Семейный стриптиз

– Миссис Руссо – мать двоих маленьких детей. Она невиновна и находится в полном неведении относительно преступной деятельности своего супруга. Обвинение, предъявленное Фрэнку Руссо, не имеет никакого отноше­ния к его жене. Мы хотим поставить вас в известность о ре­шении миссис Руссо покинуть округ, а возможно, и начать бракоразводный процесс.

– Вот как? Любопытно. И вы хотите сказать, что эти кардинальные решения не связаны с недавней деятельнос­тью Фрэнка Руссо?

– Мы не на суде, мистер Дуглас, и миссис Руссо не обязана сообщать вам подробности своей семейной жиз­ни или ссылаться на Пятую поправку. Позволено ли ей уехать – это все, что мы хотим знать. Напоминаю, что моей клиентке обвинение предъявлено не было.

– Верно. Но уехать мы ей не позволим, – заявил Дуг­лас. – Если миссис Руссо пожелает свидетельствовать на стороне штата в обмен на гарантию безопасности, возможно – повторяю, возможно, – мы согласимся на подобную сделку.

В первый раз за время беседы Дуглас повернул свою бычью голову к Мишель и в упор взглянул на нее. Мишель съежилась.

– Что вам известно? Можете вы сообщить что-нибудь существенное, представляющее для нас интерес? С кем он говорил по телефону? Кого приводил в дом? Откуда шел товар? Кто из родственников Фрэнка может быть причастен к его бизнесу? С кем он связан в Колумбии? Часто он возил вас отдыхать в Мехико или Каракас? У вас нет выбо­ра, миссис Руссо, придется выложить всю правду.

Мишель смотрела на него с отвращением. Правду? Это просто:

– Если бы я хоть что-то из всего этого знала, меня давно не звали бы миссис Фрэнк Руссо. Я пришла сюда для того, чтобы выяснить, считаете ли вы меня пособницей мужа. Я заявляю, что невиновна. Кроме того, мне необхо­дима гарантия безопасности, потому что я собираюсь увез­ти детей из этого округа. Будущее моих детей – вот что меня сейчас тревожит. – Она сделала паузу и глубоко вдохнула. – Я не знаю наверняка, совершил ли Фрэнк преступление, но боюсь, что мог совершить, и это вызыва­ет во мне страх и стыд.

– Боитесь? Вы боитесь, что он мог совершить преступ­ление? – желчно передразнил Дуглас. – Одно из двух: либо вам чертовски хорошо известно, в какие игры играл ваш муж, либо вы самая скверная супруга, с которыми мне доводилось сталкиваться. Решили бросить мужа, потому что он попал в переделку, – и при этом заявляете, что не уверены в его вине, а только боитесь, что он виновен? Да что вы за женщина, миссис Руссо?

– Мне не нравится ваша манера разговора с моей кли­енткой, Дуглас, – вставил Майкл. – Мы пришли сюда по доброй воле и с благими намерениями, учтите это.

Дуглас снова остановил тяжелый взгляд на Мишель, и ей лишь огромным усилием воли удалось не отвести глаз.

– Вы не кажетесь мне стервой, миссис Руссо, но я точно знаю, что вы лжете. Не боитесь вы, что он виновен, а уверены в этом. Вам так много известно, что вы готовы бежать к черту на рога, чтобы не иметь дела с отцом ваших детей. Что ж, я помогу вам, но и вы должны мне помочь… тем более что пришли сюда с благими намерениями.

– Миссис Руссо нечего вам предложить, – ответил за свою клиентку Майкл. – Она ни в чем не виновата, но тем не менее подвергается нападкам со стороны мужа и со сто­роны властей. Кроме того, над ее детьми издеваются в школе, а это абсолютно недопустимо.

Отлепив ладони от живота, Дуглас забросил руки за го­лову.

