- Покороче можно? - перебил разболтавшегося аналитика Прадж-Мачиг.
      Но Ливадзе был сегодня непрошибаем. Сауна подействовала на него как хороший транквилизатор.
      - Ну... а зачем короче? Тебе что, неинтересно? В общем, группа захвата ворвалась в храм и утащила Камень Мудрости. Однако всех похитителей перестреляли в несколько минут. Но камень, представь себе, исчез. Нету - и все!
      - Ты меня достал... - прошипел Командор. - Даниле все это зачем?
      - Видишь ли... вон там, у тебя на экране, насколько я понимаю, как раз и светится этот их камушек. Он из двух частей. Был.
      - Был? Почему ты так говоришь?
      - Мне так кажется. Я так думаю. Я в этом уверен.
      Последние слова Ливадзе произнес уже своим естественным энергичным тоном, и Прадж-Мачиг облегченно вздохнул. Проснулся, милый...
      - И что умеет этот камень? - деловым тоном спросил Командор.
      - А кто его знает! Но он называется Камнем Мудрости и его держали в особом храме, где проводился ритуал подношения мысли.
      - Подношения мысли? - вздрогнул Командор. - Подношения? Не похищения?
      Ливадзе насмешливо фыркнул.
      - Ну, если камешек умеет вытягивать из человека сознание... Остальное, как сам понимаешь, - дело техники. Можно подождать, пока поднесут, а можно и не ждать, а самому попользоваться...
      - Хорошо, но как это связано с Минаром?
      - На Минаре живет человек, который в то время служил в приграничной области. И как раз в момент похищения камня у него был отпуск. А отпуск от решил провести в Магеллановом Облаке. Об этом человеке есть в общем-то случайное упоминание в одной из справок. Данила ведь потребовал узнать все, что происходило в тех краях. Ну, и раз уж там оказался посторонний, его тоже включили в отчет. Через полгода после упомянутых событий он ушел в отставку и переехал на Минар. Сейчас об этом типе собирают самые подробные сведения. Его зовут Мюррей Лепски.
      - Думаешь, камень у него?
      - У него может быть только половина.
      - Почему?
      - Потому что вторая часть у чревовещателя. Думаю, в одной из кукол.
      - Так... Значит, Карлики вышли на след?
      - Можешь не сомневаться.
      - Но кто из них вампир? Лепски или Кхон Лорик?
      - Данила разберется. И, кстати, можешь не ждать его следующего запроса. Сразу отправляй ему полные сведения о знаниях Гарева. От и до. По всем пунктам.
      - Ох... - испуганно выдохнул Командор. - Ты полагаешь...
      - Тут и полагать нечего. Мог бы и сам давным-давно сообразить. Если вампир полностью высосал сознание инспектора Федеральной безопасности значит, Ольшесу придется сражаться не с кем-нибудь, а с опытным коллегой.
      - Но послушай, Сергей... Ведь он действительно высосал сознание инспектора полностью. А у инспекторов, как тебе хорошо известно, есть некие особые качества, не позволяющие им...
      - Не уверен, что моральная составляющая отсеялась, но и исключать этого нельзя. Вампиру она ни к чему. А потому на всякий случай не рассчитывай на то, что сработает предохранитель. Предупреди Ольшеса.
      - Очень ему нужны мои предупреждения!
      - Могут пригодиться, - возразил Ливадзе. - Если бы он имел дело с природным интеллектуальным вампиром, это одно. Но вампиризм, усиленный техническими средствами, - это совсем другое. Камень наверняка очень сильный. Добавь к нему силу инспектора Гарева и естественные данные и склонности вампира - и что ты получишь?
      - Нечто термоядерное, - уныло ответил Командор. - Плюс мощная парапсихика.
      - Вот именно. К тому же за шесть лет вампир сожрал восемь чужих умов...
      - Вот! - воскликнул Командор. - Вот что мне постоянно мешает! Почему только восемь? Ты вспомни-ка последнего вампира! Он жрал всех подряд! Стоило человеку попасть в зону досягаемости... а.. э...
