Окончательный расчет: судьба бестера

      – Не верю. Они это выдумали. Единственные корни, какие я когда-либо обнаруживал под дождем – те, что пытаются пустить мои ноги. И единственное, что я хочу, подвергшись этому – здоровен… – он осекся, ужаснувшись. Он почти сказал "глоток скотча". Проклятье, он почти почувствовал вкус. – …ная чашка кофе, – закончил он.
      – Кофе – это тропическое растение. Не растет как следует без дождя, – заметил Томпсон.
      – Что до меня, так кофе растет в пакетиках с наклеечкой "кофе", – сказал Гарибальди. – Вот, это место выглядит таким же хорошим, как и всякое другое.
      Они нырнули в местечко, похожее на кафе. Оно было забито – некоторые парижане, во всяком случае, разделяли его чувства к противоестественным вещам, которые вытворяло небо – но они ухитрились найти столик. Он снял плащ и повесил на спинку шаткого деревянного стула, смахнул капли с лысины и огляделся в поисках прислуги.
      – Передохните, – сказал ему Томпсон.
      – О, верно. Париж, – его лицо выразило его мнение о парижском сервисе. – Так, что ты мне сообщишь?
      – Возможны два свидетельства из аэропорта. Один очевидец дал мне разрешение на сканирование, и – да, я думаю, это был он.
      – С днем рожденья меня, – сказал Гарибальди. – Под каким именем он передвигался?
      – Этого мы выяснить не смогли, но, в любом случае, он, вероятно, уже сменил его. Это его привычка – путешествовать под одним именем, затем менять его, оседая где-либо.
      – Правильно. Но иногда люди изменяют привычкам. Он так и сделал здесь, я совершенно уверен. Вопрос в том, почему?
      – У него могла быть здесь семья?
      – Семья? Тебе ли не знать. Бестер не просто взращен Корпусом, они его и родили. Нет абсолютно никаких документов, связующих его с каким-либо другим человеческим существом.
      – Я это заметил. Это странно, даже для старого Пси-Корпуса. Сохранение генеалогической цепочки, тем более для направленной селекции, было прежде всего, особенно в то время.
      – Особенно в то время? – подозрительно повторил Гарибальди.
      Томпсон покраснел.
      – Ну, э, конечно, браки тэпов теперь устраиваются не так, как бывало.
      – Но вы, ребята, все еще предпочитаете жениться на своих.
      – Разумеется. Достаточно трудно заключить брак между любыми двумя людьми, но если один тэп, а другой – нор… ну, не тэп, это еще труднее.
      – Угу. Люди обычно называют это межрасовыми браками.
      – Да, кое-где на Земле. Вы полагаете, расизм еще не отошел в прошлое?
      – Не думаю, что мы расстались со всем нашим старым багажом, – сказал Гарибальди, – разве что переложили его в более красивые чемоданы.
      – Не обижайтесь, но я нахожу странным слышать, что вы говорите это, учитывая ваше отношение к тэпам.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ведь вы бы не женились на такой?
      – Не-а. Не пожелал бы жены, знающей каждую мою мысль.
      – Мы так не поступаем. Одно из первых правил, которым мы учимся – это уважать частную жизнь других.
      – Разумеется. Прямо как я – одно из первых правил, каким я учился, было, что невежливо подслушивать, но это не означало, что я не заставал моих родителей бранящимися, иногда, такими словами, которые не предназначались для моего слуха. И, разумеется, я, черт возьми, знал, что не должен подглядывать за старшей сестрой моего приятеля Девина, когда она бывает в душе, однако и это я делал, – он наклонился вперед, сплетя пальцы вместе. – Когда я только что был назначен на Вавилон 5, я водился с центаврианином по имени Лондо…
      – Моллари? Император Лондо? Вы с ним дружили?
