А потом Лорика охватило тупое вялое безразличие. Он долго стоял, бездумно глядя на уродливого чужого бога, неподвижно сидевшего на ярко освещенном жирном уродливом лотосе, - и наконец, едва передвигая ноги и волоча за собой Дорис, поплелся к скульптуре.
      Какой-то человек выбежал из леса и преградил ему дорогу.
      - Не ходи туда.
      - Почему? - с трудом шевеля онемевшим языком, спросил чревовещатель.
      - Нельзя. Не надо к нему приближаться.
      - Пусти...
      - Нет, - твердо сказал человек и взял Кхона Лорика за локоть, намереваясь увести чревовещателя с поляны.
      И тогда тот, кто прятался внутри Лорика, взбесился при виде преграды.
      И чревовещатель, никогда не отличавшийся умением драться, почувствовал себя неодолимым гигантом. Он отшвырнул от себя наглого незнакомца, словно тот был невесомой мошкой, и, зашипев, как разъяренная кобра, бросился к "Лотосу", крепко прижимая к себе куклу Дорис. Он знал: там, впереди - ЕГО БОГ. А Дорис - часть этого бога. Часть, которую насильно отделили от целого. Они должны воссоединиться. И когда это произойдет, старый йогин обретет былую силу, а временная жизнь Кхона придет к концу... но Лорик совсем не испытывал страха. Напротив, он страстно стремился в небытие, он жаждал помочь великому уму, мощному сознанию, провалившемуся во временное беспамятство из-за какой-то мелкой ошибки, совершенной в момент перехода в тело молодого альпиниста...
      Упав на колени перед уродливой фигурой, Кхон Лорик поднял вверх куклу.
      - Смотри... - прошептал он. - Здесь то, что тебе нужно...
      Но в этот момент наглый незнакомец настиг его.
      Он вырвал куклу из рук чревовещателя и изо всех сил швырнул ее в кусты. И тут же вцепился в Лорика, пытаясь оттащить его от "Лотоса".
      Лорик заревел, как бешеный бык.
      Он вскочил на ноги и бросился на наглеца. И они покатились по траве, колотя друг друга изо всех сил, хватая друг друга за волосы, пинаясь и ругаясь дурными словами. Лорик, получив мощный удар под ложечку, задохнулся, и, казалось, уже вот-вот проиграет схватку... но тот, кто питал его своей злобной энергией, помог Кхону опомниться, и чревовещатель с новыми силами ринулся в бой. Он не знал, как долго они с наглым незнакомцем колотили друг друга. Он знал лишь то, что в какой-то момент ему под руку подвернулся запутавшийся в траве камень...
      ...Придя в себя, Кхон Лорик сел и изумленно огляделся.
      Как он очутился на поляне в Заповеднике?
      Зачем он притащился к "Лотосу пришлого бога"?
      И кто лежит в траве рядом с ним?
      Чревовещатель подполз к неподвижному телу и, не веря своим глазам, уставился на огромную рану, черневшую на лбу незнакомца.
      Кто убил этого человека?..
      Лорика охватила слабость. У него закружилась голова, он покрылся холодным потом, его била дрожь... чревовещателю было страшно.
      Он с трудом встал и, пошатываясь, пошел в город.
      Лорик совсем забыл о кукле Дорис, валявшейся где-то в полутьме под кустами.
      12.
      Харвич осторожно посадил свою "летучку" на краю поляны, рядом с уже стоявшей там машиной инспектора Ольшеса. Сам Ольшес находился неподалеку от "Лотоса пришлого бога". Он присел на корточки возле человека, неподвижно лежавшего на траве перед скульптурой.
      Харвич спрыгнул на землю и машинально оглянулся на Читу, прилетевшую вместе с ним, но обезьяна, вывалившись в траву, тут же метнулась в лес, и Винцент перестал о ней думать. Он торопливо подошел к Ольшесу.
      - Кто это?..
      И тут Харвич увидел огромную рану на голове лежавшего человека. А человек этот оказался смотрителем Клодом.
      - Дан...
