Фиона проколола иглой толстую материю и взглянула на нос корабля, где около палатки стояли Даг и его брат, о чем-то разговаривая между собой. С момента ее стычки с Дагом нынешним утром викинг не обращал на нее никакого внимания. Она вся горела огнем от любопытства и страха: что-то он задумал на следующий раз?
      Думая о своем, девушка снова углубилась в шитье. Казалось почти невозможным, что ей удастся избежать изнасилования. Всю жизнь она слышала рассказы, в которых мужчины-викинги представали сущими зверями, привыкшими получать наслаждение везде, где они только пожелают. И все же викинг по имени Даг не сделал этого. Почему? Это по-прежнему оставалось для нее загадкой.
      Она снова взглянула на братьев, жалея о том, что не знает норвежского языка. Если бы только она имела хоть малейшее представление, о чем говорят эти двое! Их с Дагом взгляды на мгновение встретились, и по ее телу пробежал холодок неприятного предчувствия. Не ее ли судьбу они так равнодушно обсуждают? Хотя Фиона понятия не имела, куда они направляются, но все же она понимала, что драккар идет на север – прочь от Ирландии и скорее всего его путь лежит на родину викингов, где ее, возможно, продадут другому хозяину.
      При мысли об этом Фиона вздрогнула. Если уж она обречена зависеть от милостей какого-то норманна, то пусть лучше это будет человек по имени Даг. При всей его неприязни к ней он нее же не позволял своим товарищам приставать к ней, стараясь держать ее подальше от всех остальных, даже от брата.
      Она снова встретилась взглядом с викингом. Его голубые глаза ласкали ее, проникали в душу. Когда он отвернулся, Фионе пришла мысль, которая ее не на шутку взволновала. Что, если этот человек ощущает вину за все содеянное? Несмотря на свой звериный прав, он не может так просто забыть то, как она помогла ему выжить. Может быть, в благодарность он вернет ей свободу, когда они прибудут на его родину? Сердце Фионы затрепетало от робкой надежды.
      Она быстро встала и, пока не ослабла решимость, направилась к стоящим на носу драккара братьям. При ее приближении они прекратили разговор и с любопытством уставились на нее.
      Посмотрев на Сигурда, Фиона сказала:
      – Я хочу знать, как твой брат думает поступить со мной.
      Викинг недоуменно шевельнул темной бровью, но все же повернулся к Дагу и перевел ее вопрос. На несколько секунд в воздухе повисло молчание; потом Даг заговорил. Выслушав ответ, Сигурд коротко произнес:
      – Он говорит, что еще не знает.
      Фиона посмотрела в лицо Дагу. Оно было спокойно, даже бесстрастно, только глаза его странно блестели. Девушка глубоко вздохнула, потом заговорила снова:
      – Когда мы высадимся на берег, я была бы счастлива пойти своим путем и не причинять вам больше хлопот, – с достоинством сказала она.
      Сигурд только расхохотался в ответ.
      – Подумай, долго ли сможет продержаться одинокая женщина за сотни миль от своей земли? Готов поспорить, что уже через час ты вернешься и будешь просить моего брата взять тебя под защиту.
      Фиона покраснела. Слова Сигурда только подтвердили ее сомнения, но она не хотела признавать себя побежденной.
      – Я не нуждаюсь в вашей помощи. – Она независимо вскинула голову.
      С лица Сигурда по-прежнему не сходило ироническое выражение.
      – Только благодаря защите моего брата ты остаешься живой и невредимой. – Он смерил ее тело значительным взглядом, и Фиона почувствовала, что краснеет еще сильнее. Сигурд сказал истинную правду: без Дага она давно стала бы жертвой других викингов. Чтобы благополучно добраться до дома, ей пришлось бы оплатить проезд туда на каком-нибудь торговом судне, и там она тоже была бы беззащитна перед охочей до женщин командой. Да и денег теперь у нее не было, викинги лишили ее всего.
      Девушка задумчиво посмотрела на Дага. Из-за этого человека она стала бедной рабыней. Но за ним числится долг – без ее помощи ему бы ни за что не выжить.
      – Я спасла жизнь твоему брату, – снова обратилась она к Сигурду. – Он должен отблагодарить меня за это. Я прошу не только свободы, но еще и денег или ценностей, чтобы добраться до Ирландии.
      Фиона глянула на Дага; сердце ее отчаянно билось. Такое требование даже ей самой показалось до смешного наивным, но она не собиралась отступать.
