– Не-ет! – завопил Кевон. – Не хочу, чтоб другие были! Мне машинки, мне!
Следующие три четверти часа Джада успокаивала детей и втолковывала, откуда взялись детские вещи.
– Тетя Мишель и дядя Фрэнк поссорились, поэтому тетя Мишель сейчас живет здесь с Фрэнки и Дженной.
– Тогда почему мы здесь не живем? – резонно поинтересовался Кевон.
Дженна обожгла его презрительным взглядом.
– Дурак! Потому что мама не хочет с нами жить. Кевон разрыдался, Джада вновь и вновь пыталась все объяснить, но слова – это только слова. Никакими словами не облегчить боль от предательства близкого человека. В общем, свидание превратилось в кромешный ад, и только. Миссис Пэтель сидела на краешке дивана безмолвно, недвижимо и бесстрастно, не выражая ни одобрения, ни порицания.
– Ненавижу Тоню, – сквозь зубы процедила в машине Шавонна. – Думает, обдурила меня, а я ни единому ее слову не верю. И тебе не верю. Тебя я тоже ненавижу!
После этого свидания Джада поняла, что так больше продолжаться не может. Она готова была схватить детей в охапку и увезти куда глаза глядят. Ведь через месяц-другой ребята просто-напросто откажутся с ней остаться – не от большой любви к Клинтону или Тоне, а от злости за то, что мать их бросила. Может быть, Барбадос – и впрямь выход? Джада решила все-таки связаться с пресловутым Сэмюэлем, на которого ее родители возлагали большие надежды. После долгих поисков она нашла-таки старый счет, на обороте которого нацарапала телефон, и набрала нью-йоркский номер.
Сэмюэль не заставил ее ждать, хотя, чтобы услышать его голос, пришлось пообщаться с двумя секретаршами.
– Вам повезло, что вы меня застали, миссис Джексон. Вечером я улетаю по делам, но на следующей неделе вернусь в Штаты. Правда, не в Нью-Йорк. Не могли бы вы прилететь в Бостон? Думаю, такие вопросы по телефону обсуждать не стоит.
Ну не божий ли промысел? В жизни ведь в Бостоне не была, но как раз на следующую неделю там намечен «спектакль в пользу Энджи»! Договорившись о встрече на вторник, Джада поблагодарила адвоката.
– Пока не за что, миссис Джексон. Посмотрим, чем я смогу помочь.
– Но это же… это же преступление, – взвизгнула Мишель так громко, что Джада невольно шикнула. Уложив Фрэнки и Дженну, подруги вновь собрались на военный совет в спальне Энджи.
– Преступление?! Это мои дети!
Теперь уже Джада повысила голос, но Мишель не хватило духу на нее шикнуть. Представить было страшно тот ад, в котором жила Джада, лишенная собственных детей, но вынужденная каждый день общаться с Дженной и Фрэнки, слушать их рассказы о школе, видеть, как они нежны с матерью.
– Мы ведь решили подать апелляцию, – вмешалась Энджи. – Майкл уже задействовал свои каналы…
– Забудь! – отмахнулась Джада. – Забудь и о Майкле, и об апелляции. Во-первых, слишком долго ждать, во-вторых, слишком велик шанс проиграть. А мои малыши страдают каждый божий день!
– Но я ведь все-таки служитель закона, – заметила Энджи. – Пусть не идеальный, но пойти на преступление…
– Лучше преступление, чем детское горе, – отрезала Джада. – Сегодня, когда я взяла Шерили на ручки, она вся напружинилась и давай меня отпихивать. Понятно вам? Даже младенец понимает, что такое предательство! Боюсь, еще немного – и она меня уже не простит.
Джада поднялась с кровати и принялась мерить шагами маленькую спальню Энджи. План побега почти сложился; если «Вольво» не подведет, все получится. Она остановилась перед Мишель и Энджи.
– Вы вовсе не обязаны мне помогать. Я сама справлюсь.
Энджи качнула головой:
– Не выйдет. Такие дела в одиночку не делаются.