      - Убили его, убили, - мрачно произнес Даниил Петрович. - Опоздали мы, его уже не вернуть. Вот незадача!
      Харвич подумал, что слово "незадача" едва ли уместно в такой ситуации, но потом решил, что Ольшес, видевший на своем веку сотни смертей, вряд ли станет проявлять какие-то особые эмоции по поводу гибели еще одного ни в чем не повинного человека. Для Даниила Петровича важно другое: быстренько разобраться и найти того, кто позволил себе такое безобразие. Впрочем, Харвич тут же усомнился в правильности собственных выводов. Он ведь уже имел возможность убедиться, что, несмотря на внешнюю беспечность, Даниил Петрович отнюдь не был лишен простых человеческих чувств, таких, как сострадание. Просто он их почти никогда не демонстрировал.
      - Кто это сделал? - тихо спросил Харвич.
      - А ты не видишь?
      Винцент опустился на колени рядом с убитым и положил ладони на разбитую голову Клода. Но если в остывающем теле и оставались еще следы эмоций, они были слишком тонкими для того, чтобы их мог уловить инспектор второй категории. А остаточные слои сознания и вовсе были недоступны для Харвича. Но что-то сохранилось на коже трупа и в прилегающем к нему воздухе... некий туманный, размытый отпечаток...
      - Кхон Лорик? - изумленно вскрикнул Винцент, оглядываясь на Даниила Петровича.
      - Он, - кивнул Ольшес.
      - Но почему? Зачем?
      - Давай у него самого спросим. Но сначала...
      Ольшес замолчал и огляделся по сторонам.
      Харвич тоже повертел головой туда-сюда, хотя и не знал, что ищет старший коллега. Но тот явно что-то искал, и Винцент тоже не захотел оставаться без дела. Но как ни старался Харвич, он не сумел уловить вокруг ничего подозрительного. То есть он ощущал, конечно, следы бешеной схватки между Клодом и Лориком, но и только. Впрочем, он видел: если Данила и искал на поляне что-то конкретное, он этого не нашел. На всякий случай Ольшес обошел поляну, заглядывая за деревья и под кусты, но результатов этот осмотр не дал. В одном месте Даниил Петрович приостановился и вроде бы к чему-то принюхался или прислушался - но потом пошел дальше. Харвич наблюдал за ним, оставив попытки разобраться в сути происходящего.
      Наконец Ольшес вернулся к "Лотосу", внимательно осмотрел его, обошел вокруг, наклонился и пошарил в траве возле пьедестала... а потом резко выпрямился и сказал:
      - Нет. Ну, ладно. Вызови Дживу.
      Харвич послушно побежал к своей "летучке" и связался с полицейским. Но Джива, конечно, уже знал об убийстве - сработала система наблюдения Заповедника. Винцент вернулся к Ольшесу, стоявшему перед скульптурой и задумчиво смотревшему на уродливого чужого божка.
      - Как ты думаешь, кто ему поклоняется? - неожиданно спросил Ольшес. То есть я хочу сказать - Эрик Бах его выдумал, или где-то видел?
      - Не знаю, - пожал плечами Харвич. - Если тебе это так интересно, давай спросим. Эрик сейчас в городе.
      - Обойдемся. Лучше навестим Лорика.
      Вдали послышалось посвистывание полицейского сигнала, и Даниил Петрович заторопился:
      - Давай, полетели. Кир тут без нас разберется.
      Через секунду они уже взмыли в воздух.
      Когда машины инспекторов опускались на мостовую перед пансионом, в котором жил Кхон Лорик, Харвич заметил, что в садике дома напротив прячется за пышными кустами шиповника Мрачный Карлик. Не будучи уверен, что Ольшес заметил маленького человека, Винцент, выйдя из "летучки", сказал:
      - Там Карлик... интересно, зачем?
      - Надо ему, - коротко ответил Даниил Петрович.
      Ну конечно, подумал Харвич, Данила не может чего-то не заметить. И почти наверняка уже знает, что ищет здесь вечно хмурое существо из Магелланова Облака.
