Уже не говоря о семейной проблеме, которая в последнее время волновала его все больше и больше.
Барбара ни разу не встретила мужа с работы улыбкой с того самого дня, когда в штат компании была зачислена Лиз. А со времени ее неожиданного взлета во второе кресло фирмы Барбара стала проявлять признаки открыто враждебного отношения к мужу. Слухи – вещь серьезная… И хотя Лу видел, что у него нет никаких моральных прав протестовать против такого к себе отношения, он очень огорчался от этого и страдал.
Нельзя было сказать, что то время, которое он уделял Лиз, он одновременно отрывал у жены. В последнее время Барбара вообще стала проводить дома так мало времени, как это только было возможно. Она постоянно ходила к друзьям, за покупками, играла в теннис или бридж, посещала заведения культуры, или просто совершала походы в кино. Она готовила ему ужины и оставляла их на плите – нужно было только подогреть. А когда он появлялся дома, то вместо прежней улыбки Барбары натыкался на коротенькую записку, в которой сообщалось о ее местопребывании.
Казалось, она получает удовольствие от того, что воздвигает между ними каменную стену своим отсутствием и молчанием. И хотя это облегчало его отношения с Лиз, Лу был безутешен.
Он чувствовал, что семья разваливается прямо на его глазах, и ничего не мог с этим поделать.
Теперь Барбару трудно было застать дома, а когда такое все-таки случалось, то скупые разговоры неминуемо превращались в ссоры и скандалы. Они ругались по поводу денег, по поводу детей, их учебы, по поводу совместного проведения отпуска, который Лу все откладывал, все больше и больше раздражая тем самым Барбару. Порой стычки происходили по самым незначительным поводам. Например, из-за цвета галстука, в котором Лу решил сходить на вечеринку к друзьям, или из-за достоинств и недостатков новой мебельной обивки, или из-за ремонтной мастерской, где неаккуратно обошлись с глушителем двигателя. И Лу, и Барбара прекрасно понимали, что все это только более или менее удачные предлоги, что суть не в галстуке и не в глушителе. Однако ни тот, ни другая не хотели называть причину своих ссор прямо.
Они не ругались только тогда, когда спали. Но ночью расстояние между ними, не физическое, конечно, было еще больше, чем днем. Барбара ложилась на свою половину супружеской постели, на самый краешек и поворачивалась к мужу спиной, а Лу в это время, лежа на своей стороне, готовился к своим сладостным, но и мучительным грезам. О ком – понятно.
Лу был страшно огорчен тем, что происходило. Он всегда любил Барбару за ее ровный характер, доброту, юмор. Она была замечательной женой и матерью. Все девятнадцать лет их совместной жизни она ни словом не попрекнула Лу за его работу, из-за которой он очень мало времени проводил в семье. У нее было поистине железное терпение. Но теперь оно, кажется, насквозь проржавело…
Испытывая перед ней чувство вины, Лу с горечью вспоминал о том, что она вышла за него замуж, когда была подающей большие надежды студенткой колледжа. Она вынуждена была бросить учебу ради семьи и ради «Бенедикт Продактс», которую Лу тогда только создавал.
Все девятнадцать лет он по вечерам спешил домой, радостно предвкушая ее мягкую улыбку, которой она обычно встречала его. Теперь же эта улыбка сменилась выражением упорного равнодушия, постоянной холодностью. Барбара теперь редко поднимала на него глаза, когда он входил в дом. А если поднимала, то смотрела сквозь него, как будто он – пустое место. Она никак не показывала в первые минуты, что заметила его присутствие. Ссоры начинались чуть позже, как только Лу рискнет заговорить с женой.
Все это причиняло ему сильную душевную боль. И боль была тем мучительнее, чем больше он осознавал, что полностью заслужил такое обращение.