      – Тогда все было иным. Он тогда был иным. В каком-то смысле, думаю, я все еще его друг. Ну ладно, дело не в этом. В то время Центарум был в плохом состоянии. Нарн как раз захватил одну из их колоний, и там был кто-то из родственников Лондо. Телепат станции, Талия Винтерс, была, вероятно, одной из самых скрупулезно законопослушных людей, каких я знавал. Ну, пока не… – он опустил глаза. – …нет, это другая история. Итак, она просто случайно натолкнулась на Лондо, когда он выходил из лифта. Чертовски удачно это вышло, потому что она случайно заметила тот факт, что Лондо собирается "заказать" нарнского посла. Она сказала мне, и я сумел остановить его без всякого шума и пыли.
      – И это было нехорошо?
      – Конечно, не было. Но дело не в этом. Это заставило меня задуматься о Талии.
      – У вас к ней что-то было.
      – Видишь? Теперь ты это делаешь, – упрекнул Гарибальди.
      – Чушь. Я прочел это на вашем лице.
      – Откуда ты знаешь? Как можешь сказать? Может быть, когда, как ты думаешь, ты читаешь мимику, на самом деле ты невольно заглядываешь в мои мысли. Может быть, одно сопутствует другому так долго, что ты их не различаешь.
      – Сомневаюсь в этом.
      – Но ты не знаешь, – он снова откинулся. – Она однажды врезала мне, знаешь ли. Талия.
      – Спорю, что вы заслужили это.
      – Нет. Я смотрел на ее… ну, неважно, на что я смотрел. И я думал о… ну, тоже неважно о чем. Но она узнала, несмотря на то что я стоял так, что она не могла видеть моего лица. Это неправильно. Важно не то, что мы думаем, а то, что мы делаем. Я бы спятил, если бы думал, что мои личные мысли не были таковыми, и любой другой тоже. Как телепату тебе не нужно беспокоиться об этом. Ты можешь почувствовать такие вещи – ты можешь блокировать их. Я не могу. Так что – нет, я бы не женился на телепатке.
      – И девяносто процентов нормалов согласились бы с вами. Так откуда эти возражения против того, чтобы мы вступали в браки со своими?
      Гарибальди откровенно посмотрел на него.
      – Потому что это делает нас разными видами. Конкурирующими видами. А конкурирующие виды сражаются. Послушай, большое заблуждение – основа расизма – в убеждении, что люди с разным цветом кожи обладают разными врожденными способностями, так что одни превосходят других. Это неправда, но людям нравится в это верить, потому что людям вообще нравится верить, что превосходство за ними. Но когда одна группа людей обладает чем-то, что действительно дает им превосходство, это только усугубляет. Очень скоро им надоедает обращаться на равных с неполноценными.
      – Это забавно, – прервал Томпсон. Он начинал злиться. – Из всех жестокостей и прямо-таки погромов, что я могу припомнить в истории телепатии, ни в одном телепаты не резали нормалов. Но я могу привести чертовски много убийств телепатов нормалами.
      – Ты позабыл Бестера; он и его головорезы убивали нормалов в избытке. И это было для него только началом, как доказало разбирательство. Не разразись война телепатов…
      – Бестер – это один человек. Нельзя судить о всех нас по нему.
      – Будут еще Бестеры. Однажды один из них запустит маховик.
      – Действительно? Еще Бестеры? Так почему же вы так печетесь об этом Бестере, который оказался реальным, нынешним Бестером?
      Гарибальди осклабился.
      – "Три амигос"? Я знал, что ты мне понравишься, Томпсон. Почему этот Бестер? Видишь ли, я не Шеридан. Я не спасал вселенную, или что-то подобное. Я просто называю вещи их именами и делаю лучшее, что могу, для себя и своих. Бестер… ты помнишь ту телепатку, о которой я рассказывал? Талию?
      – Ту, у которой очаровательное "неважно что"?
      – Ага. Между нами никогда ничего не было, но она была другом. Думаю, что была. И – да, захоти она, чтобы что-нибудь было… Что ж, как и Лондо, я тогда был другим. Но Талия, которую знал я, была ненастоящей.