      Ни одно из окон пансиона не светилось, да и трудно было ожидать, что в такой час кто-то в доме не спит. Если же кто-то из жильцов любил ночные фестивальные забавы, то такой человек сейчас просто отсутствовал.
      Харвич предполагал, что они с Ольшесом проникнут в пансион тайком, через черный ход... но Даниил Петрович спокойно поднялся по ступеням ко входной двери и нажал кнопку звонка. Через минуту внутри послышались шаги, дверь открылась.
      На пороге стояла милая дама средних лет, в аккуратном черном платье со скромной брошью из оникса у ворота. Она вопросительно посмотрела на инспекторов и сказала:
      - Вам не кажется, что сейчас довольно поздно для визита? А свободных комнат у меня нет.
      - Но вы все равно не спите, мадам, - наилюбезнейшим тоном заговорил Даниил Петрович. - А нам очень нужно срочно повидаться с Лориком. Он вернулся?
      - Кажется, да... кто-то поднимался по лестнице несколько минут назад. Не обязательно он, конечно. Но вы можете сами пойти и узнать. Что-то случилось?
      - Возможно, - уклончиво ответил Ольшес.
      Дама отступила в сторону, пропуская инспекторов, и Даниил Петрович, рысью промчавшись через небольшой холл, рванул вверх по лестнице. Харвич не отставал, но успел удивиться тому, что Ольшес явно знал, куда идти. Неужели он уже навещал Лорика?..
      Возле одной из комнат на втором этаже инспектор Ольшес на секунду замер, прислушиваясь, - а потом резко толкнул дверь. В комнате было темно. Задернутые шторы отсекли свет уличных фонарей. В тихом мраке слышалось чье-то едва различимое дыхание.
      Даниил Петрович протянул руку вправо, щелкнул выключатель - и Харвич увидел чревовещателя Кхона Лорика, лежавшего на широкой тахте.
      Чревовещатель был в коме.
      Ольшес всмотрелся в бледное лицо Лорика, прислушался к его дыханию и сказал:
      - И тут опоздали. Ну почему мне так не везет?
      - Но он ведь жив, - осторожно возразил Харвич.
      - А толку с того! - возмущенно воскликнул Даниил Петрович. - Тело живо, да. А ты попробуй найти что-нибудь в его сознании!
      - И пытаться не стану, - фыркнул Винцент. - Не умею пока что.
      - И не скоро научишься, - пообещал Ольшес. - Ну, ладно. Тут в общем делать нечего... хотя...
      Он, не глядя на открытую дверь, сказал чуть громче:
      - Мадам, нужно вызвать врача и отправить вашего жильца в больницу. И еще у меня к вам вопрос...
      Мадам осторожно просунула голову в комнату.
      - Он заболел?
      - В общем, да, - кивнул Даниил Петрович. - Но это нервное заболевание. Вам нечего бояться. Где его куклы?
      - Внизу, в гараже. Они такие пыльные, что я не разрешаю ему приносить их в дом.
      Ольшес и Винцент вышли в коридор, и тут Даниил Петрович, словно только сию минуту вспомнив нечто важное, обернулся к хозяйке и задал еще один вопрос:
      - А Лорика никто не искал сегодня или в последние несколько дней? Не было у него каких-нибудь странных посетителей?
      Мадам подтвердила догадку Ольшеса:
      - Да, сегодня его спрашивал очень странный маленький человек. Я никогда не видела людей такого крошечного роста. И он был очень неприятный, в особенности глаза... такие выпуклые, знаете, и непонятно, куда смотрят. Но Кхона в тот момент дома не было.
      - Спасибо, - искренне поблагодарил даму Ольшес. - Мы заглянем в гараж, вы не возражаете?
      - Нет, конечно...
      И мадам отправилась вызывать врача, а Даниил Петрович с Харвичем спустились в гараж и принялись рыться в мешках, набитых куклами. Они искали голубоглазую Дорис, в голове которой кто-то спрятал нечто странное.
      Но именно ее-то и не оказалось на месте.
      Но ведь и в комнате чревовещателя куклы тоже не было.
      - Куда она подевалась? - недоуменно сказал Харвич, когда они убедились в отсутствии красотки.
