Смотрю, ко мне спешат военные - пехотный капитан с бойцами. Спрашивает, как я себя чувствую, вижу, смотрит на мое "разукрашенное" лицо и кому-то приказывает срочно вызвать санинструктора. А мне не до медицины. Прошу капитана как можно скорее сообщить в часть о случившемся и передать координаты моего местонахождения. По моим расчетам, я не дотянул до своего аэродрома километров 20-25. Так оно и оказалось на самом деле.
      Вскоре на подводе подкатила девушка-санинструктор, обмыла мне лицо, смазала йодом ссадины. На этой же подводе я поехал в ближайший населенный пункт, попросив капитана выставить охрану у самолета-Командира эскадрильи в подразделении я не застал, он был на боевом задании. Пришлось идти на доклад непосредственно к командиру полка. Выслушав меня, он с укором сказал:
      - Значит, разбил самолет? Молодец! - Прошелся по комнате, глубоко засунув руки в карманы брюк. - Мы с таким трудом достаем, чиним, латаем самолеты, чтобы бить противника, а ты!.. Самолет я тебе больше не дам!
      Так и сказал, - как отрубил. Это был самый суровый приговор, какой только может быть для летчика.
      Мне нечего было ответить в свое оправдание и я молчал, понимая, что нелегко будет искупить свою вину...
      От летной работы меня отстранили. Летать было не на чем. Я начал работать вместе с техниками и механиками, стал готовить к боевым вылетам самолеты своих товарищей по эскадрилье.
      По ночам плохо спал, а если и спал, то чаще, чем до этого, видел во сне "мессера", которого я так и не сбил...
      Да и собью ли теперь?
      Казалось, прошло много времени, а между тем - не более двух недель. Однажды, когда я, как обычно, работал вместе с техниками на стоянке, меня окликнул командир полка:
      - Голубев! В двенадцать часов зайдите ко мне.
      - Слушаюсь! - ответил я и подумал: "Какие еще неприятности готовит мне военная служба? Вроде бы и так наказан по самую "защелку".
      Вечером узнал, что меня откомандировывают в другую часть и что мне разрешено летать. Известие это было неожиданным и радостным. Только выйдя из домика командира, я осознал, что "опала" моя кончилась и что впереди у меня теперь снова будет боевая жизнь. В ту ночь я долго не мог уснуть, все не мог успокоиться. "Амнистия" отчасти объяснилась отходчивостью авиационного начальства, но немаловажное значение при этом имело и то, что наши летные полки несли ощутимые потери в непрерывных воздушных боях, а опытными летчиками люди, как известно, сами по себе не становятся, - для этого необходимо пройти школу войны.
      Я служу на новом месте - в 84-м истребительном авиационном полку. Он стоит в станице Днепровской. Технический состав разместился в сельском клубе, добротном каменном здании, летчики - в домике неподалеку. Ночью нас будит грохот бомбовых разрывов. Выскакиваем на улицу. В бледно-сером свете утра слышим гул немецкого самолета. Кое-кто даже пытается определить тип самолета и узнать, где он сейчас. Ясно одно: бомбежка не случайная, вражеская агентура работает. Наше счастье, что фашист промазал - клуб и домики оказались в целости.
      Утром приказ: нанести штурмовой удар по переднему краю противника в районе станицы Крымская. Облачность десятибалльная, нижняя кромка 1000-1200 метров, видимость 3-4 километра. Наши И-16 появляются над целью неожиданно.
      "Эрэсами" бьем по немецким траншеям. Навстречу нам тянутся трассы огня. Словом, обычная боевая работа, обычная штурмовка переднего края.
      Отработав, я следую с набором высоты за лейтенантом Смысловым. Неожиданно замечаю, впереди по курсу, под облаками, прямо навстречу идет Хе-И1. У него видна кормовая пулеметная установка. Медлить нельзя - его стрелок прошьет меня очередью. Единственное, что я успеваю сделать - это проскочить под самым животом "хейнкеля". Стрелок, конечно, не успевает открыть огонь по моему самолету.