      Бестер и его приятели запрограммировали ее, создали фальшивую личность, упрятали настоящую, мерзкую Талию глубоко внутрь. Или, может быть, все было по-другому. Может, женщина, что мне нравилась, была настоящей личностью, и внедренное создание сожрало ее заживо. Как бы то ни было, Талия, которую я знал, погибла из-за Бестера. И то было лишь начало. Это было еще до того, как он влез в меня. Я не пытаюсь приукрасить это, потому что не думаю, что приукрашивание требуется. Месть – своего рода давняя и почитаемая традиция. Никто не заплачет по Бестеру.
      – Вы говорите…
      – Я говорю, юноша, что, когда придет время, не оказывайся у меня на линии огня.
      Томпсон, казалось, боролся с собой минуту, затем кивнул.
      – Я понимаю.
      – Хорошо. Рад, что мы это выяснили.
      – Так что насчет этой войны, грядущей, по-вашему, между телепатами и нормалами? Отделение нас вы не считаете выходом, но вы также и не находите возможным сейчас смешивать ваши гены с нашими.
      Гарибальди вздохнул.
      – Не знаю. Было время… – он вспомнил вирус для телепатов Эдгарса и внутренне содрогнулся. – Я думал, ответ есть. Теперь же я просто довольствуюсь надеждой, что это произойдет не в мое время, и не во время жизни моей дочери. Может быть, случится чудо и все мы научимся ладить.
      – Думаю, новые законы – хорошее начало для этого.
      – Может быть. Или, может, они лишь завеса. Время покажет, – он поднял глаза. – Где проклятый официант? Я весь проникся французским духом, но это смешно. Эй, ты! Гарсон! – узкое лицо повернулось к нему, и он запоздало понял, что официант – женского пола. Ох. Однако он постарел.
      Официантка подошла к их столику.
      – Да, мадам? – осведомилась она прохладно.
      – Простите. Мы бы хотели кофе.
      – Как пожелаете, – ответила она. – А вам?
      – Просто кофе, – сказал Томпсон.
      – Я приложу все свое усердие к выполнению такого трудного и сложного заказа, – сказала она и отошла.
      – Ну ладно, – сказал Гарибальди, округляя глаза, – почему Бестер изменил своим привычкам? И почему он сделал это в Париже?
      – Почему бы нет? Кто его здесь заметит? Он вырос в Женеве, так что он, вероятно, говорит по-французски так же хорошо, как по-английски, если не лучше. Большинство домовладельцев в этом городе не станут суетиться проверять вас, покуда вы вовремя платите – здесь принято заниматься лишь своими собственными делами. Полно мест, куда смыться, в случае чего. В наши дни очень легко пересекать границы, за исключением межпланетных. Если он сегодня покинул Париж, он может быть где угодно на Земле к завтрашнему утру.
      – Я хочу поставить кого-нибудь в каждом аэропорту, на вокзалах и особенно в космопортах.
      – Отлично. Так он наймет автомобиль и уедет. Или сядет на велосипед. Вы не сможете перекрыть Париж – разве что армией в состоянии боевой готовности. И, глядя, как вы стараетесь не допустить к этому EABI – что я все еще считаю ошибкой – вы не смогли бы проверить и часть этого людского потока, даже будь у вас такая армия.
      – Так мы его вынюхаем. На каком расстоянии ты мог бы его почувствовать?
      – Вы шутите, наверно? Я встречал человека лишь раз, да и вообще, я не учился выслеживать. Что вам нужно – это подразделение ищеек из Метасенсорного отделения, и вы это знаете.
      – У него есть человек внутри. Знаю, что есть. Минута, когда Метасенсорное узнает, что он здесь, – это шестьдесят секунд до его бегства.
      Его кофе прибыл. Он поблагодарил девушку и сделал глоток. Кофе был хорош – чертовски хорош. Лучше, чем тот, к которому он привык на Марсе.
      Его телефон зазвонил. Он вынул и раскрыл его.
      – Гарибальди, – сказал он.
      Это был инспектор Жерар.
      – Мистер Гарибальди, у меня для вас хорошие новости, если вы соблаговолите придти их послушать.