      - Да уж, загадка века, - проворчал Даниил Петрович. - Он должен был взять ее с собой... Знаешь что? Давай-ка вернемся в Заповедник.
      - Но ты же там все осмотрел! - сказал Винцент, лишь теперь сообразив, что именно искал вокруг скульптуры старший коллега. - Там ее тоже нет.
      - Она была там, - уверенно ответил Ольшес. - Была. Поехали. Полиция наверняка уже рассосалась.
      Через несколько минут инспектора снова были в Заповеднике. На поляне и в самом деле было пусто - забрав тело убитого, полицейские тут же покинули Заповедник, ведь все происшедшее было заснято наблюдательной системой, им ни к чему было осматривать место происшествия. Но когда инспектора вышли из "летучек", то увидели нечто такое, что надолго лишило дара речи не только Винцента Харвича, но и куда более привычного к разного рода неожиданностям Даниила Петровича Ольшеса.
      За время их недолгого отсутствия уродливому чужому богу кто-то отпилил голову.
      Часть 3. Закат души.
      1.
      Сказать, что Эрик рассердился, значило ничего не сказать.
      Он впал в ярость.
      Он готов был завыть от бешенства.
      Он метался по дому, как только что плененный дикий зверь по тесной клетке, и ругался последними словами.
      Причина, само собой, была прежней.
      Его снова достал проклятый Лепски.
      Этот ублюдок опять принялся требовать, чтобы Эрик вернул его камень. Дурацкий камень, который Мюррей давным-давно дал ему и попросил вложить в скульптуру, которую Эрик собирался в тот год поставить в Заповеднике. Зачем это нужно было придурку Лепски, Эрик Бах не особенно интересовался, потому что Мюррей заплатил ему за непонятную шутку очень приличные деньги. Но что-то в рассказанной тогда Лепски истории не понравилось Эрику. Что именно - он совершенно забыл, как, впрочем, и саму историю. Да и не хотел вспоминать. Ни к чему это было. Просто в тот момент, повинуясь некоему таинственному импульсу, он разбил камень Мюррея на две части, благо тот сам на это напрашивался своей формой, и запихнул в "Пришлого бога" только половину. А второй кусок подвернулся Эрику под руку в тот момент, когда он наслаждался игрой в куклы. То есть делал куклу для знаменитого чревовещателя Кхона Лорика. Вот он и вклеил камешек между слоями папье-маше. Правда, был еще и третий осколок, совсем маленький, который отскочил от камня в тот момент, когда Эрик долбанул по нему зубилом... но тот просто потерялся. Скорее всего, Эрик выбросил его вместе с мусором. Но он и был-то с горошину, наверное.
      А через некоторое время Мюррей Лепски начал приставать к Эрику, выясняя, все ли маэстро сделал так, как его просили. Эрик поначалу просто посылал Мюррея куда подальше, но тот не отставал. И стоило Баху появиться на Минаре, как Лепски тут же вырисовывался на горизонте и снова цеплялся к скульптору. А потом он и вовсе обнаглел и стал требовать, чтобы Эрик вернул ему деньги. Дескать, камень испорчен, так что валяй, возвращай гонорар. Или камень. Интересно, как он узнал, что Эрик разбил камень?..
      В общем-то для Эрика не составило бы труда достать обе части камня, но скульптор не привык подчиняться чужим капризам. А требование Лепски он воспринял именно как каприз, и ничего больше. Не все ли равно, весь камень скрыт в "Пришлом боге" или только кусок? Мюррей ведь не объяснил, зачем это нужно, каковы его цели. Ну, и нечего лезть со своей дурью.
      И еще Эрика злило то, что Лепски каким-то образом очень быстро узнал, где находится вторая, меньшая часть камня. Когда Мюррей заявил, что скульптор обязан извлечь камень из куклы и либо вернуть Лепски, либо вложить в "Лотос пришлого бога", Эрик от злости не мог работать целую неделю. У него все валилось из рук. И это в тот момент, когда ему заказали группу для культурного центра в созвездии Девы! Да за одно это Мюррея следовало бы разорвать в клочья!
