя рассказать… — Мой голос упал до шепота, прерываемого слезами стыда. — Должно быть, он обесчестил меня, пока я была без сознания.

Селия обвила меня руками.

— Ты запомнила его, Беатрис? Ты смогла бы узнать его?

— Нет, — стремясь поскорей окончить эту историю, ответила я. — Я никогда прежде не видела его. Его ожидал дорожный экипаж с багажом. Должно быть, он проезжал через Экр по дороге в Лондон.

— О, Господи, — беззвучно прошептала Селия. — Моя бедная сестричка!

Рыдание помешало ей говорить, и мы сидели обнявшись и прижавшись мокрыми щеками друг к другу. Я втайне размышляла над тем, что поверить в такую ерунду может лишь девушка, воспитанная на сентиментальной чепухе из романов, взятая в жены без любви и оставленная в одиночестве. А к тому времени, когда Селия приобретет надлежащий опыт, она слишком глубоко увязнет в моей лжи.

— Что же нам делать, Беатрис? — спросила она отчаянно.

— Я подумаю, — храбро ответила я ей. — Не расстраивайся так, Селия. Иди переодевайся к обеду, а мы еще поговорим об этом завтра.

Селия послушно встала, но у двери она помедлила.

— Ты расскажешь об этом Гарри? — раздался ее робкий вопрос.

Я медленно покачала головой.

— Он не вынесет мысли о том, что меня обесчестили, Селия. Ты же знаешь, каков он. Он станет гоняться за этим человеком, этим дьяволом по всей Англии. И не успокоится, пока не убьет его. Я надеюсь каким-нибудь образом сохранить это ужасное несчастье в тайне. Об этом будем знать только мы с тобой. Я отдаю мою честь в твои руки, Селия, дорогая.

Эти слова не пришлось повторять дважды. Глупышка бросилась обратно в комнату и стала целовать меня, уверяя в своей преданности. Наконец она успокоилась, вышла и закрыла за собой дверь так осторожно, будто бы я была тяжело больна.

Я выпрямилась и взглянула на свое отражение в зеркале хорошенького, выполненного во французском стиле туалетного столика. Никогда прежде я не выглядела такой привлекательной. Перемены, происходившие в моем теле, делали меня нездоровой, но еще не сказались на моей внешности. Моя грудь стала полнее и еще соблазнительнее, так что на мои девические платья Гарри не мог смотреть, не испытывая при этом острого желания. Моя талия чуть округлилась, но все еще оставалась очень тонкой. Щеки были окрашены теплым румянцем, а глаза сияли. И сейчас, когда мне удалось овладеть событиями, я почувствовала себя значительно лучше. Теперь я не была глупой потаскушкой, беременной несчастным выродком, я чувствовала себя гордой женщиной, носящей под сердцем будущего наследника Вайдекра.

На следующий день, когда мы сидели вдвоем в освещенной теплым осенним солнцем гостиной отеля, Селия, не откладывая, вернулась к нашему разговору. Я бездельничала, потихоньку подрубая кружева, которые собиралась послать маме в следующей посылке. В глубине души я подозревала, что ей придется еще долго ждать моей работы. Селия имела гораздо более серьезную задачу: она вырезала образцы английской глади по настоящим бордоским выкройкам.

— Я не спала всю ночь, но смогла придумать только один выход, — серьезно сказала Селия. Я быстро взглянула на нее. Под обычно ясными глазами жены Гарри пролегли темные тени. Я могла поверить, что она не спала всю ночь, встревоженная моей беременностью. Я тоже мало спала сегодня, но это потому, что сначала Гарри разбудил меня около полуночи, томимый острым желанием, а потом мы еще раз занялись любовью на рассвете. Мы еще не надоели друг другу, и я вздрагивала от наслаждения при мысли о ребенке Гарри в моем животе. Я едва заметно улыбнулась, вспомнив, как я пыталась придержать бедра Гарри и смягчить его натиск, охраняя маленькое существо внутри меня.

