Вот уже долгое время Лу Бенедикт пристально наблюдал за Лиз Деймерон с безопасного расстояния.
      Ларри Уитлоу докладывал ему, что ее работу в его отделе можно охарактеризовать как просто феноменальную для новичка. Что касалось вопроса приобретения материалов и менеджмента, то Лиз обладала чисто инстинктивным и безукоризненно верным чутьем в планировании этого процесса и в денежной политике по его обеспечению.
      Более того! Ей удалось познакомиться в подробных деталях, – Лу и Ларри ума не могли приложить, когда и где она этого нахваталась – с прошлым и настоящим статусом «Бенедикт Продактс», что позволяло ей вносить ценнейшие предложения относительно составления наиболее выгодной для развития и будущности компании производственной стратегии.
      Она проводила многие неурочные часы в секторе исследований и развития производства, занималась на дому тщательным анализом послевоенной экономики во всей ее сложности, вела подробное досье на все последние достижения и разработки в сфере металлов и электроники.
      Словом, она относилась к своей работе очень серьезно.
      Никаким рабочим графикам не было под силу угнаться за ее реальным трудом. Все коллеги по отделу относились к ней с явной симпатией. Когда загруженность в работе была очень велика, она с охотой и с чувством ответственности снимала часть нагрузки с Ларри, чем избавляла его от дополнительной головной боли.
      Короче, она была просто подарком судьбы.
      Будучи главой фирмы, Лу проявлял личный интерес к вопросу материалов, поэтому его довольно частые визиты в отдел никого не удивляли. Когда он показывался в дверях, Лиз отрывалась от своей работы, чтобы поднять на него приветливый взгляд и помахать рукой в знак приветствия. По дороге в кабинет Ларри он порой перекидывался с ней парой слов.
      – Ну, как тебе здесь работается? Не обижают? – шутливо спрашивал он.
      – Что вы! Лучше и быть не могло, сэр.
      Небрежная ироничность всегда давалась ему тяжело, ибо, завидев Лиз в очередной раз, он всегда останавливался и с восхищением раскрывал рот. На него производили неизгладимое впечатление ее наряды. Даже разговаривая с нею, он одновременно пожирал ее глазами и пытался задержать в памяти все детали ее костюма, чтобы потом, на досуге, повспоминать в свое удовольствие.
      На ней были вроде бы простые юбки с оборками, которые, однако, смотрелись восхитительно на ее длинных, стройных ножках. Свитера плотно обтягивали ее великолепную грудь спереди и подчеркивали ее худые лопатки сзади, что придавало всей картине удивительную утонченность. Иногда на ней были довольно яркие и свободные платья, а в другое время строгие костюмы, в которых она смотрелась ничуть не менее блистательно. Консервативная одежда лишь подчеркивала, делала более заметной ее удивительную женственность.
      Больше всего, однако, Лу нравилось, когда она одевалась во все черное: черная юбка и черный свитер. Когда он впервые увидел ее в этом наряде, то чуть не упал на месте. У него аж дух захватило! Потом, сидя в своем кабинете и вспоминая этот ее наряд, он безудержно фантазировал.
      Она действительно была в этом костюме неотразимой. Ее огненно-рыжие длинные волосы струились по черному фону спины и плеч, создавая тем самым какую-то непередаваемую и сказочную гармонию оттенков. Казалось, будто эта красавица сошла в реальную жизнь серых и однообразных кабинетных стен из яркого мультфильма, богато раскрашенного «Текниколором». Она улыбалась ему, посверкивая своими зелеными глазами, которые казались чистыми изумрудами.
      Вскоре Лу поймал себя на том, что он слишком часто стал пересекаться с ней в коридорах компании. Он спрашивал себя: «Неужели меня теперь тянет к ней уже подсознательно?»
      Ему стало ясно, что мимолетные встречи с ней стали для него потребностью. Он уже не мог без них обойтись. В последнее время он уже намеренно урезывал свое рабочее время на полчаса, чтобы выйти в коридор и побродить по нему в надежде увидеть на противоположной его стороне Лиз. Она никогда не ходила одна. С ней всегда было две или три подруги из других отделов. Ее красота делала их похожими на беспородных жалких дворняжек, кружащихся возле древнегреческой богини. Когда она показывалась в коридоре, его всегда охватывало смятение, он начинал спотыкаться, замедлять шаг, смотреть в сторону.