– Кроме вас, у меня все равно никого нет. Вы не поможете – значит, я сама, – жестко заявила Джада. – Может быть, обращусь в одну из тех организаций, что помогают женщинам в беде.
– Все они нарушают закон, Джада! Тебе придется скрываться годами… возможно, до конца жизни. А если попадешься – что, скорее всего, рано или поздно случится, – сядешь на скамью подсудимых и окажешься за решеткой.
– Только если останусь в Штатах, – возразила Джада. – А если улечу куда-нибудь – на Барбадос, к примеру…
Мишель взяла ее руку в свою.
– Я с тобой, дорогая. Говори, что нужно сделать, я на все согласна. Дети должны быть с мамой.
Джада молча сжала ее руку.
– Ну а если провал? – не унималась Энджи. Джада горько усмехнулась:
– Хуже уже не будет.
– По крайней мере, – выпалила Мишель, – ребята будут знать, что ты не предала их, что ради них ты даже преступила закон!
– Верно, – согласилась Джада. Энджи тяжело вздохнула:
– Ладно, я тоже с вами. – Она окинула взглядом свою располневшую фигуру. – Интересно, полосы на тюремной робе вертикальные или горизонтальные? Горизонтальные здорово толстят.
ГЛАВА 50
– Как я, на ваш взгляд? Толстая? – спросила Энджи, покрутившись перед зеркалом.
Мишель с Джадой в унисон кивнули:
– Отлично!
Расчет был именно на то, чтобы выглядеть раздобревшей, но не беременной. Сценарист, режиссер, художник по костюмам и актриса в одном лице, Энджи избрала для своей героини самую непривлекательную внешность. По возможности пригладив непокорные кудри, она стянула их в хвост на затылке и полностью отказалась от косметики. Так-с… Лизе перезвонила, встречу назначила, столик в ресторане заказала. Что еще?
– Ой! Чуть самое главное не забыла! – Она обошла кровать и взяла с тумбочки пустую коробочку с золотым тиснением «Шрив, Крамп и Лоу».
– Перстень я купила, – сказала Мишель, облаченная в свой новый костюм – очень правдоподобную версию наряда от Шанель, и при макияже, которого вполне хватило бы на всех троих. При этом подруги сошлись во мнении, что выглядит она не дешевой и доступной, но баснословно дорогой и доступной. – Прошу! – Фамильная драгоценность. Подделку лучше ни за какие деньги не купишь, уж я-то знаю.
– Только не вздумай вытащить ее при дневном свете, – предупредила она Энджи. – Стекляшка есть стекляшка; на солнце никого не обманет.
Джада уже облачилась в апельсиновый свитер с глубоким вырезом и донельзя узкие кожаные брюки. Ради такого случая она посетила парикмахерскую, где ей соорудили на затылке умопомрачительный пучок из десятков тонюсеньких косичек. Помаду она выбрала под цвет свитера и сотворила что-то колдовское с глазами. Колдовство это, похоже, потребовало пару килограммов косметики, но выглядела Джада потрясающе.
– Тебе нужно всегда так одеваться, – одобрительно заметила Энджи.
– Было время – и одевалась, но в банке такой вид вряд ли оценили бы. Вот в своем супермаркете я, пожалуй, стала бы кассиршей года!
– Обувь уже выбрала? – спросила Мишель.
– Нет еще. Что посоветуешь, подруга? Туфли на шпильках или ботинки?
Мишель задумалась, оглядев Джаду с головы до ног.
– Я буду на шпильках, так что тебе, думаю, стоит надеть ботинки. Вдруг мистер Уэйкфилд – любитель разнообразия?
– Ну да! Хочешь, чтобы я выглядела как лесби?! – театрально возмутилась Джада.
Энджи рассмеялась.
– Именно! – Она взглянула на часы. – Итак, девочки, дети пристроены у Майкла, выглядим мы классно. Вперед! Сейчас главное – не опоздать на самолет.
Мишель впорхнула в офис Рэйда Уэйкфилда и сразу поняла, что действительно выглядит классно, – с полдюжины секретарш проводили ее завистливыми взглядами. В этот миг она чувствовала себя Золушкой, над которой крестная уже взмахнула волшебной палочкой. В джинсах и блузе было бы, конечно, гораздо привычнее и комфортнее, но чего не сделаешь ради подруги!