А Селия, дорогая, маленькая Селия, пока я занималась любовью с ее мужем, мучалась всю ночь, беспокоясь обо мне.

— Я могу придумать только одно решение, — повторила она. — Так как ты вряд ли захочешь довериться своей матери, и тут я прекрасно понимаю тебя, тебе придется провести несколько ближайших месяцев вне дома. — Я кивнула, быстрый ум Селии избавлял меня от долгих и скучных объяснений.

— Я подумала, — продолжала Селия, — наверное, тебе придется написать ей, что ты нездорова и нуждаешься в моем обществе. После этого мы с тобой могли бы поехать в небольшой городок, где-нибудь на водах или на море, и провести там это время. Мы нашли бы какую-нибудь хорошую женщину, и она смотрела бы за тобой до родов и затем могла бы принять ребенка.

Я кивнула, но без особого энтузиазма.

— Как ты добра ко мне, Селия, — благодарно произнесла я. — Ты действительно мне поможешь?

— О, разумеется, — сказала она воодушевленно. Я с изумлением заметила, что Селия, не пробыв и шести недель замужем, уже готова лгать свекрови и обманывать своего мужа, не колеблясь ни секунды.

— Одно только беспокоит меня в этом плане, — горестно заметила я. — Это судьба маленького невинного создания. Я слышала, что многие из этих женщин не так добры, как кажутся. Иногда они плохо обращаются со своими питомцами и даже убивают их. И хотя это дитя зачато при таких ужасных обстоятельствах, что мне следовало бы ненавидеть его, но оно ни в чем не виновато, Селия. Подумай только, какая бедняжка, возможно, это маленькая девчушка, малышка-англичаноч-ка, и ей придется расти без семьи и близких, в полном одиночестве и без всякой поддержки.

Селия отложила работу, в глазах ее стояли слезы.

— О, бедное дитя! — воскликнула она. Я предвидела, что мысль об одиноком ребенке растрогает ее, так как это напомнит ей о ее собственном несчастливом детстве.

— Я едва могу согласиться с тем, что мое дитя, твоя племянница, Селия, будет вынуждена расти среди грубых, возможно, недобрых людей, одна в целом мире.

Из глаз Селии полились слезы.

— О, как это несправедливо, если она не будет жить с нами, — импульсивно воскликнула она. — Ты права, Беатрис, грешно отправлять малышку куда-нибудь далеко. Мы должны найти возможность опекать ее. О, если б мы могли поселить ее где-нибудь в деревне.

— О! — я с ужасом воздела руки к небу. — В нашей деревне! Это все равно, что объявить обо всем в газете. Если мы действительно хотим заботиться о ней, воспитать ее как леди, нам следует поместить ее в Вайдекре, с нами. Если б только мы могли сказать, что она сирота каких-нибудь твоих родственников или что-нибудь в этом роде.

— Да, — ответила Селия. — Но моя мама сразу поймет, что это неправда… — Она замолчала, и я дала ей несколько минут на размышление. Затем я постаралась посеять ростки моего плана в ее глупенькой головке.

— Ах, если б это ты ожидала ребенка, Селия, — протянула я. — Как все были бы рады, особенно Гарри. И он бы никогда больше не докучал тебе насчет твоего супружеского долга… И ваше дитя имело бы все самое лучшее в жизни… Если б только это была твоя дочурка, Селия…

Она вздохнула, и я тоже втайне вздохнула с чувством облегчения и радости. Дело сделано.

— Беатрис, послушай, какая мысль пришла мне в голову, — заговорила Селия, задыхаясь от волнения. — Почему бы нам не сказать, что это я ожидаю ребенка? Маленькая крошка будет жить с нами, и я буду заботиться о ней, как если бы она была моим собственным ребенком. Никому даже в голову не придет, что это не так. Я была бы так счастлива, да и ты будешь спасена таким образом. Что ты думаешь об этом? Может это у нас выйти?

Я бьша изумлена ее смелостью.

