ГЛАВА 15

Утром Селия оставалась прежней. После полудня она приняла несколько визитов, и я, работая в конторе, думала о том, как ее, должно быть, раздражают визгливые голоса гостящих у нас дам и их манерный смех. Когда вечером я спустилась к обеду, даже шелк моих юбок шуршал воинственно, но Селия встретила меня не отводя глаз. Она была несгибаема. Она была хозяйкой дома.

Джон предложил Селии руку и повел ее в столовую. Украдкой я наблюдала за ним. Он провел сегодняшний день без вина, и теперь руки его дрожали, а губы подергивались в нервном тике, но походка была твердой, а голова высоко поднята. Выглядели они оба уставшими: Джон, очевидно, плохо себя чувствовал, а фиолетовые тени под глазами Селии говорили о бессонной ночи. Но в целом вид у них был решительный, и стало ясно, что они готовы выбираться из этого лабиринта, не боясь прячущегося в темноте чудовища, подобного Минотавру.

Вино к обеду не подавали. Джон пил воду, Селия потягивала из бокала лимонад, перед прибором Гарри стояла глиняная кружка с водой. Я тоже пила лимонад в мятежном молчании. Никто из нас не делал ни малейшей попытки придать трапезе бодрое настроение. Когда мы с Селией встали из-за стола, я с облегчением увидела, что джентльмены отправляются с нами в гостиную.

Мы рано велели подать чай и пили его в молчании, как недоверчивые незнакомцы. Наконец, я поднялась, со стуком поставила чашку на стол и обратилась к Гарри:

— Если ты не занят, то не пройдешь ли со мной в контору? Я получила письмо по поводу реки Фенни, надо бы его обсудить перед картой.

Селия внимательно смотрела на меня, и я увидела, что она пытается понять, насколько правдивы мои слова.

— Если, конечно, Селия не возражает, — резко сказала я, в упор глядя на нее. Она смущенно опустила взгляд на шитье.

— Конечно, нет, — мягко отозвалась она. — Через несколько минут я пойду в библиотеку почитаю.

Едва закрыв за собой дверь, я резко обернулась и без обиняков властно заявила Гарри:

— Ты должен остановить Селию. Она нас всех доведет до сумасшествия.

Гарри бросился в кресло, как обиженный мальчишка.

— Но я ничего не могу сделать, — с раздражением ответил он. — Я говорил с ней этим утром, поскольку вчера она ничего и слушать бы не стала, но она опять повторяет: «Я — леди Лейси, и в моем доме Джон пить не будет».

— Но она — твоя жена, — жестко заметила я, — она должна слушаться тебя. К тому же она всегда испытывала к тебе почтение. Напугай ее, повысь на нее голос, разбей что-нибудь. Ударь ее, наконец. Все, что угодно, Гарри. Но так дольше продолжаться не может.

Пораженный Гарри поднял на меня глаза.

— Беатрис, ты забываешься, — пробормотал он. — Мы говорим о Селии! Я совершенно неспособен кричать на нее, так же как я не могу взлететь на луну. Она не из тех женщин, на которых кричат. И я не собираюсь пугать ее.

Я прикусила губу, чтобы сдержать закипающий гнев.

— Ну, как тебе угодно, Гарри. Но, должна сказать, что в таком случае нас ждет жалкое Рождество. Ты не можешь даже выпить стакан вина после обеда. Как же мы будем принимать гостей? Что мы предложим тем, кто придет к нам с визитом? Этот план Селии просто глуп, и ты должен сказать ей об этом.

— Я пытался, — жалобно отозвался Гарри. — Но она беспокоится о Джоне. Она действительно запретила ему пить и не станет слушать никаких отговорок. — Его лицо неожиданно просветлело. — И она права, когда говорит о том, что мы были счастливы до смерти мамы. Если Джон перестанет пить, Беатрис, счастье снова вернется к вам. Ведь ради этого можно всем пожертвовать, разве нет?

