— Значит, только армия может защитить нас, — генерал Грушенко прикрыл глаза. — Что-то похожее случилось с нами в конце Великой Отечественной войны.
      — В военном смысле — да. — Куликов поднял свою чашку. — Но не в политическом. Сейчас с нами нет Сталина, который мог бы противостоять американскому президенту.
      — Ваше решение, товарищ маршал?
      Растиневский оглядел сидящих за столом.
      — Как оказалось, Горбачев допустил огромную ошибку, разрушив брежневскую доктрину. Как Верховный главнокомандующий Советской Армии я твердо верю в то, что мы должны восстановить контроль над Восточной Европой.
      — А если Политбюро не согласится? — спросил Пашков.
      — У нас есть оружие, генерал. — Куликов окинул всех взглядом. — За последнее десятилетие перестройка, бюджетные сокращения и паническое бегство из Афганистана ослабили нас. Возможно, настало время круто сменить курс?
      — Куцову это не понравится, — заявил адмирал Иванов.
      Растиневский набрал в легкие воздуха и шумно выдохнул. На его губах заиграла ироническая улыбка.
      — КГБ сам о себе позаботится. Хватит уже нянчиться с этим балаганом. За эти сутки я ввел в Москву две сибирские дивизии.
      — Вы говорите… — Пашков осекся.
      Куликов осторожно подбирал слова:
      — Полагаю, сейчас опасность слишком велика. Голованов явно не справляется с руководством. Пока американцы не восстановили свой ядерный арсенал, мы должны взять инициативу в свои руки. Пришло время возродить могущество Советской Армии. Сначала мы разделаемся с узбеками и пройдем по всем южным республикам, потом вернем Восточную Европу. Конечно, здесь есть определенный риск, американцы могут ответить атомным оружием.
      — Это страшный риск, — попытался отрезвить собравшихся Грушенко.
      — Риск? — спросил Растиневский и развел руками. — Если ракеты и в самом деле выведены из строя, это единственный шанс спасти Советский Союз от развала. И заполучить Европу.
      — А кто блокировал их ракеты? Их ученые? Но уж точно не наши — лучшие умы в нашей стране сбиты с толку. — Куликов нервно потер переносицу.
      — Может быть, они проводили какой-то сумасшедший научный эксперимент и завалили его? — смущенно предположил Иванов.
      — В любом случае — сейчас нужно действовать. — Куликов уперся кулаками в стол.
      — Товарищи, выбор за нами! — Растиневский вызывающе вскинул бровь.
 

* * *

 
      Шейла уставилась в потолок. Все произошло так быстро. Почему? Если Ахимса оказались перед лицом угрозы в другой галактике, до которой так далеко добираться, почему они так спешат?
      Она поднялась с койки и подошла к столу, где лежали ручка и полевой дневник, записала по порядку все, что говорил Толстяк, потом схематически изобразила политические системы Соединенных Штатов и Советского Союза. Проглядела полученные записи. Ничего не получается. Информации явно недостаточно. Какова будет политическая реакция? Что произойдет после объявления о том, что пришельцы вмешиваются в дела органов безопасности? Смогут ли Атвуд и Голованов устоять? Она обдумывала возможные варианты, но рабочая гипотеза не складывалась.
      И все-таки волшебная технология Толстяка сумела парализовать оборонную систему. НАТО сойдет с ума… Китай, Индия, Пакистан, Израиль…
      А хуже всего придется Советскому Союзу. После смещения Горбачева там начались разброд и шатания. Консерваторов возмущает отделение Польши, Венгрии, Чехословакии, Восточной Германии и Прибалтики. После того как они расправились с разбуженными в горбачевский период грузинами, армянами и азербайджанцами, им здорово досталось от мирового общественного мнения. Сейчас Советский Союз бурлит: восточный блок доживает последние дни, узбеки ведут отчаянную партизанскую войну, которая в конце концов обескровит Советскую Армию. В такой тяжелый момент отважатся ли они на государственный переворот?
      У Америки свои сложности. Самая могущественная нация переживает глубочайший кризис, растет внутренний долг. Беспомощная Америка, неспособная сделать что-либо, кроме выражения порицания Советскому Союзу, грубо нарушающему права человека, сама страдает от глубокого экономического кризиса. В поисках выхода народ волнуется. Сторонники предоставления широких гражданских прав набрали огромное количество голосов, Атвуд победил чудом, с перевесом в два голоса. С самого начала администрация Атвуда, подобно пьяному матросу, бросалась из одной крайности в другую.
