Семейный стриптиз

– Сейчас услышишь, девочка. Ты и впрямь ненор­мальная дура, если заводишь дружбу с такими, как я. – Ее следующий жест противоречил резкости тона. Улыбнув­шись, Джада обняла Мишель и на миг прижалась щекой к ее щеке. – Все верно. Думаю, потому я и запихнула тебя в куртку, потому и вытащила силком из дому. Нам обеим нужны эти прогулки.

– Спасибо, – шепнула Мишель, до слез тронутая ис­кренним проявлением чувств обычно такой сдержанной Джады.

Они дошли до конца Лавровой улицы, откуда их путь лежал назад.

– Ну же! – хмыкнула Джада, останавливаясь. – Давай дотронься до столба. У тебя ведь руки чешутся.

– Да ну его! Я-то думала, он нам удачу принесет. Не сработало. Наоборот, вся жизнь кувырком полетела. Э-эх! – Мишель махнула рукой, но не удержалась – похлопала-таки по привычке злополучный столб.

– Забудь про удачу и обратись к богу… – начала было Джада, но вдруг расплылась в белозубой улыбке: – Гляди-ка! Стоило лишь вспомнить о нем, как свершилось чудо.

Проследив за взглядом подруги, Мишель ахнула:

– Поуки!

Ее любимец выбрался из-под гаража и потрусил к ней с невозмутимым видом, будто отлучился на минутку, а не пропадал невесть где столько дней.

– Поуки! – Мишель упала на колени и зарылась ли­цом в грязновато-рыжую шерсть. – Нашли, Джада! Мы его нашли! Или он нас нашел. Это чудо!

– Вовсе нет, – ухмыльнулась Джада. – В том, что Поуки найдется, лично я не сомневалась. Но я, представь себе, рада его видеть – вот это чудо так чудо. – Она покачала головой. – Чертяка лохматый. Дети тебя вконец изба­луют. Ну что ж… Хоть какой-то просвет, верно?

Мишель молча закивала, не в силах выпустить блудное создание из объятий.

– В таком случае – выше нос, девочка. Вперед!

ГЛАВА 19

Из Марблхеда Энджи вернулась как в тумане. Деловая поездка отца оказалась кстати – описывать Тони свой идиотизм было бы выше ее сил. Спать, спать, спать! Боль­ше ей ничего не хотелось. Все мысли и чувства, владевшие ею, когда сон уходил, были полны такого отчаяния, такой обиды, такого унижения, что Энджи опасалась за собст­венный рассудок. Ей не так-то легко было осознать и пове­рить в то, что Рэйд, эта низкая душонка, это двуличное мерзкое животное, растоптал ее любовь; но куда труднее оказалось поверить в то, что он это сделал в объятиях Лизы.

Идиотка. Идиотка! Наверняка в любом языке найдется более подходящее название для таких доверчивых, тупого­ловых, безмозглых кретинок, но ей не пришло на ум ниче­го, кроме «Энджи».

Во вторник, не дождавшись звонка от дочери, Натали позвонила сама и пригрозила лично приехать, за шиворот поднять с кровати и волоком притащить в офис. Энджи смирилась с неизбежным и объявилась-таки в Центре, точно зная, что по виду ее скорее примут за раздавленную бедами клиентку, чем за адвоката, способного облегчить жизнь несчастным женщинам. Но ее приняли как родную: Майкл Раис дружески хлопал по плечу; юрист-обществен­ник Билл пригласил на ленч и поделился собственным горьким опытом – беднягу тоже регулярно предавали Мужчины; секретарша Сьюзен вручила коробку засахарен­ных фруктов и уточнила, сияя, что «все твое, до последнего ломтика!».

– Даже не думай никого угощать, Энджи!

Согретая всеобщим вниманием и добротой, Энджи приняла решение. В самом деле, нельзя же провести оста­ток дней, валяясь на отцовском диване, даже если сейчас это занятие кажется ее предназначением. Нет уж, милая. Зря, что ли, отдала столько сил и времени учебе? В Центре ты по крайней мере будешь приносить пользу, помогая другим обманутым женщинам. Мама права – трудно представить себе более достойный жизненный путь.

