Почему он так волнуется? Все-таки что-то он упустил. Он так переживал из-за Шейлы и… Он покачал головой и огляделся. Интересно, что скажет Клякса…
Кляксы рядом не оказалось!
—Вот дерьмо! — взорвался Мэрфи. — Барбара! Катя! К мостику! Вдвоем! Пошевеливайтесь! — Сам он уже бежал, оставляя их далеко позади, громко стуча каблуками по графитовой поверхности пола корабля.
* * *
Клякса как раз образовывал второй манипулятор и наблюдал за одним из пультов, когда Мэрфи ворвался в дверь. Три толстых коротких рычага уже были повернуты, когда Мэрфи с разбегу остановился, громко хлопнув дверью. Да, очень скверно.
Один глаз-стебель повернулся к человеку.
— Я надеялся, что успею сделать это до твоего прихода. Ты становишься мудрее, Мэрфи. Поздравляю тебя.
— Что ты делаешь. Клякса? — Мэрфи заметил, что приборы показывают начало активизации генератора нулевой сингулярности.
Клякса слегка сплющился и запищал, глядя глазом-стеблем на Мэрфи. Да, час пробил. Так вот что испытывал Толстяк! Может быть, это и было безумием: эйфория мании величия охватила его, ему стало тепло, он чувствовал неведомое раньше возбуждение.
Заражен! Конечно, молекулы Толстяка проникли в него!
Я ненормальный! Мэрфи втянул в себя побольше воздуха, чтобы наполнить все еще сжатые легкие, и двинулся вперед.
— Стой! — пропищал Клякса. — Если ты приблизишься. Мэрфи, мне придется убить всех, кто находится на этом корабле.
Мэрфи остановился и подбоченился.
— Почему ты делаешь это, Клякса? — Он чувствовал, что в том месте, куда попала кровь Габания, нога стала охлаждаться. Кровь уже начала свертываться и крошиться.
Клякса добродушно насвистывал и пищал:
— Людей необходимо окультурить, Мэрфи, это принесет мне благо. Я уже говорил об этом в аудитории. Теперь я Оверон, учитель. Люди будут учиться, и ты тоже.
— А если я откажусь учиться твоим глупостям?
— Те, кто откажется учиться, будут уничтожены, Мэрфи. Другого пути нет. Видишь ли, за плохое поведение люди всегда получали награды. Теперь же будет вознаграждаться только хорошее поведение. Иначе я не добьюсь в своей жизни того, что хочу. С этой минуты ты всегда будешь называть меня Овероном.
— А тебе не кажется, что это немножко смешно — проделывать такие трюки в столь почтенном возрасте? А, Клякса?
— Ты будешь называть меня Овероном, или я откачаю кислород из комнат дипломатов. — Клякса пошевелил своими манипуляторами.
— Нет, — ступая вперед, сказал Мэрфи, — ты не сделаешь этого, Клякса, маленький мошенник!
— Отойди! Когда я открою дверь, ты выйдешь! И будешь называть меня Овероном! Я знаю, тебе хватит ума, чтобы понять это сразу же! Иди! Ты и твой отряд Призраков многому научили меня! Теперь твой народ — мой
заложник! Мэрфи кивнул, сердце его забилось быстрее.
— Ты не посмеешь и дернуться, Клякса! Ты не посмеешь и пальцем тронуть никого из нас! Ты забыл об одной вещи! Я здесь, с тобой.
Не прошло и секунды, как смертоносное лезвие его десантного ножа уперлось в мягкий бок Кляксы. Маленький круглый пришелец жалобно запищал и начал сдуваться, стараясь не отнимать дрожащих манипуляторов от пульта.
—
Не делай этого! —зашипел Клякса. — Если ты убьешь меня, я включу нулевую сингулярность! Мы находимся близко от планеты, ты знаешь, какой будет эффект!
Мэрфи сглотнул, во рту у него пересохло.
— У нас на Земле для этого есть свое название, маленький негодник. Мы называем это мексиканским синдромом. Итак, ты подключаешь нулевую сингулярность, ты уничтожаешь мой мир, но в то же время и сам погибаешь, Клякса! Парень, клянусь тебе, это так! Я разорву тебя на куски! У тебя не будет ни малейшего шанса выжить!
Ты меня слышишь?