      - Да-да, - кивнул Ливадзе, насмешливо глядя на Командора, застывшего с раскрытым ртом. - В этом и дело. Он заглатывает именно тех и только тех, кто оказывается в зоне досягаемости. А эта зона расположена в Скульптурном Заповеднике. И что-то с этой зоной не так. То есть не так, как нужно вампиру. Но я, собственно, хотел сказать, что наш вампир слопал восемь не рядовых граждан, а разного рода научных деятелей. То ли выбрал, то ли так уж совпало... и среди них был сильный математик. И если учесть, что Лепски и до того был вполне приличным программистом...
      - Так это все-таки Лепски? Не чревовещатель?
      - При чем тут чревовещатель? - удивился Ливадзе.
      - Но ты же сам говорил - один из двух... - растерялся Прадж-Мачиг.
      - А! - небрежно махнул рукой аналитик. - Промежуточный этап размышлений, только и всего. В общем, боюсь, что Даниле придется туго.
      - Ну, ему не привыкать.
      - Однако вряд ли ему доводилось вступать в схватку с квалифицированным инспектором Федеральной безопасности, да еще и наделенным особым математическим даром.
      - Это точно, такого в его практике не случалось, - согласился Командор.
      - Вот об этом и поразмышляй на досуге.
      И Ливадзе торжественно покинул кабинет.
      А Командор Прадж-Мачиг принялся размышлять.
      Результатом его размышлений явилось сообщение, отправленное на Минар.
      "Винклеру. Для Ольшеса. Срочно."
      9.
      Кхон Лорик тоскливо смотрел в окно, разглядывая пышную живую изгородь. Кустики... цветочки... до чего же ему надоело все это!
      Ему так хотелось умчаться в другие миры, забыть о грубой материальной реальности!
      Он вспомнил один из своих любимых миров, где бывал не однажды... вспомнил огромный водопад... вспомнил звенящую музыку серебряной воды, и капли на камнях, выступающих из стремительного потока... капли, похожие на короткие ноты, выпавшие из симфонии водопада... и тонкие паутинки, плывущие в воздухе, и золотой лес вдали... то был изумительно спокойный и яркий край. Там Лорик видел многоцветных нежноголосых птиц и огромных радужных бабочек, цветы того мира источали тончайшие ароматы, травы благоухали... там все было безупречным и неповторимым. Там царил мир. Там Лорик ничем не был связан...
      ...А однажды он забрел в огромный светлый зал... Потолок зала поддерживали тонкие хрустальные колонны с роскошными коринфскими капителями, по зеркальному полу плавно скользили изящные тени, тихо и грустно пела скрипка, заставляя сердце сжиматься от тоски по недостижимому совершенству... Стены зала были прозрачными, и сквозь них Лорик видел сплошное цветочное море, уходящее за горизонт... и по алым волнам плыли, легонько покачиваясь, изысканные беседки, окутанные вьющимися розами... и белоснежные облака в сияющем голубизной небе напоминали о радостях полной свободы души...
      Да, Лорик всей душой рвался на свободу... да, он хотел освободиться от старого отвратительного тела, от необходимости развлекать пустоголовых зрителей, он хотел уйти от примитивных потребностей в грубой пище и питье... все это вызывало у него тошноту. Но приходилось терпеть. Во-первых, он уже объявил о спектаклях в ближайшие дни, а во-вторых - денег пока что было маловато. А путешествия в области свободы занимали немало времени. И для того, чтобы унестись в светлые и чистые края, надо было снять дом где-нибудь вдали от людей, в тихом спокойном месте, - чтобы никто не потревожил тело, лишенное способности видеть окружающее и защищаться.
      Защищаться... Когда это слово промелькнуло в уме Кхона, чревовещатель вздрогнул.
      Он вспомнил то, чего не хотел вспоминать.
      В мирах чистой свободы тоже имелись свои темные уголки.
      Обычно Лорик забывал о них, едва вернувшись из очередного путешествия. Но они существовали... Да, существовали. Кхон неожиданно для себя вспомнил и увидел...