Дети едва ли не чувствовали всю драматичность сложившейся в семье ситуации. Пол, сын, в последнее время постоянно пропадал на своих атлетических тренировках. Да и сестрички Синди и Джойс не отставали от него, используя каждый удобный предлог для того, чтобы улизнуть из дома и провести вечер в компании друзей.
Часто, когда Барбары в очередной раз не было дома, Лу вынужден был садиться за стол только с детьми. Поначалу ужин проходил в неловкой тишине, потом все трое детей забрасывали его какими-то дурацкими вопросами о своей учебе. Пока он обдумывал ответы, они доедали ужин и исчезали из-за стола.
Но это еще было ничего! Порой он возвращался домой от Лиз и понимал, что его здесь вообще никто не ждет. Дети, видите ли, приняли приглашения посетить семьи своих приятелей, а на разделочном столике в кухне лежала записка Барбары, в которой сообщалось, что ее тоже не будет. Лу молча ел за пустым столом, с грустью думая, как так случилось, что все члены его семьи разошлись в разных направлениях.
Теперь над их домом словно нависло языческое табу. Никто не хотел задерживаться в нем долго. Лу все острее и острее чувствовал свое одиночество. Семья разваливалась. Опоры, на которых она стояла, подрубались одна за другой.
И он не был способен положить конец этому разрушению, так как понимал, что не сможет расстаться с Лиз.
Однажды он позже обычного вернулся домой и застал только одну Барбару. Она явно поджидала его.
Жена прямо сидела на одном из стульев в гостиной, и взгляд у нее был настолько суров, что Лу подошел к ней и молча сел рядом.
– Я знаю, какие у тебя отношения с Лиз Деймерон, – бесцветным голосом сообщила жена.
Он начал было протестовать, но ее холодный взгляд заставил его замолчать.
– Не ставь себя в смешное положение, Лу, пытаясь откреститься от очевидного, – устало сказала она. – Я установила за тобой слежку. Есть фотографии… Конечно, это было не обязательно делать…
Она прикрыла глаза, но тут же справилась с собой, чтобы договорить до конца то, что задумала. Лу виновато смотрел на нее. Он даже не рассердился на то, что за ним подглядывали. Он смотрел в глаза своей жены и видел там отражение мучительной боли, которую испытывал и сам. Он видел в них отражение страшной болезни, поразившей его семью.
– За последние несколько месяцев я много передумала об этом, – продолжала она. – В течение девятнадцати лет ты был мне хорошим мужем, Лу. Я любила тебя. И знаешь… Я решила, что и сейчас еще люблю тебя. Поэтому и даю тебе последний шанс. Но только один-единственный! Жизнь в семье должна наладиться. Это нужно нам и нашим детям. Пойми, что речь идет о судьбах пяти человек. Если ты все-таки решишь наплевать на себя, то я буду вынуждена сделать все, чтобы спасти оставшиеся четыре судьбы.
У Лу пересохло во рту. Он закашлялся.
– Что ты хочешь? – давясь, проговорил он.
– Я хочу, чтобы Лиз Деймерон уволилась из твоей компании и уехала из города, – сказала Барбара жестко. – Немедленно! Я хочу, чтобы ты вернулся в семью. Твое место здесь, а не в ее постели. Вот, собственно, и все.
Лу задумался на несколько минут. Мужество Барбары настолько затронуло его душевные струны, что он готов был прослезиться. Он стал тщательно взвешивать на мысленных весах «ставки на кону». Все оказалось очень просто. Надо было только трезво подумать об этом и взвесить все «за» и «против».
Неожиданно он ощутил прилив душевных сил и поднялся со стула.
– Хорошо, Барбара, – довольно твердо сказал он.
Она смерила его пристальным, настороженным взглядом, который проник ему в самое сердце. Затем она поднялась, выключила свет и ушла ложиться спать.
Лу остался стоять в темной комнате один.
Он понял, что теперь его ход.
XVI
Лу медлил около недели, не зная, как высказать Лиз все то, что он должен был сказать, согласно его уговору с женой.