—Давай, пусть будет мексиканский синдром! — засвистел Клякса, бока его еще больше опали. — Я не боюсь! Не боюсь, не боюсь,
не
боюсь!Нет риска — нет славы, Мэрфи. Я понимаю. Да, ты можешь убить меня, но Кляксу никогда не забудут! Я — Оверон!
Черт, этот ублюдок спятил — совсем как Габания!Мэрфи задыхался. По обеим щекам струился пот.
Черт! Что делать? Думай! Черт бы тебя побрал, Мэрфи! Он спятил!
—Послушай, если мы убьем друг друга, победителя не будет! Сколько еще лет у тебя впереди? Разве Ахимса не бессмертны? Что хорошего, если ты здесь помрешь? — Он слышал собственные мольбы. — Давай договоримся. О Земле мы уже позаботились. Большинство с нами согласно. Какой смысл делать это?
— Людям нельзя доверять, Мэрфи. Они странное дерьмо, ты знаешь, — пропищал Клякса, подражая ему. Его бока еще больше провисли. Волнение его возрастало, и оболочка начала покрываться шишками. Писклявый голос слабел. — Толстяк совершил ошибку, когда пришел сюда. Нельзя было нарушать запрет. Или люди войдут в космос на моих условиях — или они умрут здесь. — Клякса продолжал медленно сдуваться. — Все мы умрем здесь… распадемся на клетки, растворимся… растворимся…
— Эй! Клякса, черт тебя побери! — Мэрфи видел, как обвисают и съеживаются манипуляторы. Он убрал нож, чтобы ненароком не проткнуть опадающие вялые бока пришельца.
Быстро соберись со своими проклятыми мозгами, надувной шарик! Не сплющивайся, маленький ты сукин сын! Мэрфи был в панике. Если Клякса впадет в прострацию и утеряет контакты с тщательно отрегулированными энергетическими приборами, нулевая сингулярность вовсю заработает, и все они погибнут. Мэрфи посмотрел на мониторы: генератор набирал обороты. Нет, он не сможет подобраться к человеческим пультам и отключить систему. Не хватит времени. Их судьба висела на кончиках вялых, обвисших манипуляторов Кляксы.
Взяв себя в руки, Мэрфи спрятал нож и сказал:
— Ладно! Пока ты победил. Я убрал нож, прости меня, Оверон.
Клякса начал раздуваться, его манипуляторы окрепли.
— Значит, ты видишь в моих действиях смысл? Ты будешь подчиняться?
— Да, — выдохнул Мэрфи, переводя взгляд с мониторов на глаз-стебель Кляксы.
— Выйди отсюда, — снова приказал Клякса. — Я открываю дверь капитанского мостика.
— Отключи генератор нулевой сингулярности, — Мэрфи перевел дыхание, он ненавидел себя за то, что сдался, но он знал, что никогда бы не сделал этого, если бы от Кляксы не зависела вся планета.
-Уходи! — настаивал Клякса.
— После того, как ты отключишь систему. Когда я увижу, что моя планета и люди в безопасности, обещаю, я уйду… Оверон.
— Отлично. Отойди к двери.
Мэрфи сглотнул и отошел. Он смотрел на мониторы и видел, как постепенно энергия уходит из системы. Ему стало легче дышать, но появилось странное опустошение. Что еще мог он сделать? Черт побери!
Дверь медленно открылась, и Мэрфи попятился. Он чуть не споткнулся о мягкий белый шарик: Толстяк катился мимо его левой ноги на капитанский мостик.
Клякса пискнул дрожащим голоском:
— Оверон? Это ты? Ты
возвращаешься?
—Возвращаюсь. Чем ты занимаешься? — Дыхательные отверстия Толстяка раздулись от пронзительного свиста.
Клякса отдернул манипуляторы от пульта, сплющиваясь и худея на глазах, стараясь сдержать это стремительное уменьшение в размерах, чтобы не выглядеть смешным.
— Теперь я Оверон! Мэрфи назвал меня Овероном! Теперь это
мойкорабль! — Кляксе удалось сохранить круглую форму, хотя он все еще сплющивался. Голос его немного окреп. — Теперь и ты должен называть меня Овероном!
— Тебя, штурман?
Мэрфи понял, что у него еще есть шанс.