      Пока Сигурд, прищурившись, переводил ее слова и выслушивал ответ, Фиона не спускала с него глаз.
      – Мой брат говорит, что он тебе ничего не должен. Если бы не он, ты бы разделила судьбу своих соплеменников. Он тоже спас твою жизнь и этим уплатил долг.
      Сердце Фионы оборвалось. Впрочем, чего еще она могла ожидать? Она пыталась разговаривать с викингом так, словно он человек чести; но ведь это всего лишь грубый варвар, которому не впервой глумиться над слабыми и беспомощными. Девушка выпрямилась, давая возможность гневу и ненависти проникнуть в ее сердце.
      – Очень хорошо, – сказала она. – Вы можете отпустить меня в первом же порту, куда зайдете, а там я сама позабочусь о себе. Если со мной что-нибудь случится, это будет не ваша вина.
      Услышав переведенный братом ответ, Даг раздраженно взмахнул рукой. Глаза его расширились, затем выражение лица снова стало угрюмым, а голос – холодным, как северный ветер.
      Сигурд повернулся к пленнице:
      – Ты неправильно поняла моего брата. Он сохранил твою жизнь за то, что ты помогла ему, но он ничего не говорил про твою свободу. Когда мы прибудем к себе на родину, все останется по-прежнему: ты будешь его рабыней и покоришься его воле.
      Несмотря на то что Фиона рассчитывала именно на такой ответ, она испытала острое разочарование. До этого она все еще надеялась, что ее дела не настолько плохи. Гневные слова уже готовы были сорваться с ее губ: она не много потеряет, если выскажет прямо в лицо этой свинье все, что думает!
      Глаза их встретились, и неожиданно Фиона прочитала в его взгляде жалость. Неужели это ей только кажется?
      Фиона почувствовала, как ощущение его близости проникает в самые сокровенные уголки ее души; и тут внезапно она поняла, что он все еще хотел ее. Это означало, что в ее распоряжении было куда более грозное оружие, которым она сможет воздействовать на упрямого норманна. Только бы у нее хватило смелости этим оружием воспользоваться!
      Она облизнула губы, надеясь, что со стороны это выглядит достаточно соблазнительно, а затем заговорила, не сводя взгляда с лица викинга.
      – Если я рабыня, значит, есть цена, за которую меня можно продать, и есть способ, которым я могла бы заработать свою свободу.
      Она посмотрела на Сигурда, ожидая, что тот переведет ее слова, но викинг лишь скривил губы в иронической улыбке.
      – О какой плате ты говоришь?
      Фиона сглотнула и снова перевела взгляд на Дага.
      – Что, если бы я разделила ложе твоего брата по доброй воле? Или это совсем ничего не значит для него?
      Сигурд фыркнул, затем перевел ее слова. Фиона не спускала глаз с Дага. Она успела заметить, как на его лице промелькнуло удивление. Надежда снова шевельнулась в ее душе.
      Когда Сигурд переводил ответ брата, голос его был полон едва сдерживаемой насмешки:
      – Мой брат хотел бы прямо сейчас увидеть доказательство этой твоей «доброй воли».
      Фиона застыла на месте. Что означали эти слова? Не то ли, что она должна отдаться викингу на глазах у всех остальных? Это предположение привело ее в ярость, но она сумела с собой справиться. Если у нее есть хотя бы малейший шанс каким-нибудь образом заполучить свободу, она должна поступать исключительно умно.
      Убеждая себя, что она с куда большим удовольствием поцеловала бы корову под хвостом, Фиона встала на цыпочки и, обняв Дага руками за шею, прижалась губами к его губам.
      Но викинг не обнял ее и даже не ответил на поцелуй. Тело Фионы затрепетало. Все ли она сделала правильно? Почему-то она была совершенно не уверена в этом.
      Вопросительно двинув бровью, Сигурд что-то сказал своему брату, а затем, повернувшись, насмешливо взглянул на его рабыню:
      – Мой брат не удовлетворен. Ему нужны еще доказательства.
      Фиона стиснула зубы. Когда-то она разделась донага, чтобы побудить викинга овладеть ею, но не повторять же ей этого теперь! Однако чем еще она может убедить его в своей покорности? Ей пришла на память Скорха, одна из девушек-судомоек, про которую говорили, что она готова лечь с любым, кто только попросит ее об этом. Скорха весьма гордилась своими объемистыми грудями и заявляла, что ни один мужчина не может устоять перед искушением поласкать их.