Войдя в кабинет экс-супруга Энджи, она улыбнулась. Поднявшийся при ее появлении хозяин кабинета оказался очень высоким и в высшей степени привлекательным. «Не мой тип, – отметила Мишель, – но на его внешность природа не поскупилась. И он это знает. Красуется, сразу видно. И что в нем Энджи нашла? Впрочем, понятно – что… все мы падки на мальчишеское обаяние».
– Мистер Уэйкфилд! – Мишель протянула руку.
Рэйд наклонился через стол чуть дальше, чем было необходимо, и задержал ее ладонь в своей на долю секунды дольше принятого. Ха! Парень явно не промах. Мишель даже пожалела его невесту, но лишь на миг, пока не вспомнила, что эта девица получит то, что заслужила.
Рэйд предложил ей устроиться на диване, а сам, плотно закрыв дверь, уселся напротив и весь обратился в слух.
– Мистер Уэйкфилд, – с застенчиво-простодушной полуулыбкой начала Мишель, – сразу признаюсь: по телефону я вам солгала.
– Вот как?.. – Густая золотистая бровь словно по собственной воле поползла вверх. – В чем именно? И зачем?
– Антея Карстерс – не настоящее мое имя. Я назвалась так только потому, что замужем за очень известным человеком, а мне не хотелось давить на вас до личной встречи.
Рэйд стер с лица улыбку.
– Видите ли… Брачное право – не моя специализация; в основном я занимаюсь контрактами, но…
Мишель подалась вперед и произнесла всего три слова:
– Чарльз Хендерсон Мойер.
У Рэйд а глаза полезли на лоб. Еще бы – кто ж не слышал о семействе Мойер с их баснословным состоянием, доставшимся от давно почившего отца, и немилосердной враждой между тремя оставшимися отпрысками. Их богатство было сравнимо лишь с их же ненавистью друг к другу.
– Старший из братьев? – выдохнул Рэйд. Мишель кивнула:
– Вы правы. Самый богатый и самый старший из них. Впрочем, его возраст меня не волновал, мистер Уэйкфилд. Мы прожили вместе одиннадцать лет, и я ни разу ни о чем не пожалела.
Мишель потупилась, словно эти слова дались ей с трудом, потом, подняв голову, она в упор посмотрела на Рэйда. Тот прочистил горло.
– И что же, гм-м-м, в чем сложность на данный момент?
– Видите ли, перед свадьбой я подписала брачный контракт. И одно из его условий гласит, что я не получу ни пенни, если пересплю с другим мужчиной. Обещания я не нарушила, мистер Уэйкфилд! Вы мне верите?
Он медленно кивнул, как зачарованный глядя в синие озера глаз Мишель, точно кролик на удава. Вот здорово! Мишель вовсю наслаждалась своей властью, своей ролью и всем спектаклем в целом. Пожалуй, водить за нос этого прохиндея даже приятнее, чем наводить чистоту. Чуть приоткрыв рот, она смочила кончиком языка губы и мысленно отругала себя за то, что хватила через край. Ничего подобного, как оказалось. Ее визави заерзал на стуле и спешно сменил позу, скрестив ноги. Прячешь возбуждение, красавчик? Ну-ну…
– А теперь Чарльз требует развода, – сообщила Мишель. – У него появилась другая женщина. Все бы ничего, но его условия меня нисколько не устраивают. Можете себе представить – он обвиняет в измене меня и на этом основании собирается оставить ни с чем! И это благодарность за одиннадцать лет верности!
Рэйд сурово сдвинул брови.
– Но его состояние оценивается в миллиарды долларов.
– А я честна перед ним, – напомнила Мишель. – И тем не менее… У Мойеров, мягко говоря, странное отношение к деньгам. Помните ту историю пятнадцатилетней давности, когда похитили его дочь, а он не пожелал заплатить выкуп? Если не ошибаюсь, ему прислали… силы небесные, только подумайте! – три пальца Мередит. По пальцу в неделю – ужас! Бедняжка Мередит. – Мишель со вздохом покачала головой. – Она ведь была виолончелисткой.