— Селия! Это прекрасная мысль, право! — ошелом-ленно проговорила я. — Я думаю, что это возможно. Мы могли бы остаться здесь до рождения ребенка, а потом привезти ее домой. Можно сказать, что она бьша зачата в Париже, но просто родилась на месяц раньше. Неужели ты действительно хочешь этого? Может, лучше отдать девочку какой-нибудь пожилой женщине?

Но Селия уже ничего не желала слушать.

— Нет, — решительно ответила она, — я люблю детей и буду особенно любить твоего ребенка, Беатрис. А когда у меня появятся мои собственные дети, она будет играть с ними, мое старшее дитя, и такое же любимое, как они. И она никогда, никогда не узнает, что она не моя дочь. — Тут ее голос прервался рыданием, и я поняла, что она вспомнила о своем собственном детстве.

— Я думаю, что у нас все получится, — успокоившись через некоторое время сказала она. — Я приму твоего ребенка и буду любить его и заботиться о нем, как будто он мой собственный, и никто никогда не узнает, что это неправда.

Я улыбнулась, громадная тяжесть свалилась с моей души. Теперь я могла спокойно смотреть в свое будущее.

— Очень хорошо, я согласна на твое предложение, — я наклонилась, и мы расцеловались. Селия обняла меня за шею, и ее добрые карие глаза пытливо заглянули в мои зеленые очи. Она несла свою честность, скромность, невинность, как носят одеяние из чистейшего шелка. Я же, несравненно более умная, властная и хитрая, встретила с любящей улыбкой ее взгляд.

— Хорошо, — взволнованно продолжала она, — что же мы будем делать теперь?

Я настояла на том, чтобы мы ничего не делали, по крайней мере неделю. Селия не понимала почему, но приняла это как каприз будущей матери и не настаивала ни на чем. Мне же требовалось время, чтобы еще раз обдумать мои планы. Передо мной стояло огромное препятствие, и заключалось оно в необходимости для Селии обманывать Гарри. Я не хотела заставлять ее лгать человеку, которому она обещала свою верность и любовь, не хотела, потому что знала, что врать она будет катастрофически плохо. Чем больше времени они с Гарри проводили вместе, тем крепче становилась связь между ними. Они совершенно не стремились стать любовниками, да и как могло быть иначе при ужасающей фригидности Селии и сексуальной тяге Гарри ко мне. Но их дружба делалась с каждым днем все теплее и теплее. И я совершенно не бьша уверена, что Селия способна скрыть что-либо от Гарри и уж тем более громоздить одну ложь за другой прямо ему в глаза.

Что же касается меня, то тут не оставалось никаких сомнений. Когда я покоилась в объятиях Гарри, я принадлежала ему душой и телом. Но страсть теперь бьша лишь тенью прежнего удовольствия. Конечно, Гарри делал меня счастливой, это было заметно по блеску моих глаз, в которых светилось глубокое плотское удовлетворение. Но я не испытывала желания делиться с ним моей тайной. Даже в лучшие наши минуты, когда мы лежали обнаженные в постели, освещенные лишь зеленоватым светом пробивающегося сквозь занавески послеполуденного солнца, и Гарри, ничего не подозревая, в восторге гладил и ласкал мою отяжелевшую грудь, я вовсе не собиралась рассказывать ему, что во мне зреет плод нашей страсти и что с каждым днем я становлюсь все ближе и ближе к завоеванию Вайдекра. Конечно, обладая Гарри, я была уверена в обладании Вайдекром, но это было нечто совсем другое. Теперь я знала, что во всех будущих поколениях сквайров будет течь капля моей крови, все они будут плоть от плоти моей и кость от моей кости. И делиться этой жгучей тайной мне не хотелось ни с кем.

Когда я сидела у окна отеля и сквозь стекло глядела на высокие, косо подстриженные тополя, внутренним взором я видела совсем другие деревья — наши великолепные буки. И тогда я улыбалась и представляла себя старой, почтенной леди, сидящей во главе вайдекрского стола, старой тетушкой сквайра, наделенной большей властью, чем кто-либо другой в семье, — властью крови и ума.