Итак, решено! Она берется за эту работу – пусть на время, но берется. Ее жизнь загублена, но можно хотя бы попытаться спасти другие. А когда Карен Левин-Томпсон вернется (если вернется) и услуги Энджи здесь больше не понадобятся, она подыщет себе место в какой-нибудь по­хожей организации, куда приходят за помощью неимущие и обездоленные. И преданные. Не одна она такая доверчи­вая дура, позволившая лгуну разрушить свою жизнь.

В свой первый рабочий день Энджи засиделась допозд­на, страшась самой мысли о возвращении в пустой отцов­ский дом, на дурацкий диван. К одиночеству.

Коллеги один за другим прощались с ней и уходили, а Энджи, включив настольную лампу, все листала и листала папки бесчисленных дел. Около семи вечера в ход пошли засахаренные фрукты. К половине десятого коробка опус­тела, а с Энджи произошло что-то странное. Был ли тому виной избыток сахара в крови или наступило просветление в мозгах, но ее внезапно охватила злость. Да-да, элемен­тарная злость.

Где справедливость? Разве виновата миссис Хуанг в том, что муж подсунул ей подложные документы и заста­вил подписаться? Разве виновата Терри Сондерс в том, что человек, с которым она прожила в браке двадцать семь лет, ободрал ее как липку, лишив даже родительского наслед­ства, после чего устроил себе роскошную жизнь на пару с бывшей нянькой их детей?

Наивные, доверчивые души, они пострадали от муж­ского эгоизма, вранья, жадности. Но сами они никого не обидели и не обманули. Уж лучше быть миссис Хуанг или Терри Сондерс, чем следовать примеру их подлых мужень­ков. Уж лучше быть Энджи Ромаззано, чем Рэйдом Уэйк­филдом или, к слову, Лизой Рэндалл. В первый раз со дня ее несчастного юбилея чувство вины в душе Энджи при­тихло, уступив место ярости.

Назавтра, когда Энджи провожала к выходу очередную клиентку, неловко поглаживая ее по плечу в бесплодной попытке хоть чуточку утешить, сзади подлетела Натали и шлепнула дочь по мягкому месту.

– В перерыв не занята? – спросила она, как только за миссис Готтфилд закрылась дверь.

Энджи задумчиво повела бровью:

– Вообще-то меня пригласил на ленч Брэд Питт, но он, по слухам, спит с мисс Сопрано, так что пошлю-ка я его, пожалуй, подальше.

Натали шумно вздохнула:

– Очень не хотелось тебя огорчать, девочка. Мисс Со­прано – еще цветочки. Он спит со всем окружным хором мормонов.

– Ну надо же. И почему меня это не удивляет?

– Причесаться не желаешь? – небрежно поинтересо­валась мать, пока обе надевали пальто. – Чего ты добива­ешься, скажи на милость? Косы отращиваешь? Ах да, ключи от машины не забудь. Я, возможно, там задержусь.

– Где – там? В кафе? И при чем тут машина? До угла можно и пешком дойти. Я даже кошелек не собиралась брать, ты ведь угощаешь, верно?

– Не совсем, – загадочно отозвалась Натали. – Будь умницей, захвати и сумочку, и ключи.

Энджи послушно кивнула, хотя с удовольствием огра­ничилась бы простым сандвичем в ближайшей закусоч­ной. Следуя совету матери, она кое-как пригладила кудри, провела помадой по губам и даже воспользовалась румяна­ми. Усилия не пропали даром. Из зеркала на нее по-преж­нему смотрело пугало, но хотя бы приобщившееся к циви­лизации.

На пути к стоянке Энджи дернула мать за руку и кивну­ла в сторону кофейни «Синяя птица».

– Может, все-таки в «Птичку»?

– Еще чего! Долой забегаловки, да здравствует настоя­щий ленч! Садись за руль и поезжай за мной.