      Его пушистые друзья в тех сладостных джунглях иной раз плакали, спрятавшись от Лорика... но он знал, что им плохо и тяжело. Почему? Кто мог их обидеть? Ведь там не было ни злобных хищников, ни коварных охотников. А эльфы, случалось, внезапно прерывали свой безмятежный танец и испуганно уносились прочь, но никто не гнался за ними... разве что какая-нибудь ночная птица мелькала над поляной... но птице не было дела до малышей.
      А тени в хрустальном зале? В них тоже иной раз просыпался отчаянный страх... и они начинали метаться, и сверкающие колонны звенели тревожно и томительно... а Лорику казалось, что прозрачные стены зала начинают понемногу темнеть, что сзади к нему подкрадывается кто-то злобный и страшный... он резко оборачивался - и тут же все прекращалось, и снова вокруг воцарялся покой.
      И вот сегодня у чревовещателя почему-то возникло странное тягостное чувство... ему казалось, что он обязательно должен не просто вспомнить о лоскутках тьмы, затаившихся среди радостного света, но и понять... что понять?
      Лорик отвернулся от окна и сосредоточился. Что-то тут было не так...
      Он вышел из комнаты, спустился в гараж и отыскал среди пыльных мешков с куклами тот, в котором лежала Дорис. Достав ее, он погладил встрепанные волосы голубоглазой красотки и негромко спросил:
      - Поможешь мне?
      Кукла промолчала. Но Лорик знал: она постарается. Она приложит все свои маленькие силы...
      С куклой в руках чревовещатель вернулся к себе и лег на широкую тахту, держа Дорис перед собой. Потом бросил взгляд на большие часы, стоявшие на шкафу, под самым потолком. Шесть часов вечера. До завтрашнего полудня он свободен.
      Кхон Лорик попытался вспомнить, что же происходило с ним, когда во время своих радостных путешествий он изредка натыкался на сгустки тьмы. И тут же съежился от пронзившего его страха. Он не хотел знать, что там было, он боялся этого знания... потому что предчувствовал, потому что был уверен: это знание обязательно принесет ему бесконечные муки...
      И тем не менее потребность разобраться в тайне светлых миров росла с каждым днем.
      - Дорис, - тихо спросил чревовещатель, - что со мной происходит? Почему я вообще не такой, как все? Почему я не знаю, откуда я родом? Где моя семья? Ведь кто-то родил меня на свет?
      - Конечно, - согласилась Дорис. - Никто не появляется на свет другим способом. То есть никто из обычных живых существ. И у тебя были отец и мать, как у всех.
      - Но где они? Кто они? Почему я ничего не помню о них? Почему я словно бы родился сорок лет назад взрослым человеком, без имени и прошлого?
      - Может быть, ты попал в какую-то катастрофу? - предположила Дорис. Может быть, у тебя амнезия?
      Лорик покачал головой.
      - Нет, о таком случае было бы известно. Врачи, госпитали, страховка... нет, Дорис. К тому же я наводил справки. Тебя еще не было тогда на свете, ты не знаешь. И я даже прошел обследование, чтобы выявить следы травмы, если она была. Нет, Дорис. Никаких катастроф.
      - Ну, тогда... может быть, ты просто подсознательно отказался от своего прошлого, потому что оно было слишком тяжелым и даже страшным? Предположим, ты был совсем другим человеком, с другим именем, предположим, ты совершил какой-то ужасный поступок, раскаялся и решил начать жизнь с начала...
      - Да ведь все равно должны быть какие-то следы! И тот человек, которым я, предположим, был, не мог же исчезнуть просто так! У него были какие-то знакомые, родственники... они должны были его искать...
      - Ну, тогда...
      И тут Кхон Лорик внезапно сел, уронив куклу на колени.
      Он почувствовал, как в глубине его ума шевельнулось что-то... что-то чужое. И это чужое было сродни той тьме, которая затаилась в мистических мирах. Нет, не сродни... это и была сама та тьма.
      И эта не принадлежавшая Лорику частичка сознания изо всех сил тянулась к кукле Дорис.