Однажды я вот так, мечтая, сидела у окна и вдруг увидела кокарду почтальона, приближавшегося к отелю. Стук в дверь гостиной заставил меня обернуться и получить несколько писем из дома. Там было одно письмо от мамы — я узнала ее почерк на конверте, а второй конверт оказался подписан незнакомой рукой.

Сломав печать, я развернула письмо и взглянула сначала на обращение в начале, — оно было официальным: «Дорогая мисс Лейси», — а потом заглянула в конец письма, где стояла подпись «Джон Мак Эндрю». По-моему, я удовлетворенно улыбнулась. Возможно, я даже вспыхнула от радости. Выходит, доктор Мак Эндрю намерен вступить со мной в тайную переписку. Очень мило. И я бессознательным жестом тщеславия поправила шелк нарядного платья и вернулась к началу письма. Но мне пришлось оставить при себе свое тщеславие. Письмо было исключительно деловым.

«Дорогая мисс Лейси,

прошу прощения, что осмеливаюсь писать вам без разрешения вашей матери, но я обращаюсь к вам ради ее здоровья. Она не совсем хорошо себя чувствует, и я думаю, что ответственность по управлению имением слишком тяжела для нее.

Не могу сказать, что ее здоровье в опасности, но я бы посоветовал вам не затягивать ваше возвращение дольше намеченного срока.

Как ее врач я считаю, что сердце леди Лейси не имеет органических пороков, но некоторая его слабость требует избегать чрезмерных волнений и нагрузок.

Надеюсь, что вы, леди Лейси и сэр Гарри пребываете в добром здравии и путешествие ваше протекает благополучно.

Ваш покорный слуга

Джон Мак Эндрю».

Первым движением моей души было раздражение, что Джон Мак Эндрю смеет расстраивать мои планы. Как раз тогда, когда мне необходимо продлить мое пребывание во Франции, он возвращает меня домой, как ребенка из школы. Разумеется, я никуда не поеду. Но избежать этой ответственности мне придется ценою собственного беспокойства.

Следующая моя реакция была уже другой. Возможно, проблема с маминым здоровьем и поможет нам с Се-лией остаться во Франции, в то время как Гарри придется вернуться домой. Он сможет держать мамину руку во время ее сердцебиений или других приступов, и она будет счастлива и успокоена этим. В слегка приглаженном виде я подала эту идею Селии, и она с готовностью ее подхватила.

— О, да, — сказала она. Мы были в ее комнате, и она одевалась, чтобы ехать на прогулку. Наши глаза встретились в высоком зеркале ее трельяжа. — Но ты же будешь тревожиться о матери, Беатрис.

— Конечно, — грустно ответила я. — Но, пока мы не решим нашу проблему, я не могу возвращаться домой. И, по крайней мере я буду знать, что Гарри рядом и заботится о ней. Кроме того, он может снять с ее плеч тяготы по управлению имением.

— Давай расскажем ему сейчас же, — решительно произнесла Селия. Мы надели шляпки, раскрыли зонтики и отправились за ним.

Гарри как раз посетил с визитом ферму, на которой в качестве удобрения использовались морские водоросли, и мы планировали то же самое сделать в Вайдекре. Я считала, что на меловых почвах, подобных нашим верхним пастбищам, лучше использовать лошадиный навоз, а водорослями можно удобрять лишь песчаные и глинистые почвы в низинных участках. По мнению же Гарри, это можно было делать и на склонах холмов, если только водоросли предварительно подготовить. И сейчас он находился на ферме, где водоросли сушили и переворачивали под солнцем и дождем, дожидаясь достаточной степени гниения. Мы направились туда же, рассчитывая встретить Гарри по дороге.

Лицо Селии осветилось радостью, когда мы увидели приближающегося к нам всадника. Под влиянием моды, царившей в этом маленьком провинциальном городке, Гарри отказался от парика, и теперь его отросшие волосы красиво развивались под надвинутой треуголкой.