      Наяву Гарибальди был более внушителен, чем на видео. Не физически – он как раз был меньше, чем Жерар себе представлял. Но он обладал непринужденной осанкой, энергией, что скорее порождало чувство – простоты.
      – Так что за большие новости? – спросил он, разваливаясь на стуле, который Жерар держал у себя в офисе, чтобы доставить посетителям неудобства. Гарибальди как-то проигнорировал твердое дерево и острые углы, придав себе совершенно довольный вид.
      – Бандит, убитый при взломе аптеки, Джемелай Пардю. Один из его соседей видел человека, наносившего ему визит несколько недель назад. Мужчина подходит под описание Бестера.
      Это привлекло его внимание. Брови изогнулись, глаза расширились – Жерар мог почти поклясться, что и уши встали торчком.
      – Рассказывайте. Это только что стало известно?
      Жерар удержался от саркастического комментария. Он начинал подумывать, так ли уж лучше иметь рядом Гарибальди и его шайку гуннов, чем надзирателей из Метасенсорного отделения. Он отделался ледяным "да".
      – Что это значит?
      – Пардю недолго заправлял организацией на Пигаль – наркотики, рэкет и тому подобное. Она была очень локальной. Обычно ничего не делала за границами своей территории.
      – Позвольте догадку. Кроме ограбления аптеки.
      – Именно.
      – Так, допустим, этот свидетель не был обкурен или что-то подобное и действительно видел Бестера. Это значит, возможно, что тот человек, сумевший скрыться, был сам Бестер.
      – Я так не думаю. Больше похоже на кого-то из людей Пардю.
      – Нет, это был Бестер. Вы не знаете его так, как знаю я. Бестер – не трус. Он из настоящих пробивных парней. Я ручаюсь, он взял то, за чем приходил, – сыворотку – и заменил ампулами с водой или чем-то подобным. Догадываюсь, что сейчас слишком поздно проверять это. Но, спорю, он устроил так, что этот парень Пардю погиб там, чтобы сбить вас со следа. Проклятье! Я еще тогда почти врубился. Почему я бросил? – он оглянулся на Жерара. – Так как Бестер узнал об этом человеке?
      – Я вам что, отгадчик из "Королевства наук"? – спросил Жерар раздраженно. У него была тяжелая ночь. Мари звонила – звонила ему домой. Он пытался отделаться от нее как можно скорее, но его жена поняла, конечно. Не то чтобы это теперь оставалось тайной, и не то чтобы жена собиралась простить его в скором времени, но он поклялся ей, что больше не будет общаться с Мари. После звонка жена ничего не сказала, не заплакала и не бранилась. Она просто налила себе стакан водки и сидела, уставившись в пространство.
      – Он мог связаться с Пардю до того, – услышал Жерар собственные слова. – Они могли иметь какие-то отношения до аптечного дела.
      – Означает ли это, что Бестер был местным? Что он жил в том районе? Вспышка. Двое лицом к лицу, люди из очень разных миров. Один на вершине
      своей короткой карьеры, вожак кучки отребья и головорезов. Другой был когда-то чем-то гораздо, гораздо большим. Они встретились так, как Джемелай – нет, все звали его "Джем", так? – Джем всегда заводил новых знакомых. Угрожая переломать им руки. Однако, он совершил ошибку, нехорошую, и не знал об этом.
      Другой человек – Бестер, и он знал, что Джем сделал ошибку. Джем пришел навредить ему или вымогать у него деньги. Бестер мог уничтожить его разум. Но Бестер подумал: "Этот парень может как-нибудь пригодиться однажды." Затем, в один прекрасный день, Гарибальди перерезает канал снабжения лекарством, необходимым Бестеру, и Бестер понимает, что день настал, что пора заставить Джема расплатиться сполна…
      – Да, – сказал Жерар, – он мог быть даже лавочником или еще кем-то. Кем-то, у кого Джем пытался вымогать деньги за "крышу".
      – Джем? Вы, ребята, вдруг все перешли на "ты"?
      – Пардю. Джемом его все называли в тех местах.
      – Так, эта Пигаль, мы можем ее охватить? Тихо?
