В паре с 'сотым'

      Покрышкин задумался, как бы прикидывая целесообразность моего предложения, и, кивнув головой, сказал:
      - Хорошо! Давай тогда сделаем так: с косы берем курс сто восемьдесят градусов, идем десять минут, затем разворачиваемся правым разворотом на курс триста пятьдесят и идем четыре минуты, затем снова берем курс сто восемьдесят и идем столько же времени. И так в последующем. В результате у нас получится полоса, сдвигающаяся к берегам Одессы, шириной двадцать пять тридцать километров. Это будет хорошо. Теперь слушай дальше: над морем с курсом сто восемьдесят обрати внимание и запомни, под каким углом к оси полета, то есть фюзеляжу, идут волны. Они хорошо заметны по барашкам. В случае, откажет компас - можно таким способом выйти к своему берегу, а не улететь куда-нибудь к берегам Турции.
      - Не улетим! - заверил я, - у меня есть ручной магнитный компас. Он хоть и не точно, но все же север показывает!
      - Какие вопросы есть?
      - Когда полетим?
      - Давай вот что: сначала проложи маршрут, а затем иди к самолетам. И передай техникам, чтобы они подвесили к нашим самолетам подвесные бензобаки, заправили их, опробовали при работающем моторе. О готовности доложить мне.
      Проложив маршрут, увлеченный новым заданием Александра Ивановича, я поспешил на аэродром, нашел своих техников Григория Чувашкина и Павла Ухова и рассказал им о предстоящем вылете на "охоту". Оба техника сразу же вызвали механиков и принялись готовить самолеты к боевому вылету. Минут пятьдесят спустя были поставлены подвесные баки, заправлены и опробованы при работающем моторе. Течи в стыках бензобаков не было. Все хорошо, и я доложил А. И. Покрышкину.
      - Товарищ майор, самолеты к вылету готовы! Погода не очень благоприятствовала нам. Низкая облачность тянулась с моря. Солнце почти не просматривалось, только порой выглянет - и тут же скроется за облаками. Я сел в кабину. Вскоре подошел и Александр Иванович.
      ...Лохматые тучи нависли над морем. Местами они вались с набегающими волнами, образуя сплошную туманную стену. Между тучами и темной морской водой - просвет метров 60-100.
      Здесь, между морем и облаками, проходит путь немецких транспортных самолетов из Крыма в Одессу. Наши истребители идут в пяти метрах от волн с пенистыми гребнями. Впереди - А. И. Покрышкин. За ним в правом пеленге я. Непрерывно осматриваю пространство по сторонам, сзади. И вот замечаю, как впереди, из облака выползает тяжело груженный "Юнкерс-52" и идет метрах в тридцати от воды. Коротко сообщаю А. И. Покрышкину курс и направление полета транспортника. А Александр Иванович видит его и подает команду:
      - Атакуй, Голубев! Только наверняка!
      Я быстро делаю небольшой доворот. Крыло моей машины чуть ли не касается волн.
      Транспортник приближается все ближе и ближе. Бью по левому мотору одной длинной очередью. Темная струя дыма потянулась изогнутой дорожкой. Я почти рядом на параллельном курсе проскакиваю его. В иллюминаторах "юнкерса" вижу немецких офицеров, возвращающихся с крымских "курортов".
      Горящий самолет начал снижаться, затем коснулся воды колесами, обдав себя брызгами, неуклюже пошел на нос и, оставляя за собой большое бурлящее пятно, нырнул в морскую пучину.
      Мы продолжаем поиск. В щели между облаками и водой ни одного ориентира. Нужно обладать очень тонким ощущением высоты и беспрекословно верить в приборы, чтобы лететь в таких условиях. Необходимо постоянно наблюдать за пилотажными приборами, компасом и часами, чтобы не потерять пространственное положение, не сбиться с курса - выдержать большое физическое напряжение.
      Покрышкин уверенно ведет в таких сложных условиях свою машину.
      Спустя несколько минут полета мы снова встречаем один за другим двух Ю-52, которых постигает такая же участь.