Наконец, он решил выложить ей все это в рабочее время, в стенах «Бенедикта», так как ее квартира была для него всегда западней, где она безраздельно властвовала над ним и где он не смел ни в чем противостоять ей. В конце концов это был почти деловой разговор, и провести его нужно было в деловой атмосфере.
Он вызвал ее к себе в кабинет как-то после обеда.
Она появилась в темном костюме с кружевным шелковым воротничком и деловой папкой в руках. Пока он прокашливался, Лиз с любопытством смотрела на него от двери.
Прерывать их не будут. Об этом Лу договорился со своей секретаршей, приказав ей задерживать всех посетителей и телефонные звонки, чтобы его не беспокоили.
На этот раз, специально для такого случая, он был одет более консервативно, чем обычно. На нем был темно-синий шерстяной костюм и коричневый галстук с булавкой, которую Барбара подарила ему пятнадцать лет назад. Его башмаки были начищены и блестели.
– Лиз, – начал он, пытаясь чтобы голос его звучал деловито и бесстрастно. – У меня есть к тебе важный разговор. В последнее время я много думал… О моей компании и о моей семье. И в конце концов я пришел к неизбежному выводу, что все это не может продолжаться так, как шло до сих пор. Лучшим выходом из сложившейся ситуации является следующий… Мы с тобой немедленно разрываем наши близкие отношения. Я возвращаюсь к полноценному руководству «Бенедикт» и работаю так, как я хочу. А ты находишь себе другое место, где полнее сможешь приложить все твои таланты. Так будет лучше для нас обоих.
До сих пор она ничего не сказала. Выражение ее лица было непроницаемым, спокойным. Было очень трудно без внутренней дрожи встречаться с ней взглядом. Но Лу собрал в кулак всю свою волю, чтобы выглядеть твердым и даже снисходительным.
– Я дам тебе такую рекомендацию, какую не давал еще ни одному человеку, – продолжал он. – Это будет блестящая рекомендация. Как раз такая, какую ты и заслуживаешь, Лиз. Ты очень много сделала для «Бенедикт Продактс». Мы все до сих пор находимся под глубоким впечатлением от твоей энергичной работы, великолепных идей, понимания того места на рынке, которое занимает наша компания. Тебя оторвут с руками и ногами сотни фирм. Хоть здесь, на побережье, хоть где-нибудь в другом месте.
Он старался держать себя в руках и контролировать каждое свое слово.
– У тебя большое будущее, – продолжал он. – Но пойми, Лиз, наши отношения должны прерваться. Просто прерваться. Между нами существует много разногласий, которые не могут быть улажены. И… другими словами… необходимо положить этому конец. Наши отношения наносят вред «Бенедикту», тебе, мне. Вот, собственно, и все, что я хотел тебе… сказать.
Он сцепил руки замком на столе и, собравшись с духом, поднял на нее глаза. Она была так красива в своем костюме! Взгляд ее зеленых глаз, казалось, прожигал его до самого сердца. Он почувствовал сильнейший приступ душевной боли при мысли, что через минуту она уйдет, чтобы больше никогда к нему не вернуться. Она выйдет из его кабинета и оставит его наедине с его одиночеством. Он даже не пытался представить себе, как все это будет, настолько мучительной была эта мысль.
Возможно, размышлял он, когда-нибудь ему удастся забыть ее, как наркоман после длительного перерыва избавляется от пагубного влечения, которое владело им столь сильно. Раны зарубцуются далеко не сразу, ибо они очень глубоки, но по крайней мере Лиз больше не будет стоять на его жизненном пути, не будет препятствием к возвращению в семью. Нет, нельзя сказать, что с ее исчезновением для него наступит эра мрака.
Главное, выстоять сейчас.
В конце концов, другого выхода из положения действительно не было. Наступал момент неминуемого прощания.