      Внезапно Кхон понял: в Дорис его спасение. Он должен слиться с ней, он должен впитать ее в себя, растворить в себе... и тогда он раз и навсегда освободится от оков тела, от оков материального мира, от ужаса непрестанно возникающих желаний... и он должен сделать это прямо сейчас, немедленно. Откладывать нельзя. Ни на минуту.
      Лорик осторожно взял куклу и прижал ее розовое личико к своей небритой щеке. Потом чуть передвинул Дорис, и ее блестящий лакированный лобик очутился у виска чревовещателя. Кхон сначала ощутил шелковистую прохладу... а потом его словно пронзило лютым холодом и одновременно обожгло и ударило током.
      И он увидел чудовищную картину.
      ...В бездонное горное ущелье стремительно падало тело сорвавшегося со склона альпиниста. Лорик знал, что этим альпинистом был он сам, и что он пытался подняться на мощный "бараний лоб", выпиравший из неширокой полоски скального грунта на границе двух гигантских ледников. Альпинист, которого звали тогда как-то иначе, рвался к вершине, до сих пор никем не покоренной... но и ему не сдалась гордая снежная красавица. Он атаковал ее упорно и самозабвенно, он был силен, ловок и искусен... но гора все-таки сбросила его. Сверкающая твердыня, похожая на символ вечной неуемной человеческой страсти к самоутверждению, смахнула с себя очередную мошку и забыла о ней.
      Но падение альпиниста было прервано некоей мощной и недоброй силой.
      Падение потерявшего сознание альпиниста постепенно замедлилось, он сначала завис в воздухе, а потом, влекомый чьей-то волей, поплыл вбок, к вертикальной стене ущелья, и опустился на крохотный выступ в скале, прямо перед черной щелью пещеры. Из щели к альпинисту протянулись желтые старые руки, худые и морщинистые, с длинными грязными ногтями, с костяными браслетами на запястьях...
      А потом Кхон Лорик увидел себя самого раздетым догола, лежащим на тонкой травяной циновке перед чадящей масляной плошкой, укрепленной на кривом деревянном треножнике. Низкие прокопченные своды пещеры, казалось, готовы вот-вот упасть и во второй раз убить упрямого альпиниста. На бездыханной груди альпиниста стояла плоская чашка с водой, рядом с ним на циновке лежали два белых, злобно скалящихся черепа и несколько морских раковин. А на лбу альпиниста чья-то рука начертила сажей непонятный, но пугающий знак.
      И рядом с ним был некто... Лорик не видел этого человека, но откуда-то знал, что тот очень стар и в то же время очень силен. Конечно, его сила не была силой тела... это была сила практик, направленных на обретение мирского могущества.
      И человек этот хотел окончательной смерти спортсмена.
      Зачем?..
      А потом все надолго потонуло в белой серебристой мгле. Кхону казалось, что он плывет над бесконечной морской гладью, в которой смутно отражается огромная луна, и вода истекает бледным светом... Кхон слышал гудение раковин, звон медных гонгов, глухой стук барабанов, тихое звяканье маленьких колокольчиков... он ощущал запахи сандала и амбры, опиума и мирры... он чувствовал на языке что-то кислое, соленое, горькое... а потом мгла стала красной и плотной, и больше он ничего не видел и не слышал, смутно воспринимая лишь слабые, замирающие движения собственной мысли... а потом навалилась чернота, и альпинист умер.
      Но его тело осталось живым.
      Вот только ум, занявший чужое место, почему-то надолго утратил память.
      Но теперь она отчасти вернулась. И Лорик понял, кто он таков.
      Однако он по-прежнему не знал, что намеревался делать, вселившись в чужое тело. И при чем тут кукла Дорис.
      10.
      Харвич, которому Даниил Петрович приказал отдохнуть с полчасика и вернуться к ужину, ушел на берег пруда и, усевшись на пригорке, стал смотреть на огромные нежные лотосы, лежавшие на неподвижно застывшей воде. Белые и голубые цветы напоминали ему Землю.