Проще сказать, чем сделать, учитывая, что водителя хуже Натали свет не видывал. Не зная города, Энджи без­думно рулила в автомобильном потоке, стараясь не упус­кать из виду машину матери. К счастью, с уводившей от центра улицей движение становилось все спокойнее, а на узкой пригородной дороге Энджи смогла наконец при­строиться сразу за Натали. Та все прижималась к обочине, время от времени без всякой видимой причины забирая за сплошную полосу. Наконец, к изумлению дочери, Натали лихо свернула влево, не удосужившись мигнуть подфарни­ком. Энджи с ухмылкой покачала головой. Ну кто еще спо­собен так кошмарно водить, как не дама, всю жизнь про­ведшая в Нью-Йорке без машины?

Не тебе судить, милая. Прошлая твоя жизнь рухнула, а будешь торчать у Тони и пользоваться этой телегой – новой тоже не построишь.

В самом деле, пора подумать о жилье… средств на кото­рое, впрочем, все равно нет. Жалованья юриста Кризисно­го центра хватит разве что на завтраки да бензин. Могут ли они платить больше? Станут ли? Где жить, если уйти от отца? И, главное, как жить в одиночестве? Покупать по­стельное белье и полотенца, выбирать пылесос и кофевар­ку – все это было для Энджи в радость, когда она обустра­ивала семейное гнездышко с Рэйдом. Но делать то же самое для себя?! Дорого, тяжело и абсолютно бессмыслен­но. Не более бессмысленно, чем носиться по магазинам ради человека, который спит с твоей лучшей подругой. Пожалуй, идея собственного жилья не так уж и плоха. Энджи вздох­нула. Есть о чем подумать.

На миг отвлекшись от дороги, она обвела взглядом ок­рестности, поросшие азалией и горным лавром. Этот уго­лок Уэстчестера считался самым красивым и, соответст­венно, самым дорогим, но Энджи почему-то не видела себя среди всей этой ухоженной роскоши. Куда она меня, интересно, тащит? К черту на кулички? В тот момент, когда Энджи, потеряв терпение, задалась этим вопросом, слева у дороги, словно из-под земли, выросло потрясаю­щей красоты здание с вывесками «Гостиница» и «Ресто­ран».

– С кем встречаемся? – поинтересовалась Энджи у матери, выбравшись из машины на стоянке. – Или ты каждый день обедаешь в таких заведениях?

– Терпение, дорогая! – со смехом отозвалась Ната­ли. – Обещаю, останешься довольна.

Джоанн Метцер выглядела потрясающе, как и положе­но известной писательнице. Теперь ее имя гремело по всей стране, но Энджи помнила еще никому не известную мис­сис Метцер – в школьные времена Энджи летом подраба­тывала в офисе мужа Джоанн.

– Как поживаешь, дорогая? – Джоанн тепло обняла Энджи. – Счастлива тебя видеть!

Джоанн значилась в списке приглашенных на бракосо­четание Энджи и Рэйда, но в тот момент колесила по Япо­нии с лекциями, откуда и прислала самый восхитительный из всех свадебных подарков – прелестное старинное ки­моно, расшитое золотыми и алыми нитями. Вместе с ос­тальными вещами, которые Энджи забрала из Марблхеда, кимоно дожидалось своего часа на складе. От мысли, что эта дивная вещица томится в коробке, Энджи даже рас­строилась. Была бы своя квартира – повесила бы на самом видном месте. Думай, Энджи, думай!

Пока Натали посвящала Джоанн в грустную историю дочери, Энджи молчала, прислушиваясь к себе. Странно, но вместо боли ею владела одна только ярость. Хороший знак… наверное. Первый симптом того, что она идет на поправку. Если, конечно, это не первый симптом полного безумия.

Наклонившись через стол, Джоанн сжала руку Энджи.

– Слов нет, дорогая, как мне жаль. Я так тебя пони­маю! Сама через это прошла.

Возникший за спиной Джоанн официант, должно быть, решил, что странная компания устроила спирити­ческий сеанс – все трое заказали рыбный салат.

– Соус отдельно, но побольше, – скомандовала Натали, и Энджи улыбнулась; ее мать была известной люби­тельницей покушать.

За аперитивом тему беседы сменили, заговорив о рабо­те Кризисного центра. Энджи знала, что Джоанн входит в совет директоров, но никак не думала, что мать успела сообщить ей о новом сотруднике Центра.