      Нам в этот день повезло: три сбитых самолета!
      Так победно заканчивался почти каждый полет на свободную "охоту", ставшую одним из распространенных видов боевой деятельности наших истребителей.
      Нигде так ярко, как на "охоте", в свободном полете, не проявлялся закон взаимодействия ведомого и ведущего. Это - высшая форма боевой деятельности летчиков-истребителей.
      Выносил, отработал, усовершенствовал эту форму А. И. Покрышкин. Настойчиво и повседневно прививал он своим летчикам качества зорких, находчивых "охотников". И лучших из них посылал в тылы противника, в самые ответственные и трудные полеты.
      В свободном полете пары Покрышкин предъявлял к ведомому очень высокие требования. И это не случайно. Роль ведомого в таком полете значительно усложняется. Истребитель-вохотник" не имеет определенного маршрута. В поисках воздушного противника ему приходится преодолевать немалое расстояние. И ведомый .должен непрерывно следить за ориентировкой, мгновенно разгадывать замысел ведущего.
      На "охоте" в момент атаки обнаруженного противника инициатива ведомого активизируется. Он может атаковать врага вслед за ведущим или даже первым по его указанию, или в зависимости от обстановки. А эти обстоятельства предъявляют ведомому новые требования: точность удара, всестороннюю отличную летную подготовку.
      Для лучшей осмотрительности в свободном полете ведомый держится на увеличенной дистанции, не превышающей триста метров. Это обеспечивает большой просмотр зоны, дает возможность заранее обнаружить противника, если он попытается обрушиться на пару "охотников".
      Радиосвязь в свободном полете пары имеет большое значение. Ею нужно пользоваться с толком. Ни одного лишнего слова - иначе противник может засечь направление, район полета пары, и тогда "охота" не принесет эффекта. Покрышкин не терпел лишних фраз и докладывать о замеченном противнике требовал двумя-тремя словами - направление полета, высота и расстояние. Дальнейшее он выяснял сам.
      ВДАЛИ ОТ ФРОНТА
      Долгие и непрерывные боевые действия давали себя знать: личный состав всех трех наших гвардейских - 16-го, 100-го и 104-го - авиаполков заметно устал. В жестоких сражениях никто не щадил себя, - только бы победить! Нередко достигалось это неизмеримой ценой - жизнью. Дивизия, естественно, понесла потери, и в конце декабря, перед самым новым 1944 годом, главнокомандующий Военно-Воздушными Силами решил снять с фронта нашу 9-ю гвардейскую Мариупольскую дивизию и отвести ее в тыл - для пополнения личным составом и материальной частью, а заодно дать летчикам, техникам, механикам передохнуть и подготовиться к новым схваткам с коварным врагом, которого советские войска уже начали изгонять с нашей родной земли.
      Полки перебазировались севернее Черниговки. Надвигалась зима; погода, после того, как прошли дожди со снегом, стояла пасмурная. Образовалась непролазная грязь. Но месить ее нам пришлось недолго. Вслед за небольшим морозцем, сковавшим землю, повалил снег, и зима заявила о себе по-настоящему.
      Население Черниговки, как и соседних с ней населенных пунктов, куда прибыли на отдых полки, тепло и радушно встречало авиаторов, предоставляло нам жилую площадь, образовавшуюся за счет уплотнения. Местные власти подыскали домики под штабы, учебные классы, столовые. С жителями у нас установились очень хорошие взаимоотношения. Люди были свидетелями преступлений, совершенных здесь фашистскими оккупантами, много рассказывали нам о зверствах гитлеровцев и неизменно просили отомстить за поруганную землю, крепче бить врага и гнать, гнать супостата туда, откуда он пришел.
      Первые дни ушли у нас на устройство. Мы обживали теплые, уютные комнатушки, приводили себя в надлежащий вид.
      Разместили меня вместе с Покрышкиным в одной комнате, где уже стояло две кровати. Стол дала хозяйка. Вот и вся наша мебель.