ГЛАВА 34
Мэрфи дотронулся пальцем до острого конца своего боевого ножа. Когда он посмотрел на двух Ахимса, взгляд его был тверд. Быстрее молнии он кинулся к Кляксе, схватил его и вышвырнул вон из двери, как пляжный мячик. Пролетая сквозь дверной проем, Клякса визжал. Ногой Мэрфи наподдал Толстяку, и Толстяк стремительно выкатился вслед за своим сородичем. Потом Мэрфи вышел и сам, подталкивая их в мягкие бока острием боевого ножа.
Теперь он мог праздновать победу. Эта мысль мелькнула в его мозгу, когда он оглядывал маленький бокс, который теперь вмещал двух сплющившихся, почти плоских Ахимса.
— А сейчас выслушайте мои условия. Вы наши пленники до тех пор, пока мы в состоянии вас везти, пока не найдем какого-нибудь подходящего местечка, куда мы зашвырнем вас, чтобы вы больше не беспокоили нас.
— Мэрфи, что мы тебе сделали? — заканючил Клякса. Он то становился абсолютно плоским, то весь покрывался шишками. — Ты обещал, что, если я спасу твой мир, ты позволишь мне окультурить вас!
— Я врал, — заверил его Мэрфи. — Черт тебя побери, да не сплющивайся же ты так! Ты можешь спросить, какого черта я врал? А разве Толстяк не лгал нам? Да, я проверил передатчик, Клякса. Я не Светлана, но я знаю, что с Землей всегда можно было связаться, мы могли поговорить со своими близкими в любое время с того момента, как попали на корабль!
— И вы будете наказывать меня? — завопил Толстяк. — Пытать? Убьете меня
Мэрфи улыбнулся.
— Нет. Зачем? Только из-за того, что ты пытался заставить нас убивать невинных Пашти? Только из-за того, что ты собирался и нас убить — людей, которые помогали тебе? Только из-за того, что ты привел в действие программу, которая могла бы взорвать все боеголовки на Земле? Ты думаешь, что мы собираемся отплатить тебе за все эти милые шуточки? Думаешь, мы вынашиваем месть или что-то вроде этого?
— Нам не причинят вреда? — Клякса стал медленно раздуваться.
— Нет. — Мэрфи дотронулся пальцем до ножа, зная, что оба Ахимса не сводят обезумевших глаз с блестящего лезвия. — Итак, Толстяк, когда ты очнулся? Мы все думали, что ты все еще играешь в медузу.
Тот слегка сплющился.
— У меня не было никаких причин менять свое решение. Мои мозги медленно распадались, когда я обдумывал свои поступки. Клякса послал мне сообщение о том, что теперь он стал Овероном. Но его обучение не завершено. Я понял, что мне опять нужно взять бразды правления в свои руки, так как он не способен…
—
Я Оверон! —пробормотал Клякса, сплющиваясь от ярости.
— Он Оверон, — уверенным тоном подтвердил Мэрфи. — Обращайся с ним как с Овероном. Он хитрее, сообразительнее, чем ты, Толстяк… но ненамного.
Толстяк навел на него оба глаза-стебля и снова сплющился.
— Мэрфи, мне ничего не остается делать, как смириться с нынешним положением вещей. Но знаешь, человек, сколько бы времени это ни продолжалось, запомни, я еще увижу, как ты поплатишься за это!
— Я так рад, что Ахимса — цивилизованные существа, — процедил сквозь зубы Мэрфи. — Может быть, нам следует все-таки отомстить? — И он многозначительно срезал тоненький кусочек кожи с мозоли на большом пальце руки. Толстяк моментально стал плоским, что доставило Мэрфи несказанное удовольствие.
* * *
Шейла пробежалась дрожащими пальцами по волосам, ее зрение затуманилось: с Земли поступало огромное количество информации. Война была прекращена. Мир, затаив дыхание, ждал, когда будут оглашены законы военного положения. Молчали только Сирия, Иран, Ливия и Вьетнам, не желая вступать в контакт с инопланетянами. Ливан, казалось, тоже не слишком заботился о том, какой будет новая власть. Ну почему люди такие безмозглые?
Иногда в ее воображении возникало лицо Виктора. Она вновь чувствовала его ласку, вспоминала холодное, деловитое выражение его лица. Ее душа терзалась от горя, которому она не имела возможности отдаться целиком: у нее совсем не было свободного времени. Где-то возле сердца образовалась пустота, такая же огромная, как те пустоты, что разделяли галактические созвездия. Замерзшая тьма, которая всасывала ее жизненную энергию.