      Она наполнила легкие воздухом и надула щеки. Политики так часто действуют наобум, разве можно что-то предсказать? Погруженная в раздумья, Шейла прошлась по маленькой комнате. В ее положении тоже много уязвимых сторон. Бедный Типс, он, наверное, уже одичал. Когда весь мир ввергнут в хаос, разве может она беспокоить Толстяка из-за своего кота?
      Она вздрогнула, вспомнив выражение глаз Стукалова и Даниэльса. И мне предстоит отдавать приказы этим мужчинам ?
      Нервно потирая руками предплечья, она задумалась. Каждый из них был опытным десантником, каждый сотни раз встречался со смертью — и убивал. Моше Габи, израильтянин, — человек другой культуры. Он мог убивать самым верным и надежным способом и при этом улыбаться или вздыхать. Но вот что плохо: какой багаж он принес с собой из прошлого, из дней, предшествовавших 1948 году? Англия отказала в визах европейским евреям. На плечах англичан лежит часть ответственности за шесть миллионов людей, уничтоженных нацистами в газовых камерах. Отказ лорда Мойна до сих пор звучит в ее ушах. Она хорошо помнит его слова: “Что я буду делать с миллионом венгерских евреев? Куда я их дену?” И Англия не потребовала компенсации, когда после заключения “договора-48” оставила арабам в Палестине оружие и военные укрепления.
       —И я должна командовать этими людьми? — Шейла закрыла глаза.
       Да, тебе придется делать это. Ты должна.
      Она вздохнула.
      — Но с чего я начну?
 
      Мэрфи передвигался бесшумно, как дым, едва касаясь ступнями пола. Осторожно повернул дверную ручку и выскользнул в коридор. Сколько времени прошло с ужина? Четыре часа? Пять? Он не мог уснуть. В запертой комнате было слишком тесно. Несмотря на толстые стены, снаружи доносилось завывание арктического ветра.
      Он тихонько спустился вниз и остановился на углу. Кухня должна быть там.
      Он низко пригнулся и осторожно заглянул в угол. Не дай бог кто-то его увидит. Они обязательно отошлют его назад к Даниэлсу, и ему придется драить полы зубной щеткой или выполнять какую-нибудь подобную ерунду, унижающую его достоинство.
      Годы усиленных тренировок сделали шестифутовое тело Мэрфи жилистым. У него были коротко стриженные рыжеватые волосы, голубые глаза и вздернутый, как у мопса, нос, вечно сующийся не в свое дело и с отметинами прошлых неудач. В нем проявлялась ирландская натура, грубоватая, крикливая, шумная. Служба в десантных войсках изменила его, умерила его инстинкты, но все же в нем сохранился какой-то зуд, заставляющий совершать поступки из любопытства, — всегда интересно, а что из этого выйдет?
      Он осторожно свернул за угол и вдруг увидел кого-то, крадущегося так же тихо, как он. Он узнал по одежде — русский!
      Мрачная усмешка искривила его рот. Что может делать русский посреди ночи на американской базе?
      Мэрфи напряг мышцы, проверяя свою готовность. Не такая уж хорошая разминка, но все же лучше, чем ничего.
      Неслышными шагами он стал красться вдоль стены. Что нужно этому русскому? Папки в основном кабинете? Комната связи? Может быть, радар или секретное оборудование?
      Худощавый силуэт русского маячил впереди. Высок, черноволос, волосы ежиком. Мэрфи прикинул на глаз его вес — около восьмидесяти килограммов, и каждая унция смертоносна.
      Восток встречается с Западом. Ну что ж, посмотрим.
      Мэрфи затаился за автоматом с газированной водой, а русский помедлил, посмотрел по сторонам. Незанятые руки повышали его боеготовность. Удовлетворенный осмотром, он наклонился и вытащил из кармана небольшую отмычку.
      Замок! Сердце Мэрфи отчаянно забилось.
      Русский работал ловко, ему понадобилось не больше тридцати секунд, чтобы отодвинуть засов. Бесшумно, как привидение, он проскользнул в комнату.
      Мэрфи нахмурился. Вроде бы это кухня. Внутри у него все напряглось. Яд! Эта сволочь русский собирается отравить еду!