К его удивлению, она спокойно раскрыла свою папку, выложив оттуда пачку каких-то бумаг. Она подошла к нему, положила бумаги на стол, а сама села.
– Лу, – проговорила она, – ты никогда не задумывался над тем, почему курс наших акций так устойчиво повышается с недавних пор?
Он был сбит с толку и нахмурился, пытаясь понять, что она хочет этим сказать.
– Почему ты спрашиваешь? – пробормотал он. – Почему я должен над этим задумываться?
– Я бы на твоем месте задумалась, – ответила она все так же спокойно. – Если бы акции моей компании стали неожиданно расти в цене, несмотря на настоящее неблагоприятное состояние экономики, несмотря на отрицательные итоги финансовой деятельности за последние два года, я бы очень серьезно над этим задумалась.
Лу в изумлении уставился на нее.
– Лиз, к чему ты клонишь? О чем ты говоришь, я что-то не пойму?
– Я говорю о современном положении дел в экономике, – ответила она твердо. – О том порядке в бизнесе, который установился после войны, Лу. Разве тебе не известно о том, что за последние пять месяцев некая корпорация «Американ Энтерпрайз» приобрела на рынке крупный пакет твоих акций? Эти акции были приобретены через множество посредников, включая дочерние предприятия этой корпорации, различные фонды, подставные компании, банки, наконец, частных покупателей. Однако, весь пакет сосредоточился на данный момент в руках «Американ Энтерпрайз». Курс твоих акций повысился в последнее время на биржах вследствие одной единственной прозаичной причины. Корпорация начала скупать их через всех своих представителей, наступило оживление и цены поползли вверх. Повышение курса твоих акций говорит вовсе не о благоприятных изменениях в работе «Бенедикт Продактс», а всего лишь о том, что кто-то хочет сосредоточить акции в одних руках. Кто именно – я уже сказала.
Лу был сконфужен. Он пожал плечами и осторожно сказал:
– Ну, и пусть покупают. Мне-то какое дело? Почему я должен беспокоиться из-за этого?
Лиз холодно улыбнулась.
– Люди, ответственные за приобретение акций «Бенедикт Продактс», – сказала она, – ничего и никогда не делают просто так. Могу тебе сообщить, Лу, одну новость. Перед следующим собранием наших пайщиков эти люди сделают им выгодные предложения, которые будут заключаться в том, чтобы пайщики продали им за наличные свои акции. В этом случае у «Американ Энтерпрайз» будет в руках контрольный пакет. Ни много ни мало.
Лу отчаянно пытался понять, какая опасность ему угрожает, что хочет сказать Лиз, на что она намекает. Все это казалось пока дикой бессмыслицей.
– Наши пайщики не станут продавать свои акции, – возразил он неуверенно.
– Еще как станут, Лу, – с улыбкой ответила она. – Они продадут свои паи, потому что цена, назначенная «Американ Энтерпрайз», будет слишком высокой, чтобы устоять. Скажем, по двенадцать долларов за каждую акцию. Может, и больше.
Лу попытался скептически усмехнуться.
– Неужели ты думаешь, что эта банда шулеров, которая громко называет себя «Американ Энтерпрайз», будет кидать на ветер такие бешеные деньги?
Лиз только покачала головой.
– На ветер никто денег кидать не собирается. Эти деньги будут вложены в… приобретение твоей компании. Со всеми, как говорят, потрохами. Временная потеря возместима. Это очень удачное вложение капитала. Наступили новые времена, Лу. Такие вещи сейчас происходят все чаще и чаще. Существующая налоговая система только поощряет это. Новые крупные конгломераты увеличиваются, не опасаясь тратить на это суммы из своих капитальных фондов. Все окупается со временем.
Улыбка на лице Лу померкла.
– Что ты говоришь, Лиз?.. – жалко пролепетал он.
– Я говорю, что не позже чем этой весной твоя компания будет куплена «Американ Энтерпрайз», – ответила Лиз ледяным голосом. – «Бенедикт Продактс» прекратит существование в качестве независимого предприятия.
