Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Звездный удар

ModernLib.Net / Гир Майкл / Звездный удар - Чтение (стр. 14)
Автор: Гир Майкл
Жанр:

 

 


      Сколько ей лет? Семнадцать? Шестнадцать? Ночной ветерок шевелил клочья обгорелой одежды на ее теле, обнажая тугие груди, покрытые волдырями ожогов. Ее тело раскинулось перед ним в соблазнительной позе, красоту его линий подчеркивали пляшущие языки пламени, сжигающие кожу.
      Из тоннеля все еще доносились вопли, если кто-то делал попытку выбраться из ловушки, автоматная очередь туг же приканчивала горемыку. Ослепленные, горящие, с заполненными дымом легкими, они безумно кричали и в панике бежали к поджидавшим их стрелкам.
      Из норы вместе с черным густым дымом поползла отвратительная вонь, забиваясь Виктору в ноздри, отравляя легкие. Он все еще смотрел на мертвую девушку. Ветерок раздувал искры, тлеющие в ее оплавленных волосах. Пламя, затрещав, вспыхнуло, чтобы тут же погаснуть.
      Виктора охватил ужас, перед глазами все стало расплываться. Он плакал.
      — Знаешь, они прячутся, чтобы не быть изнасилованными, — послышался голос сержанта Якубовича. — Мужчины прячутся от расправы и смерти. Молодые женщины — от насилия. Только старухи и малые дети остались снаружи. Кого волнуют старухи и мелюзга? Но сейчас, товарищ майор, мы им показали. Может, теперь они побоятся нападать на патруль?
      Шаги Якубовича стихли в ночи, а Виктор оставался недвижим. Огонь затих — вместе с жизнью в тоннеле — уничтоженной, выжженной.
      Виктор стоял в темноте, вспоминая последний взгляд юной красавицы. Вся сцена сожжения прокручивалась перед его мысленным взором снова и снова. Он видел ее глаза, округлые черты ee лица, освещенного оранжевыми и желтыми бликами огня. Она грациозно поднималась из пляшущего пламени и делала шаг к нему, протягивая горящие руки, пытаясь обнять его. Ее груди поднимались и опадали, пламя бушевало вокруг ее ноздрей, подбиралось к горлу,
      Она дошла до него — пальцы ее лизали языки пламени. Между ногами ярко вспыхнуло, огонь покрутился вокруг плоского живота и добрался до пупка.
      — Иди ко мне, — позвала она нежным голосом. — Давай сгорим вдвоем…
      Виктор судорожно сглотнул, почувствовал эрекцию, которая увеличивалась одновременно со страхом, а пламя все ближе подбиралось к нему.
      — Нет! — заорал он, вскочив как ужаленный.
      Светящаяся панель над его головой сделалась ярче, заливая светом комнату, Виктор зажмурился и вытер вспотевшее лицо. Кругом была тишина. Он задыхался.
      Потом он встал с постели и неверной походкой пошел в душ, нажал на кнопку. Вода заструилась по телу. Сердце готово было выскочить из груди. Игнорируя незримое присутствие Ахимса, он вышел из душа и заказал автомату водки.
      Залпом выпив стакан, он сел на краешек кровати и обхватил голову руками.
       Ты здесь, на корабле Ахимса. Афганистан далеко отсюда, очень далеко. Ты в безопасности, Виктор. В безопасности. Все кончено.
      Он широко раскрыл рот и сделал глубокий вдох, стараясь восстановить дыхание. Несмотря на то что Бараки был страшно далеко отсюда, он все еще чувствовал запах бензина и зловоние горящей человеческой плоти. Он закрыл глаза, дрожь не унималась.
      — Что мы несем с собою к звездам? — спросил он молчаливую комнату. — Какой вид безумия?
 

ГЛАВА 14

      — Доброе утро, леди, джентльмены! — Шейла оглядела аудиторию. — Хочу вас поздравить. Ночью я ознакомилась с вашими достижениями в овладении вооружением Ахимса. Ваше усердие и упорный труд в сочетании с техникой Ахимса дали результаты более чем удовлетворительные. Убедившись в этом, командование приняло решение приступить к следующему этапу: опробовать ваши навыки на боевых тренажерах.