      – Со всеми людьми и техникой, что вы привезли? Возможно, – он был уверен, однако, что его неодобрение оказалось замеченным.
      Гарибальди был более восприимчив, чем казался. Жерар даже начал думать, что порой Гарибальди намеренно делает вид, что не замечает "наездов".
      – Вы знаете город. Как, вы думаете, должны мы действовать?
      – Силами местных жандармов, тех, кто знает местность вдоль и поперек. Но мы можем окружить периметр переодетыми полицейскими, использовать кое-что из привезенной вами шпионской аппаратуры на базе штаб-квартиры в этом районе.
      – Мой друг Томпсон – телепат. Он может уловить, просто гуляя вокруг.
      – Лучше подождем, когда будет что улавливать, так?
      Гарибальди неохотно кивнул.
      – Угу.
      – Что-то не так, мистер Гарибальди?
      – Просто кажется, будто мы так близко, – сказал он. – Слишком близко, слишком просто. Меня это нервирует. И Бестер в роли лавочника? Это смешно. Не новый ли это филигранный ложный след?
      – Ну, мы не узнаем, пока не найдем, не так ли?
      – Нет. Не разбив яиц, яиц не разбить. Или как-то похоже.
      – Надеюсь, все-таки как-то похоже, поскольку в этом нет никакого смысла.
      Гарибальди пожал плечами.
      – Подождите, пока познакомитесь с Бестером. Его чувство юмора вас сразит.
      Жерар сочувственно усмехнулся.
      – Вы, марсиане. Иногда я думаю, что все, что вы говорите, основывается на секретной информации, которую мне знать не положено.
      Лицо Гарибальди окаменело.
      – Это французское выражение? Где вы это услышали?
      Жерара поразила резкость реакции Гарибальди.
      – Полагаю, французское. Так теперь говорят. Думаю, это из популярного критика литературы и кино, вроде.
      – Кинокритика.
      – Да, кажется. Кауфман? Что-то такое. А что?
      Лицо Гарибальди снова расслабилось.
      – Ничего, наверное. Просто нервы. Хорошо. Сами-то мы пойдем ловить телепата?

Глава 8

      Следующим утром они проводили сестру Луизы на вокзал, где женщины обнялись и немножко всплакнули.
      Майор раскрыла объятия и ему.
      – Позаботьтесь о моей сестренке, – прошептала она ему на ухо, – она более хрупкая, чем кажется. Но, я думаю, она в хороших руках.
      – Я никогда не заставил бы ее страдать, – ответил Бестер.
      Она выпустила его из объятий и отступила.
      – Вы двое, конечно, навестите меня сами. Луиза, этот перерыв был слишком долгим. Мы ведь не позволим этому повториться?
      – Нет, – сказала Луиза.
      Глубина чувств двух женщин друг к другу почти превышала то, что Бестер мог вынести. Это заставляло его чувствовать себя ничтожным и осознавать, что его чувства ничтожны. Лживы.
      "Это нечестно, – думал он, когда они провожали ее по платформе. – Я рискую ради Луизы самой жизнью. Что может быть реальнее этого?"
      Когда поезд ушел, он почувствовал внезапное настойчивое желание оказаться в нем.
      – Давай отправимся в путешествие, – сказал он Луизе порывисто.
      – Что? Куда?
      – Куда угодно. Юг Франции. Лондон.
      – О, Клод, это звучит чудесно. Когда поедем?
      – Сейчас же, сию минуту.
      – Ты с ума сошел! Я только что вернулась из поездки.
      – И что же?
      – И я не готова.
      – Я заработал кучу денег, и я только что получил в газете прибавку. Мы купим, что нужно, в дороге.
      Она рассмеялась и поцеловала его.
      – Ты точно спятил. Что за чудесная романтическая идея. Но невозможная. Меня не было неделю, и я запустила дела, пока Женни была здесь. Мне нужно по крайней мере несколько дней, чтобы все снова вошло в колею.
      – Мы можем потерять импульс к тому времени, – возразил Бестер. – Когда появляется романтический импульс, надо действовать тотчас же.