      Порой ее образ возникал в его снах, и он просыпался, обнаруживая себя лежащим дома в кровати рядом с Барбарой. Возникший образ Лиз уже не отпускал его в такие ночи и по утрам он вставал с покрасневшими глазами.
      Лу украдкой взглядывал на очертания своей спящей жены и задумывался о прожитой ими семейной жизни. Она была долгой. Теперь Барбара уже не была той юной девчушкой, на которой он когда-то женился. Она заметно потяжелела. Ее тело потеряло свежесть и упругость юности. В последнее время он занимался с ней любовью еще реже, чем в прошлом году. А в прошлом году реже, чем в позапрошлом. Теперь, когда дети повзрослели, она стала больше времени уделять своим собственным делам: общалась с подружками, обедала с друзьями, проводила вечера в своем бридж-клубе. С некоторых пор он стал подозревать, что уже не представляет для нее сексуального интереса.
      Хуже было то, что он понял: это ощущение у них взаимное. Лу Бенедикт никогда не считал себя страстным человеком, способным всецело отдаваться любви. С него хватало того содержания жизни, которое было: дети, их учеба, их каникулы, свои отпуска, а также бизнес.
      Впрочем, в последнее время он стал замечать за собой, что в нем происходят серьезные изменения, глобальная переоценка ценностей и перестановка акцентов. Ему стало очень недоставать чего-то.
      В какой-то момент он понял, что это «что-то» обосновалось за стеклянной дверью отдела материалов, приняв облик Лиз Деймерон, которая сидела за своим рабочим столом, всегда погруженная в дело. То она кому-то настойчиво прозванивала, то писала отчеты и составляла прогнозы, изредка поднимая от бумаг взгляд, чтобы улыбнуться коллегам. Она занималась делом и делала это удивительно непринужденно и красиво.
      Лу, – это ж надо! – еще пытался сопротивляться влечению, охватившему его, надеялся сбросить его с себя, как ненужный груз. Все свободное время он думал о Лиз. Заметив это за собой, он не на шутку встревожился и стал работать больше, подолгу – до позднего вечера – оставался в своем кабинете. Впрочем, позже он признался самому себе в том, что бессовестно лицемерит, пытается обмануть свое внутреннее «я». Он как-то спросил себя: «А зачем ты сидишь тут до ночи? Уж не на то ли у тебя расчет, что Лиз тоже задержится? Ты ведь знаешь, как она отдается работе. Ты ждешь того, чтобы столкнуться с ней в безлюдном коридоре, поболтать, может, даже пригласить на коктейль, а?»
      Проклиная себя за свою беспомощность и фантазии, он стал относиться к себе намного строже. Он попытался осознать и прочувствовать серьезную перемену, которая произошла в нем, мужчине среднего возраста. Он сделал все, чтобы отыскать первопричину возбуждения, волнений и соблазнов, которые вдруг навалились на него, не давая свободно вздохнуть. Он хотел осмыслить все спокойно, трезво и тем самым не дать ввергнуть себя в слепую страсть, которая грозила сломать сложившийся ритм жизни.
      Впрочем, все эти попытки самоанализа ни к чему не привели. Лу не относился к категории интроспективных людей. Последние двадцать лет он жил не рассуждениями, а действиями, тяжелым трудом. И привык к этому. Он не был мыслителем, не умел созерцать жизнь отстраненно. Он привык претворять в жизнь свои скромные мечты трудом и обеспечением финансовой надежности. Он не умел по-настоящему анализировать мотивы своих поступков, силы, движущие им.
      Таким образом он не смог подготовиться к встрече с Лиз Деймерон на жизненном перепутье, не смог защититься от ее влияния.
      Наконец, он пригласил ее на обед.
      Благо, у него был хороший повод. Вице-президент фирмы Берн Иннис внезапно слег в постель с гепатитом. Его место временно занял глава отдела материалов Ларри Уитлоу, а отдел остался без начальника.