      Она подключила свой обруч, на экране перед ними вспыхнуло изображение станции Тахаак.
      — Вы уже знаете, что это наша цель — станция Пашти, которая называется Тахаак. Станция служит центром коммерции и промышленности. Здесь заседает их правительство. В нашу задачу входит занять эту станцию, уничтожить ее потенциал и привести ее в негодность.
      Она оглядела свое небольшое войско — оно занимало несколько ярусов, у каждого человека сбоку был столик, а на нем чашка с кофе или чаем. Ахимса продумали все — это обнаруживалось в мелочах. Все для удобства гостей.
       Но это всего лишь технология! Если бы мы вооружили римского легионера, он был бы счастлив. Мы могли бы дать ему оружие из сплавов, которое поразило бы воина его времени. Мы могли бы сделать рукоятку его оружия из пористой резины — она никогда бы не ржавела, от нее не потели бы пальцы. Мы могли бы покрыть его щит материалом, который не пробило бы даже современное оружие. Мы могли бы снабдить его техникой, которая показалась бы ему волшебной. Но разве это значит, что мы умнее римского легионера? Может быть, мы просто более изощренны в искусстве уничтожения ?
       Ну что ж, господа, пришло время затянуть ремни потуже и приступить к серьезной работе, — продолжала она, вычерчивая схему тактических передвижений, которую они подготовили вместе с Моше, Сэмом и Виктором.
      На схеме зажигались огоньки, обозначая мишени и маршруты операции на станции. А что еще больше впечатляло — она могла показать им мельчайшие детали внутреннего расположения станции, и у всех появилось ощущение, что они уже побывали внутри.
      — Майор Светлана Детова, мой заместитель по разведке, изучила всю информацию, касающуюся Пашти. Ее лингвистическая группа ускоренными темпами осваивает язык Пашти, чтобы мы могли подключаться к их коммуникациям. Это даст нам возможность получить точное представление о Тахааке во время атаки; имея хорошую связь, мы избавим себя от нежелательных сюрпризов.
      Она вглядывалась в их лица, внезапно осознав всю тяжесть своей ответственности. Когда их глаза устремлялись на нее, она чувствовала, что становится сильнее. Если она ошибается, живые люди — эти люди — будут расплачиваться. Она рисковала их жизнью. Она была так занята составлением планов, учебой, тренажерами, что не думала о них, как о живых существах.
      — И последнее, может быть, самое важное лично для каждого: мы не должны оставить никаких следов своего пребывания на станции. И раненые и погибшие — все должны быть эвакуированы. Никаких пленных, никаких трупов — чтобы никто не мог указать на нас как на виновников. Любое свидетельство того, что атакующими были мы, может привести Пашти на Землю. Думаю, что все вы понимаете, что это может означать.
       Молю бога, чтобы они поняли!
       Если у вас будут какие-то сообщения, пожалуйста, обращайтесь свободно к своим командирам. До них не так сложно добраться. В составе нашей экспедиции меньше четырехсот человек. Если обстоятельства позволят, я собираюсь встречаться с вами каждую неделю. Это все.
      Они встали и отдали честь. До нее вдруг дошло, что они ждут ее ответного движения. Когда она вскинула руку, салютуя, рука показалась ей удивительно легкой. Оживленно переговариваясь, люди потянулись из комнаты.
      Шейла заметила, что Виктор Стукалов смотрит в ее сторону. Он выглядел более бледным, чем обычно, его подавленный вид напугал ее. Когда она встретилась с его блестящими глазами, по спине пробежал холодок. Потом он отвернулся и, печатая шаг, быстро пошел прочь.
      Она перевела дыхание, стараясь успокоить биение сердца Если бы только она могла проникнуть в его душу, пробить эту стальную броню и узнать, что кроется за ней. Виктор пугал ее больше, чем кто-либо другой. Даниэлс постоянно испытывал ее. пытаясь уяснить для себя ее слабости. Детова оставалась все так же опасна, она была способна на многое ради достижения собственной цели. Моше, добродушный и приветливый, был предсказуем — он целиком отдавал себя работе. Но Стукалов?