— Хелло! — радостно произнес он, натягивая поводья и останавливаясь рядом с двуколкой. — Что за приятный сюрприз! — Улыбка Гарри предназначалась для нас обеих, но глаза его остановились на мне.

— Мы решили устроить небольшой пикник! — заявила Селия. — Ты не видел поблизости хорошенького местечка?

— Отлично, давайте вернемся на ферму. Там есть чудесная река. Если б я догадался захватить удочки, я бы мог выудить пару форелей нам на ланч.

— Их захватила я, — с триумфом произнесла Селия. — Я догадалась, что едва зайдет речь о пикнике, как ты вспомнишь о рыбной ловле и тогда первое, что тебе понадобится, это удочки.

Гарри склонился над ее рукой и благодарно поцеловал ее.

— Ты лучшая жена в мире, — произнес он. — Отлично.

Он развернул лошадь и приказал кучеру следовать за собой.

Я не упоминала о письме, пока мы ели, а Гарри безуспешно сидел на берегу со своими роскошными, но бесполезными удочками. Примерно через полчаса я показала ему письмо доктора Мак Эндрю и длинное послание мамы, переполненное заботами о зимнем севе и смущенными расспросами, какие именно поля следует засевать в этом году.

— Думаю, что нам надо возвращаться сразу, — решительно сказал Гарри, едва прочтя краткое письмо доктора и путаное известие от мамы. — Мама всегда очень боялась этих приступов, и я бы не хотел оставлять ее одну в такое время.

— Я согласна с тобой. Мы должны отправиться домой, как можно быстрее, — ответила я. — Доктор Мак Эндрю пишет довольно спокойным тоном, чтобы не пугать нас, но, я думаю, он не стал бы писать, если б дома было все хорошо. Какой самый короткий путь отсюда до Англии?

— Нам повезло, что мы сейчас в Бордо, — задумчиво протянул Гарри. — Если бы письмо застало нас уже в Италии, нам потребовалось бы несколько недель на возвращение. А сейчас мы можем нанять пакетбот от Бристоля и оттуда добираться на почтовой карете.

Я улыбнулась. Все складывалось удачно, и я не стала продолжать этот разговор. Селия удивленно взглянула на меня, но я взглядом велела ей помолчать, и она ничего не сказала.

Спустя несколько часов я опять подняла этот вопрос, напомнив Гарри о моей болезни и о тбм, что мне не выдержать долгого морского путешествия.

— Ты, конечно, можешь подумать, что я равнодушная дочь, — произнесла я, улыбаясь. — Но, Гарри, я не решусь даже ступить ногой в лодку, особенно в ноябре. Я едва ли найду в себе силы опять пересечь Ла-Манш.

Мы сидели в нашей спокойной гостиной после обеда, и Гарри при звуке моих слов оторвался на минуту от своих писем.

— Что же нам делать, Беатрис? — спросил он. За решением подобных проблем он всегда обращался ко мне, тогда как от Селии он мог ожидать только мелких услуг.

— Маме нужен ты, — храбро сказала я. — Поэтому, я думаю, что ехать следует тебе. Селия и я останемся здесь дожидаться известий из Вайдекра. Если мама серьезно больна, то ты освободишь ее от забот по дому, а мы наймем здесь корабль и отправимся срочно в дорогу. Если же дома все будет благополучно, то мы в карете отправимся до Ла-Манша, а там уже и до Портсмута.

— Куда я и приеду за вами, — с энтузиазмом согласился Гарри. — А если не смогу, то пришлю слуг. Не станете же вы путешествовать одни. Этот план устраивает тебя, Беатрис?

Я кивнула, улыбнувшись и стараясь не показывать, насколько сильно он меня устраивает. Не только потому, что Гарри полностью принял мою идею, а также потому, что при обсуждении нашего плана он даже не смотрел в сторону Селии. Она могла оставаться во Франции или отправляться домой — все это оставлялось на мое усмотрение.