      Лиз уже знала работу отдела не хуже самого Ларри. Лу окончательно убедили в этом ее многочисленные докладные записки и предложения, которые она выдвигала. Несмотря на ее молодость и отсутствие опыта руководителя, Лиз как никто другой подходила для занятия, временно, конечно, должности начальника отдела. Это было всем очевидно. Лу доверял ей больше, чем остальным, хотя и отдавал себе отчет в том, что отчасти на оценке ее работы сказалось его личное отношение к ней.
      Он пригласил ее в хорошо знакомый ему ресторанчик, чтобы там без помех сообщить свое решение. Заведение располагалось в двух шагах от фирмы, на бульваре Стоктон. Пока он возился со своим мартини, обдумывая, с чего начать разговор, она уже выпила целый стакан шерри. Наконец он заговорил.
      Выслушав его предложение, она одарила его искренней, но деловой улыбкой.
      «О, Господи! Даже в радости она не забывает о бизнесе!» – воскликнул про себя Лу.
      – Чудесные новости! – сказала она. – Я так рада, что вы оказали мне такое доверие. Поверьте, поручая мне эту работу, вы можете смело на меня положиться. Я надеюсь, что способна и на большее. Мне нравится ощущение ответственности, а кроме того новая должность даст мне возможность ближе вникнуть в жизнь и проблемы компании.
      – Все это, разумеется, лишь временно, – тут же поспешил сообщить Лу. – Мы рассчитываем на то, что Верн не задержится в больнице и скоро вернется к исполнению своих обязанностей. Но мы оценим твою работу высоко, Лиз, и сделаем необходимые пометки на будущее. В этом можешь не сомневаться.
      – Благодарю вас за то, что вы предоставляете мне такой шанс, господин Бенедикт, – проговорила она.
      – Лу!
      Это слово вырвалось у него машинально, прежде, чем он смог осознать, что говорит.
      Она взглянула на него и застенчиво улыбнулась.
      – Лу, – тихо повторила она.
      Подали обед, за которым у них произошла небольшая, но откровенная беседа. Лу чувствовал, что рассказывает о себе, как о главе компании и человеке, гораздо больше, чем намеревался, но остановиться не мог. В ее робкой улыбке и зеленых глазах, в которых отражалось участие и интерес, было что-то такое, что вызывало на разговор, не давало остановиться. Незаметно для самого себя он заказал еще мартини, что продлило их пребывание в ресторанчике.
      Впрочем, ради общения с нею он готов был пожертвовать многим. Пусть она думает о нем, как о говорливом и чудаковатом боссе. Неважно.
      Он вглядывался в ее глаза, думая увидеть в них насмешливые искорки, но их там не было. Наоборот, она поощряла его излияния вежливыми и тактичными вопросами. Во время всего разговора она, хоть и улыбалась, оставалась строгой и серьезной. Лу был благодарен ей за это. Ее строгость удержала его от полной откровенности. Их «тет-а-тет» прошел в рамках приличий.
      Потом они вернулись на работу. Прощаясь в коридоре, она коротко пожала ему руку. Со времени их знакомства это уже был второй раз, когда он к ней прикасался. Но это рукопожатие показалось ему намного более интимным, чем первое.
      Он смотрел ей вслед. Она пошла в отдел материалов, а через пятнадцать минут связалась с ним по телефону и сообщила о том, что уже переехала в кабинет Ларри.
      В последнее время Лу все чаще и чаще упоминал имя Лиз в разговорах с Барбарой за ужином. К его удивлению, жена, похоже, совершенно не разделяла его радости по поводу трудолюбия этой девушки и «свежей струи», которую он влил в руководство своей компанией. Барбара видела ее на пикнике, который был устроен Лу в День Труда для своих подчиненных. Тогда она обратила на нее внимание, но с тех пор не сказала о ней ни слова.
      Открыто Барбара не выражала своей неприязни к Лиз, однако, Лу не мог ошибиться в чувствах своей жены. Этот молчаливый конфликт угнетал его, и он попытался плюнуть на него, решив, что у Барбары все-таки что-то есть на уме, раз она не улыбается при упоминании имени Лиз и не выражает явного одобрения выбора Лу.
      Отныне он стал чаще видеться с Лиз, чаще читать ее докладные записки, вести с ней телефонные переговоры.