      Только я "разминулся" с "хейнкелем", как впереди, откуда-то снизу, на больших скоростях пронеслись два "мессера". Замечаю, "мессы" заложили вираж в мою сторону. Ясно: будут заходить в хвост! Где же Смыслов? Оглядываюсь. Самолета Смыслова не видно. Что это? На хвосте у меня уже "сидит" черная точка. "Мессер" пристроился! Я делаю крутой левый вираж. Так ему труднее поймать меня в прицел. Снова оглядываюсь - "мессер" на хвосте. Закладываю такой вираж, что рябит в глазах. Отстал? Нет, черная точка неумолимо несется за мной. Наверное, минут десять я выписывал диковинные фигуры - бросал самолет, то вниз, то вверх, не давая "мессеру" открыть прицельный огонь. Но он точно прирос к хвосту моего И-16. Чувствую, как гимнастерка прилипла к телу, а "месс" все не отстает...
      Короче говоря, это закончилось тем, что мне как-то удалось все же высунуться из кабины побольше и я обнаружил, что все это время уходил от... собственного хвоста, на руле поворота которого имеется для балансировки противовес. Его-то я и принял за точку "мессершмитта".
      На аэродроме лейтенант Смыслов сочувственно спросил:
      - Рули заклинило, что ли?
      Вечером я рассказал о "поединке" с хвостом собственного самолета летчики от души посмеялись.
      84-й ИАП стал перевооружаться на "аэрокобры". Мы засели за изучение материальной части нового самолета и мотора. Времени на освоение новой матчасти - в обрез. Пришлось заниматься с утра до вечера. Недели через две мы сдали зачеты по матчасти самолета, мотора, оборудования и приступили к полетам.
      Трудности начались сразу же. И прежде всего - носовое колесо... У этого самолета третье колесо расположено не сзади, а в носовой части. И действия при взлете очень отличны от тех, к которым мы привыкли.
      Масса приборов, большой взлетный вес новой машины, сложность в технике пилотирования - все это требовало от летчика повышенного внимания. Тем более, что первый полет на "аэрокобре" мы выполняли почти без провозных.
      Первое впечатление - неважное. Самолет кажется нам тяжелым, маломаневренным против юркого И-16. Но когда мы стали убирать шасси и ходить в зону, то сразу же оценили новую машину. Особенно нам понравилась радиостанция. Еще бы! Впервые за свою летную жизнь мы смогли, наконец, производить маневры не по сигналам-эволюциям, а по командам с земли. Мы слушали эти команды в эфире, как музыку. Ну, "мессеры", теперь-то мы с вами потягаемся!..
      Высший пилотаж на "кобре" требовал от летчика точной координации. Малейшая небрежность на глубоком вираже, боевом развороте или в верхней точке петли - и самолет срывался в штопор, а зачастую входил и в плоский штопор. Это было одним из главных его недостатков.
      ...В один из дней напряженной летной работы к нам в 84-й полк прилетел По-2. Из него вышел коренастый капитан со звездой Героя Советского Союза на груди. Это был П. П. Крюков из 16-го гвардейского авиаполка.
      - Где командир? - спросил он нас. Мы ответили, что подполковник Павликов в воздухе. Скоро сядет.
      - Хорошо. Подождем!
      Крюков оказался общительным, словоохотливым человеком. Интересовался, давно ли мы летаем на новой машине, какие упражнения выполняем, имеет ли кто на своем счету сбитые самолеты.
      После встречи с командиром полка, перед отлетом, капитан Крюков снова подошел к нам и многозначительно подмигнул:
      - До скорой встречи!
      Мы стали ждать перевода в 16-й гвардейский полк. Разумеется, это ожидание не было пассивным: мы как никогда готовились к боевым действиям.
      Кто из нас не знал имен Вадима Фадеева, Григория Речкалова, Аркадия Федорова, Александра Покрышкина?.. Слава о них гремела по всему фронту. И вот нам предстоит служить вместе, рядом с этими легендарными людьми!