– Сожалею, – на удивление искренне пробасил он., – Дети в самом деле ни при чем. Их матери – дело другое. У меня слез не хватит оплакивать женщин, которые год за годом живут с закрытыми глазами, предпочитая ничего не знать о делишках мужа. А зачем? Им и так хорошо. Не дай бог, зададут лишний вопрос – и вся их замечательная жизнь развалится. Вы живете в дорогом районе, миссис Руссо, ездите на красивой, дорогой машине. Мы проверя­ли и суммы ваших налогов, и суммы доходов вашего мужа. Фрэнк Руссо не дурак, нужно отдать ему должное. Но и вы, думаю, тоже не так глупы, как хотите казаться. И я не желаю слушать бабьи байки: дескать, я знать не знала, что он добывает деньги нечестным путем.

Окружной прокурор поднялся из-за стола.

– Миссис Руссо! Виновны вы или нет, но я вынужден с прискорбием сообщить, что вы вместе со своими детьми в ближайшем будущем станете непосредственными участ­никами жесточайшего сражения. Положение вынуждает нас хвататься за любой шанс. Я не позволю вам покинуть округ. Я не могу гарантировать, что за вами не будут сле­дить, не станут преследовать и вообще делать все, чтобы достать Фрэнка Руссо. И в конце концов вас вызовут в суд, пусть даже как свидетеля, лояльного противной стороне. Выбирайте, миссис Руссо, – либо вы предоставите то, что нам необходимо, либо пройдете через все эти пытки.

ГЛАВА 56

Поездка в Марблхед сотворила чудо – теперь Энджи чувствовала себя не просто гораздо лучше, а замечательно до головокружения! Кто бы мог подумать, что она способ­на на такую злобную выходку? А она между тем не только не испытывала ни малейшего угрызения совести, но была счастлива, что отомстила за себя. Спасибо Мишель и Джаде, без них ей ни за что бы не справиться.

Как бы то ни было, задуманное представление прошло на «ура», и это – отличный старт в новую жизнь. Первым делом, если бюджет Центра позволит, она получит постоянное место. Начнет копить на другую – свою – машину. Сообщит родителям о ребенке и подготовится к его рожде­нию. Мысль о тяготах матери-одиночки перестала страшить Энджи. Теперь она знала, что выдержит все, что уго­товит ей судьба.

Впереди показалось здание Центра, и улыбка на лице Энджи погасла. На сегодняшний день у нее было намечено несколько не слишком приятных дел. Прежде всего при­дется поставить совет Центра и Майкла Раиса в извест­ность о том, что Джада от их услуг отказалась. Учитывая, сколько средств было вложено в дело Джексон против Джексона, все наверняка будут разочарованы. Энджи по-прежнему от всего сердца хотела, чтобы подруга восполь­зовалась законными способами решения своих проблем, но не считала себя вправе настаивать. В конце концов, бостонская эскапада тоже была далека от законности. И все же Энджи очень тревожило, что Джада зайдет слиш­ком далеко и дело закончится трагедией.

Еще одна задача не из приятных – сообщить Майклу Раису о своем, как говорится, «интересном положении». Энджи сама не понимала, почему так долго тянула. Впро­чем, они практически не общались с того дня, когда Майкл пригласил ее в ресторан. Он не предпринимал больше никаких попыток сблизиться, и Энджи даже себе не решалась признаться, что разочарована. Так или иначе, она твердо решила, что сегодня наконец объяснится с ним.

Утро Энджи было расписано по минутам, а после обеда состоялось короткое совещание, где она объявила новость об отступничестве Джады Джексон. Разочарованы были все, чего и следовало ожидать, но возмутился больше всех именно Майкл.

– И что она намерена делать? Оставить все как есть? Сделать вид, будто ничего не произошло? Бросить детей?

– Не знаю, – подчеркнуто спокойно отозвалась Энд­жи. – Может быть, наймет частного адвоката.

Это предположение выставляло и ее, и клиентку в не­приглядном виде, но Энджи решила, что сейчас самое главное – побыстрее закрыть вопрос. Пусть считают, что это дело оказалось слишком сложным для начинающего адвоката. Оставалось только надеяться, что совет Центра учтет это и по возвращении Карен Левин-Томпсон она не останется без работы.

В дверь ее кабинета постучали, когда, вернувшись с со­вещания, Энджи начала заполнять очередной бланк. Так стучал только Майкл.

– Войдите! – крикнула она, мысленно готовясь к то­му, что неизбежно должно было произойти.

