Лепски повернул за угол - и замер.
      Впереди, на пустынной улице, прямо перед пансионом, в котором жил Кхон Лорик, стояли на мостовой два Мрачных Карлика...
      Лепски осторожно попятился, боясь привлечь к себе внимание опасных существ, и, высунув голову из-за угла дома, стал наблюдать за Карликами.
      Проклятье! Им нужен Лорик...
      Значит, они все-таки вышли на след Камня Мудрости. Через столько лет...
      Но если они знают, что в одной из кукол скрыта половина камня, - они знают и то, как она туда попала.
      Карлики что-то обсуждали, глядя, похоже, на окно Кхона Лорика, хотя, конечно, проследить направление их взгляда никто бы не мог. Но они, кипя злобой, размахивали руками, тыча пальцами в сторону именно этого окна и громко ругаясь на своем странно звучащем, щелкающем и свистящем языке. Мюррей не изучал специально их речь, но несколько лет назад ему достался ум ученого языковеда... однако сейчас он стоял слишком далеко от маленьких людей, и до него доносились лишь отдельные слова. Впрочем, и этих слов хватило для того, чтобы основательно встревожить Мюррея Лепски.
      - ...все равно надо искать...
      - ...проклятый кукольник... кто мог знать, что он зомби...
      - ...там, на поляне...
      - ...пустим по следу сам знаешь кого...
      - ...ты просто не соображаешь, что говоришь, дубина!..
      - ...дьявольщина, нам же не добраться до...
      - ...идиот, нам бога нельзя трогать! Нам нужен скульптор...
      - ...от Лепски нам никакого проку...
      Мюррей на цыпочках отошел подальше, а потом бегом бросился к своей "летучке". Что-то случилось с Кхоном... что?
      Лепски давно уже подозревал, что с чревовещателем что-то неладно. Несмотря на все усилия, Мюррею не удалось выяснить, откуда Кхон родом, как он стал артистом...
      Он помчался домой, и всю дорогу клял себя за то, что в свое время не приложил должных усилий к этой теме. Ведь ему всегда чудилось в Лорике нечто... нечто чужеродное. А теперь Карлики назвали Лорика зомби... Нет, Мюррей был уверен: зомби тут ни при чем. И все же в сознании Кхона таилось нечто постороннее. Теперь Лепски не сомневался в этом.
      Но что это было? Или кто?
      И при чем тут был его Камень Мудрости?
      Чревовещателя необходимо было не просто найти, а найти как можно скорее. Пока до него не добрались рассерженные малыши. Наверняка он спрятался где-нибудь, обнаружив, что им интересуются Мрачные Карлики. К этим странным человечкам все относятся с большой опаской. И если Лорик знает о том, кто скрыт в глубине его ума, и знает о возможностях Камня... да откуда ему это знать? Впрочем, о сущности Камня Мудрости мог догадаться тот, кто живет в Лорике...
      Лепски бросил "летучку" на лужайке перед домом, бурей ворвался в свой кабинет и потребовал у своей личной наблюдательной системы сведения о передвижениях чревовещателя за последние сутки.
      И через несколько секунд он уже знал: Лорик лежит в госпитале в состоянии полного беспамятства. Знал, что в пансионе побывали инспектора.
      И что одна из кукол чревовещателя - Дорис - исчезла.
      3.
      Эрик Бах сидел в своей мастерской, тупо глядя на валявшиеся перед ним инструменты, куски пластика и эскизы. Скульптор не в силах был приняться за работу.
      Эрика замучили мысли о камне Мюррея.
      И он совершенно не понимал, почему не заподозрил ничего дурного раньше.
      Ведь все было слишком очевидно!
      Лепски вел грязную игру. Конечно, Эрик понятия не имел, в чем суть задуманного Мюрреем, но, само собой, на что-то этот бес рассчитывал. На какую-то немалую выгоду для себя. И как-то все это связано с тем камнем, который Лепски уговорил Эрика запрятать в "Лотос пришлого бога", не объяснив, зачем это ему нужно. То есть что-то он наплел, конечно, только Эрик совершенно забыл, что именно говорил ему много лет назад странный заказчик. Но Эрик, взяв у Мюррея деньги, разбил камень, невольно сорвав тем самым непонятные, но явно не слишком добрые замыслы Лепски.