— Да, конечно, — сладко сказала я. — Но, Гарри, меня удручает, что Селия, которая всегда так пеклась о твоем комфорте, сейчас запрещает тебе такие невинные удовольствия. Скоро ты станешь посмешищем всего графства, люди будут говорить, что твоя жена помыкает тобой и не дает тебе даже выпить стаканчик своего собственного вина.

Беспомощный бутончик рта Гарри поник.

— Это плохо, я знаю, — сказал он. — Но Селию не переубедить.

— Ведь мы же согласны с ней, — лживо продолжала я. — Мы тоже хотим, чтобы Джон перестал пить. Однако трудно себе представить, что он не найдет доступа к вину. И единственный выход это отослать Джона в такую клинику, которая занимается подобными проблемами. Я интересовалась этим вопросом и узнала, что подле Бристоля есть клиника доктора Роуза, которая имеет дело как раз с такими случаями. Почему бы нам не послать Джона туда? Он может оставаться там, пока не излечится, а затем вернется к нам здоровым и мы все будем опять счастливы.

— Да, — глаза Гарри заблестели от радости, — а пока его не будет, все останется по-прежнему.

— А сейчас, пожалуйста, предложи этот проект Селии, — сказала я. — И мы сможем отослать Джона уже на этой неделе.

Гарри вышел воодушевленный. Ожидая их решения, я перечитала письмо, касающееся проблем с нашей Фенни. Оно было от фермера, чьи земли располагались ниже по течению. Некоторое время назад он решил выращивать влаголюбивые культуры на ее берегах, прорыл отличные ирригационные каналы и как только собрался открывать шлюзовые ворота, оказалось, что уровень в реке понизился. Это произошло из-за нашей мельницы, так как начался период молотьбы. Но если человек, ведя хозяйство, одним глазом наблюдает за рекой, а другим водит по строчкам в книжке, то он, конечно, не заметит изменения уровня воды.

Теперь вся его работа пошла насмарку, он обвинял в этом нас и настаивал, чтобы мы поддерживали уровень постоянным, будто я могла регулировать дожди. Я уже принялась набрасывать ответ, когда дверь скрипнула.

Я ожидала, что это вернулся Гарри сказать мне, что все хорошо, но это была Селия. Мне показалось, что она плачет, и я решила, что Гарри удалось победить в споре. Но когда я встретилась с ней глазами и увидела на ее лице решимость, то я поняла, что она не похожа на женщину, которую только что побил муж.

— Беатрис, Гарри хотел поговорить со мной, но я думаю, что он может сказать мне лишь то, что ты говорила ему, — твердо произнесла она, и, к своему удивлению, я почувствовала в ее голосе легкое презрение.

— Я уверена, что мы с тобой достаточно близки, чтобы ты могла говорить непосредственно со мной, — я была права, ее тон звучал насмешливо, — так что будь добра, посвяти меня в свои планы относительно твоего мужа.

Я резко отодвинула письмо в сторону и бережно свернула карту, не отрывая глаз от этого храброго ребенка, который вдруг оставил свои светские замашки и бесстрашно ворвался ко мне в контору.

— Пожалуйста, садись, Селия, — вежливо сказала я. Она решительно придвинула к себе высокий стул и уселась. Я вышла из-за стола и села рядом, стремясь придать нашей беседе дружеский характер, но Селия хранила неприступный вид.

— Мы не можем продолжать жить таким образом, — произнесла я озабоченным голосом. — Ты заметила, насколько неудобно все себя чувствовали сегодня за обедом. Мы не можем проводить так вечер за вечером, Селия.

Она кивнула. Мой разумный тон подавлял ее гнев. Я хотела заставить ее поверить, что проблема с Джоном беспокоит всех нас.

— Я считаю, что мы справимся с этой задачей довольно быстро, — ответила Селия, — я не думаю, что на это потребуется более нескольких недель.

— Селия, — прервала ее я, — он мой муж. И я хочу для него самого лучшего. Его здоровье и счастье так же волнуют меня, как тебя.

— Ты действительно так считаешь, — отважно спросила она, — или это только твои слова?