      Мэрфи кинулся к двери, глядя на поцарапанный пластик между дверной пластиной и засовом. Он секунду помедлил, раздумывая, что делать дальше — то ли бежать за капитаном, то ли поднять тревогу. Но он был Мэрфи, и он сделал по-своему. Он сосредоточился, ухватился за дверь и осторожно отодвинул ее, оставив щель для обзора. Он увидел только часть слабо освещенного помещения, нырнул внутрь и бесшумно закрыл за собой дверь.
      В воздухе носились ароматы, характерные для всех кухонь мира, — приятная смесь запахов мыла и свежей пищи. Вокруг него сверкали начищенные металлические раковины, разделочные столы и шкафчики. Он неслышными шагами заскользил по кафельному полу, огибая ближайший разделочный стол.
      Русский уже пересек комнату и, изумленно оглядываясь по сторонам, остановился у входа в холодильную камеру. Потом тряхнул головой, пожал плечами и открыл тяжелую герметичную дверь. Пальцы нащупали выключатель, он зажег свет и вошел внутрь.
      Мэрфи сжал губы, метнулся к подставке для посуды и стянул с крючка французский нож повара. Кошачьим шагом он двинулся ко входу.
      Держа нож лезвием вниз, он отодвинул щеколду.
 

* * *

 
      Светлана Детова вышла из комнаты и оглядела коридор. Она шла в одних чулках, без обуви. Куда сначала? Она планировала посмотреть, охраняется ли комната, где находится компьютер. Аэрозоль в ее сумочке усыпит охранника на полчаса и напрочь отшибет его память. Она знала, что здесь меняют часовых в полночь, она успеет проникнуть в компьютер и разобраться, что к чему.
      Она помедлила у входа в дамскую комнату и вошла внутрь. Ночь могла оказаться длинной. А кроме того, на нее действовал адреналин. Только она вышла из кабинки, как дверь открылась. Вошла Шейла Данбер, и Светлана улыбнулась.
      — Добрый вечер. Вы так поздно на ногах. — Приветствие англичанки прозвучало на чистом русском.
      Планы Светланы рухнули. Итак, их чертова система отслеживает ее буквально повсюду. Что уж говорить о помещении с компьютером?
      — Физиология не спит.
       Неужели я выгляжу так же дико и взволнованно, как она?Она отметила, что глаза у англичанки покраснели, а вокруг рта пролегли морщинки.
      — Догадываюсь.
      Если в компьютер не удастся влезть, может быть, попробовать вытянуть информацию из англичанки?
      — Майор, если у вас найдется минутка, не могла бы я спросить вас кое о чем?
      Данбер помолчала и кивнула:
      — Конечно.
      Светлана указала на кабинку:
      — Пожалуйста.
      Освободившись, Данбер предложила пойти к ней в комнату.
      — Там будет уютнее.
      — У вас собственная комната?
       Но и там я тоже буду под наблюдением. Хотя разве кто-то может от них скрыться?
      Вопрос остался без ответа.
      Комната Данбер была крохотной: четыре на пять метров. Обстановка спартанская — стены окрашены в тускло-серый цвет, кушетка со сбившимися одеялами, пара стульев и стол. На нем в беспорядке лежали исписанные листы бумаги. Очень заманчиво воспользоваться аэрозолью и выбраться отсюда, прихватив бумаги.
      — Пожалуйста, присаживайтесь. — Шейла села на стул напротив, откинулась назад и ссутулила плечи. — Чертовски странно, что у вас есть ко мне вопросы. — Шейла усмехнулась. — Вот уж не ожидала этого от резидента КГБ.
      Светлана сцепила пальцы.
      — А это вас раздражает?
      Шейла потерла глаза.
      — Меня раздражает вся эта чертовщина. Я никак не могу поверить в то, что завтра мы поднимемся к звездам в прозрачных пузырях. Это какая-то ерунда. И разве пришельцы могут выглядеть, как Ахимса? А как же быть с тем, что они нейтрализовали-таки все наши стратегические силы? — Она покачала головой. — Я могу понять это разумом и исходить из теоретических соображений, но все мое существо протестует. Ну ладно, это уже другое.
       Кажется, она говорит искренне. Хотя в подобных ситуациях они используют спецов.
       —А почему вас поставили командовать, майор?
      — Честно говоря, сама не понимаю. Предполагаю, что их привлекли мои навыки.
      — Какие?