      Она покачала головой и порывистым движением пригладила свои длинные волосы.
      Столько разных судеб — и все в ее руках! Собрав свои записи, она спустилась с возвышения и направилась к себе. Шейла никак не могла выбросить из головы глаза Стукалова — глаза одержимого.
 

* * *

 
      Президент Атвуд вошел в Оперативный Стратегический Центр в подвальном этаже Белого дома. Билл Фермен оторвал взгляд от табло.
      — Ну, что нового? — спросил Атвуд.
      Фермен почесал редкие волосы, чувствуя, что на лысине выступила испарина. Его налитые кровью глаза уставились на Атвуда.
      — Хаос, Джон.
      Атвуд напрягся.
      — Мы… проигрываем?
      Фермен приподнялся и потянулся за чашкой кофе. Кофе совсем остыл.
      — Если б я знал. — Он указал на карту. Повсюду мигали разноцветные лампочки. — Красные лампочки отмечают советские позиции. Белые — НАТО.
      Атвуд тряхнул головой — он не заметил, чтобы в расположении лампочек был какой-то порядок.
      — Не понимаю. Где линия фронта? Что происходит?
      Фермен гневно посмотрел на табло.
      — Джон, никто не ожидал ничего подобного. Советы нанесли удар по Бонну, Парижу, Лондону, Гамбургу, Мюнхену, Вене, Осло, Брюсселю и Амстердаму. Перед тем как высадить войско, они бомбили Дрезден и Висбаден. Сразу несколько клиньев в Германии, Австрии и Швейцарии. Англичане отразили атаку русских и отрезали две дивизии на западе от Хитроу. Поляки, очевидно, отказываются от мобилизации, у нас есть неподтвержденные донесения о волнениях в Варшаве. Венгрия объявила нейтралитет, но по спутниковой связи мы установили, что две советские армейские группы подходят с запада к Австрии. Чехословакия хранит зловещее молчание, хотя Советы сосредотачивают огромное войско к западу от Праги, они то ли хотят высадиться на венгерской стороне, то ли вторгнуться в ГДР — ведь восточные немцы вовсе не жаждут воевать с Западной Германией. Ты вряд ли видел когда-нибудь такую дьявольскую неразбериху.
      Что касается наших дел, мы засекли и сбили шесть “бэк-файеров”, которые пытались нанести удар по Вашингтону, Нью-Йорку и Бостону. Сегодня утром бомбили Портленд. Разрушений не так много, всего пара кварталов. Погибло около трехсот человек. Мы ведем подводную войну по всей Атлантике.
      Джон, фронта как такового нет. Это смерч. Радары улавливают несметное количество самолетов, и мы не знаем, кто есть кто. Дьяволыцина, я получил донесение о советских вертолетах, которые поставили топливо для наших танков!
      Атвуд вздрогнул, кровь отлила от его лица.
      — Нет линии фронта? Как во Вьетнаме?
      — Хуже. Такой войны не было никогда. — Качая головой, Фермен нервно облизывал губы. — Первая мировая война распространила новое оружие. Вторая мировая война показала миру, что такое блицкриг. Но эта? Ну-ну, как во Вьетнаме, ладно. Русские повсюду, мы тоже. Звонил Бейтс. Он хочет бросить на Варшаву дивизию морских пехотинцев, чтобы расшевелить поляков.
      — А мы можем это сделать?
      Фермен кивнул.
      — Если все пойдет хорошо, они не оставят камня на камне от советского тыла. Кажется, Тим думает, что мы можем оттеснить их от Норвегии и таким образом помочь шведам и финнам задержать их армии.
      — А если все пойдет плохо?
      — Мы будем так же отрезаны от всех, как советская воздушно-десантная дивизия, окруженная под Брюсселем.
      — Я подумаю над тем, что нам следует предпринять в данный момент. Нам нужно что-то вроде рейда Дулитла, чтобы снять напряжение. Если нам удастся внести смятение в их ряды, мы овладеем инициативой. Может быть, наступательная операция Теда нас чему-то научила, Билл.