— Селия! — но мой упрек не подействовал.

— Сожалею, если я веду себя невежливо, — ровно ответила она. — Но я просто не понимаю твоего поведения. Если ты и вправду любишь Джона, то ты должна быть обеспокоена его состоянием. Пока я этого не замечаю.

— Мне трудно это объяснить, — очень тихо произнесла я. — Я не могу простить ему смерти моей мамы. Мне очень хочется, чтобы он поправился, но я еще не могу любить его, как прежде.

— Но это придет, Беатрис, — лицо Селии внезапно просветлело от сочувствия ко мне. — Как только он станет прежним, твоя любовь возвратится.

Моя улыбка была сладкой, как сахар.

— Я тоже надеюсь, Селия, но ты с твоими благими намерениями очень осложняешь жизнь Гарри.

Лицо Селии помрачнело, и я поняла, что с этим аргументом ей уже пришлось столкнуться.

— По-моему, это не так уж много — попросить человека воздержаться от двух-трех глотков вина в течение нескольких коротких недель, если от этого зависят здоровье и даже жизнь мужа его сестры.

— Конечно, — согласно кивнула я. — Предположим, он так и сделает. Но что, если таким образом ты отвадишь Гарри от дома?

Селия тревожно вскинула на меня глаза.

— В округе много семей, которые будут рады видеть Гарри у себя хоть каждый день, — принялась объяснять я. — Они не станут устраивать ему сцены, когда он устал и хочет просто пообедать и отдохнуть. Они будут счастливы видеть его, улыбаться ему, служить ему и угождать. В таких домах всегда найдется молодая веселая компания, — продолжала я, поворачивая нож в ране. — После обеда станут устраивать танцы. И там вполне могут оказаться какие-нибудь хорошенькие девушки, которые будут более чем счастливы танцевать с самим сквайром.

Тот, кто любит, всегда становится заложником своего будущего. Селия, которая однажды сказала мне, что она не возражала бы, если бы Гарри завел любовницу, сейчас была убита мыслью о том, что Гарри может танцевать с другой девушкой.

— Гарри никогда не изменял тебе, — твердо сказала я. — Я точно знаю. Но ты едва ли сможешь поставить ему в вину, если ему понравится обедать вне дома, если дом превратится для него в тюрьму.

Селия резко встала и отошла к камину, и я поняла, что нарисованная мной картина невыносима для нее. Я продолжала сидеть, не двигаясь, дав ей время на размышление.

— Что же, по твоему мнению, мы должны делать, Беатрис? — спросила она. Я едва слышно вздохнула. Контроль за ситуацией опять принадлежал мне.

— Думаю, что нам следует найти для Джона хорошего врача, — ответила я. — Такое пьянство это не слабость, Селия, это — болезнь. Джон не может поправиться сам. Я бы хотела, чтобы он уехал в первоклассную клинику и вернулся бы к нам совершенно здоровым.

— И ты будешь любить его опять, Беатрис? — глаза Селии сверкали вызовом. — Ты не бросишь его?

Я улыбнулась этой мысли, зная, что моя любовь явилась бы наихудшей пыткой для Джона.

— Да, конечно, — нежно ответила я. — Я никогда не оставлю его.

Селия обернулась ко мне и рывком опустилась на колени.

— Ты обещаешь, Беатрис? — ее честные глаза дотошно изучали мое лицо. Но я спокойно выдержала ее взгляд. Моя совесть была чиста.

— Клянусь моей честью, — торжественно заверила я ее.

Селия обессиленно расплакалась и спрятала лицо в моих коленях. Я положила руку на ее волосы, они были теплые и мягкие, как шелк. Бедная Селия! Она так мало понимала, но так много хотела сделать.

— Глупенькая Селия! — любяще произнесла я. — Что за сцену ты вчера устроила?

Заметно смутившись, она подняла на меня глаза.