Рэйд кивнул:
– Помню. Читал в газетах.
– Н-да… Таков уж стиль Мойеров – они предпочитают жить сегодняшним днем, напрочь забывая о прошлом и не думая о будущем. Мередит – дочь Чарльза от второго брака. Я у него пятая жена, детей у нас нет. Его нынешняя девица… полагаю, он прочит ее в шестые супруги. Каково, а? Еще не развелся, а уже готовит очередную свадьбу! – Мишель закатила глаза, однако Уэйкфилд Третий ее сарказма не уловил.
– Кто сказал, что богатые отличаются от нас, простых смертных? Фицджеральд, кажется, верно?
О Фицджеральде Мишель услыхала впервые, но виду не подала.
– Он ошибался. Богатые не просто отличаются от нас. Они совсем, совсем другие! Как бы там ни было, для Чарльза настало время перемен, и я, собственно, не возражаю, но… где справедливость? Я ведь играла по его правилам, теперь его очередь. Боюсь, правда, что мне понадобится помощь, чтобы заставить его выполнить обязательства. – Она вновь заглянула прямо в глаза Рэйду, попытавшись придать своему взгляду то выражение, которое безотказно действовало на Фрэнка. В спальне.
Рэйд послушно кивнул.
– Буду с вами до конца откровенна, мистер Уэйкфилд. Я… действительно изменила мужу. Только не с мужчиной, а с женщиной. – Она умолкла, наслаждаясь реакцией: Рэйд старательно изображал бесстрастность, но адамово яблоко у него заходило ходуном. Смотри не захлебнись слюной, красавчик! – В первый раз я оказалась в постели с девушкой по его просьбе, а два года назад познакомилась с… изумительной женщиной. Ее тоже привел Чарльз, и мы занимались сексом втроем, как уже не раз бывало, но… – Мишель вновь умолкла, мастерски сконфузившись. Она наклонила голову, сосчитала до пяти и выпрямилась, небрежно-кокетливым жестом отбросив волосы на спину. – Я не оправдываюсь, мистер Уэйкфилд. Мне нечего стыдиться. А рассказываю лишь потому, что Чарльз теперь использует эту связь в качестве доказательства моей так называемой неверности.
Рэйд тем временем от первого потрясения оправился. Алчность ли в нем взыграла, похоть или оба неприглядных чувства вместе, но глаза его загорелись.
– Мне много не нужно, мистер Уэйкфилд, – проникновенно сообщила Мишель. – Удовольствуюсь сотней миллионов. Для Чарльза это смешные деньги, капля в море. Как вы думаете, ваша фирма сможет мне помочь?
– Не сомневаюсь.
Мишель улыбнулась и встала с дивана.
– Благодарю. О-о-о, благодарю вас! Не хочу задерживаться; кто знает, не следят ли за мной? Потому-то я и назвалась другим именем. На самом деле меня зовут Кэтрин. Кэтрин Мойер. – Она вновь протянула руку и на сей раз сама дольше, чем следует, задержала его ладонь. – Мы не обсудили гонорар, мистер Уэйкфилд. Поверьте, мелочиться я не стану. Мне нужно полностью вам доверять, а доверие стоит любых денег.
Рэйд кивнул:
– Я-то знаю, что вы можете мне доверять. Теперь важно, чтобы это поняли и вы.
– Время покажет. – Мишель опустила руки. Дело сделано; красавчик определенно заглотил наживку. До чего же просто попадаются на крючок мужчины – диву даешься! – Можно попросить вас об одолжении?
– Ну, разумеется, – с готовностью отозвался Рэйд.
– Мне бы очень хотелось познакомить вас с Дженетт. Ей ведь все равно придется давать показания, верно? Мы обе нуждаемся в вашем совете.
– Нет проблем!