      Фермен перевел дыхание и вздохнул.
      — Мы еще на один день приблизились к концу света.
 

* * *

 
      Мэрфи вынырнул из туннелеподобного люка, ведущего к скрещению двух коридоров. Сердце его забилось, когда он оказался в холодном воздухе. Черт побери! Это уж слишком похоже на реальность!
      Он осторожно заглянул за угол, осматривая безмолвный коридор. Для устойчивости конструкции Пашти строили коридоры с закругленными потолками; во время учений он не задумывался над этим. Мэрфи задержал дыхание. Интересно, куда подевались забавные машины, которые Ария называл танками? Он снова быстро заглянул за угол и устремился в пустой коридор.
      За его спиной раздался странный скрежет.
      Мэрфи упал на пол, перекатился и сел на корточки, взяв ружье на изготовку. С немыслимой скоростью на него надвигался Пашти. Мэрфи инстинктивно выстрелил, направив ствол в грудь зверя, но попал в ноги, и зверь замер. Он отполз назад, выбросил старую обойму и вставил новую. Сменив сектор огня, он тщательно прицелился и свалил краба с ног.
      Он смотрел на поверженного робота и не мог унять дрожь в напрягшихся мышцах. Какой огромный! Чертовы штуковины были больше грузовика! Слава богу, у ружей Ахимса высокая убойная сила.
      Он пополз назад и встал на ноги, ненавидя себя за то, что сердце стучит подобно пишущей машинке.
      — Слишком, черт побери, смахивает на реальность, — ворчал он. — И я, черт побери, могу заблудиться. — Встав на ноги, он двинулся дальше, стараясь вспомнить, какой тоннель ведет к центру. — А сама эта декорация? И все это — внутри чертова корабля? — Он покачал головой. — Мама, я хочу домой!
      Мэрфи добрался до следующего перекрестка, заглянул за угол и увидел, что коридор усеян разорванными на части трупами крабов. Конечно, когда он убит, тогда ты понимаешь, что он робот, но когда он несется на тебя, то кажется, что против тебя ополчился сам ад!
      Он миновал арену бойни, уверенный, что идет правильно, прямо к Совещательной Палате, которая и была их основной целью.
      Впереди прозвучали три выстрела кряду. Мэрфи замедлил шаг, осторожно оглядываясь, перед тем как пересечь новый коридор.
      — Мэрф? — в его наушниках послышался шепот. — Где ты, дружище?
      — Круз? Ничего определенного сказать не могу, но кто-то здесь побывал до меня — полно трупов. Думаю, что иду правильно. Танк Арии куда-то подевался.
      — Не горячись, амиго.
      — Ладно, парень, следи за своей задницей.
      Он заспешил вперед. Ему пришлось перелезть через груду крабьих трупов, которая загородила проход. Что-то вроде двери было разбито вдребезги сильным ударом, возможно, здесь прошел танк.
      Мэрфи подкрался к взорванной пластине и выглянул: окружив несколько механизмов причудливой конструкции, стояли люди. Черт, это не Совещательная Палата. Он все-таки пропустил объект. И тут в поле его зрения возник Габания, он внимательно разглядывал огромный механизм.
      — О, парень, — Мэрфи сделал гримасу и стал отступать, как вдруг увидел, что дверь за спиной Габании открывается.
      У Мэрфи не было времени предупредить. Увидев наступающего на Габанию сзади краба, он стащил с плеча ружье. Русский поднял глаза и поймал это движение Мэрфи. Мэрфи выстрелил — глаза русского широко раскрылись.
      Они остались в живых благодаря своему инстинкту натренированных солдат. Габания отклонился в сторону, а Мэрфи разряжал в Пашти обойму за обоймой. Робот замер, его ноги подогнулись, и он повалился на пол как раз в тот момент, когда Габания наводил свой ствол на Мэрфи.