– Видишь ли, – продолжала Натали, – поток клиен­ток все увеличивается; мы по-прежнему платим Карен и надеемся, что она вернется, но юристов катастрофически не хватает. Вот я и решила – если все равно кого-то нужно брать, то почему не Энджи? Семейственность развожу, как по-твоему?

– Несомненно. – Джоанн рассмеялась. – Ну и что в этом плохого? Я вот тоже сына в издательство пристро­ила. – Она помолчала, пока официант расставлял тарелки с салатом и соусницы, потом взглянула на Энджи: – Важно другое: ты готова? Я не профессиональную подго­товку имею в виду; уверена, что юрист ты отличный. Гото­ва ли ты морально? Когда Джером меня бросил, я еще долго… – Она не смогла подобрать слово и вопросительно взглянула на Натали.

– Заблуждалась, – без колебаний выдала та и подняла глаза от тарелки на дочь. – Все надеялась, что они в конце концов снова сойдутся. Полагаю, у Аляски с Сибирью шансов больше.

Усмехнувшись, Джоанн вновь обратилась к Энджи:

– Ты еще ждешь его звонков? Думаешь о нем постоян­но? Хочешь вернуться?

Энджи покачала головой:

– Нет. Ни за что.

– Я ею горжусь! – расцвела Натали. – Представля­ешь, сама отправилась к нему, забрала свои вещи – и вер­нулась.

Энджи сделала глубокий вдох. До сих пор ей не хватало решимости рассказать матери о Лизе, но сейчас, глядя на двух старших, более опытных женщин, она решила присоединиться к легиону обманутых и выстоявших.

– Между прочим, я узнала, с кем он мне изменил. С моей коллегой и лучшей подругой!

Джоанн зажмурилась и замотала головой. Натали, ахнув, уставилась на дочь.

– Боже… Ну и стерва! Только не вздумай себя в этом винить, Энджи. Она поступила гнусно, а не ты!

Джоанн открыла глаза.

– Легче тебе не станет, дорогая, но я все-таки скажу. Могло быть хуже. Он мог переспать с твоим сексологом.

Если Энджи и не расхохоталась, то была очень к этому близка. Во всяком случае, ей стало гораздо легче от того, что тайна о Лизе перестала быть только ее тайной, и от того, как отреагировали на новость собеседницы.

– Наверное, – согласилась она, проглотив порцию са­лата. – Только в жизни так не бывает.

– Еще как бывает! – Натали кивнула в сторону Джо­анн. – Ей лучше знать. Она платила негодяйке двести бак­сов в час за то, чтобы поболтать о постельных проблемах с Джеромом, а та с ним трахалась!

– Правда? – Энджи уставилась на Джоанн во все глаза.

– Ну-у… не совсем. Во-первых, платила я сто семьде­сят в час, а во-вторых, они еще тогда гм-м-м… не… траха­лись, но трах был уже рядом. – Джоанн улыбнулась. – Тя­жело было, конечно. Но сейчас я уже не считаю себя жер­твой. Не скажу, чтобы мне было приятно вспоминать тот период жизни, но он остался позади, а я иду дальше. – Она снова улыбнулась, искренне и светло.

Салаты доели молча, а за кофе Натали с Джоанн верну­лись к проблемам Центра. Когда они углубились в финан­совые вопросы, Энджи потеряла нить разговора.

– Может быть, к Адрианне обратиться? – вынырнув из своих мыслей, услышала она голос матери.

Имя Адрианны Лендер, знаменитой актрисы и киноре­жиссера, Энджи было известно.

– Адрианна помогает Центру? – удивилась она. Натали ухмыльнулась:

– Радость моя, Адрианна и есть наш Центр!

– Значит, нам надо выкроить побольше денег на зар­платы. Сколько, по-твоему, нам может понадобиться? Ви­дишь ли… —задумчиво протянула Джоанн, – контракт на мою следующую книгу…

«Самое время откланяться», – решила Энджи. Не только потому, что не хотела присутствовать при обсуждении соб­ственного жалованья. Просто она вдруг почувствовала, что с ней произошло что-то очень важное. Нелегкое это, ока­зывается, дело – признание в предательстве мужа и луч­шей подруги. Зато теперь у нее было ощущение, что все ос­талось позади.