Вид у Майкла был сконфуженный. Он потоптался у двери, неловко пригладил волосы, и Энджи решила, что его стрижка с легкостью взяла бы первый приз за худшую мужскую прическу в Уэстчестере. Но ведь костюм и стрижку легко исправить…

– Можно отнять у тебя минутку, Энджи?

– Конечно. – Она с улыбкой отодвинула бланк. – Это подождет.

Майкл не сел, по обыкновению, на стул сбоку от стола, а прислонился спиной к противоположной стене, так что Энджи пришлось смотреть на него сверху вниз. Что это? Психологический маневр, чтобы вызвать в ней нелов­кость? Или же попытка самому успокоиться?

– Послушай, Энджи… Тебе вовсе ни к чему меня избе­гать. Прости. Прежде я никогда не позволял себе путать работу с личной жизнью, а тут вдруг… Но это только дока­зывает, как сильно ты мне нравишься и как мне хочется чаще с тобой общаться. Жаль, что ты не чувствуешь того же. Наверное, мне вообще не следовало тебя приглашать… Ты ведь не считаешь, что я давлю на тебя или преследую? Нет?

Энджи с трудом удержалась от улыбки. В этом весь Майкл. До того порядочен, до того благовоспитан! Ну кому еще могло прийти в голову назвать невинное пригла­шение в ресторан «преследованием»?

– О чем ты говоришь, Майкл! Конечно, нет. Мне при­ятно твое внимание, хотя, признаться, я не понимаю, что ты во мне нашел.

Майкл невесело усмехнулся:

– Я давно ни за кем не ухаживал, Энджи, но еще не забыл, что подобные фразы означают завуалированный отказ.

Энджи покачала головой. Боже, боже, ну как ему ска­зать? А сказать необходимо, он это заслужил. Все равно ведь поймет – не сегодня, так через неделю. Живот растет не по дням, а по часам, и никакие блузки-распашонки скоро не по­могут.

Энджи сознавала, что, если бы все сложилось иначе, ее могло бы потянуть к этому человеку. Конечно, еще рано говорить о каких-то чувствах, она ведь его почти не знает. Зато кое-что знает наверняка: прежние ценности, когда-то так много значившие для нее, теперь ничего не стоят. Внешняя красота, положение в обществе, неограничен­ный счет в банке – все то, чем одарил ее Рэйд, оказалось пустышкой. Красавцем Майкла не назовешь, к сильным мира сего он тоже не относится, да и зарабатывает, види­мо, немногим больше ее, но от него исходит тепло, состра­дание, человечность, которых в Рэйде нет и никогда не будет.

Энджи молча смотрела на круглое лицо Майкла, на по­блескивающие стеклышки очков.

– Ты не так понял, Майкл. Видишь ли, я считаю, что пока нам лучше не… встречаться. Ты кое-чего обо мне не знаешь.

– Ты тоже многого обо мне не знаешь, – резонно воз­разил он. – Разве не для того люди встречаются, чтобы лучше узнать друг друга? – Майкл пожал плечами. – Я ве­ду себя как дурак. – Уже на пути к выходу он коротко бро­сил: – Забудь, Энджи. И извини, что потревожил.

Господи, он решил, что проблема в нем! Как объяснить, что это совсем не…

– Я беременна! – вдруг неожиданно для себя выпали­ла Энджи.

Он оглянулся, держась за ручку двери.

– Я знаю, ну и что?

– Ты… Ты знал? Откуда?!

– Энджи, мужчины имеют обыкновение пригляды­ваться к женщинам, которые им симпатичны. Кроме того, я был женат, не забыла? И моя жена дважды ждала ребенка.

– Ты знал, – тупо повторила Энджи. – Знал – и все равно пригласил?

– По-твоему, это ненормально?

– Вообще-то… да.

– Значит, я ненормальный. – Майкл потянул было за ручку и вдруг снова оглянулся. – Погоди-ка! Ты думала, что я не знаю, и… Так ты поэтому отказалась? – Лицо его смягчилось, губы тронула улыбка. Он шагнул назад к столу.

Энджи чувствовала себя полной идиоткой.

– Ты и сейчас пригласил бы меня на ленч?