      Эрику снова захотелось выпить. Предыдущая порция давным-давно уже выветрилась из его вечно жаждущего организма.
      Он встал и пошел к инкрустированному перламутром угловому шкафчику, где была припрятана одна из бутылок. Он уже ощущал на языке жгучий вкус рома... но, едва приоткрыв маленькую застекленную дверцу, с криком отшатнулся.
      Вокруг пузатой черной бутылки обвились чьи-то окровавленные кишки.
      Эрик захлопнул шкаф и обессилено опустился на пол, обхватив руками внезапно разболевшуюся голову.
      Опять... опять на него нападают! Это все не просто так. Это чей-то жестокий план. Кто-то, какие-то неизвестные враги хотят лишить Эрика способности творить, отнять у него великий и неповторимый дар... мерзавцы...
      Эрик на четвереньках выполз на середину мастерской и задумчиво остановился, уткнувшись лбом в подставку, на которой по-прежнему стояла незаконченная фигура Мудреца.
      Кто же подсылает к нему все эти отвратительные штуковины?
      Еще недавно вокруг болтались только чьи-то ноги. Потом появились руки. А теперь вот - кишки. Интересно, кому они принадлежат?.. Это надо же - не остановиться перед тем, чтобы выпотрошить кого-то... лишь ради того, чтобы напакостить ему, великому Баху!
      А еще интереснее - есть ли сейчас какая-нибудь деталь постороннего организма на кухне? Может быть, все же удастся добраться до рома? К тому же имеется еще третья бутылка - в спальне, и четвертая - в гараже... к одной из них путь наверняка свободен.
      Скульптор, стараясь не делать лишних движений, чтобы не вызвать нового приступа головной боли, отправился на кухню. Ради экономии сил он не стал подниматься на ноги. На четвереньках он чувствовал себя гораздо более устойчиво.
      На кухне ничего подозрительного или пугающего не оказалось. И Эрик прильнул к бутылке с обжигающей влагой, радуясь удаче. Но почему-то на этот раз любимый ром не помог Баху избавиться от реальности. Наоборот, Эрик, сам того не желая, вдруг снова вспомнил тот день, когда он выбрал свой путь.
      ...Тогда он не сомневался, что творчество - превыше всего. И хотя он был совсем еще юн, он был уверен, что не ошибся, что его выбор единственно возможный.. Да, Учитель сказал ему о кармических причинах его заболевания. Гордыня... в предыдущей жизни Эрик страдал огромной, безумной гордыней. А в этой - мог стать просто безумцем.
      Но мог и избежать подобной участи.
      Все зависело от него самого.
      Он мог отказаться от стремления стать великим скульптором. Он мог бросить живопись и лепку и сосредоточиться на собственном сознании. И за многие годы тяжелого и упорного труда, он мог отчистить ошибки прошлых жизней.
      А потом?..
      Когда в тот день Эрик задал себе этот вопрос, он не нашел на него ответа. И тогда он спросил монаха. Но старый Учитель лишь развел руками и сказал:
      - Кто знает...
      И Эрик предпочел неопределенности простую и ясную перспективу.
      У него есть талант. Большой талант. И он будет творить.
      Через год-другой Эрик почти забыл о том, что говорил ему старый адепт Учения. Редко, очень редко в его памяти всплывали белое здание Дхарма-центра, темно-красные одежды монахов, тенистый парк, сверкающее озеро, лебеди... Он стал скульптором. Его работы стоили огромных денег. Но их было так мало, этих работ...
      И вот теперь Эрик сидел на кухне снятого на полгода дома с бутылкой рома в руке, а в мастерской его ожидали незаконченные работы... но Эрику совсем не хотелось приниматься за дело. Он желал знать: кто мешает ему, подсылая в его дом дурацкие летающие ноги и запихивая в его шкаф чьи-то кишки? Эрик совсем забыл, что он болен. Он давно уже склонен был считать сумасшедшими всех вокруг себя. И не просто сумасшедшими, а злобными маньяками, прилагающими все силы к тому, чтобы лишить его, Эрика Баха, возможности создавать новые гениальные произведения.