      Винцент уже знал, что в кукле Дорис и в "Лотосе пришлого бога" спрятаны две части чего-то... чего-то такого, что разделили пополам. Мысль, конечно, была не самая гениальная, но до большего Харвич пока что додуматься не мог. То есть он понимал, конечно, что это некий камень, невесть кем и зачем разбитый. И видел, что части камня стремятся к воссоединению. Но проблема в целом от этого не становилась яснее. Откуда взялся камень? Кто его разбил? Зачем спрятал? И так далее. Вопросов, в общем, хватало.
      Лотосы вдруг заколыхались, по воде пробежала рябь... и через секунду перед Харвичем появилась длинная грустная морда аллигатора. Здоровенная рептилия наполовину вылезла на берег и хлестнула по лотосам мощным хвостом. В воздух взлетел фонтан брызг и оторванных лепестков.
      - Привет, - поздоровался с аллигатором Харвич. - Ты чего сердишься?
      За аллигатора ответил неслышно подкравшийся к Винценту Кроха:
      - Дуррь-ю мается! Бездельник!
      - Ну почему бездельник, - возразил Харвич. - Наверное, и у него какие-то дела имеются. Свои, крокодильи.
      - Бр-ред! - отверг предположение Кроха.
      - Ну, ты уж слишком, - пожурил попугая молодой инспектор.
      Кроха нахохлился и обиженно пробормотал:
      - Бедный Кроха... не любит меня никто...
      - Неправда, - не согласился с ним Винцент. - Ты отличная птица, и тебя все любят.
      - Кр-расивый Кроха! - тут же похвастался попугай.
      - Верно, красивый. Но иногда немножко непослушный.
      Попугай подумал и решил, что Харвич неправ. Он тюкнул молодого инспектора клювом по коленке и заявил:
      - Сам такой!
      Харвич удивился:
      - С чего ты взял? - И тут он вспомнил об аллигаторе, молча наблюдавшем за ними. - Погоди, Кроха... Видишь, здесь еще одно существо. И оно чем-то недовольно.
      Аллигатор дал понять, что это действительно так. И что причина его недовольства скрывается на дне пруда. Харвич не мог бы, пожалуй, объяснить, как ему удалось уловить мысли рептилии, но с ним такое случалось не впервой, и Винцент давно перестал удивляться подобным озарениям. Тем более, что коллеги в Управлении Федеральной безопасности воспринимали его дар как ценное для инспектора качество.
      - Извини, не знаю, как тебя зовут, - сказал Харвич аллигатору. - А что же это такое? Оно большое или маленькое?
      Аллигатор щелкнул зубами и, пропыхтев что-то невнятное, ткнул носом в маленький камешек, лежавший неподалеку от воды.
      - Такое крошечное? Чем же оно тебе помешало?
      Аллигатор снова запыхтел, и из его левого глаза выкатилась большая желтоватая слеза.
      - Ну, это ты напрасно, - сказал Винцент. - Вот уж совсем ни к чему. Найдем мы эту штуку, найдем. Но будет лучше, если ты нам поможешь. Иначе придется весь ил процеживать. Я сейчас поговорю там с нашим народом, что-нибудь придумаем, ладно?
      Аллигатор встряхнулся, выбрался на берег весь целиком и улегся рядом с пригорком, на котором сидел молодой инспектор. Он явно решил погулять на воздухе, пока из его любимого пруда не уберут некий раздражающий его предмет.
      Харвич встал, и Кроха взлетел на его плечо.
      - Пошли, поужинаем, лентяй, - сказал Винцент.
      - Жрать хочу! - тут же заорал Кроха.
      - Ну, ты, по-моему, никогда сытым не бываешь.
      - Вот ты можешь мне объяснить, зачем я сидел там возле "Лотоса" и дурака из себя изображал? - сердито спросил Кейт Левинский инспектора Ольшеса, едва все уселись за стол.
      - Но я надеюсь, ты его хорошо изображал? Старательно? - ответил вопросом Даниил Петрович, нагружая на свою тарелку маринованные грибочки, принесенные хлопотливым и заботливым Клодом.