      Внезапно Эрик остановился и визгливо захохотал.
      Интересно, что скажет этот придурок, когда узнает, что один осколок камня вообще куда-то подевался?! Ха, так ему и надо! Не приставай к гениям с разными глупостями!
      Эрик решил, что пора принять успокоительное. Может быть, удастся еще поработать сегодня. Фестиваль как-никак, сейчас с руками оторвут любой хлам, только давай!
      Он побежал на кухню, достал из буфета бутылку матросского рома и налил себе полную чайную чашку. Залпом выпив обжигающую отраву, он глотнул воды из-под крана и сосредоточился на своих ощущениях, ожидая, когда лекарство подействует.
      Но тут в углу за холодильником что-то шевельнулось.
      Эрик стремительно бросился туда - но за холодильником никого не было, кроме старого тощего паука, жившего там с незапамятных времен.
      - Ты! - хрипло заорал скульптор. - Ты! Опять ты здесь! Проваливай!
      Он поспешно вернулся к буфету, налил еще одну чашку рома и, захлебываясь от торопливости, выпил все до дна. И снова наклонился и сунул голову под кран, чтобы смыть с языка обжигающее лечебное средство.
      А когда он выпрямился, то увидел прямо перед собой висящую в воздухе ногу.
      Просто ногу. В старом спортивном башмаке с растрепанными шнурками.
      - Ты... - простонал Эрик. - Опять ты...
      Он размахнулся и врезал по ноге кулаком. Кулак прошел сквозь ногу, как будто она была совершенно лишена материальности, и влепился в стену. Заорав от боли, Эрик выбежал из кухни.
      Он спрячется от этой гадости в мастерской.
      Но в мастерской его ждал верещащий изо всех сил телефон.
      В последнее время Эрик стал побаиваться любых средств личной связи. Он был уверен, что ему может позвонить нога. Или рука.
      Но, поскольку нога в данный момент болталась на кухне, а рука вроде бы в последнюю неделю забыла об Эрике, скульптор ответил на звонок.
      К несчастью, это оказался Мюррей Лепски.
      И уж конечно, это не улучшило настроения Эрика.
      - Ну какого хрена тебе надо?! Чего ты все звонишь?! - заорал он, едва узнав голос занудливого приставалы.
      - Сам знаешь, - зло прошипел Мюррей. - Отдавай или камень, или деньги.
      Конечно, Лепски прекрасно знал, что никаких денег Эрик не вернет. У него их просто не было. Все, что скульптору удавалось заработать, он тратил практически мгновенно. А остальное время жил в долг.
      - Ты что, не можешь набрать себе других булыжников? Какого черта ты привязался именно к этому? - Эрик хрипло заржал. - Там внутри никаких бриллиантов не было, точно могу тебе сказать!
      - Он мне нужен.
      - Вот пока не скажешь, зачем, - и слушать тебя не хочу!
      И Эрик швырнул трубку. А потом присосался к бутылке с ромом, как изголодавшийся клещ к лосиной шкуре.
      Но легче от этого ему не стало.
      Потому что спьяну Эрику стало казаться: хотя в камне Мюррея Лепски бриллиантов и не было, все же в нем таится нечто необычное. Недоброе. Опасное.
      Эрик сгреб в кучу валявшиеся на полу подушки и, усевшись перед начатой давным-давно фигурой Великого Мудреца, попытался сосредоточиться. Но в голове скульптора плыл туман, мысли расползались во все стороны, как тараканы, и Эрик никак не мог уловить главного: почему при воспоминании о камне Мюррея у него возникает непонятное тягостное чувство? И наконец скульптор обнаружил, что, глядя на незаконченную фигуру, он думает не о камне, а об Учителе, с которым встретился в далекой юности.