ГЛАВА 20

Мишель просунула голову в ворот розового свитера, затем через ноги натянула юбку из серой фланели. Собст­венно, натягивать юбку ей не пришлось. Кошмар про­шлой недели уничтожил ее аппетит, а обмен веществ, по­хоже, многократно ускорил. Как бы там ни было, но она здорово похудела, потому что «молния» застегнулась без проблем.

Мишель отступила на шаг и критически обозрела себя в зеркале. Казалось бы, потеря веса должна идти женщине на пользу, но отражение откровенно насмехалось над этим мнением. Лицо – сплошь кости, впадины да гигантский нос. Череп будто усох, зато кожа не успела – результат со­ответствующий. Даже волосы, ее гордость, потеряли золо­тистый блеск и соломенной желтизной лишь подчеркива­ли бледность щек. Мишель всегда казалась хорошенькой без особых усилий, но это лицо можно было предъявить в банке только под слоем макияжа.

Обсудив все «за» и «против», Мишель с Джадой при­шли к выводу, что обеим пора возвращаться на работу.

– Еще пару дней безвылазного сидения в доме, убор­ки или сюсюканья с Поуки – и ты угодишь в психушку, – заявила Джада. Мишель отлично поняла, что подруга и себя включила в состав потенциальных пациентов псих­больницы.

Тем же вечером Мишель предупредила Фрэнка, что со следующего дня возвращается в банк. Тот, как обычно, принялся отговаривать («К чему тебе эта работа? По-моему, я достаточно зарабатываю…»), но Мишель было нужно – необходимо! – размеренное постоянство рабо­чей рутины. Она хотела ускользнуть из дома, оскверненно­го не только в переносном, но и в прямом смысле до такой степени, что никакие чистящие средства не в силах были вернуть прежний вид стенам, окнам, мебели. Кроме того, на работе всегда можно поболтать с приятельницами на нейтральные темы, а это очень отвлекает от непреходящей тревоги за будущее. Плюс ко всему – что бы ни говорил Фрэнк – даже ее мизерный заработок теперь мог приго­диться. Судебная тяжба, как известно, дело недешевое. Ра­зумеется, вслух она этого не произнесла. Довольно с Фрэнка проблем; да и мужская гордость не позволила бы ему согласиться.

Фрэнк почти не делился с женой своими страхами, но Мишель видела, что напряжение его с каждым днем нарас­тает.

– У них ничего против меня нет! – твердил он в ответ на ее расспросы, а сам часами вел телефонные переговоры с Брузманом. Мишель в душе недоумевала, как мужу уда­ется, практически не работая, тратить столько денег на новую обстановку, уж не говоря о гонораре адвоката.

Забрав из спальни Дженны электрические щипцы, ко­торые та, по обыкновению, не положила на место, Ми­шель отправилась в ванную. Там она сунула вилку в розет­ку и распахнула шкафчик со своим косметическим богат­ством – полестней разноцветных флакончиков, тюбиков и баночек. Приблизив лицо к зеркалу, она покачала голо­вой. Кошмар! Кожа как мел, темные мешки под глазами, бескровные губы. Придется потрудиться.

Предварительно затянув волосы на затылке, Мишель накладывала основу для макияжа, когда на память пришли слова из где-то услышанной песни: «Гроза не вечна, сделай счастливое лицо…» Так-mo вот. Довольно себя жалеть. Не смей появляться в банке со скорбной миной!

Когда макияж был завершен, из зеркала на нее смотре­ло совсем другое лицо с матово-кремовой кожей, нежным румянцем и чуть поблескивающими розовыми губами. Темнота под глазами исчезла, они стали больше и вырази­тельнее от перламутровых теней. Мишель усмехнулась. Забавно все же, что женщины с такими трудами избавляются от теней под нижними веками только затем, чтобы создать искусственные на верхних! Что ж, отлично. Выглядит даже лучше, чем когда-либо. Осталось поднять боевой дух – и вперед!

Выходя из ванной, Мишель мурлыкала о том, что гроза не вечна.