– Завидую вам. Если ты зовешься миссис Чарльз Хендерсон Мойер, проблемы возникают на каждом шагу, – горько вздохнула Мишель. – Я остановилась в отеле «Четыре сезона», но пригласить вас туда никак не могу. Не подскажете ли какое-нибудь тихое кафе, где мы могли бы встретиться после работы и где меня точно никто не узнает?
– О да, конечно! – Рэйд не колебался ни секунды. Какие там колебания – он ухватился за ее предложение с жадностью голодного карася. Тут же продиктовал адрес, проводил до самого лифта, лично нажал кнопку вызова и помог войти. – До встречи в шесть!
Прямо из лифта Мишель направилась к таксофону и оставила сообщение для Джады на домашнем автоответчике Энджи.
Энджи пришла задолго до назначенного времени – в данном случае не по причине природной пунктуальности, а для того, чтобы не демонстрировать себя Лизе всю целиком и сразу. Довольно того, что и лицо ее, и одежда выглядят более чем бледно. Если «подружка» прикинет и набранные килограммы, помрет от злорадства.
Столик в кафе Энджи заказала ровно на час встречи Джады с Сэмюэлем Дамфрисом – время в этом спектакле решало все. Когда Лиза, по-прежнему изящная и элегантная, появилась на пороге, ее взгляд скользнул мимо Энджи. Оно и понятно: от прежней Энджи немного осталось. Пришлось помахать ей рукой.
Пока бывшая подруга бормотала приветствия и пристраивала пальто с сумочкой, Энджи наслаждалась ощущением легкости на душе. До чего же приятно не чувствовать за собой никакой вины! Даже ощущение собственной глупости испарилось. В конце концов, любой имеет право выбора. Если человек, которому ты доверяла, выбрал предательство, твоей вины в этом нет.
Устроившись, наконец, Лиза взглянула на Энджи, тут же отвела взгляд и уткнулась в меню.
– Рада тебя видеть. Прекрасно выглядишь. Двойная ложь на одном дыхании! Энджи не удержалась от улыбки.
– Я и чувствую себя прекрасно, – совершенно искренне отозвалась она, подумав о малыше.
– Вот как? – Удивление Лизы, похоже, тоже было искренним, однако она мигом оправилась: – Что ж, прекрасно. Нашла работу?
– Конечно. Работаю в совершенно другом направлении.
– Вот как? Прекрасно.
Ну, надо же, сколько «вот как?» и «прекрасно» за какие-нибудь три минуты. Начинает действовать на нервы.
– Я предупредила Рэйда, что задержусь допоздна, – с чуть заметной неловкостью сообщила Лиза. – Так что торопиться нам некуда. В смысле… если, конечно, у тебя нет других планов на вечер.
– Прекрасно. – Энджи намеренно повторила набившее оскомину словечко. Очень надо, дорогая, любоваться на тебя весь вечер! Но ты проторчишь здесь столько, сколько потребуется девочкам, чтобы провернуть задуманное.
– Да, кстати, – продолжала Лиза, – я захватила с собой все, о чем ты просила. Думаю, тебе было бы неприятно сейчас оказаться в Марблхеде. Слишком все свежо… Верно?
Черт возьми, что она говорит? Да это же катастрофа. Ну уж нет, так не пойдет. Мы должны появиться в Марблхеде вдвоем, причем не позднее чем через два часа.
– Я тоже кое-что захватила для тебя, – спокойно ответила Энджи, принимаясь за цыпленка.
Время еще есть. Лизе не удастся разрушить их великолепный план.
ГЛАВА 51
Шагая по центру Бостона, Джада ловила взгляды прохожих и чувствовала себя более чем странно. Почему они все глазеют? Чернокожих не видели? Или ее наряд смущает? Одета она, конечно, вызывающе… но не до такой же степени!