      Она очаровательно насупилась.
      – Да ты серьезно.
      – Да. Абсолютно.
      Она колебалась, и колебалась долго. Все, что ему нужно было сделать – это надавить на нее легонечко, лишь подтолкнуть ту часть ее мозга, что любила его и увлеклась этой идеей. И затем, затем он нашел бы как-нибудь способ объяснить, способ сохранить ее любовь к нему, и…
      …и момент был упущен. Ее сознание утвердилось и приняло решение, так что пришлось бы по-настоящему надавить, чтобы изменить его.
      – Я сожалею, любимый, – сказала она, лаская его руку, – я просто не могу прямо сейчас. Не хочется. Я хочу спать в моей собственной постели, с тобой. Я хочу бродить в окрестностях отеля. Не сможем ли мы как-нибудь придать этому романтичность?
      Он отделался смехом.
      – Конечно, – сказал он. – Это была всего лишь идея.
      – И милая. Чудесная. Я и не знала, что ты можешь быть таким непосредственным.
      Но он понял, внезапно, что одна из причин ее любви к нему была его нормальная не стихийность. Ее муж был стихийным, романтическим, импульсивным.
      Эти вещи имели оборотную сторону. Некоторые ребячливые причуды, которые могли казаться такими очаровательными, когда подсказывали внезапный вояж в Испанию, были куда менее очаровательны, когда оборачивались импульсом уйти одному, пешком, отбросив брак и обязательства.
      – Обычно я не такой, – сказал он, чтобы ее успокоить. – Думаю, я просто немножко обезумел тут без тебя, а затем деля тебя с твоей сестрой. Но когда мы вернемся, мы ведь останемся наедине, да?
      Она улыбнулась.
      – Почему бы нам не проверить это немедленно?
      Позднее, ночью, когда она уснула, он встал и проверил сообщения, скопившиеся на его телефоне. Было одно, которого он ожидал. Он открыл его. Это был его контакт из правительства.
      "Ваши новые документы в пути. Они прибудут со специальным курьером. Удачи, сэр. Кое-кто здесь все еще поддерживает вас."
      Он усмехнулся невесело, затем стер сообщение. И вернулся в постель.
      Гарибальди нетерпеливо оглядывал крыши Парижа.
      – Где-то там внизу, – сказал ему один из местных полицейских. – Это Пигаль.
      – Угу, – улицы выглядели как тепловые полосы. Он мог это видеть, потому что они оба были на холме, стояли в комнате на верхнем этаже четырехэтажного здания.
      Когда ты в засаде на телепата, лучше всего держаться, насколько это возможно, вне прямой видимости, позволив лишенным сознания электронным приборам вести слежку вместо тебя. Гарибальди осознавал это, как ни маловероятно было, что Бестер знал о его присутствии в городе. Группы мониторов сообщали, фокусируясь на каждом, кого наблюдали, моментально сличая изображения с базой разных способов, которыми Бестер мог изменить свою внешность.
      Вдобавок химические индикаторы выполняли свою работу – каждый в мире обладает особенной химической композицией, так что каждый оставляет за собой индивидуальный автограф из феромонов. Конечно, это неразборчивая подпись, так как пища вызывает изменения, а загрязнение воздуха еще больше замутняет картину. Так что индикаторы давали частично ложные сигналы, многие из которых могли быть отвергнуты после секундного сличения их в видеоизображениями.
      Томпсон появился, явно взволнованный. Он только что говорил по телефону с Жераром.
      – Последние вести? – спросил Гарибальди.
      – Один из здешних копов думает, что знает Бестера. Тот остановился в местном отеле.
      – Почему мы все еще не схватили его?
      – Его нет дома. Коп ничего не сказал домовладелице, потому что, по-видимому, между ними что-то есть.
      – Действительно. Я догадываюсь, что тут действительно каждому можно найти кого-нибудь. Особенно если ты телепат.
      – Что? – возбуждение Томпсона сменилось равновеликим явным раздражением.