      Винклер фыркнул. Он был разочарован. Передав Даниилу Петровичу срочное шифрованное сообщение Командора, он ожидал, что инспектор тут же куда-то помчится, чтобы что-то предпринять. Но Ольшес преспокойно сидел в коттедже и ждал ужина, который по сути представлял собой ежедневное вечернее совещание членов экспедиции.
      - Похоже, смотритель, и тот лучше меня понимал, что к чему, окончательно разобиделся инженер. - Но мне не сказал, с какой целью мы держали круговую оборону. Чем тебе эта скульптура не угодила?
      - Ты хочешь сказать, что тебе этот пришлый божок понравился? искренне удивился Даниил Петрович. - Ну и вкусы у тебя! Вот не ожидал!
      Винцент хихикнул. Вот уж в чем он не сомневался, так это в том, что божок Кейту ну никак понравиться не мог. Хотя, конечно, Ольшес и сам это знал.
      - Ты мне зубы не заговаривай! - возмутился Левинский. - И, кстати, зачем ты велел доктору быть наготове?
      Доктор Френсис тоже проявил интерес к теме и вопросительно посмотрел на Ольшеса.
      - Доктора? - переспросил Даниил Петрович. - А я разве что говорил про доктора? Саймон, я говорил?
      - Говорил, говорил, - кивнул командир. - И очень энергично и выразительно.
      - Да не может быть! - встревожился Ольшес. - А почему я не помню?
      - Врать - нехорошо, - напомнил инспектору доктор Френсис. - Во всяком случае, врать без необходимости. Карму себе портишь.
      - Ну, карма моя, что хочу - то с ней и делаю, - не согласился с врачом инспектор. - Значит, зачем велел? Не помню.
      - Ох, Данила... - в стотысячный, наверное, раз вздохнул командир. Как ты мне надоел!
      - Опять ты за свое! - огорчился Даниил Петрович. - Ты, между прочим, вот о чем подумай. Я тебя уже когда-то предупреждал, что от твоих таких нехороших слов могу расстроиться, например...
      Винклер захохотал во все горло, но инспектор не обратил на это внимания и продолжил:
      - ...а от расстройства могу, например, совершить какую-нибудь фатальную ошибку. Ты хоть представляешь себе потенциальные последствия? В общем, Саймон, выбирай слова, очень тебя прошу. Дабы не стать причиной мировой катастрофы.
      - Вр-решь ты все! - рявкнул Кроха, проглотив последний кусок испеченного специально для него пирожка с капустой. - Вр-решь!
      - А, ты уже все съел? - повернулся к нему Ольшес.
      - Видишь? Попугай, и тот тебе не верит! - сказал Левинский.
      - Ну, что с него спросить? - небрежно взмахнул вилкой Даниил Петрович. - Птичка с малыми мозгами, что она может понимать!
      - Ну, кое-что эта птичка очень даже понимает, - заверил инспектора доктор Френсис. - Впрочем, здесь вообще почему-то подобрались звери весьма сообразительные.
      - Да, кстати, - вспомнил Харвич, - о сообразительных зверях. Тут в нашем пруду аллигатор живет, так он просил убрать из воды что-то такое, что ему очень мешает.
      - Аллигатор? Просил? - опешил Винклер.
      - Ага, - кивнул Винцент. - Там на дне что-то очень маленькое, но зловредное. Он покажет, где именно. И лучше бы поскорее это сделать, он что-то уж слишком нервничает.
      Левинский и доктор Френсис, переглянувшись, зашлись хохотом. Да и в самом деле, командир экспедиции выглядел сейчас так, что любого бы пробрало.
      - Ну вот, инженер, - ехидным тоном сказал Даниил Петрович. - Чтоб служба медом не казалась, получай наконец серьезное и ответственное задание. Надевай маску и лезь в пруд. Надо аллигатора выручать. А то, что найдешь, прибереги для меня. Но сначала почисти и просуши. Не люблю, когда тиной пахнет.