Пройдясь из конца в конец Центрального бостонского парка, Джада была разочарована: разговоров много, а смотреть-то особенно и не на что. В данный момент к тому же и некогда – придется прибавить шагу, чтобы не опоздать на встречу с Сэмюэлем Дамфрисом, сыном мужа маминой кузины. «Помощь в духе островитян, – думала Джада, двигаясь к выходу из парка. – Кто еще способен поднять на ноги всю родню только для того, чтобы убедиться в бесполезности суматохи?» С другой стороны, выбора у нее не было, а Сэмюэль по телефону произвел впечатление толкового адвоката. Кроме того, все равно надо как-то дотянуть до шести, когда настанет их с Мишель звездный час. Голос подруги на автоответчике дрожал от возбуждения; Золушка была явно довольна собой. Однако сейчас на повестке дня чай с мистером Дамфрисом. Джада пересекла черную от дождя дорогу и ступила в теплую, сияющую позолотой роскошь отеля «Рид Карлтон». Хорошо одетая дама, одна в чужом городе, в роскошном заведении, она уж и забыла, когда такое было. Давно. Очень давно. От молодого безрассудства закружилась голова, словно не тридцать четыре года у нее за плечами, а двадцать пять, не больше, Джада решительно двинулась через вестибюль к кафе, от души надеясь, что не выглядит шлюхой, заявившейся сюда на работу. Прогулка по парку доказала, что сотня косичек, ботинки на шнуровке и кожаные штаны, увы, не создают образа добродетельной матроны.
Вычислить Дамфриса оказалось несложно: единственный чернокожий в зале, он к тому же поднялся ей навстречу. Очень высокий и слишком худой для такого роста, дальний родственник был еще и очень чернокожим – того почти абсолютно черного, эбонитового цвета, который словно вбирает в себя свет. «Совсем неплох, – отметила Джада, взглянув в лицо адвокату, на котором выделялись изумительные светло-серые глаза с яркими белками. – И улыбка бесподобная».
– Джада Джексон? – спросил он. Джада кивнула.
– А вы, следовательно, Сэмюэль Дамфрис. Он опять согрел ее улыбкой.
– Прошу, садитесь. – Ни намека на акцент островитян; голос глубокий, а выговор выходца с Британских островов: отрывистый, четкий. – Чаю не желаете?
Только тут Джада с удивлением отметила, что перед ним уже стоит полная чашка густо-янтарного напитка.
– Индийский, к сожалению, а не китайский, но по крайней мере заварен по всем правилам.
– Неужели? Какое счастье!
Сэмюэль Дамфрис иронии не уловил. Видел бы он тот чай, что она пьет дома! Фантазии ей хватает максимум на пакетики «Липтона». А ведь островитяне и впрямь относятся к чаепитию с почти молитвенной серьезностью. Никуда не денешься – влияние англичан дает о себе знать.
Сэмюэль покачал головой:
– Поразительно, но в Бостоне осталось всего два-три заведения, где подают приличный чай.
– Да уж, лично меня это всегда поражало, – повторила Джада попытку пошутить.
На этот раз ее собеседник задумался и, помолчав, заглянул ей в глаза.
– Вы меня уязвляете?
– Если вы имеете в виду – подкалываю, то вы абсолютно правы. Только в вашем присутствии я не уверена, что говорю на родном языке.
– С вашим языком все в порядке, – с улыбкой отозвался Сэмюэль. – Прошу простить мне академичность и… гм-м-м… тупость. Видите ли, юмора я никак не ожидал. Ваша мама в общих чертах описала ситуацию…
«Какого черта ты творишь, девочка?» – задала себе Джада фарисейский вопрос. На самом деле она отлично знала, что творит. Флиртует, ни больше ни меньше! Пятнадцать лет не кокетничала – и вдруг на тебе. С чего бы вдруг? Кожаные брюки, должно быть, виноваты. Или же экзотические косички на затылке.
Джада поймала пристальный взгляд Сэмюэля и тут же посерьезнела.
– Я знаю, мистер Дамфрис, что попала в жуткую передрягу. Не знаю, что именно вам сообщила моя мама, но догадываюсь, что на информацию она не поскупилась.
В ответ ее одарили очередной белозубой улыбкой.
– В немногословности вашу маму не обвинишь, это верно. Должен признаться, историю она поведала горестную.
Джада вдруг разозлилась на себя. Черт бы побрал и штаны эти нелепые, и помаду апельсиновую, и, главное, идиотское кокетство! Она пришла сюда безо всякой надежды, но от Сэмюэля исходила такая доброжелательная, такая спокойная сила, что ей захотелось поверить и его способность все исправить.