      — Держись, парень! — заорал Мэрфи, вытянув вперед руку. Габания смотрел на него во все глаза. Мэрфи судорожно сглотнул. От этого русского можно ожидать всего!Он бросил ружье, огласив тишину отчаянным криком:
      — У меня не было выбора! Ты мог сдохнуть!
      Габания задумчиво уставился на поверженного робота. Угрюмое лицо русского медленно расползлось в улыбке.
      — В следующий раз стреляй чуть повыше, американец. Подними свое ружье и убирайся отсюда. Энергетическая база — не твой объект.
      Мэрфи разинул рот.
      — Я только что спас твою задницу!
      — Спасибо.
      — Угу, в следующий раз следи за дверями, парень. — Мэрфи наклонился и нашарил ружье. Он знал, что если бы не бросил его на пол в тот момент, то сейчас был бы уже мертв.
      Мэрфи не спеша вышел из помещения и со всех ног пустился бежать по коридору.
      Кабина наблюдателя показалась Шейле Данбер чудом. Она вошла внутрь и оказалась в окружении медленно проплывающих мимо звезд. За стеклом — а может, это и не стекло, а какой-то особый прозрачный материал пришельцев, — открывалась целая вселенная: тут и там, как льдинки, были рассеяны одинокие звезды среди мерцающих неизвестных созвездий.
      Она присела с краешку и подумала о других чудесах пришельцев. Например, эти замечательные космические костюмы — они не мялись, не впитывали запахов тела, не рвались. Даже не протирались. Удивительная вещь: они грели, когда воздух становился прохладным, и охлаждали во время физических упражнений.
      Шейла подтянула колени к подбородку и откинулась назад, прислонившись к полированной перегородке. Костюм тут же отреагировал на холод. Она смотрела на мерцающие звезды и перебирала в памяти события последних дней.
      Она вновь увидела лабиринт, по которому Моше пришлось пробираться, чтобы попасть в Центральную Совещательную Палату. Шейла увидела, как машина Бен Яра ворвалась в пункт связи и разрушила его. С другой стороны подошел Ария, вихрем пронесся через компьютерный центр станции и взорвал агрегат, регулирующий состав атмосферы. Третьим был Шмулик — он вывел из строя их склады, разнеся на части переборки. По всем трем направлениям за машинами Моше следовали спецназовцы, поддерживая авангард и довершая разгром. Люди Даниэлса шли впереди танков, устремляясь к центру станции и ломая сопротивление, — они расчищали путь на всех трех направлениях.
      Снова и снова она возвращалась к этим картинам и видела, как команда Ривы Томпсон, погрузившись в причудливой формы торпеды, пробивала бреши в различных частях станции.
      Удерживая в голове общую картину, Данбер искала просчеты. Она смотрела на звезды и думала, что же они упустили, где промахнулись.
      — Знаешь, им не следовало бы этого делать, — прозвучал за ее спиной мягкий тихий голос.
      — Что-что? — Шейла повернулась.
      Лицо Сэма Даниэлса оставалось в тени, в руке он держал стакан с выпивкой.
      — Звезды. — Отставив один палец, он указал на звезды, потом прошел вперед и сел напротив нее. — Ты видишь, с какой скоростью они движутся? Предполагается, что мы передвигаемся с большей скоростью, чем скорость света. Если бы это было так, — а я уверен, что Ахимса это под силу, мы бы не видели их так отчетливо. Тогда мы видели бы только тонкую блестящую полосу впереди. Она называется красным смещением. Что-то связанное со скоростью света и с теорией относительности. Е=mс 2.
      — Эйнштейн, — сказала она, бросив взгляд на звезды. — Ну и что же случилось с красным смещением?
      — Спроси Ахимса, — Сэм поднял на нее глаза. — Ну, Толстяк? Что произошло с красным смещением?
      Молчание. Сэм настроил свой обруч, маленькую сверкающую диадему, которую все они носили не снимая. Он еще больше нахмурился.
      — Не работает.
      Шейла попробовала свой, про себя сформулировав вопрос, — они часто так поступали.
      — Не работает.
      Сэм шагнул в коридор.
      — Сработало. А там, среди звезд, корабельные мониторы отдыхают, как будто мы находимся вне поля. — Он опять вошел в кабину. — Опять ничего не получается.