      Дом стоял на берегу небольшой речки. У запруды вода не замерзала, и колесо водяной мельницы, пошлепывая плицами, крутилось круглосуточно.
      По утрам мы с Александром Ивановичем совершали пробежку к реке, делали зарядку, умывались. Тело наливалось бодростью, силой. Дышалось легко, полной грудью. И далеким сном уже казались нам трудные фронтовые дни и ночи, и словно бы совсем не мы, не зная отдыха, не зная сна, не успев поесть или побриться, торопили свои поостывшие машины в бой.
      А тут - благодать! Отошли куда-то вдаль печали и тревоги, отоспались и нет уже усталости.
      Но полеты продолжаются. Передышка - передышкой, а летные навыки нужно не только сохранять, но и совершенствовать, готовить себя к новым схваткам с воздушным противником. Летчики отрабатывают технику пилотирования, подвергаются тщательной, скрупулезной проверке. Перерывов в полетах нет. А отлетав, занимаемся в классе, изучаем штурманское дело, овладеваем теорией стрельбы по наземным целям, а затем закрепляем навыки на практике - наносим удары по мишеням. Учебные воздушные бои ведем с учетом качественно новых тактических приемов, разработанных наиболее опытными летчиками нашей дивизии во главе с уже известным всей стране советским асом А. И. Покрышкиным.
      Технический состав, разумеется, трудился так же самоотверженно, как и в прифронтовых условиях: обеспечивал полеты, производил необходимый самолетам ремонт, добивался четкой, безотказной работы аппаратуры и оборудования. Таким образом, передышка была несколько условной. Личный состав трудился по-прежнему напряженно, а вот обстановка была сейчас иной - не содрогалась от взрывов земля, не чертили небо самолеты с черными крестами на крыльях. Люди становились более спокойными и уравновешенными.
      В свободное время, по вечерам, стала выступать наша самодеятельность. Разрядка уже сама по себе располагала певцов, танцоров, музыкантов к проявлению таланта. Кто-то из политработников повел речь о самодеятельности - и дело пошло! Нашлись и мастера слова, и баянисты, и плясуны. Поистине талантов не счесть! Кто бы мог подумать, что дерзкий, горячий в бою Клубов тонкий лирик в душе и до самозабвения влюблен в Пушкина! А разве не было для нас открытием, когда на импровизированную сцену вышел Слава Березкин? Ну, артист! Уморил нас своими шуточными песнями! А как плясал Андрей Труд! Никто не знал прежде о его "хореографических" способностях.
      После концерта, как правило, устраивались танцы. Тревожил душу голосистый баян Григория Масленникова - начальника связи полка, мягкие мелодии будили воспоминания, и мы на какой-нибудь часик как бы отрешались от суровой действительности, забывали о войне. А когда приезжали артисты с настоящим концертом - для нас это было праздником! Пела душа, глаза светились радостью. В каждом нашем движении угадывался молодой задор, энергия, сила. Хотелось любить и быть любимым. И нет в этом ничего удивительного: ведь мы были еще очень молоды, мы были просто юны.
      В первых числах января Александр Иванович улетел на По-2 за своей любимой - за Машей. Самолет дал ему командующий армией генерал Хрюкин. Приглянувшаяся Покрышкину белокурая медсестра служила в БАО, который не раз обеспечивал наши боевые действия на Северном Кавказе. Здесь они встретились и подружились. С тех пор и идут вместе по жизни.
      Итак, улетел Александр Иванович. А дня через два-три возвратился. Помню, все мы находились на аэродроме, готовились к полетам. Смотрим, идет на небольшой высоте По-2, сделал круг и пошел на посадку. Глаз у летчиков наметан: а что это за пассажир во второй кабине?..
      Не успел я, как говорится, оценить обстановку, как Виктор Жердев с улыбкой кричит мне:
      - Придется тебе, Георгий, нынче переселяться! Третий - лишний!
      Ребята засмеялись. Засмеялся и я:
      - Что ж, переселяться, так переселяться! Кому-то из вас придется потесниться.