— Не знаю, что со мной случилось, — призналась она. — Я так рассердилась, что просто не помнила, что я говорю и что я делаю. Я так испугалась за Джона и из-за того, что произошло. Все вы, Гарри, ты, Джон, были такие чужие, все казалось странным и незнакомым, а ведь прежде мы были так счастливы вместе. Мне показалось, будто что-то погубило наш дом.

Я вздрогнула и попыталась улыбкой замаскировать свое удивление. Селия говорила то, о чем думала мама. Как будто те, кто приближался к нам, чувствовали запах греха, запах грязного разврата. Я вздрогнула при этой мысли и поспешила вдохнуть чистый аромат волос Селии.

— Давай сегодня не говорить больше об этом, — сказала я. — Утром я покажу тебе письмо, полученное от доктора Роуза из Бристоля, и если ты согласишься, что это как раз то, что нам нужно, тогда мы пригласим его осмотреть Джона.

Селия послушно поднялась, будто сбросив с плеч невыносимую ношу. Я обезоружила и победила ее силой моего ума и используя ее же собственную любящую натуру. Она опять станет любящей женой и баловнем прислуги. Легкими шагами Селия направилась к двери и прошептала:

— Доброй ночи, Беатрис. Храни тебя Бог.

Я удовлетворенно улыбнулась поленьям в камине и положила ноги на решетку. Селии удалось напугать меня, но теперь она в моих руках, Я позвонила моей горничной, Люси.

— Принесите мне, пожалуйста, стакан портвейна из той корзинки, что мы получили из Чичестера. И отправьте бутылку мистеру Мак Эндрю в библиотеку.

Потом я спокойно грела ноги, потягивая ароматный портвейн, затем почитала, пока часы не пробили полночь. В этот колдовской час я отправилась спать.

Следующая неделя была очень перегруженной. Я ответила на письмо доктора Роуза и пригласила их с компаньоном приехать и осмотреть Джона и, если они найдут его нуждающимся в лечении, забрать его с собой. Если бы это зависело только от меня, Джон отправился бы в общественный приют умалишенных, где эти лунатики валяются в своих отбросах и разговаривают сами с собой по углам, как обезьяны. Клиника доктора Роуза была совсем не такой. Она представляла собой комфортабельную усадьбу недалеко от Бристоля, где находилось одновременно не более полудюжины больных. Его методом было постепенное уменьшение порции алкоголя в рационе пациента, пока он наконец не привыкал обходиться приемлемыми минимальными дозами. После чего, избавленный от пристрастия к лаудануму, опиуму или алкоголю, он мог возвратиться к своим домашним и друзьям.

Не успев отправить это письмо, я получила известие из Лондона от наших поверенных, в котором они предлагали предпринять меры по выкупу майората, в случае если я располагаю необходимыми средствами. Моя нынешняя фамилия, Мак Эндрю, пользовалась большим уважением в Сити, и письмо буквально дышало почтением. Но они не были бы профессионалами своего дела, если бы не сообщили мне, что предполагаемая сумма покупки оценивается в двести тысяч фунтов. Я прикусила кончик пера и улыбнулась.

Еще неделю назад я погрузилась бы в отчаяние, но, сейчас я была уверена, что с помощью Селии, сумею получить эти деньги в течение месяца. Поэтому я велела им начинать переговоры с Чарлзом и просила как можно больше снизить цену.

Второе письмо из Лондона пришло от банкира, к которому нам посоветовал обратиться поверенный насчет закладной. Она должна была покрыть наши судебные издержки. Если мои подсчеты окажутся верны, то выплатить эти долги мы должны были к совершеннолетию моего Ричарда. Но если мы пойдем на это, наших людей ожидает тяжелая зима. Банкир, мистер Левеллин, собирался приехать в Вайдекр, чтобы самому осмотреть землю, и я послала ему приглашение на эту неделю.

Когда я так устала, что четыре стены моей конторы стали буквально давить на меня, я отложила перо и поднялась наверх, в детскую Ричарда, где он как раз управлялся со своим завтраком.