      ...Тогда Эрику Баху было всего шестнадцать лет, но он уже был чрезвычайно талантливым и чрезвычайно нервным. И уже тогда он метался в поисках неведомо чего. Ему постоянно казалось, что главное, самое нужное и интересное - где-то неподалеку, но почему-то прячется от него. И уже тогда его изредка посещали видения распадающихся форм. Перед его глазами внезапно всплывала путаница ярких светящихся линий, и в линиях, как в паутине, висели руки, ноги, головы незнакомых Эрику людей, хвосты и лапы каких-то животных, крылья и усики гигантских бабочек и жуков... а иногда еще росли синюшные длинноногие поганки и бледные дистрофичные мухоморы. А потом все это начинало деформироваться, теряя очертания, сливаясь в жуткие слизистые комки... и тогда юный Бах впадал в истерику.
      Его водили к разным специалистам. Родители крайне тревожились за талантливого сына, но помочь ему оказались не в силах. И тогда они решились на крайнюю меру.
      Эрика привезли на Землю, в Дхарма-центр.
      Эрик и по сей день видел все это отчетливо и во всех подробностях.
      ...Он видел безбрежное море зелени. Это был парк, окружавший белое, легкое, словно парящее в воздухе здание Дхарма-центра. Но "летучка" села не в парке, а рядом с ним, и родители объяснили Эрику, что в парк можно войти только пешком. И они долго шагали по тенистым аллеям, мимо поросших ромашками полян, мимо большого озера, в котором, любуясь на собственные отражения, неторопливо плавали белые и черные лебеди...
      ...А потом он вошел в полутемную комнату, в дальнем конце которой стояла на простом деревянном столике небольшая фигурка Учителя Цзонхавы. Перед фигуркой горела масляная плошка и тлели палочки благовоний. Семь серебряных чашечек с водой выстроились на столике в ряд... и еще там была низкая ваза с букетиком незабудок.
      Засмотревшись на Цхонхаву, Эрик не сразу заметил старого монаха в темно-красных одеждах, стоявшего сбоку от двери. Наконец мальчик спохватился и поклонился Учителю. Монах улыбнулся.
      - Здравствуй, Эрик. Меня просили поговорить с тобой. Ты сам-то ничего не имеешь против?
      - Я... - Эрик растерялся. Он никак не ожидал, что в Дхарма-центре будут интересоваться его мнением. Он почему-то представлял себе адептов крайне суровыми людьми, сосредоточенными на Учении Будды, не снисходящими до дел таких жалких и недостойных существ, как истеричный Эрик Бах. Но сейчас он видел перед собой старого Мастера с потемневшим от прожитых лет лицом и с необычайно молодыми и веселыми глазами. И в этих глазах светилась такая доброта, какой Эрик не встречал ни разу за свою короткую жизнь. Монах сочувствовал мальчику. Монах понимал его проблемы и принимал их как свои собственные...
      - Значит, не против, - кивнул монах. - Ну, тогда идем вон туда, там нам будет удобнее.
      Он провел Эрика через узкую дверь в соседнее помещение, с большим окном, через которое врывались мягкие лучи солнца. Они уселись на подушках, и тут же еще один монах, совсем молодой на вид, не старше самого Эрика, принес чай и печенье, и сразу ушел.
      Старый Учитель разлил чай по чашкам и сказал:
      - Попробуй. Очень вкусный чай, мы сами для него собираем травы.
      Эрик удивился.
      - Вы - собираете травы?..
      Он просто не в силах был представить себе старого адепта бродящим по лужайке с корзинкой в руке...
      - А почему бы и нет? - рассмеялся Учитель. - Чем мы отличаемся от других людей?
      ...И они стали говорить о самых разных вещах. Эрик скоро совершенно забыл, что говорит не с кем-нибудь, а с адептом Учения. Ему казалось, что рядом с ним - его лучший друг, которому можно доверить все, что угодно, и который все поймет сразу и правильно... и он рассказывал о своих проблемах так, как никогда не рассказал бы ни родителям, ни самому квалифицированному психотерапевту. И старый монах внимательно слушал мальчика, иногда задавая вопросы, иногда помогая найти нужное слово, определение... и осторожно подводя Эрика к тому, чтобы тот сам понял, что же такое происходит с ним.
      И Эрик понял.
      Он даже не испугался. Он уже был готов к осознанию.
      - Значит, это болезнь? - спокойно спросил он.