      Фиона взяла руку викинга и, поднеся ее к своей груди, затаила дыхание.
      Но и на этот раз ничего не произошло. Открыв глаза, Фиона увидела, что глаза Дага стали темнее и заблестели ярче, но губы были все так же сжаты в тонкую злую линию. Похолодев от отчаяния, девушка положила ладонь поверх его руки и принялась таким образом ласкать свою грудь. Когда он стал играть с ее соском, Фиона почувствовала, как тело ее тает от наслаждения. Она оцепенела. Одно дело изображать покорность, и совсем другое – в самом деле отвечать на ласки мужчины.
      Спустя несколько секунд Даг убрал руку, и Фиона с облегчением вздохнула. Но, взглянув в лицо викинга, она тут же поняла, что ее испытания еще не окончились: черты его стали настолько резки, что казались вырезанными из камня. Даг отнюдь не был намерен облегчать ей жизнь.
      Она повернулась к Сигурду и нетерпеливо сказала:
      – Спроси его, удовлетворен ли он теперь.
      Когда Сигурд перевел вопрос, Даг отрицательно покачал головой.
      – Мой брат говорит, что ты лжешь весьма неискусно, – сообщил ей Сигурд. – Независимо от того, что ты говоришь, тело выдает твое нежелание принять его.
      В горле у Фионы пересохло. Что еще она может сделать, чтобы убедить его? С трудом справившись с собой, девушка произнесла:
      – Здесь мы у всех на виду, но, если твой брат захочет взять меня в палатке, то обещаю, что не стану сопротивляться.
      Сигурд от всего сердца рассмеялся. Протянув руку, он схватил Фиону за длинную косу и едва не приподнял ее в воздух.
      – Ах ты, маленькая хитрая лиса! Зачем ему вообще торговаться с тобой? У тебя нет ничего, что он не мог бы взять в любой момент, как только пожелает. Твое тело принадлежит ему. Зачем же ты делаешь вид, что готова отдать его как подарок?
      Дернувшись, Фиона вырвалась из рук Сигурда. Отчаяние овладело ею. Даг и не думал серьезно относиться к ее предложениям. Все это было только забавой; жестокой игрой, призванной унизить ее. Она почувствовала, как лицо ее краснеет, и стиснула кулаки. Не глядя на Дага, она направилась на корму, благодаря судьбу за то, что научилась почти ровно двигаться по качающейся палубе.
      – Что ты сказал ей? – спросил Даг у брата. – Почему она уходит?
      – Я сказал ей правду. Ее покорность не имеет никакого значения. Она рабыня.
      Даг едва подавил стон. Ирландка предложила себя ему; она обещала быть покорной, но своими словами Сигурд разрушил все, чего он так долго добивался. Ему захотелось ударить брата, разбить в кровь его упрямое тупое лицо, но разумеется, он сдержался, да и Сигурд, кажется, сам понял, что сделал что-то не так.
      – Клянусь молотом Тора! – пробормотал он. – Ты хотел испытать ее. Ты хотел увидеть ее покорной.
      – Нет.
      – Тогда чего же ты злишься? И почему смотришь на меня так, словно готов придушить?
      Даг молчал. Хотя ему не доставило удовольствия видеть ирландку побежденной и он многое бы отдал за то, чтобы она по доброй воле покорилась ему.
      – Мне не стоило дразнить ее. Я не должен был делать вид, что могу отпустить ее на волю, если она удовлетворит меня, – наконец сказал он.
      – Да, лучше уж вообще не давать рабам надежду, – согласился Сигурд. – Это только развращает их, заставляет думать, что они могут улучшить свою долю.
      Машинально кивнув, Даг взглядом продолжал следить за тоненькой фигуркой Фионы. Она стояла, прижавшись к высокому изогнутому форштевню, словно стараясь отдалиться от него настолько, насколько это позволяли размеры корабля: того и гляди прыгнет за борт, чтобы избежать судьбы подневольной рабыни. Она была такой гордой, такой сумасбродной и… прекрасной. Он словно держал в ладонях редкой красоты птичку, чувствовал частое биение ее сердца, ее страх и отчаяние. Но может ли человек владеть таким существом и не погубить его?