В мире нет ничего забавнее зрелища, когда маленькое дитя учится есть самостоятельно. На это невозможно смотреть спокойно. Ричард крепко обхватил чашку с молоком и неловко плеснул себе в лицо. Может быть, при этом несколько капель и попало ему в рот. В маленьком кулачке он отчаянно сжимал кусочек хлеба с маслом и ел прямо из кулака, как маленький дикарь. Его вымазанное маслом, хлебом и молоком, словно питательной маской личико просияло при виде меня. Я не могла не просиять в ответ.

— Как он вырос! — обратилась я к няне.

— О, да, — ее одежда также была покрыта следами этого пиршества, и она поджидала его окончания. — И какой он к тому же сильный и умненький!

— Оденьте-ка его потеплее, — велела я. — Мы поедем на прогулку в нашей новой коляске. Вы поедете тоже.

— Пора собираться! — обратилась няня к Ричарду. — Тебя ожидает что-то интересное!

Она начисто вытерла его личико и, подхватив со стула, понесла переодеваться. Я слушала его протестующие вопли, стоя у камина. У моего малыша были хорошие легкие и такая же сильная воля, как у меня. Когда они появились, он был одет, как я велела, но его злополучная няня выглядела несколько помятой.

— Ма-ма! — произнес он и пополз ко мне. Мои юбки взлетели, когда я нагнулась к нему и подхватила его на руки. Он крепко схватился за мою щеку, и его голубые-голубые глаза не отрываясь смотрели на меня с таким выражением любви, с каким смотрят только очень маленькие, крепко любимые дети. Я спрятала лицо в его шейке и крепко поцеловала его, а потом принялась играть, легонько покусывая его, округлившийся животик и щекоча хорошо упрятанные ребра до тех пор, пока он не стал взвизгивать, вероятно прося о пощаде.

Пока няня разыскивала свои шляпку и шаль, я играла с малышом, как будто сама была ребенком. Я пряталась за креслом и выскакивала оттуда совершенно неожиданно, к его неописуемому восторгу. Я легонько толкала и катала по полу этого маленького толстячка, затем я подбрасывала его к потолку и ловила у самого пола. Глазенки ребенка сверкали от счастья.

Потом я взяла его на руки и стала спускаться по лестнице. У самой двери западного крыла мне навстречу попался Джон. Он замер, увидев меня, счастливую и раскрасневшуюся, с ребенком на руках. Я протянула Ричарда няне, и та понесла его смотреть лошадей.

— Благодарю вас за подарок вчера вечером, — сказал Джон. Его лицо было болезненно бледным.

— Сколько угодно, — последовал мой ледяной ответ. — Можете не сомневаться, я всегда обеспечу вас всем, что вам необходимо.

— Беатрис, ради всего святого, нет, — его губы задрожали. — Это ужасно, так поступать с человеком. Честнее убить его. Селия думает, что она может помочь мне. Она говорит, что вы втроем обещаете не держать в доме вина. Пожалуйста, не присылайте мне больше бутылок.

— Если не хотите, — я пожала плечами, — не пейте. Я не могу осушить весь Суссекс ради вас. Вина вдоволь кругом, и кто-нибудь из слуг не пожалеет принести вам стаканчик. Я не могу ничем тут помочь.

— Вы можете помочь, Беатрис, — сказал он несколько запальчиво. — Ваше слово — закон в Вайдекре. Если бы вы хотели спасти меня, никто бы не посмел ослушаться вас.

Я медленно улыбнулась прямо в его красные глаза.

— Это — правда, — мое лицо сияло, как майское утро. — Но я никогда не стану помогать вам, поскольку хочу, чтобы вы сами себя погубили. Для вас не будет покоя, пока я здесь. И вы всегда будете находить бутылку около себя, куда бы вы ни направились. И ни вы, ни Селия не сможете помешать этому.

— Я расскажу обо всем Селии, — отчаянно сказал он. — Я расскажу ей, что вы намерены погубить меня.

— Расскажите, — насмешливо протянула я. — Ступайте хоть сейчас. Я скажу, что даже не видела вас сегодня, что вам все приснилось. И я не посылала вам портвейн. Рассказывайте кому хотите, — торжествующе закончила я. — Ничто не спасет вас, пока вы на моей земле.