На корабельном мониторе появилось бледное лицо Кати.
— Майор, я получила сообщение от Ахимса. Пересылаю его в вашу комнату. Мы с Мэрфи посмотрим отсюда. Если вам что-то понадобится, дайте нам знать.
— Хорошо. — Она вздохнула. Лицо Виктора растаяло. — Ну?
Они появлялись один за другим — те же самые Овероны, их она уже видела на мониторах Тахаака, во всяком случае, ей так показалось.
Скорее всего все они были для нее на одно лицо.
— Шейла Данбер? — спросил один из них, тот, кого звали Тэном.
— Угадал. Чего ты хочешь сейчас, Тэн? Мы не досаждаем тебе. Ты вызвал меня, чтобы укрепить свое положение или чтобы поковыряться в свежих ранах?
Ахимса проигнорировал ее слова.
— Ваши мониторы могут поймать Луну?
— Наверное. Ее можно увидеть прямо отсюда. — Она почувствовала, что ее мужество надломилось. Что они такое затевают с Луной? Значит, несмотря ни на что, они так и не успокоились? Тактика шантажа?
На экране появилось изображение Луны. Вид светящегося зеленоватого шарика растрогал ее.
— Тэн, что бы ты там ни задумал, не делай этого! Ты зря хлопочешь. Мы снисходительны. А если говорить точнее, мы не причинили вреда ни одному Ахимса. Оставь нас в покое.
Тэн перекатился с боку на бок.
— У вас теперь есть кое-какое представление о гравитации, не так ли? Вы понимаете, насколько сильны гравитационные маяки? Кроме защитных функций, они обладают еще кое-какими возможностями. Смотрите!
Ей стало страшно, она затаила дыхание и кинула испуганный взгляд на Луну, которая так беззащитно висела меж звездами и тьмой. Появилось колебание, изображение Луны задрожало — едва заметно, словно ей это просто почудилось.
Колебание переросло в ураганный вихрь. С лунной поверхности поднялся столб пыли, дрожание вокруг него усиливалось.
Равнодушный голос Тэна прокомментировал:
— То, что вы видите, это гравитационные волны. Мы нагнетаем энергию с помощью гравитационных маяков. Куда направлена эта энергия, вы понимаете, да?
— Стой, Тэн! Прекрати немедленно! — вскрикнула Шейла, глядя, как облако пыли расширяется. Ей хотелось завопить, броситься на него в ярости, когда она увидела трещины, появляющиеся на такой далекой Луне: черные вихри зигзагами ползли по поверхности и раскалывали ее. Центр бури медленно двигался по Луне.
— Отлично, мы прекратим это. — В голосе Тэна появилась рассудительность. — Вы посмотрели, как это делается. Это довольно эффектно, не правда ли? Но пока хватит. Нам надо, чтобы в эту минуту вы были в своем уме. Чтобы вы все осознали. А потом мы опять начнем манипулировать с Луной до тех пор, пока вы не станете свидетелями крушения вашего мира. Мы выбросим вас из цивилизованного…
— Чего ты хочешь? — Страх ее усиливался. Слишком уж доверительно разговаривал Тэн. Видно, дела совсем плохи. Тэн стал медленно сплющиваться.
— Просто сказать до свидания. Вам не повезло, что Толстяк нарушил запрет. Если бы он этого не сделал, ваши сородичи спокойно поубивали бы друг друга. Или, быть может, когда-нибудь вам удалось бы достичь пика своего развития. Ну а теперь, в сложившихся обстоятельствах, нам надо пересмотреть и усилить запретные санкции. Во всем случившемся виноват Толстяк, и мы должны сообща ликвидировать последствия. В конце концов, за вас несем ответственность мы!
— У нас на борту Пашти и двое Ахимса, — холодно сказала она. — Вы что, убьете их заодно с нами? Мы еще можем подключить нулевую сингулярность и…
— И взорвать свою драгоценную планету, Шейла Данбер? Вы находитесь слишком глубоко в вашем планетарном гравитационном колодце. Ваш корабль взорвется и уничтожит саму планету. — Тэн раздулся и воскликнул: — А что касается Пашти и Ахимса, то Еетак знал, чем рискует. Толстяк и Клякса были причиной всех наших неприятностей. Так что примите мои соболезнования.