      Шейла улыбнулась.
      — Они их классифицировали.
      Светлана кивнула:
      — Понятно.
       Возможно, я устала больше, чем думаю.
      Если бы только она могла добраться до своего Крэя, она бы моментально узнала все.
      Шейла подняла плечо.
      — Понимаете, если все это не какое-нибудь чокнутое мероприятие, состряпанное ООН или другой влиятельной группировкой, тогда нам придется быть в зависимости друг от друга. Майор, если мы и в самом деле завтра утром взлетим в прозрачных пузырях, то у нас не останется ничего, кроме нас самих.
      Светлана позволила своему телу немного расслабиться.
      — Поживем — увидим.
      Уставившись в пол, Шейла нахмурилась.
      — Если предположить, что это чья-то игра, то кто за ней стоит? Кто обладает рычагами, способными заставить американцев и русских сотрудничать?
      Светлана обдумала ответ.
      — Теоретически, майор, международные банки, ассоциации многонациональных корпораций, различные энергетические картели, возможно, японские. После отставки Горбачева мир стал опасен. Советский Союз сошел с катушек. Волнения в Прибалтике и других республиках напугали весь мир. Однако почему бы просто-напросто не надавить на лидеров? К чему такие примитивные шарады?
      Шейла взглянула на потолок.
      — Вряд ли можно назвать подобный синхронный перевод примитивным. Я до сих пор поражаюсь, как они это делают.
      — Одна из сотрудниц КГБ, искушенная в подобных делах, исследовала потолок в женской казарме. Без специального оборудования обычный осмотр не дал никаких результатов. Ни проектора, ни приспособлений.
      — А президент и Генеральный секретарь? Это были актеры?
      — Если и так, то очень хорошие.
      Шейла скрестила щиколотки.
      — Кое-что из сказанного Толстяком не выходит у меня из головы: его слова о болванах, которые смотрят в небо с миллиардами звезд и галактик и думают, что они одиноки. Вы знаете, он прав. Только дурак может настаивать на том, что мы единственные разумные существа во Вселенной.
      — Но почему сейчас? — требовала ответа Светлана. — Почему они выбрали именно данный момент, чтобы появиться?
      Шейла воздела руки.
      — Если предположить, что история Ахимса правдива, возможно, они знают что-то, чего не знаем мы. Может быть, мы слишком близко подошли к концу? Может быть, они могли появиться только сейчас? — Шейла задумчиво посмотрела на Светлану. — Может быть, они спасают нас от взаимного уничтожения?
 

* * *

 
      Когда Мэрфи проревел: “Берегись, комми!” — случились две вещи, которых он вовсе не ожидал. Во-первых, его рев был немедленно переведен на русский. Во-вторых, советский десантник вздрогнул и поперхнулся, роняя апельсиновый сок, который он достал из отделения с прохладительными напитками.
      Мэрфи стоял перед ним с ножом в руке. Потом он опустил руку. В конце концов, безопасности Западного содружества не убудет от стакана апельсинового сока, и не важно, с какой скоростью он исчезает в глотке русского.
      Все еще кашляя, русский уставился на него.
      — Ты что, озверел?
      — А что ты тут делаешь втихаря среди ночи?
      Парень усмехнулся, тыльной стороной руки вытирая рот и стряхивая капли сока с пальцев.
      — То же самое я могу спросить и у тебя, американец.
      Мэрфи слегка улыбнулся.
      — Меня привел сюда желудок. Он абсолютно пуст.
      Русский посмотрел на апельсиновый сок, капающий с молочных пакетов и пластиковых бутылок.
      — Мой тоже.
      Как они это делают? Перевод звучал откуда-то сверху, из воздуха.
      Русский нахмурился, оглядываясь по сторонам.
      — Даешь дембель!
      — Что?
      Он махнул рукой в сторону стены.
      — Не понимаю. Я только сказал то, что мы привыкли писать на казарменных стенах. Мне показалось, что я сказал это по-английски.
      — Да, парень, дело дерьмо.
      Русский опять закашлялся и слизнул с подбородка каплю апельсинового сока.
      — Ты что, собираешься этот ножик использовать?
      — А? Нет. Думаю, нет. — Он взглянул на лезвие. — Вроде бы нет, если ты пришел сюда за соком.
      — Может быть, и за бутербродом. Или за парочкой. А ты что думал?