      А самолет уже подрулил к стоянке. Как только винт замер, к машине отовсюду поспешили все, кто был поблизости. Поняли, что к чему. Клубов, Жердев, Трофимов, Сухов, Еремин и другие хором поздравляют молодоженов. Те смущенно улыбаются, благодарят за оказанную им теплую встречу.
      Прошло уже больше месяца, как мы в Черниговке. Полк живет все той же напряженной подготовкой к грядущим схваткам. Идут занятия в классах, отрабатывается боевое мастерство в небе. Мы уже знаем, как следует бороться с различными типами самолетов, отработали штурманскую подготовку с применением радиопеленгаторов, групповую слетанность в боевых порядках пары, звена и эскадрильи.
      В дни полетов все эти элементы мы отрабатывали в комплексе. Ходили парами и звеньями по маршруту, затем, подходя к аэродрому, с разрешения руководителя полетов, снижались до бреющего, выскакивали на полигон, делали "горку" и атаковали наземные цели. Как правило, это были бочки из-под бензина, наполненные песком, пропитанным горючим. Попадешь - "смесь" загорится, и результат атаки летчику виден. После этого на бреющем полете уходили от цели и шли на посадку.
      В один из таких дней, когда после выполнения полетного задания наша четверка возвратилась на аэродром, техник сказал А. И. Покрышкину:
      - Вас вызывает командир дивизии.
      Мы переглянулись: полковник Дзусов просто так не позовет!
      Стало грустно на душе: уехал в Москву на учебу наш комиссар подполковник Погребной. Близкие друзья - Клубов, Жердев, Сухов, Руденко, Олефиренко, Старчиков сейчас в Баку, получают новые самолеты. А тут и Александра Ивановича явно забирают куда-то. И ребята повесили носы.
      Вечером я зашел в знакомый домик. Александр Иванович и Маша уже собирались к отъезду. Да и долго ли было . собраться. Шинели на себя - и сборы готовы. Разговор у нас как-то не клеился. Чувствовалось, что Александр Иванович тоже переживает, нервничает.
      Всю почти ночь я не спал: как-то оно будет дальше? Уж очень я привык к А. И. Покрышкину, привязался к нему, изучил его боевой "почерк", научился молниеносно реагировать на его действия, "угадывать его мысли".
      Вскоре меня вместе с командиром 100-го авиаполка подполковником Лукьяновым вызвал начподив полковник Мачнев и сообщил, что надо поехать к шефам, в Мариуполь. Дело в том, что 9-я гвардейская истребительная авиадивизия получила почетное наименование Мариупольской - ее личный состав отличился в жарких боях за освобождение Приазовья, вел успешные боевые действия за Таганрог и Бердянск. Имена бесстрашных асов Н. Трофимова, А. Федорова, П. Еремина, И. Руденко, братьев Глинка, К. Лавицкого, Г. Комелькова, А. Закалюка, И. Бабана и других были широко известны в соединении.
      Став "мариупольцами", мы, естественно, почувствовали себя земляками жителей этого славного города-труженика.
      Теперь, будучи с Лукьяновым посланцами соединения, мы испытывали и гордость за оказанное нам доверие, и ответственность за миссию, которой удостоили нас. Ехали;
      на поездах "от станции до станции" - в теплушках, набитых солдатами, в пассажирских вагонах, вместе с ранеными, а то и прямо на открытых платформах. Порой холод пробирал до костей, но чем ближе был Мариуполь, тем теплее становилось на душе. И вот на третьи сутки мы достигли цели. Пошли сразу же в горком партии. Первый секретарь тепло принял нас, внимательно выслушал, пригласил секретаря райкома комсомола, работников аппарата - и сообща обсудили вопрос об организации встреч. Мы побывали у рабочих заводов имени Ильича и "Азовсталь", рыбкомбината, в местных учебных заведениях. Выступили также по радио. О чем рассказывали? Конечно же, о том, что больше всего интересовало наших "земляков": о том, как воевали за Мариуполь, кто отличился, как готовимся к новым боям.