      Да еще этот мерзкий Мюррей со своим булыжником!
      И тут в глубине сознания Эрика шевельнулось что-то... что-то, ненадолго разбуженное много лет назад старым Учителем, но потом снова заснувшее... Но Эрик и теперь предпочел об этом забыть.
      Мюррей Лепски...
      Когда он попросил Эрика вложить камень в скульптуру, которую Эрик задумал поставить в Заповеднике, он, кажется, сказал, что затеял смешную шутку. Что этот дурацкий камень, похожий на недоделанную снежную бабу, заворожен, и что он заставит людей, приходящих взглянуть на творение Эрика, видеть в скульптуре нечто совсем особенное... и что Эрик превратится в их глазах в неповторимого гения, и несравнимое совершенство его работ навсегда останется в их памяти. И, конечно, те, кто увидит скульптуру с прячущимся внутри камнем, уже никогда в жизни не захотят приобрести скульптуры других мастеров.
      И Эрик купился на эту глупость.
      Гордыня, вдруг снова вспомнил скульптор. Безумная гордыня, которой он страдал в прошлой жизни. Никуда она не подевалась... Она по-прежнему с ним.
      А Мюррей и не подумал объяснять, какой для него самого смысл во всей этой игре. Он отлично знал, что Эрик не задаст такого вопроса. Эрику достаточно было мысли о еще большей славе... и о деньгах, конечно. Но что-то словно подтолкнуло руку скульптора, когда он заканчивал пришлого бога. И он разбил камень, и, само собой, не сказал об этом Мюррею.
      Вопросительно посмотрев на бутылку, которую он все еще держал в руке, скульптор сказал вслух:
      - Как ты думаешь, зачем ему это?
      Бутылка не ответила.
      И в этот момент в памяти Эрика проплыло нечто туманное и неясное... вроде бы он слышал, что какой-то человек незадолго до нынешнего фестиваля умер в двадцать втором круге, прямо перед его лотосом, в котором сидит божок Мрачных Карликов...
      Эрик с трудом, цепляясь за стены, поднялся на ноги и отправился в мастерскую.
      По пути, чтобы поддержать слабеющий организм, он несколько раз приложился к бутылке. Наверное, именно поэтому, добравшись наконец до мастерской, Эрик тупо остановился в дверях и глубоко задумался.
      Он совсем забыл, зачем он сюда пришел.
      Ему хотелось спать.
      Но спальня была так далеко, на втором этаже! Да и зачем она нужна? Зачем вообще люди выдумали спальни? Как будто не все равно, где человек уснет, когда ему того захочется!
      Эрик доковылял до тахты и свалился на нее.
      ...Ему снова приснился тот страшный сон, который в последний год повторялся из месяца в месяц.
      За Эриком гнались Мрачные Карлики.
      Эрик не знал, зачем он им понадобился. Но страх перед странными маленькими людьми с ярко-синими выпуклыми глазами был так велик, что Эрик едва передвигал ноги. Все его тело сотрясала дрожь, спазмы сжимали желудок... но он бежал, бежал, бежал... а воздух облипал его, как густой кисель, и серая грязная трава хватала за ноги, пытаясь остановить, и какие-то вонючие звери вставали на его пути, скаля желтые кривые зубы, и еще лил вовсю обжигающе холодный дождь... Эрик задыхался, он обливался потоками пота, его сердце, казалось, вот-вот разорвется от невыносимого напряжения... но остановиться значило умереть. А Мрачные Карлики молча преследовали его... какое счастье, что они так малы, что у них такие коротенькие ножки! Нет, им никогда не догнать Эрика... если только он не упадет от изнеможения.
      И вдруг Карлики заговорили.
      До оглушенного страхом Эрика как сквозь вату донеслись их голоса.
      - Наш Бог... ты осмелился выставить нашего Бога на потеху бездельникам...
      - Ты посягнул на нашу святыню...
      - Ты расколол наш Камень Мудрости...
      - Ты умрешь, негодяй...