      Левинский возмущенно открыл рот, собираясь что-то сказать, но так и замер, потому что в открытое окно коттеджа в этот момент ворвалась орангутаниха Чита и бросилась к Харвичу.
      - Эй, что случилось? - испуганно воскликнул Харвич.
      Всеобщее внимание было обращено на обезьяну, и потому никто, кроме Винклера, не заметил, что инспектора Ольшеса при появлении Читы словно ветром сдуло. Даниил Петрович даже не стал утруждать себя хождением по коридорам коттеджа. Он выпрыгнул в окно.
      Харвич тем временем пытался понять, что случилось с обезьяной.
      - Чита, Читушка, - приговаривал он, гладя зверя по голове. - Ну что с тобой? Что тебя так разволновало?
      Чита, немного успокоившись, принялась объяснять Винценту суть событий. И объяснила так хорошо, что Харвич вздрогнул и вскочил.
      - Данила... - И только тут молодой инспектор обнаружил, что его старший коллега исчез. - Где он?
      - Уже отправился, - спокойно сказал Саймон Корнилович.
      - Э-э... куда? - осторожно спросил Харвич.
      Винклер посмотрел на Читу и спокойно произнес:
      - А ты ему разве не объяснила, красавица, куда?..
      Харвич рассерженно тряхнул головой и тоже отбыл через окно. Чита умчалась за ним следом.
      А командир экспедиции вежливо спросил инженера Кейта Левинского:
      - В пруд сейчас полезешь? Или до утра подождешь? По мне так лучше бы прямо сию минуту. А то придется аллигатору ночевать на суше.
      11.
      Теперь Кхону Лорику отчаянно хотелось давать представления только в одном месте - на равнине, рядом с небольшой буковой рощей. Весь его организм сопротивлялся тому, чтобы выступать в городе. Впрочем, к ночи Лорик понял, что есть еще одно вполне подходящее место - поляна в центре Скульптурного Заповедника, - хотя, конечно, поляне было далеко до равнины. Но на поляне он всегда выступал в последний день фестиваля, да и вообще программа спектаклей уже была объявлена... А ему нужно, ему необходимо было в оставшиеся дни давать спектакль за спектаклем, по три, по четыре раза в день... и только с одной куклой - с красавицей Дорис. Чревовещатель не знал, почему это так. Да ему и не очень нужно было это знать. Он просто следовал зову чувств. А точнее, он подчинялся воле того, кто жил в его теле и уме.
      Когда чревовещатель пришел в себя после странного видения, то обнаружил, что отсутствовал совсем недолго, меньше получаса. Но за эти минуты Кхон Лорик внутренне изменился до полной неузнаваемости.
      Он стал человеком, страстно стремящимся к заветной цели.
      Вот только цель эта оставалась неясной. Где-то на самом дне сознания шевелилась с трудом пробуждающаяся память... но Кхон одновременно ощущал, что ему не нравится то, что он начал вспоминать, и что он не хочет этих воспоминаний.
      Лорику вдруг показалось, что он внутренне раздвоился. Он почти физически ощущал глубинную бурю, начавшуюся в его потоке сознания. Тот, кто взял себе тело погибшего альпиниста, пытался прорваться в верхние слои ума, овладеть рассудком и начать действовать. Но за прошедшие сорок лет сложилась новая личность... и она отчаянно сопротивлялась, не желая сдавать позиции. Конечно, эта личность не обладала и сотой долей силы того незнакомца, который затаился в глубине ума Кхона, но ведь старый йогин еще не проснулся до конца, и потому сопротивление было пока что возможно. И еще...
      И еще Лорик чувствовал некое внешнее давление.
      Очень скоро чревовещатель понял, что источником этого давления была, как ни странно, его любимая кукла - Дорис.
      Кхон снова взял куклу и всмотрелся в глупые голубые глаза.
      - Чего ты добиваешься? - спросил он. - Чего хочешь?
      Дорис повертела головой, пожала плечами, кокетничая, а потом заявила:
      - Пошли гулять!
      Лорик призадумался. Гулять? Почему у него вырвалось именно это слово?
      Он решил еще немножко поговорить с куклой.