      — Что ты собираешься подсыпать в пищу яд.
      Русский заморгал, потом улыбнулся.
      — А знаешь, ты что-то не очень любезен для американца. Здесь я тоже должен есть что-то, понимаешь? Ты выглядывал из окна? Подумай, разве здесь есть продовольствие?
      Мэрфи подумал.
      — Ну, у нас есть здесь склад.
      Русский все еще не отошел.
      — Больше всего на свете мне хотелось бы отнять у тебя этот ножик и посмотреть, как устроены твои внутренности. Но майор Стукалов приказал не задирать американцев. Ну а если это самозащита?
      Мэрфи усмехнулся.
      — Мне бы тоже очень хотелось, но у меня тоже приказ.
      Русский пожал плечами,
      — Ну что ж, коли мы люди подневольные и твой желудок тебя беспокоит, почему бы тебе не положить ножик на место? Мы сможем сообща обшарить этот капиталистический рай.
      Губы Мэрфи расплылись в широкой улыбке.
      — Знаешь, Иван, мне нравятся твои манеры.
      — Меня зовут Маленков. Лейтенант Николай Маленков.
      — Лейтенант Бен Мэрфи. — Он развернулся, высунул язык, примериваясь, и метнул нож. Лезвие вонзилось в стену, застряло в бетоне и замерло. Нож вяло повис.
      — Что это? — Маленков держал в руке флягу.
      — Моча. Американское пиво. Выпей и поймешь. Посмотрим, что здесь есть. — Мэрфи держался в отдалении, обшаривая полки. — Здесь, смотри, ветчина. Черная рожь. Мушиные яйца.
      —  Что?
       —Ух, майонез. Извини, думаю, переводчик не справляется. Вот, о-го-го! “Гиннесс”!
      — Что?
      — Держись, парень. Хорошее пиво. Ирландское. Кое-кто на этом айсберге понимает, что такое жизнь.
      — Ну, достаточно, а то у меня ноги мерзнут в этом холодильнике.
      С полными руками они вышли и разложили награбленное на разделочном столе.
      — Ну, кто-то из нас должен все это нарезать. Кому можно доверить нож? — Мэрфи переводил взгляд с русского на еду и обратно. Маленков отломил кусок хлеба.
      — Ладно, если мы убьем друг друга, нас обоих пошлют в штрафные батальоны.
      — Как они это сделают, если мы будем трупами?
      — Ты не знаешь майора Стукалова, он найдет выход.
      — Похоже на Даниэлса.
      Маленков рассмеялся с набитым ртом.
      — Значит, во всех армиях офицеры одинаковы. Ну давай режь жратву. Ты уже имел дело с ножом, а у меня только один кусок.
      Они сидели на столе, ели и тайком разглядывали друг друга.
      — Если я поклянусь, что я не служу в ГРУ, ты мне скажешь, почему мы здесь? Они вытащили нас из боя, отвезли в Москву, а потом сюда. Что все это значит? Виктор все твердит, что это как-то связано с пришельцами.
      — Даниэлс тоже.
      — Ты веришь этому?
      Мэрфи пожал плечами.
      — Черт, не знаю. Мне это как-то чудно. Мы говорили об этом и так и сяк, но я не думаю, что кто-то верит, что это пришельцы. Но они приказывают верить, что мы полетим к солнцу в компании с надувными шарами. И это замечательно до тех пор, пока деньги капают.
      — Мы думаем, что это какая-то проверка. Может быть, что-то вроде психологической войны.
      — Неплохо звучит. — Мэрфи задумчиво жевал. — А ты откуда?
      — Волгоград. А ты?
      — Бостон. Эта моча не так уж плоха.
      — Ну, если это психологическая война, персонал для тебя постарался. А что такое твое крепкое?
      — Попробуй.
      Маленков запрокинул голову и отхлебнул из бутылки. Усмехнулся, облизал губы и вытер рот.
      — Ну точно, буржуйская штучка. Нам, может быть, надо спасти вас и отобрать ее для себя. Пожертвовать собой во имя мировой революции и свободы. Скажи, а что, в Америке все толчки умеют разговаривать?
      — Разговаривать? Парень, ты видел какие-то странные толчки!
      — Я смотрел телевизор. Толчок разговаривал и брызгался голубой водой.
      Мэрфи нахмурился и задумался.
      — Ты прав, это психологическая война.
 

ГЛАВА 8