– Так оно и есть и даже гораздо хуже.
Джада пустилась в подробный рассказ о событиях последних месяцев и завершила его, лишь когда опустели два чайника и почти вся сахарница. Сэмюэль Дамфрис внимательно слушал, кое-что уточнял и смотрел, смотрел на нее своими диковинными светло-серыми глазами. Как ни странно, их никто не торопил, несмотря на то, что они были здесь единственной чернокожей парой и просидели за столиком, пока время ленча не закончилось и зал не опустел.
– Что же вы намерены делать дальше, миссис Джексон?
– Буду с вами откровенной. Я понимаю, вы адвокат, но… Я собираюсь пойти против закона или обойти его – как вам будет угодно. Когда мама с папой приехали сюда, они предложили забрать детей и скрыться на островах. Честно говоря, эта мысль и мне приходила в голову, но поначалу я от нее отказалась. Это ведь самое настоящее преступление, а я никогда в жизни даже «зайцем» не проехала! Но теперь… теперь я вижу только один выход. Детей нужно вернуть; не только и не столько ради меня, сколько ради них самих. Я не могу ждать, когда суд разберется, что к чему, и исправит несправедливость. Кроме того, где гарантия, что это произойдет?
Джада затаила дыхание в страхе, что серый взгляд потемнеет от негодования и служитель закона откажется продолжать опасную тему. Но Сэмюэль просто кивнул.
– Видите ли, закон – это прежде всего способ решить спорные вопросы о праве собственности. Однако человеческое понятие о сути собственности изменяется быстрее, чем статьи закона, – вот в чем загвоздка. Наши с вами предки когда-то считались собственностью наравне с землей, домами, мебелью. Жена была собственностью мужа, как любая другая вещь. Дети – аналогично. Здешний закон не создан для заботы о благополучии детей, поскольку основан на давнем, варварском понятии собственности. Ну и, разумеется, лживые показания в вашем деле сыграли не последнюю роль.
Неужели поверил?! Неужели сумел увидеть правду за всем этим нагромождением ошибок, роковых случайностей и безудержной лжи? Джада смотрела на адвоката во все глаза.
– На Кайманах бывали? – неожиданно спросил он.
Джада покачала головой.
– Видите ли, поскольку вы не являетесь гражданкой Барбадоса, воспрепятствовать поискам, которые непременно начнет ваш супруг, будет проблематично. На Кайманах же, где я постоянно веду дела, при наличии американского паспорта и… гм-м-м… некоторой суммы на счету, вы можете отлично устроиться. Выгода двойная: во-первых, вашему супругу не придет в голову искать вас на Кайманах, а во-вторых, страна сейчас на подъеме. С вашим опытом вы без труда найдете работу в банке. Так что, если вы не против…
Джада не верила своим ушам. Силы небесные! Неужто господь наконец услышал ее мольбы?
– Вы… вы готовы помочь?! – выдохнула она. – И даже не возражаете против того, что я надумала?
– Вы надумали защитить своих детей, – с нажимом произнес адвокат. – Как я могу быть против? Нарушение закона – не моя специальность, но, согласитесь, кому, как не мне, знать, что такое беззаконие? Я ведь, если на то пошло, несколько лет проучился в Британии.
В этот момент взгляд Джады случайно упал на его часы – и она ахнула.
– Боже правый! У меня назначена встреча, и опоздать никак нельзя. – Невероятно – общение с Сэмюэлем Дамфрисом, от которого она ровным счетом ничего не ожидала, длилось почти два часа. Глазом ведь, кажется, не успела моргнуть, как получила поддержку, утешение, добрый совет и обещание помощи! А времени на благодарность не осталось. – Простите ради бога, но мне пора.
Джада поднялась, и ее собеседник сделал то же самое. Неожиданно смутившись, она протянула руку:
– Если бы вы знали, как я рада нашему знакомству! Теперь буду думать над вашим предложением.