      А потом Карлики почему-то запели без слов. Высокие жужжащие голоса вонзались в воспаленный мозг скульптора, просверливая его насквозь, причиняя острую боль...
      ...Эрик с трудом поднял тяжелую голову и несколько секунд, ничего не понимая, смотрел на тихо звонящий телефон.
      И вдруг он понял, что должен сделать.
      Преодолевая внезапно усилившуюся гравитацию, скульптор встал, подошел к стеллажу с инструментами и выбрал подходящую пилу.
      Потом он вызвал такси.
      Потом ему понадобилось немало времени на то, чтобы выйти из дома и забраться в чудовищно раскачивавшуюся "летучку".
      Он отправился в Заповедник. По дороге он связался с муниципальной справочной службой и задал мучивший его вопрос.
      Да, ответили ему, в двадцать втором круге действительно совсем недавно умер человек.
      Только один?
      Нет, сказали Эрику. За последние шесть лет в двадцать втором круге было еще восемь несчастных случаев. То есть вряд ли это можно назвать несчастными случаями. Просто болезнь. Сердце. Внезапный приступ.
      - Я тебя убью, Мюррей! - прошипел Эрик, выключая связь. - Я тебя убью, грязный вонючий колдун!
      "Летучка" опустилась на поляну прямо перед "Лотосом пришлого бога". Эрик, приказав машине подождать, выпал на траву, крепко держа пилу в руке.
      Через несколько минут он уже летел к замку Хоулдинг.
      4.
      Инспектора вернулись довольно быстро, вскоре после полуночи. Разведчики, сидевшие в гостиной и наблюдавшие за тем, как Чита пытается найти блоху на попугае, на редкость терпеливо сносившем ее активную деятельность, слышали, как приземлились одна за другой "летучки", как открылась и закрылась входная дверь... и когда Даниил Петрович с Винцентом вошли в гостиную, их встретили вопросительными взглядами.
      - Привет! - сказал Ольшес. - Ну, что тут новенького?
      - Да в общем ничего, - ответил Саймон Корнилович. - Если не считать того, что Кейт наковырял на дну пруда.
      - О! Это интересно! - И Даниил Петрович демонстративно оглядел комнату. - И где же эти сокровища?
      Левинский предъявил инспектору крохотный осколок камня, похожего на кремень, и сообщил:
      - Вообще-то я этого добра полную тарелку набрал, но Саймон сказал, что остальное можно выбросить.
      - А ты и послушался... - пробормотал Даниил Петрович, беря предложенный ему камешек двумя пальцами и поднося его к глазам.
      - Да ничего подобного! - возмутился Левинский. - Вон они, на буфете.
      Харвич подошел к упомянутому предмету обстановки и внимательно рассмотрел лежавшие в тарелке камешки. Это были самые обычные гальки.
      - Ну, это и в самом деле можно выбросить, - улыбнулся Харвич. - Если, конечно, ты не хочешь сохранить их как память о нынешней экспедиции.
      Доктор Френсис задумчиво произнес:
      - Знаете что, мужики? Мне кажется, лет через эдак.... несколько... наш Винцент станет в сто раз хуже Данилы.
      - Да, - согласился Винклер. - Язвить он уже научился.
      Харвич обвел разведчиков недоуменным взглядом.
      - Да я разве чего?..
      - Нет, ты ничего, - утешил его доктор Френсис. - У тебя это пока что в подсознании.
      - А... ты же психолог! - фыркнул Харвич. И тут ему в голову пришла некая мысль. - А Чита давно вернулась? - спросил он.
      - Нет, недавно, минут двадцать назад. А что? - не понял Винклер.
      - Нет, ничего. Просто она от нас сбежала по дороге.
      Левинский широко раскрыл глаза:
      - Что, прямо из "летучки" выпрыгнула?
      Ольшес, спрятав камешек в нагрудный карман комбинезона, всмотрелся в обезьяну. Харвичу показалось, что Даниил Петрович пытается понять, где она была и что делала, удрав от инспекторов в Заповеднике. Но, похоже, это было сейчас не самым интересным для Ольшеса. Он спросил:
      - Что, аллигатор доволен результатами подводных работ?