      Мы видели тысячи обращенных на нас глаз. Мы ощущали тепло любви, которую народ питает к своей армии, мы чувствовали в рукопожатиях силу крепких рабочих ладоней, кующих металл для Победы.
      Мы видели, как население под руководством партийной и комсомольской организаций восстанавливало разрушенные врагом заводы, фабрики, школы, жилые дома.
      До сих пор помню, как, приехав на "Азовсталь", я увидел взорванную фашистами доменную печь. Не рассчитал враг заряда: сделана она была добротно, и могучее тело ее после взрыва стояло накренившись. Я спросил у одного из инженеров, что теперь будут делать с этой печью.
      - Как что? - ответил он. - Будем восстанавливать. Выровняем, поставим на место и запустим в работу.
      В его голосе звучала уверенность.
      И я поверил его словам. Я даже мысленно представил домну такой, какой она должна быть в действительности.
      Идем дальше. Повсюду груды развороченного металла, разрушенные мартены. Много видел я разрушений, но то, что предстало сейчас взору, острой болью отозвалось в сердце.
      Вскоре мы с Лукьяновым совершали обратный путь на перекладных - спешили к боевым друзьям. Помимо теплых слов, добрых приветов, мы везли им "сюрприз" от работников рыбокомбината - два ящика копченого рыбца. Как ни велик был соблазн полакомиться вкусно пахнущей "копчушкой", мы решили ящики не вскрывать, пока не возвратится из Москвы наш командир. Но как сохранить подарок шефов, если днем уже звенит капель? И я решился на эксперимент: зарыл ящики в глубокий снег.
      Возвратившись в Черниговку, мы подробно рассказали боевым товарищам о поездке к шефам, обо всем, что видели, что слышали. Выступил я на нашем полковом партийном собрании. Одним из пунктов решения этого собрания было записано: "Организовать сбор средств в помощь мариупольцам". Личный состав собрал вскоре 90158 рублей. Деньги были переданы по назначению как бескорыстная помощь армии народу-труженику для скорейшего восстановления народного хозяйства. В этом факте наглядно отразились кровная связь и нерушимое единство армии и народа. Прочные узы дружбы крепко связали фронтовиков с мариупольцами. Война катилась на запад, и мы частенько, всматриваясь в карту, отыскивали на юге знакомое название и про себя отмечали, что расстояние до него становилось все больше и больше.
      Вскоре приехал Покрышкин, да еще с хорошей вестью: остается в полку! Рады были и он, и мы. А тут - рыбец на столе. Ну, чем не праздник!
      В конце месяца командир дивизии снова вызвал к себе Александра Ивановича.
      - Звонил Главный маршал авиации Новиков, - сказал полковник Дзусов. Вызывает тебя. Видимо, опять на переговоры...
      Помолчал, потом добавил:
      - Завтра будет самолет. Готовься! Кстати, полетишь не один - возьми с собой и ведомого. Может, новую мат-часть дадут - не отказывайтесь.
      В полдень я уже знал, что лечу в Москву. Оформил в штабе документы, вернулся, собрал чемоданчик - и готов!
      Утром следующего дня прилетел Ли-2 и забрал нас.
      Остановились в гостинице "Москва". Столица выглядела строго, по-военному. Из окон нашего номера мы подолгу глядели вдаль и думали, каждый о своем, и в то же время об одном - о победе над еще сильным врагом.
      Наши думы прервал телефонный звонок. Александра Ивановича вызывал к себе Главнокомандующий ВВС. Как проходила беседа, о чем шла речь - Александр Иванович не рассказывал. Но когда он возвратился в гостиницу, я понял, что разговор был серьезный.
      - Предлагали перейти в Главный штаб, в отдел боевой подготовки, - глухо сказал Покрышкин. - Еле убедил, что это нецелесообразно, что на фронте от меня больше пользы, чем здесь. Да и как оставить полк, ребят, с которыми сроднился и не мыслю себя без них?