      Он, однако, совершенно не замечал того, что за домашним столом все чаще и чаще стал упоминать в присутствии жены имя своей новой толковой подчиненной. Это было очень нетактично, но Барбара только хмурилась, ничего не говоря мужу, а он упоминал Лиз как-то машинально, совершенно не замечая этого. Его удивляло только одно: в последнее время Барбара день ото дня становилась все более мрачной и все менее приветливой.
      Все домашние разговоры вертелись теперь практически вокруг одной темы: Лиз предложила то-то, она сделала так-то, она договорилась с тем-то и о том-то…
      Барбара казалась равнодушной ко всему этому, однако, ее равнодушие становилось все более каменным. Лу не понимал в чем дело. У него было две версии. Первая: жена невзлюбила его сотрудницу чисто инстинктивно, по какой-то своей внутренней, психологической причине. Своего рода невроз. Такое бывает. Вторая версия: она полагала, что ее муж излишне и без достаточных оснований восторгается Лиз. Но с другой стороны: откуда ей знать? Ведь она никогда не видела девушку в работе, а Лу видел и мог судить.
      Неприязнь Барбары к Лиз развивалась в одностороннем порядке, так как девушка ко всем относилась ровно и с симпатией. К тому же она ничего не знала о Барбаре, никогда ее не видела. В разговорах с нею Лу никогда не упоминал о своей жене и вообще о своих домашних делах, не считая кратких, полушутливых сетований на проблемы с детьми, упоминаний об их успехах в школе и намеков на свою головную боль из-за их трудного взросления.
      Какого же было его удивление, когда Лиз вдруг ни с того ни с сего пригласила его с Барбарой к себе домой на обед!
      Он не мог отказаться. Все-таки с некоторых пор Лиз стала руководящим сотрудником его компании. Его отказ выглядел бы проявлением неуважения к ней.
      Вечер прошел слегка натянуто.
      Лиз встретила гостей теплой, застенчивой улыбкой, усадила их на диван и на минуту отлучилась в кухню. Она появилась оттуда с подносом, на котором был бокал с мартини, как раз в той пропорции, в какой Лу больше всего любил, – четыре к одному. Барбаре, которая не употребляла спиртного, Лиз предложила имбирный лимонад. Расставив на кофейном столике привлекательные закуски, она заняла их на некоторое время легким разговором, а чуть позже накрыла стол и предложила им отведать скромный, но чудесно приготовленный обед.
      Лиз проявила просто чудеса гостеприимства и весь вечер вела себя очень мило. Поэтому Лу был неприятно поражен, когда увидел, что его жена осталась такой же холодной. На протяжении всего вечера Барбара не проронила ни единого слова, сидела на своем стуле, как каменное изваяние, а когда пришло время уходить, лишь сухо поблагодарила Лиз за угощение.
      Когда они ехали на машине домой, Лу глянул искоса на Барбару и бросил:
      – Неужели так трудно было быть более приветливой?
      Лицо жены оставалось таким же каменным, как и все последние несколько часов. Глаза были печальны и задумчивы.
      Через минуту он опять отвлекся от дороги и сказал:
      Бедняжка. Она так хотела нам понравиться, черт тебя возьми! Она выглядела такой растерянной, когда мы уходили. Тебе ни капельки не стыдно?
      – Ладно, хватит, – устало проговорила Барбара, не желая ссориться. – Просто я сегодня неважно себя чувствую. Наверно, ты прав и она действительно хорошая девушка.
      Но ее взгляд говорил о другом.
      В продолжение следующих четырех недель Лиз просто блестяще справлялась с руководством отдела материалов. Она уверенно вела этот корабль вперед, умудрившись при этом сохранить ровные, дружеские отношения со всеми своими коллегами, которые теперь стали ее подчиненными. Ее доклады и выступления на совещаниях у Лу были более насыщенными конкретикой и более точными, чем доклады Ларри. Все сведения Лиз сводила в таблицы, вычисляла в процентах и сравнивала с результатами прошлого года, позапрошлого и даже пятилетней давности! Чувствовалось, что она отлично понимает роль и функции отдела материалов в работе всей компании. Ее интеллектуальный уровень и деловая хватка были даже выше, чем у самого Лу.
      – Она просто находка, – говорил ему Ларри в беседах с глазу на глаз. – Я рад, что болезнь Верна выдвинула ее на эту должность.