— Ты подлое, мерзкое существо, Тэн, — процедила Шейла.
— Мне не нравится, когда ты называешь меня так, как мы привыкли называть людей, — Тэн чуть-чуть обвис. — Хватит болтать.
Краем глаза Шейла увидела, как на поверхности Луны опять стали закручиваться вихревые потоки. Взвивался столб пыли, в центре Луны появилось слабое красное пятнышко: атомное вещество — плазма стала расплываться под воздействием разрыва гравитационных полей. Поверхность Луны начала трескаться и крошиться. Сколько осталось… О господи боже мой!
—
Мэрфи! Вывози нас отсюда! Поднимай и увози! —Ее голос прерывался от ужаса.
— Майор, все системы отключены. Мне потребуется время, чтобы запустить их.
— А в это время, — вмешался Тэн, — ваша Луна исчезнет.
— Тэн, ты не хочешь этого. Здесь еще…
— Вам нечего сказать. Время болтовни прошло. Мы уничтожаем паразитов. Вам нечего предложить. Сделка не состоится. Вы нам просто-напросто надоели.
В бессилии ее раздражение и досада вылились во взрыв эмоций.
— Ублюдок! Бесполезный, отвратительный, безногий, бездушный ублюдок! Если бы я могла добраться до тебя, я бы собственными руками вспорола тебя и твое никчемное…
Какой от этого толк? Она потеряла все.
Виктор, слава богу, тебе не придется видеть это!
Тэн перекатывался с боку на бок, восхищаясь ее гневом. Шейла закрыла глаза и начала дышать ровно и глубоко, чтобы привести себя в чувство. Ведь должен же быть какой-нибудь выход! Но какой?
— Когда мы сможем удалиться настолько, чтобы спасти себя, Мэрфи?
— Через пятнадцать минут, майор. То есть в этом случае мы и сами не взорвемся, и никого не уничтожим.
Пятнадцать минут? Она видела, что на Луне уже образовываются кратеры.
— А еще раньше мы направим удар на Землю и сбросим вас на нее в виде комка горящей плазмы, — заверил Тэн. — Восхитительно! О, мы помним ваши угрозы, майор! Скоты! У
вас хватило наглости угрожать Ахимса!
Что же делать? Шейла вскочила на ноги и заметалась по комнате, расширенными от ужаса глазами глядя, как поверхность Луны начинает оплавляться подобно подожженному полиэтиленовому пакету.
Слишком поздно! Она поняла это, и душа ее окаменела.
Слишкомпоздно!
Я это сделала! Я привела нас всех прямо в западню! Откуда было мне знать, что гравитационные маяки способны выделывать такие трюки?
—Ты победил, Тэн, — Ее руки безжизненно повисли. — Пусть будет по-твоему. — Она развернулась и прокричала ухмыляющейся голограмме: — Черт побери! Мы позволим Толстяку и Кляксе смотаться! Мы позволим высадить нас на Землю, и вы опять закупорите вашу бутыль! Это варварство! Прекратите! Вы выиграли!
Писклявый смех Ахимса эхом прокатился по всей ее комнате.
— Нет, — радостно провозгласил Тэн. — Вы слишком опасны. Это единственный выход. Ваш род закончил свое существование, майор, но мы наслаждаемся вашей капитуляцией.
Она вздрогнула — их смех становился все громче и громче. Опустошенная, охваченная паникой, Шейла Данбер приготовилась к гибели своего мира.
— Пожалуйста. Пожалуйста, не делайте этого.
Луна задрожала, столбы пыли поднялись, и стали видны огромные трещины.
Шейла покачала головой, в горле ее запершило.
Сначала она никак не отреагировала на странные звуки разрывов. Но нарастающий гул заставил ее пристальнее всмотреться в экран, и она застыла с широко раскрытым ртом. Несколько Ахимса буквально подпрыгнули, как баскетбольные мячи. Их глаза-стебли беспорядочно заметались из стороны в сторону, а тела стали плоскими. Их голограммы задрожали, стали туманными, расплывчатыми — по ним заструились такие же волны колебаний, как по поверхности Луны.