      Виктор Жердев - человек веселый и находчивый, успокаивал нас:
      - Ничего, орлы! Тоже, чай, не лыком шиты! С немцами не раз встречались, да еще на "ишачке", живы-здоровы остались, а кое-кто и "мессеров" сбивал. И в гвардейском будем воевать как надо...
      1 июня 1943 года - памятный в нашей жизни день. Снова прилетел капитан Крюков, и в этот же день вечером наша группа истребителей приземлилась на аэродроме у станицы Поповическая.
      Там нас встречали командир дивизии полковник И. Дзусов, командир 16-го гвардейского полка подполковник Исаев и командир полка подполковник Погребной. Комиссар дивизии познакомился с каждым из нас, приветливо пожал каждому руку.
      В это время над аэродромом появилась шестерка истребителей.
      - Чья? - спросил Дзусов у командира полка.
      - Капитана Покрышкина. Возвращается с задания. Вскоре и сами летчики подъехали к землянке, выпрыгнули из грузовика и направились к нам.
      Старший группы доложил командиру дивизии о том, что группа успешно выполнила задачу по прикрытию переднего края и вела бой с восьмеркой "мессеров". Один самолет противника сбит. Группа потерь не имеет.
      - Кто сбил самолет?
      - Старший лейтенант Старчиков, - ответил капитан Покрышкин.
      - Хорошо! Пусть люди идут отдыхать, а к тебе, товарищ Покрышкин, пополнение прибыло. Летчики, хотя и молодые, но имеют уже боевой опыт. На наших самолетах еще не воевали. Так что принимай и учи по своей системе. Повернувшись к нам, комдив сказал:
      - Капитан Покрышкин, начальник воздушно-стрелковой службы, опытный мастер воздушного боя, у него есть чему поучиться. Словом, как говорится, прошу любить и жаловать!
      Дзусов уехал, и остались мы наедине с нашим новым командиром.
      Перед нами, отставив левую ногу вперед и чуть в сторону, делая упор на правую, стоял капитан Покрышкин. В шлемофоне, из-под которого выбивалась прядь русых волос, стройный, широкоплечий, с суровым пронизывающим взглядом серых глаз. Большие пальцы рук заложены за поясной ремень, туго перепоясывающий гимнастерку. Он, как нам показалось, довольно долго и внимательно рассматривал нас, словно оценивая, какие бойцы из нас выйдут. Наконец, произнес:
      - Значит, имеете боевой опыт? На каких самолетах до этого воевали?
      Ответили по-разному. Одни - на "чайках" и И-16, другие - только на И-16. Выполняли разведку, штурмовку.
      Покрышкин подошел вплотную к строю и стал знакомиться с каждым из нас.
      Мы представлялись:
      - Младший лейтенант Жердев!
      - Старший лейтенант Клубов!
      Затем Покрышкин кратко рассказал нам историю полка, за что ему присвоено гвардейское звание, о том, что полк воюет с первого дня и за это время вогнал в землю не один десяток гитлеровских асов.
      Поговорив с нами, капитан Покрышкин распорядился:
      - Пока размещайтесь, осваивайтесь, отдыхайте! Вой-па слабых не любит.
      Еще не начался рассвет, а в помещении, где мы расположились, дневальный скомандовал:
      - Подъем!
      Мы спали чутко; ведь сколько событий произошло за истекшие сутки, и каждый переживал их по-своему! Чтобы не опоздать и не оказаться в числе нерадивых, наспех умылись, оделись и один за другим вышли на улицу. Из соседних домов тоже выходили летчики, офицеры штаба. Вскоре послышался шум приближающейся автомашины. Из переулка вынырнул грузовой "ЗИС" и лихо подкатил к нашему дому. Затормозил, фыркнул и, содрогаясь всем корпусом, замер.