      Ларри говорил все это бодрым голосом, но чувствовалось, что на душе у него не совсем спокойно. Ведь эта девушка, которая состоит в штате сотрудников «Бенедикт Продактс» без году неделя, уже успела превзойти его на том посту, на который он должен был вернуться после выздоровления Верна.
      Лу понимал своего старого друга, поэтому говорил:
      – Я успокоюсь только тогда, когда ты вновь возьмешь бразды управления материалами в свои руки, Ларри. Но все же мне очень приятно ее трудолюбие.
      Болезнь Верна, которая, казалось бы, должна была негативно отразиться на общем ходе дел в компании, наоборот, похоже, послужила к ее выгоде, как это и не было парадоксально. Лу не уставал поздравлять себя с удачной кадровой политикой и с тем, что у него в компании есть толковые люди, которые не дадут снизить показатели в трудные времена.
      Он был наедине с собой достаточно честным, чтобы поблагодарить свою счастливую звезду за главную находку Лиз Деймерон. Она была само рвение, сама удачливость, сама эффективность. Он понимал, что если бы Провидение не подсказало ему назначить ее на эту временную руководящую должность, у него было бы к этому времени гораздо больше проблем и поводов для волнений.
      Однако по мере того как их совместная работа продвигалась вперед, он стал осознавать, что восхищается ее деловыми качествами ничуть не больше, чем ее красотой и молодостью.
      Все это слилось в его понимании в один цельный образ: очаровательная и одаренная девушка с неукротимой энергией и уверенностью в себе.
      Он уже не мог закрывать глаза на то, что ночи, которые он проводил в супружеской постели рядом с Барбарой, на самом деле уже полностью принадлежали Лиз. Она овладела всеми его мыслями. И хотя мрачные взгляды Барбары служили ему предупредительными маячками и заставляли меньше говорить о Лиз за столом, «забывать» о ней в рассказах об очередном дне, проведенном в компании, мысли о ней, потаенные переживания неудержимо росли в нем, увеличивались в какой-то совершенно немыслимой прогрессии.
      Он вспомнил Барбару сидящей за небольшим обеденным столом в квартире Лиз. Они сидели близко друг к другу и являли собой олицетворение Юности и Старости. Лиз сверкала свежестью и красотой, а Барбара выглядела болезненно, лицо ее было желтоватого оттенка, несмотря на макияж. Она выглядела старомодно, хотя на ней было дорогое платье.
      Это воспоминание жгло Лу, потому что это было нечто большее, чем просто воспоминание. Ему казалось, что это поворотный пункт, своего рода знак на дороге его жизни. Знак между вчера и завтра. Между прошедшим, которое было хорошо знакомо и давно уже приелось, и будущим, которое казалось запретным и от того еще более привлекательным.
      Он ступил на дорогу, с которой он не мог свернуть. Само течение жизни подталкивало его вперед. Направление уже было выбрано, оставалось только сделать первый шаг.
      Постепенно, день за днем, по мере того, как мечты о Лиз вытеснили в нем все остальное, ему стало приходить в голову пугающее осознание того, что первый шаг им уже сделан, что он поскользнулся, упал и теперь его несет вперед и не за что зацепиться…
      Известия, доходившие до Лу, о состоянии здоровья Верна Инниса, были все более печальными. Проведенное обследование его организма отмело всякую возможность инфекционного гепатита. Однако старый друг Лу день ото дня все слабел и слабел. Когда Лу навестил его в больнице, он поразился: Верн выглядел совершенно изможденным и неспособным к дальнейшему сопротивлению недугу.
      Однажды поздно вечером, находясь в своем кабинете, Лу позвонил Лиз Деймерон домой.
      – Хотел узнать, можно ли заскочить к тебе на пару минут, – как мог небрежнее проговорил он. – У меня тут есть одно дело, о котором я хотел бы с тобой переговорить.
      На том конце провода возникла недолгая пауза. В ту же секунду его прошиб холодный пот. Он испытал совсем мальчишеский страх перед тем, что ему откажут.
      – Конечно, – ровным голосом сказала она. – Приезжай. Когда он появился в дверях, то увидел, что на ней тот самый черный наряд, который он любил больше всего. В мягком, интимном свете настольной лампы она была похожа на сказочное видение. Она принесла ему мартини, усадила на диван, села рядом и, дружелюбно глядя на него, стала ждать.