      Александр Иванович подошел к широкому окну, из которого далеко видна была Москва. А там, за серой пеленой дымки, где-то в дальней дали, в этот предзакатный час, это же неяркое зимнее солнце играло холодными бликами на обшивке его зачехленного истребителя. Я угадывал мысли своего командира, и понимал его состояние, ибо испытывал точно те же чувства, что и он.
      - Да! - вдруг оживился Покрышкин, обращаясь ко мне. - Главком предложил нам съездить в КП к Лавочкину, посмотреть его новый истребитель, принятый на вооружение наших Военно-Воздушных Сил. Сказал, что в скором времени получим эти машины...
      Утром следующего дня мы уже были гостями выдающегося советского авиаконструктора. Лавочкин очень тепло, радушно встретил нас, пригласил к себе в кабинет и сразу же перевел беседу в деловое русло. Речь шла о наиболее удачной конструкции фронтового истребителя. Каким он видится нам? Чего еще не учли конструкторы, какими летно-тактическими качествами должна, по нашему мнению, обладать машина, какое требуется вооружение. Конструктора интересовали самые разнообразные вопросы, и мы поняли, что мысленно он уже создал не одну идеальную конструкцию истребителя - высокоскоростного, с мощным вооружением, легкого в управлении, маневренного и неуязвимого.
      Но мы знали и другое: мысль опережает технические возможности производства, укладывает конструкторский замысел в строгое "прокрустово ложе" реальности. Мы уже знали, что Ла-5 - отличная машина, отвечающая высоким современным требованиям боя на вертикалях и виражах, что она хорошо оснащена и вооружена. Нам предстояло изучить здесь матчасть и облетать самолет.
      Мы побывали в заводских цехах, с интересом знакомились с производственными процессами. В одном из цехов мы увидели машину, несколько отличавшуюся от Ла-5. Сопровождавший нас конструктор, объяснил:
      - Это Ла-седьмой. Придет на смену "пятерке". Мы с Покрышкиным переглянулись: значит, верно мы подметили в Лавочкине страсть искать, творить, создавать новое, лучшее!
      ...На аэродроме стоял неумолчный гул моторов. Вот один из Ла-5 стремительно побежал по бетонной дорожке и, оторвавшись от нее, стал набирать высоту. Как хотелось быть сейчас на месте летчика-испытателя, "чувствовать" понравившуюся нам машину, пойти на ней в бой.
      Конструктор, словно угадав наши мысли, сказал: - Вам, ребята, лучше было бы поехать в Горький и там полетать на такой машине. Дело в том, что там есть УЛа-5, вас "провезут", а затем полетаете сами.
      Доводы конструктора были резонны и неоспоримы. Решили: отправляемся в Горький.
      На следующий день Александр Иванович на Ут-2, который пилотировал личный летчик Лавочкина, улетел в Горький. Я же остался в Москве в ожидании телефонного звонка - выезжать поездом или вылетать самолетом, который будет прислан за мной.
      Сижу в гостинице, жду. А звонка все нет и нет. По моим расчетам, Ут-2 давно уже на месте. Еле дождался утра - забеспокоился не на шутку. Вечером отправляюсь на вокзал, беру билет на Горький.
      Вот и завод. Проходная. Расспрашиваю, как мне найти А. И. Покрышкина. На меня смотрят с недоумением: никакого Покрышкина здесь не было и нет.
      - Как нет? - похолодело у меня внутри.
      - Да очень просто - нет! Позвоните в заводоуправление, может, там что-либо знают.
      Наконец, узнаю: А. И. Покрышкин приехал в Горький, находится сейчас в гостинице. Адрес такой-то.
      Почему мне сказали "приехал", а не "прилетел"? Вернулся из-за плохой погоды? Так на небе ни единого облачка! Позвонили в гостиницу. Ответили, что А. И. Покрышкин ушел. Мне остается ждать. Вдруг открывается дверь, и на пороге - Александр Иванович.
      - А ты как здесь? - удивляется он. Объясняю, а сам поглядываю через командирское плечо на его спутника, летчика с Ут-2. Почему он перевязан, в бинтах?
      - Что с вами?
      - Да ничего, - спокойно ответил Александр Иванович. - Чуть-чуть поцарапались.