Вместо ответа Майкл подался вперед, оперся ладонями о стол и поцеловал Энджи.

ГЛАВА 57

Мишель собрала свои длинные волосы в пучок на за­тылке. Корни давно требовали внимания, но ради чего тратить время и деньги? Ради кого? Фрэнк ее больше не увидит… Вернее, увидит сегодня в последний раз.

Энджи удалось убедить Мишель, что встретиться с ним необходимо. Мишель и сама это понимала, но ей было страшно. Она боялась даже не побоев – едва ли Фрэнк напал бы на нее посреди бела дня в кафе. Мишель боялась самой себя: собственной жалости, собственной слабости… Майкл Раис узнал от Брузмана, что Фрэнк по-прежнему настаивает на ее возвращении домой, обещая содержать всю семью как прежде. И она боялась, что снова поверит ему.

Энджи и Джада с такой основательной серьезностью подошли к обеспечению безопасности, что Мишель не удивилась бы, сообщи они ей о снайперских точках на крышах соседних с кафе домов. На мужском сопровожде­нии Энджи, во всяком случае, настояла, но, поскольку об­ращаться к Майклу ей было неловко, она попросила помо­щи Билла. Мишель в душе посчитала эту меру излишней: если уж Фрэнк взорвется, что сможет противопоставить ему хлипкий Билл?

Джада выбрала для себя наблюдательный пост в маши­не, на стоянке перед кафе. В ее задачу входило убедиться, что после встречи Фрэнк оставит Мишель в покое. Энджи должна была устроиться в угловой кабинке, спиной к сто­лику Мишель и, соответственно, лицом к сидящему на­против нее Биллу.

Мишель приехала в кафе за двадцать минут до назна­ченного времени, чтобы наверняка опередить Фрэнка и хоть немного успокоиться. Энджи и Билл были уже на месте. Войдя в роль шпиона, Энджи открыла пудреницу и посмотрела на Мишель в зеркальце. Ну, надо же, до чего додумалась – даже оборачиваться не нужно! Мишель невольно улыбнулась, но улыбка застыла на ее губах, когда в дверях появился Фрэнк. Грудь вмиг сдавило, и во рту по­явился металлический привкус страха.

Увидев жену, Фрэнк неторопливо пересек зал и опус­тился в кресло напротив.

«Нисколько не изменился, – почему-то с изумлением отметила Мишель. – Все такие же густые черные волосы, такая же смуглая кожа, такие же прекрасные глаза». Фрэнк был в черной водолазке, которую она подарила ему на прошлое Рождество. Мишель не могла не признаться самой себе, что все еще любит его. Знает теперь, кто он, ненави­дит за это – но любит. Сильные чувства умирают медлен­но…

Фрэнк положил руки на стол. Те самые руки, что при­чинили ей такую боль. Мишель подняла взгляд и снова по­смотрела в лицо мужу. Эти темные глаза всегда ее завораживали. Сейчас они были еще темнее, еще глубже. Глаза, в которых легко утонуть.

– Как ребята? – заговорил Фрэнк.

– В порядке, – лаконично ответила Мишель, заранее решив, что будет обходиться без подробностей…

– Что ты им сказала?

Его тон не был ни враждебным, ни злобным, но и осо­бого беспокойства в нем, как ни странно, тоже не слыша­лось. Совершенно не похоже на Фрэнка. Детей он всегда обожал, скучал, если они даже ненадолго отлучались из дому. «Это ледяное спокойствие наверняка дается ему с громадным трудом», – решила Мишель.

– Я сказала, что тебе пришлось ненадолго уехать, а в доме идет ремонт. – Она помолчала. – Думаю, детали им знать ни к чему. Не поймут, только испугаются.

– Так и не сообщишь мне, где живешь? – В его голосе зазвучали иные, напряженные нотки, но он быстро взял себя в руки. – Дети, значит, в порядке?

– Насколько возможно. Вопросов, правда, не задают, а это плохой знак.

– Ты считаешь?

– Ну конечно, Фрэнк! Они понимают – происходит что-то ужасное; видят, что я не хочу об этом говорить, и сами ничего не хотят знать. Слишком много всего плохого случилось за последние месяцы.