      – Я волнуюсь за Верна, – проговорил он. – У меня такое чувство, что в ближайшее время он не сможет вновь присоединиться к нам и нашей работе. Врачи ничем меня не обнадежили. Похоже, он всерьез занемог.
      – Мне так жаль, – печально проговорила она. – Я надеялась, что ты едешь сюда с хорошими новостями…
      Лу сделал большой глоток из своего бокала.
      – А это обстоятельство ставит меня в довольно затруднительное положение, – продолжил он. – Если Верну придется уйти на пенсию, то его место, разумеется, займет Ларри. С этим все в порядке. Но тогда я остаюсь без постоянного руководителя отдела материалов. Конечно, я мог бы пролистать списки всех наших сотрудников в поисках толкового человека, – я уверен, что у нас в компании таких немало, – но не думаю, что мне захочется утруждать себя этой работой.
      Наступила пауза.
      Лу глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
      – Так вот, я и хотел спросить тебя, Лиз, – продолжил он затем, – как бы ты посмотрела на то, чтобы занять место Ларри в отделе уже не временно, а постоянно?
      Она удивленно приподняла брови.
      – Я уверена, что до такой крайности дело не дойдет, – сказала она. – Верн сумеет справиться со своей болезнью, разве не так?
      – Пойми, – настойчиво проговорил Лу. – Нам надо быть готовыми к любому повороту событий. Так что? Как ты думаешь: справишься?
      Она задумалась.
      Было немного странно видеть морщины раздумий на этом красивом лице, которое предназначено было, казалось, исключительно для улыбок и счастья.
      И снова Лу заметил какой-то мимолетный отблеск меланхолии, печали, даже скорби в глубине ее глаз. Это полностью снимало подозрение в поверхностности ее красоты, и делало ее еще более привлекательной и притягательной для Лу.
      Наконец, морщины на лбу разгладились, лицо ее просветлело.
      – Я счастлива, что ты оказываешь мне такое высокое доверие, – сказала она. – Если это будет необходимо, то я, конечно, сделаю все от меня зависящее, чтобы справиться с возложенной на меня большой ответственностью. Не волнуйся, я не подведу тебя.
      – Вот и хорошо, – со вздохом облегчения проговорил Лу. – Это снимает большой груз с моей души. Знаешь, Лиз, мы все придерживаемся одного мнения относительно тебя: то что ты делаешь – просто удивительно! Теперь, зная, что могу положиться на тебя, я буду гораздо спокойнее.
      Она улыбнулась.
      Он помедлил, прежде чем встать и уйти.
      – И еще… – проговорил он, не глядя на нее. – Прошу тебя не обижаться на мое любопытство, которое может показаться бестактным. Надеюсь, что не сильно вторгнусь в твою личную жизнь своим вопросом… У меня такое впечатление, Лиз, что ты человек, созданный для карьеры. Но если у тебя есть какие-то планы… Замужество там, дети или что-нибудь в этом роде… Это может помешать тебе принять на себя дополнительную ответственность. Пойми, работа в должности руководителя отдела будет отнимать у тебя много времени. Тебе придется полностью отдаваться делам. Я не хочу, чтобы из-за этого у тебя рушилось что-то личное… Словом, нельзя с равной эффективностью работать по двум направлениям.
      – Насчет этого не волнуйся, – рассмеялась она. – У меня нет планов, которые не были бы связаны с «Бенедикт Продактс».
      Последние ее слова эхом прокатились по комнате, и она погрузилась в тишину. Лу посмотрел на картины с пейзажами, висевшие на стенах. Скромность квартиры, казалось, только подчеркивала очарование этой девушки.
      Заверения Лиз успокоили его нервы. Он чувствовал, что ему надо уходить, но страшно не хотелось прерывать установившийся миг доверия и интимности.
      – Хорошо, – вздохнул наконец он. – Пожалуй, я уже пойду.
      Она поднялась и вместе с ним вышла в прихожую. Подойдя к шкафу, она достала из него плащ Лу.
      – Спасибо, что согласилась принять меня по такому пустяковому поводу, – сказал он.
      – Что ты, – улыбнулась она, распахнув его плащ и подходя к нему. – Заезжай в любое время.