      – Эй, не обижайся. Я говорю не о тебе или любом нормальном телепате. Я говорю о Бестере. Этот парень не остановится на малом, орудуя у людей в мозгах, чтобы добиться желаемого. Как еще мог бы потасканный ублюдок вроде него завести подружку? Он, вероятно, думал, что это было бы хорошим прикрытием.
      – Не говорили ли вы мне, что у него прежде была любовница? Та, с которой что-то сделали Тени?
      – Ага. Она была меченая, одна из его заключенных. Ты представляешь себе.
      – Сэр? – это был один из его команды.
      – Да?
      – Возможно, что-то положительное от химического и визуального сенсоров одновременно.
      – О черт. Покажи, где?
      – Вот оно, сэр.
      – Ты имеешь в виду, прямо под нами?
      – Да, сэр.
      Гарибальди сорвался с места еще до того, как подтверждение слетело с уст помощника.
      Он скатился по лестнице, перепрыгивая по четыре-пять ступенек за раз. Его колени, возможно, пожалуются на это позже, но сейчас с ними все было отлично. Он чувствовал себя на двадцать лет моложе.
      На улице он быстро огляделся по сторонам.
      – Который? – спросил он в свой коммуникатор.
      – В клетчатой куртке, сейчас метров сто влево от вас.
      Томпсон вывалился вслед за ним, запыхавшись.
      – Прикрой меня, – скомандовал Гарибальди. Он выхватил PPG и побежал по улице. Со спины тот человек выглядел подходяще – та же фигура, тот же цвет волос.
      По пути попалась пара, и он налетел на женщину. Он гаркнул, и мужчина завопил ему вслед. Разумеется, Бестер слышал это и удерет.
      Но он не удрал. Он просто продолжал идти, будто ничего не случилось, и Гарибальди догнал его и развернул…
      Испуганное лицо перед ним не было лицом Бестера. Пластическая операция? Нет. Бестер был бы здесь, в глазах. А его не было. Если, если он не
      разыгрывал какой-то головоломный трюк.
      – Мистер Гарибальди. Стойте. Перестаньте, это не он.
      Это был Томпсон, тянувший его за локоть. Гарибальди вдруг осознал, что тычет PPG в лицо человека, а тот тараторит по-французски.
      – Ты уверен, Томпсон? Он не мог заморочить мне голову?
      – Нет. Я бы знал. Честное слово. Уберите оружие.
      – Да… – сказал Гарибальди. – Да… Догадываюсь, что мне следует это сделать. – Он поглядел на мужчину, который с криками быстро убегал. Они собрали небольшую возмущенную толпу.
      "Братцы, я действительно целиком поддался этому," – подумал он. Он сунул оружие обратно в карман. – Извините, граждане, представление закончилось, – сказал он как мог весело. – Просто маленькая ошибка, – он глубоко вздохнул.
      – Вы в порядке? – спросил Томпсон.
      – Да. Проклятье. Бедняга. – По давней привычке он осторожно оглядел улицу. Получить пулю в спину однажды в жизни было достаточно, благодарствуйте, а Бестер все еще был где-то здесь, не так ли? Это было бы похоже на него – подослать кого-то, соответствующего его физическому описанию, чтобы отвлечь внимание. Теперь ему захотелось допросить того типа.
      Вдруг он рассмеялся.
      – Это уже паранойя, – сказал он.
      – Что?
      – Хм? Я просто вообразил, как из трехлетнего Бестера путем секретных манипуляций с генами или еще как-то сделали его двойников – как по виду, так и запаху. Внедрили их повсюду,… – он снова осекся. – Это ожидание. Оно меня достало.
      Человек в магазине стоял, крича ему что-то, вероятно, чтобы он сваливал. Гарибальди осознал, что люди все еще обходят его стороной – а кто бы приблизился, после всего? Он казался сумасшедшим, размахивающим оружием. Сумасшедшие мужики с оружием, вероятно, не способствовали бизнесу этого парня.