Лу открыл рот, но ничего не смог выговорить. Он подумал о том, что сходит с ума. Возможно, вся эта рассказанная Лиз история – блеф чистой воды, безумная фантазия. Она очень походила на страшный бред…
Он не был готов к восприятию этого. В его долгой деловой жизни никогда не было ничего подобного.
Лиз тем временем спокойно продолжала:
– Лучшим выходом для «Бенедикт» является промышленное слияние, – сказала она. – Хотя при таком повороте от нас почти неизбежно потребуют сменить название и мы посадим себе на шею высокое начальство из «Американ», но… Но мы все же станем важной составной частью корпорации, мы будем одним из главных звеньев этой цепи, Лу. Мы будем занимать серьезное место в их производственных планах. Я посещала некоторые их совещания, поэтому знакома с их замыслами. Там уже решено окончательно, что нашей основной специализацией станет телевизионная технология. Мы станем крупным производителем деталей для домашних телевизионных приемников, а также создадим исследовательскую базу для дальнейшего развития телевизионной технологии и ее применения для научных целей. Особенно в программах «Аэроспейс».
– Я не верю тебе, – хрипло проговорил в тишине Лу. «Посещала некоторые их совещания…»
Эти слова отозвались кошмаром в его мозгу.
Она посещала совещания, где какие-то скоты обсуждали будущее его фирмы! Гнев охватил его, когда он попытался представить себе Лиз, сидящую в одной комнате с настоящими хищниками от бизнеса, которые без его ведома ведут разговоры о судьбе его собственной компании!
Лиз поднялась со стула, обошла вокруг стола и ткнула пальцем в бумаги, которые лежали перед ошеломленным Лу.
– Что это? – потерянно спросил он.
– Копии сертификатов акций, – ответила она, прекрасно осознавая, что ее аромат пьянит босса-любовника и не дает ему сосредоточиться. – Записи о сделках между различными брокерами и агентствами ценных бумаг. – Она отделила от общей кучи один лист и показала ему. – А вот, пожалуйста, образец письма, которые будут разосланы всем нашим пайщикам за месяц до собрания. В нем им будет предложена наличная сумма за их паи. Сумма, которая будет по меньшей мере на двадцать пять процентов превышать биржевую цену. Одновременно с письмами предложения о наличной продаже будут опубликованы во всех деловых органах печати, включая и «Уолл Стрит Джорнал».
Она взглянула на него сверху вниз. Взглянула на растерянного человека, окруженного бумагами, каждая из которых содержала доказательства его гибели. Какой красивой и одновременно жуткой она казалась в своем холодном триумфе!.. Гибкая хищница, которой больше всего нравится вкус крови…
– Как это случилось? – спросил, запинаясь, Лу, глядя на разложенные перед ним бумаги.
– Благодаря мне, разумеется, – ответила она спокойно. – Я была агентом «Американ Энтерпрайз» в стенах нашей компании. Я показывала им наши деловые отчеты и убеждала всеми способами в целесообразности как можно скорее купить «Бенедикт Продактс». Наконец, это я помогла им приобрести немалое число акций, помогла скрыть сделки от твоего финансового отдела, чтобы там ничего не заподозрили. Словом, я сделала очень много. Она пожала плечами.
– Все равно рано или поздно они наложили бы на нас лапу. НО я убедила их в том, что наиболее выгодно купить «Бенедикт» именно сейчас.
Лу был уничтожен! Раздавлен! Он погиб… Подняв на нее беспомощный взгляд, он спросил:
– Зачем? Зачем ты это сделала, Лиз?..
– Это необходимо было сделать, – строго ответила она. – Это – единственный реалистичный способ, с помощью которого мы можем удержаться на плаву в новых экономических условиях. В этом случае «Бенедикт» хоть и потеряет свое нынешнее название, зато приобретет надежды на будущее. Если продолжать работать в прежнем режиме, мы очень скоро подойдем к банкротству и гибели.