Я прошла мимо него легким упругим шагом и забрала у няни ребенка. Джон слышал радостный возглас Ричарда, снова оказавшегося на моих руках, и затем мой резкий окрик слугам придержать лошадей, пока я усаживаюсь в экипаж со своей драгоценной ношей.

Усевшись и взяв в руки поводья, я оглянулась назад. Джон стоял там же, где я оставила его, бледный, с опущенными плечами. На минуту меня пронзила боль. Но я вспомнила его угрозы мне, его привязанность к Селии, и ревность, и страх сжали мое сердце. Для меня не существовало полумер. Когда-то я любила этого человека всей душой, но теперь я ненавидела и боялась его. Я прикрикнула на лошадей, и мы отправились на прогулку навстречу яркому погожему зимнему дню в Вайдекре.

Мой муж действительно сходил к Селии. Он поговорил с ней, пока я отсутствовала, и когда я вернулась домой, я заметила ее лицо в окне гостиной. Как я и ожидала, Страйд вышел ко мне, он подождал, пока я с Ричардом на руках подошла погладить лошадь и дать ей лакомство, и затем передал, что леди Лейси хотела бы сразу же поговорить со мной, если меня не затруднит. Я кивнула, на прощанье покрепче обняла Ричарда, велела ему хорошенько съесть свой обед и быстрыми шагами пошла в гостиную.

Селия шила около окна, и ее лицо опять выглядело бледным и утомленным.

— Добрый день, — весело сказала я. — Я только что с прогулки и должна спешить, чтобы успеть переодеться к обеду.

Селия кивнула без улыбки.

— Ты видела сегодня Джона, Беатрис? — спросила она.

— Нет, — легко ответила я. — Он встретился мне на лестнице, но мы не разговаривали. Ее взгляд стал очень внимательным.

— Вы ни о чем не говорили друг с другом?

— Нет, — небрежно бросила я. — Со мной был Ричард, а Джон выглядел нездоровым, и мне не хотелось нервировать ребенка.

Селия выглядела пораженной.

— Беатрис, я так боюсь! — воскликнула она. Я удивленно глянула на нее.

— Что случилось, Селия? Что с тобой?

— Этот Джон, — ответила она со слезами. — По-моему, у него бред от пьянства.

Притворившись удивленной, я села рядом и вынула вышивку из ее ослабевших рук.

— Почему? — спросила я. — Что произошло? У Селии вырвалось приглушенное рыдание, и она спрятала лицо в ладонях.

— Джон приходил ко мне после завтрака. Выглядел он ужасно и едва мог говорить. Он сказал, что ты ведьма, Беатрис. Что ты женщина, одержимая манией земли. Он сказал, что ты убила человека из-за нее. Что ты пытаешься убить его. Будто ты пообещала ему, что, пока он жив, он не найдет покоя на твоей земле. А когда я попыталась сказать, что ему это кажется, то он дико глянул на меня и крикнул: «И вы тоже! Она и вас одурманила», — и выскочил из комнаты.

Я обвила ее рукой, и Селия бессильно прильнула ко мне.

— Будет, будет, — сказала я. — Не плачь так, Селия. Это кажется ужасным, но мы сумеем вылечить Джона. Мы спасем его.

Селия вздрогнула от сдерживаемого рыдания и затихла.

— Джон говорит так, будто это твоя вина, — прошептала она. — Он говорит, что ты чудовище. Он называет тебя ведьмой, Беатрис.

— Это часто бывает, — ровно и грустно сказала я. — Пьющие люди иногда видят врагов в тех, кого они любят больше всего. Это как наваждение, я думаю.

Селия кивнула и выпрямилась, вытирая глаза.

— Прошлой ночью он опять пил, — сказала она. — Я просто не могу предотвратить это. Он сказал мне, что бутылка сама появилась в его комнате. Он сказал, будто бы ты поклялась, что стоит ему протянуть руку и он всегда найдет около себя виски.