      - О, ребята! Смотрите, совсем как наша "коломбина"! - сказал кто-то из летчиков, и все засмеялись, вспомнив свою аэродромную "полуторку". Шофер молодой солдатик с пышным сивым чубом и в невесть как державшейся на голове пилотке вытолкнул плечом дверь кабины, спрыгнул на землю, опасливо потрогал рукой горячую пробку радиатора и, изловчившись, сорвал ее с горловины. Клубы пара гигантским султаном вырвались кверху.
      - Вот дает!
      - Хорош паровоз!
      Водитель, не обращая никакого внимания на шуточки, схватил в кузове ведро и быстро зашагал к колодцу. В это время к машине подходили летчики и молча один за другим забирались в кузов. Залезли в машину и мы.
      ...На аэродроме вовсю кипела работа. Диву даешься, когда же техники спят? Вместе с механиками и оружейниками они уже готовили самолеты к боевым вылетам.
      Наш "ЗИС" остановился у одной из землянок. Из нее вышел дежурный и прокричал:
      - Комэски, к командиру! Срочно!
      Трое из приехавших летчиков первыми соскочили с машины и поспешили в землянку. Среди комэсков выделялся почти двухметрового роста летчик с аккуратно подстриженной окладистой бородой. Это был капитан Вадим Фадеев. Как позже мы узнали, любимец полка.
      Убедившись, что больше пока никто не нужен, гвардейцы направились в землянку и, расположившись на нарах, стали "добирать" отдых.
      Все это нас удивило: сони какие-то, а не летчики! Но мы не спешили делиться мнением об этом и правильно сделали. Вскоре мы узнали, какую титаническую работу выполняли они за день - по 5-6 вылетов, и все - с боями!
      Уже через полчаса Вадим Фадеев расталкивал свою "пятерку" летчиков и на ходу ставил им задачу.
      Вот, уже замаячили на плоскостях фигуры летчиков, засуетились около самолетов техники.
      Багровый край кубанского солнца лениво поднимался из-за горизонта. В первых лучах его один за другим взмывали в небо истребители группы капитана Фадеева.
      В тот день мы много раз поднимали к небу взор, наблюдая, как уходят и приходят самолеты гвардейцев. Да, пульс боевой жизни чувствовался во всем. Нам тоже не дали времени на раскачку. В первый день старший техник лейтенант Лытаев знакомил нас с радиооборудованием, а затем с инженером полка Копыловым мы занимались по материальной части самолета и оборудования.
      На второй день нам зачитали приказ о закреплении самолетов за каждым из нас. Все самолеты были новые и нам было все равно кому какой попадет. За мною закрепили самолет под номером девятнадцать. К нему я и направился. Подойдя, увидел, что это та самая машина, на которой я прилетел в полк. Возле самолета стоял небольшого роста старший техник-лейтенант. На траве неподалеку лежал комбинезон. Видно, техник не успел его надеть,
      - Старший сержант Голубев. Назначен к вам командиром экипажа, представился я.
      На лице техника удивление, в зеленоватых глазах недоверие:
      - Голубев?
      - Ну да, Голубев Георгий. А что?
      - Да ничего, так! Был у меня до вас летчик, тоже Голубев. Только лейтенант. Сбили его...
      В голосе техника послышалось беспокойство. Дескать, был поопытнее и то не вернулся.
      - Попробую, чтобы меня не сбили, - ответил я.
      Он улыбнулся и протянул мне руку.
      Так произошла встреча и знакомство со старшим техником-лейтенантом Павлом Уховым, ставшим впоследствии моим верным другом и помощником.
      ШКОЛА МУЖЕСТВА И МАСТЕРСТВА
      На первых же занятиях Александр Покрышкин рассказал нам о жизни и деятельности выдающихся русских летчиков - Нестерова, Крутеня, Арцеулова, Павлова, Чкалова.