Лу отчаянно пытался найти слова, с помощью которых смог бы выразить весь ужас, который он испытывал.
– Но ведь я потеряю все, над чем работал всю свою жизнь, – проговорил он растерянно. – Я с юности мечтал быть самостоятельным человеком. Я направлял всю свою деятельность, все свои усилия именно для достижения этой цели! Я хотел иметь свой собственный бизнес и быть хозяином своей судьбы. Теперь же… Теперь же получается, что я буду чьим-то подчиненным… Мне будут давать приказы, а я должен буду их исполнять… Меня могут в любую минуту уволить из моей компании!..
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, я предприняла в этом направлении необходимые шаги, чтобы защитить тебя, – сказала она. – Что бы ни случилось, ты останешься номинальным главой компании. Не волнуйся, это я для тебя выбила.
«Это я для тебя выбила…»
Эхо этих слов оглушило бедного Лу. Он был в шоке. Значит, эта юная зеленоглазая девочка оказалась настолько любезной, что согласилась «предпринять в этом направлении необходимые шаги» и «защитить его».
Мир перевернулся.
Лу снова показалось, что он сходит с ума.
– А если я не соглашусь на все это? – проговорил он осторожно.
– У тебя нет выбора, милый Лу. – Она скрестила руки на груди и с мягким упреком во взгляде посмотрела на него. – Все уже, считай, сделано. Если тебе это не нравится, то ты будешь уволен советом директоров «Американ Энтерпрайз». Выгнан на улицу. Но ты можешь остаться и заработать немало денег в качестве руководящего работника корпорации и крупного пайщика. Ты не будешь, конечно, богатеем, но и не обнищаешь. Параллельно ты сможешь через некоторое время попытаться начать новое маленькое дело… В твоем возрасте люди на это еще способны. В любом случае, у тебя нет выбора, Лу.
– А что ты? – спросил он. Она качнула плечами.
– Я, разумеется, остаюсь.
Лу обалдело посмотрел на нее. Она права. О, как она была жестоко права! Он-то позвал ее к себе, чтобы вышвырнуть на улицу, а все обернулось как раз наоборот. Только она оказалась чуть любезнее и согласилась предоставить ему шанс!.. Вот оно что!.. Она сделала одолжение и оставляет его пока в его собственной компании. И сама остается. Разумеется, остается…
– Я не могу в это поверить, – ломающимся голосом проговорил Лу. – Просто не верится как-то…
Она перевела взгляд на бумаги, разложенные перед ним на столе, затем опять взглянула на него.
– Проверь. Бумаги не врут, Лу, – сказала она ровным голосом. – Что сделано, то сделано. О «Бенедикт Продактс» можно уже забыть. Но у твоей компании есть хороший шанс стать важным подразделением «Американ Энтерпрайз». Будешь ли ты главой этого подразделения – зависит только от тебя.
Он взглянул на ее стройное тело, соблазнительные ножки, которые он так любил ласкать, великолепную грудь, кошачьи, гипнотизирующие глаза, буйную копну волос и кремовую кожу. Так вот значит как выглядит дьявол! И как ему только удалось втиснуться в гибкое девичье тело?.. Неужели он настолько коварен, настолько изобретателен?
Ты – чудовище, – проговорил слабым голосом Лу. – Ты – не человек.
Ее глаза широко раскрылись от удивления и, кажется, даже от обиды.
– Что ты говоришь? – спросила она.
– Я говорю, что ты – не человек.
Лу показалось, что он очень удачно выразил самую суть, самую сердцевину истины, которая скрывалась за столь красивой оболочкой. Он схватился за главное в этой женщине, которая уничтожила его, сломала ему жизнь, а теперь наслаждается результатами.
– Нет, я человек, Лу, – проговорила она, приближаясь к нему на шаг. – Разве ты не видишь? Я думаю о тебе все последнее время, думаю о тебе и… твоем благосостоянии.