      Шейла тряхнула головой.
      — Значит, это единственное место, где за нами не наблюдают, так?
      Боже мой, неужели это возможно?
      Сэм уселся напротив нее. Его чернокожее лицо просияло в ослепительной белозубой улыбке:
      — Вот здорово, это место придает мне сил.
      — Мы здесь как у Христа за пазухой.
      — Тогда почему ты такая грустная?
      — Грустная?
      — Когда я входил, я оглянулся и увидел твое лицо. Оно было такое, будто у тебя только что умерла бабушка. — Он поднял стакан и отпил.
      — Ты думаешь, они и в самом деле нас здесь не подслушивают? — Пауза. — Толстяк, что новенького на Тахааке?
      Молчание.
      Шейла прижала колени потуже к груди, потерла руками предплечья. Длинные светлые пряди заструились по локтям.
      — Сэм, какая жуть. Ты задумывался о том, что мы делаем? Ты видел данные о Пашти?
      Он внимательно посмотрел на нее. Его застывшее лицо напоминало черную блестящую маску.
      — Ну да, мы собираемся вышибить дерьмо из связки крабов, единственная вина которых состоит в том, что каждые семьсот шестьдесят лет они слегка трогаются умом. А в это время Ахимса медленно деградируют, все больше погружаясь в созерцание и все реже облетая свои владения. Они воспитали Пашти для того, чтобы те занялись их промышленностью, строили их корабли и роботов, чтобы добывали руду. Постепенно они привыкли ничего не делать и вполне довольны Пашти. Но таких, как Толстяк, пугает подобное положение вещей. Он включает в игру нас. Нам предложено уничтожить Пашти и выиграть звезды и свободу. Ну что ж, я всего лишь повзрослевший чернокожий парнишка с улиц Детройта, который всегда отчаянно дрался не на жизнь, а на смерть. Почему я должен прельститься куском небесного пирога?
      Шейла перевела дыхание. Она чувствовала себя такой одинокой, такой ранимой.
      — Ты хороший парень, капитан Даниэлс. Это тот самый сценарий, который, как я полагаю, пришел на ум Светлане. Но очень сложно связаться друг с другом, когда Ахимса постоянно наблюдают за нами. А она отличный специалист в области подслушивания и наблюдения. И вообще, эти русские — умные ребята.
      Сэм кивнул:
      — Может быть, я приглашу сюда Светлану посмотреть на звезды. Я пару раз уже встречался с ней, но эти встречи были такими короткими. Она показалась мне вполне дружелюбной, и я ее явно интересовал. — Он усмехнулся. — Не думаю, что этот интерес был вызван тем, что я был футболистом в Вест-Пойнте.
      — Агент всегда остается агентом?
      Сэм отмахнулся.
      — Что-то вроде. Кроме того, никогда не знаешь, какой шанс представится в будущем. Такие продувные бестии, как Светлана, будут использовать любую возможность для вербовки. В ее деле никогда не знаешь, когда и кто может пригодиться.
      — Ты говоришь как циник.
      — Потому что с подобными вещами я сталкивался нос к носу каждый месяц. — Он поморщился. — Знаешь, так или иначе, но со временем приходится осторожничать. Какой-нибудь толстобрюхий политикан в Вашингтоне выпекает великую идею, или его обуревает желание оказать кому-то любезность, и он затевает безумную политическую кампанию, которая бесит кого-то, живущего в грязных трущобах. Парень из лачуги не находит себе места от ярости, и кто-то с противной стороны дает ему в руки ружье. И тогда парень использует это ружье против чиновника, который, возможно, этого и заслуживает. Вашингтон паникует, а подразделение Сэма Даниэлса отправляется высечь маленького разозлившегося человечка, потрясающего автоматом Калашникова. Тем временем ослиная голова, которая заварила кашу в Вашингтоне, продвигается по служебной лестнице или побеждает на выборах — чтобы завернуться во флаг. Наша великая система существует для того, чтобы стоять на страже демократии и корпораций, лишенных чутья. А для этого необходимо регулярно убивать маленьких рассерженных человечков, живущих в грязных хижинах.