      Он говорил:
      - Летчик-истребитель должен иметь холодную голову, горячее сердце, обладать разумной и трезвой инициативой, быть энергичным, сообразительным, расчетливым, смелым и храбрым, а в воздушном бою - дерзким. Истребитель должен быть высоко дисциплинированным, быть тактически грамотным, хорошо знать технические данные самолетов и вооружение противника, чтобы в воздушном бою умело использовать все его слабые стороны для достижения победы.
      Чтобы врага бить, - надо настойчиво учиться, ежечасно повышать свое боевое мастерство, в совершенстве владеть искусством пилотирования и меткого ведения огня.
      На протяжении всех занятий Покрышкин, как правило, задавал то одному, то другому летчику теоретические вопросы, на которые следовало дать исчерпывающий ответ, строившийся на сочетании теории с практическими действиями.
      Особенно много отрабатывалось вводных по тактике действий авиации противника: истребителей, бомбардировщиков, разведчиков, даже корректировщиков и аэростатов. Как правило, эти вводные создавались на определенном фоне воздушной обстановки, привязанные к местности, времени, пространству.
      Разложив перед собой полетные карты, мы получали боевую задачу с указанием конкретного района боевых действий, времени, погоды, что давало возможность предметно изучать наземную и воздушную обстановку. Одни макеты у нас представляли вражеские бомбардировщики, другие - их прикрытие, третьи истребители, прикрывающие поле боя. Покрышкин каждому ставил задачу. Мы принимали решение и, держа в руках модели своих самолетов-истребителей, совершали различные эволюции: "шли в атаку", "маневрировали", "выходили из боя", занимая более выгодное положение, "сбивали противника". Это так увлекало нас, что мы целыми днями не расставались с макетами самолетов и, как только выдавалось свободное время, разыгрывали какой-либо самими придуманный воздушный бой. А то воспроизводили бой, только что проведенный товарищами, прилетевшими с задания, и тут же обсуждали его.
      Покрышкин, контролируя нас по ходу действий, делал замечания, давал советы, указывал на ошибки.
      Сразу же показывал правильный маневр, чтобы мы запомнили его и могли применить в бою. Долго тренировал нас на этом, добивался, чтобы каждое решение, принятое нами, было таким, каким оно должно быть в боевой обстановке.
      Долго и тщательно тренировались мы и в стрельбе. На специальной установке учились точности наводки под различными ракурсами, быстрому прицеливанию. Практически это выглядело так. Вот идет самолет противника. Его скорость полета - 450 километров в час. Берешь прицел, определяешь ракурс, выносишь вперед точку прицеливания, начинаешь слежение, удерживание "вражеского самолета" в прицеле. Точно навел - вспыхивает электрическая лампочка.
      Все это делалось со стремительной быстротой, чтобы воспитать из нас энергичных, метких стрелков. В бою враг не будет ждать, пока ты прицелишься!
      Эта подготовительная работа на земле и в тренировочных полетах оказала нам огромную пользу. В необходимости и значении проделанного Покрышкиным труда мы убедились потом, в дни полетов на боевые задания, во время самых ожесточенных схваток с врагом.
      Занятия всегда проходили оживленно, интересно, часто вспыхивали горячие споры по какому-либо приему или элементу атаки или в целом по проведенному воздушному бою.
      С первых же занятий Александр Иванович по определенной системе начал вырабатывать у нас осмотрительность, внимание, а главное - учил быстро принимать грамотное решение. Бывало, проводит с нами занятия и вдруг, неожиданно для всех, задаст вопрос: "Где летит самолет?". Конечно, мы, увлеченные учебой и не имевшие достаточной натренированности в осмотрительности, иногда даже не слышали, что где-то поблизости пролетает самолет, и сразу отыскать его в небе не могли. На его поиск у нас уходило много времени. Но натренировавшись, мы впоследствии такие задачи решали быстро и точно. Заметить врага первым, скрытно построить свой маневр так, чтобы поставить его в невыгодное положение, наброситься на него с высоты, имея преимущество в скорости, и меткой очередью уничтожить - вот те элементы, которые, как минимум, необходимы для достижения победы.