Фрэнк скользнул взглядом по столику, к крышке кото­рого снизу был прикреплен миниатюрный магнитофон, и Мишель похолодела от страха. Но, на ее счастье, невидя­щий взгляд Фрэнка устремился на облака за окном.

– Мишель… – Он вновь повернулся к ней. – Еще не поздно все исправить. Я смогу, обещаю!

Мишель вдруг захотелось рассмеяться, и она испуга­лась, что у нее сейчас начнется истерика. Так было, когда мама сообщила ей о смерти бабушки, и маленькая Мишель захохотала – от потрясения и от чего-то еще, необъясни­мого, но пугающего.

– Как ты смеешь давать такие обещания, Фрэнк?! Каким образом ты собираешься все исправить! Может быть, ты способен повернуть время вспять и сделать так, чтобы всего этого не было? Другого способа я не знаю.

Глядя ей прямо в лицо, Фрэнк вцепился в край стола. Мишель невольно остановила взгляд на этих руках, до­ставлявших ей такое наслаждение – и причинивших такую боль. От усилия кожа под его ногтями побелела.

– Послушай… – Голос Фрэнка зазвучал тише, но на­стойчивее. – Говорю же, я смогу! Мы с Брузманом все просчитали. Он меня вытаскивает, вы с детьми возвращае­тесь, и я больше никогда вас не обижу, клянусь! Мы все это забудем, как страшный сон, Мишель!

Ей понадобилось время, чтобы сообразить, о чем идет речь. Боже правый, да он и в самом деле надеется, что все случившееся будет забыто и жизнь потечет как прежде!

– Фрэнк, ты не понима…

– Я совершил ошибку, Мишель, – перебил он. – Только одну, но серьезную, и она повлекла за собой дру­гие. Я никак не ожидал, что все так обернется. Думал, си­туация под контролем. Думал, что защитил и тебя, и детей…

Фрэнк замолчал, словно подыскивая слова. «Господи, о чем это он? – думала Мишель. – О взятках? О наркоти­ках? О друзьях-политиках? О подкупленных копах?» Она видела, как снова зашевелились его губы, но не слышала ни звука, пока не заставила себя сосредоточиться.

– Еще не все потеряно, – продолжал убеждать ее Фрэнк. – Ты не должна скитаться где-то одна, Мишель. Я не хочу, чтобы дети жили у чужих людей или в отелях. Не хочу, чтобы ты беспокоилась о деньгах, обо мне, о буду­щем. Я хочу вернуть прежнюю жизнь, Мишель! У нас все получится…

Властность его голоса, глубина взгляда притягивали Мишель. Стоит ли удивляться, что она так долго была под влиянием этого человека – красивого, сексуального, сильного? Он казался таким уверенным в себе, таким не­колебимым и неустрашимым. Достойным доверия, как никто другой. Безупречное снаружи и гнилое внутри ябло­ко. Нет, не райские кущи ожидают ее, если она вернется, не сад наслаждений. И сам он – не Адам, а змей-искуси­тель.

– Помнишь прошлое Рождество, Мишель? Помнишь, как мы вместе собирали двухэтажную кровать в спальне Фрэнки? Помнишь, как сидели за праздничным столом, а потом заглядывали в чулки с подарками? – Фрэнк достал из кармана компас – дешевую безделушку, собственно­ручно выбранную для папочки маленьким сыном. Мишель ясно вспомнила, как помогала Фрэнки заворачивать пода­рок в блестящую зеленую с красным бумагу. Глаза ее на­полнились слезами. – Не бросай меня, Мишель! – взмо­лился Фрэнк. – Прошу, потерпи еще немножко. Можешь не приходить в суд, если не хочешь. Можешь даже домой не возвращаться. Только прости и пообещай, что до­ждешься, когда я выберусь.

Мишель попыталась представить, как вернулась бы в свой любимый дом и наладила бы привычное течение жиз­ни – завтраки, обеды, совместные ужины; пылесос, куби­ки «Лего» под диваном; ласки Фрэнка по ночам… Эта жизнь – все, о чем она мечтала с детства. Да как он смеет искушать ее надеждой на возвращение безвозвратно утра­ченного? Как он смеет?!