      - Вполне, - кивнул Левинский.
      - И долго ты искал эту штуку? - Даниил Петрович похлопал по карману.
      - Нет, он так усердно тыкал носом в то место, где это лежало, что мне еще и отгонять его пришлось, чтобы собрать камни.
      - Хорошо, - кивнул Ольшес. - Но тут возникает один очень интересный вопрос. Как этот осколочек попал в пруд?
      - Не иначе как птичка принесла, - предположил доктор Френсис.
      - Ну, пр-ринесла! - неожиданно рявкнул Кроха, заставив всех вздрогнуть. - А тебе что? Кр-расивый Кроха!
      Все на мгновение опешили, но в следующую секунду Кроха, напуганный взрывом хохота, взлетел на шкаф и оттуда стал подозрительно рассматривать всех по очереди. Самые серьезные опасения вызывал у него, похоже, Даниил Петрович.
      - Ну надо же! - восторженно воскликнул Левинский. - И в самом деле птичкина работа! Кроха, а где ты его взял?
      Кроха проигнорировал вопрос инженера.
      - Ну что пристаешь к бедному воробышку? - сказал Ольшес. - Где взял, где взял! В магазине купил. А вот зачем в пруду утопил - это другой вопрос. Винцент, спроси-ка, зачем?
      Харвич рассмеялся. Но просьбу Даниила Петровича тем не менее воспринял как приказ.
      - Кроха, - обратился он к попугаю, - ну чего ты туда забрался? Иди сюда, поговорим.
      - Поговор-рим, - согласился попугай и спорхнул со шкафа на плечо Винцента. - Жрать хочу!
      - Ну вот, опять, - огорчился Винклер. - Ведь только что ел, часа не прошло! Наверное, у него кишечник слишком короткий. Все сразу проскакивает, и никакого толку.
      Доктор Френсис отверг предположение командира:
      - Да ничего подобного! Он же птица, а все птицы едят очень часто. Метаболизм у них такой.
      - Послушай, но он ведь не колибри! - возразил Саймон Корнилович. - Он большая птица, крупная. Такие не должны клевать без передышки.
      - У него большие траты энергии в связи с эмоциональными перегрузками, - пояснил врач.
      - Ты хочешь сказать, мы его обижаем? - ужаснулся командир.
      - Нет, - вмешался Даниил Петрович. - Психолог хочет сказать, что у Крохи что-то такое на душе, что не дает бедному страусу покоя.
      - Ну что ты его обзываешь по-всякому? - возмутился Винклер. - То воробьем, то страусом! Ему же обидно!
      Ольшес ухмыльнулся и упал в кресло, ничего не ответив. Харвич вдруг понял, что Даниил Петрович совершенно сознательно дразнит попугая. Что старший коллега чего-то добивается от птицы... но чего?
      Сняв Кроху с плеча и посадив его на спинку стула, Винцент спросил:
      - Кроха, ты где этот камешек взял? И зачем его в пруд бросил?
      Попугай свесил голову набок и хитро глянул на молодого инспектора.
      - Ну скажи, ну пожалуйста! - попросил Винцент.
      Кроха нахохлился и спрятал голову под крыло.
      - Кроха, красавчик, - не отставал Харвич, - расскажи про камешек.
      - Украл, - вдруг признался Кроха и, подскочив, дернул Винцента за волосы.
      - Ой! Больно! Ты чего хулиганишь? - рассердился Харвич. - А где украл? У кого?
      - Эрик - дурак, - ответил попугай. - Дур-рак-дурак-дурак!
      - А, это ты про скульптора... - Винцент уставился на Даниила Петровича. - Это...
      - Возможно, - кивнул Ольшес.
      - Дай посмотреть! - потребовал Харвич.
      - Потом.
      Тут Кроха вдруг разговорился.
      - Э-рик! Бродяга! Кар-раул, карлики! Привидения! Жрать хочу!
      Произнеся эту переполненную намеками речь, попугай слетел со стула и напал на командира.
      - Жрать хочу! - гневно орал он, колотя Винклера клювом и крыльями. Жр-рать хочу! Пир-рожок с капустой!