      В процессе воздушных боев родилась знаменитая формула Покрышкина: "Высота - скорость - маневр - огонь". И он стремился как можно подробнее расшифровать ее, чтобы мы поняли самую суть дела.
      Эта формула вселяла в каждого из нас наступательный дух, активность, волю к победе.
      Покрышкин не раз напоминал нам, молодым летчикам, о необходимости постоянно совершенствовать мастерство ведения боя и технику пилотирования.
      - Воздушный бой - не есть что-то застывшее, - часто говорил он, - его приемы видоизменяются, совершенствуются на каждом этапе боевых действий. И этого никогда не надо забывать.
      НАГЛЯДНЫЙ УРОК КАПИТАНА ПОКРЫШКИНА
      "Искать и уничтожать противника!" Эти слова в первые дни нашего пребывания в полку мы часто слышали от Александра Ивановича Покрышкина. Он хотел, чтобы мы, молодые летчики-истребители, поняли всю глубину, все значение этого основного принципа воздушного боя.
      В те дни ввода в строй мы усиленно отрабатывали технику пилотирования в зоне и слетанность в паре, возились с моделями, разбирали схемы и чертежи проведенных летчиками полка воздушных боев.
      В случаях, когда противник был сбит, Покрышкин требовал от летчиков подробного рассказа о ходе боя, о поведении врага, его приемах, маневрах, о том, в какой обстановке и при каких условиях это произошло.
      Но беда, если воспитанник Покрышкина, встретив врага и имея тактическое превосходство, не сбивал его. Тогда короткое покрышкинское слово "слабак", сказанное в таких случаях спокойным тоном, сопровождающееся пронзительным взглядом, действовало на летчика больше, чем получасовая "баня". Мы сразу заметили, что больше всего такой "оценки" побаивались истребители-гвардейцы. "Слабаками", то есть плохими летчиками, в полку, естественно, никто не хотел быть. Не хотели быть таковыми и мы, молодые пилоты. Поэтому учились настойчиво, всегда старались осмыслить все новое, нам еще не известное.
      - Творчество, изобретательность - одно из самых ценных качеств советского летчика, - говорил нам Покрышкин. И мы понимали, что индивидуальное мастерство приобретает в количестве новую, еще большую силу. На войне нельзя думать только о себе. Иначе неизбежно потерпишь неудачу. Сплоченность, взаимопомощь - главное в бою, и по своему значению не уступает отличной технике пилотирования.
      Жестокий характер воздушных боев настоятельно требовал одного общего стиля в действиях пары, четверки, группы в целом. Воспитанию и сколачиванию крепкой, слетанной пары Покрышкин уделял особое внимание. И в розыгрыше боевой задачи, и в тренировочных полетах он требовал сложнейших действий пары истребителей, как наиболее гибкой, маневренной и легко управляемой основной боевой единицы истребительной авиации.
      Ни при каких, даже самых трудных условиях пара не должна распадаться. Пара - это одно целое.
      Так требовал Покрышкин. Он приучал нас прочно держаться своего места в строю, но действовать всегда в зависимости от сложившейся обстановки во время воздушного боя.
      Главное заключалось в том, чтобы все время ведомый держал в поле зрения самолет своего командира, видел противника, знал, что делается вокруг, на резких маневрах не отрывался от ведущего и в нужный момент мог прийти ему на помощь.
      Мне хорошо запомнился первый вылет в составе восьмерки, которую возглавил капитан Покрышкин.
      Подразделение получило боевую задачу - расчистить воздух от истребителей противника на участке действия наших штурмовиков в районе станицы Крымская. В этот полет Александр Иванович взял двух молодых летчиков, в том числе и меня. В районе боевых действий мы коротко сообщили по радио ведущему воздушную обстановку. Мы держали в своем поле зрения довольно большой участок. Смотрели не только за горизонтом, строем группы, но и вверх, вниз, где в это время как раз работали "ильюшины".