– Разрушил все ты, Фрэнк. Не я. Так что…

– Не надо, Мишель! Мы сможем все вернуть. Улик против меня нет, одни слова. Со свидетелями обвинения Брузман в момент разделается. Клянусь, больше у них на меня ничего нет! – Он запнулся. – Деньги – вот то един­ственное, что может меня погубить, поэтому ты должна мне их вернуть. И еще потому, что Брузман и судья обой­дутся недешево.

Мишель пыталась вникнуть в смысл его слов. Брузман и судья?.. Хочет сказать, что подкупит судью? Что судеб­ные издержки обойдутся в полмиллиона долларов? Или боится, что ей не удастся надежно припрятать неопровер­жимую улику?

А Фрэнк продолжал говорить:

– До конца своих дней я буду вымаливать твое проще­ние! Мне жаль, Мишель. И очень стыдно. Мама вне себя от горя. Я причиняю страдания всем, кого люблю…

Мишель смотрела ему в глаза, казавшиеся двумя темно-карими звездами в ореоле черных, слипшихся от слез ресниц. Ее глаза тоже увлажнились. Ах, если бы она смогла его простить! Пусть зарылся бы лицом ей в шею и дал волю слезам, а потом унес бы в постель…

– Где ты прячешь деньги, Мишель? Мне нужно это знать!

Наваждение рассеялось. Мишель взглянула в окно и убедилась, что «Вольво» на месте. Затем позволила себе один быстрый взгляд в сторону угловой кабинки, и Билл едва заметно кивнул.

– Ты на все пойдешь, лишь бы вернуть деньги, верно, Фрэнк?

– Я должен вернуть деньги! – прорычал ее муж. – Иначе мне не выкрутиться. Ты сама понимаешь, что дру­гого выхода нет. Ни у тебя, ни у меня.

– Ты всегда знал, где выход, Фрэнк, и я привыкла во всем тебя слушаться. Больше этого не будет. Я думала, ты хочешь извиниться за то, что избил меня, но нет – все твои мысли только о деньгах. Ты потерял право принимать за меня решения, Фрэнк. Теперь я сама буду решать и свою судьбу, и судьбу детей. Ты всю жизнь мне лгал; возможно, лжешь и сейчас. Разве тебе можно верить? – Она откину­лась на спинку кресла.

– Мишель! – Фрэнк навис над столом. – Я не собира­юсь препираться с тобой. Это мои деньги, и они мне нужны, чтобы не угодить в тюрьму. Запомни: не отдашь – я и тебя за собой потащу.

– Что?!

– Что слышала! Я расскажу окружному прокурору, что ты была со мной в деле, ясно? И тогда за решеткой мы ока­жемся вместе.

Мишель округлила глаза. Несколько минут назад он почти убаюкал ее уговорами, а теперь грозит упрятать в тюрьму?! Господи, кто он, этот человек? Чужой. Абсолют­но чужой. Детям лучше вовсе не иметь отца, чем оставать­ся рядом с ним, а ей… даже если ей суждено остаток жизни прожить в одиночестве, без него все равно будет лучше.

Мишель медленно поднялась. Фрэнк попытался оста­новить ее, но она отдернула руку.

– Тебе не позволено ко мне приближаться. Не забывай о приказе суда. Не смей меня трогать и не вздумай пресле­довать. Больше не будет никаких встреч – ни с тобой, ни с Брузманом. Связываться со мной можешь через моих ад­вокатов.

Фрэнк побледнел.

– Мишель, Мишель! Я не то имел в виду… Я не хотел! Только не уходи. Честное слово, я просто…

– Прощай, Фрэнк. – Мишель отвернулась от него и вышла из кафе.

Ее трясло всю дорогу до Центра. Энджи и Билл подъ­ехали минутой раньше, и Энджи уже бежала к ее машине.

– Как ты?! Держишься?

Мишель кивнула. Из-за спины Энджи появился Билл с магнитофоном, который собственноручно прикрепил к столику перед встречей с Фрэнком и сам же отлепил, когда тот уехал.

– Мы по пути прокрутили, – сообщил он. – Ничего себе дела!

Мишель промолчала.

– Ты точно в порядке? – встревоженно переспросила Энджи.