      Она изящно взялась за воротник плаща и подала его так, чтобы он мог вдеть руки в рукава, стоя к ней спиной. Он почти физически чувствовал, как отдаются в его сердце прикосновения ее нежных пальцев к ткани его плаща. Он чувствовал ее аромат, ощущал тепло ее рук сквозь тонкую материю своего дождевика.
      Надев его, он повернулся к ней лицом и почувствовал слабость в коленях. Он подумал, что увидел тень ласковой улыбки на ее устах, которая тут же исчезла. Затем она вдруг стала очень серьезной.
      – Лиз…
      Это слово как-то само сорвалось с его языка. В ту секунду, когда она прикоснулась своими руками к нему, надевая плащ, что-то необъяснимое и сильное овладело всем его существом. Он тщетно попытался приглушить в себе это новое, пугающее чувство. Ничего из этого не вышло. Беспокойство о здоровье Верна, о компании, личные невзгоды и неурядицы последних двух-трех месяцев, усталость, выпитый мартини – все это разом навалилось на него и лишило внутренней защиты. Ему казалось, что девушка приглашает его склонить голову на свое хрупкое, нежное плечо и забыть все свои проблемы…
      – Мне… – повторял он жалким голосом. – Прости.
      – Ну что ты, не извиняйся, – мило проговорила она и положила свой пальчик поперек его губ. – В любое время. Правда, в любое время. Мне всегда приятно видеть тебя у себя.
      Улыбка, мягкая и успокаивающая, вернулась на ее лицо. Его потянуло к ней с силой, превосходящей все возможности и способности человека сдерживать себя.
      Она с интересом наблюдала за его терзаниями. Она была неподвижна, но ему казалось, что она простирает к нему руки и идет навстречу.
      Внезапно его рука протянулась вперед – он никак не ожидал от себя такого – и коснулась рукава ее черного мягкого свитера. Почувствовав тепло ее тела под ворсистой тканью, он отдернул руку, словно ожегся.
      Она действительно притягивала его к себе, как магнит. С непреодолимой зовущей силой.
      Он уже хотел развернуться и уйти, но ноги не слушались его. Вместо этого в последнюю секунду он вновь коснулся ее плеча своей рукой. В эти мгновения Лу чувствовал себя ее рабом. Интимная тишина окружала их. На него по-доброму, ласково смотрели ее зеленые глаза. Все его тело рвалось к ней с дикой силой, которой ничто не могло противостоять. Он посмотрел на себя, как бы со стороны и ужаснулся: ему показалось, что он оторвался ногами от пола и по воздуху медленно движется навстречу ей, как пылинка. Его губы приблизились к ее губам сначала на дюйм, потом еще на три дюйма… Это было самое медленное и самое мучительное испытание в его жизни.
      Затем – судьба сжалилась над ним – ожидание окончилось. Она была в его объятиях, его губы бродили по ее губам, его пальцы ласкали ее шею.
      Он почувствовал прикосновение к своему телу ее крепких грудей и бедер. Ее поцелуй был самой робостью. Теплые, мягкие губы едва коснулись его. Впрочем, это длилось недолго. Возможно, дикое напряжение всего его тела послало ей какой-то сигнал, преодолело последний барьер, сдержанность или что-то в этом роде, но он почувствовал, как рот ее раскрылся и между его губ проник юркий кошачий язычок, который встретился с его языком и стал ласкать его с потрясающей, просто волшебной утонченностью.
      Он обнял ее крепче и впервые почувствовал хрупкость ее нежного тела под своими пальцами. Господи, как она хрупка! И как естественна в его объятиях…
      Вкус ее поцелуя присоединился к прочим ощущениям, захлестнувшим его. Он никогда в жизни не испытывал ничего более прекрасного и удивительного, чем этот поцелуй. Но не успел он насладиться им вдоволь, как внутри него родилась жажда уже иного рода. Ее трепетавшее под его руками тело, казалось, призывало его, что так соответствовало его собственным желаниям. Она была на удивление податлива, и это сводило его с ума. Ему показалось, что его затопило неистовое женское желание, которое внешне выражалось лишь в том, что она не вырывалась из его рук.
      Это была настоящая женщина. Волшебница и красавица, готовая вкусить любовь.