— Да, — ответила я. — Я предполагаю, что он во всем винит меня. Сердцем он по-прежнему мой. Поэтому он сейчас так восстановлен против меня.

— Ты так спокойна, — Селия удивленно взглянула на меня. — Джон сходит с ума, а тебя это, кажется, не трогает, Беатрис.

Я подняла голову и взглянула на нее глазами, полными слез.

— В моей жизни было так много горя, Селия, — удрученно ответила я. — Я потеряла отца, когда мне было только пятнадцать лет, и мою мать — сразу после моего девятнадцатилетия. А сейчас мой муж сходит с ума of пьянства. Я плачу в душе, Селия. Но я научилась быть храброй, так как я нужна здесь.

— Ты гораздо сильнее и храбрее, чем я, — Селия смотрела на меня с уважением. — Ибо все сегодняшнее утро я провела в слезах. Я просто не знаю, что мы можем тут сделать.

— Проблема слишком серьезна, чтобы мы справились с ней одни, — кивнула я. — Джоном должен заняться специалист, который обеспечит ему надлежащее лечение. Доктор Роуз на этой неделе осмотрит Джона и, возможно, увезет его в Бристоль.

Лицо Селии просветлело от надежды.

— А Джон поедет с ним? — спросила она. — Он говорил сегодня так дико, Беатрис, будто никому не доверяет. Он может отказаться поехать лечиться.

— Если доктор Роуз найдет, что Джон нуждается в лечении и согласится поместить его в клинику, то мы должны уговорить его, — сказала я. — Они должны подписать контракт, согласно которому ему гарантируют лечение и уход до тех пор, пока он не поправится.

— Я не знала этого, — сказала Селия. — Я так мало знаю о таких вещах.

— Я тоже раньше не знала, — сокрушенно признала я. — Но мне пришлось выучиться. Ты могла бы убедить Джона встретиться с доктором и выслушать его советы? Если ты дашь ему слово, что ему не причинят зла?

— Думаю, смогла бы, — она задумалась. — Джон обвиняет тебя и Гарри в какой-то ужасной связи ради Вайдекра, но в моей привязанности он не сомневается. Если доктор Роуз приедет, то я уверена, Джон повидается с ним.

— Хорошо, — сказала я. — Только постарайся не упоминать моего имени. Заставь его думать, что это ты нашла доктора, тогда он будет спокоен.

— Ты так добра, Беатрис, — Селия порывисто схватила мою руку. — Конечно, я сделаю все, что ты считаешь нужным. Я полностью доверяю тебе.

Я любяще улыбнулась ей и поцеловала в щеку.

— Дорогая, маленькая Селия, как ты могла сомневаться во мне?

Она сжала мои руки, как утопающий.

— Ты можешь освободить нас от этого сумасшествия, — прошептала она. — Я пыталась, однако от этого стало только хуже. Но тебе удастся все исправить.

— Да, я могу все исправить, — ласково сказала я. — Только слушайся меня во всем. Мы можем спасти Джона.

Она подавила тяжелый вздох, я сняла руку с ее талии, и мы еще долго сидели в тишине, и зимнее солнце слегка согревало наши лица.

Я оставила гостиную вполне удовлетворенная. Селия обманута ее собственным доверием ко мне, и обвинения Джона мне удалось обратить ему во вред. В смраде греха, который убивал все чистое и живое, ясный голос Джона оставался непонятым. Они могут сколько угодно поить его сладким чаем, но при одном упоминании моего имени Джон будет становиться, как сумасшедший. Целыми днями Селия делала за меня мою ведьмовскую работу, пытаясь убедить Джона встретиться со специалистом. Она сделала больше: она уверила Джона, что единственный путь к спасению лежит для него через райские врата клиники доктора Роуза. И Джон, под давлением угрызений совести, пьяный или трезвый, устрашенный пропастью, разверзшейся под его ногами, видя мою улыбку и кошачьи глаза каждый день и вечер, дал свое согласие.