      — Но ты не всегда занимался такими делами, об этом говорит твой послужной список.
      — Майор, я знаю правила игры. Я знаю, когда надо засветиться, а когда промолчать. Здесь, на этом корабле, я могу и взбунтоваться, потому что… ну… у меня появилось сомнение, что я когда-либо увижу Землю. Такое ощущение, понимаешь?
      — Шестое чувство?
      — Что-то вроде этого.
      — А ты не опасаешься откровенничать со мной?
      — Нет. Я опасался раньше, но ты выдержала испытание. — Он улыбнулся ей. — Думаю, ты на многое способна, майор. Когда мы планировали эти учения, ты произвела на меня чертовски хорошее впечатление.
      — Завоевала твое уважение?
      — Пока да. Пока ты игрок команды и не стремишься к муштре, несмотря на весь свой цинизм, я тебе доверяю. Не думаю, что ты будешь стараться навредить мне, а взаимопонимание поможет сохранить жизнь многим.
      Она ликовала. Победа!
       Как ты пришел к этому? Что тебя отрезвило?
      Его лицо замкнулось, глаза оставались спокойными. Он устроился поудобнее, подтянул ноги, приняв ту же позу, в которой сидела она.
      — Ну, не знаю, наверное, мои взгляды на жизнь стали формироваться еще тогда, когда я был детройтским подростком. Они называли это “Черным днем в июле”. Я появился на свет, чтобы спасти мир, человека. Я слышал доктора Кинга по телевизору. Я слушал Малькольма, который говорил, что, если мы не научимся есть за столом, нас будут пинать ногами. — Он откинул голову назад и перевел дыхание. — Первым шрамом я обязан чернокожему. Он на спине. Один из братьев разбил стекло. Они подняли осколки и стали кидаться ими в полицейских. Только я встал у них на пути.
      Второй шрам увидеть нельзя. В душе. Я не мог встать, потому что вся спина у меня была изрезана, рана была открытая, и когда я пытался встать, у меня кружилась голова и меня тошнило. Потом напустили слезоточивого газа, он стелился по земле вокруг меня. Я не мог убежать, я не мог ничего поделать — только валяться на земле, и кашлять, и плакать, и умирать, И каждый раз, когда я кашлял, из спины у меня текла кровь. Я лежал так на улице среди разбитых стекол до тех пор, пока полиция их не оттеснила. Очнулся, когда услышал, как один из них сказал: “Подохни в крови, ты, чертов ниггер!”
      Жизнь взрослого должна была быть еще хуже. Я пришел в себя в госпитале в другой части города. Меня разыскал мой младший брат. До сих пор не знаю, как ему удалось вытащить меня оттуда. Он наплел людям из “Скорой помощи”, что… — он тихо засмеялся, — меня сбило поездом. Ну разве можно было поверить этому?
      Он покачал головой, сглотнул, и его голос стал тверже.
      — Знаешь, я никогда его не забуду. Не забуду слез в его глазах, когда он стоял там, у госпитальной койки, и врал, как дурак, чтобы спасти меня от неприятностей. Он… он умер в маленькой деревушке под названием Дакто. Он повернулся спиной к молодой женщине. Она была беременна. Она только сказала ему, что ее муж работает на базе. Я слышал, что он улыбнулся ей и кивнул — вот и все. А когда он уходил, она выстрелила ему в спину. — Он замолчал, погрузившись в свои мысли. — Да, я циник. Я не понимаю, что все это значит.
      — Но ты все еще служишь в спецвойсках?
      Он равнодушно пожал мускулистыми плечами.
      — Я видел две стороны. Мы не ангелы, но другая сторона еще хуже. Коммунизм не срабатывает. Горбачев это отлично понимал. Завал в экономике. Им трудно осознавать это. Единственное, что им помогает, это наша тупость; часто наша внешняя политика играет им на руку. Сейчас я уже не наивный ура-патриот, готовый на подвиги ради дядюшки Сэма. Я всего лишь профессионал, который делает свое дело, стараясь не думать о нем. Только бы сохранить жизнь своим парням.