Мишель заранее договорилась с Джадой, что придет чуть позже обычного, когда все уже будут на местах. Джада в том числе. Взяв несколько дней без оплаты, больше она не могла себе позволить – чек за услуги Брузмана нужно было отрабатывать. Конечно, она предпочла бы поехать вместе с Джадой, но та ее идею забраковала. Мишель оби­делась было, но тут же поняла, что несправедлива к подру­ге. До всех этих трагических событий они не ездили вместе; с какой стати начинать теперь?

За минуту до девяти Мишель припарковалась на стоян­ке у банка, вышла из машины и вдохнула поглубже. Все нормально. Выше нос, как говорит Джада. Ты ни в чем не виновата. Она прошла к служебному входу и ткнула кнопку звонку. Открыл Бобби, симпатичный парнишка, на пол­ставки подрабатывающий охранником.

– Привет-привет, – бросил он.

Ну вот, а ты боялась. Легче легкого!

Мишель приветливо поздоровалась с коллегами, затем сняла пальто, повесила в шкаф рядом с другими и прошла прямиком к автомату с кофе. Она была тронута тем, что за время ее отсутствия (всего-то неделя, но все же) никто не убрал ее чашку с привычного места. Мишель налила себе кофе, повернулась – и с чашкой в руке застыла перед своим столом… который больше не был ее столом! Исчезли фотографии Фрэнка и детей, исчез снимок Поуки и кро­хотный горшочек с плющом – подарок на прошлый День матери. Исчезло все, что делало стандартный офисный стол кусочком ее дома.

У Мишель пересохло в горле. Опасливо подняв голову, она обвела взглядом сослуживцев. Что это? Злая шутка? Проверка на прочность? Трое из коллег занимались клиен­тами, Бен висел на телефоне, Анна тоже, а остальные отве­ли глаза. В полной растерянности Мишель машинально опустилась в кресло и уставилась на стол. Рука ее дрожала. «Нужно поставить чашку, а то разолью кофе, – мелькнуло в голове. – Что же теперь делать?»

– Привет, Мишель. – Закончив разговор по телефону, Анна пересекла кабинет и остановилась перед ней. – Пока тебя не было, наши консультанты произвели перестановку, – деловито сообщила она. – Твой стол перенесли в нишу. – Анна кивнула на выступ стены, который создавал нечто вроде алькова рядом со входом в хранилище. На это место многие зарились, поскольку оно было скрыто от глаз посетителей, но оно не подходило для тех, кто работал с клиентами.

– Да, но… тут ведь Бетси всегда сидит! – возразила Мишель. Бетси, которая обслуживала сейфы, нужен был доступ к хранилищу, и лучшего места для нее, чем в нише, в кабинете не нашлось бы.

– Бетси поставили стол рядом с другим входом, с той стороны, так что теперь во время работы с сейфами нас не будут отвлекать. Соответственно, обеспечивается повышение производительности труда, – закончила она лекторским тоном, круто развернулась и прошла к своему столу, где немедленно уткнулась в папку с документами.

С горящими под слоем косметики щеками Мишель встала и прошла на свое новое место. Протиснувшись между стеной и столом, опустилась в кресло. С тем же ус­пехом ее могли запихнуть и в кладовку; обзор был бы боль­ше. Рабочий уголок Анны да стеклянная стена кабинета Джады – вот и все, на что ей теперь позволено смотреть. Одна. Совершенно одна. Пария… Могла ли эта переста­новка быть случайностью? Вряд ли.

Мишель придвинула к себе пачку заявлений на выдачу ссуд и сделала деловое лицо, потому что счастливое где-то потерялось.

Все утро Мишель проработала с накопившимися за время ее отсутствия документами и позвонила нескольким клиентам, неверно заполнившим формуляры. С теми, кого предстояло обрадовать положительным решением, она ре­шила повременить до обеденного перерыва – больше шансов застать людей дома. Хорошую новость приятно со­общать. Жаль только, что у нее самой хороших новостей не густо.