– Подумать, конечно, придется, но помощь вам в любом случае не помешает. – Он достал из внутреннего кармана пиджака визитку. – Прошу. Не оставите ли и свой номер?
Джада продиктовала номер домашнего телефона Энджи, сняла со спинки стула сумочку и перебросила через плечо.
– Спасибо. Огромное вам спасибо! И ушла не оглядываясь, чтобы не поддаться искушению вернуться.
ГЛАВА 52
Увидев возникшего в дверях бара парня, Джада вмиг распознала в нем бывшего мужа Энджи, так что и торопливый шепоток Мишель не понадобился. Рэйд постоял на пороге, пока его глаза привыкали к полумраку в зале. И этих мгновений Джаде хватило, чтобы многое в нем вычислить. Высокий рост, надменная поза, небрежно-изысканный синий костюм с вызывающе желтым, стильным галстуком… О-о-о, таких белых красавцев, владеющих миром, она знала как облупленных! При первом же взгляде на нее глаза Рэйда округлились. Уж не торговали ли его предки рабами лет эдак сто пятьдесят назад? «Не будь большей стервой, чем ты есть, дорогая, – сказала себе Джада. – Если верить Энджи, Уэйкфилды уже лет двести как царят в Бостоне и окрестностях, а значит, скорее всего, сражались в рядах аболиционистов».
Мишель помахала рукой, и экс-супруг Энджи двинулся в их сторону, лавируя между изящных креслиц на гнутых ножках.
– Добрый вечер, – приветствовал он дам с любезной улыбкой. – Позволите присоединиться?
– Ну конечно! – просияла Мишель. – Познакомьтесь, это Дженетт, а это Рэйд Уэйкфилд.
Джада протянула над столиком руку.
– Наслышана, – сообщила она, придав голосу максимум глубины и бархатистости. – Кэтрин утверждает, что вы успели завоевать ее доверие. Рада за нее, но сразу должна предупредить – на мой взгляд, Кэтрин слишком доверчива. – Улыбка ее была намеренно холодна.
– Что ж… надеюсь, моя репутация и порядочность завоюют и ваше доверие, – протянул Рэйд тоном профи а-ля «супердорогой адвокат».
– Что ж, – эхом отозвалась Джада, – репутация ваша мне уже известна, в противном случае нас бы здесь не было.
Она накрыла ладонь своей подруги. Какого черта зря время терять, спрашивается? Почему бы не начать игру и не взглянуть на его реакцию?
– Кэтрин очень нужна забота близкого человека, – продолжала она. – Она это заслужила. Чарльза я знаю слишком хорошо… к сожалению. И мне отлично известно, через что он заставил ее пройти.
Джада замолчала, позволив собеседнику вообразить кошмарно-сексуальные сцены из прошлого «Кэтрин», после чего поднесла ладонь Мишель к своему лицу, припала к ней губами – и опустила. Мишель руку не убрала. Ее раскрытая ладонь с оранжевым отпечатком губ лежала на столе, будто полураскрытый бутон.
Из-под приспущенных век Джада взглянула на Рэйда. Околдованный, он не сводил глаз с ладони Мишель, и губы Джады тронула улыбка. Древняя черная магия еще никого не подводила. Добавьте розовую щепотку – и парень ваш! Чем уж так возбуждает мужской пол лесбийская любовь, было выше ее разумения. Почему, спрашивается, мужские эротические фантазии нацелены на обладание двумя женщинами сразу, если им и с одной-то справиться чаще всего бывает не под силу? Может быть, как раз потому, что, занимаясь друг другом, дамы снимают с партнера часть ответственности? Самой Джаде трудно было представить что-нибудь менее привлекательное, нежели секс с двумя геями.
А Рэйд все никак не мог отлепить взгляд от ладони Мишель. «Пожалуй, красавчик созрел для полноценного шоу», – решила Джада и поднялась из-за стола.
– С вашего позволения, я отлучусь в туалет.
Она поплыла через зал, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Наверняка Рэйд Уэйкфилд уже пускает слюни, воображая двух таких разных женщин в своей постели. А нарушение множества табу великосветского общества только добавляет в его глазах пикантности этому черно-белому соусу.