      - Да, - кивнул монах.
      - И вылечить меня невозможно?
      - Это не так.
      И разговор продолжился.
      ...Стемнело, и молодой монах бесшумно вошел в комнату и зажег две маленькие лампы под желтыми абажурами, стоявшие в разных углах, и так же бесшумно вышел... а они все говорили. И наконец Эрик почувствовал, что все уже сказано. И спросил:
      - Вы расскажете моим родителям?..
      - Нет, - спокойно ответил Учитель. - Ты уже взрослый. Ты должен сам выбрать свой путь.
      - Спасибо, - сказал Эрик и, поклонившись адепту, вышел.
      Молодой монах проводил его вниз, в холл, где Эрика ожидали испуганные и уставшие родители. На столике перед ними стояли чайник с чаем и чашки, тарелки с бутербродами и золотистым печеньем, - но похоже было на то, что отец и мать Эрика за весь день так и не проглотили ни крошки.
      Увидев спускавшегося по лестнице сына, они вскочили и бросились к нему.
      - Эрик, - взволнованно заговорила его мать, - Эрик, мы уже не знали, что и думать... Ну, что тебе сказали?
      - Потом, мам, потом, - сказал Эрик, и заметил, как родители переглянулись и в глазах обоих мелькнула надежда.
      Но ему нечем было их обрадовать.
      Он выбрал свой путь.
      2.
      Мюррей Лепски пребывал в растерянности.
      Ему повезло в том смысле, что Кхон Лорик случайно дал дополнительное представление еще до начала Фестиваля, и что именно в момент спектакля перед божком Эрика Баха оказался человек с огромными знаниями. Но вот сами эти знания...
      Поначалу, когда Мюррей понял, что с помощью Камня Мудрости он на этот раз похитил интеллект не какого-нибудь кабинетного знатока наук, а инспектора Федеральной безопасности, он очень обрадовался. Но позже его одолели немалые сомнения. И причиной этих сомнений было то, что он никак не мог освоиться с инспекторской техникой. То есть умом-то он теперь знал, что нужно делать в той или иной ситуации, но получить результат ему удавалось далеко не всегда.
      А теперь на Минар явились сразу двое инспекторов. Мюррей ничуть не сомневался, что им нужен только он, Лепски, и никто больше. Но совсем не был уверен, что сумеет справиться с двумя специалистами.
      Лепски снова, в который уже раз, сел за компьютер, пытаясь разобраться в причине неудачи. Потому что это была именно неудача, пусть и не полная. Ведь те знания, которые он похищал до сих пор, отлично приживались в его уме.
      Итак, что могло послужить причиной?
      Во-первых, могло что-то случиться с самим Камнем Мудрости. Возможно, он стал терять силу, потому что его разбили на две части. Проклятый Эрик... и как ему могло такое прийти в голову? Половину камня он спрятал, как и договаривались, в своей скульптуре. Но где вторая? То есть Лепски давно уже знал, конечно, что вторая часть - в одной из кукол чревовещателя, но в какой именно? Если бы он мог просто пойти к Кхону Лорику и спросить, которую из его кукол смастерил Эрик Бах! Но - нет, это было слишком опасно. Его могут вычислить. А уж теперь, когда на Минар явились инспектора, и речи не могло идти о подобном шаге.
      Может быть, разбитый Камень Мудрости стал понемногу забывать то, что с таким трудом вложил в него Мюррей? Может быть, Камень разучился выбирать нужный уровень интеллекта... то есть нет, выбирает он правильно, вот только... возможно, он теперь не в силах донести чужой ум до Мюррея в целости и сохранности, неповрежденным?
      А может быть...
      Мюррей еще и еще раз просматривал накопившиеся данные. Конечно, может быть и это. Каждый раз, когда Лорик дает представление на равнине, возникают какие-то помехи, и Камень начинает работать в чрезвычайно сильном, но немного необычном режиме. Судя по карте, помехи возникают в районе замка Хоулдинг. Но что может мешать Камню? И каким образом? И как ему, Лепски, найти источник помех?...
      Нет, эта задача в данный момент тоже неразрешима.