Часы показывали половину двенадцатого; к Мишель никто так ни разу и не обратился, если не считать двух жаждущих ссуды клиентов, а самой ей не хватало духу по­дойти как ни в чем не бывало к Бену или к кому-нибудь из младших клерков, поболтать о том о сем. Не дай бог, они обошлись бы с ней, как дамы на школьной ярмарке. Нет уж, спасибо! Больше ей такого не вынести.

Вопрос о том, почему ее в прямом смысле задвинули в угол, не переставал мучить Мишель. Неужели для того, чтобы изолировать от «порядочных» людей? Или это все-таки совпадение? Очень не хотелось клеветать на коллег и уж тем более не хотелось думать, что перестановка совер­шилась по личному распоряжению Джады, но откуда ей знать? В конце концов, Джада – не только подруга Ми­шель, для нее благополучие детей превыше всего. Если Джада потеряет работу, она потеряет все.

Только теперь, когда ее собственное положение в бан­ке пошатнулось, Мишель поняла, насколько и для нее са­мой важна эта работа. Ей нравилось помогать людям, под­сказывать, как организовать лучше свои финансовые дела и что для этого нужно сделать. Нравилось приносить поль­зу и слышать в ответ «спасибо». Да и с Фрэнком всегда было чем поделиться. Вечерами, узнав, как у него дела, Мишель рассказывала ему о своих. Да и с коллегами всегда можно было перекинуться парой слов или шуткой…

Всегда – но не теперь. Какая радость сидеть в тесном углу, затертой между стенами, леденея от неприязни со­служивцев? Ужас! Мишель тяжело вздохнула. А может быть, не так уж все плохо, просто неудачно совпало? Первый день на работе, перестановка, неловкость коллег – вот на нее и накатило… Что, если взять себя в руки и самой сделать первый шаг? Наверняка и напряжение снимется, и место в нише, за которое многие боролись, будет в радость. Телефонный звонок отвлек ее от раздумий.

– Мишель? Это я, Джада.

– О, привет! Как ты?

– Извини, что сразу не позвонила, когда ты пришла. Сначала нужно было предстать перед мистером Маркусом, а потом битый час проторчала в отделе обработки данных и хоть бы слово поняла из того, что там вещали.

– Неважные дела, – сочувственно отозвалась Ми­шель. Какое счастье! Джада по-прежнему с ней! – Хочешь, я зайду? Можем вместе пообедать.

– Нет, Мишель, идея не из лучших. Слущай-ка, мне не хотелось это говорить, но ты должна знать. Насчет твоей работы… На меня тут… слегка давят… Ничего страшного, волноваться не о чем, но пока нам лучше…

– Ясно, – поспешно вставила Мишель. – Нет про­блем. – Ей вдруг стало трудно дышать.

– К тому же в данный момент мне очень нужна твоя помощь.

– Все, что пожелаешь.

– Открой нижний правый ящик, – сказала Джада. – Только не смотри в мою сторону!

Мишель бледно улыбнулась.

– Подарок? Сюрприз для меня? – Она потянула за ручку ящика.

– Увы, подруга. Может, для тебя это и сюрприз, но для меня уж точно не подарок. – Голос Джады в трубке дрог­нул.

Мишель вынула из ящика лист бумаги; ей не составило труда распознать типовое заявление на выдачу займа, за­полненное рукой Джады. Десять тысяч долларов. Ого!

– Вижу. Что дальше?

– Честно говоря, Мишель, не знаю, что мне делать. Я выписала Брузману чек на десять тысяч.

– Десять тысяч?! – в ужасе выдохнула Мишель. – Он потребовал от тебя такие деньги!

– Для начала, – сообщила Джада с горечью. – Но зато обещал действовать быстро и вернуть детей.

– Я понимаю, но такая сумма… Никогда не думала…

– Хуже всего, что с тех пор от него самого ни слуху ни духу, общаемся через секретаршу. Он вечно то в суде, то у клиента, то еще где-нибудь.

– Ну, в этом нет ничего удивительного, Брузман класс­ный адвокат, потому и занят.

– До того классный, что взялся за мое дело, прибрал к рукам мои денежки и был таков?