      Винклер, повинуясь естественному чувству сострадания ко всему живому, сгреб Кроху в охапку и отправился с ним на кухню, провожаемый радостным ржанием членов экспедиции.
      - Значит, этот камешек Кроха стащил у скульптора? - спросил Левинский, насмеявшись досыта. - А зачем?
      - Да кто его знает? - пожал плечами Даниил Петрович. - Кстати, о скульпторе. Мы тут по дороге заглянули к "Лотосу", и представьте - у пришлого бога башка отпилена! Вот утром шуму будет!
      - Башка... - оторопел Левинский и оглянулся на доктора Френсиса. Но тот был изумлен ничуть не меньше инженера. - Да куда же сигнализация смотрела?!
      - Сигнализация, надо полагать, смотрела во все глаза, но видела нечто такое, что решила не вмешиваться, - с усмешкой сказал Ольшес.
      - Но... а! - сообразил Кейт. - Это сделал сам скульптор? Да, конечно, больше никто не мог... ну и ну!
      - Наверное, сменил веру, - предположил доктор Френсис. - Этот бог перестал ему нравиться.
      - Не иначе, - согласился Даниил Петрович. - Так что искать нам теперь эту милую головку... и не только ее. Пропажа за пропажей! Чита! - окликнул он обезьяну. - Ты ничего нам не хочешь сказать, а, красавица?
      Чита дала понять, что говорить с Ольшесом ей совершенно не о чем.
      Вернулся Саймон Корнилович, оставив попугая на кухне. Но едва он перешагнул порог гостиной, как браслет спецсвязи на его руке нервно пискнул, и Винклер, глянув на малиновый огонек, снова вышел.
      Пока командир отсутствовал, Даниил Петрович всячески приставал к обезьяне, пытаясь добиться ее расположения, но Чита не желала менять гнев на милость. Харвич не вмешивался, видя, что Ольшес преследует какие-то свои, особые цели.
      Наконец вернулся Винклер и сообщил:
      - Дан, тебе там посылочка. Подробности биографии Кхона Лорика. Он, оказывается, давно умер, а его тело захватил какой-то йогин.
      - Ого! - отреагировал инженер. - Неслабый фокус!
      - Да, - согласился доктор Френсис. - Это не каждый сумеет. Пожалуй, Данила, у тебя с этим Кхоном могут возникнуть проблемы.
      - Никаких проблем, - спокойно откликнулся Даниил Петрович. - Опоздали наши деятели со своей справкой. Лорик вышел из игры. Нам бы теперь с Эриком договориться... или с Читой.
      Но Чита тут же скорчила рожу и высунула язык.
      Ольшес обиженно махнул рукой и удалился.
      5.
      Стена мастерской бесшумно раскололась от пола до потолка, и из широкой черной трещины сначала потек густой белый дым, от которого у Эрика сразу же зачесалось в носу, а потом высунулась омерзительная волосатая лапа - жирная, синяя...
      Эрик попятился.
      Лапа деловито тянулась к нему, выпустив длинные загнутые когти.
      Эрик заорал и швырнул в лапу большую керамическую вазу с цветами, стоявшую на одном из низких столиков.
      Словно в ответ на его жест из щели в стене вслед за лапой полезли желтые маслянистые улитки - большие, мягкие на вид... Они возникали из клубов дыма и падали на пол с отвратительным звуком - словно кто-то невидимый смачно плевался в мастерской Баха. Эрик, справившись наконец с испугом, решил сражаться до последнего вздоха. Он не позволит всякой гадости болтаться в его мастерской. Он эту свору вышвырнет вон!..
      Им не удастся загнать его в ад...
      Он вихрем вылетел из мастерской и помчался в кладовку возле кухни, где лежал большой мощный пылесос, при помощи которого Эрик уничтожал мусор, остававшийся после работы. Давненько он не прикасался к этой штуковине... ну, теперь ей придется потрудиться вовсю.