      Уже вечером, в гостинице, он рассказал подробнее о случившемся. Оказывается, летели вдоль реки на бреющем и налетели на телефонные провода. Самолет упал, разбился.
      - Ну, а мы вот отделались легким испугом! - пошутил Александр Иванович.
      Мое воображение рисовало картину этого происшествия в деталях, и я понимал, что счастливый исход - чистая случайность. "Как же так, как же так?" - корил я в душе пилота.
      В Горьком мы изучили Ла-5, затем нам дали по два-три провозных на УЛа-5, и вот мы с Александром Ивановичем занимаем места в кабинах Ла-5ФН и один за другим взлетаем. Машина ведет себя отлично. Мотор мощный;
      Истребитель легко слушается рулей. О чем еще может мечтать боевой летчик?!
      Совершили несколько полетов по кругу, по одному полету в зону. На этом наша "учеба" закончилась. Получили два новеньких самолета УЛа-5 - и взяли курс на Москву.
      А вскоре на одном из УЛа-5 мы вылетели домой - в Черниговку.
      Нас ждали с нетерпением. Засыпали вопросами. Люди стремились к действию, люди рвались на фронт. А тем временем в этих краях уже чувствовалось весеннее дыхание.
      Запомнился мне но той поре такой эпизод. Идем мы как-то утром вдвоем с Александром Ивановичем на аэродром вдоль пруда, глядим - невдалеке от берега, где лед уже растаял, чирки один за другим ныряют в воду.
      - А не хотел бы ты, Жора, отведать утятины? - шутливо спросил Александр Иванович.
      - Отчего же нет! - ответил я, почувствовав вдруг щекочущий запах жареного утиного мяса.
      А мой командир, вижу, вытащил уже пистолет, целится.
      "Э, - думаю, - ничего из этой затеи не будет! "Утятина" сейчас взмахнет крылышками и улетит..."
      Грянул выстрел. В тот же миг захлопали крылья, побежали по воде белые следы бурунчиков. И вот уже чирки взмыли ввысь. Но один остался лежать комочком.
      А. И. Покрышкин отыскал хворостину, зацепил чирка, подтянул к берегу. На выстрел вышла хозяйка дома:
      - Что, уже и дичь добыли? Давайте - на ужин изжарю вам...
      Вечером нас ждал сюрприз: вкусно пахнущая жареная утятина. На столе появилась вишневая настоечка. Хозяйка, тепло улыбаясь, взволнованно сказала:
      - Выпейте, ребятки, за скорую победу! - На ее глазах заблестели слезы. - И я с вами выпью. За ваше здоровье, за ваше счастье, за то, чтобы сынки наши да мужья вернулись целехонькими до своих хат, до деток своих!
      НАД ЯССАМИ ГРЕМЯТ БОИ
      До свиданья, Черниговка! Мы снова отправляемся на фронт. Передышка наша закончилась. 16-й гвардейский истребительный авиаполк полностью укомплектовался летно-техническим составом и материальной частью.
      С молодыми летчиками, прибывшими к нам на пополнение из школ и не "нюхавшими пороха", была пройдена специальная программа по тактической подготовке и боевому применению. Каждый ведущий "натаскивал" своего ведомого применительно к воздушным боям, проведенным в небе Кубани, Донбасса и Крыма.
      За "черниговский" период произошли небольшие изменения в руководстве: наш командир Покрышкин сменил полковника Дзусова на должности командира дивизии. Сам Дзусов тоже пошел на повышение. Командовать нашим полком стал Б. Глинка, которого мы все хорошо знали как превосходного воздушного бойца.
      Полк был боеспособным, личный состав готов был выполнить любую задачу.
      По сводкам Совинформбюро мы жадно следили за обстановкой на фронте. Ежедневно политработники спешили к нам, чтобы сообщить одну за другой радостные вести:
      освобожден от фашистов еще один крупный город, столица Родины снова салютуют в честь очередной победы наших войск. И мы от души радовались таким вестям. А в груди росло желание еще смелее драться с противником, вносить и свой вклад в общий успех наступающих фронтов. И сердце звало: "Скорее в бой!.."