Что-то мигнуло, и их голограммы растаяли — экраны потухли. Какой-то из Ахимса по случайности сохранил свою прежнюю форму и с удивлением смотрел, как сплющиваются, издавая нестройное попискивание, его сородичи. Другие превращались в подобие тарелок, перегородки вокруг них рушились, отовсюду слышались звуки взрывов. Сталь затрещала, и гигантская металлическая труба высунулась из стены сзади обвисающей фигуры Тэна. Вслед за трубой появилась башня. А потом стена рухнула под тяжестью металлического чудовища, которое заполнило весь экран.
Перекрывая весь этот шум, в компьютерной сети прозвучи голос:
— Тэн, ты немедленно прекратишь все это! Отключи систему!
Живо!
Шейла потеряла дар речи. Буря на Луне все еще бушевала, вихри крутились, но плазма в центре стала терять цвет.
На других мониторах та же картина: огромные машины врывались к Ахимса, ломая стены. Громадные стволы целились в сплющенных, покрывшихся шишками пришельцев.
Плоский Тэн пытался перекатываться из стороны в сторону, стараясь ускользнуть от монстра, как вдруг в центре башни приоткрылся люк. Из танка выбрался гномоподобный человечек Моше Габи. Он улыбнулся и добродушно сказал:
— Шалом! — И приветственно махнул рукой остолбеневшей Шейле Данбер. — Докладывает рота АСАФ, майор!
Она изо всех сил сдерживала готовые потоком хлынуть слезы.
АСАФ! Они все-таки сделали свое дело, в последний момент спасли положение! Слава богу!
Шейла не могла справиться с охватившими ее чувствами. Голова ее все еще вздрагивала, когда она произнесла:
— Моше, где ты был? Мы страшно разволновались, когда ты перестал выходить на связь!
— Второй закон Ливана, майор. До встречи с врагом необходимо соблюдать радиотишину.
Впервые за несколько миллиардов лет Тэн стал совершенно плоским.
* * *
“Призрак” опять двигался под воздействием нулевой сингулярности. Команда каким-то образом ухитрилась навести порядок на корабле, справиться с неразберихой. На борт поднялись тысячи новых добровольцев за то время, пока корабль висел над Северным полюсом, а фабрика Ахимса строила новые комнаты — спрос на них существенно увеличился. Теперь к звездам отправлялся целый народ. Корабли Пашти устремились к Земле за товарами, везя на новые рынки продукцию и технологию Пашти, загружаясь экзотической пищей, тканями, предметами культуры и всем тем, что привлекло внимание торговцев Пашти. Еетак стал послом Пашти на Земле и получил в дар остров в Микронезии.
Виктора похоронили в Туле, на родине, далеко от звезд. Шейла улыбалась, глядя, как глаза отца Виктора наполняются слезами. Итак, все долги были отданы. Он гордился погибшим сыном — последней жертвой войны, которая наконец закончилась — навсегда.
Виктор, он теперь так далек от них. Виктор!Против ее воли с ресниц на щеки капали слезы.
Оцепеневшие земляне с удивлением наблюдали за спектаклем, развернувшимся на небе, запуганные тем, что происходило с Луной, с ее привычным, таким родным ликом. Шейла взглянула на проплывающие мимо звезды — невероятно, как однажды сказал Сэм Даниэлс.
— Майор? — вмешался в ее размышления голос Мэрфи.
-Я не слишком поздно?
Она подняла глаза и пожала плечами: ее мысли все еще находились далеко — в космосе, в воспоминаниях.
— Что-то неладно?
— Нет, мэм. Просто я хотел убедиться, что с вами все в порядке.
Она слабо улыбнулась.
— Неужели у кого-нибудь из нас может все быть в порядке?
Он ответил:
— Не уверен, майор. Ни у кого из нас не было времени подумать об этом. Черт побери, не знаю. Мне кажется, у меня все в порядке.
Она рассмеялась, сама удивляясь звуку, вырвавшемуся из горла.
— Поразительно. Я никогда не думала, что кто-нибудь может столько выпить. Тринидад и Колорадо надолго запомнят тебя. Именно из-за этого младший брат Круза оказался на борту. Вы вдвоем наделали столько шума!
— Но я же обещал Крузу навестить его семью и отведать настоящей жратвы. Кстати, его мамочка послала парочку отличных маисовых лепешек. Если вам это интересно, мы положили их в морозильник. Его младший братишка повсюду ходит за мной как привязанный. Кажется, ему не терпится скорее стать героем, таким же, как его старший брат.