Она оглянулась осторожно на запертую дверь, подошла к нему почти вплотную и… опустилась перед ним на колени. Она одной рукой коснулась подлокотника его кресла, а другую положила ему на ногу. Ее глаза встретились с его глазами и уже не отпускали их. В ее взгляде было хорошо знакомое ему выражение эротического приглашения.
– Если ты уволишься, мне будет тебя недоставать, – проговорила она серьезным тоном. – Пойми, я забочусь о тебе, потому что без тебя… это совсем не то, что с тобой.
Ее взгляд удерживал, не отпускал его взгляд, а в словах содержался недвусмысленный намек. Она снова стала окутывать его облаком своих чар, отделять его от внешнего мира, который был для него единственной точкой опоры в такие минуты. Он подумал о том бесчисленном уже количестве раз, когда он отдавался ей, как женщина отдается мужчине, когда он принадлежал ей словно раб. Он понимал, что сейчас она намекает именно на это, на свою эротическую власть над ним, на рабство, на извращенное наслаждение, которое она всегда испытывала, обладая его телом.
Вместе с этой мыслью он почувствовал, как в нем просыпается возбуждение. Член зашевелился под ширинкой брюк. И все это, несмотря на те оглушительные, ужасные новости, с которыми она явилась в его кабинет.
– Неужели ты до сих пор ничего но понял, Лу? – мягко спросила она его. – Я человек, Лу. Я женщина! Ты нужен мне!
Ее слова были абсурдом, но они же явились воображаемыми шелковыми нитями, которые обернулись вокруг основания его мужского достоинства и затянулись… со всеми вытекающими из этого последствиями. Он не мог пошевелиться, не мог проронить ни слова. Мозг его был парализован ужасом и возбуждением. Он сидел, словно на иголках, со страхом и страстью ожидая продолжения. Он слушал жадно, что скажет дальше его Лиз.
Ее руки переместились на его талию. Он чувствовал тепло ее тела и знал, что налившийся кровью пенис со всей чуткостью реагирует на невидимые и неслышные сигналы, которые посылает ему ее тело.
Тень улыбки на ее лице сказала ему, что она уже снова полностью властвует над ним. В то же время ее глаза лучились теплотой, даже нежностью. В ее зрачках отражалась странная меланхолия, женская серьезность, торжественность. Такое выражение на ее лице ему до этого приходилось видеть всего раз или два, Этот взгляд парализовал его волю, сделал Лиз совершенно неотразимой, а его абсолютно неспособным к сопротивлению.
– Ну, давай, – прошептала она томно. – Давай, милый. Не бойся меня.
Член в его брюках уже поднялся горой. Он пульсировал, ограничиваемый плотной тканью, всего в нескольких дюймах от ее рук. Он заметил, как она на пару секунд замерла, оценивая обстановку. За дверью слышался стук печатной машинки и голос секретарши, которая болтала с кем-то по телефону. Он предупредил, чтобы к нему не стучались ни при каких обстоятельствах.
Он чувствовал, что Лиз читает его мысли. Она глянула еще раз через плечо на дверь. Замок был защелкнут прочно.
Она медленно коснулась его ширинки на брюках и расстегнула ее. Ее пальцы сомкнулись вокруг разгоряченного пениса и вытащили его на свет божий с воровской проворностью. Он выскочил такой бесстыдный пульсирующий и раздувшийся от возбуждения, стремящийся принадлежать ей.
Затем она поднялась с колен и стала медленно раздеваться. Она все делала неторопливо, без спешки. Сначала юбку, потом нижнюю юбку, затем верхнюю часть костюма, блузку. Она не спускала с него подернутых томной дымкой, проникающих в самое сердце глаз. Заложив руки за спину, она стала расстегивать бюстгальтер.