      - Очень хочется пройтись, да? - спросил он.
      Дорис энергично кивнула.
      - Хочется!
      - Да ведь поздно уже! Ночь на дворе.
      - Ну и что? Потом отоспишься. А сейчас тихо, людей нет.
      - И куда же мы пойдем?
      - Ну... - Дорис задумалась. Потом вдруг встрепенулась и выкрикнула: В Заповедник! Посмотрим там...
      - Да зачем же туда ночью идти?
      - А какая разница? Там и ночью светло. Сам знаешь, много есть любителей побродить в одиночестве, полюбоваться на произведения искусства... там хорошее освещение. Прожектора что надо!
      - Это верно, - согласился Лорик. - Но зачем?
      - Ну пошли, - заныла Дорис. - Ну пожалуйста!
      - Ну, пошли, - сдался наконец чревовещатель, так и не поняв, что тянет куклу в Заповедник. А тянуло туда именно куклу, а не его самого, это он чувствовал всем умом и всем телом. Но он решил не сопротивляться. Ему стало интересно - что именно в Заповеднике так привлекает Дорис... или того, кто живет в нем самом? И почему?
      Лорик вышел из дома, и побрел по ночным улицам, перекинув Дорис через плечо. Да, уже настала ночь, но маленький город не затих, продолжая резвиться напропалую. В дни фестивалей здесь просто не бывало спокойных часов, разве что перед самым рассветом. Толпы веселых гуляк бродили тут и там, сверкали огнями кафе и рестораны, распевали под фонарями заезжие менестрели, в скверах давали представления театры теней и марионеток... но Кхону все это было слишком знакомо, и потому он не смотрел по сторонам. Он думал о своем... и то и дело улавливал новые движения чужой мысли в глубине собственного ума...
      Но больше он не боялся подчиниться чужой воле.
      Скорее наоборот. Он жаждал этого. Он всеми силами старался помочь проснуться тому, кто затаился в нем.
      Но старый йогин пробуждался медленно и мучительно.
      Однако и в полусне он знал, что ему нужно. И, повинуясь его желанию, Кхон Лорик шел туда, куда вела его кукла Дорис.
      ...Скульптуры четко вырисовывались на фоне листвы и казались в заливавшем их теплом искусственном свете еще более объемными и причудливыми. Но чревовещатель, полностью уйдя в себя, не обращал на них внимания. Он уверенно шагал к двадцать второму кругу. И город, и замок Хоулдинг давно остались позади. В ночном лесу было тихо. Лишь изредка Кхон видел поклонников того или иного скульптора, замерших в молчаливом экстазе перед творением любимого маэстро.
      Лорик не останавливался. Его ничуть не смущало то, что он ни разу за те сорок лет, что сохранились в его памяти, не выходил из дому ночью. Он знал: сейчас ничто в мире не заставит его вернуться в пансион и лечь в постель. А потому - не все ли равно, куда идти, день сейчас или нет?..
      Наконец потерявший себя чревовещатель добрался до небольшой полянки, на противоположном краю которой стоял уродливый "Лотос пришлого бога".
      И тут Лорику показалось, что кукла, висевшая на его плече, вздрогнула...
      Чревовещатель остановился.
      Он осторожно взял куклу, чуть встряхнул ее, расправляя смявшееся платье, и, держа Дорис перед собой, спросил:
      - Ты хотела прийти именно сюда?
      Дорис кивнула.
      - Зачем?
      Кукла промолчала.
      А Кхон Лорик почувствовал, как что-то снова шелохнулось в его сознании... словно чьи-то горячие гибкие пальцы осторожно исследовали изнутри его мозг, ощупывая каждый нейрон... словно тот, затаившийся, искал дорогу на свет...
      Внезапно чревовещателя обдало ледяным холодом. На мгновение ему почудилось, что изнутри к нему подкрадывается нечто жестокое и свирепое, и что это нечто, стоит ему найти путь наружу, растерзает его тело, разорвет кожу, с легкостью раздробит кости, стремясь к свободе... и никто не в силах будет остановить возродившегося монстра.