      – Эй, простите, – сказал он, доставая деньги. – Я что-нибудь куплю. – Тут он вспомнил вчерашнее замечание Жерара. – А для какой газеты пишет этот кинокритик?
      Человек выглядел так, как будто задумал притвориться, что не понимает английского, но, очевидно, решил, что ответом может скорее побудить Гарибальди убраться.
      – Во всех есть кинокритика.
      – Да вы его знаете. Парень "секретная информация".
      – О. Книжная критика, – сказал он. "Придурочный
      марсианский-американский-нефранцуз" лишь подразумевалось, но Гарибальди, тем
      не менее, расслышал.
      – Вот, – он протянул Гарибальди газету.
      Тот нашел колонку, идя обратно к дому. Портрета нет. Это было подозрительно.
      – Это по-французски.
      – Конечно, – сказал Томпсон. – Прочитать вам?
      – Ты знаешь французский?
      – Нет. Но я думал, что все равно стоит рискнуть. Да, конечно, я умею читать по-французски. Я вам переведу.
      Гарибальди передал ему газету. Томпсон изучал ее несколько минут, затем откашлялся и начал читать.
      "Бывают моменты в литературе, редкие и чудесные, которые возвышают нас как человеческих существ, выталкивают за пределы обыденных границ наших помыслов и опыта. "Дар благодарности" – роман, наполненный такими моментами. К несчастью, границы, преодолеваемые читателем, и прозрения, совершаемые им, ни в коей мере не обусловлены авторским замыслом. Каждый, кто часто предается чтению, познал и банальность, и слащавость, и самооправдывающую слезливость, но еще никогда в той мере, которую мы ощущаем здесь. На этих страницах мы переступаем порог обычной банальности ради некой сверхбанальности, каковую никогда не могли вообразить существующей в наших самых остепенившихся мечтаниях".
      Томпсон прыснул:
      – Господи, да этот парень бунтарь.
      – Это Бестер, – сказал Гарибальди. – Иисус К. Коперник. Это Бестер.
      В этот момент он заметил, что справа к ним кто-то приблизился. Он обернулся, потянувшись за PPG.
      – Майкл Гарибальди? Так это – вы.
      Это была миловидная молодая женщина в мини. Он ее никогда в жизни прежде не встречал.
      – Что? – сказал он.
      – Мистер Гарибальди, не могли бы вы сказать мне, что за заварушка была несколько минут назад? Что делает на парижской улице герой Межзвездного Альянса, приставая к гражданам?
      Тут как раз он заметил камеру, парящую над ее левым плечом, и все стало на свои места.
      – Эй, эй, эй! Выключите эту штуку!
      – Не могли бы вы ответить на несколько вопросов…
      – Как это вы, ребята, это проделываете? Что, у вас есть что-то вроде пневматических труб под дорогой, которые прямо выстреливают вас в сторону неприятностей?
      Она сделала движение, и красный огонек передачи на аппарате погас.
      – Сказать правду, мистер Гарибальди, я следовала за вами, надеясь на интервью. Вас узнали в аэропорту, и я получила задание. Но это лучше, чем то, на что я рассчитывала. Что тут происходит? Я думала, вы ушли с военной службы, но вы все еще носите PPG.
      – Слушайте, не знаю, что вы тут подцепили. Вы все можете испортить. Просто прошу – держитесь в стороне, и, уверяю вас, вы получите грандиозную историю. И когда я говорю – грандиозную, я имею в виду – размером с Юпитер.
      – Ах, ну, вы были в прямом эфире, мистер Гарибальди. Я также уже засняла, как вы гонитесь за тем человеком. Это уже в эфире, – красный свет вновь включился. – Так не могли бы вы ответить на несколько вопросов…
      – О, господи, – проворчал Гарибальди. – Я на каникулах. Оставьте меня в покое.
      Она преследовала его до дома, где он наконец отыгрался, хлопнув дверью перед ее носом.
      Однако спустя секунду он передумал. В конце концов, его инкогнито ведь уже разрушено. Если Бестер уже не знает, что он в городе, он должен быть глухим, немым и слепым.
      Значит, настало время для плана Б.