      2 мая 1944 года мы покидали Черниговку, простились с ее замечательными людьми, с которыми успели крепко подружиться, которым мы многим обязаны за их бескорыстную помощь, за радушие. Жители провожали нас, тепло напутствовали, наказывали быстрее очистить от фашистской нечисти родную землю, родное небо.
      Полки нашей 9-й авиадивизии, перелетая с одной точка на другую, перебазировались все ближе и ближе к фронту. Направление - на Румынию. Где-то там должны мы снова скрестить оружие с врагом, где-то там предстоит нам драться с ним, гнать все дальше и дальше на запад.
      Четвертое военное лето вступило в свои права. Пролетая над украинской землей, мы всюду видели разрушения, следы упорных боев. Отступая под мощными ударами наших войск, фашисты предавали огню и уничтожению все, что только можно было сжечь и уничтожить.
      Но жизнь есть жизнь. Нам сверху видны черные, обугленные воронки, а вокруг уже зеленеет молодая трава. Опаленная войной земля пробуждалась к жизни!..
      У разбитых домов копошатся люди - отстраивают, восстанавливают из пепла родимый кров.
      Из сводок мы узнали, что 3 мая немецко-румынские войска группы армий "Южная Украина" севернее города Яссы пытались наступлением ликвидировать плацдарм, захваченный войсками 2-го Украинского фронта на западном берегу реки Прут. Однако широкого развития это вражеское наступление не получило, хотя на некоторых участках противнику и удалось вначале вклиниться в боевые порядки наших войск и даже кое-где продвинуться на глубину 2-4 километра. Но войска 2-го Украинского фронта при поддержке авиации тут же контратаковали врага и быстро восстановили прежнее положение, а затем нанесли противнику сильный удар, отбросив его под Яссы.
      Наш полк - на последнем отрезке маршрута, ведущего нас навстречу боям. Конечная наша точка - Стефанешты, небольшое румынское село. Отсюда мы будем вести боевые действия. Завтра же. А сегодня это уже зона боев: кто знает, может, ждут уже нас в том районе вражеские истребители? Наши ребята хорошо знают, - что прифронтовая полоса полна неожиданностей - и все настроены по-боевому, бдительны, готовы дать решительный отпор.
      Эскадрилья за эскадрильей, с небольшими интервалами по времени, производят посадку. Рассредоточиваем самолеты по стоянкам и тут же, по заранее составленному графику, начинаем - пока что парами - нести дежурство на аэродроме, готовые немедленно на взлет.
      Боевая жизнь началась! Вернее сказать - продолжается. Неутомимые труженики из батальона аэродромного обслуживания уже все подготовили для встречи полка, а теперь вместе С нами работали, заботясь о подготовке самолетов к вылету: заправляли их бензином и маслом, укрывали машины маскировочными сетками, рыли щели, чтобы личный состав мог укрыться в случае налета вражеской авиации. Проявили оперативность и повара: точно ко времени обед был готов.
      Мы довольны своими новыми боевыми друзьями: первое знакомство с личным составом БАО оставило хорошее впечатление.
      Здесь, в Стефанештах, мы были удивлены встречей, оказанной нам местными жителями. На аэродроме появилась большая группа местных жителей. У каждого либо скрипка, либо барабан, флейта, кларнет. Нас встретили "Катюшей", затем были исполнены популярные мелодии тех лет - "Синий платочек", "Сулико" и другие. Просто диву даешься: как дошли сюда "наши песни? Когда успели их разучить?
      Мы видели в глазах этих людей дружелюбие, понимали, что в нашем лице они приветствуют Советскую Армию, приветствуют своих освободителей от фашистской чумы.
      К вечеру собралось еще больше народу. Музыканты играли непрестанно. Начались танцы. К этому времени и "нашего полку прибыло": во второй половине дня стали садиться транспортные Ли-2, доставившие остальной личный состав полка, техническое имущество и все полковое хозяйство.