      Двигаясь с кормы вперед, викинг слышал бормотание своих товарищей, занятых разглядыванием награбленного, игрой в кости и спорами друг с другом. Наконец он остановился около Фионы: ветер трепал ее волосы, и вся она была так мала, так хрупка на вид; он мог бы одной рукой обхватить талию пленницы и даже убить ее.
      И все же, несмотря на эту кажущуюся хрупкость, в ней была такая неистовость, которой ему еще не приходилось встречать в женщине. Ирландка постоянно осмеливалась бросать ему вызов; даже ее попытка выторговать свободу ценой собственного тела больше напоминала поступок свободного человека, чем признание той власти, которую он имел над ней. Ее отвага одновременно завораживала и пугала викинга. Она была рабыней и должна была повиноваться ему; в противном случае ему придется сломить ее дух. Но даже сама мысль об этом казалась Дагу отвратительной.
      Внезапно девушка повернулась и, увидев своего нового хозяина, замерла на месте. Какое-то мгновение Даг видел страх в ее глазах, затем страх сменился гневом. Она заговорила низким напряженным голосом, который лучше всяких слов говорил о владеющих ею чувствах.
      Не раздумывая Даг протянул к ней руку и стремительно схватил ее за запястье, горя желанием поцеловать, растворить одолевающие его сомнения в мягкой теплоте ее тела.
      Вырвав руку, она заговорила снова: в голосе ее звучали горечь и обида. Даг с угрозой взглянул в ее зеленые кошачьи глаза. «Покорись, – без слов внушал он ей. – Покорись, и я буду думать о том, как сохранить твою трижды проклятую гордость».
      Напряжение между ними сгущалось, как вечерний туман. Даг уже слышал за спиной смех и шутки своих товарищей; он подумал о том, как нелегко будет подчинить ее своей воле, и глубоко вздохнул. Сила здесь не поможет; ему придется найти другой способ достичь желаемого.
      Еще несколько мгновений викинг смотрел на пленницу, а потом повернулся и направился туда, где стоял его брат.
      – Что за глупая девчонка, – заметил Сигурд, – она осмелилась требовать свободы и доли твоей добычи. Неужели она и в самом деле думает, что ты возвратишь ее обратно в Ирландию и вернешь ей положение принцессы? – Он насмешливо фыркнул. – Я еще никогда не слышал, чтобы норманны освобождали взятых ими пленных. Она должна быть счастлива уже тем, что ты даровал ей жизнь, да еще так мягко с ней обходишься.
      Пока брат говорил, Даг тщательно обдумал ситуацию. Согласно обычаям его соплеменников, женщина была его собственностью, а коль скоро он владеет ею, то и отвечает за ее поведение. Он уже понимал, что она так просто не покорится его воле, будет постоянно испытывать его. Лучше бы избавиться от этого бремени, но как? Ему не хотелось продавать ее ни Бродиру, ни кому-либо еще.
      Ответ пришел неожиданно, словно удар молнии из горних владений Тора.
      – Я решил, – сказал он Сигурду, – что не стану продавать ее, а просто подарю твоей жене Мине.
      Брат удивленно уставился на него.
      – Но почему?
      – Потому что она не годится в качестве рабыни для постели, а какое лучшее занятие можно придумать для нее, кроме как прислуживать благородной женщине?
      – Прежде ты сказал, что хочешь заработать на ней, а теперь решил просто подарить. В твоих словах нет смысла, брат.
      – Пусть. Я волен делать с ней все, что захочу.
      Сигурд недовольно поморщился.
      – Я отказываюсь от такого подарка; не хочу вмешиваться в то, что существует между тобой и этой ирландкой.
      – Но она будет подарком для Мины, а не для тебя – ты можешь вообще не иметь с ней никакого дела.
      – И все же я должен буду защищать ее, не так ли? Ни к чему мне такая головная боль.
      – Это будет не так уж трудно, Сигурд. Никто не посмеет до нее дотронуться, если будет знать, что она принадлежит твоей жене.
      – Не согласен. Ты можешь велеть ей помогать Мине по дому, но не втягивай меня в эти дела.
      Даг нахмурился. Если станет известно, что покровительство Сигурда не распространяется на ирландку, она подвергнется посягательствам со стороны других викингов, и тогда ему снова придется взять ее под свою опеку.
      – Есть еще один выход, брат, – шутливо предложил Сигурд. – Ты можешь лупить ее до тех пор, пока она не станет тебе во всем послушной.
      Сигурд запрокинул голову и раскатисто захохотал.