      Скоро наше внимание привлекли несколько силуэтов серо-дымчатых "мессершмиттов". Гитлеровцы дожидались, когда "илы" станут отваливать от цели, чтобы использовать их растянувшийся боевой порядок и обрушиться на них.
      - Пошли вниз! - командует нам Покрышкин. Мы прежним строем следуем за его машиной. А в этот момент два вражеских истребителя последней модификации нагло пробиваются к хвостам "ильюшиных". Покрышкин не торопится атаковать врага. Он велит нам подождать и пропустить фашистов вперед. Вначале мы не поняли его замысел, не догадались, чем это вызвано. Но когда я глянул вниз и заметил, что расстояние, разделяющее штурмовики от истребителей противника, довольно большое, стало ясно, что "илыошины" находятся за пределами их огня. А гитлеровцы, проскочив вперед, оказались под угрозой нашего удара. Вот тут я и сообразил, в чем состоял замысел нашего наставника: он был явно рассчитан на верный и точный огонь.
      - Атакую ведущего. Прикройте! - командует нам Александр Иванович.
      Быстрое сближение с гитлеровцами, точный расчет, меткий, сокрушительный огонь сделали свое дело. Ведущий "мессер" вспыхнул и стремительно понесся к земле.
      Гибель ведущего подействовала на ведомого. Тот резко отвернул в сторону. Младший лейтенант Чистов, ведомый второй пары, стал было его преследовать, но вскоре отвернул и занял прежнее место в строю. Он знал строгий наказ Покрышкина: ведомый пары атакует противника только в случае необходимости по команде ведущего.
      А ведущий Чистова ему такой команды не дал, значат, его самовольная атака была бы нарушением дисциплины в воздухе.
      КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ВЕДОМЫЙ
      Шли боевые дни. Мы летали на прикрытие наземных войск, расчистку воздуха над передним краем. Часто разгорались воздушные бои, приносившие нам новые победы. Мы, молодые истребители, постепенно входили в строй. Теперь, возвращаясь из полета, каждый из нас мысленно благодарил Александра Ивановича за ту большую подготовительную работу, которую провел он с нами на земле.
      В первых боях нам не пришлось действовать вслепую. Мы припоминали свои маневры, "атаки" с макетами и действовали так, как учил Покрышкин.
      Мне уже довелось провести несколько воздушных боев, сбить "Хеншель-129". Покрышкин внимательно следил за действиями каждого из нас, присматривался, поправлял, учил.
      Как-то, возвращаясь с аэродрома, он сказал мне:
      - Ты ведь земляк, Голубев! Давай летать вместе. Я растерялся, не мог найти нужных слов для ответа. Мне оказывалось большое доверие - прикрывать уже известного к тому времени летчика страны. Александр Иванович, видимо, понял мою растерянность и мягко положил руку мне на плечо.
      - Это не так трудно, Жора. Ты должен уметь читать мои мысли, а я буду угадывать твои. В воздухе никаких лишних слов! Сообщай по радио только самое нужное - коротко и ясно. А главное - держаться в паре...
      Так стал я ведомым прославленного аса, Героя Советского Союза Александра Ивановича Покрышкина, тогда еще гвардии капитана.
      Проведенные раньше в его группе боевые полеты научили меня понимать многое в своеобразном покрышкинском воздушном почерке.
      В каждом полете я присматривался, как пилотирует Покрышкин, как выполняет тот или иной маневр, как атакует противника и выводит свой самолет из атаки. В дальнейшем это помогло мне быстро найти свое место в строю рядом с выдающимся летчиком, мгновенно угадывать и повторять его любой маневр и одновременно обеспечивать ему свободу действий.
      В бою все свое внимание Александр Иванович устремлял на противника, не оглядываясь: он был уверен, что там нахожусь я, а значит - в нужный момент прикрою его.
      Соответственно его замыслу я строил свой маневр. Самолет я всегда вел так, чтобы видеть ведущего под углом, имея хороший сектор обзора, и в любой момент мог отразить противника, атакующего моего ведущего.