      Шейла покачала головой.
      — И после детройтских волнений ты отправился учиться в Вест-Пойнт?
      Сэм обхватил плечи руками.
      — Армия была для меня выходом. Волнения подействовали на общество. Нашей демократии нужен символ… и я стал им. Но, когда я попал туда, я не мог позволить себе оставаться всего лишь символом. Я четыре года просиживал штаны, чтобы узнать то, чего я не знал. И, слава богу, я поумнел!
      Шейла кивнула, вспомнив его впечатляющий послужной список.
      — А почему ты не отправился добровольцем во Вьетнам и Камбоджу? Ведь ты, кажется, вполне созрел для этого.
      — Не знаю. Я никогда не мог объяснить этого самому себе. Может быть, это был бы тот же Детройт, только под другим названием, ты понимаешь, что я хочу сказать?
      — Ты рассуждаешь не как выпускник Вест-Пойнта, Сэм. — Кем был этот человек на самом деле? Что привело одного чернокожего к преуспеванию, а другого к экспериментированию и саморазрушению? Или в Сэме Даниэлсе они слились воедино?
       Майор Данбер, вест-пойнтские пешки не выживают в таких местах, как Вьетнам, Камбоджа, Никарагуа, Ливан или Детроит.
      Искоса посмотрев на него, она нахмурилась.
      — А что ты скажешь о Викторе Стукалове?
      Сэм выпрямил спину и глубоко вздохнул.
      — Этот человек — профессионал. В Советской Армии не ставят во главе спецназовцев любимых племянников комиссаров, Виктор и сам оценивает себя как профессионала.
      — В Афганистане уцелели только он и Габания. — Она сжала губы. — У него странный взгляд. Опасный, удивительно проницательный… ну, я не знаю, как объяснить. Стеклянный. Понимаешь, что я имею в виду?
      Даниэлс задумчиво посмотрел на нее. Он долго молчал, а потом сказал:
      — Да, мне знаком такой взгляд. Он много времени провел в Афганистане. И в большинстве случаев справлялся со своим делом. Как и я. Как многие ветераны современных войн. Стеклянный, майор? Да у меня такой же взгляд. Когда между Стукаловым и всем миром возводится стена, когда он смотрит на тебя глазами, похожими на острие битого стекла, он видит призраки тех, кто остался в прошлом навсегда.
      — То, что ты сказал, так ужасно!
      Он рассмеялся — сухо, надтреснуто, в его смехе не было веселья.
      — Но это так, майор. Вашингтон — не единственный в своем роде, не только мы посылаем карать людишек в их грязных хижинах. Кремль одержим великой идеей, этот ход показался им удачным — помочь коммунистической партии установить контроль в Афганистане, чтобы достичь равенства в отношении Ирана, так? Потом они обнаружили, что революция Саура не очень-то популярна среди афганцев. Кому-то в Кремле показалось, что он будет плохо выглядеть, если в Афганистане перестреляют всех коммунистов. Тогда они вторглись туда, чтобы помочь революции. Но только вот в чем загвоздка: парень из грязной хижины чуть с ума не сошел от этого. Решение мог принять Брежнев, мог Эйзенхауэр, мог Андропов — какая разница? Им никогда не приходилось расхлебывать то, что они заварили. Но Виктор! Он еще живет всем этим.
      — А эта стена, которую он возводит? Для чего? Чтобы защитить себя от мира?
      Сэм кивнул:
      — Да. Знаешь, ты была права, когда назвала его взгляд стеклянным. Хорошая аналогия. Стекло — вещь прочная, острая, способная резать аккуратно и эффективно.
      — И хрупкая. Чуть сильнее надавишь — разобьется вдребезги.
      Смерив ее взглядом, Сэм вздрогнул.
      — Да, и это есть. Ты все еще видишь в нем воина в доспехах. Можно натренировать солдата, сделать его сильным и грубым, можно запудрить ему мозги до такой степени, что он, не моргнув глазом, убьет и младенца. Но все-таки где-то в тайниках его души теплится человечность.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35