Боже, боже! Мишель похолодела. Интересно, во что этот скользкий тип обходится Фрэнку? Наверняка ведь еще дороже! Гораздо, гораздо дороже…

– И как ты собираешься с ним расплачиваться?

– Ответ у тебя перед глазами.

Мишель снова взглянула на заявление, потом подняла голову. Джада стояла у стола с прижатой к уху трубкой и массируя затылок. Встретившись взглядом с Мишель, она резко отвернулась.

– Не смотри сюда! – прошипела она. Молчание, казалось, длилось вечно.

– Послушай, подруга, – первой прервала его Джа­да. – Здесь нет ничего противозаконного, я не прошу тебя идти ради меня на преступление. Думаю, что смогу найти обеспечение под заем. Дом трогать нельзя, поскольку для этого требуется подпись Клинтона, но все равно я как-ни­будь выкручусь. От тебя мне нужно одно – чтобы ты отнеслась к моему заявлению так же, как к любому другому, только продвинула его по-быстрее. Очень быстро! Деньги мне нужны завтра. О'кей?

– О'кей, – согласилась Мишель. – Секундочку, Джа­да! Пока ты на проводе, не объяснишь, почему меня задви­нули в угол?

– Приказ начальства, – вздохнула Джада. – Маркус обеспокоен. Какой-то подонок что-то не то ляпнул. Лично я думаю, что как только все более-менее уляжется, у тебя проблем не будет. Разве что парочка задниц будет косить­ся. Но на данный момент они все до единого задницы. Гляжу вот через стенку – и вижу море задниц.

Мишель хмыкнула:

– Не самое приятное зрелище.

– Конечно. Но их лица, боюсь, еще паскуднее, – ото­звалась Джада, и Мишель не сдержала смеха. Ей стало легче дышать и потеплело на сердце. Как бы ни было тяжко обеим, они с Джадой вместе, и они выстоят.

Мишель работала как одержимая, заполняя бесчислен­ные бланки, необходимые для продвижения заявки Джады. Время от времени, отрываясь от писанины, она бралась за телефон и набирала номер очередного клерка, без согласия которого дело не пошло бы. Фокус был в том, чтобы убедить каждого, что заявка Джады давным-давно ждала своей очереди, и виной задержки лишь ее, Мишель, небрежность.

– Вы не поверите, как я оплошала! – проникновенно сообщала она в трубку. – Задержала заявку собственного начальства на целую неделю! – Просто удивительно, насколько сговорчивыми и предупредительными станови­лись коллеги, стоило им услышать о чужих промахах.

Мишель вовсе не трудно было это делать для подруги, она не испытывала ни стыда, ни особых опасений по пово­ду того, что заявку могут отклонить. Проблема виделась Мишель в другом: даже учитывая, что Джада сумеет-таки выплатить ссуду, на большее ее не хватит. Ей нечем будет оплачивать не только услуги Брузмана, но и возможные (немалые) судебные издержки. Второй ссуды ей уж точно не дадут, а Брузман не из тех, кто станет дожидаться, когда у клиентки появятся средства.

Бедная Джада! К кому ей обращаться, если Брузман от нее откажется? К дешевому, а значит, и плохому адвокату? В «Юридическую помощь» для неимущих?..

Покачав головой, Мишель взглянула на свои часики – из ниши ей даже настенных офисных часов не было видно. Почти пять. Поднимаясь, чтобы размять ноги и налить очередную чашку кофе, она услышала шум у двери.

Опять! Мишель вздохнула. Едва ли не каждый день перед самым закрытием банка на пороге объявляется кли­ент, которому позарез нужно положить деньги на счет, снять со счета или сделать еще что-нибудь не менее сроч­ное. И каждый день охранники ждали этого момента, чтобы дать толстосуму от ворот поворот. На пути к автома­ту с кофе Мишель увидела, что охранник буквально нава­лился на дверь и толкал ее изо всех сил, несмотря на то что запоздавший посетитель просунул в щель между двумя стеклянными створками ногу в коричневом ботинке. Ох­ранника Мишель не знала; по-видимому, из новеньких или кого-то подменял. Но усердствовал он не на шутку. Что-то определенно должно было хрустнуть, вопрос толь­ко – нога или стекло?