      – Хальввайс-Фьорд, – объявил Сигурд, указывая на береговую линию на горизонте. – Прилив нам помогает, а ветер дует с северо-запада: еще одна-две лиги, и можно будет спускать парус и идти на веслах.
      Даг кивнул. До прибытия в Энгваккирстед оставалось совсем немного. Он должен был испытывать радость и волнение, как все остальные на борту, но ничего этого не было. И вообще с той поры, как ему довелось в первый раз увидеть ирландку, его жизнь совершенно переменилась.
      Он взглянул на девушку: даже на расстоянии нельзя было не заметить ее смятения. Ничего удивительного: Бродир неотрывно смотрел на нее, словно голодный пес на облюбованную косточку. Дага так и подмывало швырнуть похотливого негодяя за борт, но разумеется, он не сделал этого: приказав ему держаться подальше от женщины, он выказал бы свою заботу о ней, а это было немыслимо, поскольку для всех она оставалась всего лишь рабыней.
      – Бродир так и норовит затащить твою ирландку в укромный уголок, – произнес Сигурд, стоя на своем месте у рулевого весла. – Было бы неплохо продать ему пленницу, пока не начались сложности.
      – Я не боюсь Бродира, – с деланным равнодушием ответил Даг.
      – Проблема не только в нем. Эта игра в кошки-мышки, которую он ведет, заставляет и всех других поневоле обращать внимание на женщину. Боюсь, что рано или поздно возникнет конфликт. – Сигурд бросил на Дага озабоченный взгляд. – Мне претит мысль о том, что придется усмирять моих воинов силой, да и ярлу это вряд ли придется по вкусу. Когда он бывал в лагере Иомсвикинг, то вообще запрещал приводить туда женщин. Если ирландка станет причиной конфликтов в Энгваккирстеде, то Кнорри велит либо убить ее, либо продать.
      Даг вздохнул. Сигурд никогда не уставал напоминать ему о возможных неприятностях. Если бы только нашелся какой-нибудь способ обеспечить женщине безопасность и одновременно освободиться от нее! Подарить ирландку свояченице представлялось ему идеальным решением всех проблем: жена Сигурда могла одновременно давать ей работу и держать ее подальше от всех. Только бы брат не упорствовал…
      Даг снова взглянул на пленницу. Она стояла около высоко поднятого носа судна, разглядывая туманную полоску берега на горизонте; лицо ее было мрачно. Вздохнув, викинг отвернулся. В этот момент он поклялся себе как можно скорее избавиться от этой обузы.
      Фиона напряженно смотрела вдаль. Когда взошло солнце, по правому борту судна стала видна суша: судя по приподнятой атмосфере на корабле, драккар приближается к, холодному, лежащему вдали от цивилизации северному берегу – родине норманнов.
      Бросив быстрый взгляд на нос судна, девушка заметила викинга, который так грубо схватил ее в первый день, когда она только поднялась на борт. Она быстро отвела взгляд и плотнее завернулась в грубую накидку. Похоже было, что этот человек следил за каждым ее движением. Время от времени он посматривал на Дага, словно прикидывая, как далеко тот позволит ему зайти в своих намерениях. До сих пор Даг не вмешивался, хотя и придвигался к ней, когда ее мучитель оказывался где-нибудь поблизости. Фиона не могла не опасаться того, что ждало ее по прибытии в поселение викингов, – ведь там, в отличие от корабля, Дагу не удастся постоянно быть рядом с ней.
      Из задумчивости ее вывел резкий голос Сигурда: он отдал какую-то команду, и на палубе тут же закипела работа. Воины, до сих пор проводившие время за ленивой игрой в кости, теперь проявляли необычайную энергию: подняв палубный настил, они доставали из-под него длинные весла и устанавливали сиденья-рундуки на места для гребли; несколько человек возились посреди корабля, спуская квадратный парус и разбирая составную мачту.
      Наконец большинство викингов заняли места на рундуках; пропустив весла сквозь отверстия в бортах, они принялись ритмично работать ими. В мгновение ока драккар превратился в гребное судно, приводимое в движение силой человеческих мышц.
      Фиона с удивлением наблюдала за действиями Дага и еще нескольких его товарищей; она даже пробралась поближе к тому месту, где совсем недавно возвышалась мачта, чтобы лучше видеть, как они извлекают из-под палубы громадную, вырезанную из дерева голову рычащего зверя и устанавливают ее на изогнутом носу корабля. Затем они достали из какого-то укромного места множество украшенных резьбой, пестро раскрашенных щитов и принялись развешивать их вдоль бортов корабля на одинаковом расстоянии друг от друга.