– Он за мной не поехал?

– Джада скажет, – ответила Энджи. – Должна быть с минуты на минуту. А тебе, думаю, пора обсудить с Майк­лом визит к окружному прокурору. Согласна, Мишель?

ГЛАВА 58

По дороге с работы Джада зашла на почту, достала из абонентского ящика свою корреспонденцию и домой вер­нулась туча-тучей. В квартире Энджи было пусто и тихо – редкий случай и идеальный шанс пораскинуть мозгами.

Впервые за последние четыре года она задержалась с оплатой счетов – и тут же пришло официальное уведомле­ние высших судебных инстанций Уэстчестера о «вменении миссис Джексон в вину неуважение к властям вследствие задержки алиментов и содержания мистеру Клинтону и от­каза оплатить услуги адвоката». Джада в отчаянии устави­лась на листок. Ради всего святого, чего от нее еще ждут? Она вкалывает по две смены за мизерное жалованье. Ее лишили дома, отлучили от детей, заставили платить любовнице мужа, чтобы та воспитывала ее малышей. И она же при этом виновата?! От злости Джада скомкала письмо и запустила в противоположный угол комнаты. Неудачный момент выбрала – из коридора как раз появилась Ми­шель.

– За что ты его так?

– Догадайся, кто самая безответственная мать в исто­рии округа Уэстчестер? – с горечью процедила Джада.

Мишель подняла белый комок, разгладила на ладони и пробежала глазами несколько строчек.

– Бесподобно! – Мишель бросила листок на стол. – Весь мир сошел с ума! Может быть, Энджи с Майклом по­могут?

– И не надейся. Я уже отказалась от услуг Центра. Придется мне самой вправить этому миру мозги. Надо только придумать, как лучше забрать детей. Может, из школьного автобуса?

– Ну, не можешь же ты так просто их оттуда вытащить!

– Кто знает, кто знает… Черкану, к примеру, записку под «шапкой» судебного бланка – дескать, матери позво­лено забрать и все такое.

– Угу. Может, и сработало бы, если б у тебя был чис­тый бланк, – вздохнула Мишель. – А что, если я их заберу?

– Желаешь сесть на скамью подсудимых за киднепинг? Ради бога!

– Н-да… Тюрьма в мои планы не входит. Но для тебя, Джада, – все, что угодно.

– Знаю, подруга, – сосредоточенно кивнула та. – И рассчитываю на твою помощь. Единственное, чего я не имею права требовать, – это чтобы ты села за меня в тюрь­му. Нет, из школы все равно не годится: останусь без Шерили, – размышляла вслух Джада. – Увезти со свидания? Миссии Пэтель немедленно сообщит в полицию. Что же делать, черт возьми?!

– Пожалуй, без молитвы не обойтись, – пробормотала она, и вдруг ее осенило: – Церковь!

– Что – церковь? Прямо сейчас поедем?

– Нет! Нет! Я имею в виду – можно исчезнуть с детьми из церкви!

Глаза Мишель расширились:

– Есть бог на свете!

Этим вечером Джада позвонила Сэмюэлю Дамфрису в третий раз после встречи в Бостоне. Но если до сих пор ей, в сущности, нечего было сообщить, сегодня она с восторгом поделилась с ним своим замыслом насчет церкви и до­бавила:

– Только одна я не справлюсь, а подруг моих об этом просить нельзя: их сразу заметят в негритянской церкви. Может быть, мама с папой…

– Не глупите, – отозвался Сэмюэль. – В их возрасте так рисковать! Я сам приеду.

– Вы?! – не веря своим ушам, переспросила Джада. – Мистер Дамфрис, вряд ли я смогу возместить ваши расхо­ды, а уж об оплате услуг и говорить…

– О финансовой выгоде речь не идет. Уверен, что от­править вас на Барбадос у меня средств хватит. Для того чтобы устроиться на Кайманах, денег нужно гораздо боль­ше. Проблема в том, что именно на Барбадосе вас в первую очередь будет искать муж. Иными словами, бегство на Барбадос ставит перед нами массу юридических вопросов.

О господи! Джада уж и забыла, до чего у него канцеляр­ский язык.