Он понял, чего она добивается. Она хочет взять его прямо здесь, где они отделены одной тонкой стенкой от его секретарши. В его личном кабинете, высокое значение которого было уничтожено ею пять минут назад. В кабинете руководителя независимой компании, которой через несколько месяцев не станет, как таковой. Благодаря ее усилиям. Она хочет посмаковать его мучения, гибель его карьеры. Насладиться им играючи, как наслаждается своим рабом какая-нибудь принцесса. Это была ее жестокая прихоть. Ее улыбки и ласки будут полны презрения, отчего удовлетворение будет полнее.
Лу чувствовал, что взгляд ее глаз превращает его в камень. Он, не отрываясь, смотрел на то, как ее руки стали сладостно медленно стягивать вниз трусики. Запах женского тела наполнял комнату. Его парализованному взору предстал светло-коричневый треугольник ее лона. Но даже ее нагая красота, даже очарование ее открытого, освобожденного от одежды тела не оказывали на него такого магнетического влияния, как ее роковой, сексуальный взгляд.
– Иди ко мне, – нежно позвала она. – Все хорошо. Не бойся.
«Не бойся…»
Само безумие отозвалось эхом в его мозгу!
А Лиз уже стаскивала с него брюки. Оставив их у него на лодыжках, Она взялась за трусы.
Она поднесла спелую молодую грудь к его жадным губам, и он стал сосать ее, словно младенец. Страстно, неистово.
Она осторожно и медленно опустилась на его стоящий торчком член. Нежное, воркующее существо, до зубов вооруженное уловками, которым мужчина ничего не способен противопоставить. Он сидел, как клоун, со штанами, смешно спущенными до лодыжек, и содрогался под ней, чувствуя, как постепенно по внутренностям распространяется сладостная горячка.
В эти минуты у Лу исчезли последние остатки самоуважения. Но именно благодаря этому чудовищному унижению, этой звериной жестокости, облаченной в нежные слова и мягкие улыбки, он кончил, выпустив из себя сильную струю семени в последнем, оргазмическом спазме. Мужская эссенция навечно осела в глубинах ее женского лона, а слух Лу в эту секунду вернулся к восприятию внешних звуков. Он снова услышал хихиканье секретарши и стук печатной машинки.
Уже все закончилось, но он некоторое время еще продолжал толкаться в нее, не желая расставаться с наслаждением. Все еще сосал ее набухший сосок, не имея в себе сил расстаться с его вкусом. Она торжествовала. Он чувствовал это всеми фибрами своего тела и души. Она взяла его и теперь торжествовала. Он тоже упивался, хотя и понимал, что это именно она унизила и уничтожила его в этом кабинете. В этом было самое фатальное и самое острое удовольствие. Для нее. И отчасти для него. Ведь под знаком своего конца он испытал оргазм.
Наконец, он окончательно опомнился и смог перевести дух. Он взглянул на документы, лежавшие перед ним на столе, на стены кабинета, увешанные фотографиями смеющихся друзей, включая Ларри Уитлоу и Верна. Затем он вновь перевел взгляд на алебастровую наготу тела того существа, что продолжало сидеть у него на коленях.
– Ты победила, – хрипло проговорил он. – Чего еще ты хочешь? Ты взяла все…
Она улыбнулась и склонилась к его уху, отчего ее сосок скользнул по его лицу вверх. Ее слова отозвались похоронным звоном по всей его жизни.
– Я хочу, чтобы ты женился на мне, Лу…
XVII
Нью-Йорк, 13 января 1952 года
Оливия Ойл.
Специалист по абортам сидел за маленьким кухонным столиком в задней комнате своей квартиры и смотрел через окно на крыши домов Вест-Сайда. Перед ним стояла чашка с тепловатым черным кофе, куда он для успокоения своих нервов добавил около унции водки. Его пожелтевшие пальцы сжимали окурок «Лаки Страйк», который чуть подрагивал в руке и отпускал неровную струйку дыма в застоявшийся воздух комнаты.