      Вооружившись пылесосом, Эрик вернулся назад. Он осторожно приоткрыл дверь мастерской, не зная, как далеко расползлись противные улитки и не желая наступить на одну из них. Но улитки роились возле стены, словно боясь выйти из-под прикрытия. А над ними по-прежнему торчала жирная волосатая лапа. Она шевелилась, сжимая и разжимая пальцы, покачивалась вправо-влево, как неторопливый маятник, и явно ожидала, когда наконец Эрик приблизится на достаточно малое расстояние...
      - Ну, фиг тебе! - прорычал Эрик. - Я тебя не боюсь!
      Но он боялся.
      Боялся так, как никогда в жизни.
      Однако упрямства скульптору было не занимать. И это не раз выручало его прежде. А значит, выручит и сейчас.
      Эрик включил пылесос, надеясь, что батареи еще не сели. Пылесос чихнул и едва слышно
      загудел, подмигнув Эрику зеленым огоньком на верхней панели. Эрик нажал кнопку, и пылесос выпустил из себя гибкую трубку с воронкой на конце. Но лапа, ожидавшая скульптора, была
      длиннее... Ничего, утешил себя Эрик, это еще не предел... он заставил пылесос нарастить трубку, и, подкравшись как можно ближе к ленивой лапе, направил воронку на улиток.
      Пылесос втянул их, громко чавкнув. Эрик обрадованно заорал:
      - Ага! Наша взяла!
      Лапа внезапно преисполнилась жажды действия и цапнула воронку пылесоса.
      - Эй, ты... - Эрик дернул пылесос на себя, и лапа вывалилась из дыры в стене и со странным звоном, похожим на звон маленького гонга, грохнулась на пол, не выпустив, однако, свою добычу. Пылесос загудел громче, пытаясь заглотить волосатое безобразие. В конце концов ему это удалось. Лапа обмякла, словно проколотый воздушный шар, и медленно-медленно втянулась в воронку. Пылесос еще раз чихнул и замолк.
      - Ну, паразит, - обругал его Эрик. - Нашел время отключиться!
      Скульптор подозревал, что пылесос вполне еще может пригодиться - не сегодня, так завтра.
      Вытерев взмокший лоб, Эрик вытащил пылесос из мастерской и отнес ко входной двери, чтобы, уходя из дома, вспомнить о нем и купить новые батареи. Конечно, можно было просто заказать их по телефону... но Эрику вдруг показалось, что вместо посыльного фирмы к нему обязательно явится какой-нибудь монстр, одетый в униформу.
      Решив подождать, пока въедливый дым в мастерской рассеется, Эрик пошел на кухню. Пора было восполнить израсходованную энергию хорошим глотком лекарственного напитка.
      Но его ожидал новый неприятный сюрприз.
      По кухне носилась из угла в угол большая, как тарелка, зеленая пуговица, украшенная золотистым витым ободком. Пуговица вертелась волчком, подпрыгивала, жужжала, металась от окна к плите, от плиты к раковине... Эрик замер в дверях, ослепленный ее стеклянным блеском. Вот еще напасть... с этой-то что делать? Неужели придется звать кого-нибудь на помощь? Но кого?..
      Однако помощники явились сами, без зова. Из-за шкафчика с кастрюлями и сковородками вышли строевым шагом три рыжих таракана, каждый ростом с котенка, и, угрожающе шевеля длинным усами, набросились на пуговицу. Пуговица взвизгнула и, крутанувшись изо всех сил, разбросала тараканов в стороны. Один свалился прямо у ног скульптора. Эрик наклонился и посмотрел на рыжую тварь. Таракан был при последнем издыхании, пуговица перерезала его почти пополам.
      - Свой, но не жилец, - констатировал Эрик. - Может, кто покрепче найдется?
      Но больше желающих сражаться с бешеной пуговицей не нашлось. Эрик, немного подумав, решил, что и ему самому незачем с ней связываться. Пусть тут балдеет. У него бутылок достаточно.
      Однако подниматься наверх в спальню он не стал, рассудив, что там всякие посторонние руки-ноги, пуговицы и прочая заезжая шваль могут загнать его в ловушку, и бежать будет некуда. Прыгать же в поисках спасения из окна второго этажа скульптору совсем не хотелось. И он пошел в гараж.