      Вот проклятье, в который уже раз выругался Мюррей. Угораздило же его связаться не с кем-нибудь, а именно с сумасшедшим Эриком! Как будто мало на свете скульпторов, чьи работы постоянно привлекают к себе внимание! А среди поклонников искусства такого рода всегда найдется десяток-другой подходящих умов, которые стоит присвоить.
      Но Мюррей отдал Камень Мудрости в руки Эрика Баха.
      А тот, невесть почему, разбил его на две части.
      И вторая часть оказалась в кукле.
      И теперь Мюррею приходилось подолгу выжидать удобного случая. Разбитый Камень Мудрости оказался способен похищать чужую мысль и передавать ее Мюррею только в том случае, если искомый интеллект и обе части камня оказывались лежащими на одной прямой с самим Лепски. Оптимальной точкой была одна рощица на равнине за городом... и еще поляна в центре Заповедника, но там Камень Мудрости работал не с такой отдачей. Однако чревовещатель бродил с места на место, давая представления где угодно и когда угодно, его вообще носило по разным галактикам.. Да, он довольно часто оказывался на Минаре, но далеко не всегда в часы его спектаклей перед скульптурой Эрика Баха оказывался подходящий по силе знаний человек... да еще и какие-то помехи! Эдак еще сто лет придется ждать достижения желаемой силы.
      В конце концов Мюррей, еще и еще раз прикинув все варианты, решился на риск.
      Он пойдет к этому трижды проклятому чревовещателю. Он проявит максимум осторожности. Никакому инспектору будет не проследить за его действиями - он и сам теперь не хуже инспекторов знает, как действовать в различных обстоятельствах. Он получит куклу, изготовленную Эриком Бахом. Чревовещатель просто не сможет устоять. Мюррей предложит ему любые деньги, самую неразумную, самую запредельную сумму. А когда кукла окажется наконец в его руках, он отключит на пару минут сигнализацию Заповедника и даст половинкам Камня Мудрости возможность воссоединиться.
      Да, сказал себе Лепски. Это единственный выход из ситуации.
      Жаль, конечно, что на Минар явились инспектора... но ведь если он не восстановит Камень, то, пожалуй, и с инспекторами ему не справиться. Лепски был уверен, что как только половинки Камня найдут друг друга, он тут же овладеет на практике всеми похищенными инспекторскими умениями. Камень подскажет ему, как это сделать.
      До города, к которому прилегал Скульптурный Заповедник, Мюррею было лететь около двадцати минут. Посмотрев на часы, Лепски решил, что можно отправляться прямо сейчас. Он явится к пансиону чревовещателя ранним утром... хорошо, что Лорик поселился на самой окраине. Проникнет в дом, застанет Лорика врасплох... нет, можно не сомневаться - артист продаст куклу. А если не захочет договориться по-хорошему - у Мюррея найдутся и другие средства и способы убеждения. Уж с каким-то паршивым чревовещателем он справится, не зря он всю жизнь тренировался в магии. Лорик потом и не вспомнит, куда подевалась кукла.
      Лепски вывел из гаража свою "летучку", изготовленную по особому заказу. Мюррею нравилось знать, что лобовое стекло его машины можно пробить только выстрелом из бластера, а какие-нибудь паршивые энергетические пули отскочат от него, как от защитного поля. Ему нравилось, что в принципе он может лететь со скоростью, от которой у инспекторов воздушного движения случился бы обморок. Конечно, он не позволял себе нарушать правила, но сама по себе мысль о такой возможности его согревала. В общем, машина была что надо. Но внешне она ничем не отличалась от сотен других. И это тоже радовало Мюррея.
      Оставив "летучку" на соседней с пансионом улице, Мюррей Лепски неторопливо зашагал к нужному ему дому. К утру город наконец затих, фестивальные толпы разбрелись, и раньше десяти утра едва ли кто высунет нос из гостиницы. Спешить было некуда. Лорик наверняка дома, он вообще не слишком любит выходить без дела. Мюррей это знал - он давно уже отлично изучил привычки и характер чревовещателя.