      В первом же полете в роли ведомого мне представился случай показать Александру Ивановичу, что его работа с молодыми не прошла даром. Недалеко от линии фронта я первым заметил в стороне четверку "мессершмиттов", пришедших, очевидно, на барражирование. Коротко сообщил по радио ведущему:
      - Справа, ниже - четверка "мессеров"!
      Покрышкин, не торопясь, чтобы я четко мог повторить его маневр, занял выгодное положение и вдруг стремительно пошел в атаку. Удар по врагу он нанес с короткой дистанции. Первая же очередь зажгла противника, "мессер" вспыхнул голубоватым пламенем, сорвался в штопор и огненным клубком понесся к земле. Это был ведущий группы, гибель которого внесла замешательство в боевой порядок вражеских истребителей.
      "Мессершмитты" заметались. Это немедленно использовал Александр Иванович для очередной стремительной атаки. Он осуществил ее с такой молниеносной быстротой, что я на мгновение приотстал, и только инстинкт истребителя помог мне быстро оценить его маневр и в соответствии с этим построить свои действия так, чтобы немедленно снова занять свое место в боевом порядке пары. Я пристроился к Покрышкину в тот момент, когда он, сбив второго фашиста, выходил из атаки. Я услышал, как он приказывал прикрывающей нас паре капитана Старчикова атаковать остальных двух "мессершмиттов". С этого полета я стал постоянным ведомым Александра Ивановича Покрышкина.
      Я не раз задавал себе вопрос: каким должен быть ведомый летчик? Многочисленные бои помогли мне сделать окончательный вывод.
      Прежде всего, ведомый, как и каждый летчик-истребитель, должен быть физически сильным, развитым, непрерывно заниматься физкультурой и спортом. Ведь только выносливость и хорошая реакция позволяют придать машине нужное Положение в бою, выдержать перегрузку, которая возникает в момент, когда ведомый стремится сохранить строй пары в самой напряженной обстановке, в самых неблагоприятных условиях.
      Но это не все. Ведомый должен в совершенстве, безукоризненно владеть техникой пилотирования, которую постоянно нужно совершенствовать и на земле и в воздухе. Ведомый должен добиться того, что в своем воображении легко мог представить положение самолета ведущего на каждой эволюции в пространстве, и, сочетая ее с положением своей машины, соответственно строить свой маневр. В этом - главный элемент слетанности пары.
      Тренировка оказывала мне большую помощь в боях: я никогда не отрывался от своего ведущего, потому что заранее предугадывал, какой маневр может предпринять Покрышкин, какое положение займет его машина в последующие секунды. И чтобы он ни делал - атаковал или разворачивался, я в самое короткое время старался занять свое место в боевом порядке пары. Притом не торопился, не просто шел за хвостом ведущего, а все свои действия подчинял замыслу командира.
      К примеру, ведущий произвел атаку и стал выходить из нее. Прикрывая его, я нахожусь в этот момент в 150- 200 метрах от его машины в пеленге или по фронту. Если позволяет обстановка, я, по разрешению ведущего, атакую недобитого противника. Мне нужно в этот момент и вести огонь, и мысленно представлять, какой эволюцией ведущий будет продолжать свой выход из атаки для того, чтобы в минимальный отрезок времени я мог занять свое место. -Допустим, он пошел горкой, потом переваливает машину на крыло. Присматриваюсь, в какую сторону он пошел. И чтобы не оторваться, закончив свою атаку, я тоже с горки захожу ему во внутреннюю сторону за счет сокращения пути. А чтобы не проскочить вперед командирской машины, спустя считанные секунды перехожу на внешнюю сторону.
      Итак, я на прежнем месте, снова в выгодном для прикрытия положении. Пара вновь действует, как одно целое.
      Но каким бы опытным летчиком не был ведомый, он не всегда сможет быстро занять нужное положение, если сам ведущий будет пренебрегать требованиями, которые ставят перед ним законы слетанной пары.