      В гараже тоже не обошлось без сюрпризов. Когда Эрик уже добрался до углового стеллажа и протянул руку к заветной емкости с обжигающим ромом, припрятанной среди красок, тряпок и прочего, за его спиной раздался громкий хриплый вздох. Эрик стремительно обернулся. Из-под его "летучки", давным-давно стоявшей на приколе, выползало что-то непонятное.
      Серое и бесформенное.
      Эрик схватил бутылку и со всех ног бросился из гаража во двор.
      Серое не стало гнаться за ним. Наверное, поленилось.
      Немного отдышавшись, скульптор основательно приложился к рому и, спрятав бутылку за пазуху, пошел куда глаза глядят, не желая возвращаться в дом, полный нечисти.
      Ему надо было хорошенько подумать.
      Ему необходимо было понять - что все это значит?
      Город затих в ожидании рассвета. Черные глаза окон неотступно следили за скульптором, шагавшим по середине мостовой; серое небо нависло так низко, что, казалось, вот-вот зацепится за верхушки деревьев... и лишь изредка до Эрика доносился какой-нибудь звук - то чирикнула во сне какая-то птаха, то тявкнула вдалеке собака, заподозрившая что-то неладное... пронеслась к центру полицейская "летучка", подмигивая сигнальным фонариком...
      Эрик медленно дошагал до ближайшего сквера и осторожно сел на холодную, влажную от росы скамейку. Достав из кармана бутылку, он глотнул пару раз и застыл, уставясь на клумбу с огромными голубыми тюльпанами. Серебристо-зеленые гофрированные листья цветков казались вырезанными из жести. Эрик встряхнул головой. Что за дурацкие растения...
      Но тут же он забыл о них, и его невидящий взгляд уперся в выложенную плитками серого сланца тропинку.
      КТО? Кто затеял войну с ним, Эриком Бахом? Кто так упорно хочет уничтожить его, растереть в пыль, лишить возможности приносить многим и многим людям радость своим творчеством?
      Радость?..
      Эрик вдруг осознал, что сам он никогда, ни разу в жизни не испытал радости от своего труда. Что работа всегда была для него тяжкой мукой, напряжением, борьбой с формами, в которых он пытался выразить невыразимые через цвет и рисунок понятия... что он всегда апеллировал к абсурду, надеясь в искаженных линиях и объемах отыскать нечто ясное и прозрачное... Его скульптуры и его картины служили по сути одной-единственной цели. С их помощью он просто сражался с тьмой, таящейся в его душе.
      С той самой тьмой, о которой в далекой юности он говорил со старым монахом.
      Мрак гордыни. Тьма неведения.
      Эрика пробрало холодом, и он торопливо хлебнул рома, чтобы согреться.
      Скульптор настолько ушел в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Не заметил он и Мрачного Карлика, появившегося в дальнем конце аллеи. Впрочем, Карлик и не стремился к тому, чтобы его видели. Он осторожно крался от дерева к дереву, от куста к кусту, медленно приближаясь к Эрику, злобно сверкая синими шариками странных, вечно мятущихся глаз...
      Да, монах много лет назад сказал Эрику, что с его болезнью можно справиться. Но для этого нужно было отказаться от жизни. То есть именно так это понял тогда Эрик. Потому что он был уверен, что жизнь - это творчество и развлечения, путешествия и зрелища, женщины и вино... а монах предлагал ему суровость уединения и бесконечные практики Учения, бесконечное размышление и бесконечный тяжелый труд по отчистке кармических препятствий, по отработке ошибок прежних жизней. Но ведь нельзя было с уверенностью утверждать, что эти ошибки и в самом деле удастся отработать достаточно быстро! И Эрик, испугавшись того, что понапрасну потратит многие годы, выбросил из головы эту идею
      А теперь он думал о том, что, видимо, просто не был готов к тому, чтобы по-настоящему, всем умом принять Учение Будды. Не созрел.
      Тогда - не созрел. А сейчас?
      Эрик повертел в руках бутылку, внимательно изучая ее форму и фактуру.
      Материал... Материал, подвластный ему, готовый вылиться в любой образ, рожденный фантазией маэстро... мысль, облеченная в объемы...