— Ведь это Катя — виновница этого маленького представления? Полиция Тринидада страшно не хотела вас выпускать — несмотря на мои просьбы.
Он опустил голову и переступил с ноги на ногу.
— Ну, в общем-то так, я не ожидал, что она захочет остаться здесь. Я никогда раньше так не любил. То есть, конечно, она как создана для такой работы, но я думал… Черт, разве это имеет значение?
Шейла устало покачала головой:
— Конечно, имеет. Она будет отличным переводчиком при Еетаке. И она так любит солнце, так любит купаться!
Долгое время они молчали.
— Ладно, пойду-ка я осмотрю корабль. Может, Барбаре нужна помощь, может, надо приглядеть за кое-какими вещами. Я просто думал… ну ладно, ничего. Ну, если вам когда-нибудь захочется поговорить, дайте мне знать. — Он направился к коридору, держа руки в карманах. Казалось, он нервничает.
— Минуточку, Мэрфи.
Он остановился, услышав ее голос, и вернулся.
Шейла собиралась с мыслями.
— Когда ты убил Габания, что… — Она покачала головой, расстроившись от того, что не может облечь свою мысль в слова. — То есть я хочу сказать, это случилось так быстро. Он выстрелил в Виктора, и ты убил его. Ты должен был почувствовать что-то.
Он подошел к ней и сел в кресло, прислонившись спиной к стене кабины наблюдения.
— Просто я делал свою работу. Не беспокойтесь по поводу смерти, майор. Она всегда с нами — или за горизонтом, или в глубине сознания. Что же касается Виктора, он не почувствовал ничего. Мика был профессионалом. И Габания не почувствовал ничего — потому что я тоже профессионал.
— Я говорила не об этом. Все это было настолько глупо! — Ее глаза смотрели на него с мольбой, ей так хотелось, чтобы он понял ее.
Он улыбнулся и вздохнул.
— Это были последние судороги старого режима, майор. Зачем думать о смысле всего этого, искать причины? Это свершившийся факт.
— Сэм говорил мне. Он просил меня держаться поближе к тебе. Спасибо тебе, лейтенант. Вы с Виктором в конце концов спасли всех нас. Вы оба герои.
Он опустил глаза и запустил руку в свои рыжие волосы.
— Я не делал ничего героического, майор. Я просто не мог позволить, чтобы наше дело провалилось. Ведь было столько сделано. Но что вы хотели сказать о майоре Стукалове?
Она посмотрела на звезды.
— Не знаю почему. Правда не знаю. Но мне почему-то кажется, что именно Виктор в конце спас нас всех.
— Каким образом?
— Когда Сэм вызвал меня и сказал, что Чиилла очухался, я думала о Викторе и смотрела на звезды. Помнишь, Чиилла хотел узнать, зачем мы живем?
Мэрфи кивнул.
— Я одна должна была говорить с самым мудрым существом во вселенной… и я не знала, что ответить. — В уголке глаза появилась слезинка. — И тогда я сказала Чиилле, что мы живем для того, чтобы задавать вопросы. Я сказала ему, что, если нас уничтожат, мы не сможем задавать вопросы. А если мы не сможем спрашивать, то не сможем учиться, узнавать ответы. Если бы жизнь не была познанием, зачем бы тогда существовала вселенная?
— Значит, в скором времени Солнце взорвется?
Она медленно покачала головой:
— Нет. Чиилла ответил, как я поняла, приблизительно вот что: в наших с ним целях есть что-то общее. Потом он перечитал все наши файлы, посвященные философии, буддизму и другим мистическим традициям и верованиям, заискрился всеми цветами радуги и поплыл к своему космическому кораблю. Сказал, что вернется через парочку миллиардов лет, чтобы обсудить сущность бога, — за это время наши информационные процессоры должны будут приблизиться к совершенству. Забавно, еще он сказал, что Толстяк неверно понимал пространственные измерения. И заключил свою речь тем, что, когда он вернется, ему бы хотелось получить в подарок магнитофон,
— А сколько существует путей выигрыша шахматной партии? Он сказал?
— Не знаю, — Шейла снова взглянула на звезды. — Число, которое он назвал, тут же перегрузило компьютерную память.