– Мистер Дамфрис, за последнее время я столкнулась с такой массой юридических и прочих вопросов, что лиш­няя сотня не имеет значения. Я решилась на этот шаг и могу лишь поблагодарить вас заранее за помощь.

– Всегда рад. Впрочем, об одной услуге взамен я все же хотел бы вас попросить.

– Ну конечно! – моментально ответила Джада. Инте­ресно, чем это я могу быть полезна такому человеку?– Сде­лаю все, что в моих силах.

– Вас не затруднит обращаться ко мне по имени?

– Нисколько, Сэмюэль.

Как ни противно было шпионить, иного способа по­мочь подруге Мишель не придумала. Дождавшись конца разговора Джады, она закрылась в спальне Энджи и нажа­ла кнопку повтора на аппарате.

– Сэмюэль Дамфрис слушает, – произнес мужской голос с британским акцентом.

Британский акцент? Откуда? Мишель заколебалась.

– Э-э-э… Добрый вечер, – осторожно начала она. – Вы… вы действительно родственник Джады Джексон?

– В какой связи вас это интересует, позвольте узнать?

– Видите ли… Джада – моя лучшая подруга. Ой, про­стите, не представилась. Меня зовут Мишель Руссо. Я могу ей кое-чем помочь, только не знаю, как это лучше сделать.

– Почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне, а не напрямую к миссис Джексон?

– М-М-м… Все не так просто. Дело касается денег. Как по-вашему, если у Джады будут деньги… много денег… ей это поможет?

– Деньги помогают практически любому практически в любой ситуации. Миссис Джексон – не исключение. Не объясните ли поподробнее?

Мишель так и сделала.

ГЛАВА 59

В банк они поехали на «Вольво» Джады. Эта операция таила в себе немалый риск – впрочем, как и все, чем они теперь занимались, – поэтому Мишель решила по воз­можности меньше светиться. Кто знает, не следят ли за ней люди Брузмана, окружного прокурора или сам Фрэнк?

Мишель съежилась на кресле, съехав как можно ниже и уповая на то, что ее никто не заметит и не узнает по дороге в Первый уэстчестерский банк. Ее мутило от страха.

– Тебе не кажется, что двигатель как-то странно по­стукивает? – спросила она. Не хватало только сломаться, увозя трофей домой. Вот это был бы номер!

Джада прислушалась.

– По-моему, не больше, чем обычно. – И вздохну­ла: – С машинами, как с мужиками, – одни проблемы.

До самой стоянки перед банком Джада больше не про­изнесла ни слова, как не задала ни единого вопроса о том, что спрятано в сейфе. Мишель была безмерна благодарна ей за доверие. Не было у нее никогда и не будет подруги столь же верной, сильной, порядочной и веселой. Надо же – чернокожая женщина стала ей близка, как родная се­стра!

Одно плохо – если все у них получится, в новой жизни им не быть вместе. Если получится… Для этого нужны деньги. Мишель оставалось только надеяться, что ее план сработает.

– Приехали, – ворвался в мысли Мишель голос Джады, – Каковы мои дальнейшие действия?

– Идешь в банк и говоришь, что хочешь закрыть ячей­ку. – Мишель достала из-под сиденья черную сумку на «молнии» и протянула Джаде. – Все содержимое сейфа кладешь сюда – и сматываемся. – Джада послушно кив­нула, но прежде чем отправить подругу на «задание», Ми­шель взяла ее теплую ладонь в свою, ледяную от волне­ния. – Не знаю, насколько это опасно, но я бы соврала, если бы сказала, что риска вообще нет.

– Но там ведь не наркотики? – быстро отозвалась Джада. – Впрочем, я уже спрашивала. И я верю, что ты не стала бы связываться с этой дрянью. Ну все. Я пошла.

Сердце Мишель яростно толкнулось в ребра, а в горле застрял ком величиной с бильярдный шар. В двадцать пятый раз глянув в зеркальце заднего вида – никто ли не следит? – она сделала глубокий вдох. Господи, а вдруг Джаду арестуют и обвинят в пособничестве Фрэнку? Или то же самое произойдет с ней самой – только потому, что она связалась с преступными деньгами? Детей тогда им обеим не видать.