      Сердце Фионы дрогнуло: ей вдруг пришло в голову, что викинги, возможно, готовятся к сражению. Она обвела взглядом морскую гладь, но не заметила на ней ничего, кроме бесконечных рядов волн да тянущейся вдали серо-голубой полоски. Осторожно приблизившись к борту, она пристально всмотрелась в приближающуюся землю. Неужели викинги оснащали свой корабль всеми этими устрашающими атрибутами только ради того, чтобы отметить мирное прибытие в родную гавань?
      Она взглянула на предводителя викингов. Сигурд по-прежнему отдавал приказы и при этом выглядел спокойным, даже довольным. В это время некоторые из его воинов стали раздеваться до пояса: скинув грязную одежду, ни разу не снимавшуюся за все время морского перехода, они стали облачаться в боевые доспехи. Фиона наблюдала, как викинги затягивали на себе кожаные куртки-безрукавки, надевали блестящие, как рыбья чешуя, кольчуги, покрывали головы коническими бронзовыми шлемами. Вскоре ее спутники превратились в подобия сверхъестественных существ. Она мысленно перенеслась назад, в ту последнюю свою ночь в Ирландии, и снова испытала тот же ужас, что и тогда при виде этих монстроподобных викингов, носящихся между горящими строениями отцовского поселения и отбрасывающих страшные тени своими латами и шлемами. Она словно забыла, что эти люди были ее попутчиками в плавании: теперь ее вновь окружали кровожадные варвары без чести и совести.
      Дрожь прошла по всему ее телу, по лбу побежали струйки холодного пота. Фионе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не подбежать в борту корабля и не прыгнуть в волны. Закрыв глаза, она стала молиться, прося Бога даровать ей силы вынести все предстоящие испытания.
      Когда она снова открыла глаза, сердце ее дрогнуло: рядом с ней, пристально глядя на нее, стоял Даг, длинные волосы и темное золото загорелой кожи отлично гармонировали с начищенной бронзой его доспехов. А еще он был похож на свирепого бога солнца.
      Фиона смотрела на пего и не могла отвести глаз.
      На секунду ей захотелось заключить викинга в объятия, ласкать чудесные линии его лица.
      И тут Даг заговорил.
      – Энгваккирстед, – произнес он.
      Сердце Фионы дрогнуло. Викинги прибывали на свою родину. Теперь Ирландия была навсегда потеряна для нее.
      Даг отвернулся и кивнул ближайшему гребцу, показывая этим, что хочет сменить его. Внезапно Фиона почувствовала, что ненавидит этого человека. Именно он стал причиной такого ужасного поворота в ее судьбе. Если бы не его жестокость, она бы жила в своей любимой Ирландии, а ее отец остался в живых. «Да, но тогда тебе пришлось бы выйти замуж за Сивни Длиннобородого», – напомнил ей внутренний голос. Может быть, как говорят деревенские мудрецы, лучше не препятствовать планам богов?
      Не настигла ли ее кара за то, что она хотела пойти наперекор воле отца?
      Яркие лучи солнца играли на закованных в металл плечах гребцов. Фиона села на свое обычное место у самой кормы и принялась смотреть на завораживающее зрелище гребли. Ей больше не хотелось думать о том, что ждет ее впереди.
      Ритмичные выкрики гребцов вскоре уступили место диким завываниям соплеменников, встречавших викингов на берегу. Фиона понурила голову: вопреки ее желанию, печальное будущее неотвратимо приближалось к ней.
      Даг пригнул голову и целиком ушел в мерный ритм гребли. В любой момент Сигурд мог отдать команду остановиться, чтобы дать драккару возможность по инерции подойти к берегу. Там им предстоит обняться с родными и друзьями и приняться за разгрузку корабля. Молодой человек не мог понять, почему в этот раз испытывал такую печаль. Не потому ли, что в отличие от Сигурда у него не было ни жены, ни детей, чтобы встретить его на берегу? Но ведь раньше это никогда не беспокоило его. Он всегда любил возвращения домой, ему нравилось видеть знакомые лица; Мина обычно приводила к пристани его собаку, и Ульви, громадная шотландская борзая, которую он привез домой щенком с Оркнейских островов, встречала его, отчаянно повизгивая. До сего дня этого ему вполне хватало.