— А как насчет слуг? — поинтересовался Гарри. — Своего лакея я, конечно, возьму с собой, а вам останутся ваши горничные и кучера.

— Ах, уволь, пожалуйста, — воскликнула я шутливо. — Мы отправимся за тобой через несколько дней. Мы с Селией вполне обойдемся это время одной служанкой-француженкой. Не так уж мы изнежены. Пожалуйста, не заставляй меня путешествовать с целой оравой слуг.

Гарри усмехнулся.

— Ну, конечно же нет. Я могу забрать с собой все наши тяжелые сундуки и ваших горничных, если хочешь.

— Сделай одолжение, — сказала я и обернулась к Селии. — Ты смогла бы обойтись несколько дней без горничной, Селия?

Жена Гарри все время старалась наклонять голову пониже к шитью, чтобы не участвовать в этом потоке лжи. Но на мой вопрос она ответила ровным голосом:

— Конечно, Беатрис, — если тебе так удобнее.

Тут Гарри оставил нас, и мы молча проводили его взглядами. Селия с каким-то суеверным страхом обратилась ко мне:

— Беатрис, ты ведь почти ничего не предпринимаешь, а все выходит по-твоему.

Я улыбнулась и постаралась ответить без лишнего самодовольства.

— Да. Почему-то так всегда бывает.

Гарри собирался отправляться в путь, и наша последняя ночь была одной из самых сладких. Гарри ужасно расчувствовался на прощание. С тех пор как мы прибыли во Францию, мы не провели раздельно ни одной ночи и в каждую из них спали в одной кровати. А теперь он отправлялся самостоятельно управлять имением, чувствуя себя уже взрослым мужчиной и мужем. Я даже испытывала гордость за него, лежа рядом с ним и улыбаясь ему.

— Мой Бог, Беатрис, — произнес он с восторгом собственника в голосе, — ты становишься с каждым днем все соблазнительнее. — Он склонился надо мней и спрятал лицо в теплой ложбинке моей уже пышной груди. — Я просто обожаю тебя. — Его голос был едва слышен, так как в это время он одной рукой ласкал мою левую грудь, а сосок правой находился у него во рту. Я взъерошила ему волосы и пригнула его голову вниз, к моему округлившемуся животу. Его теплый язык оставлял влажный след все ниже, ниже и ниже.

Это была наша старая игра — ласкать удовлетворенные тела друг друга после целой ночи любви. И сейчас я вздыхала не только от того, что в моем теле как будто вспыхивали маленькие горячие стрелки, но также от того, что впереди у нас было долгое утро и никто не мог бы нам помещать.

— Когда я приеду домой, — лениво протянула я, — я буду проводить наши ночи и послеполуденные часы как сейчас. Я не хочу отправляться любить тебя в долины или прятаться в доме, как мы делали раньше.

— Так больше не повторится, — сказал Гарри, и его голова вернулась на подушку рядом со мной. — Я прикажу открыть дверь между моей гардеробной и западным крылом, тогда я смогу бывать у тебя так, чтобы об этом никто не знал. Я стану приходить, когда все будут спать.

— И во время чая, — продолжила я, улыбаясь.

— И во время завтрака, — подхватил он. Тут Гарри отвернулся и взглянул на часы.

— Я должен одеваться, — сказал он. — Селия скоро вернется с провизией для моего путешествия, и я должен увериться, что она уложила мои бумаги.

Я утвердительно кивнула, но не шелохнулась.

— Напиши мне, как только ты вернешься домой, — велела я. — Я хочу знать, как дела в Вайдекре. Не забудь рассказать, какие коровы оказались в этом году стельными, как там всходы озимой и остался ли еще корм.

— И как дела у мамы, — продолжил Гарри.

— О, конечно, и про нее, — заключила я.

— А ты береги себя, пожалуйста, — заботливо сказал Гарри, потянувшись за свежей рубашкой. — Как я хотел бы, чтобы ты отправилась со мной домой, Беатрис. Я просто подумать не могу, что ты остаешься здесь одна.